Фотографии жертв красного террора в России в годы Гражданской войны и их палачей.
Внимание! Шок-контент! Слабонервным не смотреть!


Труп, найденный во дворе херсонской ЧК.
Голова отрублена, правая нога перебита, тело сожжено

Изуродованные трупы жертв херсонской ЧК

Староста деревни в Херсонской губернии Е.В. Марченко,
замученный в ЧК

Трупы замученных у одной из станций Херсонской губернии.
Изуродованы головы и конечности жертв

Труп полковника Франина, замученного в херсонской ЧК
в доме Тюльпанова на Богородской улице,
где находилась херсонская чрезвычайка

Трупы заложников, найденные в херсонской ЧК
в подвале доме Тюльпанова

Капитан Федоров со следами пыток на руках.
На левой руке след от пулевого ранения, полученного во время пыток.
В последнюю минуту сумел бежать из-под расстрела.
Внизу фотографии орудия пыток,
изображенные Федоровым

Найденная в подвале харьковской ЧК кожа,
содранная с рук жертв при помощи металличего гребня
и специальных щипцов


Кожа, содранная с конечностей жертв
в доме Рабиновича на ул. Ломоносова в Херсоне,
где пытала херсонская чрезвычайка

Палач - Н.М. Демышев.
Председатель исполкома Евпатории,
один из организаторов красной «Варфоломеевской ночи».
Казнен белыми после освобождения Евпатории

Палач - Кебабчанц, по кличке «кровавый».
Заместитель председателя Евпаторийского исполкома,
участник «Варфоломеевской ночи».
Казнен белыми

Женщина-палач - Варвара Гребенникова (Немич).
В январе 1920 года приговаривала к смерти офицеров
и «буржуазию» на борту парохода «Румыния».
Казнена белыми

Палачи.
Участники «Варфоломеевской ночи»
в Евпатории и расстрелов на «Румынии».
Казнены белыми

Палачи херсонской ЧК

Дора Евлинская, моложе 20 лет, женщина-палач,
казнившая в одесской ЧК собственными руками 400 офицеров

Саенко Степан Афанасьевич,
комендант концлагеря в Харькове

Трупы заложников, расстрелянных в харьковской тюрьме

Харьков. Трупы заложников, умерших под пытками большевиков

Харьков. Трупы замученных женщин-заложниц.
Вторая слева - С. Иванова, владелица мелочного магазина.
Третья слева - А.И. Карольская, жена полковника.
Четвертая - Л. Хлопкова, помещица.
У всех заживо взрезаны и вылущены груди,
половые органы обожжены и в них найдены уголья

Харьков. Тело заложника поручика Боброва,
которому палачи отрезали язык, отрубили кисти рук
и сняли кожу вдоль левой ноги

Харьков, двор чрезвычайки.
Труп заложника И. Пономаренко, бывшего телеграфиста.
Правая рука обрублена. Поперек груди несколько глубоких надрезов.
На заднем плане еще два трупа

Труп заложника Ильи Сидоренко,
владельца модного магазина в городе Сумы.
У убитого переломаны руки, сломаны ребра,
взрезаны половые органы.
Замучен в Харькове

Станция Снегиревка, под Харьковом.
Труп замученной женщины.
На теле не было найдено одежды.
Голова и плечи были отрублены
(при вскрытии могилы найдены так и не были)

Харьков. Трупы убитых, сваленные в телегу

Харьков. Трупы замученных в ЧК

Двор харьковской губчека (Садовая улица, 5)
с трупами казненных

Концлагерь в Харькове. Замученный до смерти

Харьков. Фотография головы архимандрита Родиона,
Спассовский монастырь, оскальпированный большевиками

Раскопки одной из братских могил
у здания харьковской ЧК

Харьков. Раскопки братской могилы
с жертвами красного террора

Хуторяне И. Афанасюк и С. Прокопович,
заживо оскальпированные. У ближнего, И. Афанасюка,
на теле следы ожогов раскаленной шашки

Тела трех рабочих-заложников с бастовавшего завода.
У среднего, А. Иваненко, выжжены глаза,
отрезаны губы и нос. У других - отрублены кисти рук

Труп офицера, убитого красными

Тела четырех крестьян-заложников
(Бондаренко, Плохих, Левенец и Сидорчук).
Лица покойников страшно изрезаны.
Особым изуверским способом изуродованы половые органы.
Производящие экспертизу врачи высказали мнение,
что такой прием должен быть известен только
китайским палачам и по степени болезненности
превышает всё доступное человеческому воображению

Слева труп заложника С. Михайлова,
приказчика гастрономического магазина,
видимо, зарубленного шашкой.
Посередине тело засеченного насмерть шомполами,
с перебитой нижней частью спины, учителя Петренко.
Справа труп Агапова, с вывороченными
ранее описанной пыткой половыми органами

Труп 17–18-летнего юноши,
с вырубленным боком и изувеченным лицом

Пермь. Станция Георгиевская.
Труп женщины.
Три пальца правой руки сжаты для крещения

Яков Чус, тяжело раненный казак,
оставленный отступающей Белой гвардией.
Подошедшими красными облит бензином
и заживо сожжен

Сибирь. Енисейская губерния.
Офицер Иванов, замученный под пытками

Сибирь. Енисейская губерния.
Трупы замученных жертв большевистского террора.
В советской энциклопедии
«Гражданская война и военная интервенция в СССР» (М., 1983, с. 264)
эта фотография, в несколько ином ракурсе, дана как образец
«жертв колчаковщины» в Сибири в 1919 году

Доктор Беляев, чех.
Зверски убит в Верхнеудинске.
На фотографии видны отрубленная кисть руки
и изуродованное лицо

Енисейск. Пленный казачий офицер,
зверски убитый красными (сожжены ноги, руки и голова)

У жертвы перед смертью были перебиты ноги

Одесса. Перезахоронение жертв из братских могил,
раскопанных после ухода большевиков

Пятигорск, 1919 год. Раскопки братских могил
с трупами заложников, казненных большевиками в 1918 году

Пятигорск, 1919 год.
Перезахоронение жертв большевистского террора.
Панихида

Расстрел за чистые руки

Красный террор начался до объявления красного террора

Андрей ЗУБОВ, ведущий рубрики, доктор исторических наук, профессор МГИМО, ответственный редактор двухтомника «История России. ХХ век»:

История - это не только исследования ученых, тщательно изучивших источники, облазивших архивы, проанализировавших результаты раскопок, памятники материальной и духовной культуры эпохи. История - это еще и то, что профессионалами именуется «живая история», - воспоминания современников, дневники, письма, очерки пережитого.

Иногда они создаются специально «для вечности», рассчитаны на публикацию, на определенный политический эффект. Но намного ценнее такая «живая история», которая предназначена не для печати, а для детей и ближайших родственников, история, которая должна остаться в семье. Она менее нарочита и несравненно более правдива. Это действительно живые и безыскусные картины навсегда ушедшего прошлого, которое нам, однако, никак нельзя забывать, если мы хотим оставаться русскими людьми, если хотим считать Гоголя, Толстого, Бунина своими писателями, Пушкина, Блока, Бродского - своими поэтами, Чайковского, Рахманинова, Шнитке - своими композиторами.

Несмотря на все потрясения русской жизни ХХ века, в семейных и общественных архивах как России, так и зарубежья - и ближнего, и дальнего - сохранилось немало таких свидетельств нашего прошлого. В рубрике «Настоящее прошлое» мы будем время от времени помещать личные свидетельства, никогда до того не публиковавшиеся.

Таким свидетельством, проливающим свет на события без малого 95-летней давности в Киеве, являются воспоминания В.Н. Оболонского, 1905 года рождения, предложенные для публикации одним из авторов нашей рубрики - профессором Высшей школы экономики, доктором юридических наук Александром ОБОЛОНСКИМ. Их правдивость вплоть до деталей подтверждается многими опубликованными и хорошо известными историкам России документами. Но задумаемся о другом: как было жить, и жить в СССР, человеку, 13-летним подростком увидевшему такое?

Этот текст - отрывки из воспоминаний, оставленных мне отцом - Валентином Николаевич Оболонским. Тринадцатилетним мальчиком он стал свидетелем первого прихода большевиков в Киев в начале 1918 года, в период, который в советской историографии именовался «триумфальным шествием советской власти», а начало Красного террора датировалось лишь сентябрём того года якобы «в ответ на злодейское покушение Фани Каплан». Сцены массовых расстрелов под окнами их квартиры, в боковом крыле Мариинского дворца (его отец, а мой дед был в то время его архитектором-смотрителем), и других зверств, происходивших в городе, он описал спустя больше полувека после событий. Но подобные вещи остаются в памяти навсегда.

Александр ОБОЛОНСКИЙ

В середине января 1918 года с северо-востока, с левого берега Днепра к Киеву подошла большевицкая армия под командованием Муравьева**. Обороняли город малочисленные войска Временного правительства, состоявшие в основном из офицеров, оставшихся ему верными. Они заблокировали мосты через Днепр и не допускали переправы красных в город, расположенный на правом берегу. Несмотря на многократное превосходство в силах, красные не смогли переправиться через Днепр и прибегли к самому легкому и безопасному для себя, но самому варварскому способу воздействия на противника. Они начали артиллерийский обстрел центральной части города, где никого, кроме мирного населения, не было.

Снаряды падали где попало - на улицах, площадях, пробивали стены и взрывались в квартирах. Гибли ни в чем не повинные люди. Две недели длился этот обстрел города, две недели люди, как умели, прятались от снарядов, на две недели прервалась жизнь большого города. Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это варварство, если бы не наступившие сильные морозы, сковавшие Днепр льдом и тем самым открывшие возможность переправы через реку помимо мостов. Отряды офицеров, оборонявших мосты, были ликвидированы, и армия красных ворвалась в город, который уже некому было оборонять.

И вот тут-то началось самое страшное из того, что могло случиться. Солдатская масса, поощряемая комиссарами, начала кровавую расправу над теми, кого они считали своими врагами, в первую очередь - над офицерами бывшей царской армии.

Надо сказать, что в это время город, являвшийся центром Юго-Западного фронта, был наводнен офицерами, прибывавшими в свои штабы после развала армии и фронта. Немало было среди них и тех, кто просто вернулся домой, к своим семьям. Солдаты разыскивали и хватали офицеров повсюду - в гостиницах, квартирах, на улицах, на вокзале… Признаки, по которым происходило опознание и задержание офицеров, - обмундирование или остатки его, следы от снятых погон или сами погоны и, наконец, чистые руки. Любой из этих признаков был достаточен для расстрела.

Кровавая расправа над офицерами продолжалась несколько дней. Мы в это время находились в боковой части дворца (казалось, там было безопаснее при артобстреле), где из окон было видно все, что делалось перед его фасадом. Вот что запомнилось мне на всю жизнь.

С раннего утра до позднего вечера во дворец вели схваченных в городе офицеров. Вели группами по нескольку человек, иногда поодиночке, иногда - толпой. Их вводили через главный вход внутрь здания, где в течение нескольких минут решалась их судьба. Затем их выводили за ограду дворца на площадь, находившуюся между оградой дворца и Мариинским парком, и здесь расстреливали, предварительно заставляя снять сапоги и одежду.

Началось все с большой группы офицеров - человек 200-300, захваченных в гостинице «Прага», тогда самой большой в Киеве. Их привели под конвоем, и они понуро стояли толпой перед дворцом. Кое-кто еще был в погонах, но большинство уже без них, некоторые в штатской одежде. Двое из них, видимо, старшие по чину, были введены в здание дворца минут на 5-10. После их возвращения всю группу повели на площадь и расстреляли из пулемета, приканчивая винтовками. В дальнейшем расстреливали небольшими группами или по одному.

Кем и как производилась казнь? Постоянных, профессиональных палачей не было. Им мог быть любой солдат, например, тот, кто привел офицера из города, или любой другой из числа тех, которые постоянно толпились перед зданием дворца. Эта толпа - несколько сот солдат - расположилась перед главным входом. Солдаты сидели или лежали на газоне, курили или переговаривались. Когда из главного входа выводили очередную жертву, всегда из группы солдат выходили 2-3 добровольца и присоединялись к конвойному, ведшему офицера на казнь. Перед расстрелом заставляли снимать сапоги и раздеваться до белья, чтобы не портить вещей, переходивших в руки палачей.

Вот внешний облик одного из солдат революционной армии, поразивший меня тогда и потому хорошо запомнившийся. Высокий детина крестьянского типа. Лицо, заросшее бородой и усами, выражения которого определить невозможно (безликое). На голове измятая папаха. Шинель, подпоясанная ремнем. На ногах хорошие офицерские сапоги. За поясной ремень, в том месте, где положено крепить патронташ, заткнуты две пары офицерских сапог, голенища которых свисают по животу справа и слева. За плечами брезентовый мешок, туго набитый вещами. Одного взгляда на такого «бойца» достаточно, чтобы быть уверенным в том, что им убиты по крайней мере три офицера. И в таком виде он становился в строй, предстоял перед своими командирами и комиссарами. Нужны ли здесь комментарии?

Сказать по правде, не все были такими. Были и поскромнее, скажем, с одной парой сапог за поясом**.

Расправа над офицерами (и над интеллигенцией вообще) происходила не только у дворца, а по всему городу. Люди расстреливались за хорошие сапоги, за интеллигентную внешность, за белые руки. Расстреливали в парках, садах, скверах и просто на улицах. То, что творилось у дворца и чему я был свидетелем, продолжалось несколько дней. По ночам, когда утомившиеся палачи отдыхали в разграбленных квартирах, на площади перед дворцом, там, где лежали трупы сотен жертв, я видел, как вспыхивают и мгновенно погасают слабые огоньки. Сначала никто не мог понять, откуда берутся огоньки среди этой массы мертвых тел. Вскоре выяснилось. Это женщины - матери, жены, сестры, может, невесты убитых ходили среди трупов, светили спичками или фонариком в лица мертвецов, пытаясь найти, узнать своих близких. Все это надо было делать украдкой, чтобы, не дай бог, не проснулись палачи, отдыхавшие где-то совсем рядом. Они бы нашли, как расправиться с таким «самоуправством». Есть ли слова в нашей речи, которыми можно выразить все то горе, весь тот страх, который выпал на долю этих женщин?

Как-то мой сын, выслушав рассказ об этих событиях, спросил меня: «Как умирают люди на казни?» Я не стал описывать ему все, что видел, да и сейчас не могу. Могу лишь сказать, что чем моложе человек, тем легче расстается он с жизнью, чем старше - тем тяжелее.

Вот два характерных случая. На расстрел ведут молодого офицера, ему лет 20 от роду. Он высок, строен, красив, наверное - бывший студент. Идет к месту казни быстро, большими шагами, так, что палачи еле поспевают за ним. Когда он смотрит на солдат, на лице презрение, гадливость, когда смотрит на небо - улыбается. Расправа происходит быстро. Или - ведут на казнь пожилого офицера. Он одет в бекешу, видимо - полковник. Лицо серо-зеленое, ноги подкашиваются. Солдаты бьют его прикладами в спину - он падает. Штыками заставляют встать и снова идти. Перед расстрелом молит о пощаде, протягивая руки с какой-то бумажкой. Среди палачей находятся такие, которые неуклюже рубят его шашками, приканчивая выстрелами уже лежащего.

Мой отец избежал тогда расстрела лишь благодаря случаю. Когда солдаты обходили и обыскивали здание дворца, вся наша семья находилась в двух комнатах, одна из которых выходила в коридор, а вторая была смежной с ней, с малозаметной дверью. Во время обхода солдат все женщины и дети (около 10 человек) находились в правой от коридора комнате и встретили вошедших солдат с детьми на руках, моля не трогать их. В соседней, смежной комнате находились отец и еще 2-3 мужчины. Солдаты из-за женщин и детей не заметили ведшей туда двери, и таким образом мужчины были спасены.

Оставаться во дворце дальше было невозможно и опасно, и наша семья решила уйти куда-либо подальше. Было холодно, а мы были без верхней одежды, и моя тетя решила попытать счастья - пойти в нашу квартиру и, если удастся, взять что-нибудь из верхней одежды. Я пошел вместе с ней. Квартира оказалась полностью разгромленной. Шкафы были выворочены, диваны вспороты, картины сорваны со стен, зеркала, посуда перебиты, бутылок 10 хранившейся у отца испанской мадеры выпиты и разбиты. Но тогда меня поразила не столько эта картина разгрома, сколько совершенно невероятный сильный тошнотворный запах, стоявший в квартире. Это была смесь сильного запаха духов, разбитые флаконы от которых валялись рядом с исковерканным трюмо комнаты сестры Жени, махорочного дыма, мадеры и человеческих испражнений. Притом они находились не где-то по углам, а возвышались кучей на верхней крышке нашего прекрасного салонного рояля. Видимо, этим было выражено презрение к «буржуазной» культуре и быту. Вся теплая одежда, в которой мы так нуждались, пропала, пропало и все ценное, что можно было легко унести с собой. Собрав остатки валявшихся одеял, мы поспешили уйти…

Заканчивая рассказ об этом коротком по времени (с конца 1917 по март 1918 г.) периоде, мне хочется сказать тем, кто, может быть, пройдет по площади перед бывшим Мариинским дворцом (сейчас здание находится в распоряжении Рады, стеклянный куб которой возвышается буквально впритык. - Прим. А.В. Оболонского). Здесь поставлен памятник восставшим рабочим также находившегося неподалеку завода «Арсенал». Восстание длилось примерно неделю и заключалось в том, что рабочие, запершись в цехах, вели перестрелку с правительственными войсками, окружившими завод. Не получив поддержки ни с чьей стороны, восстание заглохло, погибли 10-12 человек. Арсенальские рабочие похоронили погибших товарищей со всеми почестями и салютом из винтовок в братской могиле, которую вырыли на большой площади перед дворцом. Никто не препятствовал ни похоронам, ни речам на митинге у братской могилы, ни беспорядочной стрельбе из винтовок в воздух, что должно было означать салют. Я все это видел из окон нашей квартиры.

Эти люди погибли, борясь за интересы своего класса, в том числе - за свои собственные. Экскурсоводы приводят сюда школьников и взрослых, рассказывают о погибших рабочих (не называя, впрочем, их числа). О них написано в книгах по истории, они воспеты в поэзии, изображены на картинах. А кто знает о том, что здесь, на этой площади, каждая пядь земли пропитана кровью многих сотен русских людей, в основном молодых интеллигентов, выполнявших свой долг по защите родины от внешнего врага, настроенных в большинстве своем антимонархически и желавших справедливости, добра и свободы своей родине, своему народу?

Живых свидетелей почти не осталось. Пусть тот, кто побывает здесь, помянет их добрым словом и подумает о страшном, непоправимом зле, нанесенном большевицкой революцией, с самого начала уничтожавшей лучших представителей нашего народа.

…Наступил март 1918 года. В Киев вошли немецкие войска, вошли без боя, без выстрела, четким строем, как стальная несокрушимая машина. Красную армию как ветром сдуло. В городе быстро восстанавливался порядок. Первым делом был вымыт и продезинфицирован вокзал, начал работать транспорт, открылись школы и больницы. Все важные учреждения и предприятия охранялись немецкими караулами. Ожила торговля. Одновременно ходили разные деньги - немецкие марки, австрийские кроны, украинские карбованцы, царские рубли (последние ценились выше всего). Гражданская власть была в руках гетмана Скоропадского - бывшего царского генерала. По отношению к местному населению немцы вели себя крайне осторожно. Никаких конфликтов, никаких репрессий. Даже за убийство командующего немецкими войсками генерала Эйхгорна был казнен только один человек. За постой и продовольствие платили немецкими марками (разумеется, обесцененными инфляцией). Осенью 1918 года в Германии произошла революция, и немецкие войска быстро и организованно оставили Киев. На короткое время городом овладел Петлюра, которого сменили красные. Летом 1919 года в город вошли, восторженно встреченные киевлянами, деникинские войска. Их сменила Красная армия, затем на один месяц (20 апреля 1920 года) пришли поляки, а 20 мая 1920 года в Киеве окончательно установилась советская власть.

Каждая из сменявшихся властей устраивала военный парад на Софийской площади. Были и репрессии против сторонников власти предыдущей. Однако по массовости и жестокости красный террор не может быть сравнен ни с каким другим. Я помню газеты, в которых часто печатались списки лиц, «расстрелянных в порядке красного террора», численностью 50, 70, 90, а однажды даже - 125 человек. Пострадала в основном интеллигенция. Крупная буржуазия, аристократия и власть имущие в основном своевременно бежали за границу.

После очередного изгнания красных я был в здании, где помещалась ЧК, - Садовая улица, дом 5. Видел там каретный сарай, где производились расстрелы. На всю жизнь запомнились стены сарая, сплошь испещренные следами от пуль, цементный пол, покрытый толстым слоем застывшей крови, стоки, заполненные кровью, мозги и куски черепов на полу. Из подвала здания, где заседала ЧК, какие-то проходимцы вытаскивали десятки бутылок с вином. Помню женщин, пришедших разыскивать своих мужей, сыновей, братьев и застывших в оцепенении перед следами кровавой расправы.

Все это я видел сам, пережил и запомнил навсегда. События эти в корне изменили всю мою жизнь и предопределили дальнейшую биографию.

Валентин ОБОЛОНСКИЙ

_____________
*Михаил Артемьевич Муравьев (1880-1918), капитан Российской императорской армии, участник Русско-японской и Мировой войн. Из крестьян Ветлужского уезда Костромской губернии. Осенью 1917 г. примкнул к левым эсерам. Выполнял ряд ответственных военных заданий, данных ему Лениным и Троцким (занятие Полтавы, Киева, Одессы, борьба с белочехами на Волге). Отличался невероятной алчностью и жестокостью, не ограничиваясь массовыми расстрелами, применял против мирных жителей боевые отравляющие газы и обстрелы захваченных им городов тяжелой артиллерией. Даже многие большевики называли его «бандитом». 9 июля 1918 г., во время восстания левых эсеров против большевицкой власти, будучи главнокомандующим Волжским фронтом, перешел на сторону восставших, объявив о денонсации Брестского мира и о возобновлении войны с Германией. 11 июля или был застрелен чекистами, или покончил самоубийством в Симбирске. (Прим. А.Б. Зубова)

**Обратили внимание? Постоянных палачей не было. Любой солдат брался за это прибыльное дело! Вот какой была массовая социальная база нового режима, вот как выглядит до предела обнаженный механизм использования низменных инстинктов, грубого стремления к наживе, а также кровавой круговой поруки, которая и в самом начале, и в дальнейшем служила у большевиков одним из важных интегрирующих факторов. Большевизм точно оценил и проэксплуатировал худшие черты народной массы и человеческой натуры вообще. Это вынесло на гребень событий соответствующие, вполне определенные моральные и психологические типы людей. (Прим. А.В. Оболонского)

5 сентября 1918 года Совнарком издал декрет о начале Красного террора. Жесткие меры по удержанию власти, массовые расстрелы и аресты, взятие заложников - до сих пор эта кровавая страница истории вызывает споры.

Красный/ белый террор

Цель оправдывает средства. Эта фраза, приписываемая Макиавелли, была негласным оправданием действий большевиков во время красного террора. Советская власть насаждала миф о том, что красный террор был ответом на так называемый «белый террор». 2 сентября 1918 года ВЦИК принял резолюцию, в которой появился термин «красный террор»: «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». Декрет, положивший начало массовым расстрелам был ответом на убийство Володарского и Урицкого, ответом на покушение на Ленина.

«Белый террор» и «Красный террор» - явления различного порядка. Красный террор был подведён под мощную идеологическую базу, это было официально-узаконенное преступление. С.П. Мельгунов в своей книге «Красный террор» писал: «Нельзя пролить болeе человeческой крови, чeм это сдeлали большевики; нельзя себe представить болeе циничной формы, чeм та, в которую облечен большевицкий террор. Это система, нашедшая своих идеологов; это система планомeрного проведения в жизнь насилия, это такой открытый апофеоз убийства как орудия власти, до которого не доходила еще никогда ни одна власть в мирe. Это не эксцессы, которым можно найти в психологии гражданской войны то или иное объяснение».

Сразу после покушения на Ленина в Петрограде было расстреляно 512 человек, тюрем на всех не хватало, появилась система концентрационных лагерей. Легитимная массовость красного террора не шла ни в какое сравнение со зверствами «белых», которые тоже имели место, но были не узаконенным средством противостояния, а скорее проявлением так называемой «атаманщины».

Время террора

Несмотря на свою вполне официальную датировку: 5 сентября 1918 года - 6 ноября 1918 года красный террор имеет достаточно размытые хронологические границы. Красный террор был определён Троцким как «орудие, применяемое против обречённого на гибель класса, который не хочет погибать». Таким образом, временем начала «красного», революционного террора можно считать уже 1901 год. С 1901 по 1911 годы жертвами революционного террора стали около 17 тысяч человек. 21 февраля 1918 года СНК издал декрет «Социалистическое отечество в опасности!», который постановлял, что «неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». 9 августа 1918 года Ленин писал: « Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Декретируйте и проводите в жизнь полное обезоружение населения, расстреливайте на месте беспощадно за всякую сокрытую винтовку». Надо понимать, такие указания давались ещё до официального начала «красного террора», кулаком и сомнительным элементом мог считаться любой, решение о принадлежности того или иного человека к контрреволюционным элементам принимались «на местах». К концу Гражданской войны в концентрационных лагерях пребывало 50 тысяч человек. Окончание «красного террора» - также весьма условная дата. Массовые репрессии 30-ых - можно ли и их отнести к «красному террору»? На этот счёт у историков ведутся споры и по сей день.

Мифы красного террора

Красный террор порождал массу мифов. Так, одним из мифов стал миф о том, что «красные топили людей в баржах». Источником этого мифа стали очевидцы того, как мятежных офицеров в Петрограде насильно загоняли на баржу. Народная молва превратила эту баржу в «последнее пристанище», тогда как один из тех, кто был на той исторической барже (это была одна баржа) позднее писал, что их, заключенных на этой барже, отвезли в Кронштадт, где они могли подать документы на немецкое покровительство. Подобное мифотворчество существовало повсеместно и было даже на руку большевикам, жестокость мер которых со временем пресекла всякую «контрреволюционную реакцию».

Классовая борьба

Восприятие красного террора как классовой борьбы было далеко неоднозначным.

М. Лацис писал: «Мы истребляем ненужные классы людей. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советов. Первый вопрос - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом - смысл и сущность красного террора».

Слова Лациса были критически оценены Лениным. «Политическое недоверие к представителям буржуазного аппарата законно и необхо­димо. Отказ использовать их для дела управления и строительства есть величайшая глупость, несущая величайший вред коммунизму. Кто захотел бы рекомендовать меньшевика как социалиста или как политического руководителя, или даже как поли­тического советчика, тот совершил бы громадную ошибку, ибо история революции в России доказала окончательно, что меньшевики (и социалисты-революционеры) не социалисты, а мелкобуржуазные демократы, способные при каждом серьезном обостре­нии классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией становиться на сторону буржуазии».

Лацис позднее вспоминал об этом эпизоде так: «Владимир Ильич напомнил мне, что наша задача отнюдь не состоит в физическом уничтожении буржуазии, а в ликвидации тех причин, которые порождают буржуазию».

Число жертв террора

Данные о числе жертв красного террора - ещё один спорный вопрос. Расхождения в цифрах весьма и весьма существенны: от 135 тысяч до 400-500 тысяч человек. Показательно, что подобные расхождения часто вызваны даже не идеологическими подходами к самому феномену красного террора, а тем, что до сих пор при археологических раскопках и строительных работах находят места массовых захоронений.

«Солнце Мертвых» и «Пьяное солнце»

Одно из самых пронзительных воспоминаний о красном терроре в Крыму принадлежит Ивану Шмелёву. В своей книге «Солнце мёртвых» писатель писал:

«А сичас иду по бугорочку, у пристава дачи, лошадь то зимой пала... Гляжу - мальчишки... Чего такое с костями делают? Гляжу... лежат на брюхе, копыто гложут! Грызут-урчат! Жуть взяла... чисто собаченки».
«Помер Андрей Кривой с нижних виноградников», «помер и Одарюк...» Замерз дядя Андрей после «ванны» (вид пытки), обессиленный голодом. А совсем недавно какой то «бравый» матрос орал на митинге: «Теперь, товарищи трудящиеся всех буржуев прикончили мы... которые убегши - в море потопили! И теперь наша совецкая власть, которая коммунизм называется! Так что Дожили! И у всех будут даже автомобили, и все будем жить... Так что... все будем сидеть в пятом этажу и розы нюхать...»!

В советской литературе ответом на «Солнце мёртвых"Ивана Шмелёва стала повесть Фёдор Гладкова «Пьяное солнце». Цитата: «Мы, комсомольцы, не должны рассуждать. От критики впадают в уклон. Партия дает готовую формулу. За нас думает партия. Оппозиция – это уклон. Уклоны расшатывают партию. Чтобы не впадать в уклон, надо каждую букву резолюций помнить даже во сне».

Национальный вопрос

Однозначной трактовки красного террора быть не может. Несомненно то, что это была кровавая страница русской истории. Самые ожесточённые споры ведутся на почве национального вопроса. Участие в революционном процессе евреев, латышей, поляков вызывают националистические трактовки, приводящие к дебатам о некоем еврейском заговоре против русского народа. Горький писал: «Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народа». Трагедия русской революции разыгрывается в средe «полудиких людей»."Когда в «звeрствe» обвиняют вождей революции - группу наиболeе активной интеллигенции - я рассматриваю это обвинение, как ложь и клевету, неизбeжные в борьбe политических партий или - у людей честных - как добросовeстное заблуждение». «Недавний раб» - замeтил в другом мeстe Горький- стал «самым разнузданным деспотом».

Оценка «пролетарского писателя», конечно, далека от объективности, но правы ли те, кто утверждает, что красный террор - суть порождение «жидовского заговора» и возможно ли заключение о красном терроре в националистическом ключе?

Итоги

Точное число жертв "белого террора" не установлено, однако, политика "белого террора" вызвала такое недовольство у населения, что, наряду с другими факторами, послужила одной из причин поражения Белого движения в Гражданской войне. По данным В.В. Эрлихмана от "белого террора" погибло около 300 тысяч человек. В это число входят как жертвы внесудебных расправ собственно белых войск и правительств (ориентировочно 111 тысяч человек), так и жертвы иностранных оккупантов и интервентов и жертвы национальных окраинных режимов, возникших в результате крушения Российской империи.

Красный террор

Красный террор (Россия) - комплекс карательных мер, проводившихся большевиками в ходе Гражданской войны в России (1917--1923 годы) против социальных групп, провозглашенных классовыми врагами, а также против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности. Являлся частью репрессивной государственной политики большевистского правительства, применялся на практике, как путём реализации законодательных актов, так и вне рамок какого-либо законодательства. Служил средством устрашения как антибольшевистских сил, так и не принимавшего участия в Гражданской войне населения.

В настоящее время термин "красный террор" имеет два определения:

  • · Для части историков понятие Красный террор включает в себя всю репрессивную политику советской власти, начиная с самосудов октября 1917-го. Согласно их определению, Красный террор - логичное продолжение Октябрьской революции, начался ранее белого террора и был неизбежен, так как большевистское насилие было направлено не против действующего сопротивления, а против целых слоёв общества, которые были провозглашены вне закона: дворян, помещиков, офицеров, священников, кулаков, казаков, ученых, промышленников, и т. п.
  • · Другая часть историков характеризует Красный террор как крайнюю и вынужденную меру; меру защитную и ответную, как реакцию против белого террора и считает началом Красного террора постановление СНК РСФСР от 5 сентября 1918 года "О красном терроре"

"Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом - смысл и сущность красного террора"

"Начинаются аресты и расстрелы... и повсюду наблюдаются одни и те же стереотипные жуткие и безнадежные картины всеобщего волевого столбняка, психогенного ступора, оцепенения. Обреченные, как завороженные, как сомнамбулы покорно ждут своих палачей! Со вздохом облегчения встречается утро: в эту ночь забрали кого-то другого, соседа, знакомого... кого-то другого расстреляли... Но придет ночь, и заберут и их! Не делается и того, что бы сделало всякое животное, почуявшее опасность: бежать, уйти, скрыться! Пребывание в семье в то время было не только бессмысленным, но и прямо преступным по отношению к своим близким. Однако скрывались немногие, большинство арестовывалось и гибло на глазах их семей... " Один из очевидцев так вспоминал о начале террора в Петрограде (сентябрь 1918 г.): "Вблизи Театральной площади я видел идущих в строю группу в 500-600 офицеров, причем первые две шеренги арестованных составляли георгиевские кавалеры (на шинелях без погон резко выделялись белые крестики)... Было как-то ужасно и дико видеть, что боевых офицеров ведут на расстрел 15 мальчишек красноармейцев!".

К превентивным арестам генералов и офицеров, в т.ч. и тех, которые были отстранены еще после февраля 1917 г., большевики приступили сразу после переворота, чтобы обезопасить себя от возможных выступлений, и часть расстреливалась (в Гангэ, например, был расстрелян командир дивизии подводных лодок Балтийского флота контр-адмирал Владиславлев).

В конце 1917 - самом начале 1918 г. некоторые арестованные офицеры еще иногда освобождались, что было вызвано необходимостью использовать их против наступавших немцев (например, схваченные в январе члены "Петроградского союза георгиевских кавалеров"), но с конца января это перестало практиковаться. Расстреливались не только те, кто отказывался служить, но и служившие новой власти (как поступили 21 июня 1918 г. с выведшим Балтийский флот из Гельсингфорса адмиралом А.М. Щастным, чья жизнь была цинично принесена в жертву, чтобы оправдаться перед немцами, которым по договору должны были передать флот.). Не были оставлены вниманием и некоторые отставные видные военачальники, уничтоженные одними из первых. Например, в конце 1917 г. был арестован и убит живший с семьей, в Смоленске бывший командующий Западным фронтов генерал от инфантерии А.Е. Эверт, генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич был убит конвоирами по дороге в Петроград, та же участь постигла жившего в Таганроге генерала от кавалерии П.К. Ренненкампфа, генералы от инфантерии Н.В. Рузский и Радко Дмитриев были уничтожены в Пятигорске. А.А. Брусилов, раненный в ходе октябрьских боев в Москве, по возвращении из лечебницы, пока не согласился перейти на службу к большевикам, два месяца провел в тюрьме и еще два - под домашним арестом.

В Москве расстрелы офицеров-участников сопротивления начались уже на следующий день после капитуляции полковника Рябцева: некоторые были вопреки обещаниям сразу отправлены в тюрьмы, а остальных начали арестовывать на другой день. С 20-х чисел ноября террор с каждым днем усиливался, расстреливали не только офицеров, но и их семьи, в начале декабря положение ухудшалось с каждым часом, расстрелы умножались, к 1 января уже непрерывно, день и ночь, расстреливали офицеров и интеллигентов.

Так продолжалось до осени, об отдельных расправах сообщалось в газетах. Сообщениями об арестах офицеров газеты были полны всю первую половину 1918 г. Сообщалось, в частности, что много офицеров было арестовано 17.02 в Чите, 20.02 в Муроме, Коврове и Нижнем Новгороде, имеется масса известий об арестах и убийствах одиночных офицеров или небольших их групп. Летом подобные сообщения учащаются. 23 июня сообщалось о расстреле офицеров в Ельце, 1 июля - об аресте на московском вокзале отправлявшихся в Вологду 45 офицеров, 5.07 - об арестах офицеров в Рязани, 28.07 - 400 добровольцев, собиравшихся на французский фронт, 2.08 - о расстреле 4 офицеров в Москве, 4.08 - 9 офицеров на Восточном фронте, 8.08 - об аресте нескольких офицеров в Кунгуре, 10.08 - о расстреле в Московской губ. служивших в Красной армии 7 офицеров, 13.08 - о расстреле служивших в Красной армии офицеров в Витебске, Петровске и Моршанске и 10 гвардейских офицеров в Рыбинске, 19.08 - об аресте 15 офицеров в Городке Витебской губ., 25.08 - о расстреле нескольких офицеров в Костроме, 24-26.08 - об аресте более 100 и расстреле 5 офицеров в Москве, 27.08 - об аресте 30 офицеров в Великом Устюге, 28.08 - о расстреле 2 офицеров во Владимире и т.д.

"Красный террор", направленный против всех потенциальных врагов их власти и официально объявленный большевиками 2 сентября 1918 г. (а фактически начатый сразу после захвата власти), всей своей силой обрушился, прежде всего, на офицеров. В приказе НКВД, телеграфированном всем губерниям, говорилось: "Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или движения в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел. Местные губисполкомы должны проявить в этом направлении особую инициативу. Все означенные меры должны быть проведены незамедлительно". В циркулярном письме ВЧК от 17 декабря 1918 г., предписывавшем взять на учет все "буржуазное населения", могущее быть заложниками, видное место занимали офицеры и их семьи. Причем и позже, когда оставшихся офицеров стали мобилизовывать в Красную армию, они продолжали относиться к этой категории населения, и семья такого призванного офицера могла быть взята в заложники и расстреляна, как это многократно и случалось. Причем уничтожению офицеров большевиками придавалось большее значение, чем даже их использованию в целях сохранения своей власти (когда отвечавший за комплектование армии Троцкий в октябре потребовал освободить всех офицеров, арестованных в качестве заложников, ЦК 25 октября отверг это требование).

Официальные данные ЧК о расстрелянных не отражают, разумеется, и 10% реальной цифры. По ним получается, что за 1918 г. было расстреляно 6185 чел. (в т.ч. за первую половину года 22), а всего за три года - 12733; в тюрьмы было посажено в 1918 г. 14829 чел., в концлагеря - 6407 и заложниками взято 4068 (в 1919 г. - 5491). Не говоря о том, что помимо приговоров ЧК, к которым относятся эти данные (охватывающие, к тому же, возможно, не все местные органы ЧК), по существующим инструкциям "контрреволюционеры" подлежали расстрелу на месте, каковым образом и была уничтожена масса людей, оставшихся даже неопознанными (кроме того, помимо ЧК расстрелы производились по приговорам ревтрибуналов и военных судов). Но главное, что лишает приводимые цифры всякой достоверности как сколько-нибудь полные, - тот факт, что массовые расстрелы проводились ЧК задолго до официального объявления красного террора (сотнями, например, по казанской организации, ярославскому делу и множеству других), т.е. тогда, когда было расстреляно, якобы, всего 22 человека. По подсчетам С.П. Мельгунова по опубликованным в советских же (центральных и некоторых провинциальных) газетах случайным и очень неполным данным за это время расстреляно было 884 человека. Более чем за два месяца до официального провозглашения террора Ленин (в письме Зиновьеву от 26 июня 1918 г.) писал, что "надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример которого решает". Да и по сведениям самих большевистских газет нетрудно убедиться, что расстрелы ЧК, во-первых, начались задолго до (объявленного позже первым) расстрела офицеров л.-гв. Семеновского полка братьев А.А. и В.А. Череп-Спиридовичей 31 мая 1918 г., а, во-вторых, количество расстрелянных по публикуемым спискам намного превышает объявленное позже.

В крупных городах по наблюдениям очевидцев расстреливалось ежедневно несколько десятков человек (в Киеве, в частности, по 60-70). Наконец, по многочисленным свидетельствам, в списки включались далеко не все расстрелянные. По делу Щепкина в Москве в сентябре 1919 г. было расстреляно более 150 ч при списке в 66, в Кронштадте в июле того же года 100-150 при списке в 19 и т.д. За три первые месяца 1919 г. по подсчетам газеты "Воля России" было расстреляно 13850 ч. В январе 1920 г. накануне провозглашения отмены смертной казни (формально с 15.01 по 25.05.1920 г., но которую никто, конечно, на деле не отменял - сами "Известия сообщали о расстреле с января по май 521 чел.) по тюрьмам прошла волна расстрелов, только в Москве погибло более 300 человек, в Петрограде - 400, в Саратове - 52 и т.д. По официальным данным одни только военно-революционные трибуналы с мая по сентябрь 1920 г. расстреляли 3887 ч.

Хотя террор был официально объявлен 2 сентября, массовые расстрелы начались еще накануне. Представление о его ходе дают отрывочные сообщения с мест (отражающие, понятно, лишь очень небольшую часть репрессий). Здесь приводятся только те сообщения, где встречаются прямые указания на офицеров, но абсолютное их большинство не называет состав расстрелянных, а только общую цифру и общую характеристику типа "заложники", "контрреволюционеры", "буржуи", "враги пролетариата" и т.п. В это время офицеры составляли среди расстрелянных больший процент, чем в дальнейшем, особенно в 1919 г. Их арестовывали и расстреливали в первую очередь. Первые сведения о терроре, передовая статья советского официоза комментировала так: "Со всех концов поступают сообщения о массовых арестах и расстрелах. У нас нет списка всех расстрелянных с обозначением их социального положения, чтобы составить точную статистику в этом отношении, но по тем отдельным, случайным и далеко не полным спискам, которые до нас доходят, расстреливаются преимущественно бывшие офицеры... представители буржуазии в штатском платье встречаются лишь в виде исключения".

В Нижнем Новгороде еще 1.09 расстрелян 41 ч, в т.ч. 21 офицер, а 10.09 арестовано еще около 700 офицеров, в Пензе 5.09 арестовано 160 офицеров, 22.09 - еще около 200 и расстреляно 5, 6.10 расстреляно 152 чел., в Вятке 22.09 арестовано 70 и расстреляно 23 ч, в большинстве офицеров.

В сентябре-октябре сообщения об арестах и расстрелов офицеров поступали также из других губернских центров - Витебска, Могилева, Владимира, Пскова, Астрахани (11), Воронежа, Рязани, Костромы, Вологды (30 чел.), Тамбова (23), Петрозаводска, Смоленска (12), Ярославля (52), Перми (17, потом 50), Твери (130 чел.), и множества уездных городов: Жиздры, Порхова, Мещовска, Борисоглебска, Вязьмы, Козельска, Инсара, Чембура, Белого, Юрьева, Острогожска, Вышнего Волочка (22), Клина, Брянска, Малоярославца, Демянска, Невеля, Великих Лук, Городка, Повенца, Наровчата, Лихвина, Боровичей, Липецка (30), Почепа, Нижнего Ломова (около 30), Ардатова (32), Арзамаса (14), Красноуфимска, Усинского уезда, штаба Северо-Восточного фронта (около 20), а также о расстрелах офицеров, производимых ЧК Западной области, Беленихинской и Чориковской пограничными, Мурманской железнодорожной (260) ЧК и т.д. Они охватывают лишь некоторые случайные списки, попавшие в "Известия ВЦИК", в каждом городе таковые публиковались неоднократно.

В ряде городов (Усмани, Кашине, Шлиссельбурге, Балашове, Рыбинске) были схвачены все находившиеся там офицеры. В Сердобске офицеры и интеллигенция были расстреляны поголовно, в Чебоксарах эти категории также были все перебиты в ходе устроенной "Варфоломеевской ночи". В Пензе было расстреляно 156 офицеров. В Царицыне в середине сентября расстреляны десятки офицеров.

После прихода белых только на одном из кладбищ обнаружено 63 трупа, преимущественно офицеров. В Астрахани уже к началу апреля 1919 г., когда террор еще далеко не закончился, насчитывалось 4 тыс. жертв. С начала 1919 г. центральные газеты стали публиковать меньше сообщений о расстрелах, поскольку уездные ЧК были упразднены и расстрелы сосредоточились в основном в губернских городах и столицах. В 1919 г. большая часть сообщений касалась офицеров, служивших в красных частях, например, 5 в Саратове 10.09, 5 в Пензе 16.08.

В Петрограде с объявлением "красного террора" 2 сентября 1918 г. по официальному сообщению было расстреляно 512 ч (почти все офицеры), однако в это число не вошли те сотни офицеров, которых расстреляли в Кронштадте (400) и Петрограде по воле местных советов и с учетом которых число казненных достигает 1300. Кроме того, как сообщал лорду Керзону английский священник Ломбард, "в последних числах августа две барки, наполненные офицерами, потоплены, и трупы их были выброшены в имении одного из моих друзей, расположенном на Финском заливе; многие были связаны по двое и по трое колючей проволокой".

По кораблям Балтийского флота ходили агенты ЧК и по указанию команды выбирали офицеров, которых уводили на расстрел. Один из уцелевших вспоминал: "Когда утром я поднялся на мостик - я увидел страшное зрелище. Откуда-то возвращалась толпа матросов, несших предметы офицерской одежды и сапоги. Некоторые из них были залиты кровью. Одежду расстрелянных в минувшую ночь офицеров несли на продажу".

В Москве за первые числа сентября расстреляно 765 ч, ежедневно в Петровском парке казнили по 10-15. В газеты время от времени попадали сообщения о небольших партиях расстрелянных. Таковые же встречались на протяжении конца 1918 и всего 1919 г.: 3 и 19 декабря, 24 января, 4 и 12 февраля (13 кадровых офицеров), 23 марта, 12 апреля, 1, 5 и 10 мая, 23 и 28 сентября, 20 декабря, 18 февраля 1920 г. и т.д.

В 1919 г. террор, несколько ослабевший в центральной России за существенным исчерпанием запаса жертв и необходимостью сохранения жизни части офицеров для использования их в Красной армии, перекинулся на занятую большевиками территорию Украины. "Рутинные" расстрелы начинались сразу по занятии соответствующих городов, но массовая кампания, подобная осенней 1918 г., началась летом, когда белые войска перешли в наступление и начали очищать Украину от большевиков: последние торопились истребить в еще удерживаемых ими местностях все потенциально враждебные им элементы (действительно, украинские города дали белым массу добровольцев, перешло и множество офицеров, служивших в красных частях на Украине).

25.07.1919 г. в "Известиях ВЦИК" было объявлено, что по всей Украине организуются комиссии красного террора и предупреждалось, что "пролетариат произведет организованное истребление буржуазии". В Киеве сообщения о расстрелах офицеров появлялись уже в марте. Перед взятием его добровольцами в течение двух недель были расстреляно около 14 тыс. ч.

Другие источники называют в Киеве 3 тыс. расстрелянных всеми 16 киевскими ЧК или свыше 12 тыс. Во всяком случае, комиссии ген. Рерберга удалось установить имена 4800 ч; последний список от 16.08 включал 127 фамилий. В день оставления города было расстреляно 1500 ч в Лукьяновской тюрьме, а часть заложников, в т.ч. офицеров, отказавшихся служить в Красной армии, вывезена на север. Одно из помещений киевской ЧК выглядело, по рассказам очевидцев, так: "Большая комната, и посредине бассейн.

Когда-то в нем плавали золотые рыбки... Теперь этот бассейн был наполнен густой человеческой кровью. В стены комнаты были всюду вбиты крюки, и на этих крюках, как в мясных лавках, висели человеческие трупы, трупы офицеров, изуродованные подчас с бредовой изобретательностью: на плечах были вырезаны "погоны", на груди - кресты, у некоторых вовсе содрана кожа, - на крюке висела одна кровяная туша. Тут же на столике стояла стеклянная банка и в ней, в спирту, отрезанная голова какого-то мужчины лет тридцати, необыкновенной красоты..."

В Мариуполе после занятия его большевиками в марте 1919 г. найденные офицеры были изрублены на месте. В Екатеринославле до занятия белыми погибло более 5 тыс. чел., в Кременчуге - до 2500. В Харькове перед приходом белых ежедневно расстреливалось 40-50 ч, всего свыше 1000. Ряд сообщений об этих расстрелах появлялся в "Известиях Харьковского Совета". В Чернигове перед занятием его белыми было расстреляно свыше 1500 ч, в Волчанске - 64.

В Одессе за три месяца с апреля 1919 г. было расстреляно 2200 ч (по официальному подсчету деникинской комиссии - 1300 с 1.04 по 1.08), ежедневно публиковались списки 26, 16, 12 и т.д. расстрелянных, причем действительное число бывало обычно больше: когда писали о 18 - было до 50, при списке в 27 - до 70; летом каждую ночь расстреливали до 68 ч. Всего на Юге в это время число жертв определяется в 13-14 тысяч.

Судить о том, какую долю от жертв красного террора составляли офицеры, можно только по отдельным публиковавшимся спискам, в которых обозначена социальная принадлежность казненных (в большинстве списков указания на нее отсутствуют). Следует также иметь в виду, что о расстрелах участников крестьянских восстаний, всегда отличавшиеся массовостью, вообще редко писали, и эта категория в публиковавшихся списках вообще почти не представлена, равно как и заложников, расстрелянных при возникновении таких восстаний (в Меленках, например, в 1919 г. после крестьянского восстания расстреляно было 260 заложников. В число заложников в сельских местностях включались обычно все местные помещики и офицеры, но большинство было все-таки крестьянами.

Расстрелянные во второй половине 1918 г. 5004 чел., сведения о которых собрал Мельгунов, распределяются так: интеллигентов 1286, офицеров и чиновников 1026, крестьян 962, обывателей 468, неизвестных 450, уголовников 438, по должности 187, слуг 118, солдат 28, буржуазии 22, священников 19. Деникинская комиссия, установив профессию 73 чел. из 115 по расстрелам Николаевской ЧК, констатировала, что из них 17 офицеров, 8 буржуазии и священников, 15 интеллигентов и 33 чел. рабочих и крестьян.

Среди 83 расстрелянных в октябре 1918 г. в Пятигорске 66 офицеров, из 21 в мае-июне 1918 г. в Ейске - 10, из 49 13.07.1919 г. в Одессе - 14, По отдельным газетным спискам данные таковы - 1918 г.: Нижний Новгород 1.09 - из 41 - 21, Петровск 17.08 из 8 - 5, Петроград 6.09 из 476 - 426, Московская губ.10.08 из 12 - 6, 17.09 из 28 - 10, 20.10 из 12 - 6, Воронеж 8.10 из 15 - 3, Пермь 11.09 из 42 - 9, Пермь 9.10 из 37 - 5, Тверь 10.10 из 38 - 10, Тамбов 25.09 из 40 - 23, Западная обл. 22.10 из 15 - 9, Москва 16.12 из 27 - 12; 1919 г.: Чернигов 31.07 из 12 - 4, по делу "Национального Центра" 23.09 из 67 - 39, Москва 28.09 из 21 - 6, Саратов 10.09.1919 из 17 - 5, Пенза 16.08 из 21 - 5. Обращает на себя внимание, что в 1919 г. доля офицеров резко падает.

Это объясняется как тем, что их уже к тому времени почти не осталось, т.к. они расстреливались в первую очередь и погибли в основном осенью 1918 г., а остальные были призваны в армию.

Члены семей офицеров расстреливались на тех же основаниях, что и сами офицеры, причем иногда в полном составе, вплоть до детей. Например, в мае 1920 г. в Елизаветграде за сына-офицера была расстреляна его мать и 4 дочери 3-7 лет. В мае 1919 г. сообщалось о взятии заложниками жен и детей 11 офицеров 10-й стрелковой дивизии, перешедших к белым. Как отмечалось в докладе ЦК Российского Красного Креста: "Жена, мать, дочь офицера бросаются в тюрьму, расстреливаются. Иногда это происходит потому, что офицер исчез. Есть подозрение, что он перешел к белым. Иногда офицер уже давно убит, а родных все-таки берут в плен, потому что весь офицерский класс держится под подозрением". Часть офицеров перед смертью подвергалась пыткам. В Одессе, в частности, офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку. Вообще, примеры различных пыток и издевательств можно приводить бесконечно. Офицерам пришлось их испытать, как и всяким другим жертвам террора. Об этом собран огромный материал, но здесь нет возможности углубляться в эту тему.

В зарубежной печати получили широкое хождение такие, например, данные, характеризующие общие итоги красного террора: 28 епископов, 1219 священников, 6 тыс. профессоров и учителей, 9 тыс. врачей, 54 тыс. офицеров, 260 тыс. солдат, 70 тыс. полицейских, 12 950 помещиков, 355250 интеллигентов, 193290 рабочих и 815 тыс. крестьян (т.е. всего около 1777 тыс. чел.). Деникинская комиссия также насчитала 1,7 млн. жертв.

Красный террор — комплекс карательных мер, проводившихся большевиками в 1917—1923 годах против социальных групп, провозглашённых классовыми врагами, а также против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности. Террор являлся частью репрессивной государственной политики большевистского правительства, применялся на практике как путём реализации законодательных актов, так и вне рамок какого-либо законодательства. Служил средством устрашения как антибольшевистских сил, так для населения.Террор и насилие большевики широко использовали против «классовых врагов» раньше, еще до официального провозглашения декрета от 5 сентября 1918 «О красном терроре» .

5 сентября 1918 года Совет народных комиссаров выпускает постановление о «красном терроре», который советская власть развернула якобы в ответ на террор контрреволюционный. «Последней каплей» было совершенное на заводе Михельсона покушение на В.И. Ленина, приведшее к его тяжелому ранению.

Ответственность за проведение террора была возложена на Всероссийскую чрезвычайную комиссию и «отдельных партийных товарищей», которые приложили все усилия для того, чтобы ужесточить репрессии. Так, уже 17 сентября, председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский требует от местных комиссий «ускорить и закончить, то есть ликвидировать, нерешённые дела».

Староста деревни в Херсонской губернии Е.В. Марченко, замученный в ЧК.

Палач — Н.М. Демышев. Председатель исполкома Евпатории, один из организаторов красной «Варфоломеевской ночи». Казнен белыми после освобождения Евпатории.

Палач — Кебабчанц, по кличке «кровавый». Заместитель председателя Евпаторийского исполкома, участник «Варфоломеевской ночи». Казнен белыми.

Женщина-палач — Варвара Гребенникова (Немич). В январе 1920 года приговаривала к смерти офицеров и «буржуазию» на борту парохода «Румыния». Казнена белыми.

Дора Евлинская, моложе 20 лет, женщина-палач, казнившая в одесской ЧК собственными руками 400 офицеров.

Харьков. Трупы замученных женщин-заложниц. Вторая слева — С. Иванова, владелица мелочного магазина. Третья слева — А.И. Карольская, жена полковника. Четвертая — Л. Хлопкова, помещица. У всех заживо взрезаны и вылущены груди, половые органы обожжены и в них найдены уголья.

Двор харьковской губчека (Садовая улица, 5) с трупами казненных.

Тела трех рабочих-заложников с бастовавшего завода. У среднего, А. Иваненко, выжжены глаза, отрезаны губы и нос. У других — отрублены кисти рук.

Труп 17-18-летнего юноши, с вырубленным боком и изувеченным лицом.