Бэла является одной из главных героинь романа Михаила Лермонтова « ». В образе Бэлы автор показал нам доселе неизвестный образ девушки гор. Сразу стоит отметить, что, скорее всего, имя для своей главной героини Лермонтов выдумал сам, ведь до момента выхода в свет первой главы романа под названием «Бэла» это имя не использовалось кавказскими народами.

Лермонтов очень точно, с любовью описывает образ девушки гор: «И точно, она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали к вам в душу». Нужно сказать, что именно глаза Бэлы стали основным элементом ее образа. Ведь читая роман, мы замечаем, как именно в них отражается внутренний мир девушки, ее радость и переживания.

Бэла была представительницей свободолюбивого и независимого народа. Выросла она в окружении высоких гор и холодных ручьев. Ей были дики и не понятны светские забавы и развлечения. Она сторонилась незнакомых людей, говорящих на непонятном языке. Девушка увлекалась рукоделием, пением и танцами. В танце она могла дать фору лучшим столичным красавицам.

Впервые с Бэлой мы встречаемся во время свадьбы ее старшей сестры. Ее дивная красота сразу привлекла внимание Печорина. В ту же минуту в нем возникло желание овладеть девушкой, добиться ее расположения любой ценой. И такой случай представился. выменивает девушку на скакуна. Он увозит Бэлу в крепость, запирает на ключ и начинает одаривать дорогими подарками, пытаясь растопить сердце «дикарки». Будучи, свободолюбивым человеком, Бэла замыкается в себе, она не принимает подарки Печорина, отвергает его ухаживания. Она хочет, чтобы ее уважали и предоставляли право выбора. Однажды Бэла сказала: «Я не раба его!». Печорин даже подумывал оставить попытки завоевать девушку и вернуть ее родителям. Но в один момент, сердце «дикарки» растаяло, и она признается в любви Печорину.

Бэла была тем человеком, который любит полной грудью, по-настоящему, без притворства и корысти. Лермонтов не описывает продолжительных любовных монологов, чувства девушки передают ее черные глаза.

Со временем, чувства Печорина к Бэле проходят. Он перестает интересоваться юной красавицей. Понимая свою ненужность, Бэла замыкается в себе. Теперь ее когда-то светящиеся глаза померкли и наполнились печалью. Но она продолжала любить Печорина. Даже в предсмертный час Бэла ни винит Печорина за его поступки. Она сожалеет лишь об одном, что после смерти они не встретятся на небесах, потому что они разного вероисповедания.

Лермонтов не говорит нам про чувства Печорина к Бэле. Печорин и сам не знает, любил ли он эту прекрасную «дикарку» по-настоящему или это была лишь мужская забава, которая унесла жизнь ни в чем не повинного человека.

Знакомясь с записками Печорина, мы получаем возможность судить его непредвзято и бесстрастно. Именно судить, осуждать, поскольку суждение и осуждение направляется здесь не против человека (его нет, он лишь бесплотный вымысел), но против того греховного состояния души, какое запечатлено Лермонтовым в образе Печорина.

Печорин проницателен и видит порою человека насквозь. Только обосновавшись в Пятигорске, он иронично предполагает уровень взаимоотношений между местными дамами и желающими привлечь их благосклонность офицерами: "Жены местных властей… менее обращают внимания на мундир, они привыкли на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум". И пожалуйста: Грушницкий при первой же встрече почти дословно повторяет то же, но уже вполне всерьез, осуждая приезжую знать: "Эта гордая знать смотрит на нас, армейцев, как на диких. И какое им дело, есть ли ум под нумерованной фуражкой и сердце под толстой шинелью?" Добиваясь власти над душою княжны Мери, Печорин на несколько ходов вперед предугадывает развитие событий. И даже недоволен этим – это становится скучным: "Я все это знаю наизусть – вот что скучно!"

Но как ни иронизирует Печорин над банальными ужимками ближних своих, он и сам не прочь использовать те же высмеиваемые им приемы ради достижения собственной цели. "…Я уверен, – мысленно высмеивает Печорин Грушницкого, – что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так просто, служить, но что ищет смерти, потому что… тут он, верно, закрыл глаза рукою и продолжал так: "Нет, вы (или ты) этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас? Поймете ли вы меня?.." – и так далее". Втайне посмеявшись над приятелем, Печорин вскоре произносит перед княжною эффектную тираду: "Я поступил, как безумец… этого в другой раз не случится: я приму свои меры… Зачем вам знать то, что происходило до сих пор в душе моей? Вы этого никогда не узнаете, и тем лучше для вас. Прощайте". Сопоставление любопытное.

Он же точно рассчитывает поведение Грушницкого на дуэли, складывая по своей воле обстоятельства так, что, по сути, лишает противника права на прицельный выстрел, и тем ставит себя в более выгодное положение, обеспечивая собственную безопасность и одновременно возможность распорядиться жизнью бывшего приятеля по собственному произволению.

Подобные примеры можно множить. Печорин незримо руководит действиями и поступками окружающих, навязывая им свою волю и тем упиваясь.

Он и в себе не ошибется, не утаив от собственного внимания скрытые слабости душевные. И читатель, способный сопоставить и осмыслить поступки персонажей, обнаруживает неожиданно мелочность и тщеславие, достойное скорее Грушницкого: "Мне в самом деле говорили, что в черкесском костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы. И точно, что касается до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая".

Или другое – страсть противоречить, в какой он себе признается. Кто знает эту страсть, знает и источник ее – то, что современным языком определяется как комплекс неполноценности. Помилуйте, у Печорина-то?! Гордыня – да. Он весь переполнен гордынею, сознавая в самоупоении собственное превосходство над окружающими: он же умный человек и не может такого превосходства не сознавать. Так, конечно. Но гордыне всегда сопутствует тайная мука, утишить которую можно, лишь противореча всем и всему, противореча ради самой возможности опровергать, выказывая тем себя, независимо от того, стоит за тобою правда или заблуждение. Само стремление романтической натуры к борьбе есть следствие такого комплекса, обратной стороны всякой гордыни. Гордыня и комплекс неполноценности неразлучны, они борются между собой в душе человека незримо порою, составляя его муку, его терзания и постоянно требуя себе в качестве пищи борьбу с кем-то, противоречие кому-то, власть над кем-то. "Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, – не самая ли это сладкая пища нашей гордости?" Печорин действует исключительно ради насыщения гордыни. "…Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, – вот что я называю жизнью".

Для того чтобы перед самим собою так безжалостно обнажать свои пороки, как это делает Печорин, точно нужно мужество, и особого рода. Человек чаще стремится скрыть от самого себя нечто мучительное в своей натуре, в жизни, – даже убежать от действительности в мир опьяняющей и глушащей сознание грезы, выдумки, приятного самообмана. Трезвая самооценка – часто дополнительная причина внутренней депрессии, терзаний. Печорин становится поистине героем своего времени, ибо не прячется от настоящего ни в прошлом, ни в мечтах о будущем, он становится исключением из правила, персонифицированного Грушницким, этим напыщенным обманщиком самого себя.

Печорин – герой. Но героизм его – душевный, не духовный по природе своей. Печорин – эмоционально мужественный человек, но он не в состоянии раскрыть в себе самом своего истинного внутреннего человека . Упиваясь своею силою или терзаясь внутренними муками, он вовсе не смиряет себя даже тогда, когда видит в себе явные слабости, явные падения; наоборот, он постоянно склонен к самооправданию, которое соединяется в душе его с тяжким отчаянием. Не столь уж он рисуется, когда произносит перед княжной знаменитую свою тираду: "Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, – никто меня не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собою и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди у меня родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой…"

В словах Печорина есть и доля истины. Недаром говорится в Евангелии: "Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы". Это Печорин сознавал вполне. Но евангельские слова раскрывают всю неполноту сознания лермонтовского героя: "Отрезвитесь, как должно, и не грешите; ибо, к стыду вашему скажу, некоторые из вас не знают Бога".

Печорин готов переложить вину на "дурное сообщество", но своего безбожия осознать не стремится отнюдь. Незнание Бога влечет в направлении вполне определенном.

В нем нет смирения, оттого он не сознает в слабости своей натуры глубоко укорененную греховность. Можно сказать, Печорин искренен в своем нераскаянии: он простодушно не различает многие свои грехи. Он трезво сознает собственные пороки, но не сознает в них греха.

"Погубляет человека не величество, не множество грехов, но нераскаянное и ожесточенное сердце" – эти слова святителя Тихона Задонского можно бы поставить эпиграфом ко всему роману.

Если проследить поведение и размышления главного героя лермонтовского романа, то, пожалуй, он (герой, а не роман) останется чист только против девятой заповеди: лжесвидетельством своей души он не пятнает; хотя, должно признать, порою Печорин иезуитски изворотлив и, не произнося лжи несомненной, ведет себя, без сомнения, лживо. Это заметно в его отношениях с Грушницким, то же и с княжной: нигде ни разу не говоря и слова о своей любви (какой и нет вовсе), он не препятствует ей увериться в том, что всеми его действиями и словами движет именно сердечная склонность. Совесть вроде бы чиста, а уж коли кто в чем-то обманывается, тут его собственная вина.

О первых четырех заповедях, объединенных общим понятием любви человека к Создателю, говорить по отношению к Печорину вроде бы бессмысленно. Однако нельзя его назвать человеком вполне чуждым религиозному переживанию, хотя бы в прошлом. Слабые отблески отошедшей от него веры заметны в некоторых второстепенных деталях, сущностно важных для понимания его судьбы. Деталями-то пренебрегать нельзя: Лермонтов пользуется ими умело и тактично, и чуткому писателю они немалое раскроют (недаром Чехов, великий мастер художественной детали, так восхищался Лермонтовым).

414. Прочитайте и укажите обособленные члены предложения. Объясните пунктуацию.

1) Тёмно-синие вершины гор, изрытые морщинами, покрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, ещё сохранившем последний отблеск зари. 2) Волнуемый воспоминаниями, я забылся. 3) Мы с Печориным сидели на почётном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати, и пропела ему. 4) Из угла комнаты на неё смотрели другие два глаза, неподвижные, огненные. 5) Изредка набегал прохладный ветер с востока, приподнимая гриву лошадей, покрытую инеем. 6) Возвратясь, я нашёл у себя доктора. 7) Вопреки предсказанию моего спутника, погода прояснилась.

(М. Лермонтов)

§ 75. Обособление определений

1. Обособляются и отделяются на письме запятыми одиночные и распространённые согласованные определения, если они относятся к личному местоимению, например:

1) Утомлённый долгой речью , я закрыл глаза и заснул. (Л); 2) А он, мятежный , просит бури, как будто в бурях есть покой. (Л); 3) Но ты взыграл, неодолимый , и стая тонет кораблей. (П.)

Примечание. От обособленных согласованных определений, выраженных прилагательными и причастиями, необходимо отличать прилагательные и причастия, входящие в составное именное сказуемое, например: 1) Он пришёл особенно возбуждённый и весёлый . (Л. Т.); 2) Он пошёл домой грустный и усталый . (М. Г.) В этих случаях прилагательные и причастия могут быть поставлены в творительном падеже, например: Он пришёл особенно возбуждённым и весёлым .

2. Обособляются и отделяются на письме запятыми распространённые согласованные определения, если они стоят после определяемого существительного: 1) Офицер, ехавший верхом, натянул поводья, остановился на секунду и обернулся вправо. (Купр.); 2) Струйки дыма вились в ночном воздухе, полном влаги и свежести моря. (М. Г.) (Ср.: 1) Ехавший верхом офицер натянул поводья, остановился на секунду и обернулся вправо. 2) Струйки дыма вились в полном влаги и свежести моря ночном воздухе - обособления нет, так как определения стоят перед определяемыми существительными.)

3. Обособляются одиночные согласованные определения, если их два или больше и они стоят после определяемого существительного, в особенности если перед ним уже есть определение: 1) Кругом было поле, безжизненное, унылое. (Бун.); 2) Солнце, великолепное и яркое, поднималось над морем. (М. Г.)

Иногда определения так тесно связаны с существительным, что последнее без них не выражает нужного значения, например: В лесу Ефрема ждала атмосфера удушливая, густая, насыщенная запахами хвои, мха и гниющих листьев . (Ч.) Слово атмосфера приобретает необходимое значение лишь в сочетании с определениями, и потому они не могут быть от него обособлены: важно не то, что Ефрема «ждала атмосфера», а то, что эта атмосфера была «удушливая», «густая» и т. п. Ср. ещё один пример: Лицо его [вожатого] имело выражение довольно приятное, но плутовское (П.), где определения тоже тесно связаны с определяемым словом и поэтому не обособляются.

4. Согласованные определения, стоящие впереди определяемого существительного, обособляются, если имеют добавочное обстоятельственное значение (причинное, уступительное или временное). Эти определения часто относятся к собственным именам: 1) Привлечённые светом, бабочки прилетели и кружились около фонаря. (Акс.); 2) Утомлённый дневным переходом, Семёнов заснул скоро. (Кор.); 3) Ещё прозрачные, леса как будто пухом зеленеют. (П.); 4) Не остывшая от зною, ночь июльская блистала. (Тютч.)

5. Несогласованные определения, выраженные косвенными падежами существительных с предлогами, обособляются в том случае, если им придаётся большая самостоятельность, т. е. когда они дополняют, уточняют представление об известном уже лице или предмете; это обычно бывает, если они относятся к собственному имени или личному местоимению: 1) Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча. (Л. Т.); 2) Сегодня она, в новом голубом капоте, была особенно молода и внушительно красива. (М. Г.); 3) Элегантный офицер, в фуражке с золотыми дубовыми листьями, кричал в рупор что-то капитану. (А. Н. Т.) Ср.: Больше всех был недоволен задержкой инженер с громовым голосом, в черепаховых очках. (Пауст.)

Несогласованные определения, выраженные косвенными падежами существительных, кроме того, обычно обособляются: а) когда следуют за обособленными определениями, выраженными прилагательными и причастиями: Мальчик, стриженый, в серой блузе, подал Лаптеву чаю без блюдечка. (Ч.); б) когда стоят впереди этих определений и связаны с ними сочинительными союзами: Бедный гость, с оборванной полою и до крови оцарапанный, скоро отыскал безопасный угол. (П.)

415. Спишите, расставляя знаки препинания и объясняя их употребление. Обособленные согласованные и несогласованные определения подчеркните.

I.1) Только люди способные сильно любить могут испытывать и сильные огорчения; но та же потребность любить служит для них противодействием горести и исцеляет их. (Л. Т.) 2) Улица ведущая в город была свободна. (Н. О.) 3) Они вступили в коридор узкий и тёмный. (Г.) 4) Ленивый от природы он [Захар] был ленив ещё и по своему лакейскому воспитанию. (Гонч.) 5) Страстно преданный барину он, однако ж, редкий день в чём-нибудь не солжёт ему. (Гонч.) 6) Мужчина лет тридцати здоровый красивый и сильный лежал на телеге. (Кор.) 7) Земля и небо и белое облачко плывущее в лазури и тёмный бор невнятно шепчущий внизу и плеск невидной во мраке речки всё это знакомо всё это ему родное. (Кор.) 8) Рассказы матери более живые и яркие производили на мальчика большое впечатление. (Кор.) 9) Покрытые инеем они [скалы] уходили в неясную озарённую даль искрящиеся почти прозрачные. (Кор.) 10) Ударил мороз в 30, 35 и 40 градусов. Потом на одной из станций мы уже видели замёрзшую в термометре ртуть. (Кор.) 11) Ржавая осока всё ещё зелёная и сочная склонялась к земле. (Ч.) 12) Песня тихая тягучая и заунывная похожая на плач и едва уловимая слухом слышалась то справа то слева то сверху то из-под земли. (Ч.) 13) При виде Калиновича лакей глуповатый с лица но в ливрее с галунами вытянулся в дежурную позу. (Писем.) 14) Борису не спалось и он в лёгком утреннем пальто вышел в сад. (Гонч.) 15) Сама Бережкова в шёлковом платье в чепце на затылке сидела на диване. (Гонч.)

II. 1) Его [Вернера] маленькие чёрные глаза всегда беспокойные старались проникнуть в ваши мысли. (Л.) 2) Мне уже передавали две-три эпиграммы на мой счёт довольно колкие но вместе очень лестные. (Л.) 3) Вышел Алёша из дома отца в состоянии духа разбитом и подавленном. (Дост.) 4) Довольный плохим каламбуром он развеселился. (Л.) 5) Бледный он лежал на полу. (Л.) 6) Мы пошли на экзамен спокойные и уверенные в своих силах. 7) За нею [коляскою] шёл человек с большими усами в венгерке довольно хорошо одетый для лакея. (Л.) 8) Около дороги нежно прислонились друг к другу две ивы старая и молодая и о чём-то шептались. 9) Одарённый необычайной силой он [Герасим] работал за четверых. (Т.) 10) Солнце перед самым закатом вышло из-за серых туч покрывающих небо и вдруг багряным светом осветило лиловые тучи зеленоватое море покрытое кораблями и лодками колыхаемое ровной широкой зыбью и белые строения города и народ движущийся по улицам. (Л. Т.) 11) Жизнь в городе сонная и однообразная пошла своей колеёй. (Кор.) 12) Река загромождённая белым торосом слегка искрилась под серебристым грустным светом луны стоявшей над горами. (Кор.) 13) Ваня по-прежнему сидел на облучке серьёзный спокойный в своей ушастой шапке. (Зайц.)

416. Прочитайте текст, объясняя пунктуацию при выделенных распространённых определениях. Спишите, делая обособленные определения необособленными и, наоборот, необособленные - обособленными. Расставьте знаки препинания.

Путешественника, впервые отправляющегося в центральные районы высокого Тянь-Шаня , изумляют прекрасные дороги, проложенные в горах. Множество машин движется по горным дорогам. Наполненные грузом и людьми тяжёлые машины взбираются на высокие перевалы, спускаются в глубокие горные долины, поросшие высокой травою . Чем выше поднимаемся в горы - чище, прохладнее воздух. Ближе к нам вершины высоких хребтов, покрытые снегом. Дорога, огибающая голые скалы , вьётся по глубокой ложбине. Горный поток, стремительный и бурный , то подмывает дорогу, то теряется в глубоком каменном русле.

Дикое, пустынное впечатление производит раскинувшаяся вдоль бурной реки глубокая горная ложбина. Звенящие на ветру стебли высохших трав покрывают дикую степь. Редкое дерево виднеется на берегу реки. Маленькие степные зайцы прячутся в траве, прижав уши, сидят возле врытых в землю телеграфных столбов. Стадо джейранов перебегает дорогу. Далеко видно этих мчащихся по степи легконогих животных. Остановившись на берегу шумной реки, размывшей край горной дороги , на склонах горы можно рассмотреть в бинокль стадо горных серн. Чуткие животные поднимают головы, вглядываясь в пробегающую внизу дорогу.

417. Спишите, расставляя знаки препинания. Обособленные определения подчеркните.

1) Небо темнеет, тяжёлое и неприветливое оно всё ниже нав..сает над землёй. (Нов.-Пр.) 2) Не переставая лил дождь косой и мелкий. (А. Н. Т.) 3) Утомлённые мы наконец заснули. (Нов.-Пр.) 4) Ветер всё ещё сильный дул теперь с востока. (А. Н. Т.) 5) Он [Телегин] различал между этими глубокими вздохами глухое ворчанье то затихающее то вырастающее в сердитые перекаты. (А. Н. Т.) 6) Изумлённый я некоторое время раздумываю над случившимся. (Нов.-Пр.) 7) Я увидел наверху группу скал похожих на оленя и залюбовался. (Прж.) 8) Надвигалась ночь бесконечно долгая угрюмо холодная. (Нов.-Пр.) 9) Весь простор густо залитый мраком ночи находился в беше..ом движении. (Н. О.) 10) Между тем морозы хотя и очень лёгкие подсушили и окрасили все листья. (Пришв.) 11) Масса земли не то синей не то серой местами лежала горбатой кучкой местами полосой тянулась по горизонту. (Гонч.) 12) Стояла белая зима с жёсткою тишиной безоблачных морозов плотным скр..пучим снегом розовым инеем на деревьях (бледно) изумрудным небом шапками дыма над трубами клубами пара из мгновенно раскрытых дверей свежими лицами людей и хлопотливым бегом продрогших лошадок. (Т.) 13) (Н..)один луч, (н..)один звук (н..проникал в кабинет (с)наружи через окно наглух.. занавеш..ое п..ртьерами. (Булг.) 14) Соборный двор топта..ый тысячами ног звонко (не)пр..рывно хрустел. (Булг.)

пнул он Печорину. "Прелесть! А как ее зовут?" - "Бэлою".

"И точно (говорил Максим Максимыч), она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали вам в душу". Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз, но не один он смотрел на нее. В числе гостей был черкес Казбич. Он был мирн_ы_м, и не мирн_ы_м, смотря по обстоятельствам; подозрений быол на него множество, хоть он не был замечен ни в какой шалости. Но мы почитаем необходимым вполне обрисовать это лицо, и именно словами Максима Максимыча.

Говорили про него, что он любит таскаться за Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий... А уж ловок-то, ловок-то был, как бнс! Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре. А лошадь его славилась в целой Кабарде. - и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники, и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная, как смоль, ноги-струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на 50 верст; а уж выезжена - как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает. Уж такая разбойническая лошадь!

В этот вечер Казбич был угрюмее обыкновенного, и Максим Максимыч, заметив, что у него под бешметом надета кольчуга, тотчас подумал, что это недаром. Так как в сакле стало душно, он вышел освежиться и вздумал, кстати, проведать лошадей. Тут, за забором, он подслушал ражговор: Азамат похваливал лошадь Казбича, на которую давно зарился; а Казбич, подстрекнутый этим, рассказывал о ее достоинствах и услугах, которые она ему оказала, не раз спасая его от верной смерти. Это место повести вполне знакомит читателя с черкессмик ак с племенем, и в нем могучею художническою кистию обрисованы характеры Азамата и Казбича, этих двух резких типов черкесской народности. "Если б у меня был табун в тысячу кобыл, то отдал бы весь за твоего Карагёза", - сказал Азамат. "_Йок_, не хочу", - равнодушно отвечал Казбич. Азамат льстит ему, обещает украсть у отца лучшую винтовку или шашку, которая, только приложи руку к лезвию, сама впивается в тело, кольчугу... В его словах так и дышит знойная, мучительная страсть дикаря и разбойника по рождению, для которого нет ничего в мире дороже оружия или лошади и для которого желание - медленная пытка на малом огне, а для удовлетворения жизнь собственная, жизнь отца, матери, брата-ничто. Он говорил, что с тех пор, как в первый раз увидел Карагёза, когда он кружился и прыгал под Казбичем, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, что с тех пор в его душе сделалось что-то непонятное, все ему опостылело... Можно подумать, что он рассказывал о любви или ревности, чувствах, которых действие часто бывает так страшно и в людях образованных, а тем страшнее в дикарях. "На лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением (говорил Азамат), стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим является вороной скакун твой, с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел нме в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить. Я умру, Казбич, если ты мне не продашь его". Проговорив это дрожащим голосом, он заплакал. Так, по крайней мере, показалось Максису Максимычу, который знал Азамата, как преупрямого мальчишку, у которого ничем нельзя было вышибить слез, когда он был и моложе. Но в ответ на слезы Азамата послышалось что-то вроде смеха. "Послушай! - сказал твердым голосом Азамат. - видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою сестру? Как она пляшет! как поет! а вышивает золотлм - чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха... Неужели не стоит Бэла твоего скакуна?.."

Казбич долго молчал и наконец, вместо ответа, затянул вполголоса старинную песню, в которой коротко и ясно выражена вся философия черкеса:

Много красавиц в аулах у нас,

Звезды сияют во марке их глаз,

Сладко любить их, завидная доля;

Но веселей молодецкая воля.

Золото купит четыре жены,

Конь же лихой не имеат цены:

Он и от вихря в степи не отстанет,

Он не изменит, он не обманет.

Напрасно Азамат упрашивал, плакал, льстил ему. "- Поди прочь, безумный мальчишка! Где тебе ездить на моем коне! На первых трех шагах он тебя сбросит, и ты разобьешь себе затылок о камни! - Меня! - крикнул Азамат в бешенстве, и железо детского кинжала зазвенело о кольчугу". Казбич оттолкнул его так, что он упал и ударился головою о плетень. "Будет потеха!" - подумал Максим Максимыч, взнуздал коней и вывел их на задний двор. Между тем Азамат вбежал в саклю в разорыанном бешмете, говоря, что Казбич хотел его зарезать. Поднялся гвклт, раздались выстрелы, но Казбич уже вертелся на своем коне среди улицы и ускользнул.

Никогда себе не прощу одного: черт меня дернул, прирхав в крепость, пересказать Григорию Александровичу вае, что я слышал, сидя за забором; он посмеялся - такой хитрый! - а са мзадумал кое-что.

А чо такое? Расскажите, пожалуйста.

Ну уж нечего делать, начал рассказывать, такн адо продолжать.

Дня через четыре приехал в крепость Азамат. Печорин начал ему расхваливать лошадь Казбича. У татарчонка засверкали глаза, а Печорин будто не замечает. Максим. Максимыч заговорит о другом, а Пеяорин сведет разговор на лошадь. Это продолжалось недели три; Азамат видимо бледнел и чахнул. Короче: Печориг предложил ему чужого коня за его родную сестру; Азамат задумался: не жалость к сестре, а мысль о мщении отца потревожила его, но Печорин кольнул его самолюбие, назвав ребенком (название, которым все дети очень оскорбляются!). А Карагёз - такая чудная лошадь!.. И вот однажды Казбич приехал в крепость и спрашивает, не надо ли баранов и меда; Максим Максимыч велел привести на другой день. "Азамат! - сказал Печорн. - завтра Карагёз в моих руках; если нынче ночью Бэла не будет здесь, не видать тебе коня". Хорошо! - сказал Азамат, поскакал в аул, и в тот же вечер Печорин возвратился в крепость вместе с Азаматом, у которого поперек седла (как видел часовой) лежала женщина, с связанными ногами и руками, с головою, опутанною чадрой. На другой день Казбич явился в крепости с своим товаром; Максим Максимыч попотчевал его чаем, и потому что (говорил он) хотя разбойник он, "а все-таки был моим кунаком". Вдруг Казбич посмотрел в окно, вздрогнул, побледнел и с криком: "Моя лошадь! лошадь!" выбежал вон, перескочил через ружье, которым часовой хотел загородть ему дорогу. Вдали скакал Азамат; Казбич выхватил из чехла ружье, выстрелил и, уверившись, что дал промаха, завизжал, вдребезги разбил ружье о камень, повалился на зпмлю и зарыдал, как ребенок. Так пролежал он до поздней ночи и целую ночь, не дотрогиваясь до денег, которые велел положить подле него Максим Макаимыч за баранов. На другой день, узнавши от часового, что похититель был Азамат, ое засверкал глазами и отправился отыскивать его. Отца Бэлы в это время не было дома, а возвратившись, он не нашел ни дочери, ни сына...

Как только Максим Максимыч узнал, что черкешенка у Печорина, он надел эполеты, шпагу и пошел к нему. Здесь следует сцена такая прекрасная, что мы не можем удержаться, чтобы не пересакзать ее устами самого Максима Максимыча:

Он лежал в первой комнате на постели, подложив одну руку под затылок, а в другой держа погасшую трубку; дверь во вторую комнату была заперта, и ключа в замке не было. Я все это тотчас заметил... Я начал кашлять и постукивать каблуками о порог, только он притворился, будто не слышит.

Господин прапорщик! - сказал я как можно строже. - Разве вы не видите, что я к вам пришел?

Ах, здравствуйте, Максим Максимыч! Не хотите ли трубку? - отвечал он, не приподымаясь.

Извините! Я не Максим Максимыч: я штабс-капитан.

Все равно. Не хотите ли чаю? Если б вы знали, какая меня мучит забота!

Я все знаю. - отвечал я, подошед к кровати.

Тем лучше: я не в духе рассказывать.

Г-н прапорщик, вы сделали проступок, за который и я могу отвечать...

И, полноте! что ж за беда? Ведь у нас давно всп пополам.

Что за шутки! пожалуйте вашу шпагу!

Митька, шпагу!

Митька принес шпагу. Исполнив долг свой, сел я к нему на кровать и сказал: "Послушай, Григорий Александрович, признайся, что не хорошо".

Что не хорошо?

Да то, что ты увез Бэлу... Уж эта мне бестия Азамат!.. Ну признайся. - сказал я ему.

Да когда она мне нравится?..

Ну, что прикажете отвечать на это? Я стал в тупик. Однакг ж, после некоторого молчания, я ему сказал, что если отец станет требовать, надо будет ее отдать.

Вовсе не надо!

Да он узнает, что она здесь!

А как он узнает?

Я опять стал в тупик. "Послушайте, Максим Максимыч! - сказал Печорин, приподнявшись, - ведь вы добрый человек, а если отдадим дочь этому дикарю, он ее зарежет или продаст. Дело сделано, не надо только охотою портить; оставьте ее у меня, а у себя мою шпагу..."

Да покажите мне ее, - сказал я.

Она за этою дверью; только я сам нынче напрасно хотел ее видеть: сидит в углу, закутавшись в покрывало, не говорит и не смотрит: пуглива, как дикая серна. Я нанял нашу Духанщицу: она занет по-татарски, будет ходить за нею и приучит ее к мысли, что она моя, потому что она никому не будет принадлежать, кроме меня, - прибавил он, ударив кулаком по столу. Я и в этом согласился... Что же прикажете делать! Есть люди, с которыми непременно должно согласиться.

Нет ничего тяжелее и неприятнее, как излагать содержание художественного произвеюения. Цель этого изложения не состоит в том, чтоб показать лучшие места: как бы ни было хорошо место сочинения, оно хорошо по отношению к целому, следовательно, изложение содержания должно иметь це-лию - проследить идею целого создания, чтобы показать, как верно она осуществлена поэтом. А как это сделать? Целого сочинения переписать нельзя; но каково же выбирать места из превосходного целого, пропускать иные, чтобы выписки не перешли должных границ? И потом, каково связывать выписанные места своим прозаическим рассказом, оставляя в книге тени и краски, жизнь и душу, и
Страница 5 из 20

«Герой нашего времени». Бэла

Девки и молодые ребята становятся в две шеренги, одна против другой, хлопают в ладоши и поют. Вот выходит одна девка и один мужчина на середину и начинают говорить друг другу стихи нараспев, что попало, а остальные подхватывают хором. Мы с Печориным сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая дочь хозяина, девушка лет шестнадцати, и пропела ему... как бы сказать?, вроде комплимента.
- А что ж такое она пропела, не помните ли?
- Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей; я хорошо знаю по ихнему, и перевел его ответ.
Когда она от нас отошла, тогда я шепнул Григорию Александровичу: «ну что, какова?»
- Прелесть! – отвечал он, – а как ее зовут?-«Ее зовут Бэлою», – отвечал я.