М.Е. Салтыков-Щедрин "История одного города": описание, герои, анализ произведения

Брудастый - умел произносить только несколько фраз.
Двоекуров - самый безобидный из глав, был помешан на посадке растений, которые никогда не выращивались в России.
Бородавкин - боролся с жителями города, пытаясь просветить их.
Фердыщенко - алчный и похотливый градоначальник, чуть не уничтоживший населенный пункт.
Прыщ - человек, не вникающий в дела города.
Угрюм-Бурчеев - чуть не погубил всех жителей города, пытаясь реализовать свои бредовые идеи.

Второстепенные герои

Собирательный образ жителей города. Они повинуются градоначальникам. Глуповцы - это народ, который готов терпеть любые притеснения со стороны вышестоящей власти. Конечно, они начинают бунт, но лишь в том случае, если вокруг начинают гибнуть простые люди.

Краткое содержание «История одного города» по главам

От издателя

В начале повествования создатель произведения поясняет, что он давно хотел написать историю про какой-нибудь населенный пункт Российского государства. Однако не имел возможности осуществить свое желание из-за отсутствия историй. Но случайно нашлись документы, в которых некий человек рассказывал о своем родном городке - Глупове. Подлинность записей у издателя не вызвала сомнения, несмотря на описание некоторых фантастических происшествий, произошедших с градоначальниками.

Обращение к читателю

Далее летописец обращается к читателю и рассказывает, что до него в этих тетрадях вели записи три человека, а он продолжил их дело. В главе поясняется, что данная рукопись повествует о двадцати двух начальниках.

О корени происхождения глуповцев

В следующей главе читатели знакомятся с историей основания населенного пункта. Жили люди, любившие «тяпать» головами все предметы, что встречались на их пути. Прозвали этот народ головотяпами. Одолели они племена, которые жили рядом с ними. Но у головотяповцев было непутевое житье. Решили они правителя себе искать. Но князья, к которым они обращались, не хотели управлять глупым народом. Помог им вор-новотор. Он привел людей к немудрому князю, который согласился управлять головотяпами. Князь обложил жителей данью, а вора-новотора поставил править ими. С тех давних пор народ стал называться глуповцами. Много воров затем посылал князь управлять этим народом, но ничего хорошего из этого не выходило. Пришлось князю самому стать правителем глуповцев.

Опись градоначальникам

В этой главе издатель представил список всех двадцати двух градоначальников Глупова и их «достижения».

Органчик

Следующая глава повествует о правителе города Дементии Варламовиче Брудастом - человеке молчаливом и угрюмом. Он мог говорить только несколько слов, чем и заинтриговал всех жителей. Еще больше были удивлены глуповцы, когда узнали о том, что градоначальник мог сидеть на стуле, положив голову на стол. Но местный умелец открыл тайну. Он поведал, что внутри правителя есть маленький орган, который может исполнять лишь два произведения. Однажды инструмент внутри головы градоначальника сломался. Когда горожане не смогли отремонтировать органчик, то заказали точно такую же голову в столице. В результате неорганизованных действий населения Глупова, в городе появилось два одинаковых правителя.

Сказание о шести градоначальницах (Картина глуповского междоусобия)

Положил конец этой фантастической истории приезд рассыльного, который увез с собой мужчин-близнецов. Без руководителей в Глупове начался беспорядок, длившийся семь дней. Престол попытались захватить шесть простых женщин, не имевших никаких прав на получение власти. Без главы в городе участились убийства. А претендентки боролись за возможность стать правительницей, используя всевозможные способы. Для одной женщины борьба за власть даже закончилось летальным исходом: ее изъели клопы.

Известие о Двоекурове

Междоусобица закончилась, и никто из этих горожанок не получил желаемого. Приехал новый градоначальник Семен Константинович Двоекуров, правление которого глуповцы запомнили на всю жизнь. Новый глава слыл человеком передовым и относился к своим обязанностям очень серьезно. Семен Константинович издал распоряжение употреблять пищу с лавровым листом и горчицей, а так же изготовлять медовый хмельной напиток.

Голодный город

В следующей главе рассказывается о градоначальнике Петре Петровиче Фердыщенко - добром правителе. Горожане, наконец-то вздохнули свободно, никто их не притеснял. Но длилась вольготная жизнь глуповцев недолго. Градоначальник влюбился в жену одного горожанина и начал ее домогаться. Чтобы не было препятствий, её мужа сослали. Тогда возлюбленная перешла жить с Фердыщенко. Тут в городе внезапно началась засуха, многие горожане стали голодать. Жители поговаривали, что она виновата в природных катаклизмах, любовницу градоначальника убили. Фердыщенко написал прошение, и в город были введены солдаты для усмирения недовольных.

Соломенный город

Не успели глуповцы оправиться от одной беды, как произошло новое несчастье. Градоначальник снова влюбился в гулящую женщину. Не слушая никого, Фердыщенко привел ее в дом. Сразу же в городе начался пожар. Разгневанные жители могли убить и эту возлюбленную, поэтому Петру Петровичу пришлось отпустить женщину туда, где она жила. Пожар был потушен. По просьбе градоначальника в город снова были введены войска.

Фантастический путешественник

Следующая глава знакомит читателя с новым увлечением Фердыщенко. Он страсть как захотел путешествовать и поехал осматривать достопримечательности Глупова. Петра Петровича ждало разочарование, так как в городе и вокруг него не было примечательных или интересных мест. От горя градоначальник потянулся к спиртному. Из-за обильной выпивки и обжорства мужчина умер. Горожане боялись, что снова в город придут солдаты разбираться, от чего погиб Фердыщенко. Но этого, к счастью, не случилось. Зато в городе появился новый глава Бородавкин Василиск Семенович.

Войны за просвещение

Следующая глава рассказывает, как новый градоначальник стал проводить сражения за учение, которого так не хватало горожанам. Выбрав образцом для подражания Двоекурова, вновь прибывший правитель заставил людей снова сеять горчицу. Сам градоначальник пошел в военный поход против жителей другой слободы. Так как живых бойцов не хватало, Василиск Семенович приказал сражаться игрушечными солдатиками. Затем Бородавкин вел еще войны за просвещение. Он отдал приказ сжечь и разорить несколько домов, но внезапно умер. Действия градоначальника привели к еще большему обнищанию многих горожан.

Эпоха увольнения от войн

В следующей главе повествуется о действиях нескольких градоначальников. Правление Негодяева привело к одичанию населения, которое обросло шерстью.

Затем власть перешла к Микаладзе - любителю женщин. Глуповцы пришли в себя и повеселели. Однако вскоре градоначальник умер от сексуального истощения. После него место главы занял Беневоленский - большой любитель писать законы. Так как у него не было права издавать настоящие законные акты, градоначальник творил тайно от всех и раскидывал листки по Глупову. Затем по городу разнеслось известие, что Беневоленский вступил в секретные сношения с Наполеоном. За это вышестоящие власти арестовывали мужчину.

Беневоленского сменил офицер Прыщ. Он не занимался службой, а лишь устраивал балы, развлекался и ездил на охоту. Но вопреки этому в городе появились избытки меда, воска, кож. Все это глуповцы продавали заграницу. Такое положение вещей вызвало у горожан подозрение. Вскоре предводитель дворянства обнаружил, что голова Беневоленского пахнет трюфелями. Не сдержавшись предводитель съел ее.

Поклонение мамоне и покаяние

Следующая глава знакомит читателей с несколькими градоначальниками Глуповска. При Иванове глуповцы жили очень хорошо. Но вскоре мужчина умер, то ли от испуга после получения масштабного указа сверху, то ли от усыхания головы, из-за того, что ей по назначению не пользовался.

Далее градоначальником стал веселый и глуповатый виконт Дю-Шарио, любящий развлечения. Горожане жили весело и бестолково во время его правления. Все начали поклоняться языческим богам, носить странноватую одежду, общаться на придуманном языке. Никто не работал на полях. Вскоре выяснилось, что градоначальник - женщина. Обманщицу выгнали из Глуповска.

Затем главой стал Грустилов. Он совместно с глуповцами сам пустился в разврат и перестал заниматься делами города. Люди не обрабатывали землю, и вскоре настали голодные времена. Пришлось Грустилову возвращать народ к старой вере. Но даже после этого глуповцы не захотели работать. Градоначальник вместе с городским бомондом стал читать запрещенные книги, за что и был разжалован.

Подтверждение покаянию. Заключение

В следующей главе рассказывается о самом последнем градоначальнике Глупова - Угрюм-Бурчееве - мужчине мрачном и тупоголовом. Он хотел разрушить населенный пункт и создать новый город под названием Непреклонск. Людей, как солдат, заставлял одеваться в одинаковую одежду и работать по определенному расписанию. Вскоре горожане устали от таких методов правления и приготовились к бунту. Но тут город попал под сильный дождь со смерчем. Угрюм-Бурчеев исчез.

Оправдательные документы

Финал летописи содержит «Оправдательные документы, написанные для будущих глав города.

В сатирической повести «История одного города», написанной Салтыковым-Щедриным, высмеиваются взаимоотношения простых горожан и власти.

67c6a1e7ce56d3d6fa748ab6d9af3fd7

В повести описывается жизнь города Глупова на протяжении ста лет до 1825 года. Летопись города за это время вели четыре архивариуса. История Глупова напрямую связана с периодом правления различных градоначальников. В первой доисторической главе автор рассматривает вопрос происхождения населения города. Народ головотяпов смог одержать победу над другими племенами. Головотяпы решили найти для управления ими князя. Многие правители отказывались властвовать над глупым народом. Один из них согласился, но в городе жить не стал, оставив вместо себя наместника - новотора. Наместник оказался вором. Князь нечестнуму новотору отправил петлю. Но тот не стал ждать и зарезал себя огурцом. После такого князь назначал еще нескольких правителей вместо себя. Но все они ужасно воровали. Князь сам прибыл в Глупов и с этого момента начался исторический период в жизни города. Далее в произведение приводится описание градоначальников Глупова, рассказываются биографии наиболее значимых.

Дементий Варламович Брудастый был очень угрюмым и немногословным. Он все время пользовался двумя фразами: «Не потерплю и Разорю». Как-то письмоводитель увидел невероятную картину. Брудастый как обычно сидел за столом, но его голова лежала отдельно и была полностью пустой. Оказалось, что голова градоначальника содержала только два органчика с мелодиями: не потерплю и разорю. Но как-то из-за сырости голова пришла в негодность. Часовщик Байбаков заказал новую голову в столице. Но она не пришла в срок, поэтому Брудастый был без головы.

После этого в городе оказались два самозваных начальника. Рассыльный из губернии их быстро забрал. А Глупов погрузился в анархию. В течение недели городом управляли шесть женщин-градоначальниц. Жителям быстро надоела такая неразбериха. Новым градоначальником стал Семен Константинович Двоекуров. Его деятельность для города имела позитивное значение, он даже мечтал открыть в городе академию.

Петр Петрович Фердыщенко первые шесть лет управлял городом очень слаженно, Глупов в эти годы процветал. Но затем градоначальника попутал бес. Он воспылал чувствами к жене ямщика Аленке. Она отказала градоначальнику. Тогда Фердыщенко сослал ее мужа в Сибирь, а Аленке пришлось подчиниться. Но в наказание за такие поступки в город пришла засуха, а за ней и голод. Жители сбросили тогда Аленку с колокольни. Фердыщенко писал различные письма начальству, в Глупов даже прибыл отряд солдат. Когда градоначальник снова влюбился в Домашку, в городе начались сильные пожары. Правитель испугался и отказался от Домашки. Власть Фердыщенко закончилась в путешествии, когда он скончался от переедания.

Новым градоначальником стал Василиск Семенович Бородавкин. Он считал себя умным правителем и даже вел войны за просвещение народа. В период его правления Глупов стал находиться в упадке.

Еще один правитель Феофилакт Иринархович Беневольский любил издавать различные законы, хотя не имел на то право. Поэтому он разбрасывал листовки с законами по ночам. Уволен градоначальник был за сотрудничество с Наполеоном.

Затем Глуповым управлял подполковник Прыщ. Он фактически не участвовал в управлении, но город на удивление развивался за счет прекрасных урожаев. Оказалось, что у Прыща была фаршированная голова, которую съел предводитель, почувствовав от нее запах трюфелей.

При очередном градоначальнике - статском советнике Эрасте Андреевиче Грустилове Глупов вообще не развивался. Лень и разврат стали характерными чертами глуповцев. Градоначальник все свое время проводил на балах. Вскоре в Глупов пришел голод. Грустилова вскоре сместили. За столетний период времени последним градоначальником стал Угрюм Бурчеев. Он не отличался особым умом, по сути, был идиотом. Бурчеев решил полностью перестроить город. Глупов был разрушен до основания. Новому строительству мешала река, но перекрыть ее русло Бурчееву не удалось, хотя он очень старался. Поэтому Бурчеев повел глуповцем на низину, возводить город было решено там. Но что-то пошло не так. Градоначальник буквально растворился в воздухе и бесследно исчез. История на этом закончилась.

Сатира М. Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города»

«Единственно плодотворная почва для сатиры, – говорил Щедрин, – есть почва народная, ибо ее только и можно назвать общественной в истинном и действительном значении этого слова. Чем далее проникает сатирик в глубины этой жизни, тем весче становится его слово, тем яснее рисуется его задача, тем неоспоримее выступает наружу значение его деятельности».

Первое «веское слово» Салтыкова-Щедрина в русской литературе – цикл его «Губернских очерков», созданный в 1856–1857 годах. Книга эта – плод долгих дум писателя, итог восьмилетнего пребывания его в далекой и глухой по тем временам Вятке, куда он был сослан Николаем I в 1848 году. Салтыков открыл для себя низовую, уездную Русь, познакомился с жизнью мелкого провинциального чиновничества, купечества, крестьянства, рабочих Приуралья, окунулся в животворную «стихию достолюбезного народного говора».

Служебная практика по организации в Вятке сельскохозяйственной выставки, изучение дел о расколе в Волго-Вятском крае погрузили Салтыкова-Щедрина в устное народное творчество, в глубины народной религиозности. «Я несомненно ощущал, что в сердце моем таится невидимая, но горячая струя, которая без ведома для меня самого приобщает меня к первоначальным и вечно бьющим источникам народной жизни», – вспоминал писатель о вятских впечатлениях. Опыт государственной службы в провинции явился суровой школой жизни, которая открыла для писателя «плодотворную почву» для сатиры, «почву народную».

С народных позиций взглянул теперь Салтыков на государственную систему России. Он пришел к выводу, что «центральная власть, как бы ни была просвещенна, не может обнять все подробности жизни великого народа; когда она хочет своими средствами управлять многоразличными пружинами народной жизни, она истощается в бесплодных усилиях». Главное неудобство самовластья в том, что оно «стирает все личности, составляющие государство. Вмешиваясь во все мелочные отправления народной жизни, принимая на себя регламентацию частных интересов, правительство тем самым как бы освобождает граждан от всякой самобытной деятельности» и самого себя ставит под удар, так как «делается ответственным за все, делается причиною всех зол и порождает к себе ненависть». «Истощаясь в бесплодных усилиях», самовластье плодит «массу чиновников, чуждых населению и по духу, и по стремлениям, не связанных с ними никакими общими интересами, бессильных на добро, но в области зла являющихся страшной, разъедающей силой».

Так образуется порочный круг: самовластие убивает народную инициативу, искусственно сдерживает гражданское развитие народа, держит его в «младенческой незрелости», а эта незрелость, в свою очередь, оправдывает и поддерживает бюрократическую централизацию. «Рано или поздно народ разобьет это Прокрустово ложе, которое лишь бесполезно мучило его». Но что делать сейчас? Как бороться с антинародной сущностью государственной системы в условиях пассивности и гражданской неразвитости самого народа?

Салтыков приходит к мысли, что единственный выход из создавшейся ситуации – «честная служба», практика «либерализма в самом капище антилиберализма». В «Губернских очерках» (1856–1857), художественном итоге вятской ссылки, такую теорию исповедует вымышленный герой, надворный советник Щедрин, от лица которого ведется повествование и который отныне станет «двойником» Салтыкова.

Общественный подъем 1860-х годов дает Салтыкову уверенность, что «честная служба» христианского социалиста Щедрина способна подтолкнуть общество к глубоким переменам, что единичное добро может принести заметные плоды, если носитель этого добра держит в уме возвышенный и благородный общественный идеал.

Содержание «Губернских очерков» убеждает, что позиция честного чиновника в условиях вымышленного провинциального города Крутогорска – не политическая программа, а этическая необходимость, единственный пока для Щедрина путь, позволяющий сохранить ощущение нравственной честности, чувство исполненного долга перед русским народом и перед самим собой: «Да! не мог же я жить даром столько лет, не мог же не оставить после себя никакого следа! Потому что и бессознательная былинка и та не живет даром, и та своею жизнью, хоть незаметно, но непременно воздействует на окружающую природу… ужели же я ниже, ничтожнее этой былинки?»

В далекой Вятке он ищет и находит поддержку своим идеалам в верованиях и надеждах народа. Отсюда идет поэтизация народной религиозности, отсюда же идет набирающая силу в «Губернских очерках» эпическая масштабность щедринской сатиры. Как Некрасов в поэме «Тишина», Щедрин пытается выйти к народу через приобщение к его нравственным святыням. В середине XIX века они были религиозными. Щедрину дорога в народе этика самопожертвования, отречения от себя во имя счастья другого, этика служения ближнему, заставляющая забыть о себе и своих печалях.

Вслед за Тургеневым и одновременно с Толстым и Некрасовым Салтыков-Щедрин находит в народной среде то, что утрачено в мире крутогорского чиновничества, в мире русской бюрократии, – человеческую общность и чуткость. Щедринские люди из народа – странники и богомольцы, в неутомимых поисках братства и правды блуждающие по русским дорогам.

Однако Салтыков смотрит на мужика не только с демократической, но и с исторической точки зрения. Поэтому образ народа в «Очерках» двоится. Поэтизируется народ как «воплотитель идеи демократизма», но вызывает грустно-иронические раздумья Щедрина народ-гражданин, действующий на поприще современной русской истории.

Иначе изображает писатель ситуации, в которых смирение народное получает этическое оправдание. Старуха раскольница, доведенная самодурством лихого городничего до смерти, на смертном одре «благодарит» своего мучителя: «Спасибо тебе, ваше благородие, что меня, старуху, не покинул, венца мученического не лишил». В народном долготерпении здесь открывается высокая духовность, пробегает искра сопротивления бездушному вымогательству верхов. Мир народной жизни в «Губернских очерках» не лишен, таким образом, драматизма: опираясь на жизнеспособные стихии народного миросозерцания, Щедрин отделяет от них стихии мертвые и безжизненные.

После освобождения из «вятского плена» он продолжает (с кратковременным перерывом в 1862–1864 годах) государственную службу сначала в Министерстве внутренних дел, а затем в должности рязанского и тверского вице-губернатора, снискав в бюрократических кругах «Вице-Робеспьер». В 1864–1868 годах он служит председателем казенной палаты в Пензе, Туле и Рязани. Административная практика открывает перед ним самые потаенные стороны бюрократической власти, весь скрытый от внешнего наблюдения ее механизм. Одновременно Салтыков-Щедрин много работает, публикуя свои сатирические произведения в журнале Некрасова «Современник».

Постепенно он изживает веру в перспективы «честной службы», которая все более и более превращается в «бесцельную каплю добра в море бюрократического произвола». Если в «Губернских очерках» Щедрин хоронит в финале «прошлые времена», а потом посвящает им незавершенную «Книгу об умирающих», то теперь сатирик чувствует преждевременность надежд на такие похороны. Прошлое не только не умирает, но пускает корни в настоящее, обнаруживая необыкновенную живучесть. Что же питает старый порядок вещей, почему перемены не затрагивают глубинного существа, корневой основы русской жизни?

Эти размышления подводят Салтыкова-Щедрина к циклу «Помпадуры и помпадурши», в котором, опираясь на собственный практический опыт, сатирик показывает, как дореформенные порядки, слегка видоизменяясь, оживают и воскресают в новые пореформенные времена в образах провинциальных градоначальников. Писатель так и называет для себя этот цикл – «губернаторским». В одном из писем он сообщает, что в его голове начинает складываться новый замысел, выходящий за пределы «помпадурского» цикла, – «Очерки города Брюхова». Суть нового замысла – в его широте, выходе за провинциальные пределы к общерусским сатирическим обобщениям.

Еще в 1857–1859 годах сатирик работает над замыслом рассказа «Гегемониев», в основе которого – сатирическая интерпретация мифа о призвании на Русь князей-варягов для наведения «порядка» в «великой и обильной земле». Под «порядком» Салтыков подразумевает самовластие верхов, узаконенный грабеж обывателей. Этот мотив перейдет потом в главу «Истории одного города» – «О корени происхождения глуповцев». Позднее, в начале 1860-х годов, в очерках: «Литераторы-обыватели», «Глуповское распутство», «Клевета», «Наши глуповские дела», «К читателю» – провинциальный Крутогорек сменяется вымышленным городом Глуповом, само название которого символично.

«Глупов» – это особый порядок вещей, который держится на «иге безумия» верхов и полной пассивности низов, подневольной, опекаемой «правителями» массы.

В 1867 году сатирик сообщает о замысле сказочно-фантастического произведения – «Рассказ о губернаторе с фаршированной головой». Так вызревает замысел «Глуповского Летописца» и начинается работа над одним из вершинных произведений писателя – сатирической хроникой «История одного города». В 1869 году Салтыков-Щедрин навсегда оставляет государственную службу и становится членом редколлегии арендованного Некрасовым журнала «Отечественные записки».

Если в «Губернских очерках», «Помпадурах и помпадуршах» и других произведениях 1850-1860-х годов основные стрелы сатирического обличения попада́ли в провинциальных чиновников, то в «Истории одного города» Щедрин поднялся до правительственных верхов: в центре этого произведения – сатирическое изображение народа и власти, глуповцев и их градоначальников. Писатель убежден, что бюрократическая власть является следствием народного «несовершеннолетия» – «глупости».

В книге сатирически освещается история вымышленного города Глупова, указываются даже точные даты ее: с 1731 по 1825 год. В фантастических героях и событиях щедринской книги есть отзвуки реальных исторических фактов названного автором периода времени. Но в то же время сатирик постоянно отвлекает внимание читателя от прямых исторических параллелей. Речь идет не о какой-то конкретной исторической эпохе, а о таких явлениях, которые сопротивляются течению времени и остаются неизменными на разных этапах отечественной истории. Сатирик ставит перед собою головокружительно смелую цель – создать обобщенный образ России, в котором синтезируются вековые слабости национальной истории, достойные сатирического осмеяния коренные пороки русской общественной жизни.

Стремясь придать героям и событиям вневременной, обобщенный смысл, Щедрин использует прием анахронизма – смешения времен. Повествование идет от лица вымышленных провинциальных архивариусов эпохи XVIII – начала XIX века. Но в их рассказы нередко вплетаются факты и события более позднего времени, о которых эти летописцы знать не могли (польская интрига, лондонские пропагандисты, русские историки середины и второй половины XIX века и т. п.). Да и в глуповских градоначальниках обобщаются черты разных государственных деятелей разных исторических эпох.

Странен, причудлив образ города Глупова. В одном месте мы узнаем, что племена головотяпов основали его на болоте, а в другом утверждается, что «родной наш город Глупов… имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается…» Ясно, что этот город вбирает в себя признаки двух русских столиц – Петербурга и Москвы. Парадоксальны и его социальные характеристики. То он является перед читателями в образе уездного городишки, то примет облик губернского и даже столичного, а то вдруг обернется захудалым русским селом или деревенькой, имеющей свой выгон для скота. Но при этом окажется, что границы глуповского выгона соседствуют с границами Византийской империи.

Фантастичны и характеристики глуповских обывателей: временами они походят на столичных или губернских горожан, но эти «горожане» пашут и сеют, пасут скот и живут в деревенских избах. Столь же несообразны и причудливы лики глуповских властей: градоначальники совмещают в себе повадки, типичные для русских царей и вельмож, с действиями и поступками, характерными для губернатора, уездного городничего или даже сельского старосты.

Для чего потребовалось Салтыкову-Щедрину сочетание несочетаемого, совмещение несовместимого? Литературовед Д. П.Николаев так отвечает на этот вопрос: «В «Истории одного города», как это уже видно из названия книги, мы встречаемся с одним городом, одним образом. Но это такой образ, который вобрал в себя признаки сразу всех городов. И не только городов, но и сел, и деревень. Мало того, в нем нашли воплощение характерные черты всего самодержавного государства, всей страны».

Работая над «Историей одного города», Салтыков-Щедрин мобилизует не только свой богатый и разносторонний опыт государственной службы, не только глубокие знания трудов всех русских историков – от Карамзина и Татищева до Соловьева и Костомарова, – на помощь сатирику приходит документальная литература писателей-демократов, его современников, знатоков русской провинциальной жизни.

На страницах некрасовских «Отечественных записок» в 1868–1869 годах печатает документальное повествование «Сибирь и каторга» писатель и этнограф С. В. Максимов, а начиная с 1869 года Салтыков-Щедрин публикует здесь же «Историю одного города». Читатель, хорошо знакомый с книгой Максимова, не может отделаться от впечатления, что многие образы и мотивы «Истории одного города» восходят к «Сибири и каторге», где развернута уникальная в своем роде «эпопея» самодурств и бесчинств провинциальной администрации почти за два столетия.

Разве не вспоминается, например, щедринский «Устав о добропорядочном пирогов печении», когда читаешь следующие максимовские строки: «Лоскутов – нижнеудинский исправник – не иначе въезжал в селения, как с казаками, которые везли воз розог и прутьев. Осматривая избы, заглядывал в печи, в чуланы; впутываясь насильно во всякую подробность домашнего быта, он безжалостно наказывал за всякое уклонение от предписанных им правил. Если хлеб был дурно выпечен, он немедленно сек хозяйку розгами, если квас был кисел или в летнее время тепел, сек и хозяина».

Поистине в «чудесах» щедринской книги, говоря языком ее автора, «по внимательном рассмотрении можно подметить довольно яркое реальное основание». Это «реальное основание» давали фантазии Щедрина и многие другие факты, собранные Максимовым. «Цивилизаторские» подвиги щедринских градоначальников, их умопомрачительные «войны за просвещение» предвосхищаются, например, в самовластной распущенности начальника нерчинских заводов, крестного сына Екатерины II, В. В. Нарышкина.

«Этот Нарышкин, принявшись задела, приблизил к себе пятерых арестантов, из которых двух сделал секретарями; за вины бил батожьем и не сказывал за что: «известно-де мне единому»; в растрате казенных денег не стеснялся, отчета об них и самих денег в Петербург не посылал. Когда не хватило казны, он взял деньги у богатого купца Сибирякова, имевшего некоторые заводы на аренде. Когда в другой раз Сибиряков отказал, Нарышкин явился перед его домом с пушками и с угрозою стрелять, если купец не выдаст потребного: Сибиряков вышел на крыльцо с серебряным подносом, на котором положены были затребованные пять тысяч.

Учредил какой-то новый праздник – «Открытие новой благодати», – приказывал всем каяться во грехах, истреблял много пороху, того самого, который столько необходим в горных работах. Набрал войско, присоединил к нему вновь организованный гусарский полк из тунгусов и двинулся с пушками и колоколами походом из Нерчинского завода через город Нерчинск, Братскую степь и Верхнеудинск на Иркутск.

По дороге останавливал купеческие обозы, отбирал товары, выдавая расписки».

«В степи на отдыхах кипели огромные котлы с водой, куда сваливали пудами чай и сахар; вино стояло целыми бочками, сукно, дабу, китайки, холст брали все даром, без всякого счета. Едучи по направлению к Иркутску, он сзывал народ разными средствами, как, например, в селах – звоном в колокола при церквах; пушечной пальбой и барабанным боем там, где церквей не было. Собранный таким способом народ поил вином, насильно захваченным в питейных домах, и бросал в толпы казенные деньги…»

В «подвигах» этого ретивого начальника легко угадывается и деятельность Угрюм-Бурчеева, переименовавшего город Глупов в Непреклонск и учредившего новые праздники, и «путешествия» Фердыщенко, который говорил «неподобные речи и, указывая на «деревянного дела пушечку», угрожал всех своих амфитрионов перепалить». А разве не «по-максимовски» ведут себя при этом щедринские глуповцы, вольные или невольные приспешники Фердыщенко, которые в ожидании своего начальника «стучали в тазы, потрясали бубнами, и даже играла одна скрипка»? «В стороне дымились котлы, в которых варилось и жарилось такое количество поросят, гусей и прочей живности, что даже попам стало завидно». И разве не похож на максимовского Нарышкина щедринский Василиск Бородавкин, совершающий цивилизаторские набеги на обывательские дома, раздающий всем участникам похода водку и приказывающий петь песни?

Даже эти немногие факты подтверждают, что книга Салтыкова-Щедрина вырастала на реальной, жизненной основе, что даже самые фантастические ее образы опирались на конкретный исторический материал.

В построении «Истории одного города» Салтыков-Щедрин пародирует официальную историческую монографию. В первой части книги идут обобщающие главы, дается общий очерк глуповской истории, а во второй – главы-персоналии, посвященные описанию жизни выдающихся градоначальников. Именно так строили свои труды присяжные историки: история писалась «по царям». Пародия Салтыкова-Щедрина имеет драматический подтекст: глуповскую историю иначе и не напишешь, вся она сводится к смене самодурских властей, массы остаются безгласными и покорными воле любых «начальников».

Глуповское государство началось с грозного начальнического окрика «запорю!». Искусство управления глуповцами заключалось с тех пор в разнообразии форм сечения: одни градоначальники секут глуповцев «абсолютно», другие объясняют это «требованиями цивилизации», а третьи добиваются, чтобы обыватели сами желали быть посеченными. В свою очередь, в народной массе меняются лишь формы покорности. В первом случае обыватели трепещут бессознательно, во втором – с сознанием собственной пользы и, наконец, возвышаются до трепета, исполненного доверия.

В описи градоначальников даются краткие характеристики глуповских государственных деятелей, воспроизводится сатирический облик наиболее устойчивых особенностей русской истории, неизменно повторяющихся во все эпохи и все времена. Феофилакт Беневоленский и Василиск Бородавкин вошли в историю повсеместным и насильственным насаждением в Глупове игры ламуш, горчицы и лаврового листа, прованского масла и персидской ромашки. Амадей Клементий воспрославил себя усердным принуждением обывателей к стряпне макарон. Онуфрий Негодяев размостил вымощенные его предшественниками улицы и из добытого камня настроил себе монументов. Угрюм-Бурчеев разрушил старый город и построил другой на новом месте. Перехват-Залихватский сжег гимназию и упразднил науки. Уставы и циркуляры, сочинением которых прославились губернаторы, бюрократически регламентируют жизнь обывателей вплоть до бытовых мелочей, вплоть до указов «О добропорядочном пирогов печении».

Жизнеописание глуповских градоначальников открывает Брудастый. В голове этого администратора вместо мозга действует нечто вроде шарманки («органчика»), наигрывающей два слова-окрика: «Разорю!» и «Не потерплю!». Рассказывается о том, как однажды сломался механизм в голове Брудастого, как он исчез с глаз обывателей, удалившись в свой кабинет. Письмоводитель, вошедший утром с докладом, «увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова…». Пока местный мастер пытался починить сломавшийся «органчик», в Глупове начался «бунт», первопричиной которого стало неистребимое начальстволюбие. Взбесившаяся толпа сбежалась к дому помощника градоначальника с истошным криком: «Куда ты девал нашего батюшку?!»

Так высмеивает Щедрин бюрократическую бездумность русской государственной власти. К Брудастому примыкает другой градоначальник с искусственной головой – Прыщ. У Прыща голова фаршированная, поэтому он совершенно не способен администрировать, его девиз – «отдохнуть-с». И хотя глуповцы вздохнули при новом правителе, суть жизни мало изменилась: и в том, и в другом случае судьба города находилась в руках безмозглых властей.

Когда вышла в свет «История одного города», либеральная критика стала упрекать Салтыкова-Щедрина в искажении жизни, в отступлении от реализма. Но эти упреки были несостоятельными. Сатирические гротеск и фантастика у Щедрина не искажают действительности, они лишь доводят до парадокса те качества, которые таит в себе бюрократический режим. Художественное преувеличение действует подобно увеличительному стеклу: оно делает тайное явным, обнажает скрытую от невооруженного глаза суть вещей, укрупняет реально существующее зло.

Нельзя не заметить, что в основе щедринской фантастики и гротеска лежит народный взгляд на вещи, что многие фантастические образы являются не чем иным, как развернутыми метафорами, почерпнутыми из русских пословиц и поговорок. И «органчик» у Брудастого, и «фаршированная голова» у Прыща восходят к распространенным в народе пословицам, поговоркам и фразеологическим выражениям: «На тулово без головы шапки не пригонишь», «Тяжело голове без плеч, худо телу без головы», «У него голова трухой набита», «Потерять голову», «Хоть на голове-то густо, да в голове пусто». Богатые сатирическим смыслом народные присловья без всякой переделки попадают в описания глуповских бунтов и междоусобиц.

С помощью гротеска и фантастики Щедрин часто забегает вперед, ставит диагноз социальным болезням, которые существуют в зародыше и еще не развернули всех возможностей и «готовностей», в них заключенных. Доводя эти «готовности» до логического конца, до размеров общественной «эпидемии», сатирик выступает в роли провидца. Именно такой пророческий смысл содержится в фантастическом образе Угрюм-Бурчеева, увенчивающем жизнеописания глуповских градоправителей.

На чем же держится глуповский деспотизм, какие стороны народной жизни его поддерживают и питают? Глупов в книге Щедрина – это особый порядок вещей, составными элементами которого является не только администрация, но и народ – глуповцы. В «Истории одного города» дается беспримерная сатирическая картина наиболее слабых сторон народного миросозерцания. Щедрин показывает, что народная масса в основе своей политически наивна, что ей свойственно неиссякаемое терпение и слепая вера в начальство, в верховную власть.

«Мы люди привышные! – говорили одни, – мы претерпеть могим. Ежели у нас теперича всех в кучу сложить и с четырех концов запалить – мы и тогда противного слова не молвим!» Энергии административного действия они противопоставляют энергию бездействия, «бунт» на коленях: «Что хошь с нами делай! – говорили одни, – хошь – на куски режь; хошь – с кашей ешь, а мы не согласны!» «С нас, брат, не что возьмешь! – говорили другие, – мы не то что прочие, которые телом обросли! нас, брат, и уколупнуть негде!» И упорно стояли при этом на коленах». «Мало ли было бунтов! – с гордостью говорят о себе глуповские старожилы. – У нас, сударь, насчет этого такая примета: коли секут – так уж и знаешь, что бунт!»

Когда же глуповцы «берутся за ум», то, «по вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю», они или посылают ходока, или пишут прошения на имя высокого начальства. «Ишь, поплелась! – говорили старики, следя за тройкой, уносившей их просьбу в неведомую даль, – теперь, атаманы-молодцы, терпеть нам не долго!» И действительно, в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких новых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках и ждали. Когда же проезжие спрашивали: как дела? – то отвечали: «Теперь наше дело верное! теперича мы, братец мой, бумагу подали!»

В сатирическом свете предстает со страниц щедринской книги «история глуповского либерализма» в рассказах об Ионке Козыре, Ивашке Фарафонтьеве и Алешке Беспятове. Прекраснодушная мечтательность и незнание практических путей осуществления своих мечтаний – таковы характерные признаки всех глуповских либералов, судьбы которых складываются трагически. Нельзя сказать, чтоб народная масса не сочувствовала своим заступникам. Но и в самом сочувствии глуповцев сквозит та же самая политическая наивность «Небось, Евсеич, небось! – провожают глуповцы в острог правдолюбца Евсеича, – с правдой тебе везде будет жить хорошо!» «С этой минуты исчез старый Евсеич, как будто его на свете не было, исчез без остатка, как умеют исчезать только «старатели» русской земли».

По выходе в свет «Истории одного города» критик А. С. Суворин опубликовал в «Вестнике Европы» статью «Историческая сатира». Он обвинил писателя в глумлении над народом, в барски пренебрежительном «злословии» над темными и забитыми глуповцами. Салтыкова-Щедрина глубоко задела эта статья. Он направил специальное письмо в редакцию журнала «Вестник Европы», в которой сделал такие пояснения: «…рецензент мой не отличает народа исторического , то есть действующего на поприще истории, от народа как воплотителя идеи демократизма. Первый оценивается и приобретает сочувствие по мере дел своих. Если он производит Бородавкиных и Угрюм-Бурчеевых, то о сочувствии не может быть и речи… Что же касается до «народа» в смысле второго определения, то этому народу нельзя не сочувствовать уже по тому одному, что в нем заключается начало и конец всякой индивидуальной деятельности».

Заметим, что у Щедрина сатирические картины народной жизни отличаются от сатиры на градоначальников несколько иной тональностью. Смех писателя становится здесь горьким, презрение сменяется тайным сочувствием. Опираясь на «почву народную», Щедрин строго соблюдает границы той сатиры, которую сам народ создал на себя, широко использует фольклор. «Чтобы сказать горькие слова обличения о народе, он взял эти слова у самого народа, от него получил санкцию быть его сатириком», – отмечал А. С. Бушмин.

В защиту Салтыкова-Щедрина выступил журнал «Искра» со статьей, вероятно принадлежащей А. М. Скабичевскому. Критик указал, что Суворин хочет свалить сатиру Щедрина на одного «бедного Макара», чтобы не увидеть в глуповцах «себя и своих собратий». Цель «Истории одного города» «заключается вовсе не в том, чтобы осмеять русскую историю вообще или нравы какого-либо «века» в частности», а в том, чтобы «выставить на вид в нескольких исторических чертах народной жизни вопиющий общественный недостаток нашего же времени: ту возмутительную пассивность, с которою общество наше переносит всякие безобразия и самодурства, относясь к ним не только как к тяготеющему року, но и как к чему-то должному и даже высокосвященному…»

Смысл сатиры не ограничивается социальной проблематикой, он еще более широк и глубок. По сути дела, писатель обличает здесь не только уклон в самовластье российского самодержавия, но и всякую безбожную власть, вырастающую на почве народного вероотступничества и всеобщего поругания вечных духовных истин. Само понимание «глупости» имеет у него кроме социального ярко выраженный христианский смысл. В глупости сатирик находит все пороки падшего, ветхого человека: самолюбие, плотоугодие, славолюбие, сластолюбие, ложь, жестокосердие. «Плотский человек, – утверждал св. Тихон Задонский, – разум свой употребляет на свою корысть или на разорение ближнего, он по плоти живет, дела плотские творит, хотя бы рясою и клобуком покрывался или наружным крестом украшался. Христиане, беззаконно живущие, Бога не знают, хотя имя святое Его исповедуют, и молятся Ему, и в церковь ходят, и Тайн Христовых приобщаются». Именно так ведут себя глуповцы и их градоначальники на протяжении всей рассказанной Салтыковым-Щедриным «Истории…».

Уже в самом начале сатирической хроники, в главе «О корени происхождения глуповцев», Салтыков-Щедрин пародирует, с одной стороны, историческую легенду о призвании варягов на царство славянскими племенами, а с другой, как это заметила филолог T. Н. Головина, библейскую историю, отраженную в I книге Царств, когда старейшины Израиля потребовали от своего бывшего властителя, пророка Самуила, чтобы он поставил над ними царя. Смущенный Самуил обратился с молитвой к Господу и получил от Него такой ответ: «…Не тебя они отвергли, а отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними».

В своих градоначальниках глуповцы видят земных идолов, от произвола которых зависит все: и климат, и урожай, и общественные нравы. Да и сами градоначальники властвуют, как языческие боги. У них «в начале» тоже «было слово», только слово это – звериный окрик «запорю!». По наблюдению T. Н. Головиной, возомнив себя безраздельными устроителями глуповского существования, градоначальники уставы и законы свои пишут в духе тех заповедей, которые Бог дал Моисею в Скрижалях Закона, и на том же самом библейском языке. Закон 1-й градоначальника Беневоленского гласит: «Всякий человек да опасно ходит; откупщик же да принесет дары». А параграф четвертый «Устава о добропорядочном пирогов печении» написан в торжественном стиле описания евангельской бескровной жертвы: «По вынутии из печи всякий да возьмет в руку нож и, вырезав из середины часть, да принесет оную в дар».

Властолюбие этих «отвержденных идиотов» столь безгранично, что распространяется не только на жизнь обывателей, но и на само Божие творение. Бригадир Фердыщенко, например, предпринимает путешествие по глуповскому выгону с такими «демиургическими» целями: «Он вообразил себе, что травы сделаются зеленее и цветы расцветут ярче, как только он выедет на выгон. «Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения», – бормотал он про себя и лелеял свой план пуще зеницы ока».

Но ведь и сами глуповцы считают, что все их бедствия: неурожаи, засухи, ненастья, пожары – напрямую связаны с волей их градоначальников. И когда бригадир Фердыщенко завел шашни с посадской женой Аленкой, «самая природа перестала быть благосклонною к глуповцам. «Новая сия Иезавель, – говорит об Аленке летописец, – навела на наш город сухость». С самого вешнего Николы, с той поры, как начала входить вода в межень, и вплоть до Ильина дня, не выпало ни капли дождя. Старожилы не могли запомнить ничего подобного и не без основания приписывали это явление бригадирскому грехопадению»?

Отношение глуповцев к своим идолам нельзя назвать любовным в христианском смысле этого слова: они их почитают, подчиняются им безропотно, однако и грязью могут измазать, как это делают язычники, наказывая своего земного божка. «Что? получил, бригадир, ответ?» – спрашивали они его с неслыханной наглостью. «Не получил, братики!» – отвечал бригадир. Глуповцы смотрели ему «нелепым обычаем» в глаза и покачивали головами. «Гунявый ты! вот что! – укоряли они его, – оттого тебе, гаденку, и не отписывают! не сто́ишь!»

«По той же причине они так охотно прилепились и к многобожию: оно казалось им более сподручным, нежели монотеизм. Они охотнее преклонялись перед Волосом или Ярилою, но в то же время мотали себе на ус, что если долгое время не будет у них дождя или будут дожди слишком продолжительные, то они могут своих излюбленных богов высечь, обмазать нечистотами и вообще сорвать на них досаду».

Сопоставляя нравственное состояние современного общества с трудами отцов восточной церкви, H. С. Лесков в хронике «Соборяне» пришел к выводу, что «христианство на Руси еще не проповедано»: «Да, сие бесспорно, что мы во Христа крестимся, но еще во Христа не облекаемся».

Салтыков-Щедрин в «Истории одного города» не без сатирической горечи отмечает тот же самый факт. В главе «Поклонение мамоне и покаяние» переход глуповцев от многобожия к христианскому монотеизму мало что меняет в их мировоззрении и психологии. «Между тем колокол продолжал в урочное время призывать к молитве, и число верных с каждым днем увеличивалось. Сначала ходили только полицейские, но потом, глядя на них, стали ходить и посторонние. Грустилов, с своей стороны, подавал пример истинного благочестия, плюя на капище Перуна каждый раз, как проходил мимо него».

И в народе появились свои проповедники: сперва Парамоша с Яшенькой, потом юродивая Аксиньюшка. «Основные начала ее учения были те же, что у Парамоши и Яшеньки, то есть что работать не следует, а следует созерцать. «И, главное, подавать нищим, потому что нищие не о мамоне пекутся, а о том, как бы душу свою спасти», – присовокупляла она, протягивая при этом руку. Да и нельзя было не давать ей, потому что она всякому, не подающему милостыни, без церемонии плевала в глаза и, вместо извинения, говорила только: «Не взыщи!»

Глуповцы же «от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному», а потому «злаков на полях все не прибавлялось». «Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии – Бог не внимал их мольбам. Кто-то заикнулся было сказать, что «как-никак, а придется в поле с сохою выйти», но дерзкого едва не побили каменьями и в ответ на его предложение утроили усердие. <…> Испорченные недавними вакханалиями политеизма и пресыщенные пряностями цивилизации, они не довольствовались просто верою, но искали каких-то «восхищений».

«Неужели Я не накажу за это? говорит Господь; и не отмстит ли душа Моя такому народу, как этот? Изумительное и ужасное совершается насей земле: Пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их, и народ Мой любит это. Что же вы будете делать после всего этого?» (Иер., гл. 5,ст. 29–31).

Именно в таком, библейском, ключе надо понимать финальную главу книги – «Подтверждение покаяния. Заключение». Угрюм-Бурчеев послан глуповцам в наказание за их грехи. Человек, на котором останавливался его взор, испытывал опасение за человеческую природу вообще: «То был взор, светлый как сталь, взор, совершенно свободный от мысли, и потому недоступный ни для оттенков, ни для колебаний. Голая решимость – и ничего более». Неспроста трепетные губы глуповцев инстинктивно шептали: «Сатана!» «Думалось, что небо обрушится, земля разверзнется под ногами, что налетит откуда-то смерч и все поглотит, все разом…» «Погасить солнце, провертеть в земле дыру, через которую можно было бы наблюдать за тем, что делается в аду, – вот единственные цели, которые истинный прохвост признает достойными своих усилий».

«Жизнеустроительный» бред Угрюм-Бурчеева – вызов всему нерукотворному Божьему творению. В образе города Непреклонска Салтыков-Щедрин создает смелую пародию на идеалы любой обожествившей себя государственной власти. В административной антиутопии, созданной фантазией великого сатирика, обобщаются устремления властолюбцев всех времен и народов, всех безбожных общественных партий и движений, вступивших в состязание с Самим Творцом.

Сатирик выступает здесь как беспощадный критик и тех социально-утопических теорий, которыми он увлекался в юности. «В то время, – пишет Салтыков-Щедрин, – еще ничего не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о социалистах ни о так называемых нивелляторах вообще. Тем не менее нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах… каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, зачесть и обязанность быть оным от верхнего конца до нижнего. Угрюм-Бурчеев принадлежал к числу самых фантастических нивелляторов этой школы. <…>. Посредине – площадь, от которой радиусами разбегаются во все стороны улицы, или, как он мысленно называл их, роты. <…> Каждая рота имеет шесть сажен ширины – не больше и не меньше; каждый дом имеет три окна, выдающиеся в палисадник, в котором растут: барская спесь, царские кудри, бураки и татарское мыло. Все дома окрашены светло-серою краской…

В каждом доме живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое подростков и по двое малолетков… <…> Женщины имеют право рожать детей только зимой, потому что нарушение этого правила может воспрепятствовать успешному ходу летних работ. Союзы между молодыми людьми устраиваются не иначе как сообразно росту и телосложению, так как это удовлетворяет требованиям правильного и красивого фронта. Нивелляторство, упрощенное до определенной дачи черного хлеба, – вот сущность этой кантонистской фантазии…» «Нет ни прошедшего, ни будущего, а потому летоисчисление упраздняется. Праздников два: один весною, немедленно после таяния снегов, называется «Праздником неуклонности» и служит приготовлением к предстоящим бедствиям; другой – осенью, называется «Праздником предержащих властей» и посвящается воспоминаниям о бедствиях, уже испытанных. От будней эти праздники отличаются только усиленным упражнением в маршировке.

Всякий дом есть не что иное, как поселенная единица , имеющая своего командира и своего шпиона… <…>

В каждой поселенной единице время распределяется самым строгим образом. С восходом солнца все в доме поднимаются; взрослые и подростки облекаются в единообразные одежды…» и отправляются «.. к исполнению возложенных на них обязанностей. Сперва они вступают в «манеж для коленопреклонений», где наскоро прочитывают молитву; потом направляют стопы в «манеж для телесных упражнений», где укрепляют организм фехтованием и гимнастикой; наконец, идут в «манеж для принятия пищи», где получают по куску черного хлеба, посыпанного солью. По принятии пищи выстраиваются на площади в каре, и оттуда, под предводительством командиров, повзводно разводятся на общественные работы. Работы производятся по команде. Обыватели разом нагибаются и выпрямляются…<…> Около каждого рабочего взвода мерным шагом ходит солдат с ружьем и через каждые пять минут стреляет в солнце. <…>

Ночью над Непреклонском витает дух Угрюм-Бурчеева и зорко стережет обывательский сон…

Ни Бога, ни идолов – ничего…»

«История одного города» завершается гибелью Угрюм-Бурчеева. Она наступает в тот момент, когда под руководством этого идиота глуповцы не только разрушили старый город, но и построили новый – Непреклонен! Когда административный бред был реализован на практике, утомленный градоначальник крикнув «шабаш!», повалился на землю и захрапел, забыв на сей раз назначить шпионов. «Изнуренные, обруганные и уничтоженные, глуповцы, после долгого перерыва, в первый раз вздохнули свободно. Они взглянули друг на друга – и вдруг устыдились. <…>

Прохвост проснулся, но взор его уже не произвел прежнего впечатления. Он раздражал, но не пугал». Недовольство среди глуповцев нарастало, начались беспрерывные совещания по ночам. Идиот осознал наконец, что совершил оплошность, и настрочил приказ, возвещавший о назначении шпионов. «Это была капля, переполнившая чашу…»

Но Щедрин оставляет читателя в недоумении относительно того, что же далее произошло. Тетрадки, которые заключали в себе подробности этого дела, будто бы потерялись. Остался лишь один листок, зафиксировавший развязку этой истории: «Через неделю (после чего?)… глуповцев поразило неслыханное зрелище. Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки. Хотя оно было еще не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились, животные обезумели и метались по полю, не находя дороги в город. Оно близилось, и по мере того как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло… глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца.

Оно пришло…

В эту торжественную минуту Угрюм-Бурчеев вдруг обернулся всем корпусом к оцепенелой толпе и ясным голосом произнес:

– Придет…

Но не успел он договорить, как раздался треск, и бывый прохвост моментально исчез, словно растаял в воздухе.

История прекратила течение свое».

В советский период многие считали, что перед нами картина революционного гнева, проснувшегося наконец в глуповцах и победоносно убравшего с лица земли деспотический режим и связанную с ним «глуповскую» историю. Однако существовала и иная точка зрения: грозное оно , прилетевшее извне, повергшее ниц в страхе и трепете самих глуповцев, – это еще более суровый и деспотический режим (исторически соответствующий смене царствования Александра I царствованием Николая I). Ведь фраза, которую недоговорил Угрюм-Бурчеев, сообщалась глуповцам не раз. «Идет некто за мной, – говорил он, – кто будет еще ужаснее меня». Этот некто вроде бы и назван в «Описи градоначальникам»: после Угрюм-Бурчеева там следует Перехват-Залихватский, который «въехал в Глупов на белом коне (как победитель. – Ю. Л. ), сжег гимназию и упразднил науки». По-видимому, глуповская революция вылилась в стихийный крестьянский «бунт, бессмысленный и беспощадный», после которого установился еще более ужасный режим.

Казалось бы, все логично… Но только ведь Перехват-Залихватский въехал в Глупое , которого к началу смуты уже не существовало: его сменил выстроенный заново Непреклонен. К тому же, какую гимназию мог сжечь этот градоначальник и какие науки упразднить, если в Непреклонске «школ нет и грамотности не полагается; наука числ преподается по пальцам»?!

Ясно, что грозное оно, надвигающееся на Непреклонен с севера , – это какое-то возмездие, равно сулящее гибель и глуповцам и их градоначальникам. Неспроста же оно издает каркающие звуки. Кто является носителем этого возмездия? Может быть, Тот, Кто сказал: «Мне отмщение и Аз воздам»? Ведь библейская история устами пророков поведала нам о Божьем гневе, приводившем к разрушению страны и города за разврат и нечестие отпавших от Бога жителей: Вавилон, Иерусалим, Содом, Гоморра…

«Так говорит Господь: вот, поднимаются воды с севера и сделаются наводняющим потоком и потопят землю и все, что наполняет ее, город и живущих в нем; тогда возопиют люди, и зарыдают все обитатели страны» (Иер., гл. 47, ст. 2). «Возвестите и разгласите между народами… Вавилон взят… истуканы его посрамлены, идолы его сокрушены. Ибо от севера поднялся против него народ, который сделает землю его пустынею, и никто не будет жить там, от человека до скота…» (Иер., гл. 50, ст. 2–3). «Трясется земля и трепещет , ибо исполняются над Вавилоном намерения Господа сделать землю Вавилонскую пустынею, без жителей» (Иер., гл. 51, ст. 29). «Выставьте знамя к Сиону, бегите, не останавливайтесь; ибо Я приведу от севера бедствие и великую гибель… Это оттого, что народ Мой глуп, – не знает Меня; неразумные они дети, и нет у них смысла; они умны на зло, но добра делать не умеют» (Иер., гл. 4, ст. 6, 22). «Несется слух: вот он идет, и большой шум от страны северной , чтобы города́ Иудеи сделать пустынею, жилищем шакалов» (Иер., гл. 10, ст. 22). «Господь долготерпелив и велик могуществом и не оставляет без наказания; в вихре и в буре шествие Господа, облако – пыль от ног Его» (Наум, гл. 1, ст. 3).

Нотки Апокалипсиса в финале «Истории одного города» обратили на себя внимание современных исследователей творчества сатирика. Но получили они слишком глобальную интерпретацию. Финальная фраза «история прекратила течение свое» стала пониматься как конец истории человечества. На самом деле смысл этой фразы более конкретен: речь идет о конце глуповской истории , как кончилась в свое время история Вавилона, Содома, Гоморры, древнего Иерусалима. Книга Щедрина в глубине своей по-пушкински оптимистична: «С Божией стихией царям не совладать».

Об этом свидетельствует символический эпизод с попыткой обуздания реки Угрюм-Бурчеевым. «До сих пор разрушались только дела рук человеческих, теперь же очередь доходила до дела извечного, нерукотворного. <…>

Борьба с природой восприяла начало. <…>

Нет ничего опаснее, как воображение прохвоста… Однажды возбужденное, оно сбрасывает с себя всякое иго действительности и начинает рисовать своему обладателю предприятия самые грандиозные. <…>

Едва увидел он массу воды, как в голове его уже утвердилась мысль, что у него будет собственное море. <…> Есть море – значит, есть и флоты: во-первых, разумеется, военный, потом торговый. <…> Является великое изобилие звонкой монеты, которую, однако ж, глуповцы презирают и бросают в навоз, а из навоза секретным образом выкапывают ее евреи и употребляют на исходатайствование железнодорожных концессий».

И вот предпринимаются гигантские усилия по осуществлению плана создания моря и обуздания реки. На строительство гигантской плотины брошен весь мусор от разрушенного Глупова, на утрамбовку ее сгоняются все обыватели будущего града Непреклонска. Река останавливается и начинает разливаться по луговой стороне. Взглянув на громадную массу вод, Угрюм-Бурчеев весь просветлел и даже получил дар слова. «Тако да видят людие!» – сказал он, как Бог, подражая языку Священного Писания. Восторжествовал его демиургический план. Он выдержал соревнование с Самим Творцом!

«И что ж! – все эти мечты рушились на другое же утро.<…>

Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к реке, встал как вкопанный. Произошел новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а река журчала и двигалась в своих берегах, точь-в-точь как за день тому назад».

Смыл этой сцены очевиден: ход истории нерукотворен. Как и мир природы, он находится в деснице Божией, и в итоге своем он неподвластен узурпаторским замашкам земных владык.

Ю.В. Лебедев

В этой статье мы расскажем вам о романе, написанном М.Е. Салтыковым-Щедриным, опишем краткое содержание. "История одного города" - это произведение, представляющее собой летопись, якобы "подлинную", города Глупова в период с 1731 по 1825 годы, которую слагали преемственно четыре архивариуса. Автор настаивает на подлинности "Глуповского Летописца" в главе "От издателя", предлагая читателю проследить, как в истории Глупова отражались последовательно различные перемены, происходившие во власти. Такова основная тема "Истории одного города". Это произведение описывает ряд правлений.

Итак, начинаем наш рассказ о романе "История одного города" (Салтыков-Щедрин М. Е.).

Обращение к читателю

Открывается "Летописец" обращением к читателю, якобы составленным последним архивариусом, который видит свою задачу в том, чтобы изобразить соответствие, "трогательное", по его мнению, "в меру дерзающей" власти и "в меру благодарящего" ее народа. Таким образом, история эта представляет собой по сути историю правления градоначальников.

Доисторические времена

В доисторической главе рассказывается о том, откуда произошли глуповцы, каковы их корни. Повествуется, как народ головотяпов победил кособрюхих, лукоедов, моржеедов и другие соседние племена. Но, не представляя, что дальше делать, чтобы установить порядок, люди пошли искать князя. Они обращались не к одному потенциальному правителю, но даже самые глупые из них не хотели владеть этим народом и отпускали его, поучив жезлом. Тогда головотяпы призвали вора-новотора, который помог им в этом деле. Князь согласился "володеть" ими, но жить на их земли не пошел, вместо себя послав вора-новотора. Головотяпов же самих князь назвал "глуповцами", так и появилось название города.

Покорным народом были глуповцы, но новотору необходимы были бунты для того, чтобы усмирять их. Однако вскоре он проворовался до того, что князь "послал петлю" своему неверному рабу. Но и тут увернулся новотор. Он зарезался огурцом, не дождавшись петли.

Начало исторических времен

Опишем дальнейшие события, их краткое содержание. "История одного города" продолжается следующим образом.

И других градоначальников присылал князь - калязинца, орловца, одоевца, - но они оказались ворами. Тогда правитель собственной персоной прибыл в Глупов и закричал: "Запорю!". Такими словами начались для этого народа исторические времена.

После этого идет опись градоначальников, которые правили городом в разное время. Приводятся подробно биографии этих людей.

Брудастый

В 1762 году Дементий Варламович Брудастый прибыл в Глупов. Он сразу же поразил жителей своим немногословием и угрюмостью - подозрительная характеристика. "История одного города" описывает странные подробности этой личности. Единственными словами Брудастого были "Разорю!" и "Не потерплю!".

Город не знал, что и думать, пока однажды вошедший с докладом письмоводитель не увидел следующее странное зрелище: как обычно, тело градоначальника сидело за столом, но его голова, совершенно пустая, лежала на столе. Глупов был потрясен этим.

Вдруг вспомнили про органных и часовых дел мастера по фамилии Байбаков, который посещал секретно градоначальника, и выяснили все, призвав его. Так получила свое продолжение эта история одного города. Суть ее была в следующем. Оказалось, что в голове правителя находился органчик, который мог играть лишь две музыкальные пьесы: "Не потерплю!" и "Разорю!". Голова в дороге отсырела и потому требовалась починка. Сам Байбаков не смог справиться с этой задачей, поэтому обратился в Санкт-Петербург за помощью. Отсюда ему обещали прислать новую голову, которая почему-то задерживалась.

Безначалие

Роман "История одного города" продолжается. Наступило безначалие, конец которому пришел с появлением сразу двух градоначальников, причем одинаковых. Самозванцы эти смерили глазами друг друга. Толпа "в молчании разошлась". Рассыльный тут же прибыл из губернии и забрал их обоих. Оставшиеся без градоначальника глуповцы тут же впали в анархию, которая продолжалась до конца следующей недели. В течение этого времени шесть градоначальниц сменилось в городе. Жители метались от Ираиды Палеологовой к Клемантинке де Бурбон, а от последней - к Амалии Штокфиш.

"История одного города" образы этих претенденток дает весьма непривлекательные. Притязания Ираиды Лукиничны основывались на краткосрочной деятельности в качестве градоначальника ее мужа, Клемантинки - отца, а Амалия Карловна и сама была некоторое время помпадуршей. Еще менее обоснованными были притязания на власть Нельки Лядоховской, а после и Матренки-ноздри и Дуньки-толстопятой. Глуповцы в перерывах между проходившими в городе военными действиями сбрасывали граждан с колокольни или топили их. Но через некоторое время они устали от беззакония.

Двоекуров

В город наконец прибыл Семен Константинович Двоекуров, новый градоначальник. Деятельность в Глупове этого человека была очень благотворной. По словам летописца, он ввел пивоварение и медоварение, а также сделал обязательным употребление лаврового листа и горчицы, хотел открыть академию в городе.

Фердыщенко

При Петре Петровиче Фердыщенке, следующем правителе, Глупов шесть лет процветал. Но на седьмой год этого градоначальника "смутил бес". Он воспылал любовью к Аленке, ямщиковой жене, которая ответила ухажеру отказом. Тогда Митьку, мужа ее, с помощью некоторых последовательных мер заклеймили и сослали в Сибирь, а Аленка в конце концов образумилась. Через грехи градоначальника на Глупов обрушилась засуха, а потом начался голод. Люди стали во множестве умирать. Тогда глуповскому терпению наступил конец. Сначала к Фердыщенке послали ходока, но тот не вернулся. Затем отправили к правителю прошение, но и это не возымело действия. В конце концов добрались до Аленки и сбросили ее с колокольни. Не дремал и Фердыщенко, все это время писавший начальству рапорты. Ему не прислали хлеба, но прибыла команда солдат.

Через стрельчиху Домашку, следующее увлечение Петра Петровича, в Глупов пришли пожары. Сгорели Пушкарская, Болотная слобода и Негодница. Снова стушевался Фердыщенко, вернул "опчеству" Домашку и вызвал команду.

Правление Петра Петровича закончилось путешествием. Он решил посетить городской выгон, где его приветствовали в разных местах горожане, а также ждал обед. Фердыщенко на третий день скончался от объедания.

Бородавкин

Василиск Семенович Бородавкин, его преемник, решительно приступил к своей должности. Изучив историю города Глупова, он обнаружил лишь один образец для подражания - градоначальника Двоекурова. Достижения этого правителя, однако, давно были забыты, и жители перестали даже сеять горчицу. Новый градоначальник в первую очередь повелел данную ошибку исправить, а в наказание добавил еще и прованское масло. Однако глуповцы не хотели поддаваться. Бородавкину поэтому пришлось отправиться на Стрелецкую слободу в военный поход. Не все сложилось удачно в этом девятидневном походе. Свои сражались со своими в темноте. Многих живых солдат заменили оловянными солдатиками. Удалось все-таки выстоять Бородавкину. Дойдя до самой слободы и не застав там никого, он начал растаскивать на бревна дома. Тогда весь город сдался.

Опишем дальнейшие события, их краткое содержание. "История одного города" продолжается следующим образом. После этого было в истории Глупова еще несколько войн, которые велись за просвещение. Правление в целом привело к тому, что город оскудел. Окончательная разруха наступила при Негодяеве, следующем градоначальнике.

Микеладзе

Черкешенин Микеладзе застал Глупов в этом плачевном состоянии. Печальной была история одного города. Анализ правления Микеладзе говорит о следующем. Никаких мероприятий не проводилось. Он интересовался лишь женским полом, отстранившись от всяких дел. Город в то время отдыхал. Как пишет градоначальник, следствия были многочисленны, хотя "видимых фактов" - мало.

Беневоленский

Феофилакт Иринархович Беневоленский сменил этого черкешенина. Данный градоначальник был другом Сперанского. Они вместе учились в семинарии. Этого правителя отличала от других страсть к законодательству. Но так как права издавать собственные законы у него не было, он делал это тайно, в доме некоей купчихи Распоповой, и разбрасывал ночью свои законы по городу. Вскоре, однако, Беневоленский был уволен с должности за сношения с Наполеоном.

Прыщ

Опишем дальнейшие события, их краткое содержание. "История одного города" продолжается появлением следующего правителя, подполковника Прыща. Он вовсе не занимался делами, но при нем расцвел Глупов. Огромными были урожаи. Насторожились жители города. Вскоре предводителем дворянства была раскрыта тайна Прыща. Этот любитель фарша почуял, что от головы правителя пахнет трюфелями и, не в силах сдержать себя, напал на фаршированную голову и съел ее.

После этого Иванов, статский советник, прибыл в город. Однако он оказался такого маленького роста, что не мог ничего пространного в себя вмещать, и вскоре умер. Виконт де Шарио, его преемник, эмигрант, все время веселился и был выслан за границу по распоряжению начальства. При ближайшем рассмотрении этот правитель оказался девицею.

Грустилов

Затем появился Эраст Андреевич Грустилов, статский советник. Глуповцы к этому времени прилепились к идолам, забыв настоящего Бога. Так продолжалась история одного города. Анализ правления Грустилова следующий. Город при нем окончательно погряз в лени и разврате. Перестали сеять, понадеявшись на счастье, и в Глупов пришел голод. Эраст Андреевич был занят исключительно ежедневными балами. Но когда он повстречал свою любовь, все резко переменилось. Это была жена аптекаря Пфейера. Эта дама указала путь добра Грустилову. Убогие и юродивые, которые в прежнее время поклонения идолам переживали тяжелые дни, стали в городе главными людьми. Покаялись глуповцы, но поля оставались пустыми. Бомонд по ночам собирался для чтения некоего г. Страхова и "восхищения" им. Об этом вскоре проведало начальство, и сместили Грустилова.

Угрюм-Бурчеев

Угрюм-Бурчеев, последний градоначальник в истории города, был идиот. Цель, которую он поставил - превратить Глупов в Непреклонск с "ротами", одинаковыми прямыми улицами, домами, в которых жили бы одинаковые семьи и т.д. В деталях продумал Угрюм-Бурчеев свой план, а затем приступил к его исполнению. До основания был разрушен Глупов, и теперь можно было начинать строительство, но этому мешала пролегавшая на пути река. Она не вписывалась в планы Угрюм-Бурчеева.

Градоначальник решительно повел наступление на нее. Весь мусор был пущен в дело, все, что осталось от прежнего города, но река оказалась сильнее - она размывала любые плотины. Тогда градоначальник зашагал прочь, уводя глуповцев с собой. Другое место, ровная низина, было выбрано для города, и началось строительство. Однако что-то изменилось.

К сожалению, утратились тетрадки, в которых описывалась эта история одного города. Отрывок ее уцелел, и лишь развязку приводит издатель. Он пишет, что солнце померкло, земля затряслась, "Оно пришло". Автор не объясняет, что именно. "История одного города" (Салтыков-Щедрин) об этом умалчивает, лишь говорится о том, что моментально исчез "прохвост", как будто растворившись в воздухе.

Замыкают роман сохранившиеся "оправдательные документы", то есть написанные в назидание преемникам разными градоначальниками сочинения: Беневоленским, Микеладзе, Бородавкиным.

В 1870 году после ряда публикаций отдельных глав вышло в свет произведение Михаил Салтыкова-Щедрина «История одного города». Это событие получило широкий общественный резонанс – писателя обвиняли в насмешках над русским народом и очернении фактов российской истории. Жанр произведения – сатирическая повесть, обличающая нравы, взаимоотношения власти и народа в самодержавном обществе.

Рассказ «История одного города» насыщен такими приемами как ирония, гротеск, эзопов язык, иносказание. Все это позволяет автору, в отдельных эпизодах доводя до абсурда описываемое, ярко изобразить абсолютную покорность народа любому произволу власти. Пороки современного автору общества не изжиты и в наши дни. Прочитав «Историю одного города» в кратком содержании по главам вы ознакомитесь с самыми важными моментами произведения, наглядно демонстрирующими сатирическую направленность повести.

Главные герои

Главные герои повести – градоначальники, каждый из которых сумел чем-то запомниться в истории города Глупова. Поскольку портретов градоначальников повесть описывает немало, стоит остановиться на наиболее значимых персонажах.

Брудастый – потряс жителей своей категоричностью, своими возгласами по любому поводу «Разорю!» и «Не потерплю!».

Двоекуров со своими «великими» реформами относительно лаврового листа и горчицы, представляется совсем безобидным на фоне последующих градоначальников.

Бородавкин – воевал с собственным народом «за просвещение».

Фердыщенко – его алчность и похоть едва ли не погубили горожан.

Прыщ – к такому правителю, как он, народ оказался не готов – слишком хорошо людям жилось при нем, не вмешивающимся ни в какие дела.

Угрюм-Бурчеев – при всем своем идиотизме он сумел не только стать градоначальником, но и погубить весь город, пытаясь воплотить в жизнь свою бредовую идею.

Другие персонажи

Если главные герои – градоначальники, второстепенные – народ, с которыми они взаимодействуют. Простой народ показан как собирательный образ. Автор в целом изображает его как повинующегося своему правителю, готового терпеть все притеснения и различные странности своей власти. Показаны автором как безликая масса, которая бунтует только тогда, когда вокруг происходит повальная гибель людей от голода или пожаров.

От издателя

«История одного города» рассказывает о городе Глупове, его истории. Глава «От издателя» голосом автора уверяет читателя в том, что «Летописец» подлинный. Он приглашает читателя «уловить физиономию города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах». Автор подчеркивает, что сюжет повествования однообразен, «почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников».

Обращение к читателю от последнего архивариуса-летописца

В этой главе автор ставит перед собой задачу – передать «трогательное соответствие» власти города, «в меру дерзающей» народу, «в меру благодарящего». Архивариус рассказывает о том, что представит читателю историю правления в городе Глупове градоначальников, один за другим сменяющихся на высшем посту. Рассказчики, четверо местных летописцев, излагают поочередно «подлинные» события, происходящие в городе с 1731 по 1825 гг.

О корени происхождения глуповцев

В этой главе рассказывается о доисторическом времени, о том, как древнее племя головотяпов одержали победу над соседними племенами лукоедов, гущеедов, моржеедов, лягушечников, кособрюхих и проч. После победы головотяпы стали думать о том, как навести порядок в своем новом обществе, поскольку дела у них никак не шли на лад: то «Волгу толокном замесили», то «теленка на баню затащили». Они решили, что им нужен правитель. С этой целью головотяпы отправились искать князя, который бы управлял ими. Однако все князья, к которым они обращались с этой просьбой, ответили отказом, поскольку никто не захотел управлять глупыми людьми. Князья, “поучив” жезлом, головотяпов отпускали с миром и с «честию». Отчаявшись, они обратились к вору-новотору, который сумел помочь найти князя. Князь ими управлять согласился, однако жить вместе с головотяпами не стал – послал в качестве своего наместника вора-новотора.

Головотяпов переименовал в «глуповцев», а город соответственно, стал называться «Глупов».
Управлять глуповцами новотору было совсем несложно – этот народ отличался покорностью и беспрекословным исполнением приказов власти. Однако их правителя это не радовало, новотор желал бунтов, которые можно было бы усмирять. Финал его правления был очень печален: вор-новотор проворовался до того, что князь не выдержал и послал ему петлю. Но новотор сумел и из этой ситуации вывернуться – не дожидаясь петли, он «зарезался огурцом».

Затем в Глупове стали поочередно появляться другие правители, которых присылал князь. Все они – одоевец, орловец, калязинец, – оказались бессовестными ворами даже еще хуже новатора,. Князь устал от таких событий, лично явился в город с криком: «Запорю!». Этим криком начался отсчет «исторического времени».

Опись градоначальникам, в разное время в город Глупов от вышнего начальства поставленным (1731 - 1826)

В этой главе перечисляются поименно градоначальники Глупова и кратко упоминаются их «достижения». Говорится о двадцати двух правителях. Так, например, об одном из градоправителей в документе записано так: «22)Перехват-Залихватский, Архистратиг Стратилатович, майор. О сем умолчу. Въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки».(непонятен смысл главы)

Органчик

1762 год ознаменовался началом правления градоначальника Дементия Варламовича Брудастого. Глуповцы были удивлены тем, что их новый правитель угрюм и не говорит ничего, кроме двух фраз: «Не потерплю!» и «Разорю!». Они не знали, что и думать, до тех пор, пока не открылась тайна Брудастого: его голова совсем пустая. Письмоводитель случайно увидел ужасную вещь: туловище градоначальника по обыкновению сидело за столом, а вот голова отдельно лежала на столе. И в ней не было ничего вообще. Горожане не знали, что теперь им делать. Они вспомнили о Байбакове – мастере часовых и органных дел, который совсем недавно приходил к Брудастому. Расспросив Байбакова, глуповцы выяснили, что голова градоначальника была оснащена музыкальным органчиком, который исполнял только две пьески: «Не потерплю!» и «Разорю!». Органчик вышел из строя, отсырев в дороге. Мастеру самостоятельно починить его не удалось, поэтому он заказал в Санкт-Петербурге новую голову, однако заказ что-то задерживался.

Наступило безвластие, финал которому положило неожиданное явление одновременных двух абсолютно одинаковых правителей-самозванцев. Они увидели друг друга, «смерили друг друга глазами», а наблюдавшие эту сцену жители молча медленно разошлись. Прибывший из губернии рассыльный забрал с собой обоих «градоначальников», а в Глупове началась анархия, которая длилась целую неделю.

Сказание о шести градоначальницах (Картина глуповского междоусобия)

Это время было очень насыщено событиями в сфере градоправления – город пережил целых шесть градоначальниц. Жители наблюдали борьбу Ираиды Лукиничны Палеологовой, Клемантинки де Бурбон, Амалии Карловны Штокфиш. Первая уверяла, что достойна быть градоначальницей из-за того, что ее муж какое-то время занимался градоначальничейской деятельностью, у второй – занимался отец, третья некогда сама была градональнической помпадуршей. Помимо названных, на власть претендовали также Нелька Лядоховская, Дунька-толстопятая и Матренка-ноздря. Оснований у последних претендовать на роль градоначальниц не было вообще. В городе разыгрались нешуточные баталии. Глуповцы топили и сбрасывали с колокольни своих сограждан. Город устал от анархии. И тут наконец-то появился новый градоначальник – Семен Констатинович Двоекуров.

Известие о Двоекурове

Новоявленный правитель Двоекуров правил Глуповым в течение восьми лет. Он отмечен как человек передовых взглядов. Двоекуров развил деятельность, которая стала для города благотворной. При нем стали заниматься медо- и пивоварением, приказал обязательно употреблять в пищу горчицу и лавровый лист. В его намерения входило учреждение в Глупове академии.

Голодный город

На смену правления Двоекурова пришел Петр Петрович Фердыщенко. Город жил в течение шести лет в благополучии и процветании. Но на седьмой год градоправитель влюбился в Алену Осипову, жену ямщика Митьки. Однако Аленка чувств Петра Петровича не разделила. Фердыщенко предпринимал всевозможные действия, чтобы заставить Аленку полюбить его, даже отправил Митьку в Сибирь. Аленка стала благосклонной к ухаживаниям градоначальника.

В Глупове началась засуха, а вслед за ней начались голод и людские смерти. Глуповцы потеряли терпение и отправили к Фердыщенко посланца, однако ходок не вернулся. Поданное прошение также не нашло ответа. Тогда жители взбунтовались и сбросили Аленку с колокольни. В город пришла рота солдат для подавления бунта.

Соломенный город

Следующим любовным увлечением Петра Петровича стала стрельчиха Домашка, которую он отбил у «опчества». Вместе с новой любовью в город пришли пожары, вызванные засухой. Сгорела Пушкарская слобода, затем Болотная и Негодница. Глуповцы обвинили Фердыщенко в новой напасти.

Фантастический путешественник

Новая глупость Фердыщенко едва ли навлекла новую беду на горожан: он отправился в путешествие по городскому выгону, заставляя жителей одаривать себя съестными припасами. Путешествие закончилось спустя три дня смертью Фердыщенко от обжорства. Глуповцы испугались, что их обвинят в намеренном «окормлении бригадира». Однако спустя неделю страхи горожан рассеялись – прибыл из губернии новый градоправитель. Решительный и деятельный Бородавкин положил начало «золотого века Глупова». Люди стали жить в полном изобилии.

Войны за просвещение

Василиск Семенович Бородавкин, новый градоначальник Глупова, изучил историю города, и решил, что единственный предыдущий правитель, на которого стоит равняться – Двоекуров, и поразило его даже не то, что предшественник вымостил улицы города и собрал недоимки, а то, что при нем сеяли горчицу. К сожалению, народ уже забыл его и даже перестал высеивать эту культуру. Бородавкин решил вспомнить прежние времена, возобновить посев горчицы и употребление ее в пищу. Но жители упорно не хотели возвращаться к прошлому. Глуповцы бунтовали стоя на коленях. Они боялись, что в том случае, если повинуются Бородавкину, в будущем он заставит их «еще какую ни на есть мерзость есть». Градоначальник предпринял военный поход на Стрелецкую слободу, «источник всего зла», чтобы подавить бунт. Поход длился девять дней и совсем успешным назвать его сложно. В абсолютной тьме свои бились со своими. Градоначальник претерпел измену своих сторонников: однажды утром он обнаружил, что большее число солдат уволили, на смену им поставили оловянных солдатиков, сославшись на некую резолюцию. Однако градоправитель сумел выстоять, организовав из оловянных солдатиков резерв. Он дошел до слободы, однако никого там не нашел. Бородавкин начал разбирать дома по бревнам, что заставило слободу сдаться.
Будущее принесло еще три войны, которые также велись за «просвещение». Первая из трех последующий войн велась за разъяснение жителям города пользы каменных фундаментов домов, вторая – из-за отказа жителей выращивать персидскую ромашку, а третья – против учреждении академии в городе.
Итогом правления Бородавкина стало обнищание города. Градоначальника не стало в тот момент, когда он в очередной раз решил сжечь город.

Эпоха увольнения от войн

В сокращении последующие события выглядят так: окончательно оскудел город при очередном правителе капитане Негодяеве, который сменил Бородавкина. Негодяева очень скоро уволили за несогласие с навязывание конституции. Однако летописец счел эту причину формальной. Истинным же поводом стал тот факт, что градоначальник в свое время служил истопником, что в определенной мере расценивалось как принадлежность к демократическому началу. А войны за просвещение и против него были не нужны истощенному сражениями городу. После увольнения Негодяева «черкешенин» Микеладзе взял бразды правления в свои руки. Однако и его правление никак не повлияло на положение в городе: Глуповым градоначальник не занимался вообще, поскольку все его помыслы были связаны исключительно с представительницами прекрасного пола.

Беневоленский Феофилакт Иринархович стал преемником Микеладзе. Другом по семинарии нового градоправителя был Сперанский, и от него, очевидно, Беневоленскому передалась любовь к законодательству. Им были написаны такие законы: «Всякий человек да имеет сердце сокрушенно», «Всяка душа да трепещет» и «Всякий сверчок да познает соответствующий званию его шесток». Однако на написание законов Беневоленские не имел права, он вынужден был их издавать тайно, а ночами разбрасывать по городу свои труды. Продолжалось это совсем недолго – его заподозрили в связях с Наполеоном и уволили.

Следующим был назначен подполковник Прыщ. Удивительно было то, что при нем город жил в изобилии, урожаи собирали огромные, несмотря на то, что градоначальник совершенно не занимался своими прямыми обязанностями. Горожане вновь что-то заподозрили. И были в своих подозрениях правы: предводитель дворянства заметил, что голова градоправителя источает запах трюфелей. Он напал на Прыща и съел фаршированную голову правителя.

Поклонение мамоне и покаяние

В Глупове появился преемник съеденного Прыща – статский советник Иванов. Однако тот скоро умер, так как «оказался столь малого роста, что не мог вмещать ничего пространного».

На смену ему пришел виконт де Шарио. Этот правитель не умел делать ничего, кроме того, что веселиться постоянно, устраивать маскарады. Он «дел не вершил и в администрацию не вмешивался. Это последнее обстоятельство обещало продлить благополучие глуповцев без конца…» Но эмигранта, позволившего жителям обратиться в язычество, было велено выслать за границы. Интересно, что он оказался особой женского пола.

Следующим в Глупове появился статский советник Эраст Андреевич Грустилов. К моменту его появления жители города уже стали абсолютными идолопоклонниками. Они забыли Бога, погрузившись в разврат и лень. Они перестали работать, сеять поля, надеясь на какое-то счастье, и как результат – в город пришел голод. Грустилова такое положение заботило очень мало, поскольку он был занят балами. Однако в скором времени произошли перемены. Жена аптекаря Пфейера повлияла на Грустилова, указав истинный путь добра. И главными людьми в городе стали убогие и юродивые, которые в эпоху идолопоклонничества очутились на обочине жизни.

Жители Глупова раскаялись в своих грехах, однако этим дело и закончилось – работать глуповцы так и не начали. Ночами городской бомонд собирался на чтение трудов г. Страхова. Об этом скоро стало известно высшему начальству и Грустилову пришлось распрощаться с должностью градоправителя.

Подтверждение покаянию. Заключение

Последним градоначальником Глупова стал Угрюм-Бурчеев. Этот человек был полнейшим идиотом – «чистейший тип идиота», как пишет автор. Для себя он поставил единственную цель – сделать из города Глупова город Непреклонск, «вечно-достойныя памяти великого князя Святослава Игоревича». Непреклонск должен был выглядеть так: городские улицы должны быть одинотипно прямыми, дома и строения также идентичными друг друга, люди тоже. Каждый дом должен стать «поселенной единицей», за которой будет наблюдать его, Угрюм-Бурчеева, шпион. Горожане называли его «Сатана» и испытывали по отношению к своему правителю смутный страх. Как оказалось, небеспочвенно: градоначальник разработал детальный план и приступил к воплощению его в жизнь. Он разрушил город, не оставив камня на камне. Теперь предстояла задача строительства города его мечты. Но нарушала эти планы река, она мешала. Угрюм-Бурчеев начал с ней настоящую войну, использовал весь мусор, который остался в результате разрушения города. Однако река не сдавалась, размывая все возводимые плотины и дамбы. Угрюм-Бурчеев развернулся и, ведя за собой народ, ушел от реки прочь. Он выбрал новое место для строительства города – ровную низину, и начал возводить город своей мечты. Однако что-то пошло не так. К сожалению, что именно помешало строительству, узнать не удалось, поскольку записи с подробностями этой истории не сохранились. Известна стала развязка: «…время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло… глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца. Оно пришло…». Что именно пришло, читателю остается неизвестно. Однако судьба Угрюм-Бурчеева такова: «прохвост моментально исчез, словно растворился в воздухе. История прекратила течение свое».

Оправдательные документы

В финале повествования публикуются «Оправдательные документы», которые представляют собой сочинения Бородавкина, Микеладзе и Беневоленского, написанные в назидание другим градоначальникам.

Заключение

Краткий пересказ «Истории одного города» наглядно демонстрирует не только сатирическое направление повести, но и неоднозначно указывает на исторические параллели. Образы градоначальников списаны с исторических личностей, многие события также отсылают к дворцовым переворотам. Полная версия повести, безусловно, даст возможность детально ознакомиться с содержанием произведения.

Тест по рассказу

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.3 . Всего получено оценок: 2772.