Итальянский полуостров привлекал писателей царской эпохи своим благоприятным климатом, а главное - художественным и историческим наследием, свидетельства которого они находили буквально на каждом шагу. Одержимость Италией и проклятие Италии, желание и ностальгия. Призывая ли к себе или вызывая жажду возвращения, Италия оставалась предметом страсти, наполнявшей души и страницы русских писателей. Поэты и прозаики, реалисты и романтики были связаны этой красной нитью, пересекающей весь XIX век и частично начало следующего века.
Россия, которую в Италии считали закрытой, начала открываться Европе при Петре Первом, который указом от 1696 г. предложил детям из богатых семей получить образование на Западе. И вскоре итальянский полуостров стал желанной целью как мимолетных путешествий - например, поездок Антона Чехова, который посещал "страну чудес" три раза, всегда останавливаясь в Венеции - "прекрасном городе", так и продолжительных визитов, например, социалиста Максима Горького или реалиста Николая Гоголя, который говорил: "Вся Европа для того, чтобы смотреть, а Италия для того, чтобы жить" и "Кто был в Италии, тот скажи "прости” другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю". Сюда стремились прежде всего ради климата и культурных памятников. Убегая от своих неприятных зим, русские писатели укрывались в Италии под "ликом синего неба", поправляя здоровье, у некоторых подточенное туберкулезом или других несчастьями. И так же как и солнцем, все было пронизано историей и искусством. Древности, "рассыпанные под ногами", площади "покрытые руинами", картинные галереи "которые можно разглядывать целый год", улицы со "школами художников и скульпторов почти в каждой двери" и множество церквей, как "нигде в мире".
К сожалению, Россия не вызывала столь же бурного восхищения в Италии из-за своей географической и политической удаленности. Оплот Священного Союза, царская империя считалась символом Реакции, и в Италии бытовало убеждение, что в среде политической отсталости могла существовать только культурная скудость. Поэтому литературный труд русских писателей той эпохи не возбуждал большого интереса. Несмотря на то, что русская литература переживала свой самый значительный исторический взлет, в литературных и культурных журналах первой половины XIX века есть только нерегулярные упоминания о ней. Оазисами интереса в пустыне равнодушия и незнания стали несколько литературных салонов, например, салоны Демидовых во Флоренции и салоны княгини Волконской. Произведения Достоевского и Толстого получили хождение только во второй половине века, и то, в подтверждение интеллектуальной провинциальности того времени, при посредничестве Франции.
Противопоставление невнимания итальянской интеллигенции к русской культуре и близости писателей царской России к культуре итальянской вызывает сюрреалистические короткие замыкания.
Например, именно в Италии Гоголь написал первую часть "Мертвых душ" и именно произведения Данте вдохновили его на идею включения поэмы в трилогию. Однако Италия не разглядела появление этого шедевра.
Площадь Питти: место, где Достоевский закончил роман "Идиот"
Будучи во Флоренции, просто необходимо пройти по маршрутам прогулок писателя. Здесь у него родилась дочь Любовь и именно здесь он закончил свой самый известный роман.
Флоренция, площадь Питти, Чивико 22. За краткой торжественностью мемориальной таблички кроется один из самых богатых "итальянских периодов" русского писателя. В этом доме родился плод любви Федора Достоевского и его жены Анны - дочь, которую они неслучайно назвали Любовью. В этом же доме автор "Преступления и наказания" закончил работу, которая "давно уже мучила его, поскольку сложной была идея об изображении абсолютно доброго человека", такого современного Иисуса, который сделал роман "Идиот" одним из самых известных романов русской литературы. Итак, 1868 год, эпоха столичной Флоренции. Дворец Питти - резиденция короля объединенной Италии. И Достоевский, бежавший в Европу от московских кредиторов, находит дом именно на знаменитой площади, на которой возвышается Королевский дворец. "Изменения снова оказали благотворный эффект на моего мужа, и мы начали вместе ходить по церквям, музеям и дворцам", - пишет его жена в воспоминаниях о годе, проведенном во Флоренции.
Это был счастливый период, ритм которому задавали ежедневные прогулки в сады Боболи и жесткие сроки журнала "Русский вестник", в котором печатались главы из романа. С возвращением Достоевского в Петербург Италия не исчезает из его жизни. В статьях, публикуемых Достоевским в журнале "Гражданин", сквозит чувство ностальгии по Италии, которую он уже больше не увидел: та "двухтысячелетняя" страна, где итальянцы "несли в себе универсальную… реальную идею объединения всего мира". Идею, отсутствующую в "креатуре графа Кавур", являющей собой всего лишь "объединенное второстепенное королевствицо, потерявшее всякое мировое поползновение", имеющей "не духовную, а машинную основу".
Путешествие в Рим: "родина души" Николая Гоголя
Писатель жил в итальянской столице между 1837 и 1841 гг., здесь его посетило вдохновение и он написал "Шинель" и первую часть "Мертвых душ".
Каждый мир неизбежно открывает нам разочаровывающие оттенки, которые упустило наше воображение, но с Италией Николая Гоголя все было не так. Он был влюблен в нее еще до того, как увидел, посвятив ей такие строки из своего первого написанного произведения и единственного сочинения в стихах:
"Италия - роскошная страна!
По ней душа и стонет и тоскует. Она вся рай, вся радости полна,
И в ней любовь роскошная веснует.…Тот сад, где в облаке мечтаний
Еще живут Рафаэль и Торкват! Узрю ль тебя я, полный ожиданий?"
И когда он в конце концов увидел ее, то не разочаровался. Наоборот: он говорил об Италии как о "родине своей души", месте, где она жила еще прежде него. Огорченный незначительным успехом постановки комедии "Ревизор" в Петербурге, Гоголь, посетив Германию, Швейцарию и Францию, в 1837 г. переехал в Италию. Одной из причин было в том числе и плохое здоровье писателя. В Риме, говорил он, "целой верстой человек ближе к Богу" и воздух таков, что "приходит неистовое желание превратиться в один нос, ... у которого бы ноздри были в добрые ведра", чтобы почувствовать, как "по крайней мере семьсот ангелов влетают". До 1841 г. Гоголь жил на улице Санто-Изидоро 17, посещая русских и итальянских писателей, например Джоаккино Бели.
Он любил Италию, восхищался ее историческим и художественным богатством - "все то, о чем вы читали в книгах, здесь видите перед собой", - ее природой и ее народом, "который одарен до такой степени эстетическим чувством". Здесь писатель, родившийся на Украине, был счастлив, и Италия стала для него источником вдохновения: здесь он написал первую часть "Мертвых душ", "Портрет" и "Шинель", вершину его непочтительной комичности. И здесь же он начал развивать идею очищения души, которая затем повлияла на немалую часть русской литературы.
– произведения, написанные на итальянском языке преимущественно итальянцами, а также авторами других национальностей, проживавших на территории современной Италии. Итальянская литература имеет долгую и влиятельную историю. К этому времени примерно все литературные произведения Средневековья были написаны на латинском языке. Кроме того, эти произведения были в основном практические: их авторы учились в духовных школах. Литература на итальянском языке развивалась позднее французский и провансальский литературы (языки севера и юга Франции соответственно). Были найдены только маленькие фрагменты итальянских народных стихов перед концом 12-го века (хотя ряд правовых документов содержали секции и итальянском).Изображение из рукописи 14-го века, на котором Боэций обучает своих учеников (1385). После распада Западной Римской Империи, латинский традицию поддерживало много писателей и поэтов. Гуманитарные науки процветали в Равенне, а готские короли окружали себя мастерами риторики и грамматики.
Итальянцы, которые были заинтересованы теологией зьизджалися в Париж. Оставшиеся обычно изучили Римское право. Это способствовало созданию средневековых университетов в Болонье, Падуе, Неаполе, Салерно, Модене и Парме. Они помогали распространять культуру, и готовили почву, на которой могла развивалось новая народная литература. Классические традиции не исчезли, и приверженность памяти Рима, озабоченности политикой и преимущество практики над теорией объединились, чтобы повлиять на развитие итальянской литературы.
В отличие от других стран, Италия имела недостаточно легенд, рассказов, эпических поэм и сатир, так что на итальянскую литературу сначала очень повлияли иностранные источники. Historia de excidio Trojae, которая приписывается Даресу Троянском, который ствреджував, что он был очевидцем Троянской войны. Он подал вдохновения авторам других стран как например Бенуа де Сент-Мора, Герборту фон Фрицлару и Кондраду фон Вюрцбурга. Пока Бенуа написал на французском, он принимал свой материал с латинского истории. Герборт и Конрад использовали французский источник, чтобы сделать почти оригинальную работу своим собственным языком. Гвидо делле Колонна из Мессины, один из поэтов Сицилийской школы, составил поэму Historia destructionis Troiae. В своей поэме Гвидо имитатував провансальский поэзию, но в этой книге он превратил французскую романтику Бенуа на серьезную на вид римско историю.
Почти то же самое происходило с другими крупными легендами. Куаликино Ареццо написал рифмованный двустишие по легенде об Александре Великом. Европа была наполнена легендами о короле Артуре, но итальянцы удовлетворяли себя переводом и сокращением французских романов.
Латинский язык не исчезла в Италии. Использование родных диалектов в итальянской литературе было сначала редкое, в основном использовали французский или провансальского языка. Было много итальянцев, которые писали провансальски поэмы, как например Маркиз Альберто Маласпина (12-е столетие), Маэстро Феррари Феррара, Чигала с Генуе, Цорзи Венецианский, Сорделло, Буварело Болонья, и другие. Их любовная поэзия приучила людей к новым звукам и гармоний.
В то же время, эпическая поэзия была написана смешанным языком: диалект итальянского языка смешанный с французской. Гибридные слова читались по правилам обоих языков, эти слова имели французские корни и итальянские окончания. Коротко говоря, эпические поэмы были написаны гибридной языке. Все это предшествовало появлению исключительно итальянской литературы.
Влияние Франции
Французская проза и рыцарские романы были популярны в Италии в 12-14 веках. Истории из каролингинських и Артурианская циклов часто читали грамотные люди, а французские менестрели декламировали стихи в публичных местах по всей северной Италии.
К 13-го века развивалась «франко-венецианьска» литература, главным образом анонимная; итальянцы копировали французские рассказы, часто адаптируя и расширяя некоторые эпизоды, а иногда создавая новые произведения на основе французских.
Хотя эту литературу писали французском, авторы часто сознательно или бессознательно вводили элементы из своих собственных северо-итальянских диалектов, создавая лингвистический гибрид. Авторы важных прозаических работ, как, например, венециець Мартино да Каналь и флорентиец Брунетто Латине (их самые известные произведения «Les estoires de Venise »(1275,« История Венеции ») и« Livres dou tresor »(1260;« Книги Сокровищ ») соответственно) – были лучше знакомы с французским языком, чем такие поэты как, например, Сорделло Мантуа, которые писали стихи провансальским языке. Любовные стихи провансальским были фактически такими же популярными как и французские романы.
Сицилийская школа
Палаццо дей Норманни, одно из мест где Фридрих II устраивал собрания поэтов В культурном окружении сицилийского двора Священного Римского Императора Фридриха II Гогенштауфена, правившего сицилийским королевством с 1208 до 1250 г., лирику писали очищенной версии местного диалекта. Поэзию считали украшением двора и бегством от жизненных проблем.
Главнейшим из этих поэтов был нотариус Якопо да Лентини, который считается изобретателем разновидности сонета. К сожалению, вся поэзия сицилийской школы сохранилась только в поздних тосканских копиях, которые имеют большее сходство с современной итальянского языка чем это было в действительности.
Тосканские поэты
Сицилийскую поэзию продолжали писать после смерти Фридриха II, но центр литературной деятельности переместился в Тоскану, где интерес к провансальской и сицилийской лирики привел к тому, что тосканский поэт Гуйттоне д"Ареццо и его последователи начали имитировать ее. Хотя Гуйттоне экспериментировал со сложными формами стиха, согласно Данте в De vulgari eloquentia, «его речь смешивала диалектные элементы из латинизмами и провансализмамы и не имела красоты южной школы». Фактически, Гуйттоне был энергичным и комплексным поэтом, чья репутация не выдержала влияния Данте.
Новый стиль
Пока Гуйттоне и его последователи все еще писали, в любовной поэзии появилось новое направление, который отмечался заботой о точных и искренние высказывания и новым, серьезным отношением к любви. Общепринятым стало называть эту школу Dolce Stil Nuovo или novo («сладкий новый стиль»), выражение, использованное Данте Алигьери в «Божественной комедии» (Чистилище, Песнь XXIV, строка 27), где он подчеркнул деликатность высказывания, подходящего для предмета любви. Главными поэтами этой школы были Гвидо Гуйницели из Болоньи, Гвидо Кавальканти, Данте, вместе с менее известными поэтами Лапо Джанни, Джанни Альфано и Дино Фрескобальди.
На этих поэтов повлияли произведения друг друга. Гвидо Гуйницели наиболее известный за свою канцоны или поэму, которая называлась «Al cor gentil rempaira sempre amore» («Любовь всегда находит убежище в добром сердце»), которая сформулировала вопрос проблематичного взаимоотношения между любовью к женщине и любовью к Богу. Его поэзию высоко оценил Кавальканти, серьезный и чрезвычайно талантливый лирик. Большинство из поэм Кавальканти были трагические и отрицали облагораживая эффект любви, предложенный Гуйницели. Данте очень увлекался Кавальканти, которого он позже называл своим «первым другом», но его собственное понятие любви, что вдохновило его любовь к Беатриче, которая умерла молодой (в 1290), мало гораздо больше общего с понятиями Гуйницели. Vita nuova Данте (1293; Новая Жизнь) – ретроспективная история его любви в ранее составленных поэмах связанные вместе.
Комический стих
Poesia giocoso (реалистичный или комический стих) был полным контрастом для серьезной любовной поэзии. Язык был часто сознательно неочищенная, разговорный, а иногда и неприличное. Этот вид стихотворения принадлежит к древней европейской традиции, возникшей в 12-х и 13-х веках, когда поэты сочиняли стихи на латинском языке в похвалу развлечений, поношения женщин, их личных врагов или церкви. Хотя персонажи поэтов этой школы часто грубые, даже жестокие, комические поэты, чья обычная форма стихотворения была сонетом, были культурными, литературно образованными мужчинами, а не пролетарскими мятежниками, как считали их критики.
Первым поэтом в этом жанре был Рустик ди Филиппо, который писал как изысканную любовную поэзию, так и грубые, иногда неприличные стихи «реалистического» типа. Наиболее известный поэт, писавший комические стихи – Чекки Анджольери, чья любимая Беччина была пародией на божественных женщин нового стиля.
Религиозная литература
В 13-м веке в Италии имел место религиозное движение с появлением Доминиканского и Францисканского орденов. Франциск Ассизский, мистик и реформатор в католической Церкви, основатель Францисканского ордена, также писал поэзию. Хотя он был образованным, поэзия Франциска была менее очищена от разговорной речи чем творчество поэтов при дворе Фридриха II. Согласно легенде, Франциск диктовал церковный гимн Cantico del Sole на восемнадцатом году своего покаяния, почти погружен в экстаз, но остаются сомнения о достоверности этой легенды. Это была первая большая стихотворная работа Северной Италии, написанная формой стиха, которая отмечалась созвучию, поэтическим методом, который был широко распространен в Северной Европе. Другие поэмы, которые раньше приписывали Франциску сейчас признаны, как недостаточно достоверны.
Якопоне да Тогда был поэтом, который представлял религиозные чувства, которые большой успех в Умбрии. Якопоне был одержим мистицизмом Святого Франциска, но он был также и сатириком, который высмеивал коррупции и лицемерие Церкви. Когда жена Якопоне умерла, горе его внезапной смерти заставило его продавать все, чем он владел, а деньги раздать бедным. Якопоне покрыл себя тряпками, поступил в Третьего ордена Святого Франциска. По дороге туда его сопровождала толпа людей, которые высмеивали его и кричали Якопоне, Якопоне. Он продолжал бред годами, подвергнув себя жесточайшим страданиям, и давая волю религиозному опьянению в своих поэмах. Якопоне был мистиком, который через свою отшельническую келью смотрел на мир.
В северной Италии религиозная поэзия была преимущественно моралистической и охваченная пессимизмом, что укоренился в еретических идеях, которые происходили от манихеизму. Выдающимися поэтами этого жанра были Бонвенсин де ла Рива (Libro delle tre scritture, т. «Книга Трех священных Писаний»), Джиакомино да Верона, автор De Jerusalem celesti («На Небесном Иерусалиме») и De Babilonia civitate infernali («На Адской Вавилонской земли »).
Ранняя проза
Итальянская литературная народная проза зародилась в 13-ом столетии, хотя латинский язык продолжали использовать для написания работ по теологии, философии, права, политики и науки.
Основатель итальянского артистического прозаического стиля, болонизький профессор риторики гнедой Фаба, который иллюстрировал свои рассказы примерами, переведенными из латинского языка. Гуиттоне д"Ареццо, его самый известный последователь, склонялся к пышному стиля, наполненного риторическими образами. В контрасте со стилем Гуиттоне – ясной научной прозой писал Ристори д"Ареццо (Della composizione del mondo, т. «На Построению Мира»). Шедевр прозы 13-го века – Vita nuova Данте. Данте скомбинировал простоту с большим изяществом изяществом и поэтической энергией.
Четырнадцатое века считают началом эпохи Возрождения в Италии. Три основные авторы этого периода – Данте Алигьери, Франческо Петрарка и Джованни Боккаччо.
Данте
Данте Алигьери Данте Алигьери – один из самых главных и влиятельных имен во всей европейской литературе, но все свои произведения он написал только после изгнания из родной Флоренции в 37 лет (1302 год). Трактат Il convivio (1304-07; «Банкет») показал его подробные знания со схоластической философии и был первым крупным трактатом, написанным народным языком: его язык избегала открытости популярных авторов и искусственности переводчиков с латинского языка. De vulgari eloquentia («На народном красноречии ») – трактат, написанный в то же время, но латинском языке, содержал первое теоретическое обсуждение и определение итальянского литературного языка. Обе эти работы остались незавершенными. В позднейшем догматическом сочинении, также латинским, De monarchia (записанный в 1313 г.), Данте излагает свои политические теории, описывающие координацию двух средневековых сил, папы римского и императора.
Божественная комедия
Гениальность Данте полно проявилась в его Divina Commedia (1308-21 годы; Божественная Комедия), аллегорической поэме, написанной терцин (строфы трех линий 11 составов каждый, рифмуя aba, bcb, cdc и т.д.), литературный шедевр Средневековья и один из лучших произведений по всю историю человечества. Поэма рассказывает о путешествии поэта через три царства мертвых – Ад, Чистилище и Рай под проводничество римского поэта Вергилия. Каждая секция состоит из 33 песен. Аллегорический смысл скрыт глубоко в самой поэме. Данте, путешествуя через Ад, Чистилище и Рай – символ человечества, имеющей целью добиться временного и вечного счастья. Лес, в котором поэт заблудился, символизирует общественное и религиозное беспорядки в обществе, лишенного двух руководителей, императора и папы римского. Гора, освещенная солнцем – универсальная монархия. Три звери – это три недостатки и три силы, которые создали самые большие препятствия намерениям Данте. Вергилий представляет разум и империю. Беатриче – символ сверхъестественной помощи, без которой человек не может достичь высшего конца, которым является Бог.
Заслуга поэмы лежит не в аллегории, которая все еще соединяет ее со средневековой литературой. Данте известен за величие и деликатность своего искусства. Он принимал материалы для своей поэмы по богословию, философии, истории и мифологии, но особенно от своих собственных страстей, от ненависти и любви. Период после написания поэмы принято считать периодом Ренессанса в итальянской литературе. Эта работа была написана в Романтический период и продолжает влиять на современных поэтов как в Италии, так и за ее пределами.
Петрарка
Петрарка, на фреске работы Андре ди бартолиевые ди Баргилья (около 1450) Интеллектуальные роботы Франческо Петрарки были литературными и риторическими, а не логическими и философским, его политические взгляды были более авантюрными, чем у Данте. Влияние Петрарки на литературу было огромно, от итальянских гуманистов следующего столетия к поэтов и ученых по всей западной Европе. Он отверг средневековую схоластику и взял в качестве модели классических римских авторов. Эта конвергенция интересов очевидна в его этических и религиозных работах. Гуманистические идеалы вдохновили его на поэму «Африка» (1338 год) и исторические работы, но автобиографический диалог Secretum meum (1342-58) – наиболее важный для полного понимания его противоречивых идеалов. Canzoniere – собрание сонетов, песен, сестин, баллад и мадригал, над которыми он работал неутомимо от 1330 года до своей смерти. Хотя этот сборник народных стихов была призвана рассказать историю его любви к Лауре, она была фактически анализом не настоящей любви, а страсти, которую он поборол. В дополнение к Canzoniere Петрарка написал аллегорическую поэму Trionfi (1351-74; Триумфы) в средневековой традиции, но ей не хватало нравственного и стихотворного вдохновения великой поэмы Данте.
Литературное явление, известное как Петраркизм распространялось при жизни поэта и продолжало расти в течение следующих трех столетий, глубоко воздействуя на литературы Италии, Испании, Франции и Англии.
Боккаччо
Портрет Джованни Боккаччо Ранние произведения Боккаччо были исключительно литературными, без каких-либо дидактических значений. Его первая прозаическая работа, Il filocolo («Труд Любви»), происходила от французского романа Floire et Blancheflor и была важным литературным экспериментом. Неспособность писать в эпическом масштабе была очевидна в двух его поэмах Il filostrato (1338), «Грустный Любовью») и Teseida. Decameron (1348-53; «Декамерон»), прозаическая сборник 100 рассказов, рассказанных десятью рассказчиками – 3 мужчинами и 7 женщинами за 10 дней, была наиболее зрелый и важнейшая работа Боккаччо. Его отношение к современной городской общества колебалась от юмористического до трагического. Стилистически это самый пример итальянской классической прозы, этот сборник оказала также огромное влияние на литературу Возрождения.
Как последователь Петрарки, Боккаччо разделял интересы гуманистов своего возраста, как показано в его Латинских эпистолы и энциклопедических трактатах. Как пылкий сторонник Данте, он также написал «Трактат Похвалы Данте».
Сутки гуманизма
Европейский Ренессанс («Возрождение» классического прошлого) на самом деле начался в Италии в 14-м веке с приходом Петрарки и Боккаччо. 15-е столетие имело очень большую важность, так как это было столетия, в котором новое видение человеческой жизни, охватывая различную концепцию человека, равно как и современные принципы этики и политики, постепенно находят свое выражение. Это было результатом, с одной стороны, политического положения, которое было совершенно отличное от политического положения ушедших и, с другой, повторного открытия классической античности. Относительно первого пункта, примерно все итальянские принцы конкурировали друг с другом в 15-м столетии: они поддерживали культуру, протежируя исследования, предлагая гостеприимство и финансовую поддержку грамотным людям своего времени и основывая библиотеки. Как следствие, их дворы стали центрами исследования и обсуждения, и поэтому делали возможным большое культурное возрождение. Самыми известными дворами были княжеские дворы Флоренции, при Лоренцо Медичи «Прекрасный»; Неаполя; Милана, сначала при Виконте, а позднее под правлением семьи Сфорза, и, наконец, папский двор в Риме, который предоставил защиту и поддержку большому количеству итальянских и византийский ученых. Относительно второго пункта, поиск потерянных рукописей древних авторов, начатый Петраркой в предыдущем столетии привел к чрезвычайному возрождение интереса к классической античности, в частности, много исследований было посвящено древней философии, особенно Платона, факт, который оказал глубокое влияние на размышления о Ренессанс в целом.
Вообще, новая культура 15-го столетия была переоценкой человека. Гуманизм выступал против средневекового изображение человека как существа с относительно малым значением. Художники Возрождения же розхвалялы ее как центр вселенной, силу ее души как соединение временного и духовного, и земная жизнь, как королевство, в котором душа применяет свои полномочия. Эти понятия, которые преимущественно происходили от нового интереса к Платону, были темой многих трактатов, главные из которых Giannozzo Manetti De dignitate et excellentia hominis (завершено в 1452, «На Достоинства Человека») Джанноццо Менетти и Oratio de hominis dignitate (написан в 1486; «Торжественная речь достоинства человека») Джованни Пико делла Мирандола. Гуманистическое видение эволюционировало в течение этого периода, осуждая много религиозных взглядов Средних Веков, которые были все еще широко распространены: монашеские идеалы изоляции и равнодушия к делам мира, например, были раскритикованы Леонардо Бруни, Лоренцо Валла и Джианом Франческо Поггио Бракиолини. Несмотря на эти нападения, гуманизм по сути был не антихристианским, потому что он в целом оставался преданным христианской вере.
В первой половине 15-го столетия гуманисты, с их энтузиазмом к латинскому и греческому литературы, презрение относились к итальянских народных диалектов. Они писали главным образом латинской прозой. Сочиняя мертвым языком и около следуя за культурой, они редко показывали оригинальность как поэты. В направлении конца 15-го столетия были известны только исключение Джованни Понтано, Микеле Марулло Тарканиота и Якопо Саннаццаро. Эти поэты пользовались успехом в создании истинной поэзии, в которой новые или менее новые темы были выражены с новой близостью и страстью.
Развитие литературы на народном языке
К середине 15-го столетия итальянский язык начинает вытеснять латинский язык как литературный язык. В 1441 г. во Флоренции проводились соревнованием поэтов с намерением доказать, что разговорный итальянский язык никак не ниже латинский. Во второй половине столетия там было написано много работ, которые вдохновили рыцарские легенды Средних Веков или новая гуманистическая культура.
Новые идеалы гуманистов были полными в работах Анжело Полициано, Якопо Саннаццаро и Леона Баттисты Альберти, трех выдающихся фигур, комбинировали широкое знание классической античности с глубоким воодушевлением. Наиболее важный произведение Полициано – незаконченное S tanze cominciate per la giostra del Magnifico Giuliano de "Medici (1475-78; «Строфы, Начатые для Турнира Прекрасного Джиулино де Медичи») – посвящена Лоренцо, брату Джиулино Медичи.
Пьетро Бембо из Венеции издал свой Prose della volgar lingua («Писание простонародным языком») в 1525. В этой работе, которая была одной из первых исторических итальянских грамматик, Бембо употреблял итальянский литературный язык, основанную на тосканском диалекте 14-го столетия, особенно использовавшийся Петрарка и Боккаччо. Он пришел к выводу, что работа Данте неровная стилистически и недостаточно приличная. Против Бембо выступали против тех, кто считал, что литературный язык должен быть основана на современном словоупотреблении, особенно Джиан Джиорджио Триссино, который развивал теории Данте об итальянской как литературный язык. На практике проблема была как лингвистической, так и стилистической, и в первой половине 16-го века было много других ученых которые выдвигали свои варианты, хотя это были теория Бембо окончательно победила во второй половине столетия. Это было в значительной степени благодаря действиям Флорентийской Академии делла Круска и этот более научный подход к вопросу языка привело к первому изданию академией словаря французского языка в 1612 году.
В течение первых десятилетий 16-го столетия, учебники поэзии все еще состояли согласно идеям гуманистов и учение римского поэта Горация. Это было только после 1536 года, когда был впервые издан оригинальный классический текст на греческом языке неполных Поэтика Аристотеля и постепенное развитие становится очевидным и в эстетической теории.
Политическая, историческая, биографическая и нравственная литература
Работы Никколо Макиавелли отразили соображения ренессансную в оригинальных аспектах, особенно в объективном анализе человеческой природы. Макиавелли рассматривают как основателя новой политической науки: политики, отделенной от этики. Его собственный политический опыт находился в основе его идей, которые он развивал согласно таким общим принципам как понятие virtu («индивидуальная инициатива») и фортуны. Знаменитый трактат Макиавелли Il principe (Принц) был написан в 1513 году. В нем он сообщает свое убеждение преимущества virtu и раскрывает свое пророческое отношение, как базируется на чтении истории и наблюдении современных политических столкновений. Его описание образцового правителя стал кодексом обладателей неограниченной власти повсюду в Европе в течение двух столетий. Семь книг Макиавелли Dell"arte della guerra (1521), «Искусство Войны») касались создания современной армии и были более специализированным, тогда как его исторические работы, в частности Istorie fiorentine (1520-25, «История Флоренции») иллюстрировали теории, изложенные в его научных работах. Макиавелли также писал игровую литературу, в частности известная его пьеса La Mandragola (1518 год) – одна из величайших комедий века.
Хотя Франческо Гуккиардини был большим реалистом (или пессимистом) чем Макиавелли, он был только одним историком 16-го столетия, который мог быть размещен в рамках политических теорий, которые он сконструировал. Гуккиардини привлекал внимание к эгоизму тех, кто был вовлечен в политическую деятельность и заставлял теории Макиавелли казаться идеалистическими сравнению с его. Одна из главных работ Гуккиардини его Ricordi (1512-30; «Заметки») находится среди самых оригинальных политических сочинений столетия. Гуккиардини также первым создал поистине национальную историю Италии, ставивши ее в европейском контексте и делая попытку беспристрастного анализа причин и последствий.
Vite de "piu eccellenti architetti, pittori et scultori italiani da Cimabue insino a" tempi nostri (1568, «Жизнь выдающихся живописцев, ваятелей и зодчих ») Джорджо Вазари содержала более 200 биографий, и была первой критической и исторической оценке итальянского искусства.
Высокие моральные стремления Ренессанса выразившиеся в Baldassare Castiglione Cortegiano (издано в 1528 году, «Придворный»). Это произведение рассказывает о совершенного придворного, благородную дамы и связь между придворным и принцем. Это была одна из самых влиятельных книг века. Джованни делла Каза был также автором другого известного произведения, Galateo (1551-54; Галатея – имя главного оратора). Это была книга о любезности, в которой полностью выражены остроумный ум автора и очистки современного итальянского общества.
Поэзия
Лирическая поэзия в 16-м веке почти все лучшие авторы столетия писали лирические стихи в стиле Петрарки. Удивительная оригинальность была только в стихах Деллы Каза и Галеаццо ди Тарсия, виделись среди своих современников энергичным стилем. Также заслуживают внимания страстные сонеты поэтессы из Падуи Гаспари Стампа.
Традиция юмористического и сатирического стихотворения была также поддержана в течение 16-го столетия. Известным поэтом этого жанра в это время был Франческо Берни, пародийные стихи которого, носили неприличные или тривиальними темы, показали его остроумие и стилистический навык. Дидактическая поэзия, уже развитая гуманистами, была также популярна в течение этого периода.
Найочищенишийй выражение классического вкуса Ренессанса находился в произведении Людовико Ариосто Orlando furioso (1516), «Орландо Сумасшедший»), объединивший много эпизодов, взятых из популярных эпопей средневековье и раннего Возрождения. Поэма является фактически продолжением Boiardo Orlando innamorato. Orlando furioso был прекрасным выражением литературных тенденций Итальянского Ренессанса, и это оказало огромное влияние на более позднюю литературу Европейского Ренессанса. Ариосто также писал комедии, которые, имитируя римские комедии, положили начало итальянской драмы.
Были также попытки восстановить жанр эпических поэм, используя «правила» компоновки стихов Аристотеля. Языковой теоретик Джиан Джоржио Триссино написал поэму Italia liberata dai Goti («Италия, Освобожденная от Готов») согласно строгим правилам Аристотеля, пока Алманни пробовал сконцентрировать рассказ на одном персонаже в Girone il cortese (1548, «Джироне Вежливый») и Avarchide (1570)).
В течение столетия были изобретены две пародийные формы смеси стиха. Стихи Фиденциана получила свое имя от работ Камилло Скрофа, поэта, который писал пародии на творчество Петрарки, комбинюючы латинские слова и итальянский синтаксис. Макаронической стихи, с другой – срок, предоставленный стиху, состоящая из итальянских слов и латинского синтаксиса. Теофило Фоленьйо, монах-бенедиктинец, был лучшим представителем макаронической литературы. Его шедевром была поэма в 20 книгах Baldus (1517).
Торкуато Тассо, сын поэта Бернардо Тассо, был последним великим поэтом Итальянского Ренессанса и один из самых известных во всей итальянской литературе. В своей эпической поэме Gerusalemme liberata (1581), «Освобожденный Иерусалим») он подвел итоги литературной традиции, типичной для Ренессанса: классическая эпопея, возрожденная согласно духовным интересам его времени. Тема поэмы – Первый Крестовый Поход, задачей которого было отвоевать обратно Иерусалим. Структура поэмы драматизирует борьбу. Ее пафос лежит в огромной стоимости умение владеть собой. L"Aminta (1573), радостная и нестримувана драма, была лучшим примером юной поэзии Тассо и принадлежала к новому литературному жанру пасторали (рассказывая о идеализированное силське жизни). Gerusalemme liberata, однако, была результатом баланса в спорных стремлений поэта. В следующей поэме Gerusalemme conquistata (1593, «Побежденный Иерусалим»), Тассо имитировал Гомера и переделал его поэму согласно жестким правилам Аристотеля и идеалам реакции Римско-католическая церковь против Протестантской Реформации, известной как контрреформация. Конфликт Тассо закончился победой моралистического принципа: новая поэма была неудачной.
Драма
«Софонисба» Джиана Джорджио Триссино (написана в 1514-15 годах; название – имя главной героини) была первой трагедией итальянском языке, налидувала классическую литературу, ее структура происходила из греческих образцов, но ее поэтические качества были несколько посредственные. В середине 16-го столетия Джимбаттиста Джиральди выступал против имитации греческой драмы, предлагая римского трагика Сенеку как новый образец, и в девяти трагедиях и трагикомедия, написанных между 1541 и 1549 годами он показал некоторую независимость от аристотелевских правил. Джиральди большое влияние на европейскую драму, особенно на английский театр периода Елизаветы.
Итальянские комедии этого столетия, которые вдохновили римские образцы, имели большую художественную ценность чем трагедии, и они отразили тогдашнюю жизнь более полно. Эти комедии были исходным пунктом современной европейской драмы.
Начиная с середины 20-го столетия актера Анжело Беолко признали одним из лучших драматургов 16-го столетия. Его работы, часто монологи, написанные сельским падуанский диалектом, рассказывают о проблемах пригноблювання крестьянин с реализмом и глубокой серьезности. Другой известный драматург этого столетия – венециець Андре Калм, кто показал большой талант создания характеров в своих комедиях со сложными любовными интригами.
17-е столетия в итальянской литературе традиционно изображают как период «заката», в котором писатели, лишенные сентиментальности, прибегали к преувеличению и маскировали бедность своих тем под избытком форм. Однако, этот период был чрезвычайно важен.
Поэзия и проза
Популярность сатиры была реакцией на те условия. Выдающийся в этом жанре был неаполитанец Сальвадор Роза, который написал семь сатир о пороках и недостатках возраста. Алессандро Тасони получил большую славу за свою сатирическую псевдогероическое поэму La secchia rapita (1622; Похищение ведра). Самым поэтом этого периода был Томмасо Кампанелла, доминиканский монах, который провел большую часть из своей взрослой жизни в тюрьме за антиправительственную активность. Кампанелла возможно менее известен за свои юмористические философские стихи чем за Citta del sole (1602; Город солнца), видение политической утопии, в которой он отстоял объединения гуманности теократией, основанной на естественном религии.
Италия славная жанром Джалло в литературе и кинематографе. Это разновидность детективной истории с элементами хоррора. В XXI веке этот жанр приобрел новых современных форм как создания, так и самой композиции произведений и их змиту. Одним из самых известных писателей и художников современного итальянского хоррора является Джованни Будза. Его произведения полны многочисленных обигрувань фольклорных мотивов, как древних, так и современных. Тревога и печаль пронизывают ужасом каждый роман писателя на каждую новеллу. Джованни Будза ценят не меньше Говарда Лавкрафта или Клайва Баркера. Это настоящий современный автор с собственным непервершеним вкусом и сильным эстетикой.
Итальянская литература XVII в. долгое время выступала в роли Золушки у авторов литературоведческих исследований. Она явно меркла на фоне шедевров золотого века французского классицизма, театра испанского барокко, музы Мильтона... Казалось, словесность Сейченто озарена лишь запоздалым светом угасшей звезды Ренессанса. Эта точка зрения, намеченная уже у приверженцев классицизма в XVIII в., долгое время оставалась общепринятой. Наиболее четко она сформулирована в трудах классика итальянского литературоведения Дж. Де Санктиса, не жалеющего черной краски в своей характеристике национальной литературы того периода («опустошенная схема», «лирический подъем без тепла», «грубый натурализм, прикрытый ханжескими покровами» 1).
На поверку, однако, ситуация не выглядит такой уж однозначной. Сейченто действительно не выдвигает столь масштабных фигур, как «титаны Возрождения» - исключение может составить только Галилей, в большей степени мыслитель, нежели литератор. Но изучение литературного фона семнадцатого века на Апеннинах много дает для понимания последующего литературного и, шире, культурного развития, в том числе и за пределами Италии.
Культура Сейченто не могла не испытывать влияния общей, достаточно сложной социально-экономической ситуации, сложившейся в ту пору на Апеннинах. Период этот характеризуется закатом былого блеска ведущих итальянских дворов Ренессанса и длившимся вплоть до 1714 г. испанским господством, которое с негодованием - подчас бьющим через край - изобличали прогрессивные писатели XVII столетия. Среди них - Траяно Бокка- лини («Пробный камень политики») и Алессандро Тассони, который во второй из своих «Филиппик» (1614) рисует уничтожающий портрет позабывших о чести и репутации «странствующих рыцарей», ринувшихся на завоевание прекрасной Италии. И напротив, савойский герцог Карл Эммануил I, дерзнувший бросить вызов
"Re Санктис Ф. История итальянской литературы. М., 1964. Т.2. С.269
Бесспорно, словесность первых десятилетий столетия все еще очень тесно, а порой и причудливо, связана с ренессансной традицией. Сказанное можно пронаблюдать на примере поэмы Г. Кьяб- реры «Флоренция». Последняя ее редакция датируется 1637 г. «Флоренция» может рассматриваться как иллюстрация в стихах к историографическим сочинениям о столице Тосканы, написанным в XV-XVI вв. Виллани и Макиавелли. Начало поэмы заставляет вспомнить о художественном универсуме «Фьезоланских нимф» Боккаччо. Однако сильная зависимость от ренессансной эстетики (включение представителей медицейской династии в круг мифологических образов, слияние культуры и природы, истории и локального мифа; портреты женских персонажей, сильно смахивающие на полотна Боттичелли) соединяется здесь с игрой барочных контрастов, кровавыми подробностями сражений. Все же поэму венчает оптимистическое пророчество; враждебный Флоренции город Фье- золе придет в упадок, на месте его дворцов будет расти трава и деревья, стены же обратятся в руины; напротив, столица Тосканы станет новым воплощением того самого золотого века, который так искренне желали воссоздать гуманисты Возрождения.
По-иному связь с Ренессансом прослеживается в «Городе Солнца» Томмазо Кампанеллы (Tommaso Campanella, 1568-1639), наиболее знаменитом из сочинений мятежного монаха. Утопия Кампанеллы, написанная в 1602 г., создается на прочном фундаменте традиции, причем книга Томаса Мора как раз не оказала на нее решающего влияния (хотя и упомянута в тексте). В мышлении Кампанеллы, которое не без оснований называют коммунистическим, оживают идеи средневековых монашеских орденов. Весьма значимыми для Кампанеллы оказались также итальянские ренессансные утопии, связывающие социальный идеал с образцовой планировкой города (А. Филарете, А. Дони, Ф. Патрици). И все же подчеркнутое внимание автора «Города Солнца» к планировке городского пространства, сосредоточенного вокруг центрального храма, не отменяет того обстоятельства, что итальянская архитектурная утопия взята здесь как бы на излете: культ эстетического начала, гармонизация человека и среды сменяются сугубо рационалистическим укладом жизни, распространяющимся и на столь деликатную область, как деторождение. Место жизнерадостного ренессансного разнообразия («variety») заступает весьма монотонная, раз навсегда замкнутая структура. В то же время сильный налет эзотеризма, включая использование специального значка для обозначения города, роднит «Город Солнца» с герметическими, астрологическими и алхимическими сочинениями Ренессанса. Символично, например, что своды центрального храма города расписаны астрологическими символами (Кампанелла полагал, что христианская религия вполне согласуется с астрологией).
Ценность итальянской литературы XVII в. следует усматривать и в активном взаимодействии словесности с музыкой; в этом смысле Сейченто опять-таки перебрасывает мостик от Ренессанса к Новому времени. И дело здесь не только в органически присущем неаполитанской поэзии, из лона которой вышел Джамбаттиста Марино, музыкальном строе. Фактически именно в Италии той поры создаются первые оперы, «Орфей» (1607) и «Коронование Поппеи» (1642) К. Монтеверди, делая тем самым Сейченто важным этапом в истории европейской музыки. Поэты-маринисты пишут стихи, которые сразу же кладутся на музыку.
Принципиально важная особенность культуры Сейченто - интенсивный поиск нового во всех ее областях: в философии, науке, искусстве, литературе. Видные представители этой культуры во многих своих сочинениях четко и демонстративно декларируют отход от традиций прошлого. Среди самых известных и ярких приверженцев нового следует назвать Алессандро Тассони (Alessandro Tassoni, 1565-1635). Он вошел в историю литературы как создатель уже упоминавшейся поэмы «Похищенное ведро», впервые опубликованной в 1622 г. в Париже - итальянские издатели долгое время опасались печатать это насыщенное аллюзиями на современников и антиклерикальным пафосом произведение. Произвольно контаминируя исторические факты, Тассони повествует об имевших место в XIII-XIV вв. военных стычках между соседними североитальянскими городами Болонья и Модена, причем представляет дело таким образом, будто страсти разгорелись из-за банального деревянного ведра. Это позволяет поэту развернуть яркую пародийно-сатирическую фантазию, где явно имеется в виду не столько Средневековье, сколько современная ему Италия. Но в глазах итальянцев XVII в. Тассони был не только мастером бурлеска, но и азартным полемистом, решительно отвергающим как слепое поклонение авторитету Аристотеля, так и копирование поэзии Петрарки (и в полемическом задоре своем едва ли не ниспровергающим поэтическую условность как таковую). Фактически Тассони, автор «Размышлений о стихотворениях Петрарки» (1609) и «Различных мыслей» (1620), предстает как предтеча знаменитого «спора о древних и новых», развернувшегося во Франции к концу XVII в.
Во многом динамику литературного процесса XVII в. определил собой стиль барокко. Он даже дал название целой эпохе как «эпохе барокко», которую иногда размещают между кончиной Т. Тассо (1595) и основанием академии Аркадия (1690). Именно Италия и Испания дали Европе наиболее яркие образцы этого стиля, причем Италия - более всего в скульптуре и архитектуре. Гений Бернини и Борромини, архитектурный ансамбль Рима до сей поры производят неизгладимое впечатление на всякого, кто прибывает на Апеннины. И это вполне объяснимо, ведь установка на монументальность как раз и являлась одной из важнейших в искусстве барокко. Во многом это искусство фасада, поражающего воображение и содержащего в себе массу как будто бы излишних, но на поверку пронизанных новой, барочной рациональностью элементов. В ту пору активному обсуждению подвергается проблема «быть и казаться», которая чрезвычайно волновала многих именитых литераторов Сейченто. Интерес этот увенчался написанием трактата Т. Ачетто «О благопристойном утаивании» (1641), снискавшего в XVII в. большую популярность. Ачетто выводит проблему «кажимости» на вселенский уровень: входя в мир и ощущая, что он наг, человек немедленно прикрывает свою наготу (фактически - от Создателя); тем самым он делает первый шаг по пути утаивания истины. Поэтому можно сказать, что искусство «казаться» рождается вместе с миром. Обобщения Ачетто проясняют повышенный интерес литературы XVII в. к мотивам изменчивости, текучести бытия; обилием эпизодов, связанных с переодеванием, иллюзией, неожиданным узнаванием.
Но и итальянская комедия масок (комедия дель арте), зародившаяся еще в середине предшествующего столетия и достигшая зрелости в период Сейченто, сигнализирует о том же самом: весь мир носит маску, невозможно добиться какого-либо социального преуспеяния вне «кажимости», «dissimulazione». Возможно, именно эта, сценическая ипостась культуры Сейченто оказалась наиболее жизнестойкой, тем более что XVII в. и для Европы в целом можно считать веком театра. Как и большинство поэтов, театральные труппы нуждались в меценатах и находили их, как правило, при многочисленных итальянских дворах, в первую очередь - в Ферраре и Мантуе. Наиболее знаменитые театральные труппы того времени - Джелози (Ревнивцы) и Федели (Верные). Актеры часто сами писали пьесы для своего репертуара, учитывая при этом состав конкретной труппы. Театральные зрелища, ими создаваемые, не обязательно носили комический характер: среди поставленных ими пьес имелись и произведения драматического содержания. Пьесы Дж. Б. Андреини, Я. Чиконьини и других авторов снискали успех и за пределами Италии. Комедия дель арте выдержала испытание временем, органично вплелась в театральную культуру всего Нового времени (так, хорошо известны образцы ее переосмысления у Гольдони). Этим она обязана как живости, внешней и речевой колоритности традиционных персонажей (Арлекин, Пьеро, Коломбина, Панталоне, Дзанни, Капитан), ярким переодеваниям, использованию «сильнодействующих» средств (прообраз «черной» мелодрамы), так и антидогматическому, демократическому духу, открытости по отношению к самой широкой аудитории и ее насущным проблемам, остротой и злободневностью реплик персонажей.
Вообще же стиль барокко породил в Италии обширную само- рефлексию и тем самым оформил себя в качестве самостоятельного литературного направления. Ревизия слепого следования заветам Аристотеля и Платона, похвальное слово метафоре - «матери всевозможных видов остромыслия» - и попытки ее ученой систематизации, сами по себе выдержанные в русле той же поэтики, - эти мотивы в разных комбинациях слышатся уже у теоретиков конца Возрождения и обретают законченный вид в таком монументе теоретической мысли барокко, как «Подзорная труба Аристотеля» Э. Тезауро (опубл. в 1655 г.). Тезауро создает продуманную теорию остромыслия («argutezza», одно из ключевых слов трактата), которое он понимает как одно из проявлений человеческого Разума. При этом ренессансный антропоцентризм получает новую интерпретацию - человек велик тем, что наделен даром речи: «Да кто же станет отрицать, что в теле человека заключен весь мир, коль скоро изо рта его выходят звуки, охватывающие собой все без исключения предметы?» Мир, по Тезауро, насквозь се- миотичен, а метафоры толкуются им как важнейший, необходимый компонент речи, и подробная их систематизация составляет особый раздел книги. Таким образом, за кажущейся хаотичностью и иррациональностью художественного мира барокко скрывается стройная, логически выверенная конструкция. Роль поэта - улавливать необычные связи между, казалось бы, совершенно разобщенными между собой предметами и явлениями, с ловкостью фокусника ошеломлять публику непрестанной игрой мотивов и форм.
Важно отметить, что на барочных позициях оказались в XVII в. немало сделавшие для развития и распространения культуры иезуиты, которые усматривали в этом стиле действенный инструмент убеждения. Именно в нацеленности на убеждение аудитории следует усматривать одно из отличий барокко по сравнению с маньеризмом. На протяжении первой половины столетия стиль барокко активным образом взаимодействует с унаследованным от позднего Ренессанса маньеризмом; по своей поэтике указанные стили очень близки между собой. Не случайно в творчестве самого знаменитого из поэтов Сейченто, Марино, имеет место взаимодействие манье- ристических и барочных компонентов.
В творчестве Джамбаттиста Марино (Giambattista Marino, 1569-1625), как в капле воды, отобразились все изначально присущие тогдашней поэтической продукции противоречия и изъяны. Марино считал себя безусловным новатором и стремился, по его словам, «создавать новые образцы по собственной прихоти». Но вместе с тем с самого начала своего творческого пути он предстал как поэт, в обязательном порядке нуждающийся в опоре на чужое слово (а в сборнике «Галерея», составленном из реальных и виртуальных полотен - также и на готовое изображение).
Биография Марино достаточно типична для поэта Сейченто. Он родился в Неаполе. Отец, по профессии юрист, был большим ценителем литературы и с ранних лет приучал сына к занятиям словесностью, что не помешало ему прийти в ярость, когда сын категорически отказался изучать право. Марино был изгнан из дома. Он служит у знатных неаполитанцев и пишет стихи, завоевывая растущую популярность у публики. Это обеспечило ему доступ в здешнюю Академию дельи Звельяти. Восхождение Марино к славе было омрачено тюремным заключением (его возлюбленная умерла в результате аборта); еще большими неприятностями грозило ему второе заточение (спасая приятеля, Марино подделал архиепископскую грамоту). В результате молодому поэту пришлось бежать в Рим. Вместе со своим покровителем кардиналом Альдобрандини он едет в Равенну, затем в Турин. Апологетические стихи в адрес савойского герцога Карла Эммануила возымели свое действие, и в 1609 г. Марино удостаивается высочайшей из наград герцогства, Креста Св.Маврикия и Лазаря. С тех пор он именуется Кавалером Марино. До 1615 г. он служит при савойском дворе, однако безосновательно обвиненный в клевете на герцога, вновь оказывается в тюрьме. По приглашению Маргариты Валуа Марино едет в Париж, где получает неплохую стипендию; благодаря ей он имеет возможность приобрести себе виллу в Позилиппо, а также коллекционировать живопись. Однако постепенно пребывание во Франции стало утомлять поэта, и в его письмах той поры все настойчивее звучит мотив возвращения на родину. Возвращение Марино в Италию - по настойчивому приглашению его друга Дж. Прети - было, если верить биографам, триумфальным, а кончина стала чуть ли не национальным трауром.
В своих поэтических сборниках (из них наиболее известны «Лира» (1608-1614) и «Цевница» (1620)) Марино не склонен к метрическим экспериментам. Он отдает предпочтение традиционным жанрам - мадригалу, канцоне, реже - сонету. Поэт часто прибегает к детальной рубрикации, разбивая стихотворения на сюжетно-тематические циклы: «Любовные», «Лесные», «Морские», «Героические». Поэзия Марино заведомо вторична; он хорошо знает и античную, и итальянскую ренессансную поэзию, оперирует готовыми сюжетными блоками и отдельными мотивами. Его привлекает сама возможность всесторонне обыгрывать тот или иной, пусть даже в высшей степени традиционный, мотив. Так, он нанизывает Многообразные вариации на тему поцелуя, связанные с традицией Катулла, Иоанна Секунда, Ронсара, Тассо:
Ма baciata non bad е mi contendi quel dolce ove nel bacio il cor si locca; e mentre in te di baci un nembo fiocco a tanti baci miei bacio non rendi...
(Однако, приняв поцелуй, ты не отвечаешь мне тем же и отказываешь мне в том сладком мгновении, когда у целуемого сердце замирает; и пока я осыпаю тебя градом поцелуев, ты не даешь мне взамен ни одного.)
Тема поцелуев со всей ее явной вторичностью - а может быть, именно благодаря ей - становится для Марино предметом особого внимания. Как представляется, существенное отличие в разработке этого мотива у Марино от предшественников заключается в том, что автор «Лиры» замыкается в пространстве абсолютной поэтической условности, не имеющей прямых выходов в реальность. Между тем не следует забывать, что речь здесь идет об осязательных, слуховых, зрительных ощущениях, т. е. в конечном счете - о разнообразных каналах чувственного восприятия мира и их взаимодействии между собой (в поэме «Адонис» этой проблематике уделено повышенное внимание, причем там соответствующие выкладки приобретают подчеркнуто наукообразный вид).
Образ «прекрасной смуглянки», чрезвычайно популярный у маринистов, несомненно, восходит к поэзии Тассо. По-разному раскрывается он, как известно, и у Шекспира (сонеты 127, 130, 131). Для английского поэта черноволосая и смуглая красавица может даже перещеголять блондинку; не внешность, а черные дела уродуют женщину. Марино трактует мотив более однозначно:
Поистине черна ты, но прекрасна!
Ты чудо, ты румяней, чем заря,
Сравнение со снегом января Для твоего эбена не опасно.
(перевод Е.Солоновича)
Здесь обычные для поэтической традиции, связанной с «Книгой песен» Петрарки, компоненты образа Донны взяты с противоположным знаком, что позволяет поэту развернуть игру антитез («ночь/солнце», «тьма/сияние») и оксюморонов («раб рабыни»). Другие элементы мариновского универсума, напротив, имеют пет- раркистское происхождение. Но поэтический сборник петрарков- ского типа как целостный лирический универсум, осязаемая спири- туализованная биография поэтического «я» - вещь для Марино абсолютно чуждая. Его мир принципиально фрагментарен и дискретен. Пространство памяти, в котором пребывает поэт в «Книге песен» (разумеется, чрезвычайно стилизованное, но во всяком случае выдающее себя за таковое), сменяется у Марино грандиозной поэтической фикцией. Кроме того, сам жанр сонета, в котором достигли таких высот Петрарка и Шекспир, для Марино не слишком характерен. Ему больше по душе популярный в XVI-XVII вв. мадригал, легкий и предоставляющий большую свободу поэту жанр. Ведь главное достоинство поэта Марино видит в его способности поразить читателя неожиданной комбинацией слов, образов, фигур, стихотворных размеров и ритмов - поразить не своими промахами, а мастерством удачно найденного, остроумного, иногда парадоксального образа («acutezze»):
Поэта цель - стихами поражать:
Не о смешном - о славном сочиняю,
Кто удивлять не в силах, брось писать.
(перевод Е.Солоновича)
Замысел сборника «Галерея» (опубл. 1619) относится, по-видимому, к 1609 г. В переписке той поры Марино неоднократно обращается к своим друзьям-художникам прислать ему рисунок или живописное полотно с изображением тех или иных мифологических персонажей. Судя по всему, поэт одновременно составлял собственную коллекцию и подбирал материал к книге, где рисунки должны были соединиться со стихотворениями. Его привлекала возможность соединения изображений с книгами в собственном доме: «я устраиваю в Неаполе галерею. <...> Там я собрал множество превосходных и изящно переплетенных книг стоимостью более чем триста тысяч скудо. А чтобы подобающим образом украсить их, я намереваюсь окружить книги разнообразными полотнами по собственному вкусу, выполненными мастерами живописи». Итак, библиотека должны была соединиться с галереей. Однако в дальнейшем Марино отказался от этого замысла. Ни в своем быту, ни в своей книге Марино не удалось соединить библиотеку с галереей: сборник вышел без иллюстраций. «Сколько бы экземпляров («Галереи». - К.Ч.) вы мне ни присылали, я или разорву их в клочья, или швырну в огонь», в сердцах писал Марино издателю. В то же время нельзя всецело связывать судьбу «Галереи» с причинами сугубо технического свойства. Сборник и должен был превратиться в окончательном варианте в искусный образец экфрасиса, обретающего в литературе XVI-XVII вв. второе дыхание; галерее суждено было сделаться виртуальной. Марино отталкивался здесь от «Картин» Филострата. В его «Галерее» представлены главным образом полузабытые ныне, но пользовавшиеся большой популярностью во времена Марино живописцы (Кавалер д’Арпино, Бернардо Кастелло, Джованни Бальоне, Кристофано Бронзино).
Вершиной творчества Марино является его чрезвычайно пространная (сорок тысяч стихов) поэма «Адонис», законченная, по-ви- димому, к 1620 г., но впервые опубликованная лишь двенадцать лет спустя в Париже при поддержке Людовика XIII. Сюжет поэмы таков. Соблазненный увещеваниями Фортуны, прекрасный юноша Адонис отправляется на остров Кипр, где встречает пастуха Клицио, воспевающего прелести буколической жизни. Купидон-Амур ранит свою мать Венеру стрелой в сердце, и она влюбляется в Адониса. Тот уступает ее страсти и вместе с богиней отправляется во дворец Амура. Там юноша встречается с Меркурием, посещает театральное представление (постановка драмы об Актеоне), осматривает фонтан Аполлона и знакомится с рыбаком Филено (alter ego самого Марино). Побывав в пяти Садах наслаждений, каждый из которых соответствует одному из человеческих чувств, Адонис в сопровождении Меркурия отправляется на небеса и посещает Луну, Меркурий и Венеру. Тем временем законный супруг Венеры Марс, прослышав об адюльтере, возвращается на Кипр. Венера вынуждена временно отдалить от себя Адониса. Тот блуждает по лесу и попадает в замок колдуньи Фальси- рены, которая влюбляется в юношу, безуспешно домогается его любви и в конце концов заточает его в темницу. Случай помогает Адонису бежать: предложенное ему по ошибке Фальсиреной зелье превращает его в попугая, и в этом обличье он летит к Венере и созерцает ее любовные утехи с Марсом. Говорящий попугай возбуждает подозрения у ревнивого супруга, и Адонис вновь летит в лес. Ему удается наконец обрести человеческий облик. Переодетый в женское платье (чтобы не привлечь внимания Фальсирены), Адонис попадает к разбойникам и пленяет"своей красотой их главаря, затем избавляется от них и возвращается во дворец, где играет в шахматы с Венерой, Меркурием и Амуром, участвует в конкурсе красоты и побеждает. Венера отправляется на остров Цитеру; в ее отсутствие Адонис идет на охоту и ранит стрелой Купидона огромного вепря, подосланного Марсом. Тот, воспылав к юноше бешеной страстью, неосторожно убивает его. Последние две песни поэмы включают в себя описание погребения Адониса и приуроченных к этому турниров и игр.
«Адонис» задумывался его автором как своеобразное соревнование с Тассо и в гораздо меньшей степени - с Ариосто. Но поэме недостает внутренней цельности как «Неистового Орландо», так и «Освобожденного Иерусалима». Уже современники именовали «Адониса» «поэмой мадригалов», имея в виду его слабую структурированность. Действительно, отдельные эпизоды поэмы обладают автономией и законченностью лирического стихотворения. Среди них следует назвать прежде всего наиболее известный фрагмент «Адониса», «Песнь соловья». Соловей и влюбленный певец вступают в своеобразное состязание, причем соловей не выдерживает его и умирает. Здесь весьма ярко запечатлена важная для ренессансной и маньеристической эстетики коллизия: соревнование Природы и Искусства. Но разрешается оно в барочном ключе, ведь победа остается все-таки за последним:
Природа (можно ль усомниться в этом?)
Своим искусством вправе быть горда;
Но, как художник небольшим портретам Таланта дарит больше и труда,
По отношенью к маленьким предметам Она щедрей бывает иногда,
И это чудо певчее по праву Других ее чудес затмило славу.
(перевод Е.Солонович.а)
Современные исследователи за внешней расслабленностью убаюкивающего стиха Марино вскрывают весьма жесткую композиционную структуру. Так, отнюдь не случайно пасторальная идиллия словно бы закольцовывает роман: если в «Освобожденном Иерусалиме» рыцарский хронотоп ренессансного типа решительно подчиняет себе идиллию, то в «Адонисе» установление золотого века в конечном счете связывается не с мифологической, а с социально-политической перспективой. И здесь просматриваются некоторые новации Марино в отношении метода.
«Адонис» в большей степени, чем другие сочинения Марино, свидетельствует о попытках автора освоить новые горизонты реальности. Тот поворот к экспериментально-опытному постижению мира, который был вообще свойствен философии и науке XVII в., находит свое отражение и в поэме Марино, хотя зачастую он облекается в привычные для него маньеристические формы. Сказанное в полной мере относится к вставному эпизоду под названием «Новеллетта» (четвертая песнь поэмы), основанному на хорошо известном как по античным, так и по ренессансным разработкам сюжете (история любви Психеи и Купидона). Интерес Марино к этому мифу обусловлен не только возможностью провести параллель с историей Венеры и Адониса, но и повышенным вниманием поэта к проблемам чувственного восприятия. В самом деле, Психея не должна видеть своего возлюбленного, ей дозволяется лишь осязать Амура.
Та обстоятельность, с которой Марино описывает в своей поэме органы чувств и сами ощущения, свидетельствует о хорошем знании им новейшей анатомической литературы. Автора «Адониса» явно привлекает сама возможность встроить в мифопоэтическую картину мира отдельные естественно-научные компоненты, а главное - представить новейшую научно-техническую терминологию, которая оказывается весьма оригинальным способом «изумить» читателя. Вот, например, как он описывает глаз:
Lubrico е di materia umida е molle questo membro divin formfe Natura, perchfe ciascuna impression che tolle, possa in se ritener sincere e pure, perchfe volubil sia, donar gli voile orbicolare e sferica figure, oltre che ‘n forma tal puo meglio assai franger nel centra e rintuzzare i rai
- (VI, 30)
- (Сей божественный орган Природа сотворила скользким, из влажной и мягкой материи, дабы всякое зрительное впечатление входило в него чистым и неизменным. А чтобы глаз был подвижным, Природа пожелала придать ему сферическую форму; таковая форма, кроме того, лучшим образом дробит лучи и ослабляет их силу по мере их продвижения к центру.)
Сам Марино даже выше, чем «Адонис», ценил другую свою поэму, «Избиение младенцев» (написана около 1605 г., опубликована посмертно в 1632 г.). Она получила большую популярность в Европе - едва ли не большую, чем на Апеннинах - ив XVIII в. неоднократно переводилась на русский язык. По своей поэтике эта поэма является наиболее барочным из сочинений Марино. Поэт не жалеет кровавых подробностей в изображении знаменитой вифлеемской трагедии. Многие эпизоды вызывают в памяти образы как «Божественной комедии» Данте, так и «Потерянного рая» Милтона. Это в первую очередь относится к колоритному портрету Сатаны. Процитируем его в старом русском переводе Михаила Вослен- ского, по правде говоря, несколько сглаживающем барочную экспрессию оригинала:
Между стальных ресниц во вдавшихся очах,
Где вечно скорбь видна, где - ужас, смерть и страх. Летает мрак густой и молнии сверкают.
Как взоры робкого кометы устрашают,
Когда в осеннюю глухую полуночь Бросая яркий свет, густый мрак гонят прочь;
Так искошенные сего владыки взгляды Лиют не жизни ток, но - смертоносны яды.
Влияние Марино на европейскую литературу XVII в. было весьма значительным: в Англии ему подражал Крэшоу, во Франции - Сент-Аман, в Германии - Мошерош, в Венгрии - Зрини. Что же касается Италии, то здесь сложилось целое направление, позднее названное «маринизмом» (прилагательное же «marinesco» утвердилось уже в период Сейченто). У поэтов-маринистов, посвятивших себя главным образом поиску блестящих формальных эффектов, легко проследить многие типичные для поэтики маньеризма и барокко мотивы и образы. Это и непрестанное движение, текучесть бытия - отсюда часто встречающийся мотив фонтана, источника, бурного потока; и повышенное внимание к броским контрастам большого и малого, прекрасного и уродливого - отсюда частое упоминание блох, бабочек и других насекомых, нередко позаимствованных из позднеантичных источников. Изумить читателя были призваны необычные для петраркистской поэтической традиции и даже гротескные образы - прекрасные мавританки, цыганки и нищенки; повредившиеся в уме или потерявшие зуб красотки; калеки, зачумленные и т. п.
Особое место среди маринистов занимает Томмазо Стильяни (Tommaso Stigiiani,1573-1651), поначалу близкий друг, а впоследствии лютый враг Марино. Он настойчиво пытался избавиться от подчас присутствующей у автора «Адониса» словесной эквилибристики и вернуть стиху простоту и безыскусность. Однако при этом Стильяни в полной мере сохранял характерное для XVII в. видение реальности и прилежно воспроизводил наиболее типичные маринистские мотивы. В результате многие его стихи («Любовник, уподобляемый кузнечному горну») и отдельные метафоры (луна - «небесный омлет») приобрели безвкусный, да и просто анекдотический характер. Наибольший интерес представляют пастиши Стильяни - стилизованные под манеру Марино послания и стихи (все они широко циркулировали в рукописях).
Центром развития маринизма можно считать родину Марино- Неаполь. Но самые известные при жизни маринист Клаудио Акиллини (Claudio Achillini, 1574-1640) и Джироламо Прети (Girolamo Preli, ок. 1582-1626) были родом из Болоньи. Акиллини получил юридическое образование и некоторое время жил при дворе савойского герцога Карла Эммануила, а потом был секретарем Алессандро Лудовизи, будущего папы Григория XV. Особую известность снискал адресованный французскому королю Людовику XIII хвалебный сонет Акиллини «Потей, огонь, и сотвори металлы...» (написан по случаю взятия Ла Рошели в 1628 г.). Его высмеял в качестве своеобразного символа достаточно безвкусной в массе своей поэтической продукции Сейченто романтик Алессандро Мандзони в знаменитом романе «Обрученные» (глава XXVIII). Стихи Акиллини тяжеловесны, излишне серьезны и напыщенны, лишены стилистического мастерства и иронии Марино; излюбленная им фигура - антитеза.
Гораздо больший литературный интерес представляют стихи Чиро ди Перса (Ciro di Pers, 1599-1663). Связь с Марино более ощутима в ранних стихах поэта, тогда как его зрелые сочинения отмечены мировоззренческой глубиной и склонностью к морализации (Чироди Перс получил философское образование). Поэт уверенно владел петраркистскими топосами (очи возлюбленной подобны звездам или же солнечным лучам; волосы - любовным узам и т. п.), но умел придать им неожиданную свежесть и искренность.
Сходной же шлифовке и совершенствованию подвергает он и характерные для позднего Возрождения и барокко топосы - например, часто встречающаяся в тот период (и ярко заявленная в «Адонисе») тема часового механизма становится поводом к написанию целого цикла стихотворений. Поэтическое творчество рассматривалось Чиро как способ выразить свое, незаемное видение реальности: реальности политической (резкий политический памфлет в форме канцоны «Падшая Италия»), но и реальности чувств, и реальности природного мира (в мастерстве изображения пейзажа Чиро, пожалуй, не имеет себе равных среди поэтов Сейченто). Менее удачны религиозные стихи Чиро ди Перса, где нет подлинного спиритуализма, а иные построения сугубо кончеттистского плана граничат с кощунством.
Как ни популярен был Марино в XVII в., среди литераторов Сейченто не все разделяли эстетические позиции неаполитанского поэта. Среди приверженцев принципиально иного подхода к искусству высится монументальная фигура Галилео Галилея (Galileo Galilei, 1564-1642). Ныне он оправдан католической церковью, и все случившееся с ним объявлено «трагическим недоразумением». Он родился в Пизе и начал было учиться медицине, но рано пробудившаяся склонность к математике пересилила медицинские штудии. Галилей выказывает себя блестящим лектором, начинает заниматься изобретательством и одовременно пишет свои первые трактаты. Подзорная труба, строго говоря, была изобретена не им, а голландскими инженерами, но именно благодаря Галилею она стала феноменом новоевропейской культуры. Свои новые воззрения на устройство мира, где благочестие сочетается с прорывами к современному научному знанию, Галилей изложил в трактате «Звездный вестник» (1610). Процесс над Галилеем 1615-1616 годов, хотя и заставил его временно отойти от коперниканства, в то же время отнюдь не означал отказа ученого от своих убеждений. Второй процесс (1633 г.) закончился отречением Галилея от идей Коперника - при том, что знаменитая фраза «А все-таки она вертится!» произнесена им не была: речь идет всего лишь о красивой легенде. Незадолго до смерти Галилей получил причастие с благословением от папы, но ни о каких торжественных похоронах в духе Марино не могло быть и речи.
Мастерство Галилея-литератора проявилось в его книге «Пробирных дел мастер» (1623; ее иногда считают самым удачным образцом его прозы) и в наиболее знаменитом его сочинении, «Диалоге о двух главнейших системах мира» (1632). Известный специалист по истории науки Л. Ольшки писал о Галилее, что «его трагическая судьба была результатом его литературных талантов» 1 . Название «Пробирных дел мастер» представляет собой метафору - и это при всей нелюбви Галилея к этому основополагающему барочному тропу: «взвешивая» на особо точных, пробирных весах положения трактата своего оппонента, мыслитель обнаруживает их несостоятельность. Здесь с литературной точки зрения особенно интересна вставная новелла о рождении музыкальных звуков: разводивший птиц и отличавшийся большой любознательностью человек открывает для себя бесконечное разнообразие природных источников звука. Поймав цикаду, он не в состоянии уяснить себе, откуда исходит всем известное стрекотание насекомого. Галилей близок здесь М. Монтеню: возможности познания нами реальности относительны, в познании всегда должно быть место продуктивному сомнению.
Что касается «Диалога о двух главнейших системах мира», то Кампанелла именовал его «философской комедией», имея в виду не только оптимистическое разрешение противостояния героев, но и мировоззренческий маскарад, в ходе которого персонажи выступают порой с тезисами, которых сами не разделяют. Сами же персонажи склонны сопоставлять жанр диалога с поэмой. «Я не хочу, чтобы наша поэма была настолько связана требованием единства, чтобы у нас не оставалось свободного поля для эпизодов», - заявляет один из них. И действительно, в текст внедряются микроновеллы вроде рассказа об анатомическом театре в Венеции или история про живописца, который обязан был создавать полотна по расписанному до мельчайших подробностей рассказчиком плану. Но при всем стремлении Галилея сделать изложение материала ясным, простым и доходчивым (по сути это веление классицистического свойства) его книга подчас становится педантичной - особенно там, где он не прибегает к оружию иронии.
Галилей отнюдь не считал себя носителем некоей собственно литературной миссии. Тем нс менее он пробовал себя и в сатирической поэзии, и в гуманистическом комментарии («О форме, расположении и величине дантова “Ада”», «Рассуждения о Тассо»). Сравнивая Тассо с Ариосто, он безоговорочно отдает предпочтение последнему. Творчество автора «Освобожденного Иерусалима» он уподобляет «комнатке какого-нибудь любознательного человечка, который наслаждается тем, что украшает ее разными штуками». Совершенно иное впечатление производит на Галилея Ариосто: его «Неистовый Орландо» заставляет вспомнить королевскую гале-
Ольшки J1 История научной литературы на новых языках Т III. Галилей и его время. М.. J1., 1933. С239
рею, украшенную множеством прекрасных статуй и хрустальных ваз. Фактически Галилей склоняется здесь перед ренессансной классикой и предстает как оппонент маньеристических и барочных веяний в итальянской литературе. Но это вовсе не делает его ретроградом. Идейно-эстетическая позиция Галилея прокладывает путь новоевропейской рациональности, где нет места существенным для ренессансного мышления магическим компонентам.
Классицистическая тенденция, несомненно, наличествует и в творениях такого уже упоминавшегося поэта Сейченто, как Габри- элло Кьябрера (Gabriello Chiaberra, 1552-1638). Он восторженно относился к Галилею. В поэтическом «Послании к Дж. Джери» Кьябрера упоминает о «восхитительных идеях» ученого, первооткрывателя «новых небес». Среди поэтических тропов Кьябрера отдает предпочтение не метафоре (которую иногда считают своего рода ключом к поэзии барокко), а простому сравнению, т. е. намеренно уходит от напряженной работы «быстрого ума». В этом его отличие от Марино. В то же время и сами избираемые им жанры, и метрика стихов Кьябреры роднят его с Марино. Да и повышенный интерес Кьябреры к современной ему живописи, запечатленный в нескольких стихотворениях, также созвучен эстетике Марино. Кьябрера вошел в историю литературы именно как лирический поэт. Между тем для него самого дело обстояло совершенно иначе. В своих письмах он неоднократно извиняется за чересчур широкое обращение к мадригалам, канцонам и канцонеттам. Высокая эпическая поэзия обладала в его глазах гораздо большей ценностью. Попытки Кьябреры создать эпос («Война готов», «Флоренция», «Амадеида») многочисленны, но тяжеловесны и не слишком результативны. Де Санктис замечал об эпических поэмах Сейченто, что «их темы <...> были выдумкой авторов, а не темами своего времени» . Главное, в поэмах Кьябреры прослеживается упорное, а то и педантичное стремление быть как можно более классицистическим; например, поэт доводит до абсолюта принцип единства действия и делает поэму «Флоренция» моногеройной.
Особенностью литературного развития Италии следует считать многообразие академий. Их нельзя считать изобретением собственно XVII столетия - Платоновская академия во Флоренции возникла в XV в., а ригористическая Академия делла Круска, поставившая себе целью заботу о чистоте итальянского языка, - в 1583 г. Но именно в период Сейченто на Апеннинах открывалось особенно много литературных академий, причем некоторые из них оказались весьма эфемерными.
Для посттридентской Италии, отмеченной значительной активизацией цензуры, существенным стал опыт Академии дельи Ин- коньити (Accademia degli Incogniti, буквально - «Академия Неизвестных»), учрежденной в 1630 г. в Венеции. То был фактически кружок вольнодумцев, либертинов тела и духа, возглавляемых плодовитым писателем Дж. Ф. Лоредано. В своих небезынтересных с точки зрения литературной формы романах и памфлетах члены Академии подвергали язвительной, уничтожающей критике католический Рим за разврат, коррупцию и лицемерие. Тридцать лет спустя Академия была распущена именно из-за ее чрезмерного политического радикализма. Не было такого члена Академии, у которого хотя бы одна книга не попала в Индекс, а самый радикально настроенный из академиков, Ферранте Паллавичино (Ferrante Pallavicino), поплатился жизнью за свои богохульные сочинения: в 1640 г. он был четвертован. Тем самым второразрядный литератор оказался в одном ряду с таким выдающимся мыслителем и мучеником за веру, как Джордано Бруно.
Но еще до возникновения Академии Инконьити важным компонентом политической литературы Сейченто стали «Парнасские известия» Траяно Боккалини (Traiano Boccalini, 1556-1613), которого иногда именуют «итальянским Лукианом». Этот сборник коротких историй, рассуждений, максим во многом формально связан с ренессансной новеллистической традицией, однако, несомненно, принадлежит Новому времени; он вызвал к жизни немало подражаний. Социально-политическое, подчас репортажное измерение становится здесь основополагающим для изучения мира. Даже по названию книги ясно, что Боккалини словно бы предвосхищает жанры, свойственные прессе, а ее становление в Италии относится к середине XVII в.; первый еженедельник под названием «II Sincero» (буквально: «искренний») начинает выходить в 1646 г. Реальные лица - поэты, философы, правители - свободно соединяются в «Парнасских известиях» с аллегорическими и мифологическими персонажами. Тема академий здесь также присутствует: в одном из «известий» на Парнас отправляются от каждой специальные посланники, чтобы найти действенное средство от царящего в них упадка. Но даже Аполлон не в состоянии решить эту проблему. Среди затрагиваемых Боккалини тем, естественно, на первом плане оказывается коррупция церкви; что же касается вольнодумной Светлейшей, то ее он именует «истинным прибежищем совершенной свободы». При этом автор отказывается экстраполировать опыт Венецианской республики на другие итальянские города. Не все могут быть свободны, для кого-то этот дар может оказаться непосильной ношей - эта мысль автора «Парнасских известий» не утратила своей актуальности. Книга насыщена остроумием и неистощимой выдумкой, ее автор еще тесно связан с ренессансной сме- ховой культурой, хотя и тяготеет к обличительной сатире. С той же культурой можно связать и обилие раблезианских мотивов (гастрономия и естественные выделения организма). Наиболее едкий эпизод книги - история с приемом на Парнас знаменитых, красивых и талантливых поэтесс; при этом выясняется, что истинная «поэтика» женщин - тряпки, а на Парнасе они вместе с поэтами занимаются блудом (в книге ощутим вообще свойственный бурлескной традиции антифеминистический налет). Особый интерес представляет третья, посмертно опубликованная часть книги, получившая название «Пробный камень политики». В ней Боккалини гневно разоблачает притязания Испании на мировое господство. Как и другие прогрессивные мыслители Сейченто, Боккалини призывал сограждан к противостоянию испанской тирании. Он считал вполне возможным избавить страну от ига при условии единения всех итальянских земель.
Итальянская проза XVII в. испытала как испанское (Сервантес), так и французское (особенно со стороны Оноре д’Юрфе) влияние. Весьма значительным было влияние на итальянскую прозу античной повествовательной традиции, а также «Адониса» Марино. Мода на роман оказалась в Италии недолговечной - практически она охватывает собой период с 1634 по 1662 г., - зато она породила огромное количество образцов жанра. «Ныне число романистов приближается к бесконечности», - утверждает Пьетро Микьели в одной из «Ста любовных новелл» (1651). Не создав шедевров, не выдвинув единого признанного лидера, итальянская проза XVII в. тем не менее по своему разнообразию не уступает современной ей французской. Исследователями нередко выделяются те или иные разновидности романа Сейченто - «бытовая», «фантастическая», «историко-политическая», «буржуазная», «морально-религиозная» Но все они во многих своих структурных и стилистических особенностях явно тяготели к безусловно парадигматической для романа барокко «галантно-героической» его разновидности. (Следует отметить, что в Италии не было создано чего-либо сопоставимого с французским классицистическим романом.) По обе стороны Альп барочный роман характеризовался достаточно высокой степенью клишированности сюжетов, персонажей и отдельных ситуаций и топосов. Между тем просвещенными читателями XVII в. роман воспринимался именно как образец жанровой раскрепощенности.
К наиболее популярным в Италии той поры романам относятся сочинения Джованни Амброджо Марини (Giovanni Ambroggio Marini, конец XVI в. - ок. 1667). «Каллоандро» Марини считается непревзойденным образцом барочного романа, с максимальной отчетливостью возобновляющего гелиодоровскую традицию. Впервые опубликованный в 1640 г., «Каллоандро» многократно расширялся и дорабатывался, причем изменялись и названия отдельных вариантов книги; окончательный текст вышел в Риме в 1653 г. под названием «Верный Каллоандро». Роман немедленно снискал бурный успех и вплоть до середины XIX в. постоянно переиздавался; среди многочисленных переводов «Каллоандро» на европейские языки выделим французский, выполненный Ж. Скюдери (1688).
В предисловии к «Каллоандро» Марини провозглашает свое намерение обойтись без откровенных выдумок, характерных для новеллистической или же театральной традиции, и решительно отказывается от чудес и вставных эпизодов, не имеющих отношения к фабуле (справедливости ради следует отметить, что автор «Каллоандро» все-таки вводит в текст «романические» чудеса - волшебные зелья и великаны в романе присутствуют, хотя и в гомеопатических дозах). По-видимому, идея Марини заключалась в том, чтобы превратить роман в нечто совершенно отличное от других нарративных жанров, включая и боккаччиевскую новеллу, и роман греческого и амадисовского типа. На поверку же приметы этих модификаций жанра, равно как и рыцарской поэмы, в «Каллоандро», несомненно, присутствуют.
«Каллоандро» представляет собой некий аналог современного «эва- зивного», развлекательного чтения, предоставляя читателю возможность укрыться в мире мечты. Никакой исторической и социальной достоверности в романе не наблюдается, мораль же выглядит весьма прямолинейной; герои четко разделены на «добрых» и «злых». Имя главного героя романа, рыцаря Каллоандро, у многих критиков стало нарицательным для обозначения дурного вкуса. Место действия - Турция, Египет, Греция, Ближний Восток; среди персонажей мелькает и мудрый русский царь (имя его не названо). Увлекательная для читателя Сейченто интрига строится на постоянной игре зеркал, когда одна сюжетная ситуация рифмуется с другой, а также на взаимозаменяемости двух персонажей, Кал- лоаняро (он же - Рыцарь Купидона, Зелим, Радиоте) и Леонидвды (она же - Рыцарь Луны). Оба родились в один и тот же день, при сходных устрашающих небесных знамениях. Он - сын царя Константинопольского Подиарте, она -дочь Тигринды, царицы Трапезундской; родители их, некогда влюбленные друг в друга, враждуют между собой. Из любви к приключениям Каллоандро покидает родительский дом и отправляется со своим верным оруженосцем Дурилло (слегка напоминающим Санчо Пансу) в путь. Тут-то он и встречает прекрасную амазонку Леонильду. Каллоандро скрывает свое имя из-за вражды семей и именуется Рыцарем Купидона. Каллоандро и Леонильда не только влюбляются друг в друга; они еще и поразительным образом похожи друг на друга, что рождает множество недоразумений (над происходящим витает неуловимая тень инцеста). Грандиозное сочинение Марини подчас напоминает театральную феерию, и уже одно это обстоятельство роднит его с «Адонисом» Марино. Сон, магия, театр, игра зеркал, смена идентичности - в романе использованы все проявления иллюзионизма.
Примечательно, что характер описаний, да и весь взвинченный слог прозы Марини перекликаются с поэтическим стилем Марино. Наряду с этим повествование перенасыщено речами и внутренними монологами героев, не всегда правдоподобными. Как и у других писателей эпохи, у Марини любой аффект требует выхода в слове. Особая динамика чувств свойственна женским персонажам; герои-мужчины более статичны в своих переживаниях. Разумеется, психологизма на манер госпожи де Лафайет в романе не наблюдается, перед нами не более чем коллекция любовных случаев, которые всегда могут повернуться неизвестной гранью - ведь Судьба управляет всем происходящим в романе.
Финальным актом Сейченто стало создание академии Аркадия (Рим, 1690). Ее учредителями были поэты, художники и филологи, сгруппировавшиеся вокруг укрывшейся в Италии и принявшей католицизм королевы шведской Кристины. В числе основателей были выдающийся теоретик и поэт Дж. В. Гравина (Gian Vicenzo Gravina, 1664-1718), Дж. Крешимбени (Giovanni Crescimbeni, 1663-1728), Дж. Б. Дзаппи (Giambattista Zappi, 1678-1719) и др. Вскоре возникла сеть «филиалов» в разных регионах Италии. Само название академии было позаимствовано у известного ренессансного поэта Я. Саннадзаро, в своей «Аркадии» реанимировавшего традицию античной буколики. Своей эмблемой аркадийцы избрали флейту Пана, один из излюбленных инструментов у пасторальных поэтов - он даже дал название одному из поэтических сборников Марино. В качестве своего небесного покровителя аркадийцы рассматривали младенца Христа - ведь именно ему приходили поклоняться библейские пастухи. Академики носили условные антикизированные имена. Некоторый комизм и названия академии и всей соответствующей атрибутики хорошо ощущали отдельные современники. И тем не менее, в отличие от множества других академий Сейченто, Аркадия смогла стать центральным феноменом литературной жизни Италии конца XVII - начала XVIII в.
Притязания аркадийцев были связаны со вполне определенной социокультурной ситуацией: с одной стороны, очевидная исчерпанность маринизма, с другой - стремление Италии, уставшей от непрестанных войн, к мирной жизни. Эти два обстоятельства объясняют ориентацию на Феокрита и Вергилия, отказ от вычурности, поиск спонтанности и ясности. Социальный миф смыкался с поэтическим, причем классическая форма наполнялась христианским содержанием. Рационализм и эмпиризм Аркадии вполне вписывались в рамки своего времени, определенные Декартом и Галилеем. При этом для аркадийцев была важна сбалансированность природы и разума, фантазии и интеллекта, свободного поэтического вымысла и правдоподобия; их гедонизм был столь же тщательно взвешен и выверен, что и нравоучительный заряд их творений. Фактически именно подобная сбалансированность рассматривалась ими как основа «хорошего вкуса» - как раз в конце XVII в. эта категория выдвигается в центр споров об искусстве.
ЛИТЕРАТУРА
Де Санктис Ф. История итальянской литературы. М. 1964. Т.2.
Голенищев-Кутузов И.Н. Литература Испании и Италии эпохи барокко // Голенищев-Кутузов И.Н Романские литературы. М., 1975 С. 213-340.
Croce В. Saggi sulla letteratura italiana del Seicento. Bari, 1911.
Belloni A. II Seicento Milano, 1943.
Cecchi E., Sapegno N. Storia della letteratura italiana, vol. IV. II Seicento. Milano, 1967.
Friedrich H. Epoche della lirica italiana. Vol. III. II Seicento. Milano, 1976.
- Де Санктис Ф. Указ.соч. С.252.
В честь такого не слишком веселого события – подборка книг современных (XX-XXI век) итальянских авторов. Быть может, у вас есть любимый писатель или же книга авторства итальянского писателя? Делитесь в комментариях!
Итало Кальвино
Неореалист, новый сказочник и поклонник сюрреализма очень хорошо известен в России по роману . Книжные блоггеры и влоггеры одно время так активно советовали всем и каждому прочесть этот роман, что название не слышал разве что совсем социально изолированный читатель. Хотя, даже если вы по какой-то причине видите это причудливое заглавие впервые – не переживайте. Прямо сейчас персональный совет именно для вас, да-да, для вас: читайте! Читайте и получайте удовольствие.
Кроме «Путника», Кальвино написал несколько романов, повестей и сборников рассказов. К сожалению, на русском языке опубликовано далеко не все его литературное наследие.
Имя Эко уже давно ассоциируется у читательской братии с начитанностью, запредельно широким кругозором и своеобразным чувством юмора. Безусловно, интеллекту Умберто можно было только позавидовать! Но этот очень умный и своеобразный писатель пошел чуть дальше – он сделал так, чтобы побудить читателей этому уровню соответствовать. Вспомнить хотя бы его категоричный запрет на сноски в книгах за его авторством. Да, его романы нелегко читать. Да, нужна определенная база, чтобы их понять. Но оно того стоит. Обычно в must read называю легендарные «Имя розы» или «Маятник Фуко», но в этой подборке пусть будет красивый и очень необычный роман про антиробинзонаду и остров, который находится не только в непонятном пространстве, но и еще в весьма спорном временном промежутке.
Название некоторым читателям, которые принимают подобные чудовищные истории близко к сердцу, может показаться даже издевательским. Однако вряд ли Амманити добивался этого эффекта. Скорее, хотел показать через острую и очень гипертрофированную историю, на что может быть способен взрослый человек и до чего его поступки способны довести ребенка. История страшная. Шокирующая. И, на первый взгляд, совершенно нереальная. Однако, увы, в мире регулярно случаются подобные вещи, а то и вещи в разы страшнее этой. Если вы не боитесь, что слезы будут застилать глаза в процессе чтения – прочтите, прочувствуйте и переживите роман одного из самых талантливых современных итальянских авторов.
Моравиа всегда был автором, который ни боится и уж точно ни стесняется говорить открыто на темы, которые не приветствуются в «культурном обществе». Название сборника рассказов говорит само за себя – даже дьявол смог бы поучиться греховности у героев этих историй. И, что самое интересное, подобные вещи были написаны далеко не в раскрепощенные двухтысячные! Достаточно прочесть всего пару рассказов, не зная автора, чтобы понять – это чувственность наверняка принадлежит соотечественнику Боккаччо с его «Декамероном». Кстати, еще одно не менее провокационное произведение Альберто Моравиа – роман «Я и Он» о мужчине и его говорящем (а также, соответственно, вполне разумном) пенисе.
Продолжая тему истинно итальянской чувственности – страстной и волнующей воображение – нельзя не вспомнить одного из самых известных современных писателей Италии. Барикко с девяносто первого года выпускает роман за романом, каждый из которых по-своему красив. Но все книги объединяет нежность и поэтичность. Совсем небольшой по размеру роман «Шелк» рассказывает историю молодого французского торговца шелковичных червей, который встречает в Японии прекрасную девушку. Несмотря на то, что у него уже есть жена. Столкновения культур не происходит – все вполне по-европейски. Зато чувств и переживаний – более чем достаточно.
Этот роман также не отличается внушительными размерами, что, впрочем, никак не влияет на качество произведения. Два авторских голоса в книге принадлежат жене и мужу, которые не смогли выстроить доверительный и по-настоящему наполненный любовью брак. Это не значит, что они не любят друг друга, вовсе нет. Это лишь означает, что брак для пары оказался куда труднее, чем они рассчитывали. Зато читатель может посмотреть на ситуацию с двух точек зрения – где-то супруги сходятся, где-то расходятся… Неспешное повествование, и знакомая многим, на сто процентов жизненная тема поднимает острую проблему адюльтера. Не самая приятная тема, факт. Но жизнь и не обязана быть перманентно приятной.
Загрузка...
