На Святках. Приказчик Торцова, Митя, бедный юноша, влюблён в дочь своего хозяина, Любовь Гордеевну. Добродушная жена Торцова, Пелагея Егоровна , в честь праздника решает устроить у себя вечеринку для молодых девушек – дочери и её подруг. Она приглашает туда и парней – Митю, племянника Яшу Гуслина и их знакомого, купеческого сына Гришу Разлюляева.

Бедность не порок. Спектакль по пьесе А.Н. Островского (1969)

Перед вечеринкой Пелагея Егоровна заходит в конторскую комнату к Мите и жалуется на своего супруга. Гордей Карпыч в последнее время сдружился с богатым приезжим московским фабрикантом Африканом Савичем Коршуновым. Этот разгульный любитель всего иноземного приохотил и Торцова к чужестранным нравам. Гордей Карпыч, невзирая на собственное простое происхождение, стал хулить «русский обычай» и поговаривать, что в их городишке живут «одни мужики», которые ничего не понимают в европейской культурности и модах.

Когда Пелагея Егоровна уходит, в митиной комнате появляется Яша Гуслин. Митя со вздохами признаётся ему, что изнывает от страсти к Любови Гордеевне. Яша советует забыть об этом безнадёжном чувстве: богач Торцов не выдаст свою дочь за бедняка. К тому же Гордей Карпыч – человек с большим норовом. Яше, своему племяннику, он из самодурства не позволяет жениться на молодой вдове Анне Ивановне.

Приходит друг Яши и Мити – купеческий сынок Гриша Разлюляев, шутоватый повеса. Втроём они поют под игру на гитаре грустную песню в духе народной поэзии Кольцова . За этим занятием их застаёт приехавший домой Гордей Карпыч – и ругает: к чему «горланить, словно мужичьё». Разлюляева он отчитывает за то, что при богаче-отце он носит не модное европейское платье, а русский зипун.

Когда Торцов уходит, к парням заглядывают девушки: Любовь Гордеевна с подругами Машей и Лизой и вдова Анна Ивановна, в которую влюблён Яша Гуслин. Они с удовольствием слушают песни парней. Потом задорная и шаловливая Анна Ивановна уводит всех, захлопывая за собой дверь так, что Митя и Люба остаются в комнате наедине.

Митя в волнении умоляет Любовь Гордеевну посидеть с ним немного. Срывающимся голосом он читает ей несколько строк стихов собственного сочинения о парне, который без надежды полюбил красну девицу. Выслушав, раскрасневшаяся Люба просит лист бумаги, перо, что-то пишет и подаёт свёрнутый листок Мите с уговором прочесть только после её ухода.

Люба выскальзывает в дверь, а к Мите входит брат Гордея Карпыча, Любим Торцов . Некогда Гордею досталось от отцовского наследства торговое заведение, а Любиму – деньги и векселя. Любим поехал в Москву и сдружился там с Африканом Коршуновым – тем самым, что недавно втёрся в доверие и к Гордею. Под дурным влиянием Коршунова Любим в Москве запьянствовал и быстро промотал свой капитал. По натуре весёлый шутник, он стал ходить по городу и скоморошеством собирать копейки на вино. Потом вернулся в родной город, к брату, но тот принял его неласково и стал помогать лишь время от времени, нехотя.

Теперь Любим вновь поссорился с Гордеем и просится к Мите переночевать. Сердобольный юноша впускает его и укладывает спать, а сам разворачивает записку Любы и с замиранием сердца читает: «И я тебя люблю. Любовь Торцова».

«Бедность не порок», 2 действие – краткое содержание

Митя и Люба случайно встречаются наедине и уже открыто признаются в любви друг к другу. Они решают пойти завтра вдвоём к Гордею Карпычу, упасть ему в ноги и просить благословения на свадьбу.

Вечером в доме начинаются посиделки, устроенные Пелагеей Егоровной для парней и девушек. Собираются Любовь Гордеевна, Маша, Лиза, Анна Ивановна, Митя, Яша Гуслин и Разлюляев. На молодёжь любуются нянька Арина, сама Пелагея и две приглашённые ею знакомые старушки.

Арина обносит гостей рюмками и закусками. Парни и девушки танцуют. Начинается обычное святочное гадание на блюде: кому из девушек суждено в этом году выйти замуж.

С улицы приводят ряженых с медведем и козой. Они поют и играют, забавляя гостей. Но тут входят приехавшие Гордей Карпыч и Африкан Савич Коршунов.

Торцов очень недоволен, что жена устроила вечеринку «на мужицкий манер», с ряжеными. «Сколько раз говорил я тебе: хочешь сделать у себя вечер, позови музыкантов, чтобы было по всей форме». Гордей Карпыч спешит извиняться перед Коршуновым: «Ты, Африкан Савич, не заключай из этого про наше необразование». Гордей велит, чтобы вместо наливок с мадерой подали шемпанское , да побыстрее для ефекта зажгли свечи в гостиной, где поставлена новая небель .

Пожилой Коршунов, хихикая, лезет целоваться к молодым барышням. Потом он вертится вокруг Любы, целует ей руку и достаёт подарки для неё: серьги и перстень с бриллиантами. Люба с отвращением сторонится, но Коршунов, не смутившись, уговаривает: «Полюби те меня, я человек хороший, веселый, хе, хе, хе… Хоть и стар, да не беда. Зато будете в золоте ходить. У меня денег много!»

Гордей Карпыч, откупорив шампанское, громко объявляет: он сосватал Любу за Африкана Савича и хочет переехать из своего города, где «как есть одно невежество», к новому зятю, в Москву.

Пелагея Егоровна в ужасе ахает. Любовь Гордеевна подходит к отцу: «Тятенька! Я из твоей воли ни на шаг не выду. Но пожалей ты меня, не губи мою молодость!…» Однако самодур Торцов возглашает, что своего слова назад не возьмёт.

«Бедность не порок», 3 действие – краткое содержание

Во всём доме Торцовых уныние. К грустно сидящей на диване Пелагее Егоровне приходит Митя: рассказать, что он решил сегодня же ночью уехать из города к матери. «Не моя, Митя, воля – нешто б я отдала за такого!» – горестно говорит Пелагея Егоровна.

Попрощаться с Митей приходит и Люба. С плачем они оба признаются Пелагее Егоровне во взаимной любви. Митя в отчаянии предлагает этой ночью тайком от Гордея увезти Любу домой к своей матери и там обвенчаться. Но Люба не решается «идти супротив отца» – и слушать потом оговоры от людей.

Митя в тоске уходит. Вместо него в комнату стучится Коршунов и просит, чтобы Пелагея Егоровна разрешила ему поговорить с Любой один на один.

Он начинает уговаривать девушку: «Молодой муж вас ценить за любовь не будет. Его и без вас всякая полюбит, а старику-то дорого. Старик-то за любовь и подарочком, и золотом утешит...»

«А вас прежняя жена… покойная, любила?» – спрашивает Люба. Коршунов начинает раздражённо рассказывать, что жена та была к нему непочтительна, хотя он взял её из бедности и содержал на свой счёт вместе с родственниками. «Тогда и я стал с ней плох: кого я полюблю – тому хорошо жить на свете; а уж кого не полюблю, так не пеняй! Я словом да взглядом, пуще чем делом, доеду; я проходу… отдыху не дам человеку!»

Входит Гордей Карпыч, за которым слуга несёт шампанское на серебряном подносе. Он жалуется Коршунову, что в городке никто не может его оценить, хотя он нанял прислуживать в своём доме специально выписанного из Москвы фициянта «в нитяных перчатках». «Ох, если б мне жить в Москве али бы в Питербурхе, я бы всякую моду подражал. Сколько б хватило моего капиталу, а уж себя б не уронил!»

Мальчик Егорушка вдруг со смехом извещает Гордея Карпыча, что в доме появился его брат Любим – сильно пьяный, «и разные смешные штуки отпускает».

Весь дом сбегается к Любиму. Увидев вошедшего Коршунова, тот кричит: «А, приятель! Тысячу лет со днем не видались!».

Коршунов сконфужен. «Помнишь, как мы с тобой в Москве погуливали, из трактира в погребок перепархивали? – кричит ему с хохотом Любим. – А не знаешь ли ты, кто меня с сумой по миру пустил? Теперь отдай старый долг и за племянницу плати миллион триста тысяч, дешевле не отдам!».

Любим поворачивается к Гордею: «За кого ты дочь отдаёшь? Коли ты честный купец – не водись с бесчестным».

«Гони его!» – вопит Гордею Коршунов. – «Я не чисто одет, – кричит Любим, – так у меня на совести чисто. Я не Коршунов: я бедных не грабил, жены ревностью не замучил, как ты, изверг естества!»

Коршунов в страшной злобе поворачивается к Гордею Карпычу: «Так этакой-то у тебя порядок в доме! Я, говорит, в Москву поеду, меня здесь не понимают. Да в Москве над такими дураками, как ты, смеются. Нет, ты теперь приди-ка ко мне да покланяйся, чтоб я дочь твою взял».

Самодур Гордей тут же закипает: «Да опосля этих слов я тебя знать не хочу. За моей дочерью большое приданое, её всякий возьмёт. За кого захочу, за того её и отдам!»

Он оглядывается – и случайно видит Митю. «А вот за Митьку и отдам, назло тебе! Да такую свадьбу задам, что ты и не видывал: из Москвы музыкантов выпишу, один в четырех каретах поеду!»

Коршунов в бешенстве выбегает. Митя берёт Любу за руку и подводит к отцу: «Тогда благословите нас, Гордей Карпыч. Мы любим друг друга».

Гордей спохватывается: «А ты уже и обрадовался случаю! На деньги её польстился?» – «Коли хотите вы моего счастия, тятенька, – уговаривает отца и Люба, – отдайте меня за Митю».

«Отдай Любушку за Митю, – подходит Любим. – Человек ты или зверь? Митя добрый, он и мне угол даст. Тяжело уж мне, старому, милостыню просить на морозе, а потом её пропивать. Не смотри, что Митя беден. Бедность не порок».

Гордей Карпыч со слезами обнимает Любима: «Ну, брат, спасибо, что на ум наставил, а то я было свихнулся совсем». Он благословляет Митю и Любу. Видя удобный момент, Яша Гуслин подходит, держа за руку Анну Ивановну: «Благослови и нас, дядя!» Гордей на радостях даёт благословение и им.

«Ну, теперь пойдет у нас пляска, только держи шапку», – восклицает Анна Ивановна. Любим Карпыч запевает весёлую песню, все подтягивают.

См. также краткие содержания других пьес А. Островского:

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Гордей Карпыч Торцов , богатый купец .

Пелагея Егоровна , его жена .

Любовь Гордеевна , их дочь .

Любим Карпыч Торцов , его брат, промотавшийся .

Африкан Савич Коршунов , фабрикант .

Митя , приказчик Торцова .

Яша Гуслин , племянник Торцова .

Гриша Разлюляев , молодой купчик, сын богатого отца .

Анна Ивановна , молодая вдова .

Маша ; Лиза , подруги Любови Гордеевны .

Егорушка , мальчик, дальний родственник Торцова .

Арина , нянька Любови Гордеевны .

Гости, гостьи, прислуга, ряженые и прочие .

Действие происходит в уездном городе, в доме купца Торцова, во время Святок.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Митя ходит взад и вперед по комнате; Егорушка сидит на табуретке и читает «Бову Королевича».

Егорушка (читает). «Государь мой батюшка, славный и храбрый король, Кирибит Верзоулович, ныне идти за него смелости не имею, потому что когда я была во младости, то король Гвидон за меня сватался».

Митя . Что, Егорушка, наши дома?

Егорушка (зажимает пальцем то место, где читает, чтоб не ошибиться). Никого нет; кататься уехали. Один Гордей Карпыч дома. (Читает.) «На то сказал дщери своей Кирибит Верзоулович…» (Зажимает пальцем.) Только такой сердитый, что беда! Я уж ушел – все ругается. (Читает.) «Тогда прекрасная Милитриса Кирбитьевна, призвав к себе слугу Личарду…»

Митя . На кого же он сердит?

Егорушка (опять зажимает). На дяденьку, на Любима Карпыча. На второй-то праздник дяденька Любим Карпыч обедал у нас, за обедом-то захмелел, да и начал разные колена выкидывать, да смешно таково. Я смешлив ведь больно, не вытерпел, так и покатился со смеху, а уж на меня глядя и все. Дяденька Гордей-то Карпыч принял это себе за обиду да за невежество, осерчал на него, да и прогнал. Дяденька-то Любим Карпыч взял да в отместку ему и созорничал, пошел да с нищими и стал у собора. Дяденька-то Гордей Карпыч говорит: осрамил, говорит, на весь город. Да теперь и сердится на всех без разбору, кто под руку подвернется. (Читает.) «С тем намерением, чтобы подступил под наш град».

Митя (взглянув в окно). Кажется, наши приехали… Так и есть! Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, да и гости с ними.

Егорушка (прячет сказку в карман). Побежать наверх. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Митя (один). Эка тоска, Господи!… На улице праздник, у всякого в доме праздник, а ты сиди в четырех стенах!… Всем-то я чужой, ни родных, ни знакомых!… А тут еще… Ах, да ну! сесть лучше за дело, авось тоска пройдет. (Садится к конторке и задумывается, потом запевает.)

Красоты ее не можно описать!…

Черны брови, с поволокою глаза.

Да, с поволокою. А как вчера в собольем салопе, покрывшись платочком, идет от обедни, так это… ах!… Я так думаю, и не привидано такой красоты! (Задумывается, потом поет.)

Уж и где ж эта родилась красота…

Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!… Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!… (Закрывает лицо руками и сидит молча.)

Входит Пелагея Егоровна, одетая по-зимнему, и останавливается в дверях.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Митя и Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Митя, Митенька!

Митя . Что вам угодно?

Пелагея Егоровна . Зайди ужо вечерком к нам, голубчик. Поиграете с девушками, песенок попоете.

Митя . Премного благодарен. Первым долгом сочту-с.

Пелагея Егоровна . Что тебе в конторе все сидеть одному! Не велико веселье! Зайдешь, что ли? Гордея-то Карпыча дома не будет.

Митя . Хорошо-с, зайду беспременно.

Пелагея Егоровна . Уедет ведь опять… да, уедет туда, к этому, к своему-то… как его?…

Митя . К Африкану Савичу-с?

Пелагея Егоровна . Да, да! Вот навязался, прости Господи!

Митя (подавая стул). Присядьте, Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Ох, некогда. Ну да уж присяду немножко. (Садится.) Так вот поди ж ты… этакая напасть! Право!… Подружились ведь так, что н□-поди. Да! Вот какое дело! А зачем? К чему пристало? Скажи ты на милость! Человек-то он буйный да пьяный, Африкан-то Савич… да!

Митя . Может, дела какие есть у Гордея Карпыча с Африканом Савичем.

Пелагея Егоровна . Какие дела! Никаких делов нет. Ведь он-то, Африкан-то Савич, с агличином всё пьют. Там у него агличин на фабрике дилехтор – и пьют… да! А нашему-то не след с ними. Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна чего стоит! Мне, говорит здесь не с кем компанию водить, всё, говорит, сволочь, всё, видишь ты, мужики, и живут-то по-мужицки; а тот-то, видишь ты, московский, больше всё в Москве… и богатый. И что это с ним сделалось? Да ведь вдруг, любезненький, вдруг! То все-таки рассудок имел. Ну, жили мы, конечно, не роскошно, а все-таки так, что дай Бог всякому; а вот в прошлом году в отъезд ездил, да перенял у кого-то. Перенял, перенял, уж мне сказывали… все эти штуки-то перенял. Теперь все ему наше русское не мило; ладит одно – хочу жить по-нынешнему, модами заниматься. Да, да!… Надень, говорит, чепчик!… Ведь что выдумает-то!… Прельщать, что ли, мне кого на старости, говорю, разные прелести делать! Тьфу! Ну вот поди ж ты с ним! Да! Не пил ведь прежде… право… никогда, а теперь с этим с Африканом пьют! Спьяну-то, должно быть, у него (показывая на голову) и помутилось. (Молчание.) Уж я так думаю, что это враг его смущает! Как-таки рассудку не иметь!… Ну, еще кабы молоденький: молоденькому это и нарядиться, и все это лестно; а то ведь под шестьдесят, миленький, под шестьдесят! Право! Модное-то ваше да нынешнее, я говорю ему, каждый день меняется, а русской-то наш обычай испокон веку живет! Старики-то не глупей нас были. Да разве с ним сговоришь, при его же, голубчик, крутом-то характере.

Митя . Что говорить! Строгий человек-с.

Пелагея Егоровна . Любочка теперь в настоящей поре, надобно ее пристроить, а он одно ладит: нет ей ровни… нет да нет!… Ан вот есть!… А у него все нет… А каково же это материнскому-то сердцу!

Митя . Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну.

Пелагея Егоровна . Кто его знает, что у него на уме. Смотрит зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать… да, право… ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего. (Встает.) Заходи, Митенька.

Митя . Приду-с.

Гуслин входит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Гуслин.

Пелагея Егоровна . Вот и еще молодец! Приходи, Яшенька ужо к нам наверх с девушками песни попеть, ты ведь мастер, да гитару захвати.

В произведении «Бедность не порок», автора Островського, Митя – положительный и обиженный жизнью герой. Он показан, как человек, который любит свободу и ценит право выбора. С начала рассказа, понятно, что Митя – бедный прислуга, приказчик в одной из богатых семей, а именно в семье Торцовых, во главе с Гордеем Карповичем. Из-за своего низкого дохода и статуса, Митя не может позволить себе отдельные апартаменты. Поэтому, он живет в одном доме с Гордеем Карповичем. Митя постоянно терпит унижения и издевательства в свою сторону, так как возможности найти другую работу просто нет. Чтобы работать в другом месте нужно иметь знакомства и связи, которых у нищего приказчика просто нет.

Мало того, что к бедному человеку относятся как к пустому месту, плата за свою работу и постоянное унижение, ничтожно мала. Но у Мити нет иного выбора, так как все это он делает ради своей матери, чтобы она ощущала себя в комфорте и ни в чем не нуждалась. Поэтому, и так вся, мизерная плата, за свои труды и годы терпения уходит на содержание матери. Он говорил, что лучше сам будет терпеть унижение и бедность, но его мама будет в сытости и спокойствии.

Проболтавшись о своих чувствах Гуслину, Митя не знает, что и думать, так как Гуслин рассказал об этом Анне. Хотя и все были уверенны, что парню просто не стоит терять время и силы на это, все же Анна устаревает встречу ребят наедине. Оставшись наедине с Любой, Митя узнает, что она тоже влюблена в него, но также знает, что отец никогда не согласиться дать разрешения на эти отношения. Оказавшись в безвыходном положении Митя решает бросить все и уехать к маме. Но вскоре, Гордей решает выдать свою дочь за старого дрехлеца – Коршунова. Узнав об этом наш герой и вовсе впадает в уныние и предлагает дочери Гордея сбежать с ним. Но Люба не может этого сделать так как не хочет нарушать древние традиции и обидеть папу. Ситуацию спасает брат Гордея, который показывает Коршуна в его настоящем обличии, и отец в ярости прогоняет Коршуна. В конце концов, Гордей, неохотно, но все-таки благословляет брак Мити и Любови и обещает самую красивую свадьбу, которую видела Москва за все время.

Митя – приказчик, носящий старый потрёпанный сюртюк нищий только на вид и только в плане денег. Это очень добрый, отзывчивый, любящий герой, который готов прийти на бескорыстную помощь любому. Пускай он не имеет больших знаний, но он занимается самообразованием, что показывает его волю и усердность. Это показывает, насколько любовь к свободе и доброе сердце сможет растопить любой лед, противостоять любым обидам и несправедливости.

Сочинение Образ и характеристика Мити

В один из литературных вечеров Чернышевский твердо заявил перед публикой, что комедия А.Н. Островского “выше шекспировского творения”, ведь предоставляет не поддельную реальность человеческой сущности.

С подобными суждениями столкнулся молодой небогатый работник - Митя. Комедия начинается с того, что этот юный человек сетует на свою несчастливую и бедную жизнь.

Он не имеет ни родственников, ни друзей в доме Торцова и его престарелая мать нуждается в уходе и обеспечении.

Но корень проблемы таится в социально-неравной любви к дочке хозяина. Митя прекрасно понимает, что ему не построить семьи, потому что он не имеет средств к существованию. Казалось, выхода нет, но Митя не отчаиваться, а продолжает настойчиво стучать в двери судьбы, чтобы она повернулась к нему лицом.

Он занимается самообразованием, а именно пишет стихи, много читает, ведь хочет произвести впечатление на Любовь Гордеевну. Стоит отметить, что состоятельные помещики и купцы не утруждают себя такими занятиями, поэтому постепенно погибают в духовном плане.

Многие герои в комедии отзываются о Мите как о добром, отзывчивом человеке, который не бросает жизнь матери на самотёк, сам терпит лишения, но матушке поможет.

Отличительная черта парня - это благодарность: маме за воспитание, жене хозяина. Он возносит молитвы за здоровье, потому что понимает грань своих возможностей.

Несмотря на унижения со стороны Торцова, Митя не потерял прирожденное качество человека - быть свободным. Он смело высказывает своё мнение в отношении судьбы дочки помещика, а также ломает сложившиеся стереотипы. Простой парень можно сказать закладывает основы современной семьи, где право принимать решения в равных частях ложится на всех членах семьи.

Автор не раз подчеркивает мысль о несостоятельности богатства перед бедностью в моральных аспектах. Митя хочет удивить возлюбленную, поэтому сочиняет или подбирает стихи, вряд ли это под силу закостенелому помещику.

В итоге “бедность” в своем искусном умении побеждает “богатство”. Строгий помещик даёт согласие на брак, и два любящих сердца объединяются в семью. И уже в этой семье приоритетом будет не количество рублей в сундуке, а честные и доверительные отношения.

Несколько интересных сочинений

    На мой взгляд, трагедия жизни Обломова заключается в его непригодности для этого мира. Как ни странно, но он тоже является в каком-то смысле лишним человеком, таким неустроенным и не пристроенным

  • Сочинение История души человеческой в романе Герой нашего времени

    Главная цель писателя - это довести до читателя истинное лицо человека. Григорий Иванович Печорин, интересный персонаж, он достаточно образован, умен, однако у каждого есть свои минусы, и он не исключение, и у него есть свои пороки.

Комедия в трех действиях


Посвящено Прову Михайловичу Садовскому.


Лица:

Гордей Карпыч Торцов , богатый купец. Пелагея Егоровна , его жена. Любовь Гордеевна , их дочь. Любим Карпыч Торцов , его брат, промотавшийся. Африкан Савич Коршунов , фабрикант. Митя , приказчик Торцова. Яша Гуслин , племянник Торцова. Гриша Разлюляев , молодой купчик, сын богатого отца. Анна Ивановна , молодая вдова.

Маша Лиза

подруги Любови Гордеевны.

Егорушка , мальчик, дальний родственник Торцова. Арина , нянька Любови Гордеевны. Гости , гостьи , прислуга , ряженые и прочие .

Действие происходит в уездном городе, в доме купца Торцова, во время святок.

Действие первое

Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.

Явление первое

Митя ходит взад и вперед по комнате; Егорушка сидит на табуретке и читает «Бову Королевича».

Егорушка (читает) . «Государь мой батюшка, славный и храбрый король, Кирибит Верзоулович, ныне итти за него смелости не имею, потому что когда я была во младости, то король Гвидон за меня сватался». Митя . Что, Егорушка, наши дома? Егорушка (зажимает пальцем то место, где читает, чтоб не ошибиться) . Никого нет; кататься уехали. Один Гордей Карпыч дома. (Читает.) «На то сказал дщери своей Кирибит Верзоулович»... (Зажимает пальцем.) Только такой сердитый, что беда! Я уж ушел — все ругается. (Читает.) «Тогда прекрасная Милитриса Кирбитьевна, призвав к себе слугу Личарду...» Митя . На кого же он сердит? Егорушка (опять зажимает) . На дяденьку, на Любима Карпыча. На второй-то праздник дяденька Любим Карпыч обедал у нас, за обедом-то захмелел, да и начал разные колена выкидывать, да смешно таково. Я смешлив ведь больно, не вытерпел, так и покатился со смеху, а уж на меня глядя, и все. Дяденька Гордей-то Карпыч принял это себе за обиду да за невежество, осерчал на него, да и прогнал. Дяденька-то Любим Карпыч взял да в отместку ему и созорничал, пошел да с нищими и стал у собора. Дяденька-то Гордей Карпыч говорит: осрамил, говорит, на весь город. Да теперь и сердится на всех без разбору, кто под руку подвернется. (Читает.) «С тем намерением, чтобы подступил под наш град». Митя (взглянув в окно) . Кажется, наши приехали... Так и есть! Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, да и гости с ними. Егорушка (прячет сказку в карман) . Побежать наверх. (Уходит.)

Явление второе

Митя (один) . Эка тоска, господи!.. На улице праздник, у всякого в доме праздник, а ты сиди в четырех стенах!.. Всем-то я чужой, ни родных, ни знакомых!.. А тут еще... Ах, да ну! сесть лучше за дело, авось тоска пройдет. (Садится к конторке и задумывается, потом запевает.)

Красоты ее не можно описать!..
Черны брови, с поволокою глаза.

Да, с поволокою. А как вчера в собольем салопе, покрывшись платочком, идет от обедни, так что... ах!.. Я так думаю, и не привидано такой красоты! (Задумывается, потом поет.)

Уж и где ж эта родилась красота...

Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!.. Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!.. (Закрывает лицо руками и сидит молча.)

Входит Пелагея Егоровна , одетая по-зимнему, и останавливается в дверях.

Явление третье

Митя и Пелагея Егоровна . Пелагея Егоровна . Митя, Митенька! Митя . Что вам угодно? Пелагея Егоровна . Зайди ужо вечерком к нам, голубчик. Поиграете с девушками, песенок попоете. Митя . Премного благодарен. Первым долгом сочту-с. Пелагея Егоровна . Что тебе в конторе все сидеть одному! Невелико веселье! Зайдешь, что ли? Гордея-то Карпыча дома не будет. Митя . Хорошо-с, зайду беспременно. Пелагея Егоровна . Уедет ведь опять... да, уедет туда, к этому, к своему-то... как его?.. Митя . К Африкану Савичу-с? Пелагея Егоровна . Да, да! Вот навязался, прости господи! Митя (подавая стул) . Присядьте, Пелагея Егоровна. Пелагея Егоровна . Ох, некогда. Ну, да уж присяду немножко. (Садится.) Так вот поди ж ты... этакая напасть! Право!.. Подружились ведь так, что на̀ поди. Да! Вот какое дело! А зачем? К чему пристало? Скажи ты на милость! Человек-то он буйный да пьяный, Африкан-то Савич... да! Митя . Может, дела какие есть у Гордея Карпыча с Африканом Савичем. Пелагея Егоровна . Какие дела! Никаких делов нет. Ведь, он-то, Африкан-то Савич, с агличином всё пьют. Там у него агличин на фабрике дилехтор — и пьют... да! А нашему-то не след с ними. Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна чего сто́ит. Мне, говорит, здесь не с кем компанию водить, всё, говорит, сволочь, всё, видишь ты, мужики, и живут-то по-мужицки; а тот-то, видишь ты, московский, больше всё в Москве... и богатый. И что это с ним сделалось? Да ведь вдруг, любезненький, вдруг! То, все-таки, рассудок имел. Ну, жили мы, конечно, не роскошно, а все-таки так, что дай бог всякому; а вот в прошлом году в отъезд ездил, да перенял у кого-то. Перенял, перенял, уж мне сказывали... все эти штуки-то перенял. Теперь все ему наше русское не мило; ладит одно — хочу жить по-нынешнему, модами заниматься. Да, да!.. Надень, говорит, чепчик!.. Ведь что выдумает-то!.. Прельщать, что ли, мне кого на старости, говорю, разные прелести делать! Тьфу! Ну, вот поди ж ты с ним! Да! Не пил ведь прежде... право... никогда, а теперь с этим с Африканом пьют! Спьяну-то, должно быть, у него (показывая на голову) и помутилось. (Молчание.) Уж я так думаю, что это враг его смущает! Как-таки рассудку не иметь!.. Ну, еще кабы молоденький: молоденькому это и нарядиться, и всё это лестно; а то ведь под шестьдесят! Миленький, под шестьдесят! Право! Модное-то ваше да нынешнее, я говорю ему, каждый день меняется, а русский-то наш обычай испокон веку живет! Старики-то не глупей нас были. Да разве с ним сговоришь, при его же, голубчик, крутом-то характере! Митя . Что говорить! Строгий человек-с. Пелагея Егоровна . Любочка теперь в настоящей поре, надобно ее пристроить, а он одно ладит: нет ей ровни... нет да нет!.. Ан вот есть!.. А у него всё нет... А каково же это материнскому-то сердцу! Митя . Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну. Пелагея Егоровна . Кто его знает, что у него на уме. Смотрит зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать... да, право... ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего. (Встает.) Заходи, Митенька. Митя . Приду-с.

Гуслин входит.

Явление четвертое

Те же и Гуслин .

Пелагея Егоровна . Вот и еще молодец! Приходи, Яшенька, ужо к нам наверх с девушками песни попеть, ты ведь мастер, да гитару захвати. Гуслин . Хорошо-с, это нам не в труд, а еще, можно сказать, в удовольствие-с. Пелагея Егоровна . Ну, прощайте. Пойти соснуть полчасика. Гуслин и Митя . Прощайте-с.

Пелагея Егоровна уходит; Митя садится к столу, пригорюнившись. Гуслин садится на кровать и берет гитару.

Явление пятое

Митя и Яша Гуслин .

Гуслин . Что народу было на катанье!.. И ваши были. Что ж ты не был? Митя . Да что, Яша, обуяла меня тоска-кручина. Гуслин . Что за тоска? Об чем тебе тужить-то? Митя . Как же не тужить-то? Вдруг в голову взойдут такие мысли: что я такое за человек на свете есть? Теперь родительница у меня в старости и бедности находится, ее должен содержать, а чем? Жалованье маленькое, от Гордея Карпыча все обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват... а жалованья не прибавляет. Поискать бы другого места, да где его найдешь без знакомства-то. Да, признаться сказать, я к другому-то месту и не пойду. Гуслин . Отчего же не пойдешь? Вот у Разлюляевых жить хорошо — люди богатые и добрые. Митя . Нет, Яша, не рука! Уж буду все терпеть от Гордея Карпыча, бедствовать буду, а не пойду. Такая моя планида! Гуслин . Отчего же так? Митя (встает) . Так, уж есть тому делу причина. Есть, Яша, у меня еще горе, да никто того горя не знает. Никому я про свое горе не сказывал. Гуслин . Скажи мне. Митя (махнув рукой) . Зачем! Гуслин . Да скажи, что за важность! Митя . Говори не говори, ведь не поможешь! Гуслин . А почем знать? Митя (подходит к Гуслину) . Никто мне не поможет. Пропала моя голова! Полюбилась мне больно Любовь Гордеевна. Гуслин . Что ты, Митя?! Да как же это? Митя . Да вот как никак, а уж сделалось. Гуслин . Лучше, Митя, из головы выкинь. Этому делу никогда не бывать, да и не ра̀живаться. Митя . Знамши я все это, не могу своего сердца сообразить. «Любить друга можно, нельзя позабыть!..» (Говорит с сильными жестами.) «Полюбил я красну девицу пуще роду, пуще племени!.. Злые люди не велят, велят бросить, перестать!» Гуслин . Да и то надоть бросить. Вот Анна Ивановна мне и ровня: у ней пусто, у меня ничего, да и то дяденька не велит жениться. А тебе и думать нечего. А то заберешь в голову, потом еще тяжельше будет. Митя (декламирует) .

Что на свете прежестоко? —
Прежестока есть любовь!

(Ходит по комнате.) Яша, читал ты Кольцова? (Останавливается.) Гуслин . Читал, а что? Митя . Как он описывал все эти чувства! Гуслин . В точности описывал. Митя . Уж именно что в точности. (Ходит по комнате.) Яша! Гуслин . Что? Митя . Я сам песню сочинил. Гуслин . Ты? Митя . Да. Гуслин . Давай голос подберем, да и будем петь. Митя . Хорошо. На, вот. (Отдает ему бумагу.) А я попишу немного — дело есть: неравно Гордей Карпыч спросит. (Садится и пишет.)

Гуслин берет гитару и начинает подбирать голос; Разлюляев входит с гармонией.

Явление шестое

Те же и Разлюляев .

Разлюляев . Здравствуйте, братцы! (Наигрывает на гармонии и приплясывает.) Гуслин . Эко, дурак! На что это ты гармонию-то купил? Разлюляев . Известно на что — играть. Вот так... (Играет.) Гуслин . Ну уж, важная музыка... нечего сказать! Брось, говорят тебе. Разлюляев . Что ж, не брошу разве!.. Коли захочу, так и брошу... Вот важность! Денег, что ли, у нас нет? (Бьет себя по карману.) Звенят! У нас гулять — так гулять! (Бросает гармонию.)

Одна гора высока,
А другая низка;
Одна мила далека,
А другая близка.

Митя (ударяет Митю по плечу) , а Митя! Что ты сидишь?

Митя . Дело есть. (Продолжает заниматься.) Разлюляев . Митя, а Митя, а я гуляю, брат... право слово, гуляю. Ух, ходи!.. (Поет: «Одна гора высока» и проч.) Митя, а Митя! весь праздник буду гулять, а там за дело... Право слово! Что же, у нас денег, что ли, нет? Вот они... А я не пьян... Нет, так гуляю... весело... Митя . Ну, гуляй на здоровье. Разлюляев . А после праздника женюсь!.. Право слово, женюсь! Возьму богатую. Гуслин (Мите) . Ну, вот слушай-ка, так-то ладно ль будет? Разлюляев . Спой-ка, спой, я послушаю. Гуслин (поет) .

Нет то злей, постылее
Злой сиротской доли,
Злее горя лютого,
Тяжелей неволи!
Всем на свете праздничек,
Тебе не веселье!..
Буйной ли головушке
Без вина похмелье!
Молодость не радует,
Красота не тешит;
Не зазноба-девушка —
Горе кудри чешет.

Во все это время Разлюляев стоит как вкопанный и слушает с чувством; по окончании пения все молчат.

Разлюляев . Хорошо, больно хорошо! Жалко таково... Так за сердце и хватает. (Вздыхает.) Эх, Яша! Сыграй веселую, полно канитель-то эту тянуть — нынче праздник. (Поет.) Подыгрывай, Яша.

Гуслин подыгрывает.

Митя . Полно вам дурачиться-то. Давайте-ка лучше сядемте в кучку да полегоньку песенку споем. Разлюляев . Ладно! (Садятся.) Гуслин (запевает; Митя и Разлюляев подтягивают) .

Размолодчики вы молоденькие,
Вы дружки мои...

Входит Гордей Карпыч ; все встают и перестают петь.

Явление седьмое

Те же и Гордей Карпыч .

Гордей Карпыч . Что распелись! Горланят, точно мужичье! (Мите.) И ты туда ж! Кажется, не в таком доме живешь, не у мужиков. Что за полпивная! Чтоб у меня этого не было вперед. (Подходит к столу и рассматривает бумаги.) Что бумаги-то разбросал!.. Митя . Это я счета проверял-с. Гордей Карпыч (берет книгу Кольцова и тетрадь со стихами) . А это еще что за глупости? Митя . Это я от скуки, по праздникам-с, стихотворения господина Кольцова переписываю. Гордей Карпыч . Какие нежности при нашей бедности! Митя . Собственно для образования своего занимаюсь, чтобы иметь понятие. Гордей Карпыч . Образование! Знаешь ли ты, что такое образование?.. А еще туда же разговаривает! Ты бы вот сертучишко новенький сшил! Ведь к нам наверх ходишь, гости бывают... срам! Куда деньги-то деваешь? Митя . Маменьке посылаю, потому она в старости, ей негде взять. Гордей Карпыч . Матери посылаешь! Ты себя-то бы образил прежде; матери-то не бог знает что нужно, не в роскоши воспитана, чай, сама хлевы затворяла. Митя . Уж пущай же лучше я буду терпеть, да маменька по крайности ни в чем не нуждается. Гордей Карпыч . Да ведь безобразно! Уж коли не умеешь над собою приличия наблюдать, так и сиди в своей конуре; коли гол кругом, так нечего о себе мечтать! Стихи пишет, образовать себя хочет, а сам как фабричный ходит! Разве в этом образование-то состоит, что дурацкие песни петь? То-то глупо-то! (Сквозь зубы и косясь на Митю.) Дурак! (Помолчав.) Ты и не смей показываться в этом сертучишке наверх. Слышишь, я тебе говорю! (К Разлюляеву.) А ты тоже! Отец-то, чай, деньги лопатой загребает, а тебя в этаком зипунишке водит. Разлюляев . Что ж такое! Он новый!.. сукно-то французское, из Москвы выписывали, по знакомству... двадцать рублев аршин. Что ж, нешто мне этакую штуку надеть, как у Франца Федорыча, у аптекаря... кургузую; так его вон и дразнят все: страм пальто! Так что ж хорошего людей смешить! Гордей Карпыч . Много ты знаешь! Да что, с тебя взыскать-то нечего! Сам-то ты глуп, да и отец-то твой не больно умен... целый век с засаленным брюхом ходит; дураками непросвещенными живете, дураками и умрете. Разлюляев . Уж ладно. Гордей Карпыч (строго) . Что? Разлюляев . Ладно, мол. Гордей Карпыч . Неуч, и сказать-то путно не умеешь! Говорить-то с вами — только слова тратить; все равно, что стене горох, так и вам, дуракам. (Уходит.)

Явление восьмое

Те же , без Торцова.

Разлюляев . Поди-ко-сь, какой грозный! Ишь ты, развоевался! Так вот тебя и испугались... Как же, держи карман-то! Митя (Гуслину) . Вот она жизнь-то моя какова! Вот каково мне сладко жить-то на свете! Разлюляев . Да от этакова житья — запьешь, право, запьешь! А ты брось, не думай. (Запевает.)

Одна гора высока,
А другая низка;
Одна мила далека,
А другая близко.

Входят: Любовь Гордеевна

Явление девятое

Те же , Любовь Гордеевна , Анна Ивановна , Маша и Лиза .

Анна Ивановна . Мир честно̀й компании! Разлюляев . Милости прошу к нашему шалашу. Митя . Наше почтение-с! Милости просим!.. Какими судьбами?.. Анна Ивановна . А никакими, просто — взяли да и пришли. Гордей Карпыч уехал, а Пелагея Егоровна отдохнуть легла, так теперь наша воля... Гуляй — не хочу!.. Митя . Просим покорно садиться.

Садятся; Митя садится против Любови Гордеевны; Разлюляев ходит.

Анна Ивановна . Надоело молча-то сидеть, орехи щелкать; пойдемте, говорю, девушки, к парням, а девушкам и любо. Любовь Гордеевна . Что ты выдумываешь-то? Мы не воображали сюда итти, это ты выдумала.
Анна Ивановна . Как же не так! Да ты первая... Известное дело, кому что нужно, тот об том и думает: парни об девках, а девки об парнях. Разлюляев . Ха, ха, ха!.. Это вы, Анна Ивановна, в точности говорите. Любовь Гордеевна . Вот уж никогда!
Маша (Лизе) . Ах, стыд какой! Лиза . Это, Анна Ивановна, вы говорите совсем напротив. Анна Ивановна . Ах вы, скромность! Уж сказала бы словечко, да нехорошо при парнях-то... Сама была в девках, все знаю. Любовь Гордеевна . Девушка девушке рознь.
Маша . Ах, стыд какой! Лиза . Что вы говорите, это даже для нас оченно странно и, можно сказать, конфузно. Разлюляев . Ха, ха, ха!.. Анна Ивановна . А об чем сейчас наверху разговор был? Хотите, скажу!.. Ну, говорить, что ли? Что, присмирели! Разлюляев . Ха, ха, ха!.. Анна Ивановна . Ты что рот-то разинул! Не об тебе, небось. Разлюляев . Хоша и не обо мне, однако, может быть, есть, кто и об нас думает. Мы знаем что знаем! (Приплясывает.) Анна Ивановна (подходит к Гуслину) . Что же ты, бандурист, когда на мне женишься? Гуслин (играя на гитаре) . А вот когда от Гордея Карпыча разрешенье выдет. Куда нам торопиться-то, над нами не каплет. (Кивает ей головой.) Поди-ка сюда, Анна Ивановна, мне нужно сказать тебе одно дело.

Она подходит к нему и садится подле него; он ей шепчет на ухо, показывая на Любовь Гордеевну и Митю.

Анна Ивановна . Что ты говоришь?.. Неужто! Гуслин . Уж это верно так. Анна Ивановна . Ну, так хорошо, молчи! (Говорят шопотом.) Любовь Гордеевна . Ты, Митя, придешь ко мне ужо вечером? Митя . Приду-с. Разлюляев . И я приду. Я больно плясать горазд. (Становится фертом.) Девушки, полюбите меня кто-нибудь. Маша . Как вам не стыдно! Что это вы такое говорите! Разлюляев . Что ж такое за важность! Я говорю: полюбите меня... да... за мою простоту. Лиза . Этого не говорят девушкам. А должны были сами дожидаться, чтобы вас полюбили. Разлюляев . Да, дождешься от вас, как же! (Пляшет.)

Как гусара не любить!

Любовь Гордеевна (взглянув на Митю) . Может быть, кто-нибудь и любит кого-нибудь, да не скажет: надобно самому догадаться.
Лиза . Какая же девушка в мире может сказать это! Маша . Конечно. Анна Ивановна (подходит к ним и поглядывает то на Любовь Гордеевну, то на Митю и запевает).

Уж и как это видно,
Коли кто кого любит —
Против милого садится,
Тяжеленько вздыхает.

Митя . На чей счет это принимать нужно? Анна Ивановна . Уж мы знаем, на чей. Разлюляев . Стойте, девушки, я вам песню спою. Анна Ивановна . Спой, спой! Разлюляев (поет протяжно).

Летал медведь по поднебесью...

Анна Ивановна . А ты хуже этой-то не знаешь? Лиза . Даже можно принять это за насмешку. Разлюляев . А коли эта нехороша, я вам другую спою; я ведь веселый. (Поет.)

Ах, бей в доску,
Поминай Москву!
Москве хочется жениться —
Коломну взять.
А Тула-то хохочет,
Да в приданое не хочет!
А гречиха по четыре,
Крупа по сороку,
Вот просо у нас гривна,
А ячмень три алтына.

(Обращаясь к девушкам.)

Вздешевел бы и овес —
Больно дорого провоз!

Видите, погода какова!

Маша . Это к нам не относится. Лиза . Мы мукой не торгуем. Анна Ивановна . Да ты что пристал! Ты вот отгадай загадку. Что такое: кругла — да не девка; с хвостом — да не мышь? Разлюляев . Эта штука мудреная. Анна Ивановна . То-то мудреная!.. Вот ты и думай! Ну, девушки, пойдемте.

Девушки встают и собираются итти.

Парни, пойдемте.

Гуслин и Разлюляев собираются.

Митя . А я после приду. Я тут уберу кой-что. Анна Ивановна (пока собираются) .

Вечор девки,
Вечор красны,
Вечор девки пиво варивали.
Зашел к девкам,
Зашел к красным,
Зашел к девкам да незванный гость.

Анна Ивановна за дверью пропускает всех, исключая Любови Гордеевны, затворяет и не пускает ее.

Явление десятое

Митя и Любовь Гордеевна .

Любовь Гордеевна (у двери) . Перестаньте, не дурачьтесь.

За дверью девичий смех.

Не пускают!.. Ах, какие! (Отходит от дверей.) Баловницы, право!..

Митя (подавая стул) . Присядьте, Любовь Гордеевна, побеседуйте минуточку. Я очень рад, видемши вас у себя. Любовь Гордеевна (садится) . Чему тут радоваться, я не понимаю. Митя . Да как же-с!.. Мне очень приятно-с видеть с вашей стороны такое внимание, сверх моих для вас заслуг. Вот уж другой раз я имею счастие-с... Любовь Гордеевна . Ну, что ж! Пришла, посидела и ушла, в этом важности не состоит. Я, пожалуй, и сейчас уйду. Митя . Ах, нет, не уходите-с!.. Для чего же-с! (Вынимает из кармана бумагу.) Позвольте мне презентовать вам мой труд... как умею, от души. Любовь Гордеевна . Это что такое? Митя . Собственно для вас сочинил стихи. Любовь Гордеевна (стараясь скрыть радость) . Еще, может быть, глупость какая-нибудь... не стоит читать. Митя . Этого я не могу судить, потому как сам я это писал и притом не учимшись. Любовь Гордеевна . Прочитай! Митя . Сейчас-с. (Садится подле стола и берет бумагу; Любовь Гордеевна подвигается к нему очень близко.)

Не цветочек в поле вянет, не былинка —
Вянет, сохнет добрый молодец-детинка.
Полюбил он красну девицу на горе,
На несчастьице себе да на большое.
Понапрасну свое сердце парень губит,
Что неровнюшку девицу парень любит:
Во темну ночь красну солнцу не всходити,
Что за парнем красной девице не быти.

Любовь Гордеевна (сидит несколько времени задумавшись) . Дай сюда. (Берет бумагу и прячет, потом встает.) Я тебе сама напишу. Митя . Вы-с? Любовь Гордеевна . Только стихами я не умею, а так, просто. Митя . За великое счастие почту для себя ваше такое одолжение-с. (Дает бумагу и перо.) Извольте-с. Любовь Гордеевна . Жаль только, что скверно пишу-то. (Пишет; Митя хочет заглянуть.) Только ты не смотри, а то я брошу писать и изорву. Митя . Я не буду смотреть-с. Но вы позвольте мне на ваше снисхождение соответствовать тем же, сколь могу, и написать для вас стихи вторично-с. Любовь Гордеевна (положив перо) . Пиши, пожалуй... Только пальцы все выпачкала; кабы знала, лучше бы не писала. Митя . Пожалуйте-с. Любовь Гордеевна . На, возьми. Только ты не смей читать при мне, а прочти после, когда я уйду. (Складывает бумажку и отдает ему; он прячет в карман.) Митя . Будет по вашему желанию-с. Любовь Гордеевна (встает) . Придешь к нам наверх? Митя . Приду-с... сию минуту-с. Любовь Гордеевна . Прощай. Митя . До приятного свидания-с.

Любовь Гордеевна идет к дверям; из дверей выходит Любим Карпыч .

Явление одиннадцатое

Те же и Любим Карпыч .

Любовь Гордеевна . Ах! Любим Карпыч (указывая на Любовь Гордеевну) . Стой! Что за человек? По какому виду? За каким делом? Взять ее под сумнение. Любовь Гордеевна . Это вы, дяденька! Любим Карпыч . Я, племянница! Что, испугалась! Ступай, не бось! Я не доказчик, кладу все в ящик, разберу после, на досуге. Любовь Гордеевна . Прощайте! (Уходит.)

Явление двенадцатое

Митя и Любим Карпыч .

Любим Карпыч . Митя, прими к себе купеческого брата Любима Карпова сына Торцова. Митя . Милости просим. Любим Карпыч (садится) . Брат выгнал! А на улице, в этом бурнусе, немного натанцуешь! Морозы... время крещенское — бррр!.. И руки-то озябли, и ноги-то ознобил — бррр! Митя . Погрейтесь, Любим Карпыч. Любим Карпыч . Ты меня не прогонишь, Митя? А то ведь замерзну на дворе-то... как собака замерзну. Митя . Как можно, что вы говорите!.. Любим Карпыч . Ведь вот брат выгнал же. Ну, пока деньжонки были, шлялся кой-где по теплым местам; а денег нет — нигде не пускают. А и денег-то было два франка да несколько сантимов! Не велик капитал! Каменный дом не выстроишь!.. Деревни не купишь!.. Как же надо поступить с этим капиталом? Куда его деть? Не в ломбард его несть! Вот я этот капитал взял да пропил, промотал. Туда ему и дорога! Митя . Зачем же вы пьете, Любим Карпыч? Через это вы сами себе враг! Любим Карпыч . Зачем я пью?.. От глупости! Да, от своей глупости. А ты думал, от чего? Митя . Так вы лучше перестаньте. Любим Карпыч . Нельзя перестать: на такую линию попал. Митя . Какая же это линия? Любим Карпыч . А вот слушай ты, живая душа, какая это линия! Только ты слушай да на ус мотай. Остался я после отца, видишь ты, мал-малехонек, с коломенскую версту, лет двадцати несмышленочек. В голове-то, как в пустом чердаке, ветер так и ходит! Разделились мы с братом: себе он взял заведение, а мне дал деньгами, да билетами, да векселями. Ну, уж как он там разделил — не наше дело, бог ему судья. Вот я и поехал в Москву по билетам деньги получать. Нельзя не ехать! Надо людей посмотреть, себя показать, высокого тону набраться. Опять же я такой прекрасный молодой человек, а еще свету не видывал, в частном доме не ночевывал. Надобно до всего дойти! Первое дело, оделся франтом, знай, дескать, наших! То есть такого-то дурака разыгрываю, что на редкость! Сейчас, разумеется, по трактирам... Шпилен зи полька, дайте еще бутылочку похолоднее. Приятелей, друзей завелось, хоть пруд пруди! По театрам ездил... Митя . А ведь это, должно быть, Любим Карпыч, очень хорошо в театре представляют. Любим Карпыч . Я все трагедию ходил смотреть: очень любил, только не видал ничего путем и не помню ничего, потому что больше все пьяный. (Встает.) «Пей под ножом Прокопа Ляпунова!» (Садится.) Таким-то побытом деньжонки все я ухнул; что осталось, поверил приятелю Африкану Коршунову на божбу да на честное слово; с ним же я пил да гулял, он же всему беспутству заводчик, главный заторщик из бражного, он же меня и надул, вывел на свежую воду. И сел я, как рак на мели: выпить не на что, а выпить-то хочется. Как тут быть? Куда бежать, тоску девать? Продал платье, все свои модные штуки, взял бумажками, разменял на серебро, серебро на медные, а там только пшик, да и все тут! Митя . Как же вы жили, Любим Карпыч? Любим Карпыч . Как жил? Не дай бог лихому татарину. Жил в просторной квартире, между небом и землей, ни с боков, ни сверху нет ничего. Людей стыдно, от свету хоронишься, а выйти на божий свет надобно: есть нечего. Идешь по улице, все на тебя смотрят... Все видели, какие я штуки выделывал, на лихачах с градом закатывал, а теперь иду оборванный да обдерганный, небритый... Покачают головами, да и прочь пойдут. Страмота, страмота, страмота! (Сидит повеся голову.) Есть ремесло хорошее, коммерция выгодная — воровать. Да не гожусь я на это дело — совесть есть, опять же и страшно: никто этой промышленности не одобряет. Митя . Последнее дело! Любим Карпыч . Говорят, в других землях за это по талеру плотят, а у нас добрые люди по шеям колотят. Нет, брат, воровать скверно! Это штука стара, ее бросить пора... Да ведь голод-то не тетка, что-нибудь надобно делать! Стал по городу скоморохом ходить, по копеечке собирать, шута из себя разыгрывать, прибаутки рассказывать, артикулы разные выкидывать. Бывало, дрожишь с утра раннего в городе, где-нибудь за углом от людей хоронишься да дожидаешься купцов. Как приедет, особенно кто побогаче, выскочишь, сделаешь колено, ну и даст, кто пятачок, кто гривну. Что наберешь, тем и дышишь день-то, тем и существуешь. Митя . Вы бы лучше, Любим Карпыч, к брату ехали, чем так жить-то. Любим Карпыч . Нельзя, втянулся. Эх, Митя, попадешь на эту зарубку — не скоро соскочишь. Да ты не перебивай, твоя речь впереди. Ну, вот слушай! Простудился я в городе — зима-то стояла холодная, а я вот в этом пальтишке щеголял, в кулаки подувал, с ноги на ногу перепрыгивал. Свезли меня добрые люди в больницу. Как стал я выздоравливать да в рассудок приходить, хмелю-то нет в голове — страх на меня напал, ужасть на меня нашла!.. Как я жил? Что я за дела делал? Стал я тосковать, да так тосковать, что, кажется, умереть лучше. Так уж решился, как совсем выздоровею, так сходить богу помолиться да итти к брату, пусть возьмет хоть в дворники. Так и сделал. Бух ему в ноги!.. Будь, говорю, вместо отца! Жил так и так, теперь хочу за ум взяться. А ты знаешь, как брат меня принял! Ему, видишь, стыдно, что у него брат такой. А ты поддержи меня, говорю ему, оправь, обласкай, я человек буду. Так нет, говорит, куда я тебя дену. Ко мне гости хорошие ездят, купцы богатые, дворяне; ты, говорит, с меня голову снимешь. По моим чувствам и понятиям мне бы совсем, говорит, не в этом роду родиться. Я, видишь, говорит, как живу: кто может заметить, что у нас тятенька мужик был? С меня, говорит, и этого стыда довольно, а то еще тебя на шею навязать. Сразил он меня, как громом! С этих-то слов я опять стал зашибаться немного. Ну, да, я думаю, бог с ним, у него вот эта кость очень толста. (Показывает на лоб.) Ему, дураку, наука нужна. Нам, дуракам, не впрок богатство, оно нас портит. С деньгами нужно обращаться умеючи... (Дремлет.) Митя, я полежу у тебя, мне соснуть хочется. Митя . Прилягте, Любим Карпыч. Любим Карпыч (встает) . Митя, ты мне денег не давай... то есть много не давай, а немножко дай. Я вот сосну, да схожу погреться немного, понимаешь!.. Только я немного... ни-ни!.. Будет дурачиться. Митя (вынимает деньги) . Вот, извольте, сколько вам нужно. Любим Карпыч (берет) . Гривенник надо. Тут все серебро, мне серебра не надо. Ты дай мне еще семитку, вот и будет в настоящий такт. (Митя дает.) Вот и довольно. Добрая ты душа, Митя! (Ложится.) Брат не умеет ценить тебя. Ну, да я с ним штуку сделаю. Дуракам богатство — зло! Дай умному человеку деньги, он дело сделает. Я походил по Москве-то, я все видел, все... Большую науку произошел! А дураку лучше денег не давай, а то он заломается... фу, фу, фу, трр!.. вот как брат, да как я, скотина...