Ура, сегодня мы отправимся в самый интересный район острова Сулавеси в Индонезии – это регион под названием Тана-Тораджа с уникальной архитектурой домов, культом предков и знаменитыми похоронными церемониями. Все это еще ждет нас впереди.

Как добраться до Тана-Тораджа.

На автобусе до Тана-Тораджа.

До Тана-Тораджа нет ни железной дороги, ни самолетов (по крайней мере регулярных). Из общественного транспорта остаются только автобусы, но и здесь не все так просто. Мы перелопатили множество инфы по данному вопросу в интернете на случай, если с автостопом на Сулавеси снова не повезет, и вот что выяснили.

Дело в том, что нет какой-то одной автостанции в Макассаре, откуда бы отправлялись автобусы до Тана-Тораджа. Каждая автобусная компания имеет отдельную станцию вдоль улицы Jl. Urip Sumoharjo, что примерно в 25 минутах езды от центра города по направлению к аэропорту. Однако, автобусы всех этих компаний проезжают мимо станции Дайя (Daya Bus Terminal), откуда легко уехать в нужном нам направлении как утром около 9:00-10:00, так и вечером 19:00-21:00.

• Время в пути: 10 часов (2 часа до Паре-Паре, 8 ч до Рантепао по горной извилистой дороге);
• Расстояние: 300 км;
• Стоимость билетов: от 100 000 до 170 000 рупий (в зависимости от класса)
• Место назначения: поселок Рантепао.

Какую автобусную компанию бы вы не выбрали, все автобусы достаточно комфортные европейского типа с кондиционером.

Автостопом до Тана-Тораджа.

Так как мы путешествуем по Индонезии автостопом, то до Тана-Тораджи добирались именно этим способом.

Как вы помните, вчера мы остановились в горном городке Энереканг, где по “дождливой” случайности нам повезло попасть в гости к одной из индонезийских семей. Рано утром, выпив по чашечке кофе и сделав еще по паре десятков фото с жильцами гостеприимного дома, мы вышли на дорогу в сторону Тана-Тораджи. Только сейчас при дневном свете нашим глазам предстали потрясающие горные пейзажи.

Первая же машина с какими-то бензиновыми бочками подобрала нас на трассе, так что следующие 30 км мы успели провонять нефтяным продуктом насквозь.

Нас высадили в деревне, где на попутных торговых прилавках обнаружился уже знакомый нам змеефрукт.

Естественно так просто пройти мимо мы не смогли.

Здесь транспортный поток значительно уменьшился, поэтому мы долго простояли на дороге прежде, чем перед нами притормозила легковушка. Водитель знал по-английски пару слов, но в глазах явно читалось, что он хочет подзаработать на “заблудших душах”. Мы сразу ему дали понять, что с нами это не пройдет. Тогда мужчина сказал, что сможет довезти нас бесплатно только до въезда в регион Тана-Тораджа, где должен забрать свою семью. Мы согласились.

Тана Тораджа (Страна Тораджей) – это горное плато за перевалом, находящееся на высоте 800 м. над уровнем моря. Эта горная местность представляет из себя систему долин, которая запирается перевалом. Именно здесь и живет народ тораджи (жители гор).

Так вот легковушка остановилась ровнехонько у въездных ворот в регион, населенный горцами. Уже сами ворота приводят в восторг, поэтому нам скорее не терпелось доехать до места.

Андрей воспользовался случаем и залез на ворота, чтобы рассмотреть вблизи скульптуры и крыши “лодочки”.

Карта достопримечательностей Тана-Тораджа.

У Гугла туго с расположением достопримечательностей в Тана-Торадже. Поэтому я просто выложу здесь фотографию бумажного путеводителя (по клику открывает большой размер), которую мы сфотографировали у австрийцев. Кстати, мы сами ею пользовались. На самом деле, если ехать по основной трассе Макале-Рантепао, то по пути будут указатели на то или иное место. Некоторые места типа Сиропе мы так и осматривали.

Достопримечательности Тана-Тораджа, которые мы посмотрели.

Церемония похорон.

В Тана-Тораджу едут в основном, чтобы посмотреть церемонию похорон, которые устраивают в летнее время года. Мы путешествовали по Тана-Торадже в марте, поэтому посмотреть пышную церемонию нам не удалось.

Если вкратце, то для тораджей похороны – это очень важная церемония, наверное, даже слишком важная. Потому как семья умершего (в зависимости от статуса) должна накопить неимоверное количество денег, чтобы похоронить своего сородича со всеми почестями. По этой причине тело последнего дожидается похорон до нескольких лет. На что же уходят “похоронные” деньги, на которые семья может работать полжизни? На застолье и несколько десятков бычьих голов, которых на церемонии режут у всех на глазах. Даже не знаю, хотела бы я при этом присутствовать или нет.

Да, традиции здесь немного странные, не смотря на то, что формально тараджи считаются мусульманами и христианами.

Мы же просто покатались по наиболее интересным (для нас) достопримечательностям плато Тана-Тораджа. На самом деле туристических троп и мест здесь тьма, многие из них довольно похожие, поэтому не имеет смысла обходить их все, тем более если нет на это времени. Между точками мы перемещались автостопом на местном транспорте. Для местных жителей – это настоящая радость, прокатить белого человека в кабине или кузове своего грузовичка, сделать крюк по родственникам и друзьям, дабы вся деревня об этом знала.

Я понимаю, что данный способ передвижения подходит не для всех, поэтому проще арендовать байк, как это сделала пара европейцев, встретившихся нам по пути. От них мы узнали, что аренда байка на сутки обходится им в 100 000 рупий.

А теперь, давайте пройдемся по списку тех мест, которые удалось посетить нам.

Каменные могилы Лемо (Lemo).

Каменные могилы Лемо находятся в 12 км южнее от Рантепао. Водитель последней машины, которая подвезла нас до Тана-Тораджи, там и высадил.

Lemo в переводе означает “апельсин”, так как каменный холм, в склонах которого вырезаны могилы, местным по своей форме напоминает именно этот фрукт. Да будет так!

Чтобы подойти к вышеупомянутой скале ближе, необходимо преодолеть кассу и рисовые поля.

Стоимость билета в каменные пещеры Лемо: 20 000 рупий.

Так как с новой обстановкой мы еще не освоились, то решили приобрести билет один на двоих. А именно сначала я одна пошла за билетом и прогулялась по узенькой тропе скального кладбища Лемо, доведшей меня до какой-то хижины.

А потом Андрей в обход кассы сделал все то же самое, взяв мой билет на всякий случай, если вдруг спросят. Однако, у пещер билет никто не проверяет, а кассир вообще исчез в неизвестном направлении.

Идти там особо некуда, не смотря на то, что в скале находится около 80-ти погребальных пещер. Большинство вырезаны на такой высоте, что к ним не подобраться без лестницы.

А охраняют пещеры вот такие куклы умерших семей. Немного жутковато выглядит.

У кассы на выходе есть сувенирные лавки, где можно приобрести нечто подобное в виде статуэтки.

Каменные могилы считаются чуть ли не самыми древними захоронениями на Сулавеси, поэтому не удивительно, что место настолько популярное среди туристов.

Пещеры Лонда (Londa)

Еще одно древнее кладбище, но уже в пещерах находится на 6 км ближе к Рантепао, чем Лемо и называется Лонда (Londa). По сути это все те же захоронения, только теперь внутри комплекса пещер. Название месту передалось от одноименной деревни поблизости.

Перед входом в пещеру снова рисовые поля, место снаружи довольно живописное.

А при приближении снова видим балкончик с деревянными фигурами покойников, называемые местными Тау-Тау.

Это место уже заставляет тысячи мурашек пробегать по телу, ведь сами захоронения внутри темной пещеры, и внутри без фонаря делать нечего.

На каменной лестнице у входа стоят гиды с керосиновыми лампами. Стоимость билета (за гида и фонарь) – 30 000 рупий. Но нам удалось проникнуть внутрь бесплатно. Каким образом? Да просто попросили местных ребят пойти с ними.

Внутри пещеры гробы, кости, черепа просто повсюду, местные не стесняются фотографироваться чуть ли не с каждым покойником. Так и представила, как мы на нашем кладбище фотографируемся с могильными памятниками.

Удивило, что не смотря на соответствующую атмосферу, запах не затхлый, и ничем таким не пахнет. В общем, на любителя.

Рантепао. Ложная вписка.

После осмотра всех скальных кладбищ, день стал клониться к вечеру и так как до Рантепао от Лонды рукой подать, мы туда и поехали на очередном грузовичке с ветром в волосах.

В самом городе смотреть особо нечего, кроме различных сувенирных лавок, да смеси архитектуры частных домов.

Ужинали мы в проходящей тележке-харчевне – это как правило небольшой деревянный ящик с парой блюд на выбор (рис или лапша), но по достаточно низкой цене. Нам хватило пары порций жареного риса по 6 000 рупий за порцию. Здесь же обнаружилось еще одно чудо кулинарии, которое не встречалось на других островах – это сладкая толстая лепешка с различными начинками. На местном звучит, как “транбулан” (круглая или полная луна в переводе). Очень вкусная! Андрей порывался даже рецепт выспросить, но на местном это получилось непонятно. Просто лепешка стоит – 5 000 рупий, а дальше в зависимости от начинки 8 000 – 20 000 рупий.

После ужина, шагая по дороге, мы уже было начали думать о ночлеге, как вдруг возле нас притормозил маленький байк с девочкой. Она задала пару вопросов, кто мы и откуда и предложила жилье. Мы отказались сославшись на то, что мы путешествуем с палаткой. На что девочка заявила, что жилье бесплатное. Андрей недоверчиво на нее покосился, и уточнил, не врет ли она. Девочка заверила, что живет со своей семьей и приглашает нас в гости. Оглядев ее байк, мы сказали, что втроем, да с рюкзаками там не уместимся. Не растерявшись девчушка указала, куда нам нужно пройти пешком, это было недалеко.

Оказавшись на месте, мы уже почуяли неладное, завидев слишком “причесанный” частный дом и какого-то иностранца на веранде. Так и есть, девочка приглашала в “хоум стей”, сейчас это так принято называть. То есть семья живет в доме, где сдает комнату для приезжих. Мы “вежливо” отказались, и на некоторое время зависли во дворе дома, чтобы придумать, что делать дальше. Неподалеку росло дерево с плодами помело, и пока мы обдумывали, жевали свеж сорванный фрукт.

В итоге добрели до какой-то католической церкви. И решили поискать хозяина, чтобы поставить палатку у явно неиспользуемых помещений. А получилось, что отец вписал нас к себе в дом, поселив в той части, где шел ремонт, еще и ужином накормил в виде лапши.

Утром мы проснулись от шума, это на улице учитель строил школьников. Попрощавшись с хозяином, мы постарались незаметно выйти из дома, чтобы не привлекать внимания детей, иначе от “фото” не отделаться будет.

Заброшенное скальное кладбище Сиропе (Sirope).

Утром после следующего дня, купив на рынке полкило сладкого и липкого лонгана (индонезийский фрукт), мы отправились исследовать новые места Тана-Тораджа. Вы же знаете, как иностранцы любят ходить с бумажными путеводителями или картами. Так вот, на одной из них мы нашли очень любопытное место под названием Сиропе (Sirope), что находится в 6 км на север от Макале и в 1 км в сторону от главной дороги.

Кладбище интересно тем, что заброшено уже несколько лет, туриста там сложно встретить из-за своей не раскрученности и немножко неухоженности места. Но этим Сиропе и привлекает. Поэтому и входу туда бесплатный, как вы понимаете.

До Сиропе нас подвез бесплатно таксист, ибо было по пути. Узкая дорога от трассы ползет медленно в гору мимо традиционных крыш и домиков, и мы ползем по ней. Хотите верьте, хотите нет, но мы снова нашли здесь деньги – 100 000 рупий. Индонезия к нам щедра, как никогда.

Кладбище по сути мало чем отличается от того, что мы видели в Лемо, например.

Только в Сиропе обстановка более нагнетающая даже в дневное время суток, какая то “гробовая” тишина стоит в этих заросших скалах с могилами, да человеческие кости вперемешку с мусором…

Вдоль скалы полно древних гробов из дерева с красивой резьбой (еронги), иногда встречаются уже знакомые нам хранители Тау-Тау.

Если пройти по засыпанной листвой лестнице, можно выйти на площадку с каменными стульями по периметру.

Надолго мы тут не задержались, уж как-то не по себе.

Озеро Тиланга (Tilanga).

Это живописное место с прозрачными голубыми водами находится совсем недалеко от Лемо или в 10 км севернее Макале. Мы вообще туда не собирались, запрыгнув в очередной грузовичок до Макале, но по пути мужчина рассказал об озере, и мы повернули обратно.

От основной трассы до Тиланги топать порядка пары километров, зато какие виды по сторонам.

У самого озера стоит небольшая будка-касса, где черным по белому написано:

Стоимость входного билета – 20 000 рупий.

Купаться мы, конечно, не собирались, да там и переодеться негде, разве что возвращаться к туалетам. Зато полюбовались на действительно голубую воду озера Тиланга.

А местные мальчишки глазели на нас.

Видимо, кто-то из них рассказал о туристах кассиру, потому что последний, размахивая руками в разные стороны, минут через 20 уже бежал к нам и наверное что-то кричал об оплате за проход на своем аборигенском.

Мы уже посмотрели, все что хотели, поэтому пожалуй пора в обратный путь.

Детское кладбище в Камбире (Kambira Baby Graves)

Это место находится достаточно в стороне от главной дороги, поэтому до него мы добирались специально. Небольшая деревушка, в гуще бамбуковой рощи и леса с симпатичным ландшафтом по пути.

А за ней детское кладбище – всего одно дерево на облагороженной тихой территории.

Двигаться нужно от указателя на дороге. Мы еле нашли кладбище, проходя по узким дорожкам между домами.

Уникальность кладбища в том, что если ребенок умер до того, как у него прорезались зубы, то его хоронят в деревьях, выделяющих сок (называют молоком).

По ощущениям атмосфера здесь отличается от других кладбищ Тана-Тораджи. Вроде простое местечко, а мороз по коже пробегает похлеще, чем в тех же пещерах Лонды.

Проход бесплатный, оно и понятно, здесь достаточно минут 10, чтобы осмотреться.

Макале. Неудачная попытка уехать на север Сулавеси.

В Макале – райцентре Тана-Тораджи мы были уже после обеда. Заправились новым для себя местным блюдом под названием “баксо” – это лапша с мясными шариками (что то вроде пельменей без теста) по 10 000 рупий за порцию. Затем немножко прошлись по центру.

Опять знакомые строения с крышей “кораблик” и памятники.

Кстати, пока ездили по Тана-Торадже видели католические церкви, и все они выстроены в своем стиле.

Довольно интересно смотрится. Вообще обычная религия как-то переплетается здесь с традициями.

Ближе к вечеру решили выезжать из Макале в обратную сторону. Здесь надо сказать, что Тана-Тораджу мы осматривали всего 2 дня, так как третий день был потрачен на попытку выбраться севернее. Максимум, до куда нам удалось доехать – был городок Палопо, после которого автостоп просто заглох. Мы простояли несколько часов на дороге, но никто просто не хотел нас брать, хотя трафик был. Не знаю, с чем это было связано, то ли нам не повезло, то ли в том районе плохо понимают, что такое автостоп. Пару раз останавливались байкеры и таксисты, но дальше этого дело не зашло. Поэтому, чтобы не терять время, мы решили вернуться в Рантепао, досмотреть некоторые места, а потом отправиться обратно в Макассар.

От Макале мы рассчитывали отъехать километров на 10 всего, чтобы спокойно поставить палаточку вне города. Однако нам попался грузовик с рабочими, который летел аж до Макассара. В кузове спали те самые рабочие, с кем нас болтало по горным дорогам вплоть до Энреканга. На большее нас с Андреем не хватило, очень устали от дороги и хотелось спать.

Так что пожалуй продолжим завтра.

Родственник поправляет очки Таппан Раре, которая умерла в 2006 году в возрасте 65 лет. Фото: Брайан Лехманн National Geographic

В отдаленном уголке Индонезии умершие и их тела по-прежнему считаются частью семьи. “Очень важно, что мы существуем не сами по себе, а как часть чего-то большего”, - говорят представители народа тораджи в интервью National Geographic .

Около семи вечера Элизабет Ранте отодвигает золотую штору, открывая дверной проход, и мы проскальзываем внутрь. “Папа, Папа, - шепчет она своему мужу, - к нам приехала гостья из далекой страны”. В комнату входит с подносом в руках второй сын Элизабет, Джейми, и тихо подходит к нам. “Вот твой рис, Папа. Вот рыба. Вот чили”, - говорит он.

Стараясь не шуметь, мы направляемся к выходу. “Просыпайся, Папа. Время обеда”, - говорит Элизабет, и я оборачиваюсь на мгновение. Йокки, старший сын, объясняет отцу: “Она хочет сфотографировать тебя, Папа”.

Трогательная семейная сцена, которая могла бы происходить в любом уголке мира, если бы не один нюанс - муж Элизабет, бывший работник городской администрации, уже две недели как мертв. Здесь, в этом бетонном доме уважаемой и процветающей семьи, на деревянной кровати без движения лежит Петрус Сампе, накрытый одеялом до подбородка.

Семья и друзья осматривают тело Деборы Маупа, умершей в 2009 году в возрасте 73 лет. Мумифицированное в растворе формальдегида тело хорошо сохранилось - это к удаче. Фото: Брайан Лехманн National Geographic

Петрус еще несколько дней будет оставаться в своем доме на окраине Рантепао, расположенного в отдаленном горном районе Сулавеси, одного из индонезийских островов. Его жена и дети будут говорить с ним и приносить ему еду четыре раза в день - завтрак, обед, ужин и вечерний чай. “Мы делаем это потому, что очень любим и уважаем его”, - говорит Йокки. “Раньше мы всегда ели вместе. Он все еще в доме, с нами, и мы должны кормить его”, - добавляет Элизабет. Благодаря тому, что тело обработали формалином (водным раствором формальдегида), оно не разлагается и через некоторое время превратится в мумию. Тело совсем не пахнет, в комнате стоит обычный для домов народов тораджи запах сандала. С картины на стене на покойного смотрит Иисус Христос.

Четыре дня спустя, после христианской службы и обеда на сто с лишним человек, члены семьи переносят Петруса с кровати в гроб - этот процесс снимают на видео. Десяток детей отпихивают друг друга, чтобы лучше видеть. Петрус пролежит дома в гробу еще четыре месяца, до похорон в декабре. До тех пор его жена будет жить с ним в одном доме; в некоторых семьях сохранился старый обычай никогда не оставлять мертвого одного. До похорон Элизабет и ее дети будут называть покойного то макула - больным человеком. “Мы верим: несмотря на то, что наш отец - то макула, его душа все еще в доме”, - говорит Йокки.

Читать еще

Рисма Паэмбонан относит обед своей свекрови Марии Салемпан, умершей две недели назад в возрасте 84 лет. Торанджи ценят время, проведенное с родителями. «Мне не грустно, ведь она все еще с нами», - говорит другая женщина о своей 73-летней матери, тело кото National Geographic

В отличие от людей западной культуры, тораджи не воспринимают смерть тела как нечто резкое и завершенное. Для них это лишь первая ступень долгого, постепенного процесса. О телах близких заботятся несколько недель, месяцев и даже лет после смерти. Похороны часто откладывают, чтобы успели приехать родственники покойного из дальних краев. Сама церемония длится неделю, во время которой в дом тораджи стекаются родные и близкие со всех уголков мира. Когда кортеж, состоящий из сотни машин и мотоциклов, отправляется проводить покойника в последний путь, движение на дорогах останавливается (чего не случается, даже когда едет полиция или скорая). Смерть здесь уважают больше, чем жизнь.

Тораджи не отказываются от медицинской помощи, когда их жизни грозит опасность. И, конечно, они горюют, когда близкие умирают. Однако почти все уверены, что смерть - неотъемлемая часть жизни. Тораджи считают, что даже после смерти человек не умирает по-настоящему, что и тогда связь между близкими людьми сохраняется. Для них смерть не конец, а лишь переход к другой форме существования. Тораджи, живущие на севере Сулавеси, иногда достают усопших родственников из могил, чтобы переодеть их и укутать в новый саван.

Никто точно не знает, откуда берут начала погребальные обычаи тораджи. Язык тораджи стал письменным только в XX веке, и информация о многих древних обрядах до сих пор передается из уст в уста. Лишь недавно археологи установили, что некоторые из этих обычаев существовали еще в IX веке. Первые голландские корабли прибыли на территорию нынешней Индонезии в XVI веке в поисках пряностей. Спустя триста лет они проникли в места проживания тораджи - сейчас в этих районах живут племена тораджи утара и тана тораджи. Благодаря голландским миссионерам в этом районе Индонезии распространено христианство - преимущественно протестантизм, однако некоторые исповедуют католичество. (В то время как большая часть индонезийцев - мусульмане.) Христианство более или менее успешно совмещают с традиционными ритуалами тораджи: практически каждый этап погребального обряда сопровождается молитвой “Отче наш” и чтением Евангелия от Матфея или Иоанна.

Сестры и кузины окружили трехлетнюю Шиарини Таниа Тиранду, умершую днем ранее. Они гладят ее и говорят с ней. Для них она - то макула, больной человек. Фото: Брайан Лехманн National Geographic

Деревни тораджи расположены как высоко в горах, так и в долинах. От крупнейшего населенного пункта Сулавеси, Макасара, до Рантепао, города с населением 26000 человек, приходится добираться восемь часов, проделав путь в 300 километров по горным серпантинам. Деревни соединены между собой ухабистыми дорогами, на которых с трудом могут разъехаться две машины.

Я приехала сюда после многих лет исследований отношения к смерти людей западной культуры, которые боготворят медицину и лекарства, но боятся самой смерти, причину которой видят в несовершенных технологиях или отсутствии желания жить. Поэтому многих американцев оставляют умирать в госучреждениях, хотя большинство из них предпочли бы отойти в мир иной у себя дома. Когда мой муж Теренс умер, я решила узнать другой подход к смерти и приехала сюда изучать культуру с прямо противоположным отношением к этому явлению.

Колин Мюррей Паркс и Холли Джи Приджерсон в книге “Утрата: как взрослые справляются с горем” пишут, что в западной культуре совершенно нормальным считается разговаривать с мертвыми, чувствовать их присутствие и даже видеть их. Горе, пишут Паркс и Приджерсон, имеет не линейный, а скорее цикличный характер - оно затихает и вспыхивает с новой силой в течение многих лет, и погребальные обряды тораджи служат тому примером. Расставание с покойным спустя несколько дней или даже часов после смерти, типичное для западной культуры, для тораджи было бы большим ударом. “Моя мать скончалась внезапно, и мы пока не готовы отпустить ее. Я просто не могу похоронить ее так рано”, - всхлипывая, говорит Йохана Поланда. К ее матери, тело которой лежит в комнате на втором этаже, уже в течение года не зарастает народная тропа. При жизни покойная была старостой деревни (сейчас этот пост заняла ее дочь), и потому к ней до сих пор приходят за благословением перед важными событиями или даже за разрешением на заключение брака.

Тело Панкуна Ранте Ранте, которому на момент смерти было около 115 лет, положили не горизонтально, а под углом к стене. Родственники сделали это в знак большого уважения. Этот редкий обычай, дипатадонкон, практикуется только в богатых семьях. Фото: Брайан National Geographic

Микаэла Будиман, антрополог из Карлова университета в Праге, пишет, что похороны сразу после смерти были бы для тораджи “как если бы коршун упал с неба на свою добычу, схватил ее и исчез навсегда в мгновение ока”.

Так есть ли разница между нежеланием Йоханы расстаться с матерью и нашим стремлением быть с любимыми, отошедшими в мир иной? Или между беседой Элизабет с мужем и разговорами американских вдов с их усопшими супругами? Так ли отличается ритуал подношения пищи мертвым и нежелание писательницы Джоан Дидион выбросить ботинки своего покойного мужа в надежде, что он вернется? Ничто не лечит горе лучше времени. Что если бы мы, подобно тораджи, давали себе больше времени, чтобы свыкнуться с утратой?

Спустя несколько дней после моего визита к покойному Петруса Сампе и его жене на другом конце города состоялись похороны другого человека. Я пробираюсь под бамбуковый навес, приготовленный семьей усопшего для гостей из других мест, и устраиваюсь поудобнее рядом с девочкой-подростком, внучкой покойного по имени Динда. Она то подводит глаза, то играет в игры на смартфоне. “Все любят похороны, ведь на них можно увидеться с родственниками, которые живут далеко”, - говорит она, а неподалеку играют ее младшие кузины, ничуть не смущаясь стоящего неподалеку гроба.

Барталомеус Бунга держит тело своей матери Кристины Бэнни, умершей в 2011 году. На переднем плане ее внук Джерри Путра Бунга показывает большие пальцы. Похороны собирают семьи вместе, несмотря на то, что половина родственников живет далеко. National Geographic

Сотни мужчин, женщин и детей гуляют или разговаривают в тени родовых домов - тонконанов, которые можно увидеть везде, где живут тораджи. Эти построенные на сваях здания с большой изогнутой крышей похожи на огромные красные лодки в море пальм, кофейных деревьев и бугенвиллей.

Между тонконанами копошатся привязанные к бамбуковым палкам свиньи - скоро их зарежут на обед. Женщины в облегающих черно-белых платьях торгуют сигаретами. В передвижном ларьке продают воздушные шары. И повсюду лоснящиеся, жирные азиатские буйволы - они лежат под деревьями, стоят возле дорог или ходят по кругу под наблюдением молодого человека, который обращается с ними с такой заботой, будто они его домашние питомцы. Распорядитель похорон с помоста обращается к одному из этих великолепных животных с огромными, изящно загнутыми кверху рогами, расстояние между которыми составляет почти два метра. “Сегодня ты самый важный буйвол, - говорит он. - Ты отправишься в загробный мир с этим человеком и сделаешь его богатым”.

Размах похорон тораджи оценивается в буйволах, которые служат здесь своего рода валютой. В расчет берется их количество, здоровье и внешний вид. Похороны для тораджи очень важны в плане иерархии - они укрепляют статус семьи умершего, людей, которые присутствовали или отсутствовали на церемонии. Сегодня один из последних дней угощений, приемов, встреч, молитв, развлечений и ритуалов, продолжавшихся больше недели и постепенно отделявших мертвого от мира живых. Тело перемещают из дома в тонконан, затем в расположенный неподалеку амбар для риса и, наконец, в погребальную башню, возвышающуюся над местом проведения похорон.

Похороны объединяют тораджи - как семьи, так и целые деревни. Люди копят деньги на похороны, стремясь превзойти друг друга в подарках, что приводит к расточительству и сложной системе долговых обязательств. Твой кузен подарил буйвола? Ты должен подарить быка покрупнее. Тебе подарили дорогой подарок, но ты не можешь ответить тем же? Тогда эта обязанность ложится на твоих детей. Если и они не справятся, она перейдет к внукам. Об этой, не самой приятной стороне похорон, нельзя не вспомнить, слушая выкрики распорядителя, считающего подарки. “Кто подарил эту свинью? А этого буйвола?” - слышится из громкоговорителя. А под жестяным навесом представители власти оценивают размер и внешний вид подаренных животных, чтобы обложить их налогами. По окончании церемонии семье покойного вручат тщательно составленный список полученных подарков, чтобы потом она могла ответить дарителям тем же, когда кто-то из их близких скончается.

Тораджи выращивают буйволов, чтобы принести их в жертву. А до той поры мальчики (а иногда и девочки) заботятся о них с любовью и гордостью, как если бы они были породистыми жеребцами или дорогими машинами. На похоронах животным перерезают ножом яремную ве National Geographic

Для тораджи похороны - веселое событие. Это словно свадьба, бармицва, воссоединение семьи и поминки вместе взятые. Богатые похороны - это возможность пообщаться, выпить и поесть от души, развлечься и даже познакомиться с новым работодателем или присмотреть себе хорошую пару. Здесь также устраивают бои буйволов. (“Никаких ставок!, - предупреждает распорядитель. - Это праздник христианской семьи, и здесь рядом полиция! Никаких ставок!”) Когда наступает время нести гроб к погребальной башне, по меньшей мере пятьдесят молодых людей берутся за бамбуковые палки и с песнями обходят место церемонии. Гроб начинают качать вверх и вниз, когда начинают воспевать интимную жизнь усопшего: размер некоторых частей его тела и сексуальное мастерство. Затем носильщики окатывают друг друга и гостей водой из пластиковых стаканов.

“У тебя может быть уважительная причина не прийти на свадьбу, но быть на похоронах ты обязан”, - говорит 52-летний Дэниэл Рантетаса, сидящий в секции ВИП на похоронах Ласси Алло Туды, дедушки Динды. Дэниэл подсчитал, что за всю свою жизнь он побывал на более чем трехстах похоронах. Он говорит, что на таких похоронах, как эти, в жертву приносят минимум 24 буйвола, а на некоторых - больше сотни. Одно животное стоит в среднем 20 миллионов рупий (1425 долларов), хотя цена за особо ценных, пятнистых буйволов может быть намного выше. На богатых похоронах расходы на одних только буйволов могут достигать 400 тысяч долларов, которые покрываются за счет подарков гостей и денег, высылаемых родственниками, живущими за границей. Еда и напитки для сотен гостей и временное жилье для приехавших издалека также стоит немало. Люди находят деньги на похороны, даже если у них нет средств заплатить за образование. “Моя бабушка сказала, что у нас слишком мало сбережений, чтобы платить за обучение в колледже. А через пару недель она потратила несколько тысяч на свиней для похорон нашего родственника. Я стала жертвой традиций”, - поделилась со мной одна женщина. Как часто говорят тораджи, мы живем, чтобы умереть.

Читать еще

Тем не менее, некоторые туристы, приезжающие посмотреть на экзотичные пышные похороны тораджи, замечают, что связь между людьми, отсутствие у них страха перед смертью и веселье меняют их взгляд на собственную культуру. “Мы, европейцы не думаем о конце своей жизни. А здесь готовятся к нему годами”, - говорит Антонио Мучет, IT-специалист из Мадрида.

На индонезийском острове Сулавеси , среди живописных гор живёт народ, называющий себя тораджи и практикующий анимизм . Эти люди верят, что всё на свете обладает душой - не только животные и растения, но даже неодушевлённые предметы и явления природы. С этой верой связаны и похоронные ритуалы тораджи - одни из самых необычных и причудливых на нашей планете.

Младенцев, умерших до того, как прорежутся зубки, хоронят в стволах деревьев, а мумии умерших десятилетия назад выставляют напоказ.

Похороны для тораджи - крайне важное социальное событие, повод для родственников собраться вместе, для жителей деревни - укрепить или возобновить добрососедские отношения. Проводятся эти обряды в строгом соответствии с традициями и верованиями предков. И продолжаются такие похороны довольно долго.

Когда умирает представитель народа тораджи, семья усопшего проводит несколько многодневных погребальных церемоний, но начинаются они не сразу. Дело в том, что обычная семья, как правило, не может быстро собрать необходимые для похорон средства.

Приходится откладывать их на недели, месяцы, а то и на годы - пока достаточную сумму не удастся накопить. Всё это время покойный лежит забальзамированный в специально выделенном помещении под одной крышей с живыми членами своей семьи. Пока все церемонии не будут проведены по всем правилам, человек считается не мёртвым, а просто больным.

Как только нужная сумма собрана, начинаются церемонии. Первым делом полагается заколоть буйволов и свиней под ритуальные танцы. Чем могущественнее был покойный, тем больше скота забивают в его честь - иногда счёт идёт на десятки и сотни.

Могилы выдалбливают в скалистых горах и украшают деревянными изображениями усопших

После этого дело доходит непосредственно до погребения, но народ торажди очень редко хоронит своих мёртвых в земле. Чаще всего тела кладут в выдолбленных в горах нишах, либо подвешивают деревянные гробы в скалах.

Выдолбленные в горах могилы стоят очень дорого, на их изготовление уходит несколько месяцев. Подвешиваемые гробы обычно богато украшаются, но со временем дерево начинает гнить и кости падают вниз.

Для погребения младенцев, умерших до появления зубов. у тораджи существует особая традиция. Их тела заворачивают в ткань и помещают в отверстия, проделанные в стволах живых растущих деревьев, которые затем прикрывают дверцами из волокон пальмы и запечатывают.

Через некоторое время дерево начинает затягивать «рану», вбирая в себя маленькое тельце. В одном дереве таких могил может быть не один десяток.

После того, как усопший похоронен, начинается застолье. Затем все расходятся по домам. Но похоронные ритуалы на этом не завершены. Каждый год, в августе, проходит ритуал под названием «манене». Тела умерших извлекают, моют и переодевают в новые одежды. После этого мумии «шествуют» по всей деревне, как зомби..

Странные погребальные ритуалы тораджи ежегодно привлекают на остров множество туристов и специалистов-антропологов. С 1984 года Тана Тораджа является вторым по популярности местом в Индонезии после Бали.

Тана Тораджа – удивительный регион в горах Южного Сулавеси, где до сих пор отлично сохранилась языческая вера Алук Тодоло, согласно которой жизнь бренную стоит прожить и завершить так, чтобы была возможность вернуться к первопредкам, обитающим на небе в мире Пуя (подобие христианского рая). И для этого ничего не жалко: ни денег, ни животных, ни себя любимого… Вера Алук Тодоло сложна, многогранна и запутана, многое уже забылось и стёрлось под пылью веков, что-то ушло за ненадобностью, но свою похоронную традицию тораджи хранят строго.

А как же её не хранить, ведь каждому хочется обрести жизнь вечную в райском Пуе… Попасть туда душа покойного может только с помощь принесённых в жертву буйволов, количество которых зависит от касты умершего. Цена за буйвола стартует от 15 миллионов рупий (1100 долларов) и доходит до 1 миллиарда (цена приличного джипа). Поэтому покойник практически никогда не хоронится сразу, бывает, с момента смерти до похоронной церемонии проходит год, а то и годы — семья копит деньги. Естественно, никакой морг так долго тело держать у себя не будет, да и нету у Тораджей никаких моргов, зато есть специальные «консерваторы», которые бальзамируют тела. Сейчас для этих целей применяется формальдегид + какие-то местные снадобья.

Регион Тана Тораджа крайне интересный, красивый и душевный, я с удовольствием тут залип на пару недель вместо того чтоб отправиться по Сулавеси дальше. Когда ко мне приехал Александр по программе Природа Явы и Сулавеси нам повезло увидеть церемонию похорон бабушки тораджа в ближайшей к городу Рантепао деревне Тагари. Нам совершенно бесплатно слила инфу о ней дочка владельцев гестхауса – самого лучшего в городе.

Церемония похорон тораджей под названием Рамбу Соло проходит несколько дней и несколько различается в зависимости от касты умершего. Я не буду лезть в эти дебри и грузить лишней информацией, а сосредоточусь на своих наблюдениях, ощущениях а так же на самых интересных и полезных фактах.

Мы прибыли на второй день праздненства, в который проходила церемония прощания с телом и приносились в жертву свиньи. Гостей было не много, пара-тройка сотен, скорей всего, умершая бабушка принадлежала к деревянной или железной касте. Гости старались одеваться во всё чёрное это у них получалось плохо.

На родственниках умершей – традиционные одежды.

Каждая семья гостей приносит какой-то дар семье, в которой умер человек: кто свинью, кто балок (алкогольный напиток), кто сигареты и бетель (орех с наркотическим действием), а кто и буйвола. Впрочем, если гость пришёл без подарка – это тоже нормально и никто его в жертву приносить не будет. Мы с Сашей взяли несколько пачек сигарет, но не знали кому их отдать и у нас никто ничего не спрашивал. Кстати, семья умершего потом должна будет эквивалентно отдарится гостям, когда в их семье кто-то умрёт. Вот такая круговерть подарков в природе! Стоимость одной свиньи от 150 до 500 долларов, а их могут задарить целый десяток – вот и считайте…

Гроб с телом покойной бабушки находится в специальном двухэтажном здании под названием лакиан.

А слева и справа от него сооружаются специальные помосты, где восседают гости и родственники.

Свиней уже зарезали до нас, поэтому мы увидели лишь процесс их разделки.

Куски распределяются между гостями по справедливости. Кому-то вполне может обрыбится пол туши, наверно, семья большая.

Чуть в стороне самодельным огнемётом тораджи опаливали свиную щетину. Выглядит стрёмно, а уж как пахнет…

Больше ничего интересного в тот день не происходило. Но на следующий день, третий, произошло самое интересное – приношение в жертву буйволов.

Все тораджи – христиане разных конфессий, но это ни сколько не мешает им чтить свою религию, мы наблюдали как сам священник привёл на похоронную церемонию буйвола в подарок. Это не может не радовать: мало в мире осталось мест, где местная религия не прогнулась бы под официальную. Видимо Пуй в традиции Алук Тодоло слаще христианского рая, да и даже исходя из житейской логики лучше уж вернуться к своим предкам, чем в какой-то чужеземный, насаждённый голландскими и немецкими миссионерами рай.

Начиналось всё вполне миловидно: большая площадь, традиционные дома тонгкананы и привязанные к деревьям буйволы. Как говорится, ничто не предвещало беды…

Атмосфера совершенно не траурная, взрослые оживлённо разговаривают, смеются, курят и пьют кофе.

Дети играют в мыльные пузыри.

Началось всё совершенно неожиданно с битвы быков: все сорвались со своих помостов и побежали к обрыву, смотреть как внизу дерутся два быка. Дрались они не долго, но жестоко, до крови.

Потом быков стали приводить по одному на площадь перед лакианом.

Бабушка готовилась вернуться в мир предков и требовала крови, много крови… Ведь чем больше прольётся этого жизненного эликсира – тем проще будет дорога в рай, пройдёт без сучка без задоринки. А если поскупиться – можно и застрять где-нибудь на полпути и чем это грозит – одним старейшинам известно…

Я уже видел убийство крупных животных, принимал участие в охоте на лося, собственноручно резал коз в деревне и думал, что мне уже всё ни по чём. Думал, наделаю крутых снимков в стиле National Geographic… Ага, щас! Всё началось так мощно, неожиданно, просто и обыденно, что от убийства первого быка я испытал самый настоящий шок: забыл про камеру, своё намерение снять крутой репортаж, да и вообще потерял связь с реальностью. Казалось, что в воздухе порвалась какая-то струна, которая не должна рваться, должна всегда звучать, но в этом мире нет ничего вечного – струна порвалась, она не могла не порваться… И буйволы начали падать один за другим. Это было очень просто и обыденно, без каких-то громких слов, странных жестов и прочей мишуры. Просто раз ножом по горлу и всё – струна порвалась.

Раз — и из распахнутого горла течёт толстая и густая, словно масло, струя крови. Она льётся на пыльную землю и смешиваясь с ней образует тягучую, сверкающую свежей краской жижу.

Бык наклоняет голову, пытаясь зажать рану, но тщетно — силы покидают гиганта..

Выпрямив ноги он раскачивается взад-вперёд и испустив струйку дерьма, падает на землю.

Агония бьёт его тело. Но, в конце концов, смерть берёт его в свои ледяные объятья. Он больше не пошевелится. Никогда.

В такие моменты понимаешь, что смерть – это неизбежно .
И смерть – это навсегда .

Буйвол RD-3 – герой похорон, боровшийся за жизнь с разрезанным горлом несколько минут.

В первую минуту из него вылилось огромное количество крови.

Бык весьма активно перемещался по площади насколько позволяла верёвка, привязная к его ноге.

Потом он решил убежать от смерти: сорвал верёвку и ринулся прочь, выглядело это примерно так:

Я в этот момент не снимал, так как был занят совсем другим делом – спасался бегством, вместе с остальными.

Но от смерти не убежишь … Хозяин поймал его за верёвку, продетую через ноздри и повел к киллеру – дорезать.

Киллер водил-водил ножом по горлу, но никакого ускоряющего приход дамы в чёрном эффекта это не произвело – глотка была перерезана профессионально и апгрейд не требовался. Просто RD-3 очень хотел жить. Хозяин начал водить его кругами, в надежде на то что силы оставят быка. Но тот был настоящим войном и, не смотря на то, что почти вся кровь уже вытекла из его могучего тела, продолжал бороться. Народ, видя такое редкое зрелище, начал смеяться и шутки шутить: «а вдруг бык бессмертный и душа нашей бабушки так и останется на грешной земле?».

Но наконец RD-3 упал… Как же так, великий воин, смерть взяла и тебя?

Но нет – он встал и снова в строю. Всё-таки есть лекарство от смерти, оно есть! Хозяин снова начал его водить кругами за верёвку, продетую через ноздри.

Что такое? Бык снова упал – на сей раз замертво. Смерть не щадит никого – даже героев! Умрут все!

Всё смешалось в кровавой карусели.

Немцы в шоке: задумались о величии смерти.

А детишкам всё нипочём! Всё игра, всё пройдет и зачем вообще о чём-то париться?

После того как зарубили всех буйволов началась их разделка.

Мясо мелко порезали и набили им стебли бамбука, которые потом стали запекать на огне. Это чисто тораджийское блюдо под названием папионг – им угощают всех гостей. Но мы с Александром посмешили покинуть Тагари, всё-таки похороны тораджа тяжелое зрелище и нашим нервам требовался отдых. К тому же, мясо мы не едим.

О том что из себя представляют захоронения этого народа можно почитать .

Как добраться

В регион Тана Тораджа из Макассара ходит огромное количество автобусов с терминала Daya утром и вечером в 7 и 9 часов. Ехать, соответственно, весь день или всю ночь. Автобусы, даже самые дешевые, очень комфортабельные: с полностью раскладывающимися широкими сиденьями и подставками для ног, как в Малайзии. Цена 130-190 тысяч рупий.

1. Вопреки заверениям местных гидов, похороны проводятся круглогодично, но чаще всего в июле-августе и под Рождество. В августе так же может повезти увидеть церемонию переодевания покойника: в этот период открывают могилы, достают покойников, переодевают останки, или моют кости, добавляют в гроб те предметы, что умерший попросил у родственников во сне.

2. Для того чтоб посетить похороны вовсе не обязательно нанимать местного гида, можно просто придти, посидеть, посмотреть, поснимать. В окрестностях Рантепао никому до вас дела не будет, а в глубинке вы будете в центре внимания и окружены всяческой заботой.

3. Гидов можно ангажировать в любом гесте, минимальная цена – 150000 рупий в день (12 долларов), плюс на бензин, если он будет возить вас на своём мотобайке.

4. В Рантепао есть несколько гестхаусов, рекомендую . Если же нужен большой приличный отель, можно посмотреть на поисковике Hotellook

На юге третьего по величине острова Индонезии, Сулавеси, лежит «Тана Тораджа», или «земля тораджей». Это одно из интереснейших и красивейших мест в стране. Тораджей всего около 300 тысяч. Занимаются они главным образом рисоводством, а знамениты тем, что строят удивительные дома, напоминающими лодки. Административный центр Тана Тораджа - Макале, маленький и очень тихий городок. В центре - искусственное озеро. На берегу установлена довольно странная скульптурная композиция: состоящая из одних мужчин похоронная процессия.

Центральный храм города - протестантский. Внутри все очень аскетично - скамейки для прихожан, трибуна проповедника. Главная достопримечательность Рантепао не центральный собор и не памятник на площади, а пещеры, в которых хоронят умерших. Тораджи верят, что чем выше могила покойного, тем он ближе к небесам. Попробуем до этих могил добраться. Городское кладбища - это скала. На высоте приблизительно 30 метров она вся испещрена где искусственными, а где природными гротами. В них покоятся останки умерших. Рядом в скале выдалбливается довольно глубокая ниша, в которую помещают вырезанные из дерева в натуральную величину человеческие фигуры. Эти статуи изображают тех людей, которые здесь захоронены. Статуи одеты в платья. Когда одежда истлевает, ее меняют на новую. При чем сопровождается это особой церемонией.

Выдолбить грот - тяжелая работа. Она занимает несколько лет и стоит дорого. Поэтому бедные семьи, которым не по карману устроить склеп в скале, хоронят родственников в естественных пещерах. Чтобы проникнуть в усыпальницу, надо преодолеть довольно длинный коридор. Перед входом в нее принято оставлять небольшие денежные подношения. Склеп заполнен деревянными гробами. Самое последнее захоронение сделано всего месяц назад. Похоронный обряд, пожалуй, самое интересное, что можно увидеть на южном Сулавеси. Он здесь важнейшее событие в жизни общины, важнее даже свадьбы.

В Кесу я попал как раз в разгар подготовки к похоронам местного старосты. Деревня эта для Тана Тораджа вполне типичная. Длинная улица, по одной ее стороне фасадами на север стоят дома, по другой - амбары для риса. Крыши у тех и у тех одинаковые. Жилой дом тораджей называется «тонгонан». Возводят это удивительное сооружение без единого гвоздя. Фасад отделан резными досками, на которые нанесен орнамент, и украшен головой буйвола. Причудливой формы кровлю делают, как правило, из бамбуковых дощечек. Их укладывают так, чтобы верхняя находила на нижнюю, как черепица.

В приготовлениях к похоронной церемонии участвуют все - и богатые, и бедные. Тем более, что усопший был старостой. Люди, как муравьи, таскают доски, бамбуковые жерди, пальмовые листья. Ведь скоро в Кесу прибудут несколько сот человек из других деревень. Для гостей строят нечто вроде крытых веранд. С них удобно наблюдать за церемонией. Здесь же гостей угощают мясом жертвенных животных. Похороны у тораджей - самый большой праздник. Именно праздник, потому что люди эти верят, что после смерти попадут в рай - ада у них просто нет. Чем роскошней похороны, тем ближе душа покойного к создателю, имя которому Пуанг Матуа. Животных забивают, чтобы принести их в дар богам, которых у тораджей множество. Главный - Пуанг Матуа. Он получает отборных быков. А эти куры предназначены для мелких богов, «девата». Христианство у местных жителей своеобразное: они и в церковь ходят, и своих богов не забывают. Я присоединился к строителям и внес свою скромную лепту в подготовку похорон. Потаскал доски, но малевать нехитрые узоры оказалось много приятней. Цвета, которыми тораджи расписывают гостевые веранды, имеют свою символику. Красный - это кровь и жизнь, белый - чистота, желтый - власть Бога, черный - смерть.

Гостевые веранды строят вокруг «ранте», небольшого участка земли, на котором установлены тесаные камни. Каждый посвящен основателю рода, которых в деревне несколько. Возле камней предков, и забивают жертвенных буйволов. Эти холеные красивые животные в поле не работают. Вместо них трудятся средства малой механизации. Буйволов выращивают только для принесения в жертву. Рога не выбрасывают, их прикрепляют к шесту, который устанавливают перед домом. Рога буйвола символизируют у тораджей отвагу. Их как бы нанизывают друг на друга. Они показывают, сколько животных хозяин дома забил для похоронных церемоний. Этот, например, принес в жертву более 2 дюжин. Чем больше рогов, тем хозяин богаче.

Господин Тин-Тин Сарунало, сын умершего старосты деревни, следит за подготовкой похорон. Он нам рассказал:

Отец мой дожил до 82 лет. Он был хорошим человеком, мудрым, всем помогал. Умер год назад. Все это время наша семья собрала средства на похороны. Мы принесем в жертву 40 буйволов и 80 свиней. Они понадобятся отцу на том свете. Пока церемония не проведена, душа покойного останется перед воротами рая. Она даже может вернуться на землю, чтобы вредить живым.

Господин Тин-Тин пригласил меня в свой «тонгонан». Кухня с очагом устроена на улице за домом. В жилые помещения ведет узкая лесенка. Наверху также имеется нечто вроде очага. В нем ночью курятся благовония, отпугивающие комаров. Комнат в доме две. Мебели нет. Спят здесь на полу, застеленном циновками. Стены украшают кинжалы. На потолке - «кандаур», плетеный плафон с длинной бахромой от сглаза. Открытый гроб с покойным стоит прямо в комнате. Тело его забальзамировано. Семья Тин-Тина живет с мертвецом под одной крышей уже год и никого это не беспокоит. Тин-Тин познакомил меня со своим братом Лаюком. И тот рассказал, как все будет происходить на похоронах:

Когда резчик закончит деревянную фигуру отца, тело переложат в другой гроб. После этого и гроб и фигуру выставят на специальном помосте. Там они будут находиться 12 дней. Ровно столько душа покойного остается в деревянном его изображении. Все это время продолжается праздник. Люди едят мясо жертвенных животных и веселятся. Новый гроб для отца Лаюка делают в местной мастерской. Здесь же сооружают макет традиционного дома тораджей, который поставят поверх гроба, и носилки для всей этой конструкции. В конце праздника гроб обнесут вокруг деревни и установят в семейном склепе.

Деревянное изображение «тау-тау», в которую должна на время переселиться душа покойного, режут из желтой древесины дерева уатсада. Руки делают съемными, чтобы легче было скульптуру облачать в одежду. Над образом усопшего мастер трудился месяц. Работал по фотографии. На ней староста еще молод. Хотя скульптура еще не совсем закончена, видно, что определенного сходства резчику удалось добиться. Скульптура обходится заказчику в 4 млн. рупий. Это примерно пятьсот долларов. Поэтому настоящую «тау-тау» могут позволить себе лишь очень состоятельные семьи. Обычные же обходятся без портретного сходства, лишь бы пол усопшего можно было определить.

Собственный склеп, да еще если он бетонный, - это тоже признак богатства. Форма его может быть любой, но вот крыша у всех традиционная, как у «тонгонана». Такие мавзолеи тораджи называют «бануа тангмерамбу», «дом без кухни». У склепа делают подношения предкам: это может быть еда, монеты, даже сигареты. Но основная масса деревенских жителей и в"" этой деревне хоронят мертвецов в уже знакомых нам пещерах и гротах, рядом с которыми в нишах устанавливают «тау-тау».

Наверх, к пещерам, ведет тропа. По пути то и дело попадаются «висячие могилы». Это вмурованные в скалу балки, на которых установлены гробы. Теперь так почти не хоронят. Со временем дерево разрушается и гробы падают. Останки приходится складывать в уцелевшие захоронения. Так что кости предков жителей деревни Кесу давно перемешались.

Вот, наконец, и пещера. Она мало чем отличается от той, что я видел в городе Рантепао. Эта, правда, менее глубокая, да и гробов тут поменьше. Рядом с некоторыми стоят кресты, как напоминание о том, что покоятся здесь все же христиане.

Большинство тораджей считают себя христианами. Но согласитесь, на христианские обычаи совсем не похоже. Больше всего меня удивили не покойники в доме и даже не жертвоприношения, а то, что тораджи не верят в ад. А если нет ада, то значит, им все позволено.