Художник Чартков на Щукинском дворе разглядывал картины, и тут его взгляд упал на портрет старого мужчины в восточном одеянии. Отдав за картину последние деньги, Чартков идёт домой. Уже позже он пожалеет о покупке, ведь ему даже нечем платить за жильё. Взглянув на старика с портрета, ему становится не по себе от его глаз – настолько живыми они казались. Чартков даже занавесил картину на ночь, чтобы не пересекаться больше взглядом со стариком. Но ночью случилось ужасное: простыня с картины была сдёрнута, и из рамы вышел старик. В мешке его были деньги, и он начал их пересчитывать. Такие кошмары снились художнику несколько ночей подряд.

Хозяин квартиры требует оплаты, но так как денег у Чарткова нет, он захотел забрать портрет старика в счёт долга. При разглядывании картины из рамы падает свёрток с деньгами, уже знакомый Чарткову по снам. На эти деньги он смог уплатить долг за жилье, снять квартиру побольше, приодеться. Художник подал объявление о том, что пишет портреты на заказ. Внезапно на него обрушивается популярность, и он становится модным портретистом. Старые знакомые лишь поражаются тому, насколько он утратил своё мастерство и талант. Вскоре художник и сам понял своё падение. В отчаянии он заперся и пытался написать что-то, но всюду ему мерещились глаза старика с того портрета. Чартков умер в чахотке.

Спустя какое-то время на аукционе выставлен на продажу портрет старого азиата с удивительно живым взглядом. Многие желали его купить, но тут выходит художник Б., рассказавший присутствующим свою историю. Когда-то жил в Коломне ростовщик. Все, кому он давал деньги, вскоре погибали весьма трагическим способом. Отец Б. был художником и соседом этого ростовщика. Как-то азиат пришёл к нему с заказом нарисовать себя на холсте. Чем больше живописец писал портрет, тем живее получались глаза. С каждым днём у художника внутри росло отвращение к своей работе. Ростовщик обронил, что после его смерти, вся его сила перейдет в эту картину. Эти слова окончательно испугали художника, и он убегает, не закончив работу, но ему все-таки передали портрет лично в руки, и на следующий же день ростовщик умер. У художника начинаются неприятности, и он пытается избавиться от картины. Пытаясь убежать от проклятия старика, художник уходит в монастырь и начинает писать картину по библейским мотивам. Перед смертью он завещал своему старшему сыну отыскать и уничтожить проклятый портрет.

Закончив рассказ о своём отце, Б. оборачивается взглянуть на портрет, но тут все видят, что его нет на месте.

Главная мысль

В произведении противопоставляются две разные судьбы художников. Автор подчеркнул, что, только отказавшись от мирской суеты, мастер может раскрыть свой талант и не превратиться в ремесленника.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Гоголь. Все произведения

• Вечер накануне Ивана Купала
• Портрет
• Шинель

Портрет. Картинка к рассказу

Сейчас читают

• Краткое содержание Мериме Кармен

  Повествование ведется от имени археолога, прибывшего в Испанию для установления места последней битвы Юлия Цезаря, в которой он победил, за счет чего прославился еще больше. Дело происходит в первой четверти 19 века

• Краткое содержание Солоухин Мочёные яблоки

  В произведении «Мочёные яблоки», созданном Владимиром Алексеевичем Солоухиным, повествуется о том, как один шофёр на своём автомобиле попал в огромную лужу и какие выводы из этой ситуации мужчина сделал.

• Краткое содержание Хаксли О дивный новый мир

  В романе рассказывается о вымышленной планете. На дворе продолжается 632 год Эры Форда. Форд был великим человеком, создавшим автомобильную компанию. Для народа планеты Форд стал Богом. В стране процветала технологическая индустрия.

• Краткое содержание Кот Иваныч Скребицкого

  Главный персонаж рассказа – толстый, ленивый, но очень добродушный кот по кличке Иваныч. Кот – любимец семьи, он легко уживается со всеми членами семьи и другими домашними животными, вот только озорной щенок Бобка порой задирает

• Краткое содержание Лермонтов Валерик

  Стихотворение это стилизованное письмо рассказчика к своей возлюбленной. Начинается оно с намёка на письмо Онегина той самой Татьяне. Здесь герой пишет, что, возможно, после такой долгой разлуки

Впервые повесть напечатана в «Арабесках» в 1835 г. Над «Портретом» Гоголь работал в течение 1833-1834 гг. В 1841-1842 гг. автор коренным образом переработал повесть, и «Портрет» был напечатан в «Современнике» в 1842 г. уже в новой редакции (читателю представлена эта вторая редакция).

Николай Васильевич Гоголь

Портрет

ЧАСТЬ I

Нигде не останавливалось столько народа, как перед картинною лавочкою на Щукином дворе. Эта лавочка представляла, точно, самое разнородное собрание диковинок: картины большею частью были писаны масляными красками, покрыты темнозеленым лаком, в темножелтых мишурных рамах. Зима с белыми деревьями, совершенно красный вечер, похожий на зарево пожара, фламандский мужик с трубкою и выломанною рукою, похожий более на индейского петуха в манжетах, нежели на человека – вот их обыкновенные сюжеты. К этому нужно присовокупить несколько гравированных изображений: портрет Хозрева-Мирзы в бараньей шапке, портреты каких-то генералов в треугольных шляпах, с кривыми носами. Сверх того, двери такой лавочки обыкновенно бывают увешаны связками произведений, отпечатанных лубками на больших листах, которые свидетельствуют самородное дарованье русского человека. На одном была царевна Миликтриса Кирбитьевна, на другом город Иерусалим, по домам и церквам которого без церемонии прокатилась красная краска, захватившая часть земли и двух молящихся русских мужиков в рукавицах. Покупателей этих произведений обыкновенно немного, но зато зрителей-куча. Какой-нибудь забулдыга-лакей уже, верно, зевает перед ними, держа в руке судки с обедом из трактира для своего барина, который, без сомнения, будет хлебать суп не слишком горячий. Перед ним уже, верно, стоит в шинели солдат, этот кавалер толкучего рынка, продающий два перочинные ножика; торговка-охтенка с коробкою, наполненною башмаками. Всякой восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьёзно; лакеи-мальчики и мальчишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными карикатурами; старые лакеи во фризовых шинелях смотрят потому только, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает народ, и посмотреть, на что он смотрит. В это время невольно остановился перед лавкою проходивший мимо молодой художник Чартков. Старая шинель и нещегольское платье показывали в нем того человека, который с самоотвержением предан был своему труду и не имел времени заботиться о своем наряде, всегда имеющем таинственную привлекательность для молодости. Он остановился перед лавкою и сперва внутренно смеялся над этими уродливыми картинами. Наконец, овладело им невольное размышление: он стал думать о том, кому бы нужны были эти произведения. Что русской народ заглядывается на Ерусланов Лазаревичей, на объедал и обпивал, на Фому и Ерему, это не казалось ему удивительным: изображенные предметы были очень доступны и понятны народу; но где покупатели этих пестрых, грязных, масляных малеваний? кому нужны эти фламандские мужики, эти красные и голубые пейзажи, которые показывают какое-то притязание на несколько уже высший шаг искусства, но в котором выразилось всё глубокое его унижение? Это, казалось, не были вовсе труды ребенка-самоучки. Иначе в них бы, при всей бесчувственной карикатурности целого, вырывался острый порыв. Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесл, бездарность, которая была верна однакож своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло. Те же краски, та же манера, та же набившаяся, приобыкшая рука, принадлежавшая скорее грубо сделанному автомату, нежели человеку!.. Долго стоял он пред этими грязными картинами, уже наконец не думая вовсе о них, а между тем хозяин лавки, серенький человечек, во фризовой шинели, с бородой небритой с самого воскресенья, толковал ему уже давно, торговался и условливался в цене, еще не узнав, что ему понравилось и что нужно. «Вот за этих мужичков и за ландшафтик возьму беленькую. Живопись-то какая! просто глаз прошибет; только-что получены с биржи; еще лак не высох. Или вот зима, возьмите зиму! Пятнадцать рублей! Одна рамка чего стоит. Вон она какая зима!» Тут купец дал легкого щелчка в полотно, вероятно, чтобы показать всю доброту зимы. «Прикажете связать их вместе и снести за вами? Где изволите жить? Эй, малый, подай веревочку». – Постой, брат, не так скоро – сказал очнувшийся художник, видя, что уж проворный купец принялся не в шутку их связывать вместе. Ему сделалось несколько совестно не взять ничего, застоявшись так долго в лавке, и он сказал: «А вот постой, я посмотрю, нет ли для меня чего-нибудь здесь» и, наклонившись, стал доставать с полу наваленные громоздко, истертые, запыленные старые малеванья, непользовавшиеся, как видно, никаким почетом. Тут были старинные фамильные портреты, которых потомков, может быть, и на свете нельзя было отыскать, совершенно неизвестные изображения с прорванным холстом, рамки, лишенные позолоты, словом, всякой ветхой сор. Но художник принялся рассматривать, думая втайне: «авось что-нибудь и отыщется.» Он слышал не раз рассказы о том, как иногда у лубочных продавцев были отыскиваемы в сору картины великих мастеров. Хозяин, увидев, куда полез он, оставил свою суетливость и, принявши обыкновенное положение и надлежащий вес, поместился съизнова у дверей, зазывая прохожих и указывая им одной рукой на лавку… «Сюда, батюшка; вот картины! зайдите, зайдите; с биржи получены.» Уже накричался он вдоволь и большею частью бесплодно, наговорился досыта с лоскутным продавцем, стоявшим насупротив его также у дверей своей лавочки, и наконец, вспомнив, что у него в лавке есть покупатель, поворотил народу спину и отправился во внутрь ее. «Что, батюшка, выбрали что-нибудь?» Но художник уже стоял несколько времени неподвижно перед одним портретом в больших, когда-то великолепных рамах, но на которых чуть блестели теперь следы позолоты. Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движенья и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлен в них. Он был драпирован в широкий азиатский костюм. Как ни был поврежден и запылен портрет; но когда удалось ему счистить с лица пыль, он увидел следы работы высокого художника. Портрет, казалось, был не кончен; но сила кисти была разительна. Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и всё старательное тщание свое художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью. Когда поднес он портрет к дверям, еще сильнее глядели глаза. Впечатление почти то же произвели они и в народе. Женщина, остановившаяся позади его, вскрикнула: «глядит, глядит», и попятилась назад. Какое-то неприятное, непонятное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю.

Николай Васильевич Гоголь

Нигде не останавливалось столько народа, как перед картинною лавочкою на Щукином дворе. Эта лавочка представляла, точно, самое разнородное собрание диковинок: картины большею частью были писаны масляными красками, покрыты темнозеленым лаком, в темножелтых мишурных рамах. Зима с белыми деревьями, совершенно красный вечер, похожий на зарево пожара, фламандский мужик с трубкою и выломанною рукою, похожий более на индейского петуха в манжетах, нежели на человека – вот их обыкновенные сюжеты. К этому нужно присовокупить несколько гравированных изображений: портрет Хозрева-Мирзы в бараньей шапке, портреты каких-то генералов в треугольных шляпах, с кривыми носами. Сверх того, двери такой лавочки обыкновенно бывают увешаны связками произведений, отпечатанных лубками на больших листах, которые свидетельствуют самородное дарованье русского человека. На одном была царевна Миликтриса Кирбитьевна, на другом город Иерусалим, по домам и церквам которого без церемонии прокатилась красная краска, захватившая часть земли и двух молящихся русских мужиков в рукавицах. Покупателей этих произведений обыкновенно немного, но зато зрителей-куча. Какой-нибудь забулдыга-лакей уже, верно, зевает перед ними, держа в руке судки с обедом из трактира для своего барина, который, без сомнения, будет хлебать суп не слишком горячий. Перед ним уже, верно, стоит в шинели солдат, этот кавалер толкучего рынка, продающий два перочинные ножика; торговка-охтенка с коробкою, наполненною башмаками. Всякой восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьёзно; лакеи-мальчики и мальчишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными карикатурами; старые лакеи во фризовых шинелях смотрят потому только, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает народ, и посмотреть, на что он смотрит. В это время невольно остановился перед лавкою проходивший мимо молодой художник Чартков. Старая шинель и нещегольское платье показывали в нем того человека, который с самоотвержением предан был своему труду и не имел времени заботиться о своем наряде, всегда имеющем таинственную привлекательность для молодости. Он остановился перед лавкою и сперва внутренно смеялся над этими уродливыми картинами. Наконец, овладело им невольное размышление: он стал думать о том, кому бы нужны были эти произведения. Что русской народ заглядывается на Ерусланов Лазаревичей, на объедал и обпивал, на Фому и Ерему, это не казалось ему удивительным: изображенные предметы были очень доступны и понятны народу; но где покупатели этих пестрых, грязных, масляных малеваний? кому нужны эти фламандские мужики, эти красные и голубые пейзажи, которые показывают какое-то притязание на несколько уже высший шаг искусства, но в котором выразилось всё глубокое его унижение? Это, казалось, не были вовсе труды ребенка-самоучки. Иначе в них бы, при всей бесчувственной карикатурности целого, вырывался острый порыв. Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесл, бездарность, которая была верна однакож своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло. Те же краски, та же манера, та же набившаяся, приобыкшая рука, принадлежавшая скорее грубо сделанному автомату, нежели человеку!.. Долго стоял он пред этими грязными картинами, уже наконец не думая вовсе о них, а между тем хозяин лавки, серенький человечек, во фризовой шинели, с бородой небритой с самого воскресенья, толковал ему уже давно, торговался и условливался в цене, еще не узнав, что ему понравилось и что нужно. «Вот за этих мужичков и за ландшафтик возьму беленькую. Живопись-то какая! просто глаз прошибет; только-что получены с биржи; еще лак не высох. Или вот зима, возьмите зиму! Пятнадцать рублей! Одна рамка чего стоит. Вон она какая зима!» Тут купец дал легкого щелчка в полотно, вероятно, чтобы показать всю доброту зимы. «Прикажете связать их вместе и снести за вами? Где изволите жить? Эй, малый, подай веревочку». – Постой, брат, не так скоро – сказал очнувшийся художник, видя, что уж проворный купец принялся не в шутку их связывать вместе. Ему сделалось несколько совестно не взять ничего, застоявшись так долго в лавке, и он сказал: «А вот постой, я посмотрю, нет ли для меня чего-нибудь здесь» и, наклонившись, стал доставать с полу наваленные громоздко, истертые, запыленные старые малеванья, непользовавшиеся, как видно, никаким почетом. Тут были старинные фамильные портреты, которых потомков, может быть, и на свете нельзя было отыскать, совершенно неизвестные изображения с прорванным холстом, рамки, лишенные позолоты, словом, всякой ветхой сор. Но художник принялся рассматривать, думая втайне: «авось что-нибудь и отыщется.» Он слышал не раз рассказы о том, как иногда у лубочных продавцев были отыскиваемы в сору картины великих мастеров. Хозяин, увидев, куда полез он, оставил свою суетливость и, принявши обыкновенное положение и надлежащий вес, поместился съизнова у дверей, зазывая прохожих и указывая им одной рукой на лавку… «Сюда, батюшка; вот картины! зайдите, зайдите; с биржи получены.» Уже накричался он вдоволь и большею частью бесплодно, наговорился досыта с лоскутным продавцем, стоявшим насупротив его также у дверей своей лавочки, и наконец, вспомнив, что у него в лавке есть покупатель, поворотил народу спину и отправился во внутрь ее. «Что, батюшка, выбрали что-нибудь?» Но художник уже стоял несколько времени неподвижно перед одним портретом в больших, когда-то великолепных рамах, но на которых чуть блестели теперь следы позолоты. Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движенья и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлен в них. Он был драпирован в широкий азиатский костюм. Как ни был поврежден и запылен портрет; но когда удалось ему счистить с лица пыль, он увидел следы работы высокого художника. Портрет, казалось, был не кончен; но сила кисти была разительна. Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и всё старательное тщание свое художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью. Когда поднес он портрет к дверям, еще сильнее глядели глаза. Впечатление почти то же произвели они и в народе. Женщина, остановившаяся позади его, вскрикнула: «глядит, глядит», и попятилась назад. Какое-то неприятное, непонятное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю.

«А что ж, возьмите портрет!» сказал хозяин.

«А сколько?» сказал художник.

«Да что за него дорожиться? три четвертачка давайте!»

«Ну, да что ж дадите?»

«Двугривенный», сказал художник, готовясь итти.

«Эк цену какую завернули! да за двугривенный одной рамки не купишь. Видно, завтра собираетесь купить? Господин, господин, воротитесь! гривенничек хоть прикиньте. Возьмите, возьмите, давайте двугривенный. Право, для почину только, вот только-что первый покупатель.» За сим он сделал жест рукой, как будто бы говоривший: «так уж и быть, пропадай картина!»

Николай Васильевич Гоголь

Нигде не останавливалось столько народа, как перед картинною лавочкою на Щукином дворе. Эта лавочка представляла, точно, самое разнородное собрание диковинок: картины большею частью были писаны масляными красками, покрыты темнозеленым лаком, в темножелтых мишурных рамах. Зима с белыми деревьями, совершенно красный вечер, похожий на зарево пожара, фламандский мужик с трубкою и выломанною рукою, похожий более на индейского петуха в манжетах, нежели на человека – вот их обыкновенные сюжеты. К этому нужно присовокупить несколько гравированных изображений: портрет Хозрева-Мирзы в бараньей шапке, портреты каких-то генералов в треугольных шляпах, с кривыми носами. Сверх того, двери такой лавочки обыкновенно бывают увешаны связками произведений, отпечатанных лубками на больших листах, которые свидетельствуют самородное дарованье русского человека. На одном была царевна Миликтриса Кирбитьевна, на другом город Иерусалим, по домам и церквам которого без церемонии прокатилась красная краска, захватившая часть земли и двух молящихся русских мужиков в рукавицах. Покупателей этих произведений обыкновенно немного, но зато зрителей-куча. Какой-нибудь забулдыга-лакей уже, верно, зевает перед ними, держа в руке судки с обедом из трактира для своего барина, который, без сомнения, будет хлебать суп не слишком горячий. Перед ним уже, верно, стоит в шинели солдат, этот кавалер толкучего рынка, продающий два перочинные ножика; торговка-охтенка с коробкою, наполненною башмаками. Всякой восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьёзно; лакеи-мальчики и мальчишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными карикатурами; старые лакеи во фризовых шинелях смотрят потому только, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает народ, и посмотреть, на что он смотрит. В это время невольно остановился перед лавкою проходивший мимо молодой художник Чартков. Старая шинель и нещегольское платье показывали в нем того человека, который с самоотвержением предан был своему труду и не имел времени заботиться о своем наряде, всегда имеющем таинственную привлекательность для молодости. Он остановился перед лавкою и сперва внутренно смеялся над этими уродливыми картинами. Наконец, овладело им невольное размышление: он стал думать о том, кому бы нужны были эти произведения. Что русской народ заглядывается на Ерусланов Лазаревичей, на объедал и обпивал, на Фому и Ерему, это не казалось ему удивительным: изображенные предметы были очень доступны и понятны народу; но где покупатели этих пестрых, грязных, масляных малеваний? кому нужны эти фламандские мужики, эти красные и голубые пейзажи, которые показывают какое-то притязание на несколько уже высший шаг искусства, но в котором выразилось всё глубокое его унижение? Это, казалось, не были вовсе труды ребенка-самоучки. Иначе в них бы, при всей бесчувственной карикатурности целого, вырывался острый порыв. Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесл, бездарность, которая была верна однакож своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло. Те же краски, та же манера, та же набившаяся, приобыкшая рука, принадлежавшая скорее грубо сделанному автомату, нежели человеку!.. Долго стоял он пред этими грязными картинами, уже наконец не думая вовсе о них, а между тем хозяин лавки, серенький человечек, во фризовой шинели, с бородой небритой с самого воскресенья, толковал ему уже давно, торговался и условливался в цене, еще не узнав, что ему понравилось и что нужно. «Вот за этих мужичков и за ландшафтик возьму беленькую. Живопись-то какая! просто глаз прошибет; только-что получены с биржи; еще лак не высох. Или вот зима, возьмите зиму! Пятнадцать рублей! Одна рамка чего стоит. Вон она какая зима!» Тут купец дал легкого щелчка в полотно, вероятно, чтобы показать всю доброту зимы. «Прикажете связать их вместе и снести за вами? Где изволите жить? Эй, малый, подай веревочку». – Постой, брат, не так скоро – сказал очнувшийся художник, видя, что уж проворный купец принялся не в шутку их связывать вместе. Ему сделалось несколько совестно не взять ничего, застоявшись так долго в лавке, и он сказал: «А вот постой, я посмотрю, нет ли для меня чего-нибудь здесь» и, наклонившись, стал доставать с полу наваленные громоздко, истертые, запыленные старые малеванья, непользовавшиеся, как видно, никаким почетом. Тут были старинные фамильные портреты, которых потомков, может быть, и на свете нельзя было отыскать, совершенно неизвестные изображения с прорванным холстом, рамки, лишенные позолоты, словом, всякой ветхой сор. Но художник принялся рассматривать, думая втайне: «авось что-нибудь и отыщется.» Он слышал не раз рассказы о том, как иногда у лубочных продавцев были отыскиваемы в сору картины великих мастеров. Хозяин, увидев, куда полез он, оставил свою суетливость и, принявши обыкновенное положение и надлежащий вес, поместился съизнова у дверей, зазывая прохожих и указывая им одной рукой на лавку… «Сюда, батюшка; вот картины! зайдите, зайдите; с биржи получены.» Уже накричался он вдоволь и большею частью бесплодно, наговорился досыта с лоскутным продавцем, стоявшим насупротив его также у дверей своей лавочки, и наконец, вспомнив, что у него в лавке есть покупатель, поворотил народу спину и отправился во внутрь ее. «Что, батюшка, выбрали что-нибудь?» Но художник уже стоял несколько времени неподвижно перед одним портретом в больших, когда-то великолепных рамах, но на которых чуть блестели теперь следы позолоты. Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движенья и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлен в них. Он был драпирован в широкий азиатский костюм. Как ни был поврежден и запылен портрет; но когда удалось ему счистить с лица пыль, он увидел следы работы высокого художника. Портрет, казалось, был не кончен; но сила кисти была разительна. Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и всё старательное тщание свое художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью. Когда поднес он портрет к дверям, еще сильнее глядели глаза. Впечатление почти то же произвели они и в народе. Женщина, остановившаяся позади его, вскрикнула: «глядит, глядит», и попятилась назад. Какое-то неприятное, непонятное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю.

■
■
■
■
■

Повесть Николая Васильевича Гоголя «Портрет», при своём небольшом объёме, очень насыщена различными событиями. Вышла она в свет в первой редакции в 1835 году. Позже писатель, всегда строго относившийся к своим работам, внёс многочисленные изменения в текст, изменил фамилию главному герою и финал. Вторая публикация вышла в 1842 году. Этот вариант известен и современному читателю.

Повесть состоит из двух частей, где первая часть - это рассказ о мистическом портрете и смерти художника, а вторая - комментарий, объясняющий всю сущность полотна.

Вторая часть несёт таинственный оттенок, и из неё можно понять откуда в портрете появились деньги. Интрига второй части не уступает первой, а концовка и вовсе детективна - полотно исчезает самым таинственным образом.

Николай Васильевич смело рассуждает об искусстве, объясняя, что сила создания - это духовный мир художника. Только настоящее творчество может влиять на человека и совершенствовать его.

Сюжет часть 1

События происходят в Петербурге

На Щукином дворе возле лавки с картинами всегда толпился народ, хотя представленный товар далёк от галерейных шедевров. Молодой художник Чартков, остановившийся невольно, удивлялся, кто купит эти уродливые картины.

Но перебирая полотна он вдруг замер перед изображением старика в азиатском костюме. Выразительнее всего были глаза. Это была хорошая работа, но как профессионал парень видел, что работа незакончена.

Чартков отдал за картину последние деньги и понёс её домой, вообще, не понимая зачем она ему нужна. Дома юноша рассматривал портрет и поражался проницательности глаз, казавшихся живыми. Засыпая, накрыл его простынею.

Но вот рама стоит без простыни, а старик вылез из неё и стал ходить по комнате. Подошёл к постели Чарткова, достал из-под одежды мешок, а из мешка свёрток с деньгами.

Парень проснулся, сердце выскакивало из груди, а сам он был не в постели, а у портрета. Всю ночь метался юноша: то уснёт, то проснётся, то форточку откроет, то увидит, что простынь шевелится на холсте.

А утром пришёл хозяин вместе с квартальным, чтобы заставить жильца оплатить проживание. Но поскольку у жильца совсем не было денег решили взять плату картинами. А когда квартальный подошёл к портрету старика и взялся руками за раму, обнаружилось, что за рамой имеется свёрток с деньгами.

Так у Чарткова появились деньги и он стал их тратить. Переехал в новую квартиру, разъезжал на карете, покупал вещи и парфюм, обедал в ресторане… и заказал о себе статью в газете. После рекламы о нём заговорил весь город, и даже в печати стали звать по имени-отчеству - Андрей Петрович - это было лестно.

Уже на следующий день пришли первые заказчики - дама в восемнадцатилетней дочерью. Портретист стал писать портрет девушки и вдохновился. Ему всё нравилось, а вот даме не всё. Она стала выражать недовольство некоторыми элементами работы. Андрей Петрович не стал спорить и всё сделал, как пожелали клиентки, хотя сам перед собой испытывал неловкость, воплощая враньё на холсте.

Эта работа наделала в городе много шума. Заказы буквально посыпались на Чарткова. Все клиенты хотели видеть собственную однообразную красоту. И портретист приловчился писать однотипные портреты. Все были довольны.

Но однажды Андрей Петрович попал в академию художеств, для того чтобы дать отзыв о картине своего знакомого, который обучался в Италии. В зале где была выставлена картина стояла тишина. И это было неслучайно. Чартков увидел перед собой настоящий шедевр! Он не мог ничего сказать и просто выбежал из зала.

Андрей Петрович словно проснулся и решил всерьёз взяться за работу, но, к ужасу, понял, что ему не хватает многих знаний. Стал пересматривать свои юношеские работы, чтобы убедиться в задатках своего таланта. Да, талант был. И тут он наткнулся на портрет старика, купленный когда-то на Щукином дворе, и решил возложить вину на этот холст.

Злоба и зависть сковали всё существо Чарткова, особенно когда он видел проявление чьего-то таланта. Он скупал картины, а дома уничтожал их и дико смеялся. Эта ненависть вскоре погубила его самого. Он сошёл с ума, заболел и умер.

Сюжет часть 2

Идёт аукционная продажа предметов искусства. Среди прочего покупатели сражались за картину, где был изображён азиат с выразительными глазами. Цена на картину взлетела очень высоко. Тут вызвался один покупатель считающий, что у него на эту картину больше всех прав. Это был художник Б. В подтверждение своих слов он рассказал целую историю.

В Петербурге есть часть города, которая называется Коломна, населена преимущественно бедняками. Там и жил один ростовщик, непонятной национальности, одетый в азиатский наряд. Он таким образом вёл своё дело, что давая деньги в долг, получал обратно большие проценты. Но главное, что ссуда, взятая у азиата, обязательно приносила несчастья, и тому было множество подтверждений. Люди стали говорить, что ростовщик дружит с нечистой силой.

Его отец, художник-самоучка рисовал картину, на которой хотел изобразить духа тьмы. Ростовщик очень подходил под образ дьявола, и он как раз сам пришёл просить нарисовать свой портрет, хотел запечатлеть себя перед смертью. Условие азиата было изобразить его как можно реалистичнее.

Мастер с воодушевлением взялся за работу, особое внимание уделяя глазам. Парадокс заключался в том, чем реалистичнее было изображение на холсте, тем больше желал мастер прекратить работу. Религиозный мужчина решил остановиться.

Но ростовщик стал буквально умолять закончить его портрет, ведь от этого зависела его жизнь после смерти. В ближайшую ночь азиат умирает, а служанка приносит к портретисту незаконченную работу. После этого в отце стали происходить какие-то изменения. Появилось чувство зависти к своему ученику.

Но самое ужасное, что все последующие персонажи, которые выходили из-под кисти мастера, были с дьявольскими глазами. Он решил уничтожить портрет ростовщика, но один из приятелей отца забрал картину себе. И только избавившись от ненавистного полотна, всё стало как прежде.

Портрет же приносил одни несчастья каждому новому владельцу. Узнав такую неприятную новость, отец решил, что это он виноват в том, что азиат мучает людей одним только своим появлением. Внезапная смерть жены, дочери и сына только подтвердили его мысли.

Когда художнику Б. исполнилось 9 лет, отец определил его в школу художеств, а сам стал монахом. Настоятель узнав, что появился художник, велел написать ему образ церкви. Мастер отказался, уединился, и только спустя долгие месяцы молитвы взялся за работу. Шедевр, вышедший из-под кисти, оказался прекрасным.

В это время юный художник Б. окончил с золотой медалью академию, съездил к отцу и получил родительское благословение. При этом отец рассказал историю портрета с изображением азиата. Родитель попросил найти эту неоконченную картину и уничтожить. Пятнадцать лет искал парень этот портрет и вот наконец его нашёл.

Все посмотрели на стену, где весел портрет ростовщика, а портрета нет. Его украли, пока слушали рассказчика.

Главный герой

Чартков - бедный двадцатидвухлетний молодой человек, разбирающийся в живописи и сам не лишённый божьего дара, совершенствует собственное мастерство.

Его расстраивает то, что никто не оценивает его этюды и рисунки. Хотя учитель-профессор уверен, что труд парня рано или поздно будет оценён. Для этого нужно много работать.

Юноша думает о тех рисовальщиках, которые пишут намного хуже его, но у них в материальном положении всё лучше. Ему обидно.

Искушение, которое выпало парню, в виде свёртка с деньгами переменило всю его жизнь. Первое что он подумал, что теперь купив себе всё необходимое для работы, и не переживая о хлебе и жилье, полностью отдавшись работе, он за три года сможет развить свой талант. «Я зашибу их всех, и могу быть славным художником», - говорит Чартков.

Но именно эта гордыня «стать славным», прославиться, открыла двери, впустив в чистые помыслы художника порочные желания. Соблазн красивой жизни взял верх.

Чартков воспользовался правом свободного выбора, но этот выбор был неверен. Когда пришло осознание содеянного, по сути, осмысление собственных ошибок, портретист просто сошёл с ума и умер, хотя он не раскаялся и во всём винил картину с изображением ростовщика.

Приоритеты и принципы Чарткова

Художник размышляет о том как ему поступить с неожиданно найденными деньгами, которых при экономном ведении растрат хватит на три года. Рассматривает он два варианта.

Во время работы над первым портретом девушки, произошёл интересный случай. Несмотря на то что мать девочки постоянно подгоняла мастера, портретист вложил в своё детище всю душу, и качество работы было очень высоко. Но заказчица не уставала поправлять художника. Ей не нужно было видеть живость и правдивость, она желала сделать красивый рисунок.

В этот момент живописец сломал сам себя. Он отказался от своих принципов и создал полотно таким, каким его хочет видеть заказчик - пустым, лживым, но красивым, по мнению клиента. Он качество своего труда поменял на денежное вознаграждение.

Чартков понял, что большинству людей не нужно искусство. Им хочется иметь красивую картинку с кое-каким сходством. Люди хотят видеть себя лучше, чем они есть на самом деле. Кому-то нужно убрать прыщ, кому-то придать коже более свежий вид, а кому-то добавить звёзд на погонах.

Это настоящая дилемма. Делать долго и качественно, или быстро и в угоду заказчику. Андрей Петрович выбрал для себя второй путь. Полотна одно за другим выходили из-под кисти мастера: одинаковые позы, одинаковый разворот головы, одинаково приукрашенная действительность.

Расплата за эти действия была неминуема. Живописец превратился в ремесленника.

Перекличка со святым писанием

В «Портрете», как и в других своих произведениях, Николай Васильевич затрагивает религиозные аспекты.

Вся история Чарткова - это два пути, которые идут красной нитью через всё откровение божие. Господь говорит, что на земле каждый живущий может выбрать себе одну из двух дорог, широкую или узкую. И хотя узкий путь заведомо неудобен, именно по нему господь предлагает идти. Именно перед такими двумя дорогами оказался Чартков. Художник отверг путь по узкой тропе, потому что этот путь труден.

На примере своего героя, Гоголь показал, что выбор есть у любого человека. Можно долго и упорно работать, а можно просто солгать. Ступив на узкую дорогу, художник мог ещё несколько десятилетий быть голодным и неизвестным, но, в конце концов, стать настоящим мастером своего дела и получить признание потомков на века. А став на широкую дорогу он получил всё сразу, но потерял свой талант.

Совсем по-другому Николай Васильевич показал отца художника Б. Этот творческий человек, русский самородок, писавший для церкви, как только почувствовал, что его дар оборачивается против него, решил не заканчивать свой труд: «Если я хотя вполовину изображу его так, как он есть теперь, он убьет всех моих святых и ангелов; они побледнеют пред ним. Какая дьявольская сила!»

Ни мольбы ростовщика, ни денежное вознаграждение, ничего не могло заставить поменять решение религиозного мастера. Более того, он, уйдя в монастырь, целый год молился, чувствуя свою греховность.

После он целый год в молитвах писал свой труд, который произвёл несказанное впечатление и на братьев по вере, и на настоятеля. Смирение, кротость, разум, могущество полотна заставило братьев стать на колени перед образом, вышедшим из-под кисти, вдохновлённого господом мастера. А настоятель произнес: «святая, высшая сила водила твоею кистью, и благословенье небес почило на труде твоем».

Творческая проблематика

Несмотря на то что в произведении происходит целый ряд различных событий, в целом всё сочинение посвящено творчеству, таланту и служению этому таланту, предав который невозможно восстановить связь с божественным даром.

Живописец получает талант от бога. Именно поэтому рассказчик знакомит читателя с разными художниками, которых можно разграничить по степени гениальности и по отношению к своему труду.

Гоголь, с самого начала, рассказывая о Чарткове говорит, что это был талантливый молодой человек, подававший большие надежды, но талант его проявлялся вспышками и мгновениями. Автор показывает читателю, что дар, данный рисовальщику, находится в том состоянии, когда может разгореться, и стать постоянным спутником парня, а может вовсе загаснуть, превратившись в обычную мазню.

Чтобы создавать шедевры, молодому человеку необходимо работать над собой. Но диагноз «нетерпеливость», был поставлен Чарткову ещё при обучении его учителем-профессором. Этот же профессор предупреждал юношу: «Смотри, чтобы из тебя не вышел модный живописец».

Что касается профессора, то о нём, хотя и известно мало, читатель может сделать вывод, что это человек высшего творчества, призывающий к настоящему, живому, свежему искусству.

Но вот Николай Васильевич знакомит читателя с другим художником. Живописцем, который много лет учился, в том числе в Италии, и готов знакомить зрителя со своим творчеством. Литератор не называет фамилии художника, но исследователи творчества Гоголя уверены, что речь идёт о картине Александра Андреевича Иванова «Явление Христа народу», над которой мастер работал 20 лет, исполнив более 600 эскизов. На этой картине изображён и облик Гоголя, одного из тех, кто проходит обряд крещения.

В своей повести классик не назвал ни картину, ни фамилию творца этой картины, оставляя читателю возможность представить любой мировой шедевр на этом месте. Важно другое, как он описывает погружение мастера в свою работу: многочасовой труд, почти отшельничество, безразличие к сплетням. Этот художник часами стоял возле работ великих мастеров, неутомимо посещая галереи, каждый раз словно разгадывая тайну, и потом в мастерской анализируя каждый мазок на своём полотне.

Следующий рисовальщик - это художник Б, у которого и отец был художником. Безымянный Б. выступает в роли рассказчика и повествует, что его отец был самоучкой, сумевшим самостоятельно отыскать в своей душе талант и увлечённый жаждой усовершенствования своего мастерства. Этот самородок, вышедший из глубин Руси, видел только одну цель перед собой - духовное развитие.

Так Гоголь показывает, что данный богом дар, полноценно развивается даже без учителей, если душа обращена к свету, к правде, к познанию. Честный, твёрдый, прямой характер вёл живописца к религиозной тематике, он не хотел писать «для гостиной». Работал за небольшую плату, только чтобы обеспечивать своё семейство.

Решив воплотить образ тьмы, он чуть не попал в дьявольское искушение, но смог вовремя остановиться, постом, молитвами и думами о творчестве восстановить свою связь с божественным даром и создать творение, перед которым монахи в изумлении опустились на колени.