ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ
Как вспоминал сам И. Гончаров, замысел «Обломова» возник у него после того, как «Обыкновенная история» — первый роман писателя — был напечатан в 1847 году. В 1849 году в альманахе «Литературный сборник с иллюстрациями» при журнале «Современник» был напечатан «Сон Обломова. Эпизод из неоконченного романа». Глава появилась после поездки Гончарова в Симбирск, где хорошо сохранились патриархальный быт и традиции.
Обитатели города вдохновили писателя на создание образа Обломовки. Публикация «Сна Обломова» имела большой успех и при влекла к себе внимание. Однако на написание всего романа у автора ушло более десяти лет. Работа над романом шла непросто. Сам Гончаров отмечал, что произведение пишется медленно и тяжело. Путешествие писателя на фрегате «Паллада» и создание путевых очерков, которые вышли в свет в 1858 году, также замедлили работу над «Обломовым». Полностью роман был опубликован в четырёх номерах журнала «Отечественные записки» только в 1859 году и принёс автору широкую известность, став его главным произведением.
[свернуть]
ЖАНР И КОМПОЗИЦИЯ
Жанр. Социально-психологический роман. Композиция. Роман состоит из четырёх частей. Части делятся на главы. Первая часть посвящена одному дню Обломова, который он проводит, не вставая с дивана. Мимо этого дивана автор проводит людей, ничем не лучше Обломова, показывая ничтожность светской суеты. Это экспозиция романа — знакомство с героем, историей его детства, условиями, сформировавшими его.
Вторая часть рассказывает о любви Обломова и Ольги. Совершается попытка спасти героя от обломовщины. Обломову противопоставлен Штольц. Происходит развитие действия и кульминация — признание Обломова в любви.
Третья часть убеждает читателя в том, что Обломов не может пожертвовать покоем ради любви. Появляется другая героиня — Агафья Пшеницына. Четвёртая часть перекликается с первой — герой возвращается к привычному состоянию (обломовщина на Выборгской стороне). Происходит постепенное приближение к концу. Обломов снова погружается в спячку, а затем умирает. Композиция романа кольцевая: сон — пробуждение — сон.
[свернуть]
ИЛЬЯ ИЛЬИЧ ОБЛОМОВ
Портрет. Это молодой человек приятной внешности. Черты его лица спокойные, тело округлое, изнеженное, шея белая, руки пухлые и маленькие. «Сядет он, положит ногу на ногу, подопрёт голову рукой — всё это делает так вольно, покойно и красиво». Обломов симпатичен автору (его образ он во многом списывал с себя). Типичный русский барин. Происходит из дворянского рода, умён и образован. Живёт в своё удовольствие: ест, пьёт и спит. Его идеал — покой и безмятежность. Это для героя важнее, чем вечно беспокоиться о делах, как Судьбинский, волочиться за женщинами, как франт Волков, или писать обличительные статьи, как сочинитель Пенкин.
Обломова не привлекают ни светские развлечения, ни карьера — в них он не видит ничего, кроме суеты. А ради суеты не стоит подниматься с дивана и снимать уютный халат. Созерцатель и мечтатель никогда ничего не делает сам — для этого у него есть «Захар и ещё триста Захаров». Он лишь мечтает, как чудно всё устроит в своём имении. Типичный русский характер. Мягкий и добрый человек с чутким сердцем и «хрустальной душой». Непрактичен, нерационален, не приспособлен к жизни, беспомощен перед проблемами. Его используют и обманывают все, даже верный слуга Захар.
Сам Обломов строго судит себя за пассивность и сравнивает свою душу с кладом, заваленным мусором. Перед ним встаёт мучительный вопрос: «Отчего Я такой?» Ответ даётся в главе «Сон Обломова». Обобщённый национальный характер. Черты Обломова характерны не только для эпохи, которую отражает роман. Его образ — национальный русский характер. Лень, доброта, широта натуры, покладистость, наивность, чуткость, чистая душа — всё это исторически сложившиеся качества русского человека. В России не приживается деятельный рационалист Штольц, для неё более органичен Обломов.
Тургенев писал: « … пока останется хоть один русский, — до тех пор будут помнить Обломова». Обломовщина. Н. Добролюбов в статье «Что такое обломовщина?» назвал это явление болезнью русского общества, заключающуюся в праздности, непреодолимой лени и неспособности к общественной деятельности. Обломов- последний в ряду «лишних людей» (Онегина, Печорина, Рудина), не сумевших найти себе применения.
[свернуть]
СОН ОБЛОМОВА
История создания. Глава была написана в 1849 году и имела большой успех. Все ждали появления романа целиком, но он полностью был написан намного позже. Гончаров называл главу «увертюрой всего романа».
Художественный приём. Ностальгический сон о детстве Илюши является ключом к пониманию образа Обломова — раскрывает истоки и причины обломовщины, представляет среду, быт и нравы, сформировавшие героя.
Обломовка — идиллический край, где родился и вырос Обломов. Она представлена как обетованная земля, как островок счастья. Илюша рос на лоне прекрасной природы. География этого уголка земли не предполагает гор — только равнины, окружённые холмами. Здесь нет часов и минут. Время связано с понятием круга, с циклами природы (весна — рождение человека, лето — молодость, осень — старость, зима — смерть).
Душевный комфорт, покой и тишина — такова атмосфера этого «первобытного рая». Причины обломовщины, сладкое ничегонеделание погружает героя в спячку. Его прекрасные душевные качества погребены уже в Обломовке, они убиваются ленью и духовным застоем.
[свернуть]
РОЛЬ ДЕТАЛИ В РОМАНЕ
Халат Обломова. Это не просто художественная деталь — любимая одежда героя, по сути, является самостоятельным персонажем. Халат — символ обломовщины. Снять халат — значит круто переменить свою жизнь. Предмет описан подробно: «Как шёл домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нём был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намёка на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него». Уютный домашний халат отражает характер своего хозяина – это двойник Обломова.
Герой носит халат не только на теле — его ум и душа тоже словно укутаны в такой халат. В начале романа Обломов с любовью кутается в его широкие полы. Подчёркнуто, что халат он носит давно — так же давно он носит в своей душе лень и апатию. Благодаря любви к Ольге герой просыпается, оживает и забывает о халате. После разрыва с Ольгой он живёт в доме Агафьи Пшеницыной, которая не только достала халат, но и починила — заштопала, вывела пятна. До конца жизни Обломов не расстаётся с любимым халатом.
Ветка сирени. Ветка, сорванная Ольгой во время их с Обломовым свидания и поднятая героем, помогла влюблённым понять чувства друг друга. Она стала символом их любви и возможности изменения жизни к лучшему. Но так же, как отцветает сирень, проходит их любовь. Сирень появляется снова в конце романа — она цветёт на могиле Обломова. Интерьер.
В доме Обломова, на первый взгляд, всё красиво и богато: мебель красного дерева, уютные диваны, ширмы с небывалыми в природе птицами и плодами, шёлковые занавески, ковры, картины, бронза, фарфор. Но задок у дивана осел, по стенам «лепилась в виде фестонов паутина», на зеркалах можно делать записи, дорогие ковры в пятнах. Если бы не сам хозяин, лежащий на диване, можно было бы подумать, что тут никто не живёт — так всё полиняло, запылилось и лишено следов присутствия человека. Лежит прошлогодний номер газеты, а «из чернильницы, если обмакнуть в неё перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха».
Это описание напоминает жилище гоголевского Плюшкина. Возможно, если бы не участие энергичного Штольца, не любовь Ольги, не забота Агафьи Пшеницыной, судьба Обломова была бы такой же жалкой.
[свернуть]
ОБЛОМОВ И ШТОЛЬЦ
Происхождение. Обломов происходит из старинного дворянского рода с патриархальными традициями. И деды и родители его ничего не делали. Штольц из небогатой семьи: отец – обрусевший немец, управляющий богатого имения, мать — обедневшая дворянка. Воспитание. Илюшу приучали к праздности и покою. Труд в Обломовке был наказанием. В семье был культ еды, а после еды — крепкий сон.
Андрюшу отец обучил всем практическим наукам, привил любовь к труду, усидчивость, аккуратность. Испытание любовью. Обломову необходима любовь материнская — такая, какую подарила ему Агафья Пшеницына. Штольцу нужна равная по силе и взглядам женщина. Его идеал — Ольга. Характеристика. Герои — полные антиподы. Штольц стремится вперёд, его не пугают проблемы и неудачи, он уверен, что всего добьётся. Вся его жизнь — упорный труд.
Смысл жизни Обломова — мечта. Однако друзья не только дополняют друг друга, но и нуждаются друг в друге. На фоне Андрея Илья пассивен и беспомощен, но рядом с ним сильный Штольц обретает душевное равновесие.
[свернуть]
ОЛЬГА ИЛЬИНСКАЯ И АГАФЬЯ ПШЕНИЦЫНА
Портрет. В Ольге нет «ни жеманства, ни кокетства, никакой лжи, никакой мишуры < … > если б её обратить в статую, она была бы статуя грации и гармонии». В Агафье отмечается истинно русская красота: «грудь и плечи сияли довольством и полнотой, в глазах светились кротость и только хозяйственная заботливость». Она добра и скромна, превосходная хозяйка, заботливая и чуткая.
Происхождение. Ольга из дворян, получила прекрасное образование, обладает незаурядным умом, стремится к новым познаниям. Агафья из народа, не отличается образованностью, очень проста. Роль в жизни Обломова. Любовь Ольги одухотворена, но эгоистична (она любит в Обломове свои усилия и старания). Его утомляет беспокойная натура Ольги, она не похожа на женщину его мечты.
Ольга заставила Обломова встать с дивана, снять халат, испытать романтическую любовь. Любовь же Агафьи самозабвенна и жертвенна. Она приняла Обломова таким, какой он есть, и не пыталась его изменить. В её доме сбылись все его мечты.
Помещик Илья Ильич Обломов. Главный герой — «человек лет тридцати двух-трёх от роду», живёт в Петербурге, на Гороховой улице, со своим слугой Захаром на средства, которые приносит имение Обломовка. Это человек, «приятной наружности, с тёмно-серыми глазами, но с отсутствием всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворённые губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всём лице теплился ровный свет беспечности».
Илья Ильич добрый, но очень ленивый — предпочитает лежать на диване в любимом халате. Лежание у него «не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием»…
У Обломова неприятности. Он получил письмо от старосты из Обломовки, жаловавшегося на плохой урожай и уменьшение дохода, а хозяин квартиры, в которой живёт Обломов, просит освободить её. Герою надо бы ехать в Обломовку, решать вопрос с переездом на другую квартиру, но всё это для него
мука.
Посетители. К Обломову по очереди приходят Волков, Судьбинский, Пенкин, Алексеев. Они рассказывают о себе и зовут на первомайские гулянья в Екатерингоф. Обломов отнекивается, выдумывая разные причины. Блещущий здоровьем Волков в восторге от светской жизни, он рассказывает о новом фраке, о своей влюблённости, хвастается новыми перчатками.
Судьбинский, бывший сослуживец Обломова, сделал карьеру и собирается жениться на дочери статского советника с большим приданым. «И слеп, и глух, и нем для всего остального в мире. А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает…» — думает о нём Обломов.
Сочинитель Пенкин интересуется, не читал ли Обломов его статью «о торговле, об эмансипации женщин, о прекрасных апрельских днях и о вновь изобретённом составе против пожаров». Следующий визитёр — Алексеев («безличный намёк на людскую массу»). Это человек «с неопределённой физиономией», «присутствие его ничего не придаст обществу, так же как отсутствие ничего не отнимет от него».
Всем гостям Илья Ильич рассказывает о своих проблемах, но никто посоветовать ему ничего не хочет — все заняты собственными делами.
Тарантьев. Пятым к Обломову приходит его земляк Тарантьев — мошенник и негодяй. Это был «человек ума бойкого и хитрого; никто лучше его не рассудит какого-нибудь общего житейского вопроса или юридического запутанного дела < … > Между тем сам как двадцать пять лет назад определился в какую-то канцелярию писцом, так в этой должности и дожил до седых волос. Ни ему самому и никому другому и в голову не приходило, чтобы он пошёл выше. Дело в том, что Тарантьев был мастер только говорить … ».
Алексеев и Тарантьев бывают у Обломова постоянно — ходят к нему «пить, есть, курить хорошие сигары». Но они вызывают у героя раздражение. Единственный близкий ему человек, о котором он всё время вспоминает, — Андрей Штольц. Тот должен скоро вернуться из путешествия. Он смог бы решить все проблемы Обломова.
Тарантьев ругает Обломова за то, что тот всё время лежит, заставляет ехать в имение, чтобы навести там порядок, а вопрос с поиском другой квартиры предлагает решить просто – переехать жить к его куме. Обломов не принимает советов Тарантьева. Гости уходят.
Жизнь Обломова в Петербурге. Сначала герой был полон стремлений и о многом мечтал: об успехах на службе, о роли в обществе, о создании семьи. Он всё готовился начать жить, но не продвинулся к своим мечтам ни на шаг.
Обломов, воспитанный в атмосфере любви и добра, воспринимал службу в качестве «какого-то семейного занятия, вроде, например, ленивого записыванья в тетрадку прихода и расхода, как делывал его отец».
Он считал, что чиновники представляли собой «дружную, тесную семью, неусыпно пекущуюся о взаимном спокойствии и удовольствиях, что посещение присутственного места отнюдь не есть обязательная привычка, которой надо придерживаться ежедневно, и что слякоть, жара или просто нерасположение всегда будут служить достаточными и законными предлогами к нехождению в должность». Но понял, что «надобно быть, по крайней мере, землетрясению, чтоб не прийти здоровому чиновнику на службу».
Всё это навело на него страх и скуку. Так Обломов прослужил два года. Однажды он отправил депешу вместо Астрахани в Архангельск. Испугавшись, ушёл домой — сказался больным, а потом и вовсе подал в отставку. С женщинами Илья Ильич ограничивался «поклонением издали».
Обломов «с каждым днём всё крепче и постояннее водворялся в своей квартире. Сначала ему тяжело стало пробыть целый день одетым; потом он ленился обедать в гостях, кроме коротко знакомых, больше холостых домов, где можно снять галстук, расстегнуть жилет и где можно даже «поваляться» или соснуть часок». Вскоре и это ему надоело.
Только Штольцу удавалось вытаскивать Обломова из дома, но Штольц часто отлучался.
До пятнадцати лет Илья Ильич учился в пансионе, «по необходимости сидел в классе прямо, слушал, что говорили учителя, потому что ничего другого делать было нельзя, и с трудом, с потом, со вздохами выучивал задаваемые ему уроки». Чтение утомляло его, только «поэты задели его за живое». Во время чтения, «как ни интересно было место, на котором он останавливался, но если на этом месте заставал его час обеда или сна, он клал книгу переплётом вверх и шёл обедать или гасил свечу и ложился спать». В результате его голова «была как будто библиотека, состоящая из одних разрозненных томов по разным частям знаний».
Захар. Слуге Обломова лет за пятьдесят. Он ворчлив, неопрятен и неловок. Весело наблюдать, как Захар препирается с хозяином из-за каждой мелочи, а тот постоянно упрекает слугу в неряшливости и лени. Захар груб и плутоват (присваивает сдачу с покупок), но предан барину.
«Он бы не задумался сгореть или утонуть за него, не считая этого подвигом, достойным уважения или каких-нибудь наград». Захар нянчил маленького Обломова. «Как Илья Ильич не умел ни встать, ни лечь спать, ни быть причёсанным и обутым, ни отобедать без помощи Захара, так Захар не умел представить себе другого барина, кроме Ильи Ильича, другого существования, как одевать, кормить его, грубить ему, лукавить, лгать и в то же время внутренне благоговеть перед ним».
Визит врача. Перепалка Ильи Ильича с Захаром прерывается приходом доктора, который, выслушав жалобы Обломова, предупреждает, что если тот не изменит образа жизни, то через пару лет у него случится удар.
Все проблемы, обрушившиеся на Обломова разом, повергают его в тревожные размышления. Он «болезненно чувствовал, что в нём зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, как золото в недрах горы». Но этот клад «глубоко и тяжело завален дрянью, наносным сором». «Однако … любопытно бы знать … отчего я … такой?» — спрашивает себя герой. Горькие размышления расстроили Обломова, но «сон остановил медленный и ленивый поток его мыслей».
Сон Обломова. Герой видит во сне своё детство, родителей, беспечную жизнь в любимой Обломовке. Ему семь лет. Он просыпается в своей кроватке. Няня одевает его, ведёт к матери. Все домочадцы осыпают мальчика ласками и похвалами.
После этого начинается кормление его булочками, сухариками и сливочками. Потом мать отпускает Илюшу гулять со строгим наказом няньке не оставлять ребёнка одного и не пускать его в овраг — самое опасное место в околотке. День в Обломовке проходит неспешно. Отец сидит у окна и наблюдает за всем, что делается во дворе.
Мать три часа толкует с портным, как из мужниной фуфайки перешить Илюше курточку, потом идёт смотреть, как в саду наливаются яблоки.
Самая главная забота — обед, после которого все спят (кучер — на конюшне, садовник — под кустом в саду и т. д.), Няня рассказывает Илюше страшные сказки, в которых не храбрость героя, а помощь доброй волшебницы приводит к счастливому концу.
Выросший Илья Ильич понял, «что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц», но «сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка». Обломова «тянет в ту сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей; у него навсегда остаётся расположение полежать на печи, походить в готовом, незаработанном платье и поесть на счёт доброй волшебницы».
Снится Илье и сосед-немец Штольц, к которому мальчик ездил учиться. С его сыном, Андрюшей, Илья неразлучен.
Приеэд Штольца. Пока барин спит, Захар судачит о нём с дворником, бабами и лакеями, затем пытается разбудить Обломова. Только что приехавший Андрей Штольц со смехом наблюдает сцену пререкания друга с Захаром.
Андрей Штольц — успешный и трудолюбивый человек. Он был немец «только вполовину, по отцу: мать его была русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была русская». От отца он получил строгое немецкое воспитание, от матери унаследовал нежность и доброту.
Когда Штольц окончил университет, отец не позволил ему жить дома и отправил сына в Петербург. Ровесник Обломова, Штольц рос с ним вместе, потом служил, вышел в отставку, нажил дом и деньги. Участвует в компании, отправляющей товары за границу. «Он весь составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь».
Штольц, человек с сильным характером, считал себя счастливым и упрямо шёл по избранной дороге. С Обломовым его связывало счастливое детство.
Штольц часто отрывался от дел и ехал к другу, чтобы «посидеть на широком диване и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу». Штольцу свойственна постоянная деятельность, но лишних действий у него не было; «печалями и радостями он управлял, как движением рук, как шагами ног или как обращался с дурной и хорошей погодой».
Штольц пытается изменить жизнь Обломова. Андрей возмущён образом жизни друга и старается его расшевелить — вывозит в свет. Целую неделю они делают визиты. Обломов устаёт от непривычной суеты и говорит Штольцу, что такая жизнь ему не нравится.
А на вопрос, какая нравится, формулирует свой идеал, фактически пересказывая собственный сон. Ему хотелось бы жить в деревне с женой. Жить так, как жили его отцы и деды в Обломовке: мечтать, любоваться природой, вкусно обедать, а вечерами слушать в гостиной арию «Casta diva». Штольц не понимает такого идеала: «Какая-то … обломовщина».
Он собирается через две недели увезти друга с собой за границу, а пока обещает познакомить Обломова с Ольгой Ильинской, которая прекрасно исполняет его любимую арию.
Обломовский вопрос. Знакомство с Ольгой Ильинской. На следующий день Илья Ильич проснулся в тревоге. Его мучают слова друга об обломовщине; «он схватил перо, вытащил из угла книгу и в один час хотел прочесть, написать и передумать всё, чего не прочёл, не написал и не передумал в десять лет.
Что ему делать теперь? Идти вперёд или остаться?». Решить этот обломовский вопрос было для него важнее всего на свете. «Идти вперёд — это значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума; вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!» Он уже почти был готов на решительные действия, «приподнялся было с кресла, но не попал сразу ногой в туфлю и сел опять».
Познакомив Обломова с Ольгой Ильинской, Штольц уехал за границу, взяв с друга слово, что тот приедет к нему в Париж. Паспорт был готов и заказано
дорожное пальто, а знакомые — кто со смехом, кто с испугом — обсуждали отъезд Обломова. Но накануне его укусила муха — распухла губа, и это стало поводом отложить отъезд. Обломов не уехал ни через месяц, ни через три. На «неистовые письма» Штольца Обломов не отвечает. Теперь он живёт на даче, читает. «На лице ни сна, ни усталости, ни скуки.
На нём появились даже краски, в глазах блеск, что-то вроде отваги или, по крайней мере, самоуверенности. Халата не видать на нём». А причина всему — Ольга, к которой он почувствовал любовь.
Обломов и Ольга. Встреча в парке, объяснения, волнения и надежды — счастливые герои переполнены прекрасными чувствами.
Ольга живёт со своей тёткой. Это был дом, «где всё было немного чопорно, где не только не предложат соснуть после обеда, но где даже неудобно класть ногу на ногу, где надо быть свежеодетым, помнить, о чём говоришь, — словом, нельзя ни задремать, ни опуститься». Штольц думал, что если «внести в сонную жизнь Обломова присутствие молодой, симпатичной, умной, живой и отчасти насмешливой женщины – это всё равно, что внести в мрачную комнату лампу, от которой по всем тёмным углам разольётся ровный свет».
Но Штольц не предвидел, что это знакомство изменит жизнь героев. Ольга ощущает в себе перемены – благодаря вспыхнувшим чувствам к Обломову она иначе смотрит на жизнь. Илье Ильичу кажется, что Ольга холодна к нему и перестаёт у неё бывать.
Он хочет уехать в город и вернуться к прежнему образу жизни. Захар, случайно встретив Ольгу, простодушно сообщает ей о состоянии Обломова, о его желании уехать в город. Она через Захара назначает Илье свидание в парке и при встрече даёт понять Обломову о серьёзности своих чувств.
, , , XII
Развитие отношений Ольги и Обломова. Герои часто встречаются в парке. Ольга всеми силами борется с апатией Ильи Ильича — возит его на прогулки, не даёт спать, заставляет читать, бывать на концертах.
Обломов делает всё, чтобы угодить Ольге: «написал несколько писем в деревню, сменил старосту и вошёл в сношения с одним из соседей через посредство Штольца. Он бы даже поехал в деревню, если б считал возможным уехать от Ольги. Он не ужинал и вот уже две недели не знает, что значит прилечь днём». Они оба переживают глубокое чувство.
Однажды Обломов проснулся мрачным — он не верит, что Ольга может его любить, потому что, по его мнению, таких, как он, любить нельзя. Он пишет ей в письме, что разрывает с ней отношения. Ольга читает письмо и плачет, а Илья Ильич наблюдает это, спрятавшись. Он видит её слёзы и просит прощения — всё возвращается на свои места. Лето заканчивается. Влюблённые видятся каждый день. Обломов наслаждается счастьем и однажды делает Ольге предложение, которое она принимает.
Любовь и квартирный вопрос. К Обломову приезжает Тарантьев и требует, чтобы тот заплатил за квартиру, арендованную на Выборгской стороне. Илья Ильич вспоминает, что в день переезда на дачу он не глядя подписал контракт, который подсунул ему Тарантьев.
Влюблённый Обломов не хочет думать о делах — он идёт К Ольге, полный решимости объявить её тётке об официальном предложении. Но Ольга не пускает его, считая, что сначала он должен закончить дела и решить, где они будут жить после свадьбы.
Обломов едет на Выборгскую сторону, знакомится с хозяйкой квартиры — Агафьей Пшеницыной, кумой Тарантьева. «Ей было лет тридцать. Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щёки».
Обломов безуспешно пытается объяснить хозяйке, что не нуждается в квартире. Агафья кажется ему недалёкой, но приятной женщиной («У ней простое, но приятное лицо < … > должно быть, добрая женщина!»). Уладить квартирный вопрос Обломову не удаётся, потому что делами занимается её брат Мухояров, который не хочет упустить выгоду.
Переезд Обломова на Выборгскую сторону. В конце августа Ольга переезжает с дачи в городскую квартиру, а Обломов вынужден поселиться на Выборгской стороне, в доме Агафьи Пшеницыной. Он уже успевает оценить пироги хозяйки, а Мухояров требует уплатить за квартиру всю сумму. Обломов хочет всем объявить о своём намерении жениться, но Ольга просит сначала уладить дела в Обломовке.
Обломов живёт у Пшеницыной, ездит к Ольге обедать. Их свидания становятся всё реже. Обломов сам уже не верит, что недавно хотел жениться.
Обломов и Ольга встречаются всё реже. Однажды Ольга присылает Обломову письмо, назначая свидание. Герои встречаются тайно: о них уже давно сплетничают, а официального предложения всё нет. Теперь уже Ольга убеждает Обломова поговорить об их отношениях с тётушкой, а тот просит отложить разговор до решения всех проблем.
Ольга зовёт Илью Ильича приехать к ним завтра на обед. Но герой боится сплетен. Он пишет Ольге, что простудился и не сможет прийти. Наступает зима, а Обломов до сих пор не был у Ольги.
Последняя попытка Ольги. Илья Ильич проводит время дома с Пшеницыной и её детьми — Машей и Ваней. Он так и не решается ехать к Ольге, сказываясь больным. Ольга, презрев светские приличия, сама приезжает к Обломову. Увидев её, герой воспрянул духом. Он снова счастлив.
Коварство Мухоярова. Обломов получает письмо из деревни от соседа, которому он хотел передать по доверенности управление своим имением. Сосед отказывается помогать (у него много своих дел) и предупреждает, что Обломова ждут большие убытки.
Герой расстроен: жениться невозможно, надо ехать в Обломовку самому. Занимать деньги он тоже не решается. Мухояров советует нанять управляющего, чтобы не ехать в деревню, и предлагает на эту должность господина Затёртого, своего сослуживца.
Обломову нравится это предложение. Мухояров благодарит Тарантьева за Обломова, которого так просто надуть. Затёртый теперь станет выкачивать деньги из Обломовки под видом честного управляющего. Мухояров в восторге от наивности и доверчивости своего жильца.
Разрыв отношений. Обломов рассказывает Ольге, что нашёл управляющего имением, и теперь им до свадьбы осталось подождать год, пока всё устроится. Ольга удивляется, как Обломов мог доверить дела незнакомому человеку. На душе у неё горечь, она разочарована тем, что он ничего не хочет делать сам, что он ленив и что изменить это невозможно.
В конце разговора ей становится дурно. Очнувшись, она говорит: «Камень ожил бы от того, что я сделала. Теперь не сделаю ничего, ни шагу, даже не пойду в Летний сад: всё бесполезно — ты умер! Я узнала недавно только, что я любила в тебе то, что я хотела, чтоб было в тебе, что указал мне Штольц, что мы выдумали с ним. Я любила будущего Обломова! Кто проклял тебя, Илья? Ты добр, умён, нежен, благороден … и … гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу … » Обломов отвечает: «Есть < … > Обломовщина!».
Герои разрывают отношения. Обломов приходит домой, от пережитого у него начинается горячка. Захар надевает на него халат, заштопанный Агафьей Пшеницыной, — тот самый, который он хотел выбросить, познакомившись с Ольгой.
Прошёл год после разрыва Обломова с Ольгой Ильинской. Илья Ильич пришёл в себя. К радости Агафьи Пшеницыной, «Обломов, видя участие хозяйки в его делах, предложил однажды ей, в виде шутки, взять все заботы о его продовольствии на себя и избавить его от всяких хлопот». Он сближается с Агафьей — с ней удобно и уютно.
Она же видит смысл своей жизни в том, чтобы доставлять ему покой и удобство, «это стало её наслаждением». Обломов уделяет внимание вдове и даже предлагает ехать вместе с ним в деревню. Затёртый прислал вырученные от продажи хлеба деньги, а оброка собрать не смог, о чём сообщил Обломову в письме. Но тот остался доволен присланной суммой.
Штольц у Обломова. Лето. Обломов празднует именины. К нему приезжает Штольц. Он сообщает другу, что Ольга после разрыва с ним уехала в Швейцарию. Она просила Штольца не оставлять Обломова — всячески его тормошить, чтобы тот «не умирал совсем, не погребался заживо». Штольц узнаёт, что доход Обломова с имения упал, понимает, что его обманывает управляющий. Он выгоняет его и берёт дела в свои руки.
Афера Мухоярова. На следующий день встречаются Тарантьев и Мухояров. Они расстроены тем, что Штольц раскрыл их аферу, уничтожил доверенность на ведение дел Затёртым и сам взял Обломовку в аренду. Они боятся, что он узнает о том, что оброк на самом деле был собран, а деньги Тарантьев, Мухояров и Затёртый поделили между собой.
У Мухоярова есть новый план: он хочет шантажировать Обломова его отношениями с Пшеницыной и потребовать у героя долговую расписку на десять тысяч на её имя. Мухояров хочет обвинить Обломова в непристойном поведении и вытянуть из него деньги.
Ольга и Штольц. В главе рассказывается о том, что произошло между Ольгой и Штольцем до появления Штольца у Обломова. Они случайно встретились в Париже, потом сблизились. Ольга рассказала Андрею историю любви её и Обломова. Штольц был рад тому, что возлюбленным Ольги был не кто-то другой, а именно Обломов. Он делает Ольге предложение.
Прошло полтора года. Штольц снова навещает Обломова. Илья Ильич обрюзг, начал пить, халат его ещё больше затёрся. Он обнищал. Брат Пшеницыной осуществил свой план — не оставил денег ни Обломову, ни сестре. Теперь Агафья, чтобы прокормить Обломова, начала закладывать свои вещи.
Андрей, видя жалкое положение друга, припирает его к стенке и узнаёт о заёмном письме, которое тот подписал. Штольц требует с Агафьи Матвеевны расписку в том, что Обломов ей ничего не должен. Та подписывает бумагу. Штольц собирается наказать афериста Мухоярова.
Он обращается к начальнику Мухоярова, и аферист лишается должности. Илья Ильич разрывает отношения с Тарантьевым. Штольц пытается увезти Обломова, но тот жалобно просит подождать только месяц.
Проходит несколько лет. Ольга и Штольц живут В Одессе, у них уже есть дети. Они удивляются своему счастью, не понимая, за что оно выпало на их долю. «Шли годы, а они не уставали жить». Штольц «глубоко счастлив своей наполненной, волнующейся жизнью, в которой цвела неувядаемая весна».
Вместе с Ольгой он часто вспоминает Обломова и собирается навестить друга в Петербурге.
Проходит несколько лет. Илья Ильич по-прежнему живёт у Агафьи Матвеевны. Он тоже осуществил свою мечту — всё теперь в его быту напоминает старую Обломовку. Он «кушал аппетитно и много, как в Обломовке, ходил и работал лениво и мало, тоже как в Обломовке.
Он, несмотря на нарастающие лета, беспечно пил вино, смородиновую водку и ещё беспечнее и подолгу спал после обеда». В доме Ильи Ильича порядок и изобилие. У него с Агафьей есть трёхлетний сын, названный в честь Штольца Андрюшей.
Однажды безмятежная жизнь Обломова была прервана апоплексическим ударом. Агафья его выходила, и в этот раз всё закончилось благополучно. Приехавший Штольц поражён, как безнадёжно увяз его друг в болоте апатии и лени. Он делает последнюю попытку увезти Илью Ильича. Но Обломов отказывается.
Штольц говорит, что в карете его ждёт Ольга, она хочет войти. Но Обломов просит Андрея не впускать её в дом и оставить его навсегда. Последняя его просьба, обращённая к Штольцу: «Не забудь моего Андрея!» Штольц возвращается к жене, та хочет войти в дом, но он не пускает её. «Да что такое там происходит?» — спрашивает Ольга. Штольц отвечает одним словом: «Обломовщина!»
Прошло ещё пять лет. Уже три года вдовеет Агафья — Обломов умер. Через год после встречи со Штольцем у Обломова случился второй апоплексический удар. Он пережил его, но ослаб, стал мало есть, сделался молчалив и задумчив. Никто не видел последних минут Обломова. Он скончался «без боли, без мучений, как будто остановились часы, которые забыли завести».
Агафья потеряла смысл жизни. Годы, прожитые с Обломовым, пролили тихий свет на всю её жизнь. Ей некуда было идти и нечего больше желать. Её сын от первого брака кончил курс наук и поступил на службу, дочка вышла замуж, Андрюшу выпросили на воспитание Штольцы.
Агафья часто навещает его, а сама живёт с семьёй брата. Мухояров при помощи всевозможных ухищрений поступил на прежнее место, и всё в доме стало, как до появления Обломова. Доход с Обломовки Агафья Пшеницына получать отказалась — сказала Штольцу, чтобы эти деньги он берёг для Андрюши «он барин, а я проживу и так».
Судьба Захара. Однажды Штольц с другом-литератором шёл мимо церкви. Кончилась обедня, народ повалил из храма, а впереди всех нищие. В одном нищем старике Штольц признал бывшего слугу Обломова — Захара. В доме Пшеницыной, где снова поселился её брат с семьёй, Захару не нашлось места. Он пытался устроиться к новым господам, но старого бестолкового лакея отовсюду быстро выгоняли. Так Захар стал нищим.
Штольц позвал Захара жить к себе в деревню, но Захар отказался — он не хочет уезжать от могилы своего барина. «Ехать-то неохота отсюда, от могилки-то! Этакого барина отнял господь! На радость людям жил, жить бы ему сто лет» — причитает Захар.
Литератор интересуется историей Захара и его барина. Штольц сожалеет о судьбе Обломова (был не глупее других, душа чиста и ясна, как стекло; благороден, нежен, и — пропал!»). И Штольц рассказывает литератору историю, о которой читатель уже знает из этого романа),
Обломов. Краткое содержание по главам
4.7 (94%) 30 votesЗдравствуй, Илья. Как я рад тебя видеть! Ну, что, как ты поживаешь? Здоров ли? - спросил Штольц.
Ох, нет, плохо, брат Андрей, - вздохнув, сказал Обломов, - какое здоровье!
А что, болен? - спросил заботливо Штольц.
Ячмени одолели: только на той неделе один сошел с правого глаза, а теперь вот садится другой.
Штольц засмеялся.
Только? - спросил он. - Это ты наспал себе.
Какое «только»: изжога мучит. Ты послушал бы, что давеча доктор сказал. «За границу, говорит, ступайте, а то плохо: удар может быть».
Ну, что ж ты?
Не поеду.
Отчего же?
Помилуй! Ты послушай, что он тут наговорил: «живи я где-то на горе, поезжай в Египет или в Америку…»
Что ж? - хладнокровно сказал Штольц. - В Египте ты будешь через две недели, в Америке через три.
Ну, брат Андрей, и ты то же! Один толковый человек и был, и тот с ума спятил. Кто же ездит в Америку и Египет! Англичане: так уж те так господом богом устроены; да и негде им жить-то у себя. А у нас кто поедет? Разве отчаянный какой-нибудь, кому жизнь нипочем.
В самом деле, какие подвиги: садись в коляску или на корабль, дыши чистым воздухом, смотри на чужие страны, города, обычаи, на все чудеса… Ах, ты! Ну, скажи, что твои дела, что в Обломовке?
Ах!.. - произнес Обломов, махнув рукою.
Что случилось?
Да что: жизнь трогает!
И слава богу! - сказал Штольц.
Как слава богу! Если б она все по голове гладила, а то пристает, как бывало в школе к смирному ученику пристают забияки: то ущипнет исподтишка, то вдруг нагрянет прямо со лба и обсыплет песком… мочи нет!
Ты уж слишком - смирен. Что же случилось? - спросил Штольц.
Два несчастья.
Какие же?
Совсем разорился.
Как так?
Вот я тебе прочту, что староста пишет… где письмо-то? Захар, Захар!
Захар отыскал письмо. Штольц пробежал его и засмеялся, вероятно от слога старосты.
Какой плут этот староста! - сказал он. - Распустил мужиков, да и жалуется! Лучше бы дать им паспорты, да и пустить на все четыре стороны.
Помилуй, этак, пожалуй, и все захотят, - возразил Обломов.
Да пусть их! - беспечно сказал Штольц. - Кому хорошо и выгодно на месте, тот не уйдет; а если ему невыгодно, то и тебе невыгодно: зачем же его держать?
Вон что выдумал! - говорил Илья Ильич. - В Обломовке мужики смирные, домоседы; что им шататься?..
А ты не знаешь, - перебил Штольц, - в Верхлеве пристань хотят устроить и предположено шоссе провести, так что и Обломовка будет недалеко от большой дороги, а в городе ярмарку учреждают…
Ах, боже мой! - сказал Обломов. - Этого еще недоставало! Обломовка была в таком затишье, в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога! Мужики повадятся в город, к нам будут таскаться купцы - все пропало! Беда!
Штольц засмеялся.
Как же не беда? - продолжал Обломов. - Мужики были так себе, ничего не слышно, ни хорошего, ни дурного, делают свое дело, ни за чем не тянутся; а теперь развратятся! Пойдут чаи, кофеи, бархатные штаны, гармоники, смазные сапоги… не будет проку!
Да, если это так, конечно мало проку, - заметил Штольц… - А ты заведи-ка школу в деревне…
Не рано ли? - сказал Обломов. - Грамотность вредна мужику: выучи его, так он, пожалуй, и пахать не станет…
Да, правда; только у меня план еще не весь… робко заметил Обломов.
И не нужно никакого! - сказал Штольц. - Ты только поезжай: на месте увидишь, что надо делать. Ты давно что-то с этим планом возишься: ужель еще все не готово? Что ж ты делаешь?
Ах, братец! Как будто у меня только и дела, что по имению. А другое несчастье?
Какое же?
С квартиры гонят.
Как гонят?
Так: съезжай, говорят, да и только.
Ну, так что ж?
Как - что ж? Я тут спину и бока протер, ворочаясь от этих хлопот. Ведь один: и то надо и другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а тут перевозка! Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди, останешься без гроша…
Вот избаловался-то человек: с квартиры тяжело съехать! - с удивлением произнес Штольц. - Кстати о деньгах: много их у тебя? Дай мне рублей пятьсот: надо сейчас послать; завтра из нашей конторы возьму…
Постой! Дай вспомнить… Недавно из деревни прислали тысячу, а теперь осталось… вот, погоди…
Обломов начал шарить по ящикам.
Вот тут… десять, двадцать, вот двести рублей… да вот двадцать. Еще тут медные были… Захар, Захар! Захар прежним порядком спрыгнул с лежанки и вошел в комнату.
Где тут две гривны были на столе? вчера я положил…
Что это, Илья Ильич, дались вам две гривны! Я уж вам докладывал, что никаких тут двух гривен не лежало…
Как не лежало! С апельсинов сдачи дали…
Отдали кому-нибудь, да и забыли, - сказал Захар, поворачиваясь к двери.
Штольц засмеялся.
Ах вы, обломовцы! - упрекнул он. - Не знают, сколько у них денег в кармане!
А давеча Михею Андреичу какие деньги отдавали? - напомнил Захар.
Ах, да, вот Тарантьев взял еще десять рублей, - живо обратился Обломов к Штольцу, - я и забыл.
Зачем ты пускаешь к себе это животное? - заметил Штольц.
Чего пускать! - вмешался Захар. - Придет словно в свой дом или в трактир. Рубашку и жилет барские взял, да и поминай как звали! Давеча за фраком пожаловал: «дай надеть!» Хоть бы вы, батюшка, Андрей Иваныч, уняли его…
Не твое дело, Захар. Поди к себе! - строго заметил Обломов.
Дай мне лист почтовой бумаги, - спросил Штольц, - записку написать.
Захар, дай бумаги: вон Андрею Иванычу нужно… - сказал Обломов.
Ведь нет ее! Давеча искали, - отозвался из передней Захар и даже не пришел в комнату.
Клочок какой-нибудь дай! - приставал Штольц.
Обломов поискал на столе: и клочка не было.
Ну, дай хоть визитную карточку.
Давно их нет у меня, визитных-то карточек, - сказал Обломов.
Что это с тобой? - с иронией возразил Штольц. - А собираешься дело делать, план пишешь. Скажи, пожалуйста, ходишь ли ты куда-нибудь, где бываешь? С кем видишься?
Да где бываю! Мало где бываю, все дома сижу: вот план-то тревожит меня, а тут еще квартира… Спасибо, Тарантьев хотел постараться, приискать…
Бывает ли кто-нибудь у тебя?
Бывает… вот Тарантьев, еще Алексеев. Давеча доктор зашел… Пенкин был, Судьбинский, Волков.
Я у тебя и книг не вижу, - сказал Штольц.
Вот книга! - заметил Обломов, указав на лежавшую на столе книгу.
Что такое? - спросил Штольц, посмотрев книгу. - «Путешествие в Африку». И страница, на которой ты остановился, заплесневела. Ни газеты не видать… Читаешь ли ты газеты?
Нет, печать мелка, портит глаза… и нет надобности: если есть что-нибудь новое, целый день со всех сторон только и слышишь об этом.
Помилуй, Илья! - сказал Штольц, обратив на Обломова изумленный взгляд. - Сам-то ты что ж делаешь? Точно ком теста, свернулся и лежишь.
Правда, Андрей, как ком, - печально отозвался Обломов.
Да разве сознание есть оправдание?
Нет, это только ответ на твои слова; я не оправдываюсь, - со вздохом заметил Обломов.
Надо же выйти из этого сна.
Пробовал прежде, не удалось, а теперь… зачем? Ничто не вызывает, душа не рвется, ум спит спокойно! - с едва заметною горечью заключил он. - Полно об этом… Скажи лучше, откуда ты теперь?
Из Киева. Недели через две поеду за границу. Поезжай и ты…
Хорошо; пожалуй… - решил Обломов.
Так садись, пиши просьбу, завтра и подашь…
Вот уж и завтра! - начал Обломов спохватившись. - Какая у них торопливость, точно гонит кто-нибудь! Подумаем, поговорим, а там что бог даст! Вот разве сначала в деревню, а за границу… после…
Отчего же после? Ведь доктор велел? Ты сбрось с себя прежде жир, тяжесть тела, тогда отлетит и сон души. Нужна и телесная и душевная гимнастика.
Нет, Андрей, все это меня утомит: здоровье-то плохо у меня. Нет, уж ты лучше оставь меня, поезжай себе один…
Штольц поглядел на лежащего Обломова, Обломов поглядел на него.
Штольц покачал головой, а Обломов вздохнул.
Тебе, кажется, и жить-то лень? - спросил Штольц.
А что, ведь и то правда: лень, Андрей.
Андрей ворочал в голове вопрос, чем бы задеть его за живое и где у него живое, между тем молча разглядывал его и вдруг засмеялся.
Что это на тебе один чулок нитяный, а другой бумажный? - вдруг заметил он, показывая на ноги Обломова. - Да и рубашка наизнанку надета?
Обломов поглядел на ноги, потом на рубашку.
В самом деле, - смутясь, сознался он. - Этот Захар в наказанье мне послан! Ты не поверишь, как я измучился с ним! Спорит, грубиянит, а дела не спрашивай!
Ах, Илья, Илья! - сказал Штольц. - Нет, я тебя не оставлю так. Через неделю ты не узнаешь себя. Уже вечером я сообщу тебе подробный план о том, что я намерен делать с собой и с тобой, а теперь одевайся. Постой, я встряхну тебя. Захар! - закричал он. - Одеваться Илье Ильичу!
Куда, помилуй, что ты? Сейчас придет Тарантьев с Алексеевым обедать. Потом хотели было…
Захар, - говорил, не слушая его, Штольц, - давай ему одеваться.
Слушаю, батюшка, Андрей Иваныч, вот только сапоги почищу, - охотливо говорил Захар.
Как? У тебя не чищены сапоги до пяти часов?
Чищены-то они чищены, еще на той неделе, да барин не выходил, так опять потускнели…
Ну, давай как есть. Мой чемодан внеси в гостиную; я у вас остановлюсь. Я сейчас оденусь, и ты будь готов, Илья. Мы пообедаем где-нибудь на ходу, потом поедем дома в два, три, и…
Да ты того… как же это вдруг… постой… дай подумать… ведь я не брит…
Нечего думать да затылок чесать… Дорогой обреешься: я тебя завезу.
В какие дома мы еще поедем? - горестно воскликнул Обломов. - К незнакомым? Что выдумал! Я пойду, лучше к Ивану Герасимовичу; дня три не был.
Кто это Иван Герасимыч?
Что служил прежде со мной…
А! Этот седой экзекутор: что ты там нашел? Что за страсть убивать время с этим болваном!
Как ты иногда резко отзываешься о людях, Андрей, так бог тебя знает. А ведь это хороший человек: только что не в голландских рубашках ходит…
Что ты у него делаешь? О чем с ним говоришь? - спросил Штольц.
У него, знаешь, как-то правильно, уютно в доме. Комнаты маленькие, диваны такие глубокие: уйдешь с головой, и не видать человека. Окна совсем закрыты плющами да кактусами, канареек больше дюжины, три собаки, такие добрые! Закуска со стола не сходит. Гравюры все изображают семейные сцены. Придешь, и уйти не хочется. Сидишь, не заботясь, не думая ни о чем, знаешь, что около тебя есть человек… конечно, немудрый, поменяться с ним идеей нечего и думать, зато не хитрый, добрый, радушный, без претензий и не уязвит тебя за глаза!
Что ж вы делаете?
Что? Вот я приду, сядем друг против друга на диваны, с ногами; он курит…
Ну, а ты?
Я тоже курю, слушаю, как канарейки трещат. Потом Марфа принесет самовар.
Тарантьев, Иван Герасимыч! - говорил Штольц, пожимая плечами. - Ну, одевайся скорей, - торопил он. - А Тарантьеву скажи, как придет, - прибавил он, обращаясь к Захару, - что мы дома не обедаем и что Илья Ильич все лето не будет дома обедать, а осенью у него много будет дела, и что видеться с ним не удастся…
Скажу, не забуду, все скажу, - отозвался Захар, - а с обедом как прикажете?
Съешь его с кем-нибудь на здоровье.
Слушаю, сударь.
Минут через десять Штольц вышел одетый, обритый, причесанный, а Обломов меланхолически сидел на постели, медленно застегивая грудь рубашки и не попадая пуговкой в петлю. Перед ним на одном колене стоял Захар с нечищенным сапогом, как с каким-нибудь блюдом, готовясь надевать и ожидая, когда барин кончит застегивание груди.
Ты еще сапог не надел! - с изумлением сказал Штольц. - Ну, Илья, скорей же, скорей!
Да куда это? Да зачем? - с тоской говорил Обломов. - Чего я там не видал? Отстал я, не хочется…
Скорей, скорей! - торопил Штольц.
Обломов сиял, идучи домой. У него кипела кровь, глаза блистали. Ему казалось, что у него горят даже волосы. Так он и вошел к себе в комнату - и вдруг сияние исчезло и глаза в неприятном изумлении остановились неподвижно на одном месте: в его кресле сидел Тарантьев.
Что это тебя не дождешься? Где ты шатаешься? - строго спросил Тарантьев, подавая ему свою мохнатую руку. - И твой старый черт совсем от рук отбился: спрашиваю закусить - нету, водки - и той не дал.
Я гулял здесь в роще, - небрежно сказал Обломов, еще не опомнясь от обиды, нанесенной появлением земляка, и в какую минуту!
Он забыл ту мрачную сферу, где долго жил, и отвык от ее удушливого воздуха. Тарантьев в одно мгновенье сдернул его будто с неба опять в болото. Обломов мучительно спрашивал себя: зачем пришел Тарантьев? надолго ли? - терзался предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет отправиться к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это стоило некоторых издержек, - вот единственная мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
Что ж ты, земляк, не подумаешь взглянуть на квартиру? - спросил Тарантьев.
Теперь это не нужно, - сказал Обломов, стараясь не глядеть на Тарантьева. - Я… не перееду туда.
Что-о? Как не переедешь? - грозно возразил Тарантьев. - Нанял, да не переедешь? А контракт?
Какой контракт?
Ты уж и забыл? Ты на год контракт подписал. Подай восемьсот рублей ассигнациями, да и ступай куда хочешь. Четыре жильца смотрели, хотели нанять: всем отказали. Один нанимал на три года.
Обломов теперь только вспомнил, что в самый день переезда на дачу Тарантьев привез ему бумагу, а он второпях подписал, не читая.
«Ах, боже мой, что я наделал!» - думал он.
Да мне не нужна квартира, - говорил Обломов, - я еду за границу…
За границу! - перебил Тарантьев. - Это с этим немцем? Да где тебе, не поедешь!
Отчего не поеду? У меня и паспорт есть: вот я покажу. И чемодан куплен.
Не поедешь! - равнодушно повторил Тарантьев. - А ты вот лучше деньги-то за полгода вперед отдай.
У меня нет денег.
Где хочешь достань; брат кумы, Иван Матвеич, шутить не любит. Сейчас в управу подаст: не разделаешься. Да я свои заплатил, отдай мне.
Ты где взял столько денег? - спросил Обломов.
А тебе что за дело? Старый долг получил. Давай деньги! Я за тем приехал.
Хорошо, я на днях приеду и передам квартиру другому, а теперь я тороплюсь…
Он начал застегивать сюртук.
А какую тебе квартиру нужно? Лучше этой во всем городе не найдешь. Ведь ты ее видал? - сказал Тарантьев.
И видеть не хочу, - отвечал Обломов, - зачем я туда перееду? Мне далеко…
От чего? - грубо спросил Тарантьев.
Но Обломов не сказал, от чего.
От центра, - прибавил он потом.
От какого это центра? Зачем он тебе нужен? Лежать-то?
Нет, уж я теперь не лежу.
Что так?
Так. Я… сегодня… - начал Обломов.
Что? - перебил Тарантьев.
Обедаю не дома…
Ты деньги-то подай, да и черт с тобой!
Какие деньги? - с нетерпением повторил Обломов. - Я на днях заеду на квартиру, переговорю с хозяйкой.
Какая хозяйка? Кума-то? Что она знает? Баба! Нет, ты поговори с ее братом - вот увидишь!
Ну хорошо; я заеду и переговорю.
Да, жди тебя! Ты отдай деньги, да и ступай.
У меня нет; надо занять.
Ну так заплати же мне теперь, по крайней мере, за извозчика, - приставал Тарантьев, - три целковых.
Где же твой извозчик? И за что три целковых?
Я отпустил его. Как за что? И то не хотел везти: «по песку-то?», говорит. Да отсюда три целковых - вот двадцать два рубля!
Отсюда дилижанс ходит за полтинник, - сказал Обломов, - на вот!
Он достал ему четыре целковых. Тарантьев спрятал их в карман.
Семь рублей ассигнациями за тобой, - прибавил он. - Да дай на обед!
На какой обед?
Я теперь в город не поспею: на дороге в трактире придется; тут все дорого: рублей пять сдерут.
Обломов молча вынул целковый и бросил ему. Он не садился от нетерпения, чтоб Тарантьев ушел скорей; но тот не уходил.
Вели же мне дать чего-нибудь закусить, - сказал он.
Ведь ты хотел в трактире обедать? - заметил Обломов.
Это обедать! А теперь всего второй час.
Обломов велел Захару дать чего-нибудь.
Ничего нету, не готовили, - сухо отозвался Захар, глядя мрачно на Тарантьева. - А что, Михей Андреич, когда принесете барскую рубашку да жилет?..
Какой тебе рубашки да жилета? - отговаривался Тарантьев. - Давно отдал.
Когда это? - спросил Захар.
Да не тебе ли в руки отдал, как вы переезжали? А ты куда-то сунул в узел да спрашиваешь еще…
Захар остолбенел.
Ах ты, господи! Что это, Илья Ильич, за срам такой! - возразил он, обратясь к Обломову.
Пой, пой эту песню! - возразил Тарантьев. - Чай, пропил, да и спрашиваешь…
Нет, я еще отроду барского не пропивал! - захрипел Захар. - Вот вы…
Перестань, Захар! - строго перебил Обломов.
Вы, что ли, увезли одну половую щетку да две чашки у нас? - спросил опять Захар.
Какие щетки? - загремел Тарантьев. - Ах ты, старая шельма! Давай-ка лучше закуску!
Слышите, Илья Ильич, как лается? - сказал Захар. - Нет закуски, даже хлеба нет дома, и Анисья со двора ушла, - договорил он и ушел.
Где ж ты обедаешь? - спросил Тарантьев. - Диво, право: Обломов гуляет в роще, не обедает дома… Когда ж ты на квартиру-то? Ведь осень на дворе. Приезжай посмотреть.
Хорошо, хорошо, на днях…
Да деньги не забудь привезти!
Да, да, да… - нетерпеливо говорил Обломов.
Ну, не нужно ли чего на квартире? Там, брат, для тебя выкрасили полы и потолки, окна, двери - все: больше ста рублей стоит.
Да, да, хорошо… Ах, вот что я хотел тебе сказать, - вдруг вспомнил Обломов, - сходим, пожалуйста, в палату, нужно доверенность засвидетельствовать…
Что я тебе за ходатай достался? - отозвался Тарантьев.
Я тебе прибавлю на обед, - сказал Обломов.
Туда сапог больше изобьешь, чем ты прибавишь.
Ты поезжай, заплачу.
Нельзя мне в палату идти, - мрачно проговорил Тарантьев.
Враги есть, злобствуют на меня, ковы строят, как бы погубить.
Ну хорошо, я сам съезжу, - сказал Обломов и взялся за фуражку.
Вот, как приедешь на квартиру, Иван Матвеич тебе все сделает. Это, брат, золотой человек, не чета какому-нибудь выскочке-немцу! Коренной, русский служака, тридцать лет на одном стуле сидит, всем присутствием вертит, и деньжонки есть, а извозчика не наймет; фрак не лучше моего; сам тише воды, ниже травы, говорит чуть слышно, по чужим краям не шатается, как твой этот…
Тарантьев! - крикнул Обломов, стукнув по столу кулаком. - Молчи, чего не понимаешь!
Тарантьев выпучил глаза на эту никогда не бывалую выходку Обломова и даже забыл обидеться тем, что его поставили ниже Штольца.
Вот как ты нынче, брат… - бормотал он, взяв шляпу, - какая прыть!
Он погладил свою шляпу рукавом, потом поглядел на нее и на шляпу Обломова, стоявшую на этажерке.
Ты не носишь шляпу, вот у тебя фуражка, - сказал он, взяв шляпу Обломова и примеривая ее. - Дай-ка, брат, на лето…
Обломов молча снял с его головы свою шляпу и поставил на прежнее место, потом скрестил на груди руки и ждал, чтоб Тарантьев ушел.
Ну, черт с тобой! - говорил Тарантьев, неловко пролезая в дверь. - Ты, брат, нынче что-то… того… Вот поговори-ка с Иваном Матвеичем да попробуй денег не привезти.
Обломов сиял, идучи домой. У него кипела кровь, глаза блистали. Ему казалось, что у него горят даже волосы. Так он и вошел к себе в комнату - и вдруг сияние исчезло и глаза в неприятном изумлении остановились неподвижно на одном месте: в его кресле сидел Тарантьев.
Тарантьев стал расспрашивать Обломова, почему он до сих пор ни разу не наведался на свою новую квартиру, напомнил ему о подписанном на целый год контракте и потребовал восемьсот рублей - за полгода вперед. Обломов же объявил, что не собирается ни селиться на Выборгской стороне, ни платить, и поспешил выпроводить Тарантьева.
Когда Тарантьев ушел, Обломов задумался, и почувствовал, что «светлый, безоблачный праздник любви отошел, что любовь становилась долгом…, и начинала линять, терять радужные краски». «Поэма минует, и начнется строгая история: палата, потом поездка в Обломовку, постройка дома, заседания в суде». И он решил пойти к Ольге и рассказать ее тетке о помолвке. Но Ольга потребовала, чтобы он никому не говорил ни слова, пока не заверит в палате доверенность на управление имением, чтобы деревенский сосед Обломова смог разобраться с его хозяйственными делами, построил дом, нашел квартиру, написал Штольцу…
«Что ж это такое? - печально думал Обломов. - Ни продолжительного шепота, ни таинственного уговора слить обе жизни в одну! Все как-то иначе, по-другому. Какая странная эта Ольга! Она не останавливается на одном месте, не задумывается сладко над поэтической минутой, как будто у ней вовсе нет мечты, нет потребности утонуть в раздумье! Сейчас и поезжай в палату, на квартиру - точно Андрей! Что это все они как будто сговорились торопиться жить!»
На следующий день он нехотя отправился в палату, но перед этим решил заехать к знакомому спросить, как лучше оформить дело. Разговор затянулся до трех часов, в палату ехать было уже поздно, а завтра была суббота, и дело пришлось отложить до понедельника.
Обломов отправился на Выборгскую сторону, в дом вдовы коллежского секретаря Пшеницыной, кумы Тарантьева.
Ей было лет тридцать. Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щеки. Бровей у нее почти совсем не было, а были на их местах две немного будто припухлые, лоснящиеся полосы, с редкими светлыми волосами. Глаза серовато-простодушные, как и все выражение лица; руки белые, но жесткие, с выступившими наружу крупными узлами синих жил.
Платье сидело на ней в обтяжку: видно, что она не прибегала ни к какому искусству, даже к лишней юбке, чтоб увеличить объем бедр и уменьшить талию.
От этого даже и закрытый бюст ее, когда она была без платка, мог бы послужить живописцу или скульптору моделью крепкой, здоровой груди, не нарушая ее скромности. Платье ее, в отношении к нарядной шали и парадному чепцу, казалось старо и поношено...
Она вошла робко и остановилась, глядя застенчиво на Обломова.
Он привстал и поклонился.
Я имею удовольствие видеть госпожу Пшеницыну? - спросил он.
Да-с, - отвечала она. - Вам, может быть, нужно с братцем поговорить? - нерешительно спросила она. - Они в должности, раньше пяти часов не приходят.
Нет, я с вами хотел видеться, - начал Обломов...
«У ней простое, но приятное лицо, - снисходительно решил Обломов, - должно быть, добрая женщина!»
Обломов сказал Пшеницыной, что собирается искать квартиру в другой части города, и не собирается жить у нее. Она выслушала его и сообщила, что все дела решает ее братец, который служит в канцелярии и которого сейчас нет. От Пшеницыной Обломов узнал, что она живет одна, с двумя детьми от покойного мужа и больной бабушкой. Часто заезжает Михей Андреич Тарантьев, иногда гостит по месяцу. Хозяйка редко выходит из дома, редко ездит в гости, все больше занимается хозяйством, продает кур и цыплят. Обломов не стал дожидаться прихода братца и попросил передать, что квартира ему не нужна и он просит передать ее другому жильцу, сам же он тоже поищет жильца. Обломов простился и поспешил домой. По дороге ему подумалось, что нужно посмотреть другую квартиру, но для этого нужно было возвращаться назад, и он решил отложить это дело до следующего раза.
Август подходил к концу, пошли дожди, дачи пустели. Обломов редко выезжал в город, в один из дней съехали с дачи и Ильинские. Он решил пожить на Выборгской стороне, пока не найдет квартиру. Вечера он проводил у Ольги, но это уже были не летние вечера в парке и роще, он уже не мог так часто видеть Ольгу, и «вся эта летняя цветущая поэма любви как будто остановилась, пошла ленивее, как будто не хватило в ней содержания». Они реже разговаривали, чаще молчали. Обломов обещал Ольге скоро переехать на новую квартиру и обосноваться там, как дома. Он все чаще чувствовал себя неловко, особенно когда им с Ольгой попадались знакомые. Он настаивал на том, чтобы рассказать об их отношениях тетке, но Ольга была непреклонна. А дела не двигались. Чтобы не подавать поводов для разговоров, они назначали свидания в театре, в Летнем саду.
На другой день Обломов встал и надел свой дикий сюртучок, что носил на даче. С халатом он простился давно и велел его спрятать в шкаф.
Захар по обыкновению, колебля подносом, неловко подходил к столу с кофе и кренделями...
Какой славный кофе! Кто это варит? - спросил Обломов.
Сама хозяйка, - сказал Захар, - шестой день все она. «Вы, говорит, много цикорию кладете да не довариваете. Дайте-ко я!»
Славный, - повторил Обломов, наливая другую чашку. - Поблагодари ее...
В полдень Захар пришел спросить, не угодно ли попробовать их пирога: хозяйка велела предложить.
Сегодня воскресенье, у них пирог пекут!
Ну, уж, я думаю, хорош пирог! - небрежно сказал Обломов. - С луком да с морковью...
Пирог не хуже наших обломовских, - заметил Захар, - с цыплятами и с свежими грибами.
Ах, это хорошо должно быть: принеси! Кто ж у них печет? Это грязная баба-то?
Куда ей! - с презрением сказал Захар. - Кабы не хозяйка, так она и опары поставить не умеет. Хозяйка сама все на кухне. Пирог-то они с Анисьей вдвоем испекли.
Через пять минут из боковой комнаты высунулась к Обломову голая рука, едва прикрытая виденною уже им шалью, с тарелкой, на которой дымился, испуская горячий пар, огромный кусок пирога.
Покорно благодарю, - ласково отозвался Обломов, принимая пирог, и, заглянув в дверь, уперся взглядом в высокую грудь и голые плечи. Дверь торопливо затворилась.
Я не пью; покорно благодарю, - еще ласковее сказал Обломов. - У вас какая?
Своя, домашняя: сами настаиваем на смородинном листу, - говорил голос.
Я никогда не пивал на смородинном листу, позвольте попробовать!
Голая рука опять просунулась с тарелкой и рюмкой водки. Обломов выпил: ему очень понравилось.
Очень благодарен, - говорил он, стараясь заглянуть в дверь, но дверь захлопнулась...
Братец хозяйки, Иван Матвеевич, был человек лет сорока, «с прямым хохлом на лбу и двумя небрежно на ветер пущенными такими же хохлами на висках», он как будто стыдился своих рук и когда говорил, старался их спрятать за спину или за пазуху. Из разговора с ним выяснилось, что Илья Ильич, не прочитав, подписал подсунутый ему Тарантьевым контракт, который предусматривал солидную неустойку в случае, если Обломов захочет съехать с квартиры раньше установленного срока. Илья Ильич пообещал найти другого жильца, но, пересчитав оставшиеся у него деньги, обомлел. Он начал вспоминать, куда их потратил, но, так ничего не вспомнив, решил ехать к Ольге обедать.
Обломов сказал Ольге, что поговорил с братом хозяйки и что на этой неделе постарается передать квартиру. Когда она уехала с теткой в гости до обеда, он отправился посмотреть квартиры, которые сдавались поблизости. Суммы, которые за них просили, казались Обломову огромными. Прибавив к ним деньги, которые он должен был отдать вдове Пшеницыной, он испугался и побежал к Ольге.
Там было общество. Ольга была одушевлена, говорила, пела и произвела фурор.
Только Обломов слушал рассеянно, а она говорила и пела для него, чтоб он не сидел повеся нос, опустя веки, чтоб все говорило и пело беспрестанно в нем самом.
Приезжай завтра в театр, у нас ложа, - сказала она.
«Вечером, по грязи, этакую даль!» - подумал Обломов, но, взглянув ей в глаза, отвечал на ее улыбку улыбкой согласия.
Абонируйся в кресло, - прибавила она, - на той неделе приедут Маевские; ma tante пригласила их к нам в ложу.
И она глядела ему в глаза, чтоб знать, как он обрадуется.
«Господи! - подумал он в ужасе. - А у меня всего триста рублей денег».
Вот, попроси барона; он там со всеми знаком, завтра же пошлет за креслами.
И она опять улыбнулась, и он улыбнулся глядя на нее, и с улыбкой просил барона; тот, тоже с улыбкой, взялся послать за билетом.
Теперь в кресле, а потом, когда ты кончишь дела, - прибавила Ольга, - ты уж займешь по праву место в нашей ложе.
И окончательно улыбнулась, как улыбалась, когда была совершенно счастлива.
Ух, каким счастьем вдруг пахнуло на него, когда Ольга немного приподняла завесу обольстительной дали, прикрытой, как цветами, улыбками!
В обществе Ольги Обломов забыл о деньгах, и вспомнил о них только тогда, когда увидел Ивана Матвеевича. Дела с доверенностью затянулись, поиск новой квартиры откладывался, Обломов успокоился и продолжал жить на Выборгской стороне. «Оно бы и тут можно жить, - думал он, - да далеко от всего, а в доме у них порядок строгий и хозяйство идет славно». По утрам «кофе все такой же славный, сливки густые, булки сдобные, рассыпчатые». После завтрака Обломов курил сигары и слушал, как кудахчет наседка, пищат цыплята, трещат канарейки и чижи, и все это напоминало ему родную Обломовку. Сидя на диване, он читал книги, иногда к нему приходила дочка хозяйки, Маша.
Сама хозяйка была все время занята работой: что-то готовила, гладила, толкла. Обломов иногда с книгой заглядывал к хозяйке поговорить. В хорошую погоду он надевал фуражку, обходил окрестности и возвращался домой, где «уж накрыт стол, и кушанье такое вкусное, подано чисто». «Тихо, хорошо в этой стороне, только скучно!» - говорил он, уезжая в оперу. Однажды, вернувшись на Выборгскую сторону из театра, он долго не мог достучаться, сильно замерз и рассердился. И на следующий день заявил, что в скором времени съедет отсюда. Но проходили дни, а он все не съезжал.
Ему было скучно без Ольги, ее пения, и когда она была рядом, он смотрел ей в глаза и заслушивался ее пением. Но время шло к зиме, и их свидания становились все реже. У Ильинских часто было много гостей, и им редко удавалось побыть наедине, оставалось лишь обмениваться усталыми взглядами. Приезжая домой, он ложился на диван, но не спал, а мечтал об Ольге, рисовал в своем воображении картины мирной семейной жизни, «где будет сиять Ольга и все засияет около нее».
Однажды, когда Илья Ильич лежал на диване, вошел Захар и спросил, нашел ли барин квартиру и когда будет свадьба.
Какая свадьба? - вдруг встав, спросил Обломов.
Известно какая: ваша! - отвечал Захар положительно, как о деле давно решенном. - Ведь вы женитесь?
Я женюсь! На ком? - с ужасом спросил Обломов, пожирая Захара изумленными глазами.
На Ильинской барыш... - Захар еще не договорил, а Обломов был у него почти на носу...
Цссс!.. - зашипел на него Обломов, подняв палец вверх и грозя на Захара. - Ни слова больше!
Разве я выдумал? - говорил Захар.
Ни слова! - повторил Обломов, грозно глядя на него, и указал ему дверь...
«Поэтический миг», о котором так часто думал Обломов, вдруг потерял для него всю прелесть. То, что дворовым известно о его отношениях с Ольгой, привело его в ужас. Через час он позвал Захара, чтобы убедить его в том, что он не собирается жениться. Расспросив Захара, откуда пошли слухи о нем и госпоже Ильинской, он стал объяснять ему, что такое свадьба: человек перестает называться своим именем, а называется «жених»; каждый день нужно ездить к невесте и выглядеть веселым - не есть, не пить, а так, «ветром жить да букетами»; беготня, суета, денежные издержки… А денег и дома нет… Приказав Захару прекратить распространять нелепые слухи, он велел позвать Анисью, продолжил расспрос, и узнал от нее, что Ильинские бедны, на этой неделе даже заложили серебро.
Счастье, счастье! - едко проговорил он потом. - Как ты хрупко, как ненадежно! Покрывало, венок, любовь, любовь! А деньги где? а жить чем? И тебя надо купить, любовь, чистое, законное благо.
С этой минуты мечты и спокойствие покинули Обломова. Он плохо спал, мало ел, рассеянно и угрюмо глядел на все.
Он хотел испугать Захара и испугался сам больше его, когда вникнул в практическую сторону вопроса о свадьбе и увидел, что это, конечно, поэтический, но вместе и практический, официальный шаг к существенной и серьезной действительности и к ряду строгих обязанностей...
Все вспомнил, и тогдашний трепет счастья, руку Ольги, ее страстный поцелуй... и обмер: «Поблекло, отошло!» - раздалось внутри его.
Что же теперь?..
Обломов решил отложить свидание с Ольгой. Он не хотел говорить ей о разговорах, ходивших вокруг них, но и притворяться не мог: она безошибочно определяла все его сокровенные настроения и желания. Он успокоился и написал второе письмо в деревню соседу, своему поверенному, прося его поспешить с ответом. Через день пришло письмо от Ольги, в котором она писала, что ждет его завтра в Летнем саду. «Опять поднялась тревога со дна души, опять он начал метаться от беспокойства», не зная, как разговаривать с Ольгой и что сказать ей. Потом успокоил себя тем, что Ольга придет не одна, а с теткой или знакомой, и приготовился быть разговорчивым и любезным.
Лишь только он вошел в длинную аллею, он видел, как с одной скамьи встала и пошла к нему навстречу женщина под вуалью...
Как ты сюда, каким образом? - спрашивал он растерявшись.
Оставь; что за дело, что за расспросы? Это скучно! Я хотела видеть тебя и пришла - вот и все!..
В эти минуты лицо ее дышало такою детскою доверчивостью к судьбе, к счастью, к нему... Она была очень мила.
Ах, как я рада! Как я рада! - твердила она, улыбаясь и глядя на него.
Я думала, что не увижу тебя сегодня. Мне вчера такая тоска вдруг сделалась - не знаю, отчего, и я написала. Ты рад?
Она заглянула ему в лицо.
Что ты такой нахмуренный сегодня? Молчишь? Ты не рад? Я думала, ты с ума сойдешь от радости, а он точно спит. Проснитесь, сударь, с вами Ольга!
Она, с упреком, слегка оттолкнула его от себя...
Пойдем к Неве, покатаемся в лодке...
Что ты? Бог с тобой! Этакой холод, а я только в ваточной шинели...
Я тоже в ваточном платье. Что за нужда. Пойдем, пойдем.
Она бежала, тащила и его. Он упирался и ворчал. Однакож надо было сесть в лодку и поехать...
Послушай, Ольга, - заговорил он наконец торжественно, - под опасением возбудить в тебе досаду, навлечь на себя упреки, я должен, однакож, решительно сказать, что мы зашли далеко. Мой долг, моя обязанность сказать тебе это.
Что сказать? - спросила она с нетерпением.
Что мы делаем очень дурно, что видимся тайком.
Ты говорил это еще на даче, - сказала она в раздумье.
Да, но я тогда увлекался: одной рукой отталкивал, а другой удерживал. Ты была доверчива, а я... как будто... обманывал тебя. Тогда было еще ново чувство...
Но ведь мы - жених и невеста! - возразила она.
Да, да, милая Ольга, - говорил он, пожимая ей обе руки, - и тем строже нам надо быть, тем осмотрительнее на каждому шагу. Я хочу с гордостью вести тебя под руку по этой самой аллее, всенародно, а не тайком, чтоб взгляды склонялись перед тобой с уважением, а не устремлялись на тебя смело и лукаво, чтоб ни в чьей голове не смело родиться подозрение, что ты, гордая девушка, могла очертя голову, забыв стыд и воспитание, увлечься и нарушить долг...
Это правда, - вздрогнув, сказала она. - Слушай же, - прибавила решительно, - скажем все ma tante, и пусть она завтра благословит нас...
Обломов побледнел.
Что ты? - спросила она.
Погоди, Ольга: к чему так торопиться?.. - поспешно прибавил он...
У самого дрожали губы.
Прощаясь, Ольга пригласила Обломова приехать завтра к обеду. Но он пообещал приехать послезавтра, в пятницу или в субботу, отговорившись тем, что ждет письмо из деревни.
Вернувшись домой, Обломов заснул крепким сном. Вспомнив на следующий день, что нужно ехать к Ольге, он содрогнулся. Он представил, как люди будут смотреть на него, провожать дружелюбными взглядами.., а у него нет денег и даже дома в деревне. И он решил не видеться с Ольгой до тех пор, пока не дождется хороших новостей из деревни. Он не брился, не одевался, лениво листал газеты, занимался с хозяйскими детьми. Агафья Матвеевна все также хлопотала по хозяйству, готовила вкусные обеды, штопала его чулки, достала из чулана его халат, чтобы постирать его и починить. Через несколько дней он получил письмо от Ольги, в котором она спрашивала, почему он не приезжает, писала, что проплакала целый вечер и не спала всю ночь. «Господи! Зачем она любит меня? Зачем я люблю ее? Зачем мы встретились? Это все Андрей: он привил любовь, как оспу, нам обоим. И что это за жизнь, все волнения и тревоги!..» - восклицал Обломов. Он написал Ольге, что простудился в Летнем саду, должен просидеть два дня дома, но уже почти выздоровел и надеется скоро приехать. Она написала ему ответ, похвалила за осторожность и посоветовала беречься. Он обрадовался предложению Ольги поберечься и еще несколько дней просидел дома, пил кофе и ел горячие пироги.
Вскоре появился еще один законный предлог не ездить к Ольге: Нева замерзала, сняли мостки. Так проходили дни, Илья Ильич скучал, читал присланные с Ольгой книги, ходил по улице, заглядывал с визитами к хозяйке.
Прошла неделя. Каждый день Обломов интересовался, не наведены ли мосты через Неву, и когда узнавал, что нет, успокаивался. Книги стал читать реже, зато чаще занимался с детьми хозяйки и беседовал с ней самой. В один из дней Захар доложил, что мосты через Неву наведены, и от мысли, что завтра нужно будет ехать к Ольге, терпеть любопытные взгляды окружающих и объясняться с теткой, у Обломова екнуло сердце. Он опять решил отложить поездку, подождать еще несколько дней письма из деревни.
Ольга все это время каждое утро спрашивала у горничной, наведены ли мосты, а когда узнала что наведены, принялась оживленно готовиться к приезду Обломова, и попросила тетку поехать с ней завтра в церковь, которую указал ей Илья Ильич, чтобы помолиться за него и за их любовь. В воскресенье Ольга устроила обед так, как любил Обломов, причесалась, как ему нравилось, и надела белое платье. Барон, занимавшийся имением Ольги, сообщил ей, что дела почти завершены, и она в будущем месяце сможет переехать в деревню, в свое имение. Ольга обрадовалась, но решила не говорить об этом Обломову. Она хотела проследить до конца, «как в его ленивой душе любовь совершит переворот, как окончательно спадет с него гнет, как он не устоит перед близким счастьем, получит благоприятный ответ из деревни и, сияющий, прибежит, прилетит и положит его к ее ногам, как они оба вперегонки бросятся к тетке, и потом… она вдруг скажет ему, что и у нее есть деревня». Но Обломов опять не приехал. Она вначале рассердилась, но потом подумала, что он болеет и не может писать, и решила поехать к нему сама.
В понедельник утром хозяйка сообщила Илье Ильичу, что к нему приехала барышня. Он быстро оделся, отослал по делам Анисью и Захара, бросился к калитке и «почти в объятьях донес Ольгу до крыльца». Ольга сразу поняла, что он не болел, и попросила его ответить, почему он не приезжал к ним все это время. Обломов ответил, что боялся слухов и разговоров.
Она взяла со стола книгу и посмотрела на развернутую страницу: страница запылилась.
Ты не читал! - сказала она.
Нет, - отвечал он.
Она посмотрела на измятые, шитые подушки, на беспорядок, на запыленные окна, на письменный стол, перебрала несколько покрытых пылью бумаг, пошевелила перо в сухой чернильнице и с изумлением поглядела на него.
Что ж ты делал? - повторила она. - Ты не читал и не писал?
Времени мало было, - начал он запинаясь, - утром встанешь, убирают комнаты, мешают, потом начнутся толки об обеде, тут хозяйские дети придут, просят задачу поверить, а там и обед. После обеда... когда читать?
Ты спал после обеда, - сказала она так положительно, что после минутного колебания он тихо отвечал:
Зачем же?
Чтоб не замечать времени: тебя не было со мной, Ольга, и жизнь скучна, несносна без тебя.
Он остановился, а она строго глядела на него.
Илья! - серьезно заговорила она. - Помнишь, в парке, когда ты сказал, что в тебе загорелась жизнь, уверял, что я - цель твоей жизни, твой идеал, взял меня за руку и сказал, что она твоя, - помнишь, как я дала тебе согласие?
Да разве это можно забыть? Разве это не перевернуло всю мою жизнь? Ты не видишь, как я счастлив?
Нет, не вижу; ты обманул меня, - холодно сказала она, - ты опять опускаешься...
Глаза заблистали у него, как бывало в парке. Опять гордость и сила воли засияли в них.
Я сейчас готов идти, куда ты велишь, делать, что хочешь. Я чувствую, что живу, когда ты смотришь на меня, говоришь, поешь...
Ольга с строгой задумчивостью слушала эти излияния страсти.
Послушай, Илья, - сказала она, - я верю твоей любви и своей силе над тобой. Зачем же ты пугаешь меня своей нерешительностью, доводишь до сомнений? Я цель твоя, говоришь ты и идешь к ней так робко, медленно; а тебе еще далеко идти; ты должен стать выше меня. Я жду этого от тебя! Я видала счастливых людей, как они любят, - прибавила она со вздохом, - у них все кипит, и покой их не похож на твой; они не опускают головы; глаза у них открыты; они едва спят, они действуют! А ты... нет, не похоже, чтоб любовь, чтоб я была твоей целью... Она с сомнением покачала головой.
Ты, ты!.. - говорил он, целуя опять у ней руки и волнуясь у ног ее. - Одна ты! Боже мой, какое счастье! - твердил он, как в бреду. - И ты думаешь - возможно обмануть тебя, уснуть после такого пробуждения, не сделаться героем! Вы увидите, ты и Андрей, - продолжал он, озираясь вдохновенными глазами, - до какой высоты поднимает человека любовь такой женщины, как ты! Смотри, смотри на меня: не воскрес ли я, не живу ли в эту минуту? Пойдем отсюда! Вон! Вон! Я не могу ни минуты оставаться здесь; мне душно, гадко! - говорил он, с непритворным отвращением оглядываясь вокруг. - Дай мне дожить сегодня этим чувством... Ах, если б этот же огонь жег меня, какой теперь жжет, - и завтра, и всегда! А то нет тебя - я гасну, падаю! Теперь я ожил, воскрес. Мне кажется, я... Ольга, Ольга! - Ты прекраснее всего в мире, ты первая женщина, ты... ты...
Он припал к ее руке лицом и замер. Слова не шли более с языка. Он прижал руку к сердцу, чтоб унять волнение, устремил на Ольгу свой страстный, влажный взгляд и стал неподвижен.
«Нежен, нежен, нежен!» - мысленно твердила Ольга, но со вздохом, не как бывало в парке, и погрузилась в глубокую задумчивость.
Мне пора! - очнувшись, сказала она ласково...
Она подала ему руку и без трепета, покойно, в гордом сознании своей невинности, перешла двор, при отчаянном скаканье на цепи и лае собаки, села в карету и уехала.
Из окон с хозяйской половины смотрели головы; из-за угла, за плетнем, выглянула из канавы голова Анисьи...
Когда скрип кареты затих, беспокойство Обломова прошло, его глаза были влажны от счастья, по телу разлилась бодрость и теплота. И опять ему захотелось действовать: ехать к Штольцу, с Ольгой в деревню, прочитать новую книгу, трудиться в кабинете… «Как полон день! Как легко дышится в этой жизни, в сфере Ольги, в лучах ее девственного блеска.., бодрых сил… и здравого ума! Он ходит, точно летает; его как будто кто-то носит по комнате». Он огляделся вокруг, и все в комнате показалось ему гадким. Когда хозяйка заглянула в комнату и предложила ему посмотреть полотно, которое привезли продавать, он сухо поблагодарил ее и сказал, что очень занят. Потом углубился в воспоминания о лете и наслаждался, перебирая в уме все подробности. Он был сам не свой: пел, ласково разговаривал с Анисьей, шутил, играл с дочкой хозяйки.
С таким же настроением Обломов провел следующий день. Они были с Ольгой в опере, пели, потом пили чай у Ольгиной тетки, вели задушевный разговор, и Илья Ильич чувствовал себя членом этого приятного семейства и решил покончить с одинокой жизнью: теперь «есть у него свет и тепло - как хорошо жить с этим!» В эту ночь он почти не спал, читал присланные Ольгой книги.
Следующий день Обломов снова провел у Ольги, а вернувшись домой, нашел у себя на столе письмо из деревни. Сосед, его поверенный, писал, что не хочет брать на себя управление запущенным имением Ильи Ильича, и настоятельно советует приехать в деревню ему самому. К письму прилагалась записка с подробным изложением всех хозяйственных подробностей. И снова все «в виде призраков обступило Обломова». Он как будто ночью очутился в лесу, среди этих призраков, и не мог заставить себя взглянуть на них. Он надеялся на то, что в письме будет определенно сказано, сколько дохода он будет получать, что дом находится в нормальном состоянии и в нем можно будет жить, пока не построят новый, что поверенный пришлет ему денег. Словом, все будет так же хорошо, ясно и просто, как в отношениях с Ольгой. Мысль о том, что свадьбу снова придется отложить на неопределенный срок, повергла его в уныние. Он застонал и собрался лечь, но тут же встал и решил обратиться за помощью к брату хозяйки.
Иван Матвеевич внимательно выслушал Обломова, прочитал письмо из деревни и тоже посоветовал Обломову самому съездить в имение. «Я отвык совсем ездить… Притом же в деревне одному очень скучно…» - сказал Обломов. Задав еще несколько вопросов, касающихся положения дел в Обломовке, Иван Матвеевич посоветовал поручить во всем разобраться его сослуживцу, Исаю Фомичу Затертому, деловому и знающему человеку, и доверенность перевести на него. На том и остановились: привезти его сюда, дать денег на жизнь и дела, а по окончании дела вручить вознаграждение. Иван Матвеевич пообещал познакомить Обломова со своим сослуживцем за завтрашним обедом.
К Обломову приходит Тарантьев и требует денег за квартиру, в которой Обломов ни дня не жил, но куда были еще месяца три назад отвезены его вещи. Обломов ругается с Тарантьевым, проявляет несвойственную для него энергию, так что Тарантьев теряется, и обещает лично разобраться с квартирой. Обломов идет к Ольге и сообщает ей о своих намерениях. Предлагает обо всем рассказать тетке. Ольга говорит, что это должен быть «не первый, а последний шаг», что первым шагом Обломов должен разобраться с квартирой, вторым - подписать в Палате доверенность на управление имением, затем - съездить в Обломовку и подготовить все для переезда туда после свадьбы, а потом уж обо всем говорить тетке. Обломов пытается найти деньги, чтобы уплатить неустойку по подписанному им второпях контракту относительно квартиры, но у него это не получается, и он вынужден переехать на эту квартиру. Он оформляет доверенность на управление имением, время идет, с Ольгой они общаются все реже. В дом Ильинских начинают ездить гости, какие-то франты, на чьем фоне Обломов теряется. Ольга вытаскивает его несколько раз в театр, но Обломову не нравится общество, развязное поведение франтов, и он предпочитает оставаться дома. Захар осведомляется, когда будет свадьба Обломова с «барышней Ильинской». Обломов в ужасе от того, что его чувство стало предметом для разговоров в дворницких и лакейских. Обломов пытается «выбить» из головы Захара эту мысль и уверяет, что ни на ком жениться не собирается. Денег у Обломова тоже нет, и он восклицает: «Счастье! Счастье! Как ты хрупко! Как ненадежно! Покрывало, венок, любовь, любовь! А деньги где? А жить чем? И тебя надо купить, любовь, чистое, законное благо!»
На следующий день он получает письмо от Ольги, где она говорит, что ей «скушно не видеться подолгу с ним» и что завтра она ждет его в три часа в летнем саду. Обломов не хочет идти, ленится, но тем не менее все же идет. Ольга радуется ему, говорит, что они жених и невеста. Обломов возражает, к чему так торопиться, ведь еще не сделаны необходимые приготовления. Ольга зовет его назавтра к себе, Обломов пытается отговориться, но потом все-таки соглашается, с ужасом предчувствуя, что там будут знакомые, франты, тетушка и проч.
Хозяйка дома, вдова Пшеницына, Агафья Матвеевна, ухаживает за Обломовым, ему нравится ее расторопность, он разговаривает с ней, чувствует себя свободно. Обломов пишет Ольге, что в летнем саду простудился и не сможет прийти, но непременно будет в воскресенье. Ольга присылает ответ, в котором печется о здоровье Обломова и предлагает не приходить ему в воскресенье. В воскресенье Обломов был у хозяйки - ел горячий пирог, пил кофе и «посылал Захара на ту сторону за мороженым и за конфетами для детей». Прошла еще неделя, книги, которые прислала Ольга, Обломов не прочел, одну, которую начал, положил переплетом вверх, как она и лежит уже несколько дней. «С хозяйкой он беседовал беспрестанно, лишь только завидит ее локти в полуотворенную дверь». Приходит следующее воскресенье. Обломов хочет ехать к Ольге, но потом представляет, «как его объявят женихом, как на другой, на третий день приедут дамы и мужчины, как он вдруг станет предметом любопытства, как дадут официальный обед, будут пить его здоровье. Потом... потом по праву и обязанности жениха, он привезет невесте подарок». Но у Обломова нет денег, а письма из деревни он не получает. Ольга ждет Обломова, обед полностью подготовлен, она мечтает о семейном счастье, хочет ехать с Обломовым в деревню. Но Обломова все нет и нет. До десяти часов Ольга ждала, «волновалась надеждой, страхом». В десять ушла к себе. В понедельник утром Ольга является к Обломову и спрашивает, что значит поведение Обломова. Тот пытается отговориться болезнью, но Ольга быстро распознает ложь. Обломов говорит, что боялся толков и сплетен. На возражение Ольги, что они жених и невеста и обо всем собирались объявить тетке, Обломов отвечает, что еще не получил из деревни письма. Ольга интересуется, что он делал все эти две недели, видит, что он не прочел ее книг, догадывается, что он опять спал после обеда, лежал все время. Обломов сознается. Ольга: «Я верю твоей любви и своей силе над тобой. Зачем ты пугаешь меня своей нерешительностью, доводишь до сомнений?.. А тебе еще далеко идти, ты должен стать выше меня... Я видела счастливых людей и как они любят. У них все кипит, их покой не похож на твой... Они действуют». Ольга уводит его с собой, и несколько дней Обломов живет как и прежде - ходит к Ильинским, разговаривает с Ольгой, тетушкой, снова начинает помышлять о семейном счастье. Через несколько дней он получает из деревни письмо - доверенное лицо уведомляет, что имение в очень плохом состоянии, что денег нет ни гроша, а чтобы получить деньги от продажи хлеба, Обломову нужно самому присутствовать в деревне. Таким образом, свадьба может быть устроена не раньше, чем через год. У Обломова мелькает мысль занять денег, но он опасается, что если не отдаст в срок, его засудят и «имя Обломова, до сих пор чистое и неприкосновенное», будет вываляно в грязи. Обломов обращается к брату хозяйки Ивану Матвеевичу за советом. Тот рекомендует в управляющие имением своего приятеля по фамилии Затертый, Обломов соглашается. Тарантьев с Иваном Матвеевичем обсуждают последние новости, радуются тому, что удается прибрать к рукам Обломова, Иван Матвеич обещает Таран тьеву, если все удастся, магарыч и добавляет, что Обломов «пялится» на его сестру. Тарантьев радуется, говорит, что об этом нельзя было и мечтать.
Обломов рассказывает о последних новостях Ольге, говорит, что им придется подождать год. Ольга удивляется, как это он назначил незнакомого человека управлять имением, на душе у нее горечь. В конце разговора с Обломовым ей становится дурно. Очнувшись, она говорит: «Камень бы ожил от того, что я сделала. Теперь не сделаю ничего, ни шагу, даже не пойду в летний сад. Все бесполезно - ты умер... Я узнала недавно только, что любила в тебе то, что я хотела, чтоб было в тебе, что указал мне Штольц, что мы выдумали с ним... Кто проклял тебя, Илья? Ты добр, умен, нежен, благороден... и гибнешь... Что сгубило тебя? Нет имени этому злу». Обломов: «Есть. Обломовщина». Они расстаются. Обломов приходит домой, у него сделалась горячка.
Загрузка...
