А. А. Панченко

Панченко А. А. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная
культура русских мистических сект. - М.: ОГИ, 2002, с. 324-341.

В речевой культуре русского крестьянства особое место занимает такназываемое «кликушество». Это известное исследователям, но плохоизученное явление обыкновенно мотивируется тем, что в человека вселилось (или было посажено колдуном) некое демоническое существо. Помимо различных психосоматических эффектов (общее недомогание, непрекращающаяся зевота, судороги и конвульсивные движения,депрессия) вселившийся демон зачастую обнаруживает свое присутствие, существенным образом изменяя речевое поведение одержимого/одержимой (как правило, кликушеству в большей степени подвержены женщины, а не мужчины). Кликуша начинает кричать на голоса, подражая различным животным и птицам, произносит бранные и кощунственные слова, выкликает имя испортившего ее колдуна. Иногдаречь кликуши ограничивается нечленораздельными звуками или глоссолалией, но чаще она вполне членораздельна и связна: нередко вселившийся в кликушу демон выступает как самостоятельная языковаяличность, способная адекватно реагировать на происходящее вовне,отвечать на вопросы, комментировать высказывания своей «хозяйки»(«хозяина»).

Трудно сказать, насколько целостным в географическом отношенииявляется феномен кликушества. Исследователи фиксировали отдельные случаи, а иногда и целые «эпидемии» кликушества на Русском Севере и Северо-Западе, в центральных и поволжских областях, в Сибири.Существует несколько региональных народных терминов, обозначающих это явление: порча, кликушество, кликота, крикота . Иногда они осмысляются в связи с представлениями о магическом воздействии злого колдуна, иногда кликушество воспринимается как явление, не имеющеепрямой связи с колдовством. В некоторых севернорусских говорах кликушество обозначается термином икота. Правда, по своему происхождению он не связан с соматическим эффектом икания и, согласно наблюдениям В. А. Меркуловой, «является самостоятельным образованием на базе специфического местного значения глагола икать "кричать,звать"» 42 . Таким образом, отношения кликать кликота аналогичны отношениям икать икота : в обоих случаях название состояния одержимости или завладевшего человеком демонического существа восходит к глаголу, обозначающему призывный крик.
324

Аналогичная форма одержимости известна у коми. Здесь она обозначается терминами шева, икота и лишинка . Первый и наиболее распространенный из них происходит от прапермского *š oua "нечто с голосом, звуком, сообщением", *š о "голос, звук". 43 Остальные связаны с заимствованиями из русского языка. «Чтобы незаметно попасть в организм человека через пищевод, дыхательное горло, через ухо и т. д., шева принимает вид волосинки, маленького червячка, бабочки, нитки, узла из ниток, насекомого с крыльями и с жалом, соринки и т. п.» 44 . Согласно материалам, собранным А. С. Сидоровым, представления коми о шеве почти повсеместно соотносятся с поверьями о колдунах и колдовстве. Как правило, шева насылается на конкретного человека. Известны также рассказы, в которых шевы изображаются сходно с демоническими помощниками севернорусского колдуна: они постоянно требуют себе работы, и хозяин приказывает им собрать по зернышку четыре пуда ржи за одну ночь; колдунья кормит шев своим собственным молоком, а когда их бросают в печку, испытывает физические страдания; человек, одержимый шевой, не может умереть прежде, чем она выйдет из него. Что касается особенностей поведения одержимого шевой, то они в существенной степени соответствуют тому, как ведет себя русская кликуша 45 .

Наконец, среди автохтонных народов и русских поселенцев Северо-Восточной Сибири сходные с кликушеством явления обозначаются терминами мэнэрик, (э)миряченъе, имяреченъе 46 . Вероятно, что такое разнообразие названий объясняется языковыми и культурными контактами: исходный аборигенный (возможно, якутский) термин мог быть переосмыслен в связи с русским мерек "злой дух, призрак", мерекать "бредить" (от *merk- наряду с *mь rk-) 47 , а также с имярек (поскольку зачастую кликуша выкрикивает имя «испортившего» ее колдуна, а также имя поселившегося в ней беса). Отсюда же, по всей видимости, происходит севернорусское миряк "мужчина, страдающий кликушеством". «Есть поговорка, - пишет В. И. Даль, - просватать миряка за кликушу, это значит свести вместе такую пару, которая друг друга стоит, такую ровню, где оба никуда не годятся. <...> Миряк - почти то же между мужчинами, что в бабах кликуша: это также одержимый бесом, который кричит, ломается, неистовствует и обыкновенно объясняется голосом того или другого зверя или вообще животного. Миряки в особенности появляются в Сибири и, по мнению некоторых, происходят от языческих шаманов» 48 .
325

Хотя о русском кликушестве написано довольно много, специфика речевого поведения кликуши, а также социокультурные функции этого явления в повседневной жизни крестьянской общины исследованы недостаточно. Известные нам материалы о кликушестве, относящиеся к ХУП-ХУШ вв. (пермское дело начала XVII в., лухское и шуйское дела 1650-1670-х гг., петровские и аннинские дела о «притворно беснующихся» 49 ), отражают ситуацию сквозь призму следственных процедур, т. е. характеризуют лишь аномальные случаи, когда социальный эффект кликушества выходил за пределы повседневного контекста массовой культуры и непосредственно сталкивался с государственными институтами. Что касается статей и публикаций Х1Х-ХХ вв., то они характеризуют явление не совсем равномерно. Мы располагаем достаточным количеством этнографических и медицинских описаний отдельных «припадков» и целых «эпидемий» кликушества, публикаций крестьянских рассказов о кликушах и кликушестве, персональных нарративов самих кликуш. Однако до сих пор не проведено сколько-нибудь последовательного анализа речевого поведения кликуши. Единственная известная мне публикация в этой связи была предпринята С. Е. Никитиной, записавшей на фонограмму свой разговор с севернорусской женщиной-икотницей и ее икотой 50 .

Интерпретации и репрезентации русского кликушества, встречающиеся в церковной, этнографической, исторической и медицинской литературе Х1Х-ХХ вв., в самом общем виде соотносятся с двумя объяснительными подходами, которые можно назвать «нарративом священника» и «нарративом врача». Первый, основанный на новозаветных и агиографических сюжетных схемах, подразумевает, что в кликушу, икотницу или миряка вселяется бес, подавляющий волю человека, толкающий его на девиантные и святотатственные поступки, не терпящий ничего, связанного с церковью и православной обрядностью. Хотя различные «святости» могут ослабить воздействие нечистого духа, единственный способ полного избавления от одержимости - ритуал экзорцизма, который должен совершить священник или старец, специализирующийся на «отчитывании» бесноватых. При этом, с точки зрения представителя официальной церкви 1860-х гг., в религиозно-аксиологическом смысле кликушество следует оценивать скорее позитивно, чем негативно: «Этим явлением торжественно подтверждается истинность св. тайн православной кафолической нашей Церкви» 51 . Согласно подходу второго типа, кликушество представляет собой специфический вид нервного расстройства (истерический невроз, патологическое подражание), обусловленного бытовыми и социально-психологическими условиями крестьянской жизни наряду с «народными суевериями». Исходя из этого, писавшие о кликушестве медики старались описывать и анализировать патогенез отдельных случаев и эпидемий кликушества, а также, в зависимости от эпохи и своих персональных склонностей, предлагали различные способы терапии: от коллективной порки в канун праздника (В. И. Даль) до гипнотического воздействия (И. В. Краинский, М. П. Никитин).
326

По всей вероятности, и «нарратив священника», и «нарратив врача» отчасти релевантны тем представлениям о кликушестве, которые были распространены в русской деревне второй половины XIX - начала XX в. Однако, в то же время, оба этих подхода скорее затемняют социальную и культурную специфику кликушества как феномена крестьянской культуры. Репрезентация кликушества в качестве бесоодержимости необоснованно уравнивает мотивы кликушества и плотского сожительства человека с демонами, а также подмены человека демоническим существом 52 . Что же до «медицинского» подхода к истолкованию кликушества, то, с одной стороны, он плохо совместим с фольклорно-этнологическими и культурно-антропологическими методами изучения традиционных форм адаптации измененных состояний сознания, а с другой стороны, никак не соотносится с системой т. н. «народной медицины» (крестьянские представления о болезнях и способах их излечения, о колдовстве и порче и т. п.). Кроме того, ни тот, ни другой подход не касается социальных и культурных функций кликушества, а также данных об диахронной изменчивости этого явления. Между тем, по мнению А. С. Лаврова, исследовавшего судебно-следственные дела о кликушах первой половины XVIII в., «речь идет о феномене, связанном с какими-то социально-культурными изменениями. <...> ...На поверку кликушество оказывается... исторически изменчивым явлением, в чем, собственно говоря, и состоит его особый интерес» 53 . О функциональной природе кликушества речь пойдет ниже.

Фольклорно-этнографические материалы о русском кликушестве второй половины XIX-XX в. распадаются на несколько групп. Это свидетельства этнографов и медиков, непосредственно наблюдавших припадки кликоты, записи персональных нарративов самих кликуш, а также крестьянских рассказов о кликушах и кликушестве. Очевидно, что все эти данные характеризуют разные аспекты и разные виды социального «преломления» исследуемого явления, поэтому именно их сопоставление позволяет представить себе специфику кликушества как феномена крестьянской культуры.

Говоря об особенностях русского кликушества, следует иметь в виду три основных типа речевого поведения одержимой/одержимого. Во-первых, это нечленораздельные крики, косноязнычное бормотание, реже - глоссолалия или эхолалия. Зачастую этот тип характеризует начало припадка или первую стадию «проявления» посаженного демона. Другой тип - подражание голосам животных. Кликуша кукует кукушкой, лает по-собачьи, кричит петухом, мяукает, как кошка, и т. п. «Уйдет вот в лес, - вспоминает про порченую новгородская крестьянка, - значит, заберется на елку, кукует. И даже на нашесть с курицам забиралась и там пела петухом всяко». Впоследствии изгоняемый демон
327

Объясняет, что, кроме него, в порченой обитают собака и кукушка: «„Дак как я уйду?! Я столько лет жил, - говорит. - Да я, - говорит, - еще и не один". А я говорю: „Как это - не один?" - ,Л я, собака и кукушка". А я говорю: „Дак как... А тебе как помочь? Я г<ово>рю, батюшка поможет?" - „Нет, не поможет". - „А врач поможет?" - „Нет, не поможет". Я говорю: „Дак кто же вам поможет?" - „Такие люди могут... есть помочь"» 54 . Голоса животных в речи кликуши могут перемежаться с членораздельной речью демона или самой одержимой:

Апрасюха бросила кричать кукушкой, залаяла по-собачьи, а потом заговорила: «вы што там балакаете? штоб я сказала вам, хто меня испортил? Не скажу, не скажу! Ха-ха-ха! чав-чав-чав! Ку-ку-ку-ку!» - «Послушай, Осип, ты бы положил ей на грудь поклонный крест», - советуют мужу. - «Не хочу, ой, ой, не хочу! Не буду, не буду! - кричит Апрасюха». Муж берет из божницы крест и несет к больной. - «Гав-гав-гав, - лает она на крест и начинает биться и метаться, когда хотят положить его на грудь: ой, тяжко, умираю!» - кричит Апрасюха 55 .

Что до собственно речи от лица демонического существа, которым одержима кликуша, то она также соответствует нескольким устойчивым тематическим направлениям. Наиболее распространено выкликание имени колдуна, насадившего порчу: иногда демон сообщает его по собственной инициативе; иногда, для того чтобы это выяснить, требуются специальные магические действия. Известно значительное число случаев, когда при встрече с подразумеваемым виновником (виновницей) порчи демон называет его «батюшкой» или «матушкой» 56 . Кроме имени испортившего, демон может сообщать и конкретные обстоятельства порчи.

А он и говорит: «Дак и вот она, говорит, вот невинная душа страдает понапрасну». Я говорю: «Ну вот сами сказали, что невинная душа страдает понапрасну. Дак вы и дайте ей, освободите, чтоб она не страдала». - «Ну дак уж раз поскольку народа столько собралося, - говорит, - дак все расскажу. В этом-то доме, в этой-то избушке было сделано на рыбничке на Татьяну Ивановну (на мать ейну), а мать-то Татьяна Ивановна не съела, а съела дочь Лукерья. Вот ей и получилось. Вот год от года у ей все так и шло, все так и шло. Она гуляла, мол, с парнем, у ней, мол, живот расти, стали думать, что она в положеньи от его. Она не в положеньи. Дак вот теперь... Теперь что же мене делать?» 57 .
Кто-то из присутствующих, по обычаю, чтобы заставить ее назвать виновника ее припадка, взял Наталью за безымянный палец. Тогда она начала кричать: «Ах, Семенушка! Сгубил ты мою молодость! Ветрено! Ветрено в средних воротах. Как пошла до ветру, так в тебя и влетело» 58 .

Нередко демон рассказывает и о том, кто еще в деревне скоро закричит, о том, на сколько лет он посажен, в ком гулял раньше, о своем имени и, так сказать, социальном статусе. Так, например, доктор Д. П. Любимов, обследовавший двенадцатилeтнюю девочку-кликушу из Саратовской губернии, записал следующее:

Дальнейший рассказ был от первого лица: «Во время свадебного поезда я сел на ноги к новобрачному, потому что он вышел из церкви без молитвы, когда же она (больная девочка) осудила молодого, то я перешел к ней и буду сидеть в ней тридцать лет; до этого времени я сидел 18 лет в А. С., крестьянке села Б. Самарской губернии, и оставил ее назад тому только месяц, по случаю ее смерти». На наш вопрос у больной, с кем мы говорим, она отвечала от первого лица: «я майор и даже выше полковника». Когда мы усомнились в обещании рассказчика мучить больную столько лет, девочка в беспамятстве предложила нам считать, сколько раз она крикнет; по счету вместо 30 оказалось 27 59 .

В порченой крестьянке с севера Новгородчины обитало существо, представлявшееся «господином» и даже «царем» Сашкой:

Информант : ...вот она говорит: «Вот, господин Саша, сходи... сходит, пивца попьет (вот хоть в праздник какой). Вот придете, потом я вам скажу». <...> Вот она сядет, <а> он кричит, там пус<т>ь выкликает. <...> Вот она, говорю, что... <ее спрашивают:^ «Как ты попал, Саша, туды, х ей?» А он г<ово>рит: «Я... Она как будет умирать. Я ею мучать не буду. Я уйду. Уйду!» Вот он так там говорил. «А если она вот...» - «А как ты попал?» - 1о<во>рит: «Делали не ей, не ей делали в свадьбы. А она там... надо было фуркнуть, говорит: я на самом краешке в пиве сидел. Пиво выпила, и вот туды я, г<овор>ит, и <в>скочил. Вот. <...>
Собиратель : А вот что это за Саша-то в ней сидел?
Информант : Не знаю. Что за Саша посажен был? Он сам себя как царь (т. е. называл себя царем. - А. П.}. «Я, - г<ово>рит, - царь Саша посажен». Хто его посадил, не знаю. Что там, не знаю. Вот. Она, говорит, сядет, вот рот раскроет, а он кричит там 60 .
329

А в однодворце из Екатеринославского уезда в 1861 г. гулял некий Саз он утопленник:

Иван Букреев... показал, что он с ноября 1860 года стал чувствоватьв груди и около сердца какое-то давление и боль. Это продолжалосьдо марта 1861 года; с этого времени он начал впадать в беспамятство и кричать по-птичьи и лаять по-собачьи. Во время припадка онговорил, как люди ему рассказывали: «я - Сазон утопленник и хочупогулять в тебе и кто меня посадил в тебя, не скажу, не скажу» 61 .

Наконец, довольно широко распространен обычай гадания при посредстве кликуши. «Существует уверенность, - пишет Г. Попов, - что во времяприпадка кликуша не только верно определяет прошедшее, но можетпредсказывать и будущее, узнать, какое с кем будет несчастье или радость,кому грозит смерть и т. п. Она будто бы все знает, все выводит на чистуюводу, может сказать, кого испортили, подожгли, обокрали, указать виновное лицо, описать его наружный вид и указать место покражи. В некоторых деревнях; как только с кликушей начинается припадок, к ней со всехсторон бегут узнавать будущее» 62 . Одним из главных занятий вышеупомянутого «господина Сашки» был поиск пропавших животных, вещей и т. п.Характерно, что именно ответ порченой на вопросы такого рода обозначался в локальной традиции глаголом выкликатк

Собиратель : А вот что она выкликала-то...
Информант : А вот кто что спросит, она и го... скажет. Вот придет, скажет что... Потом пришел... вот дедушко говорит: «Я пришел, зашел х ей. Она перво сказала, что „вот схожу, пива попью.Потом придешь, дак, ты... я тебе расскажу"». Это было. Вот на второй день он и пришел. Он и сказал, что она сказала: «Иди туда-то,вот там-то; вот там-то, там-то твоя корова завязши. Завязши вот вэтом... Возьми народа, вот. Вот пока она еще жива». И вот сошел -действительно она там около озера в болотине где-то завязла
63 .

Достаточно живописную картину такого гадания в Орловской губернии воспроизводит Г. Попов по материалам Тенишевского бюро:

«Приехали мы, - передает баба, - к крикуше вечером. Народу понаехало - конца нет. По утру встаем, идем к ней в хату, видим: сидит на перехрестках, под святыми, старая старуха, растопырившиноги, голову в коленки вогнувши. Смотрим, народ к ней подходит,кладет ей в коленки булки и кричит: погадай, Михаила Иваныч!Начинает она сначала ржать по-лошадиному, по-собачьему брехать, а как, этта, откричит, глаза у ней сделаются все одно, какогонь, и начинает угадывать, кому што будет. Рассказывает, кто испорчен, кому привороты сделали, кому насмешка делается» 64
330

Что касается повседневных социальных ситуаций, обусловливающихприпадки кликоты, то на первом месте здесь стоит так называемая «боязнь святостей»: кликуша начинает беситься при любом контакте с предметами и людьми, связанными с церковным обиходом. Приступ кликоты может быть вызван запахом ладана, встречей со священником, звуком церковного колокола, видом чудотворной иконы, причастием. Изпеснопений церковной службы наиболее часто ассоциируется с кликушеством Херувимская песнь, открывающая начальную часть литургии верных, следующей за литургией оглашенных (см. выше, в гл. 2).

Помимо «боязни святостей» необходимо упомянуть еще одну примечательную кликушескую фобию, которая, согласно И. Г. Прыжову, былапреимущественно распространена «у раскольников» 65 . Речь идет о «боязни табаку». С точки зрения теории «одержимости бесом» эту фобиюинтерпретировать довольно сложно: ведь отношение к курению и управославных иереев, и у старообрядцев, и у большинства сектантоввсегда было негативным. В предисловии к монографии Н. В. Краинского В. М. Бехтерев предложил толковать «боязнь табаку» как инверсиюсектантского мировоззрения: «Известно, что курение табаку, по взглядумногих сектантов, которых народ вообще именует „еретиками", есть дело рук антихриста, а потому они не только не употребляют табаку, но ине допускают его в свои избы. Поэтому боязнь табаку у кликуш выражает как бы принадлежность их к ереси, что в глазах простого народа почти равносильно богоотступничеству» 66 . Мне, однако, кажется, чтоздесь можно предложить менее замысловатое и более аргументированное объяснение. О нем будет сказано чуть ниже.

Наконец, приступ кликоты может быть вызван встречей с предполагаемым колдуном или какими-нибудь малозначимыми внешними раздражителями (скажем, собачьим лаем или деревенской ссорой). Вообще говоря, реконструируемые по персональным нарративам кликуш и рассказам непосредственных свидетелей обстоятельства первого проявлениякликоты мало отличаются от обстоятельств, с которыми вообще ассоциируется порча, сглаз или доспешка. Как правило, этиология одержимостисоотносится в крестьянских рассказах с порчей на свадьбе, негативнымиотношениями в семье либо внутри крестьянской общины или встречейсо странником-колдуном. Из пяти кликуш, опрошенных М. П. Никитиным летом 1903 г. в Саровском монастыре, две считали себя испорченными соперницами - любовницами своих мужей, две связывали порчус днем своей свадьбы и одна считала, что ее испортил странник, как-тораз ночевавший у них в избе 67 . Как правило, те «эпидемии» кликушества, которые описывали исследователи конца XIX - начала XX в., былисвязаны или со свадьбами, или со слухами о появлении в общине «сильного» вредоносного колдуна.
331

Если отвлечься от восприятия кликушества в качестве исключительно негативного психосоматического или религиозного явления и попытаться определить, так сказать, прагматическое значение кликуши вповседневной социальной действительности русской деревни, можновыявить две отчетливые функциональные доминанты. Во-первых, кликуша публично выкликает имя колдуна, портящего односельчан. Во-вторых, вселившегося в нее демона используют для гаданий и предсказания будущего 68 .

Проблема социального значения крестьянских нарративов о колдовстве, порче и сглазе нуждается в специальном анализе. Вероятно, однако, что в определенных кризисных ситуациях, будь то эпидемия, неурожай, матримониальные неурядицы и т. п., магические способы определения имени колдуна вкупе с попытками изгнать его из общины илиубить служили эффективным средством для снятия социального напряжения. Естественно, что «козлом отпущения» в такой ситуации легко мог стать человек, не имевший никакого отношения к магическимпрактикам, но вызывавший недоверие или раздражение односельчан всилу девиантности своего поведения. Существует несколько устойчивых мотивов крестьянских мифологических рассказов об идентификации личности колдуна: при помощи специального магического приема его вынуждают прийти в ту избу, где он сделал порчу; знахарь показывает лицо колдуна в блюдце или стакане с наговоренной водой и предлагает жертве колдовства выколоть портежнику глаз, в результате чего тотдействительно кривеет; колдуна-оборотня узнают по отметине илитравме, полученной им в облике животного и т. п. 69 В повседневномкрестьянском обиходе существовала и практика слежки за колдунами -особенно в календарные даты, предполагающие особую колдовскую активность (Великий Четверг, Иванов день и др.). Вот, например, что рассказывает об этом гдовская крестьянка:

Собиратель : А не говорили, что колдун может у коровы молоко отбирать как-то?
Информант : Все говорили! Все. Все. И вот однажды сидели...эты... ребята. Сидели. Вот на этот Великой Четверег. Это. И вотмоя дочка... по-моему, сидела. Вот решили покараулить. А у ней накрыши - на своей крыши - было сделано... Вот крыша - я ниче незнаю, так у меня ниче не сделано, а у ней вот на этой вот посредикрыши вот сделана такая дырка. И вот как ветер, вот... это... так отхлестнет - это шифера прибита резинова - и опять захлестнет.И вот все это говорили, што вот эта - чужих коров ей молоко носив эту дырку черти.
Собиратель : Черти?

332

Информант : Да. Черти нося молоко. А наскоко верно - мы нязнаим. И вот это... Ну и ребята собрадися: «Давайте будем сидеть».Там и это... А мы тут даже рядом жили. Так нам-то она о-ой... Творила делов! Все время скотина болела. И не завести было, и болела всеи... И вот это... сидят они. Сидят и, грют, вдруг от ей што-то вылетело как горящее. Мы, грит, бежали - себя не помнили, куда бежали,с испуга. Што-то, гри, вылетело, как, грит, от горящее ще-то, говори, полетело в деревню. И мы, грю, убежали вот от этой колдуньи 70 .

Можно предположить, что функциональная природа кликушестватесно связана именно с определением имени колдуна и его социальнойинституциализацей. Устами кликуши деревенский мир говорил то, чтоне могло быть сказано другим образом: тот или иной односельчанин занимается вредоносным колдовством и должен быть наказан или исключен из крестьянского сообщества 71 . Таким образом, первоначальнымстимулом к распространению «эпидемии» кликушества могла быть таили иная кризисная ситуация, обусловливающая потребность в идентификации и изгнании колдуна. Надо сказать, что подобные «эпидемии» выкликания имени колдуна нередко приводили к самым серьезным последствиям. Так, в 1879 г. в тихвинской деревне Врачево крестьяне сожгли пятидесятилетнюю солдатскую вдову Аграфену Игнатьеву, на которую выкликали испорченные 72 . Воспоминания об этом инциденте сохранились в местной устной традиции вплоть до 1990-х гг.:

Дак вот, вот в этом огороде, вот там, на задворке, вот, в огороде,прежде, прежде была избушка, дак така была колдунья, и эта колдунья - это рассказывала (?), это мне свекр свой говорил, - эта колдунья людей порчила, на нее уси были обозливши, и она жила тамвот одна, одна избушка така была, так ей сжигали. Вот она умерла,может быть, бы, а ее сожгли. Чтоб пусть - она людей травила, даклюди страдали, дак пострадай и ты. Дак вот ей и сжигали тут. Это,это слышала, желанный, така была колдунья, нехорошая 73 .

Специально исследованная Н. В. Краинским «ащепковская эпидемия» кликушества (дело происходило в Смоленской губернии в1897-1898 гг.) 74 началась, по-видимому, с неприязненных отношениймежду предполагаемой колдуньей Сиклитиньей Никифоровой и ее соседкой Василисой Алексеевой. Сначала на Сиклитиныо стала выкликать Василиса: «Сиклитинья меня спортила! Много она насажала; она ещесемерым насажала, и те еще закричат! Не верите мне? Тогда повидите,вместе гулять будем!» 75 . Вскоре предсказание Василисы «сбылось», и вконце концов Сиклитинье пришлось уехать из деревни в Москву.
333

Трудно сказать о том, какую из двух рассматриваемых социальных функций следует считать первичной. С одной стороны, возможно, что именно «поиски колдуна» служили исходной причиной появления кликуши (кликуш) в деревенской общине. Даже если портежника действительно подвергали остракизму или убивали, это не избавляло испорченных от одержимости: они, так сказать, оставались жертвами социальной необходимости. Впоследствии кликуша могла занять определенную нишу в повседневной жизни крестьянской общины: в этом случае ее одержимость использовалась для гадания. Однако по тем или иным причинам она могла оставаться и не инкорпорированной в деревенский обиход. Именно в такой ситуации одержимость воспринималась в качестве сугубо негативного эффекта, требовавшего совершения ритуала экзорцизма.

С другой стороны, «пророческая» функция кликуши не только имеет самостоятельную значимость, но и находит определенные аналогии в различных формах крестьянской религиозной культуры. Хотя ясновидение кликуш может интерпретироваться исключительно в контексте одержимости бесом: «будто бы в то время, когда... кликуша лежит без движения и как бы спит, бес выходит из нее, рыскает по свету и разузнает о спрашиваемом» 76 , - известны случаи, когда в роли прорицающего демона неожиданно оказывается Богородица. В этом смысле показательно дело «о бесноватой девке Щаниковой» (известной также как «елховская Дунюшка»), рассматривавшееся в Нижегородской палате уголовного суда в начале 1850-х гг. 77

Осенним вечером 1848 г., «незадолго до праздника Покрова», крестьянская девушка из нижегородского с. Елховка Авдотья Щаникова увидела «положенную неизвестно кем на окно дома тряпицу, завязанную узлом».

Взяв эту тряпицу, Авдотья ее развязала, и в ней оказалось зерен с 10 гороху и уголь... Тут вдруг Авдотья сделалась как бы в сумасшествии и пролежала до другого дня, а на другой день с разными конвульсиями стала кричать, что ее испортил какой-то Митька и посадил в нее, Авдотью, дьявола, каталась по полу и билась... <...> Около праздника Рождества Христова во время сумасшествия стала кричать о Казанской Божией Матери и просить у нее прощения..., кричала, что Казанская Божия Матерь ее мучает за то, что ее, Божию Матерь, заморозили и она, Авдотья, ее не почитает; просила внести в избу Божию Матерь. Этот образ Казанския Божия Матери... был вынесен в сени и стоял без всякого уряда на полке - и об этом-то образе Авдотья... кричала и произносила слова, что образ заморозили, не почли - и за это ее Авдотью Казанская Божия Матерь мучает и будет морозить ее... до тех пор, когда на Авдотья украсит и исправит этот образ дорогими каменьями <и> полотном..., есть ли этот образ будет Авдотья обмывать водою и пить воду натощак - то из нее диавол выйдет кровью... 78
334

Действительно, после того как мать одержимой «взяла из сеней образ, обмыла его водою и стала воды давать Авдотье», у нее «открылись необыкновенные крови и шли чрез детородную матку три дни. После этих кровей ей... сделалось гораздо легче - перестала зябнуть и стала спать». Впрочем, приступы одержимости на этом не прекратились: «Авдотья стала кричать, что она Божией Матерью от диавола и от мороза избавлена, но страдает уже не от дьявола, а по Божьему повелению и будет страдать до украшения образа». Кроме того, из слов Авдотьи явствовало, что после «украшения» икона «будет исцелять всякие болезни» 79 . Однако еще до того, как образ был отправлен в Арзамас к некоему «безногому больному» иконописцу, окрестные крестьянки стали приходить к Авдотье, чтобы поить больных водой, «слитой» с образа, а также чтобы послушать «предсказания» «елховской Дунюшки». Односельчанка Щаниковой Макрида Тимофеева показывала по этому поводу следующее:

Первый раз ходила я узнать о том, что выздоровеет ли у меня сын хворый, но зачем пришла, того не объяснила, а загадала только про себя и подала ей яйцо. Взявши его, Авдотья мне сказала: «Что на эту благодать тебе сказать? Матушка заступница, что мне на это сказать?» Потом, помолчавши, ответила: «Дуня дура, разве ты не знаешь, что на это сказать, получит ли кто благодать, золотой венец да крест, да положить их в церкви в кладовую до времени да вынести в поле на волю». <...> Второй раз я пришла в праздник Покрова, желая узнать о человеке, попавшем в несчастие, и подала яблоко да грош, опять об этом ничего ей не сказавши. Взявши это, она стала отказываться отвечать, говоря: «Что тебе отвечать на эту благодать, сегодня праздник, Матушка заступница не велит сказывать», - а потом сказала: «Яма-то вырыта, как мне, Дуня дура, быть, как бы не попасть в эту яму, как быть, как обойти, да, Матушка, нельзя ли мимо обойти эту яму, как обойти, чтоб не попасть в эту яму? - попадешь да выйдешь». <...> Оба эти предсказания действительно и сбылись. Сын мой выздоровел, а человек, о котором спрашивала, из острога выпущен» 80 .
335

Хотя история Авдотьи Щаниковой, неожиданно превратившейся из одержимой «дьяволом» в глашатая Казанской Богородицы, достаточно специфична, она в существенной степени корреспондирует с рассмотренными во второй главе настоящей работы материалами о северно-русском и сибирском крестьянском визионерстве ХVI -ХV Ш вв. - начиная со статьи Стоглава о «лживых пророках». Содержательно крестьянские видения этого времени зачастую связаны с рядом специфическихзапретов и предписаний (запрет на матерную брань, пьянство и «питьетабака», необходимость почитания праздничных дней), сопровождающихся отчетливо выраженными эсхатологическими угрозами. На мойвзгляд, именно устойчивым присутствием темы табака в крестьянскихэсхатологических видениях конца XVII в. можно объяснять соответствующую фобию у кликуш более позднего времени. Важно и другое: хотякрестьянское визионерство, по всей вероятности, не имело прямойсвязи с одержимостью кликотой, его физиологические характеристики сопоставимы с симптомами кликушеского припадка. Визионеры «трясутся и убиваются», их «тружает», «Божья сила» ударяет их об землю и т. п. Кроме того, нередко в видениях является не Христос, Богородицаили чтимый святой, а чудотворный образ, выступающий в роли самостоятельного потустороннего существа, не только сообщающего визионеруопределенную информацию, но и требующего от последнего тех илииных действий. В этой связи показательна более поздняя (1860-е гг.) ис-тория видений парализованной крестьянки Анны Ермолаевой, изложенная С. И. Штейнбергом 81 . Однажды Анна, ночевавшая в доме соседа,увидела во сне «огромную женщину», которая приказала ей встать и нести иконы. Анна отвечала, что не владеет ни руками, ни ногами. «Онавзяла одну икону, спустила с нее воды и умыла меня. Поставила она потом икону на место, духом дунула, и вот иконы стали точно золотые. Тогда Заступница, которая на одной иконе была, открыла глазки, и я припала к ней. Она сказала мне: „Не ты ко мне пришла, скорбная, а я к тебе".Вдруг я проснулась и поднялась на ноги, выхожу в сени, а икона стоит тами сияет». В последующих сновидениях богородичная икона последовательно требовала у Анны, чтобы та взяла ее к себе в дом, рассказала обо всем происходящем священнику и, наконец, отнесла ее в церковь. Любопытно, что в персональном нарративе Анны Ермолаевой «открытие» новой чудотворной иконы непосредственно ассоциируется с кликушеством: «До этого времени женщины в церкви никогда не кричали, а когда яприобщалась, так у обедни начала кричать одна порченая женщина. Отслужили молебен, подвели ее прикладываться к иконе, и вдруг враг изнее вышел. После этого народ стал собираться и служить молебны» 82 .

Таким образом, в русской народной культуре ХVII -ХI Х вв. обнаруживается значительное количество явлений, типологически и функционально сопоставимых с кликушеской одержимостью. В связи с этим необходимо вернуться к проблеме единства крестьянских религиозно-мифологических представлений, связанных с кликушеством. Прежде всего: как соотносится речевое поведение кликуши с представлениями овселяющемся в нее существе?
336

Здесь наблюдается ряд противоречий.Кликуша может то говорить от имени «антропоморфного» существа, обладающего именем и какими-то социальными признаками, то кричать голосами различных животных 83 . Конечно, в данном случае можно просто указать на широко распространенные мифологические представления о частичном или полном зооморфизме демонов, «своего рода неизбывность демонической сущности, словно „проступающей покраям" человеческой личины в виде териоморфных признаков» 84 .Но все же было бы любопытно выяснить, почему кликоте приписываются те или иные зооморфные черты, в частности - голоса определенных животных (чаще всего: кукушки, петуха, собаки, кошки, лошади).При этом представления о проникновении порчи в человеческое телонередко соотносятся с образами насекомых, земноводных или мелкихгрызунов 85 , что никак не соответствует тем голосам, которыми кричитодержимая. Исходя из этого, довольно трудно говорить о более или менее целостном образе вселяющегося в кликушу демонического существа. Вместе с тем, все перечисленные характеристики последнего довольно легко укладываются в рамки славянских народных представлений о материальных формах существования души умершего или спящего человека 86 . Показательно, в частности, что одним из наиболее устойчивых «зооморфных» признаков русской кликоты является крик кукушки: в целом ряде восточнославянских регионов именно кукушку считают воплощением души умершего, нередко с кукованием кукушки связывалась особая форма голошений «по своим горям» 87 . С другой стороны,в некоторых южнославянских традициях распространено представление об особом магическом эффекте кукования: кукушка, в частности, может «закуковать корову», т, е. отнять у нее молоко. «Чтобы кукушка не „закуковала корову"..., принимали превентивные меры. В западной Болгарии (район Софии) весной, когда начинала куковать кукушка, совершалиобряд, называемый откукване кравата от кукувица. Его исполняли двеженщины. Они окропляли водой всех отелившихся коров и буйволиц,впервые выгоняемых на выпас, и переговаривались: „Куку! - Што кукаш?" "Ку-ку! - Что кукуешь?". Ответ на этот вопрос был таков: „Откукваммлеко и масло" "Раскукиваю молоко и масло". Завершался диалог репликами: „Откука! го! - Откуках го!", "Раскукай его! - Раскукала я его!"» 88 . В южнославянской же традиции подражание крику кукушки используется в обряде, предотвращающем превращение покойника в вампира 89 .
337

Л. Н. Виноградова, специально исследовавшая проблему спецификикрестьянских представлений о демонах, вселяющихся в бесноватых,также указывает на «связь мифологических персонажей этой категории с символикой души». По ее предположению, основой для славянских поверий о вселении в человека «нечистого духа» послужили «архаические представления о вредоносных душах умерших („заложных" покойников), лишенных возможности перейти в загробный мир», а «праформой духов, летающих по воздуху и обитающих в воде, способных вселяться в людей (равно как и в объекты живой и неживой природы), могут быть мифические существа, определяемые в древнерусских источниках как „навьи"» 90 . Действительно, по некоторым свидетельствам, демон,владеющий кликушей, прямо именуется душой самоубийцы или умершего неестественной смертью 91 . На это же указывает и использование глаголов гулять и ходить в самоописании демонов: здесь очевидна связь с образом ходящего покойника, не принятого землей и тревожащего живых.

Вместе с тем, имеющиеся материалы не дают оснований говорить осколько-нибудь устойчивой и последовательной традиции крестьянских поверий, связанных с обликом и происхождением кликоты 92 . Конечно, можно предположить, что известные нам по материаламХУШ-ХХ вв. формы кликушества представляют собой рудименты какой-то более целостной архаической культурной практики. Однако никаких отчетливых свидетельств, подтверждающих это, у нас нет. Помимо уже упомянутых «медицинских» и «церковных» объяснений феномена кликушества, можно указать на мнения М. Н. Власовой, полагающей,что «в средневековой Руси кликуши были, по-видимому, своеобразнымипророчицами полуязыческой-полухристианской веры» 93 , и С. И. Дмитриевой, трактующей севернорусские представления об икоте в качестве «пережитков шаманства» 94 . Несколько по-иному смотрит на проблему А. С. Лавров: предполагая, что кликушество появляется во времяСмуты в связи «с какими-то социально-культурными изменениями», онвидит основу генезиса этого явления в «кульпабилизации русской женщины XVII в.». «Страх перед „святостями", припадки, поражающие кликуш в церкви, могут быть объяснимы как сознанием своей греховности (общим для мужчин и для женщин), так и специфичным для женщин сознанием своей „нечистоты", неподготовленности к входу в храм. Можно представить себе следующую ситуацию - по той или иной причине роженица входит в храм, не очистившись предварительно молитвойпосле родов. Тот же самый внутренний конфликт мог быть связан с месячными. <...> В этом отношении становится ясно, почему страх развивается со временем - эпизодически редкие контакты с церковью сменяются более или менее систематическим ее посещением, регулярным причастием и исповедью, причем мысль о своей неподготовленностивела к раздвоенности. Сдерживающие моменты экстериоризировались, представлялись как воздействие беса или „нечистой силы"» 95 .Вслед за А. Н. Власовым Лавров полагает, что кликушество нашло своеместо «в храмовом действе в XVII в.» и было сравнительно легко инкорпорировано в богослужебную практику (что, вероятно, способствовалоразвитию представлений о кликушестве как о бесоодержимости) 96 .
338

Что касается «пережитков шаманства», то здесь, вероятно, стоитвспомнить работы К. Гинзбурга, посвященные фриульским benandanti .«Эти люди, обвиненные в 1570 г. местными властями, рассказывали инквизиторам, что при смене времен года они впадали как бы в летаргию. Одни из них (обычно мужчины) говорили, что во сне они сами (или ихдух), вооружившись ветками укропа, отправлялись сражаться в дальниеполя с ведьмами и злыми колдунами, вооруженными, в свою очередь,стеблями сорго. Эти воображаемые сражения велись из-за плодородияземель. Другие (главным образом женщины) уверяли, что во сне они(или их дух) присутствует на шествиях мертвецов. Свои необычайныеспособности все они приписывали тому, что родились в сорочке <...>...Ночным путешествиям benandanti предшествовало летаргическое состояние, когда их дух покидал их как бы умершее тело и отправлялся впуть в виде какого-нибудь живого существа (мыши или мотылька) иливерхом на животном (зайце, собаке, свинье и т. п.)» 97 . Феномен benandanti не уникален: Гинзбург указывает на существование аналогичных верований в южнославянских, финноугорских и др. традициях. Ближайшая аналогия benandanti - сербские и черногорские здухачи . Это люди или животные, «обладающие способностью бороться с непогодой,защищая свои угодья от нападения других атмосферных демонов». При приближении непогоды здухач «впадает в сон, а его душа борется с бурей, принимая облик ветра, орла, мухи. Проснувшись обессиленным и уставшим, он обнаруживает на себе раны, полученные во время битвы».Так же, как и benandanti , здухачи рождаются «в рубашке», которую имследует хранить в качестве талисмана. «Свои» здухачи сражаются с «чужими» (так черногорские здухачи сражаются с «заморскими», т. е., собственно, с benandanti , которые, по всей вероятности, существовали нетолько во Фриули, но и в других областях Италии): «победившая сторона отнимает у побежденных противников урожай, молоко коров и овец, здоровье людей и скота» 98 .

В поисках исторических корней этих и подобных им представленийоб экстатиках, сражающихся с колдунами и мертвецами за урожай иблагополучие общины, Гинзбург сопоставляет их с традициями шаманства у сибирских народов и полагает, что здесь следует говорить либооб общем генетическом источнике, либо о диффузии шаманских практик в европейские культуры 99 . Мне, однако, кажется, что такая постановка вопроса сама по себе обладает малой эвристической ценностью.Точно так же можно предполагать, что рассматриваемые формы адаптации измененных состояний сознания сложились в разных культурахнезависимо друг от друга в силу сходства социально-экономическихфакторов. Важно другое: и итальянские benandanti , и южнославянскиездухачи, и русское кликушество очевидным образом
339

Встраиваются в типологию экстатических практик, в той или иной степени характерных для большинства мировых культур 100 . Вероятно, что этнологи и фольклористы, исследовавшие традиции европейского крестьянства, просто недооценивали или не замечали этого аспекта народной жизни в силуряда идеологических пресуппозиций. Именно поэтому шаманство, накоторое такие пресуппозиции не распространялись, стараются привлечь для объяснения явлений, существующих в совершенно иных культурных контекстах.

Вернемся к более узкому историко-географическому контексту, врамках которого исследует генезис кликушества А. С. Лавров. Вполневероятно, что именно в XVII в. кликушество было инкорпорировано в богослужебный обиход. Здесь оно, по-видимому, столкнулось с какими-то уже существовавшими практиками экзорцизма, может быть, монастырского происхождения. На этой почве и развивались такие специфические реакции кликуш, как «боязнь святостей» и припадки вовремя Херувимской. Нет сомнения, что монастырская и «прицерковная» культура способствовала развитию представлений о кликушестве как о бесоодержимости и формированию новых элементов речевогоповедения кликуши. Впрочем, все это, как мы видели, не уничтожилокликушества в его «деревенской» форме. Что же касается «кульпабилизации» или стигматизации русской женщины XVII в. как одной из главных причин появления кликушества, здесь мне трудно согласиться с А. С. Лавровым. Если допустить, что исходные функции кликушества связаны с социальными потребностями крестьянской общины(о чем было сказано выше), вполне естественно думать, что и наблюдаемая гендерная специфика этого явления обусловлена особенностями повседневной деревенской коммуникации. Наверное, нет нуждыдоказывать, что в крестьянской (как и в любой другой) культуре существует гендерное приурочение различных коммуникативных каналов.Мужчины говорят об одном, женщины - о другом. Социальные и бытовые условия «женской» и «мужской» коммуникации зачастую также различны. Можно предположить, что преобладание женщин-кликуш врусской деревне было непосредственно связано с тем, что именно крестьянские женщины были основными носителями информации о колдовстве, порче, сглазе и соответствующих апотропеических практиках.

Итак, если устами сектантских пророков и пророчиц, в прямом соответствии с теорией Дюркгейма, говорит обожествленное общество, тоустами кликуши - общество демонизированное. И в том, и в другом случае основная функция экстатической речи состоит в разрешении общественных кризисов, поддержании социальной стабильности и осуществлении контроля внутри общины. Необходимо, правда, сделать однуоговорку: использованные мной
340

Материалы преимущественно не являются точными записями кликушеской и пророческой речи. Поэтомуне совсем понятно, отражают ли они реальные особенности последней или в большей степени демонстрируют специфику рецепции, связанной с социальной адаптацией измененных состояний сознания. Думается, что именно здесь сотрудничество психолога и фольклористаможет быть особенно плодотворным. Сочетание клинического наблюдения экстатической речи, анализа психосоматических процессов, обуславливающих ее порождение, и социальных ситуаций, определяющих ее культурную значимость, вероятно, позволило бы с гораздобольшей ясностью понять, что представляет собой сфера коллективного бессознательного.

Примечания

42 Меркулова В. А. Три русских медицинских термина // Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. 1983. М., 1988. С. 311.
43 См.: Ильина И. В. Шева // Традиционная культура народов Европейского Северо-Востока России. Этнографическая электронная энциклопедия ( http://www.comi.com/Folk/komi/292.htm ).
44 Сидоров А. С. Знахарство, колдовство и порча у народа коми: Материалы по психологии колдовства. СПб., 1997. С. 109.
45 Там же. С. 106-138.
46 Дмитриева С. И. Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера.М., 1988. С. 222.
47 См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1967. Т. II. С. 602.
48 Далъ В. И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., 1994.С.28-29.
49 Обзор материалов этой эпохи см.: Краинский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые как явления русской народной жизни. Новгород, 1900. С. 39-41; Лавров А. С.Колдовство и религия в России. С. 376-393.
50 Никитина С. Е. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993.С. 14-17; Она же. Икота // ЖС. 1996. № 1(9). С. 12.
51 Петров А., свящ. Кликуши // Странник. 1866. Октябрь. Отд. V. С. 2.
52 Именно так, по сути дела, поступает А. В. Пигин, полагающий, что «кликушество - это евангельский миф о бесноватых, глубоко проникший в народную культуру и сросшийся в ней с древними анимистическими верованиями» {Пигин А.В. Из истории русской демонологии XVII века: Повесть о бесноватой жене Соломонии. Исследование и тексты. СПб., 1998. С. 110 и ел.).
53 Лавров А. С. Колдовство и религия в России. С. 384, 386.
54 ФЭ ЕУСПб. 1997 г. Новгородская обл., Хвойнинский район. ПФ-12.
55 Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. СПб., 1903. С. 377.
56 Краинский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые... С. 50-52.
57 ФЭ ЕУСПб. 1997 г. Новгородская обл., Хвойнинский район. ПФ-12.
5 8 Никитин М. П. К вопросу о кликушестве // Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии. 1903. № 10. С. 751.
59 Любимов Д. П. Медико-топографическое описание Кузнецкого уезда Саратовской губернии // Протоколы заседания Общества русских врачей в С.-Петербурге. 1858-1859. СПб., 1858-1859. С. 453-504.
60 ФЭ ЕУСПб. 1999 г. Новгородская обл., Мошенской район. ПФ-22.
61 Штейнберг С. И. Кликушество и его судебно-медицинское значение // Архив судебной медицины и общественной гигиены. 1870. № 2. С. 78.
62 Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. С. 383-384.
63 ФЭ ЕУСПб. 1999 г. Новгородская обл., Мошенской район. ПФ-22.
64 Там же. С. 384.
65 Прыжов И. Г. 26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие трудыпо русской истории и этнографии. СПб., М., 1996. С. 102.
66 Краинский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые... С. III.
67 Никитин М. П. К вопросу о кликушестве // Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии. 1903. № 9. С. 661-668; № 10. С. 746-752.
68 Любопытно, что в крестьянской культуре существовал набор устойчивых магических техник, направленных на управление речью кликуши. Чтобы заставить демона сообщить требуемую информацию, его называют по имени и отчеству {Краинский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые... С. 82), берут одержимую за безымянный палец или мизинец, вешают ей на грудь замок, надевают на нее венчальный пояс, хомут и т. п. {Никитин М. П. К вопросу о кликушестве. С. 750; Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. С. 384). Доминантную роль здесь, вероятно, играет семантика моделирования границ человеческого тела: чтобы вынудить демона отвечать на вопросы, его необходимо замкнуть в рамках магически очерченного пространства.
69 См., например: Мифологические рассказы и легенды Русского Севера/ Сост. и автор комментариев О. А. Черепанова. СПб., 1996. С. 76-78, 80, 81, 83 (№ 287,
288,290,294,304,307,315).
70 ФЭ ЕУСП6. 2000 г. Псковская обл., Гдовский район. ПФ-21.
71 Не исключено, кроме того, что выкликание имени колдуна связано и с какими-то практиками магического характера. Об этом свидетельствует сам термин. Не останавливаясь на вопросе о магических функциях т. н. «закличек», укажу лишь на характерную обратную аналогию выкликанию. Речь идет о закликухах. Согласно новгородским и псковским материалам, собранным М. Н. Власовой, закликуха или кликуха - это колдунья, которая отбирает у коров молоко, выкликая их имена: «Пошла в край дяревни, села на вороты, волоса распустила, в одной рубашке, и кричит: „Пястрех! Чарнех! Малетка! Бялеха!" Всех коров собирает. И в коровах отбирает молоко» {Власова М. Н. Былички Новгородской области о змеях и закликухах // Экспедиционные открытия последних лет. Народная музыка, словесность, обряды в записях 1970-х-1990-х гг. СПб., 1996. С. 148-149; см. также: Власова М. Н. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб., 1998. С. 177-178).
72 Краинский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые... С. 77-78; подробную библиографию этого дела см.: Буенок А. Г. Фольклор и этнография Тихвинского уезда. Библиографический указатель // Тихвинский фольклорный архив. Исследования и материалы. I. СПб., 2000. С. 107-108 (№№ 256-260).
73 Архив Академической гимназии СПбГУ. 1997 г. Ленинградская обл., Бокситогорский р-н. АиШО: 97110520. Пользуюсь случаем выразить признательность М. Л. Лурье, любезно предоставившему мне эту запись.
74 Краинский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые... С. 93-112.
75 Там же. С. 101.
76 Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. С. 385.
77 РГАДА. Ф. 1431. Оп. 1. № 1492. П. И. Мельников-Печерский безосновательно считал Щаникову «хлыстовской пророчицей» {Мельников П. И. Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии. Т. IX. Нижний Новгород, 1910. Ч. П. С. 190.
78 РГАДА. Ф. 1431. Оп. 1. № 1492. Л. Юоб-Поб.
79 Там же. Л. 12.
80 Там же. Л. 102-102об.
81 Штейнберг С. О крестьянине Василье Акимове и его дочери Анне, обвиняемых в разглашении, из личных видов, будто бы виденных ими чудес // Архив судебной медицины и общественной гигиены. 1870. № 1. С. 97-103.
82 Там же. С. 98.
83 Ср. выше: демон объясняет, что в порченой, помимо него, обитают собака и кукушка. Из той же полевой записи выясняется, что и сама одержимая лишена человеческой души и имеет териоморфные признаки: «У ей ничего своего нету! У ей глаза не свои, нос не свой, уста не свои, зубы не свои, ноги не свои и все. Да еще она, - говорит, - бездушная тварь!! <...> А у ей, - говорит, - не нос был, а свистулька. Она, - гит, - свистала. Насвищет, - гит, - а х ей много набегут, говорит. А потом мы уходили. <...>А я..., - гит, - у ей зубы были не свои, а лошадиные. Она ходила, как лошадь, щипала траву. <...>У него... У ей ноги не свои. Она, - гит, -ходила, - гит, - по болоту - да у ей только подковки брякали. <...> А теперь, - гит, - ей надо основное - душу. <...> А душа-то знаете, где? Как она далеко, ейна душа-то! На синем море на самом дне».
84 Неклюдов С. Ю. Зоодемонизм // Слово и культура. Памяти Никиты Ильича Толстого. Т. II. М., 1998. С. 127.
85 Виноградова Л. Н. Кто вселяется в бесноватого? // Миф в культуре: человек- нечеловек. М.,2000. С. 38-40.
86 См.: Виноградова Л. Н. Материальные и бестелесные формы существования души // Славянские этюды. Сборник к юбилею С. М. Толстой. М., 1999. С. 141-160; Толстая С. М. Славянские мифологические представления о душе // Славянский и балканский фольклор. Народная демонология. М., 2000. С.52-95.
87 Толстая С. М. Славянские мифологические представления о душе. С. 77; Никитина А. В. «Естем птаха грешная...» (Образ кукушки в традиционных представлениях славян о семейно-родственных отношениях) // Мифология и повседневность (Вып. 2): Материалы научной конференции 24-26 февраля 1999 года. СПб., 1999. С. 149-150.
88 Усачева В. В. Роль звукоподражаний в обрядовой практике славян // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М.,1999. С. 99.
89 Там же. С. 100.
90 Виноградова Л. Н. Кто вселяется в бесноватого? С. 44-45.
91 Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. С. 380. Ср. вышеупомянутого Сазона утопленника, «гулявшего» в екатеринославском однодворце.
92 Так же, впрочем, обстоит дело и с т. н. «заложными» покойниками, чей образ в гораздо большей степени обязан своим происхождением научным построениям Д. К. Зеленина, нежели реально наблюдаемым народным верованиям и ритуальным практикам.
93 Власова М. Н. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. С. 240-241.

94 Дмитриева С. И. Фольклор и народное искусство русских... С. 218-219.
95 Лавров А. С. Колдовство и религия в России. С. 384-385.
96 Там же. С. 392.
97 Гинзбург К. Образ шабаша ведьм и его истоки // Одиссей. Человек в истории. 1990. М.,1990. С. 134-135.
98 Плотникова А. А. Здухач // СД. Т. 2. М., 1999. С. 303-304. Гинзбург К. Образ шабаша ведьм... С. 137-141.
100 ДоддсЭ. Р. Греки и иррациональное. СПб., 2000, с. 199-258.

КЛИКУШИ

С.В. Максимов.

XIV. КЛИКУШИ

В деревенской Руси чрезвычайно распространен особый вид нервных женских болезней, известных под именем «кликушества». Эта болезнь проявляется в форме припадков, более шумных, чем опасных, и поражает однообразием поводов и выбором мест для своего временного проявления. Та часть литургии верных, которая предшествует пению Херувимской и великому выходу со Святыми Дарами, в далеких глухих селах оглашается криками этих несчастных.

Крики несутся в такой странной разноголосице, что на всякого свежего человека способны произвести потрясающее впечатление не одною только своею неожиданностью или неуместною дерзостью. При этом не требуется особенной сосредоточенности внимания, чтобы заметить, насколько быстро сменяется мирное молитвенное настроение присутствующих.


На всех лицах появляется выражение болезненной тоски и вместе сердечного участия и сострадания к несчастной. Ни малейшего намека на резкий протест, ни одного требования удалить «одержимую» из храма. Все стоят молча, и только в группе женщин, окружающих больную, заметно некоторое движение: они стараются успокоить «порченую» и облегчить ей возможность выстоять всю обедню, вплоть до того времени, когда с выносом Святых Даров обязательно исчезнет или смолкнет вся нечистая сила.

Это мягкое и сердечное отношение к кликушам покоится на том предположении, что не человек, пришедший в храм помолиться, нарушает церковное благочиние и вводит в соблазн, но тот злой дух, который вселился в него и овладел всем его существом. Злой дух смущает молящихся нечеловеческими воплями и разными выкриками на голоса всех домашних животных: собачий лай и кошачье мяуканье сменяются петушиным пением, лошадиным ржанием и тому подобное.

Чтобы прекратить этот соблазн, четыре-пять самых сильных мужчин охотно выделяются из толпы и ведут больного до царских врат к причастию, искренно веруя при этом, что борются не с упрямством слабой женщины, а с нечеловеческими силами сидящего в ней нечистого. Когда кликуша начинает успокаиваться, ее бережно выводят из церкви, кладут на землю и стараются укрыть белым покрывалом, для чего сердобольные женщины спешат принести ту скатерть, которою накрыт был пасхальный стол с разговеньем, или ту, в которой носили на пасхальную заутреню для освящения яйца, кулич и пасху. Иные не скупятся поить сбереженной богоявленской водой, несмотря на то, что эта вода и самим дорога, на непредвиденные несчастные случаи. Знающие и опытные люди при этом берут больную за мизинец левой руки и терпеливо читают молитву Господню, воскресную и Богородичную до тех пор, пока кликуша не очнется.

Кроме молитв, иногда произносятся особые заговоры, которыми велят выходить нечистой силе «из белого тела, из нутра, из костей, суставов, из ребер и из жилов и уходить в ключи-болота, где птица не летает и скот не бывает, идти по ветрам, по вихорям, чтобы снесли они злую силу в черные грязи топучие и оттуда бы ее ни ветром не вынесло, ни вихорем бы не выдуло», и тому подобное. С такой же заботой и лаской относятся к кликушам и в домашней жизни, считая их за людей больных и трудноизлечимых. От тяжелого труда их освобождают и дают поблажку даже в страдную пору, при скоплении утомительных работ: они обыкновенно редко жнут, а в иных местах и не молотят. (Если же иногда, во время припадков, и применяются кое-какие суровые меры, подчас похожие на истязания, то все это делается из прямого усердия, в простоте сердца).

Когда, после удачных опытов домашнего врачевания, больная совершенно успокоится и семейные убедятся в том, что злой дух вышел из ее тела, ей целую неделю не дают работать, кормят, по возможности, лучшею едою, стараются не сердить, чтобы не дать ей возможности выругаться «черным словом» и не начать, таким образом, снова кликушничать.

У некоторых истерические припадки обостряются до такой степени, что становится жутко всем окружающим: «порченая» падает на землю и начинает биться и метаться по сторонам с такою неудержимою силою, что шестеро взрослых мужиков не в состоянии предохранить ее от синяков и увечий. Изо рта показывается пена, глаза становятся мутными, и, вся растрепанная, кликуша в самом деле на вид делается настолько страшной, что всякие резкие меры, предпринимаемые в этих случаях, становятся отчасти понятными. При усмирении расходившейся в припадках больной обыкновенно принимают участие все досужие соседи, так что набирается полная изба сострадательного народа: кто курит ладаном около лежащей, обходя ее с трех сторон и оставляя четвертую (к дверям) свободною, кто читает «Да воскреснет Бог», чтобы разозлившегося беса вытравить наружу и затем выгнать на улицу.

Общепринятый способ для успокоения кликуш во время припадков заключается в том, что на них надевают пахотный хомут, причем предпочтение отдается такому, который снят с потной лошади. По мнению крестьян, баба, лежа в хомуте, охотнее укажет, кто ее испортил, и ответит на обычный в таких случаях вопрос: «Кто твой отец?». В некоторых местах (Меленковский уезд, Владимирская губерния), надевая на больную хомут, вместе с тем привязывают еще к ногам ее лошадиные подковы, а иногда прижигают пятки раскаленным железом.

Об «отце» спрашивают кликушу (около Пензы) через раскрытую дверь посторонние женщины, когда больную с хомутом на шее подводят к порогу, причем спрашивающие стараются убедить, что открытием тайны она не обидит сидящего в ней «батюшки» (отвечают кликуши во время припадка всегда в мужском роде). В Жиздринском уезде (Калужская губерния) кликуш выводят на двор и запрягают в соху, двое волокут больную, а двое тянут соху и т. д.

Около Орла, хотя и знают про этот способ, но предпочитают ладан, собранный из двенадцати церквей и двенадцать раз в одно утро вскипяченный в чугуне и по ложечке слитый в штофы: этот настой дают пить больной. В Болховском уезде (той же губернии) в одном селе продают подобный ладан под названием «херувимского» (им кадят в киевских пещерах во время херувимской песни), причем «одну росинку дают на трынку» (одну крупинку за копейку).

Кроме ладана и богоявленской воды признается еще целебною и даже имеющею решающее действие на перелом болезни и изгнание беса крещенская вода, освящаемая в прорубях рек и озер, а за неимением таковых — в колодцах и чанах. В Вологодской губернии кликуш, раздетых до рубашки, несмотря на трескучие морозы, макают в прорубь, опуская в воду ногами, лишь только успеют унести кресты и хоругви.

В Орловской губернии одному свидетелю удалось видеть, как к колодцу и кадушке с водой, приготовленной к освящению (реки нет), привели бабу-кликушу в валенках и тулупе с головой, накрытой шерстяным платком, как потом раздели ее, оставив в одной рубашке, и как двое мужиков ведрами лили на нее с головы холодную воду и, не внимая ее крикам, ознобили ее до дрожи во всем теле. После этого те же мужики накинули ей на плечи тулуп и, отведя в караулку, надели там на нее сухое и чистое белье, отвели домой и потом хвастались долгое время, что с этой поры баба перестала выкликать и совсем выздоровела.

Не менее действительною помощью при пользовании кликуш признается также «отчитывание». Берутся за это дело те старые девицы, полумонашенки, полумирянки, которые известны всюду под именем «черничек». Впрочем, участие их считается малодействительным, и приглашаются они большею частью, что называется, для очистки совести. Чаще же всего отчитывание производит старичок-священник, из тех, которые сами опростели до неузнаваемости и утратили даже многие внешние признаки, усвоенные духовными лицами. Из таких священников особенно дороги и близки народу те, которым удалось запастись редкостною и ценною книгою большого требника Петра Могилы (впрочем, за неимением требника, отчитывают и по Евангелию).

Про таких целителей ходят дальние слухи; на них охотно указывают, к ним смело отправляются, как к тому «попу Егору», о котором сообщают из Орловской губернии: «Отчитывает дюже хорошо, в церкви, над головою кликуши, семь Евангелий по семи раз читает, и унимает крик сразу». В местности, где живет этот поп Егор, и народ подобрался болезненный, с большой наклонностью к кликушеству. Вот что рассказывала на этот счет одна крестьянка: «Баб сорок бегут по деревне, кто куда. Сами простоволосы (а нешто это можно — сама Божья Матерь, и Та покрывала волосы), а они еще без понев, так что почитай все у них наруже, и кричат во всю глотку всякая свое: «Где она? Где колдунья? Мы сейчас разорвем ее на куски!» — «Дала свояку напиться, а он-от (злой дух) у нее сидел, а теперь у меня в животе». Другая сказывает: «Дала мне колдунья вина, пей-пей,— говорит,— зелено вино — здоровее будешь, а только я выпила, и стал у меня в животе кто-то сперва аукать, а из живота в рот перешел и стал выражать плохие слова, непотребно ругаться». От третьей бабы соседи слышат: «Молочка кисленького принесла,— говорит,— у тебя нетути, да вот к чему и призвела». Мужики, глядя, что их бабы орут без конца, собрались все, вызвали колдунью и пригрозили: «Если да ежели ты еще что нашкодишь, живую зароем в землю и осиновый кол в глотку забьем...».

Совсем иного характера получаются вести из тех местностей, где старые порядки наталкиваются на новые приемы молодого поколения. Например, в одном селе при старом священнике жила только одна старуха-кликуша, которой он не верил, хотя и не предпринимал против нее никаких строгих мер. Вскоре, однако, стала выкликать ее дочь, а следом за ней заголосила другая молодая женщина (конечно, замужняя, так как кликушество исключительно болезнь бабья, не девичья). И еще залаяла молоденькая бабенка к тому времени, когда старик поп передал место своему молодому сыну. Последний во всеуслышание поспешил объявить в храме, что если хоть одна крикунья осмелится нарушить церковную тишину, так он с места отправит ее в губернскую больницу и, если ее там признают притворщицей, то передаст властям, чтобы они поступили с нею по всей строгости законов. Бабы замолкли и стоят теперь во время служб смирнехонько.

Смолкли кликуши и у другого священника (а было их много), когда одну из них он заставлял ходить говеть постом по две, по три недели, приказывая становиться перед аналоем и молиться отдельно от прочих и вслух. В другом месте выписали в церковь снимок с одной чудотворной иконы Божией Матери. Деревенские попросили у себя отслужить Владычице всенародный молебен и, как только икона показалась на краю селения, одну молодую бабу схватило: начала она ломаться, корчиться и визжать. Подхватили ее два мужика, чтобы не дать ей упасть в невылазную грязь (дело было после сильного дождя), но священник велел мужикам отойти от кликуши. «Кормилец, перепачкается, упадет!» — «Пускай падает, а если не отойдете — позову сотского». Баба не упала, хотя и продолжала визжать, пока не дождалась строгого внушения от священника, который пристыдил ее при всем народе. Тогда она кричать перестала и все время смирно и молча ходила за иконой.

Когда же поднесли св. икону к крайней избе, около которой стояли уже все и ждали, то вдруг хозяин этой избы, мужик лет под пятьдесят, ни с того ни с сего принялся изображать из себя кликушу: ломался, кривлялся, но не визжал, как первая баба — поросенком, а мычал коровой. Эта неожиданность так всех поразила, что раздался общий, неудержимый, раскатистый хохот, и, когда священник пристращал сотским, виноватый начал умильно просить прощения и отпущения.

Исходя из того убеждения, что непритворные кликуши издали чувствуют приближение священника, и наглазно убеждаясь в том, что «сидящий» (т. е. бес) не допускает прикладываться к св. иконам и преклоняться под них на крестных ходах, все, радеющие этим больным женщинам с особенным старанием и настойчивостью ищут помощи у духовных лиц и в монастырях у прославленных мощей и чудотворных икон. Киевские Пещеры, Михайловский монастырь с мощами великомученицы Варвары, даже те церкви, в которых имеются изображения Богоматери «Нечаянной Радости», а также целителя Пантелеймона, чаще других оглашаются воплями кликуш и являются, так сказать, излюбленными лечебницами.

Неудачи, испытанные в одних местах, нисколько не охлаждают надежды искать помощи в других, хотя бы и отдаленных, но также прославленных. Эта вера в помощь святыни, именно по отношению к этому виду людской порчи, настолько сильна в народе, что даже волхвующие колдуны вынуждены делать уступку столь твердо установившимся верованиям: наиболее сметливые из них и ревнивые к своей славе и общественному положению, прежде чем приступить к волшебным действиям, обыкновенно зажигают перед иконами в избах лампадки, держат в руках зажженные восковые свечи, ставят на стол чашку с водой и опускают туда медный крест, снятый с божницы, уголек и щепотку соли. Над водой читают молитвы. Больная пьет эту воду по три зори и выздоравливает, но не совсем: кричать перестает, но по временам продолжает чувствовать в теле ломоту и судороги. Всезнающие старухи в таких случаях успокаивают тем, что порча сделана на железе — на замке, оттого-де она и крепка, и просидит до самой смерти.

Вообще, темные люди с большим трудом разбираются в этой бабьей болезни, которая у нас на Руси очень распространена и временами вспыхивает в той или другой местности в виде эпидемии. Путаются и теряются именно в тех случаях, когда является надобность отличать истинных страдалиц от притворщиц. Из показаний самих больных, как бы ни были искренни, подробны и точны эти показания, правды не узнаешь: она скрывается под личиною самообмана, который настолько велик, что даже мнимые кликуши привыкли говорить твердым голосом и в спокойно-уверенном тоне.

Здесь почти нет возможности уловить фальшивую нотку, а тем менее заподозрить лукавое намерение обмануть и ввести в заблуждение слушателя. Заученное притворство в приемах и словах можно уловить лишь в таких случаях, когда на оплошавшую нападет, что называется, дока. Да и то не всегда, потому что семейный гнет, требующий изворотливости и научающий самоохране,— умудряет даже слепцов. Недаром сложилась пословица, что «все золовки хитры на уловки».

Иной молодой бабе разом выпадут на долю все невзгоды безобразных и несогласных семей: объявится и свекровь змея-лютая, подберутся и золовки-колотовки, и деверья-кобели, и ото всех, за все про все, посыплется «невестке в отместку», да так, что и белый свет станет не мил. Для бездомной сироты, у которой нет выхода, так как и сбежать-то ей некуда, нервное расстройство на несомненной истерической почве являлось, в таких случаях, прямым и законным следствием роковой домашней неурядицы.

Кликушество является единственным спасением и для тех молодух, которых приняла новая незнакомая семья в ежовые рукавицы, после воли и холи в родительском доме: когда искренние слезы не помогают и семейные мучители не унимаются, на сцену является тот же протест, но в усиленной форме кликушества, с выкриками и с обвинениями в порче, насланной кем-либо из наличных членов новой семьи (чаще всего обвинение падает на свекровь). Такой протест — все равно, ловко ли подучилась от умелых кликуш эта новая порченая всем штукам или самостоятельно измыслила свои — производит уже потрясающее впечатление, и новоявленная кликуша, в глазах всех, является обреченною жертвою, не столько наводящею страх, сколько внушающею чувство сострадания. Здесь действует общее убеждение, что кликуша не сама по себе кричит и мучается, а кричит сидящий в ней злой дух, который и начинает бушевать, лишь только попадет в неприятную обстановку чужой семьи. Злой дух требует пребывания в родной семье: там он успокаивается и возвращается затем в чужую, уже в умиротворенном состоянии, и молчит до новых благоприятных поводов.

Такая форма искусственного кликушества зачастую практиковалась в тех местах, где еще тверды были основы старорусской семьи, с большухой во главе, со старшими и младшими снохами. Сверх семейного гнета, на устойчивость кликушества в далеких захолустьях имела также влияние и слепая вера, что одержимые бесом владеют даром прорицания. Принимая на себя эту личину мнимых ворожей, притворные кликуши, более или менее удачно, работают на этой почве уже с явными спекулятивными целями. Но хитрость и лукавство, конечно, удаются до первого промаха, который и решает дело полным исцелением.

Ослаблению кликушества, в его искренних или лживых формах, в значительной степени помогли также преобразования последних времен, содействовавшие, между прочим, улучшению социального положения женщин в семье. Установился обычай «разделов», получивший широкое применение после манифеста 19 февраля, в форме дележа женатых братьев по смерти отца. Облегчились «отделы», когда почин дележа с отцом предоставлен сыну, и «отходы», когда отходящий сын требует выдела, хотя бы без всякого вознаграждения, и идет на сторону лишь по тому побуждению, что «не желает работать на чужие рты» (холостой брат на женатого). К этим новым основам семейно-хозяйственной жизни крестьян присоединились и другие, выразившиеся в стремлениях земства к увеличению школ и развитию рациональной медицины, в корень колеблющих веру в колдунов и успокаивающих кликуш возможностью подвергнуться исследованиям и лечению в земских больницах.

В настоящее время уже из многих местностей, и притом таких далеких и глухих, как Вологодская и Олонецкая губернии, получаются сведения в таком роде: «Ныне год от году число случаев поражения этою нервною болезнью постепенно уменьшается. Так, например, в Двиницкой и Сямженской волостях (Кадниковского уезда Вологодской губернии) таких кликуш не более двух-трех, тогда как ранее они считались повсюду десятками», и тд.

С.В. Максимов.

«НЕЧИСТАЯ, НЕВЪДОМАЯ И КРЕСТНАЯ СИЛА» С-ПЕТЕРБУРГЪ, 1903 г. Этнографическое Бюро Князя В.Н. Тенишева


..

У всякой клики свои кликуши.

Афоризмы о жизни

Она закричала —, что он отравил ее жизнь, замучил, довел до кликушества.

Герман, Я отвечаю за все.

Кликушество как качество личности – подверженность истерии, выражающейся в судорожных припадках, выкриках, причитаниях, взвизгиваниях, бурной жестикуляции; склонность крикливо, демагогически выражать недовольство кем-либо или чем-либо.

Читая «Братья Карамазовы», обнаруживаешь описание кликуш: «… в детстве моем мне часто случалось в деревнях и по монастырям видеть и слышать этих кликуш. Их приводили к обедне, они визжали или лаяли по-собачьи на всю церковь, но когда выносили дары и их подводили к дарам, тотчас „беснование“ прекращалось, и больные на несколько времени всегда успокаивались. Меня ребенка очень это поражало и удивляло. Но тогда же я услышал от иных помещиков и особенно от городских учителей моих, на мои расспросы, что это все притворство, чтобы не работать, и что это всегда можно искоренить надлежащею строгостью, при чем приводились для подтверждения разные анекдоты. Но впоследствии я с удивлением узнал от специалистов-медиков, что тут никакого нет притворства, что это страшная женская болезнь, и кажется по преимуществу у нас на Руси, свидетельствующая о тяжелой судьбе нашей сельской женщины, болезнь, происходящая от изнурительных работ слишком вскоре после тяжелых, неправильных, безо всякой медицинской помощи родов; кроме того от безвыходного горя, от побоев и пр., чего иные женские натуры выносить по общему примеру все-таки не могут. Странное же и мгновенное исцеление беснующейся и бьющейся женщины, только лишь бывало ее подведут к дарам (…) происходило вероятно тоже самым натуральным образом, и подводившие ее к дарам бабы, а главное, и сама больная, вполне веровали, как установившейся истине, что нечистый дух, овладевший больною, никогда не может вынести, если ее, больную, подведя к дарам, наклонят пред ними. А потому и всегда происходило (и должно было происходить) в нервной и конечно тоже психически больной женщине непременное как бы сотрясение всего организма ее в момент преклонения пред дарами, сотрясение, вызванное ожиданием непременного чуда исцеления и самою полною верой в то, что оно совершится. И оно совершалось хотя бы только на одну минуту. Точно так же оно и теперь совершилось, едва лишь старец накрыл больную эпитрахилью».

Если абстрагироваться от клинических случаев, то кликушество как качество личности стоит на вере людей в порчу и проявляется оно при вскрытии законсервированных обид. Нельзя исключать и крепко законспирированное притворство. Профессор Ю.В.Каннабих пишет: «Другое проявление нервности называется истерией. В деревнях такие больные называются кликушами, т.к. они, падая в судорогах, плачут и кричат, выкликают. Это большею частью женщины, с самого детства перенесшие много разных огорчений и обид, которых они не забыли. Хотя нельзя сказать, чтобы они постоянно думали бы об этих обидах, но в душе осталась заноза, чувствительные места, которые нельзя трогать. И вот скажет кто-нибудь слово не так, отнесется недостаточно внимательно или грубо – и тогда старая обида вдруг дает о себе знать, и начинает человек рыдать, и бить себя в грудь, и рвать на себе волосы. Окружающим непонятно, что какой-нибудь пустяк может вызвать такой сильный припадок».

Гнетущий образ колдуньи – кликуши выписал Сергей Есенин:

Косы растрепаны, страшная, белая,
Бегает, бегает, резвая, смелая.
Темная ночь молчаливо пугается,
Шалями тучек луна закрывается.
Ветер-певун с завываньем кликуш
Мчится в лесную дремучую глушь.
Роща грозится еловыми пиками,
Прячутся совы с пугливыми криками.
Машет колдунья руками костлявыми.
Звезды моргают из туч над дубравами.
Серьгами змеи под космы привешены,
Кружится с вьюгою страшно и бешено.
Пляшет колдунья под звон сосняка.
С черною дрожью плывут облака.

Иными словами, в основе кликушества лежат психологические травмы, перенесенные в детстве, плюс к этому тяжелые жизненные условия. А если учесть религиозные и мистические переживания, свойственные деревенским жителям, то становятся ясны и причины этого странного явления. То, что болезнь проявлялась преимущественно у женщин объясняется так: «истерические механизмы реагирования» у них более показательны, поскольку женщины более эмоциональны и менее сдержанны. Единственное, что не совсем ясно, так это факт массового кликушества. Впрочем, помешательство «заразно».

Кликушество в основном распространено в женской среде и носит обычно бытовой окрас. Мужское кликушество куда страшнее. После Октябрьской революции кликуши потеряли сценическую площадку. Церковники преследовались. Число божьих храмов катастрофически снижалось. Кликуши – мужчины поняли, что настало время, когда в цене горлопанство, крикунство и горлобесие. Чем тихо пахать и горбатиться, можно взять горлом больше, чем честным трудом. Кликуши становятся партийными и государственными деятелями. Профессор Егоров пишет: «Наиболее крикливые кликуши всех побеждали и становились во главе религиозной первичной организации (партийной ячейки). Дальнейший социальный рост кликуш зависел от наличия нахрапистости, от безнравственности, от наличия серости и т.д.». Иными словами, кликуши после Октября 1917 года превратились в оборотней. Они были в первых рядах там, где можно было взять власть горлом.

То, что человек может быть одержим бесом, - довольно древнее поверье. С таким человеком могут случаться припадки - тогда он бьется в конвульсиях, кричит неестественным голосом, ругается, богохульствует, издает звериные звуки, говорит то от себя, то бес через него глаголит. Такие бесноватые на Руси и в Восточной Белоруссии назывались кликушами , в некоторых районах России (особенно на Русском Севере) - икотницами. Как правило, кликушеством страдали/страдают женщины, хотя и не всегда. Еще говорят, что христианские символы для них невыносимы.

Первые упоминания

Сам термин «кликуша» связан с глаголами «кликать» (изн. смысл - «предсказывать») и «клечетать» (кричать, как хищные птицы). Явление кликушества/икотки весьма архаичное, оно является частью мифологического сознания и элементом традиционной культуры. В России его отмечали и отмечают в крупных селах.

Первые письменные упоминания о кликушах восходят к древнерусским памятникам XI века. Эта «болезнь» столь мифологизирована, что людские предрассудки наделяют «чревовещание» кликуши даром предвидения: можно узнать что-то о пропавшей вещи или человеке или даже будущее. Когда в кликуше говорит бес, то говорение обыкновенно происходит не как у здоровых людей, на выдохе, а на вдохе.

Примерно с XVI века кликушество стало ассоциироваться исключительно с действием нечистой силы. Так, «Повесть о Петре и Февронии» повествует о бесе, вселившемся в молодую жену князя. О кликуше рассказывается и в автобиографии протопопа Аввакума. Кликуши подвергались преследованиям со стороны светских и духовных властей. Явление кликушества достигло своего апогея в XVII-XVIII веках, что, вероятно, связано с суеверными настроениями, развившимися в результате никоновских реформ и последовавшего за ними церковного раскола.

Поверья

Народное сознание отделяет колдунов и ведьм, близких к нечистой силе, от кликуш, являющихся вполне обычными живыми людьми, принадлежащими к христианскому миру, но определяющих себя как вместилище злого духа. Суть отличия в том, что колдун или ведьма причиняют зло, а кликуша является жертвой зла. Отсюда снисходительное отношение к кликушам в народе.

Согласно поверьям, кликушество насаждает колдун, называемый иногда икотником. Он может заговорить злого духа на конкретное имя и пустить его по ветру. Может насадить в напиток брожения (пиво или квас), подбросить в насекомое или мелкое животное, под видом которого пребывает зло. Стоит проглотить это, как человек портится. Причем после изгнания икоты или после смерти одержимого стоит поймать появившуюся мышку, лягушку или мушку и бросить ее в печь, иначе она вселится в кого-нибудь другого.

Преследования

Еще заподозрил кликуш в притворстве. Дело в том, что по нормам XVII века имя, которое выкрикивала кликуша в припадке, считалось именем человека, наславшего на нее порчу. И если над кликушей проводился только обряд отчитки (экзорцизма), то «чародея» предавали пыткам. При таком раскладе очень удобно было притвориться бесноватой и свести счеты, например, со своей соперницей. Поэтому Петр Великий повелел допрашивать под пытками и самих кликуш. Тем не менее в 1820 году в одной из деревень Сибири велось следствие по обвинению двух женщин в кликушестве и порче ими тринадцати других женщин.

В 1845 году последовало новое Уложение о наказаниях, в котором кликушество четко определялось как обман, а самих кликуш предписывалось подвергать заключению на срок от полугода до года. Но народное сознание было неумолимо. В 1887 году в Торжке двое крестьян были обвинены в насылании порчи на молодых женщин. Подобное обвинение в адрес мельника было и в Вологодской губернии, только тот наслал порчу на родного племянника. Кликушество, или икотку, отмечали советские этнографы во второй половине XX века в районе Поволжья; в отдельных деревнях все еще можно встретить старушек-икотниц. Вероятно, человеческому сознанию необходимо ощущение чего-то необъяснимого, связывающего человека с мирозданием.

Кликушество - вид бесноватости; болезнь, являющаяся результатом вселения в человека злого духа, который, проявляет себя собственным речевым поведением и поступками, обитая в человеке, мучит его, доводит до смерти.

Кликушество сочетает в себе о.слав. поверья о порче, которая является причиной кликушества, и двоедушии, а также христианские представления о возможности вселения в человека бесов. Признаками кликушества являются: раздвоение языковой личности, когда человек говорит от себя и от имени сидящего в нем беса, истерические припадки, во время которых человек подражает крику животных, бранится, богохульствует. Больной кликушеством "выкликает" имя того, кто его испортил - эта черта отличает кликушество от остальных видов бесноватости. Одержимые кликушеством, как и все бесноватые, не выносят христианских символов, не могут подойти к причастию. Для излечения кликушества и изгнания из человека сидящего в нем беса прибегают к знахарским и церковным приемам. Кликушами бывают преимущественно женщины. Представления о кликушестве распространены на севере и северо-востоке России, в районах Поволжья, в Сибири, а также у русских старообрядцев в Белоруссии.

Происхождение названия

Кликуши - люди, подверженные истерическим припадкам, во время которых они издают неистовые крики. В древности такое поведение приписывали вселению в больного человека дьявола или влиянию порчи. Первоначально словами клектати, клект, клечьтание означали действие, свойственное мифическим существам. В "Слове о полку Игореви" див "кличеть връху, велит послушати земли незнаеме"; предметы, посвященные русалкам, назывались клечальными; в Верхотурье то место, где лешачиха по утрам расчесывает волосы, известно под именем кликуна. В апокрифической "иусусовой" молитве XVII в. под кличаньем разумеется действие св. Духа, вселившегося в человека; у летописца католические "капланове клечат". Таким образом клечать значило возвещать (отсюда выражение кликать многолетие, кликать вечную память), предвещать, пророчествовать, вещать - действие, которое в языческую эпоху считалось свойственным светлой вещей деве, деве-хранительнице человека. Но по мере того, как под влиянием византийских воззрений женщина стала рассматриваться как олицетворение всякого зла, как "покоище змиино, дьявол увет", древняя вещая дева вытеснялась в народных воззрениях лихими бабами-чародейками, ведьмами, и само слово "кликать" получило другое значение: в XVII веке "страждущие люди от нечистых духов кликаные, стали кликать в порчах на разных людей".

Историческая справка

Первое известие о кликушестве как особом виде порчи относится к 1606 г., когда в пермской челобитной кликушество упоминается под названием икоты, икотной болезни; но разрозненные известия о бесноватых мужчинах и женщинах встречаются с XI в. и особенно усиливаются в XVI в. В XVII-XVIII вв. распространение кликушества достигает своего апогея, чему немало способствовало обострение суеверия под влиянием раскола, выдвинувшего массу кликуш-пророчиц и страдалиц за веру. В автобиографии протопопа Аввакума имеется описание кликуши, которая, когда "нападе на нее бес, учала собакой лаять (пес - образ дьявола), и козой блекотать, и кукушкой куковать". К началу XVII в. относится сообщение о том, что "страждущие люди от нечистых духов кликаные, стали кликать в порчах на разных людей" (Брокгауз, Ефрон 15:374). В Духовном регламенте Петра I предписывается изыскивать, "не обретаются ли где кликуши". В указе Священного Синода 1737 г. говорится, что "кликуши в церквах и монастырях безабразия и соблазны чинят".

Описание болезни (порчи)

Названия болезни типа: кликушество (воронеж.), кликота, кликуша, кликотная болезнь объясняются тем, что больной во время припадка "кличет" разными голосами, "выкликает" имя испортившего его человека. Женщина, больная кликушеством, называется кликуша, кликотница, икотница, мужчина, одержимый кликушеством - миряк. Ср. рус. пословицу: "Просватать миряка за кликушу" - т. е. свести вместе людей, которые никуда не годятся. О человеке, одержимом кликушеством, говорят, что он "кличет", "кличет портежом", "кличет на голоса". Название кликушества игрец (Даль 2:8) характеризует болезнь по действию, которое производит злой дух с больным. Болезнь может называться икота, икотка (сев.рус.}, поскольку болезненный припадок часто начинается сильной икотой. Икота обычно является синонимом слова кликушество и обозначает тот же круг признаков (ср. псков. икать "кричать, кликать", "мельник... портит людей, садит икоты под названием кликуш", сольвычегод.). Икота обозначает одновременно и саму болезнь, и злого духа, который эту болезнь вызывает (с.рус.). Реже икота воспринимается как самостоятельное заболевание.

Причина возникновения

Причина возникновения кликушества - вселение в человека нечистого духа, беса, который проникает в человека часто через рот. Злой дух может носить названия икыука (смолен.), соловейко (вят.), икота (с.рус.). Такой дух иногда представляется неким невидимым существом, который может существовать, только поселившись в человеке. Будучи выгнанным из человека или после его смерти, злой дух может до сорока дней жить вне человеческого тела, сидя на коле или на заборе и выбирая себе новую жертву. Часто нечистый дух показывается в виде мелкого животного или насекомого: крысы, мыши, воробья, лягушки, мухи и под.

Даже конце XIX - начале XX века кликушество встречалось среди крестьянок преимущественно на северо-востоке (природа крайнего Севера располагает, по словам Кастрена, к нервозности), главным образом среди молодых женщин, редко среди девиц и очень редко среди старух. Всего чаще кликушество вызывается несчастной любовью, выдачей насильно замуж, вообще женской недолей. Обыкновенно припадки случаются с кликушами в многолюдных собраниях, особенно в церквях.

Кликушество часто является результатом порчи, насылания болезни колдуном или колдуньей. Колдун, умеющий насылать кликушество, называется икотник (с.рус.), о нем говорят, что он может "напустить", "наслать" кликушество, "насадить икоту". Человек, желающий научиться напускать кликушество, должен проклясть своих родителей и носить крест под пяткой (архангел.). Кликушество насылается разными способами: колдун посылает злого духа по ветру, заговаривая его на имя - дух поселяется в первом встречном человеке, носящем такое имя (архангел.); колдун насылает кликушество на определенного человека, но болезнь может "попасть" на другого с таким же именем. Колдун может передать порчу через какойлибо мелкий предмет нли насекомое (муху, жука и пр.) - человек, случайно проглотивший насекомое с питьем или едой, становится кликушей (архангел.). Ср. случай, когда колдунья набросала мышей в прорубь, откуда все село брало воду, чтобы заразить людей кликушеством (архангел.).

В др. случаях считается, что злой дух не может войти в человека, если тот сам не согрешит, но как только человек выругается или осудит коголибо, болезнь сразу же вселяется в него.

Кликушество насылается на человека на определенный срок или на всю жизнь. Считается, что кликушество бывает двух видов: то, которое вызывает немоту и скорую мучительную смерть человека, и то, в результате которого у человека время от времени бывают припадки (архангел.).

Статус больного кликушеством. В отличие от других двоедушников (зморы, вампира, вештицы и под.), которые в народном сознании близки к демоническим персонажам, кликуша - реальный, живой человек, принадлежащий к христианскому миру, но ощущающий себя вместилищем злого духа. Кликуша никому не причиняет зла и сама является жертвой сидящего в ней беса. Двоедушник часто не осознает существования в себе второго духа, кликуша ощущает присутствие в себе злого духа как чуждую, враждебную своему "я", инородную силу, которая причиняет ей мучения и от которой она старается избавиться различными способами. В отличие от отрицательного отношения к другим двоедушникам. отношение к кликушам со стороны посторонних людей было участливым и снисходительным. Кликушу жалели и старались помочь ей, облегчить ее мучения.

Поведение кликуши, в том числе и языковое, является отражением борьбы человеческого и бесовского начал, во время которой больной кликушеством против своей воли совершает поступки и проиизосит слова, которые сам же порицает, но вынужден это делать от имени беса.

Кликушество проявляется в виде припадков, когда кликуша бьется в беспамятстве о землю, хохочет, кричит на разные голоса, подражая крикам животных: лает, кудахчет, ржет, мяукает и пр. Во время припадков кликуша обнаруживает такую силу, что несколько мужчин не в состоянии ее удержать. Человек, на которого наслано кликушество, ощущает непонятную боль во всем теле, слабость, тошноту, отвращение к еде или болезненное пристрастие к определенным видам пищи, которое необходимо удовлетворить, чтобы "задобрить" беса, иначе он будет мучить больного. Считают, что если беременная женщина, больная кликушеством, не будет есть то, что нравится сидящему в ней злому духу, он может "съесть" ребенка в животе у женщины (пинеж.).

Часто припадки кликушества бывают на Рождество и Пасху, а также в церкви особенно во время пения "Иже херувимы..,", во время причастия, при попытках священника отчитать кликушу молитвами. Кликуши не выносят креста, икон, святой воды, запаха ладана, во время церковной службы бранятся и богохульствуют. Часто кликуши не выносят табака.

Кликуша обладает ясновидением, способностью предсказывать будущее. Чтобы узнать у нее что.л., нужно назвать имя того беса, который в ней сидит, после чего КЛИ куша начинает биться, кричать, а потом падает замертво. Считается, что в это время бес рыщет по свету, отыскивая требуемые сведения, после чего возвращается в тело кликуши и начинает рассказывать.

Часто проявлением кликушества является необычное речевое поведение кликуши: ее речь ведется от двоих - человека и беса. Речь от "лица" беса произносится измененным голосом, другим, более высоким тоном, О кликуше, находящейся в припадке, говорят, что в ней "бес кричит" (Краин.). Во время припадка кликуша начинает выкрикивать имя того человека, который ее испортил, называя его "отцом", "батюшкой", или "матушкой", если испортила женщина. Злой дух, сидящий в кликуше, говорит о себе в мужском роде, даже если кликуша - женщина, иногда - в третьем лице ("икоточка отвечает" вместо "я отвечаю"), сообщает свое имя и происхождение ("Я - Сазон-утопленник, я хочу погулять в тебе", екатеринослав.), а также имя того, кто его наслал и на какое время. Обычно бес проявляет себя во время чтения Евангелия, молитв, причастия и под.: "Пора мне выйти из нея, долго ли здесь мне сидеть" (тул.), "Уйду, выйду, выйду! Ты меня задушила, просфорами задавила, ладаном, старуха, заморила!" (смолен.).

Лечение кликушества

Лечение кликушества заключается в изгнании из больного нечистого духа, что было по силам немногим знахарям и священникам. Стараются узнать имя колдуна, испортившего кликушу. Если она сама не "выкликает" его имя, об этом ее спрашивают через раскрытую дверь посторонние женщины, надев на нее хомут и подведя к порогу (пензен.), окутав ее колокольным канатом (нижегород.), повесив ей на грудь замок с ключом (ю.рус.). Во время припадка накрывают больную пасхальной скатертью, поят богоявленской водой, обыденным квасом (калуж.), берут кликушу за мизинец левой руки и читают воскресную и богородичную молитвы, курят ладаном с трех сторон, оставляя свободным проход к дверям, чтобы вытравить наружу находящегося в больной беса, надевают на нее хомут с потной лошади, бьют по нему кнутом и говорят: "Хлещу, хлещу - беса выхлещу".

Церковь и кликушество

Церковь видит в кликушестве род беснования, поэтому существуют молитвы, которыми отчитывают больных, и способы изгнания беса из больного. Больные совершали паломничества по монастырям, к чудотворним иконам, к старцам и пустынникам. Целительницей от кликушества считалась св. Параскева Пятница. Наиболее известными местами паломничества кликуш были московские храмы: часовня Иверской Божией Матери, Симонов манастырь, часовня св. Пантелеймона. Кликуш, как и др. бесноватых, отчитывали молитвами из требника Петра Могилы, поили святой водой, мазали лампадным маслом, елеем и под. Считалось, что не все священники способны отчитывать кликуш и бесноватых, а только наиболее праведные из них. Во время лечения бес выходит из кликуши в виде мелкой твари: лягушки, крысы, мухи и под. и из той части тела, через которую он зашел в человека.

Государство и кликушество

Приписывая свою болезнь "порче", кликуши обыкновенно выкликает имя того лица, которое чародейством напустило на нее болезнь. В XVII в. лица, имена которых кликуши выкликивали, привлекались к суду по обвинению в чародействе и предавались пыткам, самих же кликуш только отчитывали. В XVIII в., наоборот, к ответственности стали привлекаться кликуши. Петр I видел в кликушестве притворное беснование, имеющее целью возведение поклепа на невинных людей. К этой мысли он, вероятно, приведен был тем, что царевна София пользовалась мнимыми кликушами для упрочения своего авторитета. В 1715 г. состоялся указ: "ежели где явятся мужеска и женска пола кликуша, то, сих имая, приводить в приказы и розыскивать" (т. е. допрашивать под пыткой). Указом 1716 г. и духовным регламентом 1721 г. на архиереев возложена обязанность разыскивать К. и предавать их гражданскому суду. В 1729-30 гг. в одной волости обвинены были в икотном деле 232 человека, в том числе замужних женщин 116, вдов 5, малолетних и взрослых девушек 26, мальчиков и женатых мужчин 84. Указ 1737 г., замечая, что "в Москве являются по церквям и монастырям кликуши, которым в той притворной шалости свобода дается, а сверх того над ними и молитвы отправляются ", подтверждает обязанность архиереев разыскивать кликуш и за недонесение грозит им извержением из сана. Те же воззрения на кликушество господствовали и в первой половине XIX столетия. В 1843 г. появились клиекши в Подольском уезде Московской губернии; министерство, считая беснование кликуш притворством и обманом, предписало принимать против них полицейские меры, подвергая их негласно легкому телесному наказанию или непродолжительному содержанию под стражей. Но и обвинения в порче, выкликавшиеся кликушами, не всегда оставлялись без внимания: в 1815 г. в Поморье один крестьянин за напускание икоты был наказан 65 ударами кнута. В 1840-х годах журнал "Маяк", а в 1850-х годах - "Домашняя Беседа" взяли под свою защиту кликуш, как несчастных, действительно подвергшихся порче, а с другой стороны, вносили на свои страницы рассказы о кликушах, знаменующих продолжающееся еще спасение человека. Уложение о наказаниях 1845 г. постановило: "так называемые кликуши, которые делают на кого-либо изветы, утверждая, что он причинил им зло будто бы посредством чародейства, подвергаются за сей злостный обман заключению в смирительном доме на время от 6 месяцев до 1 года" (по Своду Законов 1842 г. К. наказывались плетьми). Уложение о наказаниях изд. 1885 г. (ст. 937) воспроизводит это правило, заменяя лишь заключение в смирительном доме тюремным заключением на время от 4 до 8 месяцев. Сенат (решение кассационного уголовного департамента 1874 г. № 432) разъяснил, что закон карает только "злостный обман", т. е. только притворных кликуш, а отнюдь не действительных, которые, приписывая свои страдания действиям известного лица, оговаривают его в порче.

Научные взгляды на кликушество

Кликушество - разновидность истерии, проявляющаяся в быту в виде единичных, спорадических случаев, но иногда приобретающая характер психических эпидемий. Характеризуется идеями бесоодержимости. Наиболее типичный признак – истерические припадки, возникающие чаще всего во время религиозных отправлений. При этом отмечается сужение сознания, возможны галлюцинаторные индуцируемые переживания. В настоящее время – большая редкость.

Толковый словарь психиатрических терминов. 2009.


По поводу причин кликушества как явления до сих пор существуют различные мнения. В 1903 году появилась работа доктора М.П.Никитина "К вопросу о кликушестве", где эта проблема рассматривалась с позиции психотерапевтических и психиатрических знаний. "Кликушество представляет собой заболевание, основу которого составляет истерический невроз. Существование кликушества, как народной болезни, обуславливается существованием в народе веры в порчу, без которой кликушество было бы немыслимо... Как народное сознание вступит в новый фазис своего развития, исключающий возможность распространения суеверий, кликушество прекратит свое существование и отойдет в область преданий", – писал доктор Никитин. Увы, его надежды не оправдались. Есть документы, свидетельствующие, что с кликушеством в Московской губернии еще в 1928 году безуспешно пытались бороться даже комсомольские организации.

В том же 1928 году профессор психиатрии Ю.В.Каннабих пишет следующее: "Другое проявление нервности называется истерией. В деревнях такие больные называются кликушами, т.к. они, падая в судорогах, плачут и кричат, выкликают. Это большею частью женщины, с самого детства перенесшие много разных огорчений и обид, которых они не забыли. Хотя нельзя сказать, чтобы они постоянно думали бы об этих обидах, но в душе осталась заноза, чувствительные места, которые нельзя трогать. И вот скажет кто-нибудь слово не так, отнесется недостаточно внимательно или грубо – и тогда старая обида вдруг дает о себе знать, и начинает человек рыдать, и бить себя в грудь, и рвать на себе волосы. Окружающим непонятно, что какой-нибудь пустяк может вызвать такой сильный припадок".

Предположение профессора Каннабиха, что в основе кликушества лежат психологические травмы, перенесенные в детстве, плюс к этому тяжелые жизненные условия, пожалуй, наиболее правильное. А если учесть религиозные и мистические переживания, свойственные деревенским жителям того времени, то становятся ясны и причины этого странного явления. То, что болезнь проявлялась преимущественно у женщин, современные психиатры объясняют так: "истерические механизмы реагирования" у них более показательны, поскольку женщины более эмоциональны и менее сдержанны. Единственное, что не совсем ясно, так это факт массового кликушества. Впрочем, помешательство "заразно".

Очевидно, что кликушество не исчезло вовсе, а просто в современных условиях видоизменилось. Так, председатель Комитета по этике и защите профессиональных прав Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги профессор Б.Е. Егоров пишет: "Во все времена кликушам необходимо было общественное место, где при стечении народа они могли бы выкликать свои обиды и бессознательные переживания. Как правило, кликуши обитали и выкликали рядом с церковью. Для кликуш необходимо иметь, прежде всего, внимание со стороны приходящих в церковь людей... Попытка уничтожения церкви и дальнейшее подчинение ее новым советским властям вынуждает кликуш искать другую идеологическую организацию, на фоне которой они имели бы возможность выкликать. Ведь кликуши-истерики имеют значительные преимущества в приспособлении к изменяющимся социальным условиям".