Сравнивая работу писателя над романом и пьесой, Горький отмечал, что, «сочиняя роман, писатель пользуется двумя приемами: диалогом и описанием. Драматург пользуется только диалогом. Он, так сказать, работает голым словом...».
И в самом деле, в любом художественном произведении (кроме драматургического) можно встретить портретное описание героев и их характеров, пейзажные зарисовки и различные рассуждения автора на ту или иную тему.
В драматургическом произведении нет ничего, кроме реплик персонажей и коротких авторских ремарок. Но ремарки служат только для объяснения читателю или актеру обстановки, поэтому основная смысловая нагрузка произведения ложится на монологи и диалоги персонажей.
Именно из них мы можем составить портрет героев, узнать об их характерах и поступках, понять отношение автора к своим героям и к событиям, положенным в основу произведения, то есть раскрыть основное идейное содержание пьесы.
Начиная писать, говорил Горький, он видит прежде всего человека, его мысли, его речь. И в подтверждение этого Горький рассказывал о том, как возникла идея написания пьесы «Дети солнца». Эта пьеса была написана под впечатлением высказывания молодого физика Лебедева: «Ключ к тайнам жизни - химия».
Каковы же речевые особенности этой пьесы? Какое звучание получила в пьесе услышанная Горьким фраза? Каким образом речь персонажей раскрывает их характеры и даже создает их портреты?
Горьковская пьеса «Дети солнца» начинается с диалога Протасова и Романа. И уже из первых двух реплик можно составить представление о том, что за люди перед нами.
«Послушай, дворник!» - обращается Протасов к Роману. В этом обращении и в следующей за ним реплике Романа «Чего?» отчетливо проявляется несходство людей, их социальная удаленность друг от друга. Аналогичную картину мы видим и в заключительной сцене. Здесь напряженность действия не соответствует речи Протасова. Протасов взволнованно обращается к Егору, после того как тот его едва не убил: «Вы... ужасно глупы, сударь мой».
Характерна речь и других персонажей пьесы. Особенно выразительны речевые характеристики Антоновны, Риммы, Меланьи, Тропинина и Назара.
Речь Антоновны полна просторечий: «уделаешь», «напустишь угару», «дверь отворю»; простых, но метких сравнений: «Сахар грызет, как репу», «Самовар выхлебала, совсем как лошадь».
Меланья, стремясь покорить сердце Протасова, старается понять смысл науки, но из-за своей малограмотности постоянно путается в терминах. «Не понимаю я формулов», - в отчаянии заявляет она Протасову.
Горничная Римма, мечта которой - выйти замуж за богатого, старается говорить «на господский манер»: «что-с», «не глупая-с», «хорошо-с». «Свистит, как змея», - говорит о ней Протасов.
Бывший офицер, опустившийся пьяница, Тропинин, пытаясь продемонстрировать свое «благородное» происхождение, изъясняется витиевато: «ибо счастье превратно...», «бон вояж», «до приятного свидания».
Еще более замысловата речь у разбогатевшего купца Назара, который стремится хоть сложностью речи подняться до уровня интеллигенции. «Вот я возымел охоту к расширению русской промышленности... для чего думаю заводик поставить, чтобы пивные бутылки выдувать...»
Литературные критики отмечают, что характерными особенностями языка драматургических произведений Горького являются афористичность, своеобразие метафор, оригинальность пунктуации.
Каким же образом проявляются эти особенности в пьесе «Дети солнца»? Пьеса, выросшая из афоризма, насыщена «крылатыми» словами и выражениями. Афоризмы в пьесе играют двоякую роль. Прежде всего они служат характеристике персонажей. Афоризмы расставляют по местам основные противостоящие группы героев: с одной стороны - представители народа, с другой - интеллигенция.
Персонажам из народа Антоновне, Егору свойственны высказывания, исполненные народной мудрости. Например, Егор говорит Протасову: «Бородатому нянька - не указ», желая подчеркнуть этим, что у Павла должна быть своя точка зрения. Афоризмы Антоновны, человека, прожившего долгую жизнь, нередко принимают форму пословиц, поговорок. Свое недовольство молодой прислугой она высказывает следующим образом: «А теперь все норовят в баре, а повадки - как у твари».
Наиболее близки к народным афоризмы Чепурного, занимающего особое положение в кругу персонажей пьесы. Безусловно, относясь к интеллигенции, Чепурной более тесно связан с народом, часто общается с ним, знает его нрав, ему близка народная речь.
Поэтому в его речи афоризмы философского содержания, свойственные интеллигентской среде, переплетаются с житейскими истинами. В беседах с Лизой он выражает свою философию, основанную как на размышлениях, теории, так и на житейском опыте. Примеры его афоризмов - «Люди грубы и жестоки. Это их природа», «Мастеровые - они все пьяницы».
Совсем иначе выглядят афоризмы Протасова, Лизы, Волгина.
Философские афоризмы Лизы поэтичны. «Там, где пролита кровь, никогда не вырастут цветы... там растет только ненависть».
В речи Протасова афоризмы, философские по своему содержанию, часто выглядят как отрывки из научных книг. Например: «Только в области разума человек свободен, только тогда он - человек, когда разумен, и если он разумен, он честен. Добро создано разумом, без сознания - нет добра».
Есть и еще одна интересная особенность пьесы. Это пунктуация. При чтении пьесы сразу же бросается в глаза расстановка тире и очень большое количество многоточий. «Да ты - пригрози... Я, мол, тебе дам», или «Ну, - будет, старуха! Елена - дома?», или «Но - поймите: мне совсем не нужно, чтобы кипело». И такие необычные фразы можно встретить на каждой странице.
На первый взгляд может показаться, что такая необычная расстановка тире нужна для того, чтобы помочь актеру при исполнении своей роли. Но посмотрим повнимательнее не только на пьесы, но и на другие произведения Горького. В романе «Мать» не менее своеобразная расстановка тире: «Все любят близкое, но - в большом сердце и далекое - близко!» или «Ну, это уж - ничего не поделаешь». В чем же все-таки смысл такой расстановки тире?
Мне кажется, что тире служит писателю для того, чтобы разделить фразу на две равные по значению части. Обычно фраза имеет такое строение, когда ударение падает на ее конец, а начало остается безударным. У Горького же, как мне кажется, обе части фразы оказываются благодаря тире под ударением. Это придает какую-то неуловимую весомость, даже тяжеловесность речи.
Что касается многоточия, то его роль также заключается в том, чтобы разделить фразы на отдельные части. Читая пьесу, мы чувствуем, как персонажи будто обдумывают каждое слово, прежде чем его произнести. За этим угадывается медлительность и обстоятельность волжского характера Горького.
Итак, проанализировав текст пьесы «Дети солнца», можно прийти к выводу, что ей свойственны те же черты, что и всей драматургии Горького в целом: афористичность, меткость образов в метафорах, особенности пунктуации.
Все эти приемы Горький применяет для того, чтобы ярче и более выпукло выписать своих героев.
Дети солнца
В двух словах: В эпоху перемен так трудно поймать мимолётное счастье… Начало XX века - это период расцвета науки и искусства и вместе с тем предвестие великой катастрофы. В своей пьесе «Дети солнца» Максим Горький поднимает вечные темы любви, одиночества, отчуждения и надежды на фоне того удивительного времени.
Пьеса рассказывает об интеллигентной семье в период бурных социальных изменений. Ученый-химик Павел Федорович Протасов далек от жизни и народа. Он живет своими опытами, считая, что именно наука принесет людям счастье. Он не вникает ни в политику, ни в домашние дела. Такой себе чужак в мире страстей и быта. Его жена Елена Николаевна страдает от того, что муж совершенно не уделяет ей внимания. Чтобы как-то развлечься и отвлечься от своих проблем, она с талантом режиссера подстраивает встречи разных людей, а потом наблюдает, что из этого получится. По ходу женщина доводит до страстного исступления Вагина. Этому художнику-резонеру она нужна (как и слава) для того, чтобы удовлетворить амбиции.
В разговоре со слесарем Егором, этим пролетарием, который постоянно лупит свою жену по делу и без, Протасов выглядит полным идиотом. Протасов не сможет понять, почему озлобленный талантливый мастер потом будет его душить. Пьяницу Якова Трошина Протасов тоже хочет надоумить жить правильно.
Простолюдины ветеринар Чепурной и его сестра Мелания Кирпичева, которая похоронила старого богатого супруга - персонажи комические. К тому же оба они страстно и отчаянно влюблены. Простодушная дуреха Мелания любит хозяина дома Протасова. Вся ее любовь заканчивается позорным объяснением с Протасовым. Образованный «скотский врач» Борис Чепурной влюблен в сестру Протасова Лизу. Его скептический взгляд на жизнь и потеря цели в жизни приводят к трагическому финалу – самоубийству.
Пока вокруг назревают драмы, семейство Протасовых брезгливо морщатся и ожидают момента, когда все как-нибудь само собой пройдет и настанет безмятежная жизнь.
Единственным «живым» персонажем, пытающимся разобраться во всем, есть Лиза. Она испытывает страх перед будущим, поскольку чувствует пропасть, отделяющую ее окружение от простого народа, который живет в нищете и невежестве. Она стремиться объяснить, что миллионы людей озлоблены и эта злоба скоро прорвется наружу. Но никто ее не слушает, все только лечат.
Нарождающийся капиталист купец Назар Авдеевич и его сын постоянно пытаются скупить у Протасова землю, а также использовать знания интеллигентов для обогащения. Назар Авдеевич активно приспосабливает химика Протасова изготавливать пивные бутылки.
Финал пьесы – это пока разговоры о толпе озверевших люмпенов, которые поднялись против «детей солнца», далеких от жизни и проблем рабочих.
«Дети солнца» в Малом театре - это, по словам критика Марии Седых («Итоги»») «один из немногих на нашем театральном небосклоне спектаклей, о которых хочется думать и говорить всерьез». Мнение это подтверждается широким и многоголосным обсуждением спектакля, развернувшимся после премьеры 15 октября 2008 года и продолжавшимся в первые месяцы текущего года. Нельзя сказать, что этот успех был полной неожиданностью. Премьера в одном из самых престижных театральных заведений страны всегда обращает на себя внимание публики, в данном случае интерес был вдобавок гарантирован именем режиссера: Адольф Шапиро - человек известный, настоящий профессионал. Неожиданностью являлся, однако, выбор пьесы. В Малом театре и раньше ставили Горького, но последие спектакли этого автора состоялись в 80-е годы и являли дух советской классики. Шапиро тоже поставил Горького в Москве. Его спекталь «На дне» в «Табакерке» идет до сих пор с успехом. Пьеса эта - настоящая классика, и качество ее никем не оспаривается. Но «Дети солнца»? Пьеса включает в себе именно те составляющие горьковской драматургии, которые сегодня считаются устарелыми или даже невыносимыми: острые социальные конфликты, философские рассуждения об обязанностях русской интеллигенции, (мело)драматические любовные отношения, патетические монологи, направленные прямо к зрителям. Не случайно, может показаться, что это название сейчас практически исчезло с театральных афиш. Что заставило именитого деятеля сегодняшнего театра выбрать эту пьесу?
Напомним историю создания и основные линии тематики пьесы. Горький написал «Детей солнца» в 1905 году в Петропавловской крепости, где он сидел под арестом за участие в протестах против событий 9 январая, «кровавого воскресенья». Пьеса пронизана предчувствием революционных катаклизмов, но она несмотря на свое «светлое» название не является пламенным приветствием будущих перемен. Горький, напротив, рисует мрачную картину общества, которое вследствие разорванности его социальных и культурных классов не способно к созданию лучшего мира. Это касается в первую очередь традиционной в русской культуре отчужденности русской интеллигенции от «народа». В центре фигура химика Протасова, ученого, всю жизнь в лабораторных стенах мечтавшего сделать человека царем природы и испугавшегося этих «царей» в конкретном их появлении, т.е. в окружении его дома и его семьи во время холерного бунта. Его пролетарский сотрудник, слесарь Егор, «золотыми руками» которого профессор восхищается, оказывается одним из зачинщиков погрома, происходящего в финале пьесы и грозящего гибелью Протасову и его семье. Этот грозный символ русского бунта сопровождается персональными катастрофами. Ветеринар Чепурной совершает самоубийство, потому что Лиза, сестра Протасова, отвергла его любовь, а Лиза, узнав о его смерти, сходит с ума. Все далеки друг от друга, любовные отношения, как правило, безответны и несчастны. Елена, жена Протасова, от своего мужа, увлеченного изобретением гомункула, не получает никакого внимания. Любит ее художник Вагин. За Протасовым также напрасно ходит попавшая в интеллигентскую среду купчиха Мелания. Она обожает в нем какое-то высшее существо. В низших этажах общества отношения не более человеческие. Горничная Фима продает себя богатому старику, а слесарь Егор, классовый враг профессора, бьет почти до смерти жену. На доводы Протасова, что «бить нельзя», отвечает: «А меня били... и очень даже много, а жена, может, и не человек.» Итак, в пьесе «Дети солнца» слово человек не звучит гордо и слова Протасова в финальной сцене - «Люди должны быть светлыми и яркими... как солнце» - как-то созвучны лирическим стихам сумашедшей Лизы.
«Мне показалось, что сегодня эта пьеса прозвучит особенно остро», сказал в интервью РИА Новости Шапиро. - Я ставил это как спектакль-противостояние той жестокости, которая разлита в мире». Концепция режиссера, однако, далека от политической агитации и внесения «актуальных» проблем в тематику столетней давности: «Я всегда стараюсь избегать глупой и пошлой модернизации, но и не приветствую бытовое подобие. Я стараюсь найти грань на стыке современности и традиции.» Шапиро тем самым продолжает традицию Малого театра, известного за его отрицательное отношение к так называемой концептуальной режиссуре и ее склонности к модернизации драматического наследия. С классикой, к которой причисляется и Горький, на этой сцене обращаются бережно, консервативно в лучшем смысле.
Судя по тем рецензиям, которые собраны на сайте Малого театра (более двадцати по количеству), режиссеру удалось создать редкий по нынешним веременам, запечатлеющийся спектакль. При этом пьеса у профессиональных критиков вызвал крайне разноречивые реакции как в оценке, так и в толковании тематики. Первые объявления театра об этом проекте вызвали недоумение: «Дети олнца» в Малом, в постановке Шапиро? Критик интернет-журнала «Аркадо» Алла Шевелева открывает свой отзыв словами: «Гражданский и социальный пафос нынче не в моде. Особенно в том виде, в котором Максим Горький предлагал объясняться своим героям.» В дальнейшем ходе аргументации рецензент убеждает нас, что Шапиро никак не пытался воскресить на сцене Малого театра хрестоматийного Горького, т.е. ведущего писателя советских времен. Но другие критики - хотя они остались в меньшинстве - именно так понимали театральное событие. «Актуальная некогда пьеса... кажется сейчас дремучим анахронизмом», заявляет Марина Давыдова («Известия»), и Майя Одина («Афиша») ей вторит: «Что ни реплика - лозунг, что ни сцена, то любовная... Из Малого театра бежать хочется от глубокой скуки - такой неуклюжей, бессмысленной и бесконечной пьеса Горького кажется сейчас.» С обратной, т.е. безоговорочно положительной оценкой, но, по существу, с такой же тенденцией, реагировал критик «Правды» Виктор Кожемяко: «Всячески принижается горьковский художественный гений... Дабы убедиться, насколько он в самом деле велик, достаточно прийти на этот спектакль Малого театра.» Автор не сомневается в том, что на сцене Малого театра вернули российскому зрителю родоначальника социалистического реализма и что этот Горький является вечным и неколебимым памятником («Классика есть классика».)
В отличие от таких явно упрощенных концепций уже процитированная Алла Шевелева уттверждает, что Шапиро «нашел к трудному материалу совершенно новый подход», и мнение это, несмотря на различие точек зрения в частности, разделяет большинство критиков. Хвалят прежде всего высокий художественный уровень спектакля. Григорий Заславский («Независимая газета») наглядно описывает сильное действие игры актеров на зрителей премьеры: «Три часа с четвертью - по нынешним временам много, но когда заканчивается спектакль, еще минут семь зал аплодирует, многие - стоя. Километры текста зал выслушивает с искренним интересом.» Почти все актеры хороши, просто замечательны, заявляет автор, на сцене происходит, что только в редких случаях удается: «рождается и умирает целый мир». Блистательна игра Василия Бочкарова в роли кабинетного ученого. Он - в описании критика Анна Гордеевой («Время новостей») - «передвигающийся по комнатам быстрым шагом (вот сейчас не успеет добежать, и что-нибудь в пробирках рванет!)» - отлично обозначает эту ученую зацикленность на себе и абсолютную слепоту.(Об игре остальных актеров см. обширную выдержку из отзыва Наталии Каминской в ящике.)
Главный праздник спекткля - актерский ансамбль
Обитатели дома Протасовых живут своими человеческими влечениями и слабостями, не ведая, что за стенами уже вовсю воет ураган перемен. Предчувствует беду только сестра главного героя Лиза, но она больна какой-то душевной болезнью, и ее предчувствия отдают декадентскими наваждениями, очень модными в начале ХХ века. ЛюдмилаТитова отлично передает это нездоровье - у нее странная напряженная пластика, сосредоточенный “невидящий” взгляд.
Вообще главный праздник этого спектакля состоялся, и называется он “актерский ансамбль”. Здесь играют осмысленно, глубоко и уверенно, с точнейшими деталями, со вкусными подробностями. В союзе с профессиональной, внятной режиссурой артисты Малого способны доставить зрителю настоящее удовольствие. Евгения Глушенко - Мелания Чепурная, та самая, что влюблена в ученого, замечательно играет наивный пыл и искренний восторг нувориша перед людьми умственного труда. Ее тянет в этот дом, где тепло, красиво и беспечно. Меланья смешна, вульгарна, но и ужасно одинока, и эта человеческая внятность вызывает к ней симпатию.
Роскошно работает Людмила Полякова в роли няньки. Вот кто тоже чует беду, но на своем, хлопотливом простонародном уровне, который в этом доме решительно никем не рассматривается. Виктор Низовой играет несчастно влюбленного в Лизу ветеринара Чепурного, и перед нами драма сильного, вполне земного, но надорванного непосильной ношей чувств человека. А Глеб Подгородинский (художник Вагин) с неподражаемым изяществом играет представителя богемы. Горький вложил в его уста явно издевательские тексты, бесконечные объяснения в любви, полные красивостей и литературных архаизмов. Но у актера и это очеловечено, окрашено понятной растерянностью и одиночеством. Зато работник Егор по-настоящему страшен, Александр Коршунов с первой же сцены дает почувствовать и пьяную дурь, и взрывоопасную бессмысленную энергию этого столь любезного сердцу Протасова представителя пролетариата. Хороша сцена, когда он с иезуитской тупой настойчивостью посылает красивую и благородную Елену Протасову (Светлана Аманова) к своей, подхватившей холеру жене.
Наталия Каминская: Новая плата по старым счетам. «Культура», 22.10.2008
http://www.maly.ru/repertuar/detisolnca/detisolnca.html.
Немногими критиками была отмечена неожиданная близость тональности спектакля к драматургии Чехова. Шапиро обнаружил этот «чеховский» потенциал в пьесе «Дети солнца» методом той тщательной психологической работы над каждой ролью, корни которого восходят к традиции совместной работы Чехова и Горького в Московском Художественном театре. Такой подход к материалу Горького выражается известной деполитизацией темы и смягчением пафоса и острых конфликтов. Клара Саева («Интерфакс») считает, что Горький здесь уже до неузнавамеости приспособлен к чеховской драматургии: «Шапиро создает на сцене в идиллических условиях семейную драму со множеством действующих лиц, трагических и комических - без острых интриг и страстей, без агрессии.» Автор справедливо отмечает, что «Горького так не ставят», но говорить об «идиллических условиях» явно преувеличено. Смяхчением тона Шапиро открывает сегодняшней публике новый подход, близкий ее настроенности не на пафос, а на более наблюдательное, любопытное отношение к происходящей на сцене жизни, хоть и исторически отдаленной и «странной». Но это не исключает живого сочувствия зрителей к этой жизни. А. Шевелева характеризирует работу режиссера над текстом Горького такими словами: «Там, где у автора надрыв, - у него горечь. Для пламенных гражданских монологов он находит исповедальную интонацию. Действие держится на предельно тонкой, виртуозной актерской игре.» Таким образом у зрителя вызывается не только сочувствие к отдельным персонажам, но и общее «предчувствие катастрофы», определяющее атмосферу спектакля.
«Это тихий, нежный и лиричный спектакль о «чеховских людях» и загубленной бессмысленной жизни», заявляет Евгения Шмелева («Новые известия»), но режиссер не удолетворился этим результатом, добавляет критик, постановка является попыткой «достучаться до слепоглухонемой интеллигенции». И эта попытка по мнению критика «провалилась на корню». Горьковские сентенции когда-то окрыляли, сегодня слушать их без улыбки невозможно. Подобные сомнения в актуальной действенности спектакля высказываются и в других отзывах. Марина Давыдова («Известия») считает, что конфликты, описанные в «Детях солнца», относятся к далекому прошлому. Тенденция современной жизни «не в отгороженности образованного сословия от народа, а в размывании всех и всяческих социальных границ». Если интеллигениция изчезнет, то не потому, что будет сметена ураганом революции, а потому, что она добровольно согласится «обслуживать вкусы и потребности агрессивного и везедесущего плебса». Оказывается тем самым,что - вопреки утверждаемой критиком неактуальности конфликтов - все-таки есть какой-то обший знаменатель в поведении горьковской и сегодняшней интеллигенции. Он состоит в слабости, бесхребетности, оппортунизме культурной элиты страны. К этой теме относится несколько резко полемических замечаний в нашем подборе отзывов. Григорий Заславский («Независимая газета») указывает на то, что в «Детях солнца» все эти ученые и художники, и вся родня их - «люди бессмысленные, бесцельные, трусливые». И таковыми представители интелигенции остались вплоть до наших дней. Критик даже не боится с одобрением привести слова Ленина, называвшего интеллигенцию «г...м нации». «Неприятно, конечно, но - что поделать?! - прав.» По мнению писателя Льва Аннинского («Известия») «Дети солнца» звучат «глубоко и мощно» именно сейчас, когда роль науки снова подвергается сомнению и «православная благодать» вытеснила с авансцены культуры всю «химию-физию». Наталия Каминская («Культура») энергично спорит с теми, кто объявляет пьесу неактуальной: «Неужели (тема) неактуальная, если всю историю российской интеллигенции можно рассматривать и как череду ослепительных прорывов духа и с тем же успехом - как последовательную цепь социальных и духовных банкротств?» К текущему моменту по мению критика более подходит вторая из указанных интерпретаций. Родись нынче новый Алексей Максимович, он писал бы не о буре за стенами дома, а «о вязком болоте так называемого стабильного существования.» Каминская, однако, в конце своего отзыва высказывает мысль, которая немножко смягчает резкое суждение о кризисном состоянии сегодняшней культуры: «Если театр все еще предъявляет своим пролетариям умственного труда некий строгий счет, значит, эти самые пролетарии еще существуют. Что несколько обнадеживает.»
Суждение это можно отнести не только к самому спектаклю, но и ко всему комплексу критических отзывов о «Детях солнца» в Малом театре. Они вместе представляют интересный разговор, в котором, за немногими исключениями, выражаются не стереотипы того или другого идеологического направления, а индивидуальные мнения, основанные на личных впечатлениях в зрительном зале и сформулированные с опытом профессионалов. Мне лично понравились в частности те отзывы, в которых авторы открыто признаются в известной растерянности, нерешительности в осознании своих переживаний. Майя Фолкинштейн («Страстной бульвар, 10») рассказывает о своих мыслях в тот момент, когда загорается свет в зрительном зале. Она приходит к осознанию того, что призыв Протасова о необходимости всегда оставаться людьми, «светлыми и яркими, как солнце», адресован не только погромщикам, «но и нам, зрителям». Поначалу от такого откровенного апарта делается неловко. Но потом, по ее словам, «осознаешь всю точность, а главное - своевременность едва ли не проповеднического посыла создателей спектакля.»
Постановка «Дети солнца» в Малом театре и отзывы на нее свидетельствуют о том, что и в условиях культурного застоя можно произвести качественные театральные постановки; одновременно они свидетельствуют о наличии такой же качественной профессиональной критики, которая способна раскрывать многозначный потенциал такого события. Адольф Шапиро сказал в интервью перед премьерой: «Задача театра - вывести человека из состояния душевной статики в состояние душевной динамики.» В «Детях солнца» ему, видимо, удалась такая мобилизация зрителя. Для читателей и почитателей Максима Горького эта постановка - повод для радости, она обозначает очередной этап в процессе открытия «неизвестного Горького».
Мой дедушка собирал домашнюю библиотеку. В ней было много собраний сочинений классиков и советских писателей. Ровными рядами стояли они на полках, толстые книги в тёмных переплетах, с тиснением на корешках... Иногда среди них встречались книжки в ярких обложках. Так однажды моё внимание привлекла книга "Дети Солнца". У неё была красная обложка с похожим рисунком
Мне было интересно читать "Детство", "В людях", рассказы Максима Горького, но эта книга "не пошла", слишком рано она попала мне в руки:)
Недавно я взяла в библиотеке пьесы Горького и окунулась в его творчество 1900-1905г.г.
Пьеса «Дети солнца» писалась в январе — феврале 1905 г. в Петропавловской крепости, куда М.Горький был заключён после ареста по делу о 9 января, "кровавом воскресенье".
Именно за решеткой придумал писатель историю про химика Павла Протасова, который живет в мире науки и в плену возвышенных идей о предназначении интеллигенции, не замечая трагикомического разлада в собственной семье и ее окружении.
Читаешь и кажется, что герои "не от мира сего". Разговаривают о высоких целях, но совсем не понимают обычную жизнь.
Главный герой - химик Павел Протасов, ученый, всю жизнь в лабораторных стенах мечтавший сделать человека царем природы:
Я вижу, как растет и развивается жизнь, как она, уступая упорным исканиям мысли моей, раскрывает предо мною свои глубокие, свои чудесные тайны. Я вижу себя владыкой многого; я знаю, человек будет владыкой всего! Все, что растет, становится сложнее; люди всё повышают свои требования к жизни и к самим себе... Когда-то под лучом солнца вспыхнул к жизни ничтожный и бесформенный кусок белка, размножился, сложился в орла и льва и человека; наступит время, из нас, людей, из всех людей, возникнет к жизни величественный, стройный организм - человечество! Человечество, господа! Тогда у всех клеток его будет прошлое, полное великих завоеваний мысли, - наша работа! Настоящее - свободный, дружный труд для наслаждения трудом, и будущее - я его чувствую, я его вижу - оно прекрасно. Человечество растет и зреет. Вот жизнь, вот смысл ее!
Страх смерти - вот что мешает людям быть смелыми, красивыми, свободными людьми! Он висит над ними черной тучей, покрывает землю тенями, из него рождаются призраки. Он заставляет их сбиваться в сторону с прямого пути к свободе, с широкой дороги опыта. Он побуждает их создавать поспешные уродливые догадки о смысле бытия, он пугает разум, и тогда мысль создает заблуждения! Но мы, мы, люди, дети солнца, светлого источника жизни, рожденные солнцем, мы победим темный страх смерти! Мы - дети солнца! Это оно горит в нашей крови, это оно рождает гордые, огненные мысли, освещая мрак наших недоумений, оно - океан энергии, красоты и опьяняющей душу радости!
Красиво, возвышенно, но что же в реальности?
Его сестра Лиза столкнулась с реальной жизнью, на её глазах в волнениях задавили студента. От потрясения она лечиласьв больнице, но до конца не отошла... Она говорит брату:
Вы все - слепые! Откройте глаза; то, чем живете вы, ваши мысли, ваши чувства, они - как цветы в лесу, полном сумрака и гниения... полном ужаса... Вас мало, вы незаметны на земле...
На земле заметны миллионы, а не сотни... и среди миллионов растет ненависть. Вы, опьяненные красивыми словами и мыслями, не видите этого, а я - видела, как вырвалась на улицу ненависть и люди, дикие, озлобленные, с наслаждением истребляли друг друга... Однажды их злоба обрушится на вас... За что? За отчуждение от них, за невнимание к их тяжелой, нечеловеческой жизни! За то, что вы сыты и хорошо одеты... Ненависть слепа, но вы ярки, вас она увидит!
Протасов - как большой ребенок. Он увлечен созданием гомункула, не решает никакие жилищно-денежные проблемы. Когда домохозяин предлагает ему стать управляющим химического заводика, он возмущается: "техническая химия меня не интересует!"
Он не думает, на какие средства будет содержать жену и сестру. Жене Елене Протасов не уделяет никакого внимания, лишь когда его друг, художник Вагин, говорит: "Я люблю твою жену", между ними происходит серьёзный разговор:
Елена. Я чувствую, что не нужна тебе. В твоей жизни я не играла никакой роли. Ты далек и чужд мне. Кто я для тебя? Ты никогда не спрашивал, чем я живу, что думаю...
Протасов. Не спрашивал? Но... мне некогда разговаривать, ...как же мои работы? Ведь или работать, или думать о тебе..
.
Сестра Лиза боится жизни, боится своего страха и раз за разом отказывает ветеринару Чепурному. Измученный тем,что отвергают его любовь,
он «уезжает в Могилевскую губернию»
- кончает жизнь самоубийством...
Узнав об этом, Лиза сходит с ума...
Протасова отправляют за доктором, но доктор прибегает сам, чтобы спрятаться - за ним гонится разъяренная толпа, в городе начался "холерный бунт"
Слесарь Егор, «золотыми руками» которого Протасов восхищается, оказывается одним из зачинщиков погрома, бросается на Протасова и хватает его за ворот:
Ага... химик! Попался? ...
Ребята! Главный морила... Лекарства делает!
Храбрость Елены, не побоявшейся выстрелить в Егора, да дворник, огревший буянов доской по головам, спасли Протасова.
А ещё
за Протасовым напрасно ходит попавшая в интеллигентскую среду купчиха Мелания. Она обожает в нем какое-то высшее существо, "Дитя ты моё милое... дитя моё прекрасное..."
В низших этажах общества отношения не более человеческие. Горничная Фима продает себя богатому старику, а слесарь Егор бьет смертным боём свою жену. На доводы Протасова, что «бить нельзя», отвечает: «А меня били... и очень даже много, а жена, может, и не человек.»
...Пьеса пронизана предчувствием революционных катаклизмов. Слово "человек" в ней не звучит гордо. Горький нарисовал мрачную картину общества, в котором разорвана связь между классами и они не способны создать новый, лучший мир.
Попалась мне вырезка из старой газеты советских времен о спектакле 1960г.
Дети солнца
СЦЕНЫ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
- Павел Федорович Протасов.
- Лиза, его сестра.
- Елена Николаевна, его жена.
- Дмитрий Сергеевич Вагин.
- Борис Николаевич Чепурной.
- Мелания, его сестра.
- Назар Авдеевич.
- Миша, его сын.
- Егор, слесарь.
- Авдотья, его жена.
- Яков Трошин.
- Антоновна, нянька.
- Фима, горничная.
- Луша, горничная.
- Роман.
- Доктор.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Старый барский дом. Большая, полутемная комната; в ее левой стене - окно и дверь, выходящие на террасу; в углу - лестница наверх, где живет Лиза; в глубине комнаты арка, за ней столовая; в правом углу - двери к Елене. Книжные шкафы, тяжелая, старинная мебель, на столах - дорогие издания, на стенах - портреты ученых натуралистов. На шкафе белеет чей-то бюст. У окна налево - большой круглый стол; перед ним сидит Протасов, перелистывает какую-то брошюру и смотрит, как на спиртовой лампочке греется колба с какой-то жидкостью. На террасе под окном возится Роман и глухо, уныло поет песню. Это пение беспокоит Протасова.
Протасов. Послушайте, дворник!
Роман (в окне). Чего?
Протасов. Вы бы ушли... а?
Роман. Куда?
Протасов. Вообще... вы мне несколько мешаете...
Роман. А хозяин велел... почини, говорит...
Антоновна (входит из столовой). Ишь, пачкун... сюда пришел...
Протасов. Молчи, старуха...
Антоновна. Мало тебе места в своих-то комнатах...
Протасов. Ты, пожалуйста, туда не ходи... я там надымил...
Антоновна. А теперь здесь напустишь угару... Дай хоть дверь отворю...
Протасов (торопливо). Не надо, не надо! Ах ты... старуха!.. Ведь я тебя не прошу... Ты вот уговори дворника, чтоб он ушел... а то он - мычит...
Антоновна (в окно). Ну, ты чего тут возишься? Уходи!
Роман. А как же... хозяин велел...
Антоновна. Иди, иди! После уделаешь...
Роман. Ну, ладно... (С грохотом уходит.)
Антоновна (ворчливо). Задохнешься ты когда-нибудь... Вон, говорят, холера идет. Генеральский сын тоже... а занимается неизвестно чем, только одни неприятные запахи пускаешь...
Протасов. Подожди, старуха... я тоже буду генералом...
Антоновна. По миру ходить будешь ты. Дом-то вот спалил на свою химию с физией.
Протасов. Физикой, старуха, а не физией... И, пожалуйста, оставь меня в покое...
Антоновна. Там этот пришел... Егорка...
Протасов. Позови его сюда...
Антоновна. Пашенька! Скажи ты ему, злодею, что же он делает? На-ка, вчера опять жену смертным боем бил.
Протасов. Хорошо... я скажу...
(По лестнице неслышно сходит Лиза, - останавливается перед шкафом, тихо открывает его.)
Антоновна. Да ты - пригрози... Я, мол, тебе дам!
Протасов. Уж я его напугаю! Не беспокойся, старуха, иди...
Антоновна. Надо - строго. А то ты со всеми людьми точно с господами разговариваешь...
Протасов. Ну, - будет, старуха! Елена - дома?
Антоновна. Нет еще. Как ушла после завтрака к Вагину, так и нет с той поры... Смотри - прозеваешь жену-то...
Протасов. Старуха, не говори глупостей! Я рассержусь.
Лиза. Няня! Ты мешаешь Павлу заниматься...
Протасов. Ага... ты здесь? Ну, что?
Лиза. Ничего...
Антоновна. Тебе, Лизонька, пора молоко пить.
Лиза. Я знаю:
Антоновна. А про Елену Николаевну я все-таки скажу: я бы на ее месте нарочно роман составила с кем-нибудь... Никакого внимания женщине нет... Видно, кашку слопал, чашку о пол... И детей нет... какое же удовольствие женщине? Ну, она и...
Протасов. Старуха! Я начинаю сердиться... уходи! Экая... смола!
Антоновна. Ну-ну... лютый! Не забудь про Егорку-то... (Идет.) Молоко в столовой стоит, Лизонька... А капли - пила?
Лиза. Да, да!
Антоновна. То-то... (Уходит в столовую.)
Протасов (оглянувшись). Удивительная старуха! Бессмертна, как глупость... и так же назойлива... Как здоровье, Лиза?
Лиза. Хорошо.
Протасов. Это чудесно! (Напевает.) Это чудесно... это чудесно...
Лиза. А нянька права, знаешь?
Протасов. Сомневаюсь. Старики редко бывают правы... Правда всегда с новорожденным. Лиза, посмотри, здесь у меня простые дрожжи.
Лиза. Нянька - права, когда говорит, что ты мало обращаешь внимания на Елену...
Протасов (с огорчением, но мягко). Как вы мне мешаете,- ты и нянька! Разве Лена - немая? Ведь она сама могла бы сказать мне... если б я что-нибудь... как-нибудь не так, как нужно, и... вообще там... А она молчит! В чем же дело?
(Из столовой выходит Егор, немного выпивший.) Ага - вот Егор! Здравствуйте, Егор!
Егор. Доброго здоровья.
Протасов. Видите ли, в чем дело, Егор: нужно устроить маленькую жаровню... с крышкой... такая конусообразная крышка, а в вершине ее - круглое отверстие, выходящее трубой... понимаете?
Егор. Понимаю. Можно.
Протасов. У меня есть рисунок... где он? Идите сюда...
(Ведет Егора в столовую. В дверь с террасы стучит Чепурной,
Лиза отворяет ему.)
Чепурной. Эге, дома? Добрый день!
Лиза. Здравствуйте...
Чепурной (поводит носом). И коллега дома, как слышно по запаху...
Лиза. Откуда вы?
Чепурной. А с практики. Собачке жены управляющего казенной палатою горничная хвостик дверью отдавила, - так я тот собачий хвост лечил, и дали мне за это три карбованца, - вот они! Хотел купить вам конфет, да подумал: пожалуй, неловко угощать вас на собачьи деньги, и - не купил.
Лиза. И хорошо сделали... садитесь...
Чепурной. Однако же от этого варева запах - сомнительной приятности. Коллега, уже кипит!
Протасов (выбегая). Не надо, чтобы кипело! Ну, что это?! Что же вы не сказали, господа?
Чепурной. Да я же сказал, что кипит оно...
Протасов (огорченно). Но - поймите: мне совсем не нуж- но, чтобы кипело!
(Егор выходит.)
Лиза. Кто же это знал, Павел?..
Протасов (ворчит). Мм... черт!.. Теперь снова надо...
Егор. Павел Федорович, дайте рублевку...
Протасов. Рублевку? Ага... сейчас! (Ищет во всех карманах.) Лиза, у тебя нет?
Лиза. Нет. У няни есть...
Чепурной. И у меня тоже... вот три!
Протасов. Три? Дайте, пожалуйста... Вот,
Егор, три, - все равно?
Егор. Хорошо... сосчитаемся... Спасибо! Прощайте...
Лиза. Павел, няня просила тебя сказать ему... ты забыл?
Протасов. Что - сказать? Ах... да! Гм... да! Егор, вы... присядьте, пожалуйста! Вот... Может быть, ты сама скажешь, Лиза?.. (Лиза отрицательно качает головой.) Видите ли, Егор... мне надо вам сказать... то есть это нянька просила... дело в том, что вы... будто бы бьете вашу жену? Вы извините, Егор...
Егор (встает со стула). Бью...
Протасов. Да? Но, знаете, это ведь нехорошо... уверяю вас!
Егор (угрюмо). Чего хорошего...
Протасов. Вы понимаете? Так зачем же вы деретесь? Это зверство, Егор... это надо оставить вам... Вы - человек, вы разумное существо, вы самое яркое, самое прекрасное явление на земле...
Егор (усмехаясь). Я?
Протасов. Ну да!
Егор. Барин! А вы бы спросили сначала, за что я ее бью?
Протасов. Но - поймите: бить нельзя! Человек человека не должен, не может бить... это же так ясно, Егор!
Егор (с усмешкой). А меня били... и очень даже много... Если же про жену сказать... может, она не человек, а - черт...
Протасов. Какой вздор! Что такое черт?
Егор (решительно). Прощайте! А бить я ее буду... покуда она передо мной не станет как трава перед ветром, буду я ее бить! (Идет в столовую.)
Протасов. Послушайте, Егор! Вы же сами сказали... ушел! И, кажется, обиделся... Как глупо вышло... Эта нянька всегда... что-нибудь устроит... нелепое! (С досадой уходит за портьеру.)
Чепурной. Очень убедительно говорил коллега!
Лиза. Милый Павел... он всегда смешной!
Чепурной. Я бы, знаете, того Егора за чуб да палкой!
Лиза. Борис Николаевич!
Чепурной. А что? Ну, простите, коли грубо. Но он рассуждает правильно: его били, значит, он может бить! Я продолжаю: следует его еще бить...
Лиза. Прошу вас... зачем вы так говорите, зачем?
Чепурной. Да на этой же логике построены все карательные законы!
Лиза. Вы знаете, как я не люблю, как боюсь всего грубого... и всегда вы, как будто нарочно, дразните меня! Подождите... Этот слесарь... он вызывает у меня чувство страха. Он такой... темный... и эти огромные обиженные глаза... Мне кажется, я их уже видела... тогда, там, в толпе...
Чепурной. Э, да не вспоминайте! Ну его...
Лиза. Разве можно забыть об этом?
Чепурной. Что толку?
Лиза. Там, где была пролита кровь, никогда не вырастут цветы...
Чепурной. Да еще как растут!
Лиза (встает и ходит). Там растет только ненависть... Когда я слышу что-нибудь грубое, резкое, когда я вижу красное, в моей душе воскресает тоскливый ужас, и тотчас же перед глазами встает эта озверевшая, черная толпа, окровавленные лица, лужи теплой красной крови на песке...
Чепурной. Ну, снова вы договоритесь до припадка...
Лиза. И у ног моих - юноша с разбитой головой... он ползет куда-то, по щеке и шее у него льется кровь, он поднимает голову к небу... я вижу его мутные глаза, открытый рот и зубы, окрашенные кровью... голова его падает лицом в песок... лицом...
Чепурной (подходит к ней). Э, боже мой! Ну, что мне делать с вами?
Лиза. Неужели вас не ужасает это?
Чепурной. А... пойдемте в сад!
Лиза. Нет, скажите, скажите мне: понятен вам мой ужас?
Чепурной. А как же? Я понимаю... чувствую!
Лиза. Нет... это неправда! Если бы вы понимали, мне было бы легче... Я хочу сбросить с души моей долю тяжести, и - нет другой души, которая приняла бы ее... нет!
Чепурной. Мамочка моя! А ну - бросьте это! И пойдемте в сад... вон какой запах здесь! Как будто резиновую галошу в постном масле жарили...
Лиза. Да... запах... у меня кружится голова...
Антоновна (из столовой). Лизонька! Уж капли надо принять, а ты еще молоко не выпила!
Лиза (идет в столовую). Сейчас...
Чепурной. Как живете, Антоновна?
Антоновна (прибирает на столе). Ничего... не жалуюсь...
Чепурной. Добре! Здоровеньки?
Антоновна. Слава богу...
Чепурной. Жаль. А то я бы полечил.
Антоновна. Вы уж собачек лучше... Я не собачка...
(Лиза входит.)
Чепурной. А мне хорошего человека полечить хочется...
Лиза. Идемте...
(Идут через дверь на террасу. Протасов с колбой в руках.)
Протасов. Нянька, давай мне кипятку!
Антоновна. Нет кипятку...
Протасов. Ну, пожалуйста, нянька!
Антоновна. Погоди, самовар вскипит... Сказал Егорке-то?
Протасов. Сказал, сказал...
Антоновна. Строго?
Протасов. Очень! Так он, знаешь, весь и затрясся со страха! Я, говорю, тебя, милый, к этому... как его?
Антоновна. Полицеймейстеру?
Протасов. Нет... ну, все равно! Да, к судье... к мировому судье...
Антоновна. Лучше бы полицеймейстером его пугнуть... Ну, что же он?
Протасов. А он... он, знаешь, сказал мне: дурак вы, барин!
Антоновна (негодуя). Да что ты?
Протасов. Да. Именно. Дурак, говорит, вы... не в свое дело нос суете...
Антоновна. Так и сказал? Неужто, Пашенька?
Протасов (смеясь). Нет, нет, старуха! Это не он, это я сам себе сказал... Он подумал, а я сказал...
Антоновна. Э, ну тебя... (Хочет уйти, обиженная.)
Протасов. Ты принеси мне кипятку сама... а то франтиха Фима всегда задевает за что-нибудь подолом или рукавами...
Антоновна. Она, Фима-то ваша, кажись, с хозяйским сыном шашни завела... вот что!
Протасов. А тебе завидно?
Антоновна. Тфу! Чай, ты ей - хозяин... ты должен ей сказать, что это нехорошо для девушки!
Протасов. Ну, старуха, оставь! Право, потвоему, я должен целый день и говорить всем, что хорошо и что нехорошо: Пойми, это не мое дело!
Антоновна. А зачем ты учился? Для чего?
(Мелания - в дверях с террасы.)
Протасов. Ну, иди же! Вот - Мелания Николаевна! Здравствуйте!
Мелания. Здравствуйте, Павел Федорович!
Антоновна. Кто же это дверь не запер? (Запирает.)
Мелания. Какое у вас довольное лицо!
Протасов. Я рад, что вы пришли... а то меня нянька загрызла. И потом мне сегодня удалась одна интересная работа...
Мелания. Да? Как это радует меня! Мне так хочется, чтоб вы прославились...
Антоновна (ворчит, уходя). В городе уж все говорят... Прославился...
Мелания. Я так верю, что вы будете чем-нибудь вроде Пастера...
Протасов. Мм... это - неважно... Но надо говорить - Пастер... Это у вас - моя книга? Прочитали? Не правда ли, - ведь это интереснее, чем роман, да?
Мелания. О, да! Только вот эти знаки...
Протасов. Формулы?
Мелания. Не понимаю я формулов!
Протасов. Это надо немножко заучить... Теперь я дам для вас - физиологию растений... Но, прежде всего и внимательнее всего изучайте химию, химию! Это изумительная наука, знаете! Она еще мало развита, сравнительно с другими, но уже и теперь она представляется мне каким-то всевидящим оком. Ее зоркий, смелый взгляд проникает и в огненную массу солнца, и во тьму земной коры, в невидимые частицы вашего сердца (Мелания вздыхает), в тайны строения камня и в безмолвную жизнь дерева. Она смотрит всюду и, везде открывая гармонию, упорно ищет начало жизни... И она найдет его, она найдет! Изучив тайны строения материи, она сведает в стеклянной колбе живое вещество...
Мелания (в восторге). Господи! Почему вы не читаете лекций?
Протасов (смущенно). Н-ну, зачем же это?
Протасов (рассматривая руки). Не советую... у меня руки редко бывают чистые... знаете, возишься со всякой всячиной...
Мелания (искренно). Как бы я хотела сделать что-нибудь для вас, если бы вы знали! Я так восхищаюсь вами... вы такой неземной, такой возвышенный... Скажите, что вам нужно? Требуйте всего, всего!
Протасов. А... ведь вы можете...
Мелания. Что? Что я могу?
Протасов. У вас есть куры?
Мелания. Куры? Какие куры?
Протасов. Домашние птицы... вы же знаете! Семейство куриных... петухи, куры...
Мелания. Знаю... Есть... А - зачем вам?
Протасов. Голубушка! Если бы вы давали мне каждый день свежих яиц... самых свежих, только что снесенных, еще теплых яиц! Видите ли, мне очень много нужно белка, а няня - она скупая, она не понимает, что такое белок... она дает несвежие яйца... и всегда нужно много говорить... лицо у нее кислое...
Мелания. Павел Федорович! Какой вы жестокий!
Протасов. Я? Почему?
Мелания. Хорошо... я буду присылать вам каждое утро десяток...
Протасов. Чудесно! Это меня превосходно устраивает! И я очень, очень благодарю вас! Вы милая... право!
Мелания. А вы ребенок... жестокий ребенок! И ничего вы не понимаете!
Протасов (удивлен). Действительно, я плохо понимаю, почему - жестокий?
Мелания. Потом, когда-нибудь поймете. Елены Николаевны нет дома?
Протасов. Она у Вагина на сеансе...
Мелания. Он вам нравится?
Протасов. Вагин? О, да! Ведь мы с ним давние товарищи... вместе учились в гимназии, потом - в университете... (Смотрит на часы.) Он тоже естественник, но со второго курса ушел в академию.
Мелания. Он и Елене Николаевне, кажется, очень нравится...
Протасов. Да, очень. Он славный парень, несколько односторонен...
Мелания. А вы не боитесь...
(Чепурной стучит в дверь с террасы.)
Протасов (открывая). Чего бояться? Это нянька закрыла...
Мелания. Ах, ты здесь?
Чепурной. А ты уже здесь? Где у вас вода? Елизавета Федоровна просит...
Протасов. Ей нехорошо?
Чепурной. Нет, ничего... капли принять...
(Идет в столовую.)
Протасов. Мелания Николаевна, я на минутку оставлю вас... надо взглянуть...
Мелания. Идите, идите! И возвращайтесь скорее...
Протасов. Да, да! Вы бы в сад пошли, а?
Мелания. Хорошо...
Протасов. Там Лиза... Нянька! Что же - воду мне? (Уходит.)
Чепурной (выходит). Ну что, Маланья? Как дела?
Мелания (быстро и негромко). Ты не знаешь, что такое гидатопироморфизм?
Чепурной. Чего?
Мелания. Гидато-пиро-морфизм?
Чепурной. Бес его знает! А может быть, водяной фейерверк...
Мелания. Врешь?
Чепурной. Да уж так оно. Пиро - значит пиротехника, а метаморфоза - фокус. Что ж он, задачи тебе задает?
Мелания. Не твое дело. Иди себе.
Чепурной. А когда ты его у жены отобьешь, то мыльный завод построй: химику не надо будет жалованья платить... (Идет в сад.)
Мелания. Какой ты грубый, Борис! (Встает, осматривается, входит Фима.)
Фима. Елизавета Федоровна просят вас в сад...
Мелания. Хорошо... (Антоновна несет кастрюлю горячей воды. Фима в столовой гремит посудой.) Что это вы несете, няня?
Антоновна. Кипяток Пашеньке...
Мелания. Ах, это для опытов...
Антоновна. Да, всё для них... (Уходит.)
Мелания (заглядывая в столовую). Фима!
Фима (в дверях). Что?
Мелания. Барыня каждый день ходит к художнику?
Фима. В дождь или когда пасмурно не ходят. Тогда господин Вагин сами здесь бывают...
Мелания (подходит ближе к ней). Ты, Фимка, умная?
Фима. Неглупая-с...
Мелания. Ну, ежели что заметишь за ними, мне скажи, поняла?
Фима. Поняла...
Мелания. И - молчи. На. В долгу не останусь.
Фима. Благодарю покорно... Он ей руки целует...
Мелания. Ну, это немного. Так смотри же!
Фима. Хорошо-с... Я понимаю...
Мелания. Иду в сад... Выйдет Павел Федорович, позови меня... (Уходит.)
Фима. Слушаю...
(Антоновна идет.)
Антоновна. Что гремишь чашками-то, как железными? Перебьешь...
Фима. Что я, не умею, что ли, с посудой обращаться?
Антоновна. Ну, ну, не козыряй! Про что тебя купчиха спрашивала?
Фима (идя в столовую). Про Лизавету Федоровну, насчет здоровья...
Антоновна (за ней). Чай, сама бы пошла да поглядела, чем прислугу выспрашивать...
(Входит Назар Авдеев с террасы, снимает картуз, осматривает комнату, вздыхая, щупает пальцем обои. Кашляет.)
Фима (в столовой). Она и пошла. А прислуга - тоже человек. И вы ведь прислуга...
Антоновна. Я знаю, кто я. А только природные господа с прислугой не разговаривают... они отдадут приказание - и всё... да! А теперь все норовят в баре, а повадки - как у твари... Кто это? (Выходит.)
Назар. Это мы. Доброго здоровьица, нянюшка!
Антоновна. Вы что?
Назар. Мне бы Павла Федоровича... Разговор к нему имею...
Антоновна. Ну... сейчас позову... (Идет.)
Фима (выглядывает). Здрассте, Назар Авдеевич!
Назар. Почет и уважение! Эх вы... махровая! Обманщица!
Фима. Пожалуйста! Руками трогать не дозволяется...
Назар. Так и не окажете внимания вдовцу? Вечерком чайку бы попить...
Фима. Тсс...
(Выходит Протасов, - сзади Антоновна.)
Протасов. Вы - ко мне?
Назар. Именно-с!
Протасов. Что такое?
Назар. За квартирку бы...
Протасов (немного раздражен). Послушайте: когда я продал вам этот дом, я деньги ждал за вами целые два года... а вы... когда нужно платить?
Назар. Вчера бы следовало...
Протасов. Ну, вот! Ведь это - неделикатно... Я занят, а вы приходите... и прочее...
Назар. Да я, собственно, не за этим... Я про деньги между прочим... чтобы самому себе напомнить...
Протасов. Вы напоминайте вот няньке или жене... Деньги есть, но - черт их знает, где они! Где-то в ящике... Жена пришлет вам... вот нянька принесет... до свидания!
(Антоновна уходит в столовую.)
Назар. Дозвольте задержать вас!
Протасов. Что такое? Зачем?
Назар. Насчет вашей землицы и дачки...
Протасов. Ну?
Назар. Вам бы продать ее...
Протасов. Какой же дурак ее купит? Она никуда не годится... песок, ели...
Назар (вдохновенно). Это вы справедливо! Земля - совершенно негодная...
Протасов. Вот видите!
Назар. И, кроме меня, никто ее не купит...
Протасов. А вам зачем?
Назар. Под одно-с! Как я уже купил у соседа вашего... то и у вас бы надо...
Протасов. Ну, прекрасно, покупайте! Вы что же, всё богатеете, что ли?
Назар. То есть, как сказать? Расширяюсь...
Протасов. Смешной вы! Ну, зачем вам песок?
Назар. А видите-с... сын мой кончил коммерческое училище и вышел очень образованный человек. Насчет промышленности очень он сообразителен... вот и я возымел охоту к расширению русской промышленности... для чего думаю заводик поставить, чтобы пивные бутылки выдувать...
(Фима в дверях из столовой, слушает.)
Протасов (хохочет). Нет, вы чудак! А ссудную кассу закроете?
Назар. Зачем же? Ссудная касса - это для души... это предприятие благотворительное... действующее на помощь ближнему...
Протасов (смеясь). Да? Ну, хорошо... покупайте мою землю... покупайте... до свидания! (Смеясь, уходит.)
Назар. Позвольте-с! Мм... Ефимья Ивановна, что же это он ушел? Ведь для того, чтобы куплюпродажу совершить, двоих надо, а он ушел!
Фима (пожимая плечами). Известно - блажной...
Назар. Мм... неосновательно! Стало быть - до свидания! (Уходит.)
Роман (сзади Фимы). Где печка дымит?
Фима. Ох, чтоб тебе лопнуть! Что ты?
Роман. Чего боишься? Печка, слышь, дымит?
Миша (вбегая из столовой). Да не здесь, буйвол! В кухне!
Роман. Ну... а я думал - здесь... (Идет.)
Миша (быстро). Ну, Фимка, как же? Квартира и пятнадцать рублей в месяц - идет?
Фима. Подите вы прочь, охальник! Что это - точно лошадь покупаете!
Миша. Ну, нечего там! Я человек деловой. Ты подумай, за кого ты можешь замуж выйти? За мастерового, а он тебя бить будет, вон как наш слесарь жену свою... А я тебя устрою скромно, но чистенько, сытно, и вообще - займусь твоим образованием...
Фима. Ну вас тут... Я девушка честная... к тому же мне мясник Храпов сто рублей в месяц предлагает...
Миша. Старик ведь, дура! Ты сообрази...
Фима. Я и не согласна с ним...
Миша. Ну, вот видишь, дурочка моя! Я же тебе...
Фима. Давайте семьдесят пять...
Миша. Что-о? Семьдесят пять?
Фима. И чтоб на все деньги, сколько следует за год, вексель мне...
Миша (изумлен). Однако-с вы...
Фима. Да-с... (Красноречиво смотрят друг на друга. С террасы входит Егор, порядочно выпивший.) Тише... Ваш папаша ушли...
Миша. Ушел? Извините... (Уходит.)
Фима. Ты куда это лезешь? Через кухню не мог? Хозяин дома через кухню ходит, а ты...
Егор. Молчи... Зови мне барина...
Фима. Да еще и пьяный! Как же барин говорить с тобой будет?
Егор. Не твое дело! Зови! Я сам буду говорить... Иди!
Фима (убегает в столовую). Няня! Нянька!
Протасов (выходит из-за портьеры). Что вы кричите, Фима? Ах, это вы, Егор... Что вам? Я занят... пожалуйста скорее.
Егор. Погодите... Я несколько выпил... трезвый я говорить не умею...
Протасов. Ну, хорошо... в чем дело?
(Антоновна из столовой, за нею Фима.)
Егор. Давеча ты при людях обидел меня... начал говорить насчет жены... ты кто такой, чтобы обижать?
Протасов. Вот видишь, старуха? Ага! Егор, я не хотел обижать вас...
Егор. Нет, погоди! Я с малых лет в обиде живу...
Протасов. Ну да, Егор... я понимаю...
Егор. Стой! Меня никто не любит и никто меня не понимает... И жена не любит... А я хочу, чтобы меня любили, дьявол вас...
Протасов. Не надо кричать...
Антоновна. Ах, пьяная рожа, а?
Егор. Человек я или нет? Почему меня все обижают?
Антоновна. Батюшки, да что же это? (Бежит в столовую. На дворе слышен ее крик.)
Протасов. Вы успокойтесь, Егор... Видите ли, это нянька сказала мне...
Егор. Няньку надо прочь... у тебя уж борода выросла... бородатому нянька - не указ. Ты слушай: я тебя уважаю... я ведь вижу: ты человек особенный... это я чувствую... Ну, тем обиднее мне, что ты при людях... э-эх ты! Хочешь, я на коленки встану перед тобой? Один на один - это мне не обидно... но чтобы при скотском докторе... А жену я вздую... изувечу!.. Я ее люблю, и она меня должна...
(Вбегают Чепурной, Мелания, Лиза, Антоновна, Фима.)
Лиза. Что такое? Что это, Павел?
Чепурной (удерживая Лизу). В чем дело? А нуте?
Протасов. Позвольте, господа...
Мелания. Няня, пошлите за дворником!
Антоновна (уходит и кричит). Роман!
Егор. Ишь, налетело воронье... Шугни их хорошенько, Павел Федорович!
Чепурной. Вы бы, добрый человек, шли себе до вашего дому, а?
Егор. Я - не добрый человек...
Чепурной (хмурит брови). И все ж таки - идите!..
Мелания. Надо полицию...
Протасов. Пожалуйста - ничего не надо! Вы, Егор, идите... а потом - я сам приду к вам.
(Антоновна и Роман являются в дверях столовой.)
Егор. О? Придешь?
Протасов. Приду...
Егор. Ну, ладно... смотри же! Не врешь?
Протасов. Честное слово!
Егор. Вот! Ну, прощай... А все эти люди - как пыль против тебя... прощай! (Уходит.)
Роман. Меня, значит, не надо?
Протасов. Не надо, идите! Ф-фу... Ну, видишь, старуха? (Антоновна вздыхает.) Вот что ты натворила...
Лиза. Я боюсь этого человека... боюсь!
Мелания. Вы уж очень деликатны, Павел Федорович!
Протасов. Нет, ведь я действительно виноват пред ним...
Лиза. Нужно взять другого слесаря, Павел.
Чепурной. Мастеровые - они все пьяницы...
Протасов. Как это нервит и утомляет! Мне не везет сегодня... Вторгаются какие-то глупые мелочи... У меня там сложный опыт с циановой кислотой, а тут... Налей мне чаю, Лиза!
Лиза. Я скажу, чтоб чай перенесли сюда... ты не любишь столовой... (Уходит.)
Протасов. Да... хорошо... Я вообще не люблю темных комнат, а светлых в этом доме нет...
Мелания. Ах, я вас понимаю, Павел Федорович!
Чепурной. Маланья! Как это слово?
Мелания. Какое слово?
Чепурной. А вот ты спрашивала меня...
Мелания. Ничего я не спрашивала...
Чепурной. Забыла? Вот так! Она, знаете, коллега, когда от вас мудреное слово услышит, то у меня спрашивает, что оно значит?
Meлания (обиженно). Ты, Борис... ужасный человек! У меня плохая память на иностранные слова... над чем тут смеяться?
(Фима входит, ловко накрывает стол у окна и постепенно переносит чай.)
Протасов. Вы о чем у него спрашивали?
Мелания (виновато). Я забыла, что такое гидатопироморфизм.
Чепурной. А я ей сказал, что то водяной фейерверк...
Протасов (хохочет). Что-о?
(Лиза входит и хлопочет у стола.)
Мелания. Как тебе не стыдно, Борис!
Протасов (с улыбкой). А странные у вас отношения... вы всегда как бы враждуете друг с другом... извините, может быть, я бестактно говорю?
Мелания. Ах, полноте! Борис не любит меня... мы с ним - как чужие... Он воспитывался в Полтаве у тетки, я - в Ярославле у дяди... Ведь мы - сироты...
Чепурной. Казанские...
Мелания. Встретились мы уже взрослыми... и не понравились друг другу... Борис ведь никого не любит... у него не удалась жизнь, и он на всех сердится за это... Он ко мне и не ходит даже...
Чепурной. А знаете, коллега, когда ее муж старенький жив был, придешь к ней, так он просит меня, чтоб я полечил его...
Мелания. Врешь ведь...
Чепурной. Говорю ему - я не всех скотов лечить умею...
Лиза. Борис Николаевич!
(Протасов смущенно смеется.)
Чепурной. Пересолил?
Лиза. Пейте чай...
Чепурной. И ступайте домой. Понимаю...
Мелания. Павел Федорович! А помните, вы хотели показать мне водоросль под микроскопом?
Протасов. То есть клетку водоросли... да, как же... гм... Это можно... даже сейчас - хотите?
Meлания. Ах, пожалуйста! Я буду так рада...
Протасов. Пойдемте... Только у меня там запах... (Идет.)
Мелания (идя за ним). Ничего, ничего!
Чепурной. Комедия! Водорослей захотела корова!
Лиза (огорченно). Борис Николаевич! Вы такой правдивый, простой и сильный... но...
Чепурной. Бейте сразу!
Лиза. Зачем вы напускаете на себя эту грубость, эту тяжелую, неприятную насмешливость? Зачем?
Чепурной. Да я ничего не напускаю...
Лиза. В жизни так много грубого и жесткого... так много ужасного... надо быть мягче, надо быть добрее...
Чепурной. Зачем же лгать? Люди грубы и жестоки, это их природа...
Лиза. Нет, неправда!
Чепурной. А как же неправда? Вы и сами так думаете... и чувствуете так... Разве вы не говорите, что люди - звери, что они грубы, грязны и вы боитесь их? Я тоже знаю это и верю вам... А когда вы говорите - надо любить людей, я не верю. Это вы от страха говорите...
Лиза. Вы не понимаете меня!..
Чепурной. Может быть... Но я понимаю, что любить можно полезное или приятное: свинью, потому что она ветчину и сало дает, музыку, рака, картину... А человек - он же бесполезен и неприятен...
Лиза. Боже мой! Зачем так говорить?
Чепурной. Надо говорить правду, как ее чувствуешь... А добрым я пробовал быть. Взял как-то мальчишку с улицы, воспитать думал, а он скрал у меня часы и - удрал! А то девицу взял, тоже, знаете, с улицы... молодая еще девица была... думал - поживем, а там и повенчаемся... Так она напилась однажды пьяная и в физиономию мне...
Лиза. Перестаньте! Как вы не понимаете, что об этом нельзя рассказывать?
Чепурной. А чего ж? Мне бы именно все надо рассказать однажды, всю жизнь мою... может, оттого стал бы я чище душой...
Лиза. Вам надо жениться...
Чепурной. Эге! И я говорю - надо...
Лиза. Найдите себе девушку...
Чепурной (спокойно). Вы же знаете: девушку нашел я и второй год хожу около нее, как медведь около дупла с медом...
Лиза. Вы - снова? Милый Борис Николаевич, не надо! Я сказала вам мое решительное слово... оно не изменится никогда, ни в одном звуке!
Чепурной. А может быть? Я - хохол, а они упрямы... А может быть?..
Лиза (почти со страхом). Нет!..
Чепурной. Ну, поговоримте пока о другом...
Лиза. Вы пугаете меня своим упрямством...
Чепурной. А вы не бойтесь... Ничего не бойтесь...
(Пауза. Около террасы ворчит Роман. Лиза, вздрогнув, смотрит в окно.)
Лиза. За что вы так нехорошо относитесь к вашей сестре?
Чепурной (спокойно). Она - дура, да еще и подлая...
Лиза. Боже мой!
Чепурной. Не буду, не буду! Вот беда человеку не иметь на языке красных слов!.. Сестра, говорите? Что ж она? Двадцати лет вышла замуж за богатого старика, - зачем это? Потом едва не порешила себя от тоски и отвращения к нему: раз ее с отдушника сняли, - повесилась... а то еще нашатырный спирт пила... Вот - умер он, - она теперь и бесится.
Лиза. Может быть, вы сами виноваты, зачем не поддержали ее?
Чепурной. Может, виноват, а может, и поддерживал...
Лиза. Но казнить ее за это...
Чепурной. А я не только за это. Вы вот не понимаете, зачем она сюда ходит... а я понимаю...
Лиза. Не развивайте мне ваших догадок! Вы лучше подумайте, кто дал вам право быть судьей ее?
Чепурной. А вам кто дал право судить людей? И все люди пользуются этим правом без разрешения... Не судить, как не есть, невозможно для человека...
Мелания (выходит, взволнованная, за ней Протасов). Павел Федорович... я понимаю, но - неужели это правда?
Протасов. Ну, да. Все - живет, всюду - жизнь. И всюду - тайны. Вращаться в мире чудесных, глубоких загадок бытия, тратить энергию своего мозга на разрешение их - вот истинно человеческая жизнь, вот где неисчерпаемый источник счастья и животворной радости! Только в области разума человек свободен, только тогда он - человек, когда разумен, и, если он разумен, он честен и добр! Добро создано разумом, без сознания - нет добра!
(Быстро выхватывает часы, смотрит.) Но, вы извините... я должен идти... да, пожалуйста... черт возьми! (Уходит.)
Мелания. Если б вы слышали, что он говорил там... как он говорил! Мне говорил, одной мне, Мелании Кирпичевой, да! Первый раз в жизни со мной так говорили... о таких чудесах... со мной! Борис - смеется... ну, что же, Борис? (Со слезами в голосе.) Я ведь не говорю, что поняла его мысли, разве я говорю это? Я - дура... Лизавета Федоровна, я смешная? Голубушка моя... вы подумайте: живешь, живешь, так как-то, точно спишь... вдруг - толкнет, откроешь глаза - утро, солнце - и ничего не видишь сразу-то, только свет! И так вздохнешь всей душой, такой радостью чистой вздохнешь... Точно заутреня на пасху...
Чепурной. Да чего ты?
Лиза. Выпейте чаю... сядьте! Вы так взволнованы...
Мелания. Тебе не понять, Борис! Нет, спасибо... не буду чаю... я уйду. Вы меня извините, Лизавета Федоровна... я вам нервы расстроила! Я пойду... до свидания! Вы скажите ему, - ушла, мол... благодарит, мол... Радость вы моя, какой он светлый... чудный какой! (Уходит в дверь на террасу.)
Чепурной. Чего она? Не понимаю...
Лиза. Я - понимаю. Когда-то и на меня
Павел действовал вот так же... Говорит, и с моих глаз, с мозга точно пелена спадает... так ясно все, так стройно, загадочно и просто, ничтожно и огромно! А потом я узнала настоящую жизнь, полную грязи, зверства, бессмысленной жестокости... душу мою охватил страх и недоумение... и вот тогда я попала в больницу...
Чепурной. Вам бы не вспоминать об этом... Что ж больница? Была, и нет ее...
Лиза. Будет.
(На террасе - Елена и Вагин.)
Чепурной. Кто-то идет... ага! Елена Николаевна... И художник... Пора уже мне уходить...
Елена. А, Борис Николаевич! Павел у себя, Лиза? Налей мне, пожалуйста, чаю... (Идет к мужу.)
Чепурной. Чего вы такой бледный и взъерошенный, Дмитрий Сергеевич?
Вагин. Разве? Не знаю! Как ваши успехи в живописи, Лиза?
Лиза. Я сегодня не писала...
Вагин. Жаль. Краски успокаивают нервы...
Чепурной. По вас того не видно...
Вагин. Не все, конечно...
Лиза (вздрогнув). И - не красная...
Чепурной. До свидания... пойду! Пойду на речку раков ловить. А потом - сварю их и буду есть, пить пиво... и курить. Да не провожайте, Елизавета Федоровна, я еще ворочусь... завтра же. (Елена выходит.) До свидания, Елена Николаевна!
Елена. Уходите? До свидания...
(Чепурной и Лиза уходят.)
Вагин. Он занят?
Елена. Да... Скоро придет...
Вагин. Все возится со своей нелепой идеей создать гомункула...
Елена. Какой тон... стыдитесь!
Вагин. Но если меня раздражает эта дрянная мыслишка педантов! И простить ему отношение к вам я не могу. Это чудовищно...
Елена. Я готова раскаяться в том, что позволила себе быть откровенной с вами...
Вагин. Вы должны быть свободным человеком, и того, кто вас не ценит, вы не должны щадить...
Елена. Я так и сделаю... вы увидите!
Вагин. Когда? Чего вы ждете?
Елена. Мне нужно знать, какое место занимаю я в душе его...
Вагин. Никакого!
Елена (с тонкой улыбкой). Если это так, это хорошо. Тогда все решается просто: я не нужна ему, - я ухожу. А если нет? Если его любовь только утомлена, отодвинута в глубину его души силой идеи, охватившей его? Я уйду от него, и вдруг в его душе снова вспыхнет...
Вагин. Вам этого хочется? да?
Елена. Вы понимаете, какая драма ждет его? А я - ненавижу драмы.
Вагин. За него ли боитесь вы?
Елена. Я не хочу мешать ему жить...
Вагин. Вы рассуждаете - значит, вы не хотите. Желая сильно, не рассуждают...
Елена. Звери. Не рассуждают - животные. А человек должен поступать так, чтоб на земле было меньше зла...
Вагин. Приносить себя в жертву долгу и прочее... На вас дурно влияет Лиза с ее кислой философией...
Елена. Зло - противно. Страдание - отвратительно... Я считаю страдание позором для себя, и нечестно, некрасиво причинять страдание другим.
Вагин. Как вы рассудочны!.. Но все же вашим языком говорит душа рабыни... Вы приносите себя в жертву - кому? Человеку, который разлагает жизнь на мельчайшие частицы в тупом стремлении найти ее начало! Нелепая идея! Он служит черной смерти... а не свободе, не красоте и радости. И ему не нужна ваша жертва...
Елена. Спокойнее, мой друг! Я ничего не говорю о жертве... И у меня нет причин верить в силу ваших чувств...
Вагин. Вы не верите в мою любовь?
Елена. Скажем так, я не верю себе...
(Лиза входит.)
Вагин. Как вы... холодны!
Елена. Я говорю искренно...
Лиза. Сегодня Павлу целый день мешали...
Елена. Кто?
Лиза. Все - няня, этот слесарь, домохозяин...
Елена. Это раздражало Павла?
Лиза. Я думаю...
Елена. Досадно...
(Вагин выходит на террасу.)
Лиза. Прости меня, но ты ужасно мало обращаешь внимания на него...
Елена. Он никогда не говорил мне об этом...
Лиза (встает). Может быть, потому, что с тобой неприятно говорить... (Идет к себе наверх.)
Елена (мягко). Лиза! Ты снова... Лиза, ты не права... Послушай же...
(Лиза не отвечает. Елена смотрит вслед ей, пожимает плечами и, нахмурив брови, медленно идет к двери на террасу. Фима из столовой.)
Фима. Барыня!
Елена. А... что вам?
Фима. Без вас приходила Мелания Николавна и говорит мне.
Елена (задумчиво). Да... что же она говорит?
Фима. Мне так неприлично стало...
Елена. Если неприлично, не надо говорить...
Фима. Она сказала: следи, говорит, за барыней, - за вами, то есть...
Елена. Что такое? Вы всегда, Фима, выдумываете какие-нибудь глупости... идите, пожалуйста.
Фима. Это не глупости, честное слово! Следи, говорит, за ней и господином Вагиным...
Елена (негромко). Ступайте вон!
Фима. Я же не виновата! И вот рубль дала...
Елена. Вон!
(Фима быстро уходит. Протасов спешно выходит из-за портьеры.)
Протасов. Что ты кричишь, Лена, а? Ага! Война с Фимой... Это, знаешь, удивительная девица. У нее какие-то особенные юбки: они за все задевают, все опрокидывают, бьют... Я побуду с тобой минут... ровно десять! Налей мне чаю... А Дмитрий - не пришел?
Елена. Он на террасе...
Протасов. И Лиза там?
Елена. Лиза у себя...
Протасов. Ты как будто не в духе, а?
Елена. Немного устала...
Протасов. Как подвигается твой портрет?
Елена. Ты спрашиваешь об этом каждый день...
Протасов. Разве? А, вот Дмитрий... и сердитый! Отчего?
Вагин. Так... Однажды я напишу ваш сад... вот в это время, на закате...
Протасов. И это тебя уже заранее сердит?
Вагин. Ты сострил?
Елена. Вам чаю?
Протасов (встает). Вы оба не в духе... Пойду в кухню... там у меня... Налей мне еще, Лена!..
Вагин. Вот он однажды посадит вас в колбу, обольет какой-нибудь кислотой и будет наблюдать, как вам это понравится...
Елена. Не говорите вздора... если вам не хочется...
Вагин (просто, искренно). Я никогда не испытывал такого могучего чувства, как мое отношение к вам... оно меня мучает... но и возвышает меня...
Елена. Да?
Вагин. Мне хочется быть пред вами всех выше, лучше, ярче...
Елена. Это хорошо... я очень рада за вас...
Вагин. Елена Николаевна! Поверьте мне...
Протасов (в столовой, потом входит, держа в руках какой-то металлический сосуд). Старуха, отстань! И почему кухарка - плюс муж? Бери просто кухарку, как таковую... а меня оставь!
Елена. Няня! Я вас просила...
Протасов. Вот, старая смола! Нефтяные остатки! (Уходит к себе.)
Елена. Я просила вас не тревожить Павла...
Антоновна. Позвольте, матушка Елена Николаевна, спросить, кто же в этом доме хозяин? Павлуша - занят, Лиза - больной человек, вы - целые дни дома не бываете...
Елена. Но Павла не должны касаться мелочи...
Антоновна. А уж за этим вы сами смотрите...
Елена. Недоставало только, чтоб вы меня учили...
Антоновна. А что же? Если я вижу, что дом брошен и Павлуша без внимания...
Елена (мягко). Я вас прошу, уйдите, няня!
Антоновна. Хорошо-с... Но и покойница генеральша из комнат меня не выгоняли... (Уходит, обиженная. Елена встает, нервно расхаживает по комнате. Вагин с усмешкой смотрит на нее.)
Елена. Вас забавляет это?
Вагин. Немножко глупости - всегда забавно! (Горячо.) Нужно уйти из этого дома! Вы созданы для красивой, свободной жизни...
Елена (задумчиво). Возможна ли такая жизнь, когда вокруг нас всюду дикие люди? Это странно: чем крупнее человек, тем более около него пошлости... вот так ветер сметает всякий хлам к стене высокого здания... (Протасов идет, подавленный и бледный. В нем есть что-то детское, беспомощное и обаятельное в своей искренности. Говорит негромко и точно виноватый.) Ты что, Павел? Что с тобой?
Протасов. Она - раскислилась, - понимаешь? Да, раскислилась... А опыт был обставлен строго... я все принял во внимание... (Смотрит на жену и как бы не видит ее. Проходит к столу, садится, нервно шевелит пальцами. Вынимает из кармана записную книжку, быстро чертит карандашом и погружается в это. Вагин молча жмет руку Елены и уходит.)
Елена (негромко). Павел... (Громче.) Милый Павел... ты очень огорчен? да?
Протасов (сквозь зубы). Подожди... Почему она раскислилась?
Загрузка...
