«Игумнов был человеком редкого обаяния, простоты и благородства. Никакие почести и слава не могли поколебать его глубочайшей скромности. В нем не было и тени того тщеславия, которым подчас страдают некоторые артисты». Это об Игумнове-человеке. «Искренний и взыскательный художник, Игумнов был чужд какой бы то ни было аффектации, позы, внешнего лоска. Ради красочного эффекта, ради поверхностного блеска он никогда не поступался художественным смыслом... Игумнов не терпел ничего крайнего, резкого, чрезмерного. Стиль его игры был прост и лаконичен». Это об Игумнове-артисте.
«Строгий и требовательный к себе, Игумнов был требователен и к своим ученикам. Проницательный в оценке их сил и возможностей, он постоянно учил художественной правде, простоте и естественности выражения. Он учил скромности, соразмерности и экономии в используемых средствах. Он учил речевой выразительности, певучему, мягкому звуку, пластичности и рельефности фразировки. Он учил „живому дыханию“ музыкального исполнения». Это об Игумнове-педагоге.
«В основном и главном игумновские воззрения и эстетические принципы оставались, видимо, достаточно устойчивыми... Его симпатии артиста и педагога с давних пор были на стороне музыки ясной, содержательной, подлинно реалистической в своей основе (иной он попросту не признавал), его „кредо“ музыканта-интерпретатора всегда выявляло себя через такие качества, как непосредственность исполнительского воплощения образа, проникновенность и тонкость поэтического переживания». Это о художественных принципах Игумнова. Приведенные высказывания принадлежат ученикам выдающегося педагога - Я. Мильштейну и Я. Флиеру, прекрасно знавшим Константина Николаевича на протяжении долгих лет. Сопоставляя их, невольно приходишь к выводу об удивительной цельности человеческой и художественной натуры Игумнова. Во всем он оставался верен себе, будучи личностью и артистом глубокой оригинальности.
Он впитал в себя лучшие традиции русской исполнительской и композиторской школ. В Московской консерватории, которую он окончил в 1894 году, Игумнов занимался по фортепиано сперва у А. И. Зилоти, а затем у П. А. Пабста. Здесь же он обучался по теории музыки и композиции у С. И. Танеева, А. С. Аренского и М. М. Ипполитова-Иванова и по камерному ансамблю у В. И. Сафонова. В ту же пору (1892-1895) он учился на историко-филологическом факультете Московского университета. С пианистом Игумновым москвичи познакомились еще в 1895 году, и вскоре он занял видное место среди русских концертирующих исполнителей. На склоне лет Игумнов составил такую схему своего пианистического развития: «Мой исполнительский путь сложен и извилист. Я разделяю его на следующие периоды: 1895-1908 годы - период академический; 1908-1917 годы - период зарождения исканий под влиянием художников и писателей (Серов, Сомов, Брюсов и др.); 1917-1930 годы- период переоценки всех ценностей; увлечение колоритом в ущерб ритмическому рисунку, злоупотребление rubato; 1930-1940 годы - постепенное формирование моих теперешних взглядов. Однако вполне я осознал их и „нашел себя“ лишь после Великой Отечественной войны»... Впрочем, даже если учитывать результаты этого «самоанализа», совершенно очевидно, что определяющие черты были присущи игре Игумнова при всех внутренних «метаморфозах». Это касается и принципов интерпретации и репертуарных склонностей артиста.
Все специалисты единодушно отмечают некое особое отношение Игумнова к инструменту, его редкостное умение вести с помощью фортепиано живую речь с людьми. В 1933 году тогдашний директор Московской консерватории Б. Пшибышевский писал в газете «Советское искусство»: «Игумнов как пианист совершенно исключительное явление. Правда, он не принадлежит к роду мастеров фортепиано, которые отличаются блистательной техникой, могучим звуком, оркестровой трактовкой инструмента. Игумнов принадлежит к пианистам типа Фильда, Шопена, т. е. к мастерам, которые ближе всего подошли к специфике фортепиано, не искали в нем искусственно вызываемых оркестровых эффектов, а извлекали из него то, что всего труднее извлечь из-под внешней жесткости звучания - певучесть. Игумновский рояль поет, как редко у кого из современных больших пианистов». Через несколько лет к этому мнению присоединяется А. Альшванг: «Популярность завоевана им благодаря захватывающей искренности его игры, живому контакту с аудиторией и прекрасной интерпретации классики... Многие справедливо отмечают в исполнении К. Игумнова мужественную суровость. При этом звук у Игумнова характеризуется мягкостью, близостью к речевой мелодии. Его интерпретация отличается живостью, свежестью красок». На эти же особенности неоднократно указывал начинающий в качестве ассистента Игумнова и много сделавший для изучения наследия своего учителя профессор Я. Мильштейн: «Мало кто мог соперничать с Игумновым в красоте звука, отличавшегося необыкновенным богатством колорита и удивительной певучестью. Под его руками рояль приобретал свойства человеческого голоса. Благодаря какому-то особому прикосновению, как бы слиянию с клавиатурой (по собственному его признанию, принцип слияния лежал в основе его туше), а также благодаря тонкому, разнообразному, пульсирующему применению педали, он извлекал звук редкого обаяния. Даже при самом сильном ударе его туше не теряло своей прелести: оно всегда было благородным. Игумнов предпочитал скорее сыграть тише, но только не „кричать“, не форсировать звучания фортепиано, не выходить за его естественные пределы».
Как же добивался Игумнов своих поразительных художественных откровений? Его вела к ним не только естественная артистическая интуиция. Немногословный по своей натуре, он однажды приоткрыл «дверь» в свою творческую лабораторию: «Я думаю, что всякое музыкальное исполнение есть живая речь, связный рассказ... Но только рассказывать - это еще мало. Надо, чтобы в рассказе было определенное содержание и чтобы у исполнителя всегда было что-то такое, что приближало бы его к этому содержанию. И здесь я не могу мыслить музыкального исполнения абстрактно: мне всегда хочется прибегнуть к каким-либо житейским аналогиям. Короче говоря, содержание рассказа я черпаю или из личных впечатлений, или из природы, или из искусства, или из определенных идей, или из определенной исторической эпохи. Для меня несомненно, что в каждом значительном произведении выискивается нечто такое, что связывает исполнителя с реальной жизнью. Я не представляю себе музыки ради музыки, без человеческих переживаний... Вот почему необходимо, чтобы исполняемое произведение находило какой-то отклик в личности исполнителя, чтобы оно ему было близко. Можно, конечно, перевоплощаться, но какие-то связующие личные нити всегда должны быть. Нельзя сказать, чтобы я обязательно представлял себе программу произведения. Нет, то, что я себе представляю,- это не программа. Это только какие-то чувства, мысли, сопоставления, помогающие вызвать настроения, аналогичные тем, которые я хочу передать в своем исполнении. Это как бы своеобразные „рабочие гипотезы“, облегчающие постижение художественного замысла».
3 декабря 1947 года Игумнов в последний раз вышел на эстраду Большого зала Московской консерватории. В программу этого вечера вошли Седьмая соната Бетховена, Соната Чайковского, Си-минорная Соната Шопена, Вариации Лядова на тему Глинки, неизвестная широкой публике пьеса Чайковского «Страстное признание». На «бис» были исполнены Экспромт Рубинштейна, «Музыкальное мгновение» до-диез минор Шуберта и Колыбельная Чайковского - Пабста. В этой прощальной программе значились имена тех композиторов, чья музыка всегда была близка пианисту. «Если все же искать того, что является основным, константным в исполнительском облике Игумнова,- замечал в 1933 году К. Гримих,- то больше всего бросаются в глаза многочисленные нити, связывающие его исполнительское творчество с романтическими страницами фортепианного искусства... Здесь - не в Бахе, не в Моцарте, не в Прокофьеве, не в Хиндемите, но в Бетховене, Мендельсоне, Шумане, Брамсе, Шопене, Листе, Чайковском, Рахманинове - наиболее убедительно раскрываются достоинства игумновского исполнения: сдержанная и впечатляющая выразительность, тонкое мастерство звука, самостоятельность и свежесть трактовки».
Действительно, Игумнов не был, что называется, всеядным исполнителем. Он оставался верен себе: «Если композитор мне чужд и его сочинения лично мне не дают материала для исполнительского творчества, я не могу включить его в свой репертуар (например, фортепианные произведения Балакирева, французских импрессионистов, позднего Скрябина, некоторые пьесы советских композиторов)». И тут надо особо выделить непрестанное обращение пианиста к русской фортепианной классике, и в первую очередь, к творчеству Чайковского. Можно сказать, что именно Игумнов возродил на концертной эстраде многие сочинения великого русского композитора.
Все, кому доводилось слушать Игумнова, согласятся с восторженными словами Я. Мильштейна: «Нигде, даже в Шопене, Шумане, Листе не высказывается особенная, полная простоты, благородства и целомудренной скромности манера игры Игумнова так удачно, как в произведениях Чайковского. Невозможно себе представить, что тонкость исполнения может быть доведена до более высокой степени совершенства. Невозможно себе представить большую плавность и задумчивость мелодических излияний, большую правдивость и искренность чувств. Исполнение Игумновым этих произведений отличается от других, как экстракт отличается от разбавленной смеси. Действительно, все в нем поражает: каждый нюанс здесь - образец для подражания, каждый штрих - предмет восхищения». Чтобы оценить педагогическую деятельность Игумнова, достаточно назвать некоторых учеников: Н. Орлов, И. Добровейн, Л. Оборин, Я. Флиер, А. Дьяков, М. Гринберг, И. Михневский, А. Иохелес, А. и М. Готлибы, О. Бошнякович, Н. Штаркман. Все это концертирующие пианисты, снискавшие широкую известность. Он начал преподавать вскоре после окончания консерватории, некоторое время был педагогом музыкального училища в Тбилиси (1898-1899), а с 1899 года стал профессором Московской консерватории; в 1924-1929 годах был также ее ректором. В своем общении с учениками Игумнов был далек от какого бы то ни было догматизма, всякий его урок - живой творческий процесс, открытие неиссякаемых музыкальных богатств. «Моя педагогика,- говорит он,- теснейшим образом связана с моим исполнительством, и это обусловливает отсутствие стабильности в моих педагогических установках». Может быть, и этим объясняется удивительная несхожесть, порой контрастная противоположность игумновских питомцев. Но, пожалуй, всех их объединяет благоговейное отношение к музыке, унаследованное от учителя. Прощаясь со своим педагогом в печальный день панихиды. Я. Флиер глубоко верно определил основной «подтекст» педагогических взглядов Игумнова: «Константин Николаевич мог простить студенту фальшивые ноты, но фальшивых чувств он не прощал и не переносил».
Рассказывая об одной из последних своих встреч с Игумновым, его ученик профессор К. Аджемов вспоминал: «В тот вечер мне показалось, что К. Н. был не совсем здоров. К тому же он сказал, что врачи не позволяют ему играть. «А ведь в чем смысл моей жизни? Играть...»
Лит.: Рабинович Д. Портреты пианистов. М., 1970; Мильштейн Я, Константин Николаевич Игумнов. М., 1975.
Григорьев Л., Платек Я.
Игумнов Константин Николаевич (01.05.1873 – 24.03.1948)
К. Н. Игумнов яркий представитель и продолжатель традиций русской исполнительской школы. Его учителями в Московской консерватории, из которой он выпустился в 1894 году, были А. Зилоти и П. Пабст (фортепиано), С. Танеев, А. Аренский, М. Ипполитов-Иванов (теория музыки и композиция), В. Сафонов (камерный ансамбль). И вскоре, после окончания учёбы, он занял видное место среди русских концертирующих пианистов. Будучи уже маститым музыкантом, Игумнов сам рассказал о своём становлении: «Мой исполнительский путь сложен и извилист. Я разделяю его на следующие периоды: 1895-1908 годы – период академический; 1908-1917 годы – период зарождения исканий под влиянием художников и писателей (Серов, Сомов, Брюсов и др.); 1917 — 1930 годы – период переоценки всех ценностей, увлечение колоритом в ущерб ритмическому рисунку, злоупотребление rubato; 1930-1940 годы – постепенное формирование моих теперешних взглядов. Однако вполне я осознал их и «нашёл себя» лишь после Великой Отечественной войны». Вот таким непростым и извилистым был путь знаменитого пианиста и педагога.
Каков же его стиль? Каковы принципы интерпретации и репертуарные склонности у Игумнова?
Его коллеги, друзья, ученики, современники единодушно отмечали особое отношение пианиста к роялю, он будто вёл диалог со всеми слушателями через звуки фортепиано. Приведём ряд высказываний об Игумнове-исполнителе. «Игумнов как пианист совершенно исключительное явление, – говорил в интервью газете «Советское искусство» в 1933 году ректор Московской консерватории. – Правда он не принадлежит к роду мастеров фортепиано, которые отличаются блистательной техникой, могучим звуком, оркестровой трактовкой инструмента. Игумнов принадлежит к пианистам типа Фильда, Шопена, т.е. к мастерам, которые ближе всего подошли к специфике фортепиано, не искали в нём искусственно вызываемых оркестровых эффектов, а извлекали из него то, что всего труднее извлечь из-под внешней жесткости звучания – певучесть. Игумновский рояль поёт, как редко у кого из современных больших пианистов».
Его ученик, профессор Я. Мильштейн, который много занимался изучением наследия своего учителя, так вспоминал об его игре: «Мало кто мог соперничать с Игумновым в красоте звука, отличавшегося необыкновенным богатством колорита и удивительной певучестью. Под его руками рояль приобретал свойства человеческого голоса. Благодаря какому-то особому прикосновению, как бы слиянию с клавиатурой (по собственному его признанию принцип слияния лежал в основе его туше), а также благодаря тонкому, разнообразному, пульсирующему применению педали, он извлекал звук редкого обаяния. Даже при сильном ударе его туше не теряло своей прелести: оно всегда было благородным. Игумнов предпочитал скорее сыграть тише, но только не «кричать», не форсировать звучания фортепиано, не выходить за его естественные пределы». Об этом же говорит и А. Альшванг: «Популярность завоёвана им благодаря захватывающей искренности его игры, живому контакту с аудиторией и прекрасной интерпретации классики… Многие справедливо отмечают в исполнении К. Игумнова мужественную суровость. При этом звук у К. Игумнова характеризуется мягкостью, близостью к речевой мелодии. Его интерпретация отличается живостью, свежестью красок».
А что же говорит сам пианист? Как он работал над интерпретацией, где брал вдохновение? Игумнов по характеру был человеком немногословным, и очень редко когда «открывался» перед аудиторией. Но однажды он поделился своими мыслями, характеризующие его исполнительские принципы: «Я думаю, что всякое музыкальное исполнение есть живая речь, связный рассказ… Но только рассказать – это ещё мало. Надо, чтобы в рассказе было определённое содержание и чтобы у исполнителя всегда было что-то такое что приближало бы его к этому содержанию. И здесь я не могу мыслить музыкального исполнения абстрактно: мне всегда хочется прибегнуть к каким-либо житейским аналогиям. Короче говоря, содержание рассказа я черпаю или из определённых идей, или из определённой исторической эпохи. Для меня несомненно, что в каждом значительном произведении выискивается нечто такое, что связывает исполнителя с реальной жизнью. Я не представляю себе музыки ради музыки, без человеческих переживаний… Вот почему необходимо, чтобы исполняемое произведение находило какой-то отклик в личности исполнителя, чтобы оно было ему близко. Можно, конечно, перевоплощаться, но какие-то связующие нити всегда должны быть. Нельзя сказать, чтобы я обязательно представлял себе программу произведения. Нет, то, что я себе представляю, — это не программа. Это только какие-то чувства, мысли, сопоставления, помогающие вызвать настроения, аналогичные тем, которые я хочу передать в своём исполнении. Это как бы своеобразные «рабочие гипотезы», облегчающие постижение художественного замысла».
Какие композиторы были близки К. Игумнову? Надо отметить, что Игумнов был избирателен в выборе авторов. Он исполнял только тех авторов, что были ему близки по духу: «Если композитор мне чужд и его сочинения лично мне не дают материал для исполнительского творчества, — делится Игумнов, — я не могу включить его в свой репертуар (например, фортепианные произведения Балакирева, французских импрессионистов, позднего Скрябина, некоторые пьесы советских композиторов)». Так кто же близок пианисту? Прежде всего, это произведения зарубежных композиторов романтиков (Мендельсон, Шуман, Брамс, Шопен, Лист) и русская фортепианная классика, представленная в первую очередь фортепианными сочинениями П. И. Чайковского. «Нигде, — вспоминает Я. Мильштейн, — даже в Шопене, Шумане и Листе, не высказывается особенная, полная простоты, благородства и целомудренной скромности манера игры Игумнова так удачно, как в произведениях Чайковского. Невозможно себе представить, что тонкость исполнения может быть доведена до более высокой степени совершенства. Невозможно себе представить большую плавность и задумчивость мелодических излияний, большую правдивость и искренность чувств. Исполнение Игумновым этих произведений отличается от других, как экстракт отличается от разбавленной смеси. Действительно, всё в нём поражает: каждый нюанс здесь – образец для подражания, каждый штрих – предмет восхищения».
Таким образом, исполнительский стиль К. Игумнова был оригинален и самобытен, он не подстраивался под модные тенденции изменчивого пианистического искусства, не был «как все» и всегда оставался верен себе, своему художественному вкусу и артистической интуиции. Очень точную характеристику его игре дают его лучшие ученики Я. Мильштейн и Я. Флиэр: «Искренний и взыскательный художник, Игумнов был чужд какой бы то ни было аффектации, позы, внешнего лоска. Ради красочного эффекта, ради поверхностного блеска он никогда не поступался художественным смыслом… Игумнов не терпел ничего крайнего, резкого, чрезмерного. Стиль его игры был прост и лаконичен». Эстетические принципы у Игумнова также были устойчивы, не смотря на его поиски себя на протяжении жизни. «Его симпатии артиста и педагога с давних пор были на стороне музыки ясной, содержательной, подлинно реалистической в своей основе (иной он попросту не признавал), его «кредо» музыканта-интерпретатора всегда выявляло себя через такие качества, как непосредственность исполнительского воплощения образа, проникновенность и тонкость поэтического переживания».
Нельзя не отметить его педагогическую деятельность. Среди его учеников большое количество концертирующих пианистов, получивших широкую известность и мировой призвание. Вот некоторые имена: Н. Орлов, И. Добровейн, Л. Оборин, Я. Флиэр, А, Дьяков, А, и М. Готлибы, М. Гринберг, И. Мохновский, А. Иохелес, О. Бошнякович, Н. Штаркман, Б. Давидович. Преподавать Игумнов начал после окончания консерватории в музыкальном училище в Тбилиси (1898-1899), а уже с 1899 года стал профессором Московской консерватории. А в период с 1924 по 1929 годы занимал должность ректора. Игумнову был чужд догматизм и авторитарность по отношению к своим ученикам. Для него урок – это, прежде всего, творческий процесс, поиск наилучшей трактовки, наиболее верного прикосновения к инструменту, и никакого шаблона. «Моя педагогика, — говорил Константин Николаевич, — теснейшим образом связана с моим исполнительством, и это обуславливает отсутствие стабильности в моих педагогических установках». Отсюда понятно, почему все его ученики в своём исполнительском искусстве так непохожи друг на друга, столь контрастна их трактовка одних и тех же сочинений. Но единственное, что объединяет всех учеников педагога – это трепетное отношение к музыке. И слова Я. Флиэра очень точно характеризуют основу его педагогических взглядов: «Константин Николаевич мог простить студенту фальшивые ноты, но фальшивых чувств он не прощал и не переносил».
Константину Николаевичу в 1946 году было присвоено звание народного артиста СССР, и в этом же году ему была вручена Государственная премия СССР.
В заключении хочется отметить, что К. Н. Игумнов был «человеком редкого обаяния, простоты и благородства. Никакие почести и слава не могли поколебать его глубочайшей скромности. В нём не было и тени того тщеславия, которым подчас страдают некоторые артисты».
Литература: Я. Мильштейн «Константин Николаевич Игумнов» (М., 1975), Д. Рабинович «Портреты пианистов» (М., 1962; 2 изд.1970)
Игумнов, Константин Николаевич - Константин Николаевич Игумнов. ИГУМНОВ Константин Николаевич (1873 1948), пианист, педагог Московской консерватории; один из создателей русской пианистической школы. Тонкий интерпретатор фортепьянных произведений П.И. Чайковского. … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Игумнов, Константин Николаевич Дата рождения 17 апреля 1873 год Место рождения Лебедянь Дата смерти 24 марта 1948 Место смерти … Википедия
- (1873 1948) пианист, педагог, народный артист СССР (1946). Создатель одной из отечественных пианистических школ. Профессор Московской консерватории (с 1899, в 1924 29 ректор). Государственная премия СССР (1946) … Большой Энциклопедический словарь
Советский пианист, народный артист СССР (1946), доктор искусствоведения (1940). Окончил Московскую консерваторию в 1894 по классу фортепьяно П. А. Пабста. В 1895 участвовал в… … Большая советская энциклопедия
- (1873 1948), пианист, педагог, народный артист СССР (1946). Создатель одной из отечественных пианистических школ. Профессор Московской консерватории (с 1899, в 1924 29 ректор). Государственная премия СССР (1946). * * * ИГУМНОВ Константин… … Энциклопедический словарь
Хороший пианист, род, 19 апреля 1873 в Лебедяни (Тамбовской губ.). Будучи в гимназии и московском университете учился в то же время игре на фп. у Зверева, а затем в московской консерватории, где был сначала вольнослушателем по классу Зилоти, а по … Большая биографическая энциклопедия
- (1873, г. Лебедянь Тамбовской губернии 1948, Москва), пианист, педагог, народный артист СССР (1946). Выходец из купеческого сословия. В Москве с 1887. Учился в 1 й московской классической, на юридическом, затем на историко филологическом… … Москва (энциклопедия)
Советский пианист и педагог. Народный артист СССР (1946). Доктор искусствоведения (1940). Учился в Москве - с 1887 у Н. С. Зверева (фортепиано), с 1888 в консерватории по классу фортепиано у А. И. Зилоти и П. А. Пабста, по теории музыки и композиции у С. И. Танеева, А. С. Аренского и М. М. Ипполитова-Иванова, по классу камерного ансамбля у В. И. Сафонова, одновременно (1892-95) на историко-филологическом факультете университета. Окончил консерваторию по классу фортепиано П. А. Пабста (1894). В 1895 участвовал в Международнои конкурсе пианистов им. А. Г. Рубинштейна в Берлине (почётный диплом). Как концертирующий пианист впервые выступил в Москве в 1895. В 1896-98 преподавал и концертировал в Москве, в 1898-99 преподавал в Муз. училище в Тбилиси. С 1899 профессор Моск. консерватории; с 1918 (с небольшими перерывами) руководил последовательно фортепианным отделом, исполнительским факультетом, в 1924-1929 ректор.
Исполнительское искусство Игумнова заключало в себе лучшие черты русской пианистической школы. Для него характерны глубокая лирическая проникновенность, безупречный вкус, чувство меры и благородство выражения; лишённая внешних виртуозных эффектов, надуманности и вычурности, игра Игумнова особенно впечатляла естественностью фразировки, певучестью, мягкостью и красотой тона, совершенным владением педализацией, тонким колоритом, который никогда не являлся самоцелью. Каждая звуковая деталь была следствием общего исполнительского замысла.
В репертуаре Игумнова - произведения различных стилей и жанров. С успехом исполнял шедевры фп. классич. и романтической литературы, в т.ч. сонаты - op. 111 Л. Бетховена, h-moll P. Шопена, h-moll P. Листа, "Крейслериану" и "Фантазию" Р. Шумана, 2-й концерт c-moll и Рапсодию на тему Паганини С. В. Рахманинова, 2-ю сонату-фантазию А. Н. Скрябина; ряд пьес Ф. Шуберта, Ф. Мендельсона, Шумана, Шопена, Листа, И. Брамса, М. И. Глинки, А. Г. Рубинштейна, А. К. Лядова, Скрябина, Рахманинова и др. нашли в нём выдающегося и самобытного интерпретатора.
Но наиболее значительным было исп. Игумновым произв. П. И. Чайковского, в т.ч. "Времён года", Сонаты g-dur, Концерта b-moll, Концертной фантазии g-dur, фп. трио "Памяти великого артиста", Романса f-moll, Вальса fis-moll, Колыбельной и др. пьес, проникнутое удивительной простотой и целомудренностью, теплотой и задушевностью.
Игумнов - создатель одной из советских школ пианизма, пользующейся мировой известностью. Его педагогич. метод осн. на всестороннем выявлении и развитии индивид. особенностей пианиста. И. были свойственны особая гибкость и проницательность в оценке сил и возможностей студентов, на которых он оказывал плодотворное влияние. Среди учеников: Н. А. Орлов, И. А. Добровейн, В. Н. Аргамаков, Ан. Н. Александров, Л. Н. Оборин, Я. В. Флиер, А. Б. Дьяков, М. И. Гринберг, И. И. Михновский, А. Л. Иохелес, Я. И. Мильштейн, А. Д. и М. Д. Готлибы, К. X. Аджемов, А. А. Бабаджанян, О. Д. Бошнякович, Н. Л. Штаркман, Б. М. Давидович, М. С. Гамбарян и др. Гос. пр. СССР (1946).
Сочинения:
К 60-летию Московской Государственной консерватории, "Музыка и революция", 1927, No 4; Проблемы исполнительства, "Советское искусство", 1932, 21 апреля; Творчество, а не ремесло, там же, 1932, 26 ноября; О Шопене, там же, 1935, 11 ноября; О фортепианных сочинениях Чайковского, "СМ", 1940, No 5-6; Мои исполнительские и педагогические принципы. (Конспект доклада) (Вступит. статья; публикация Я. И. Мильштейна), "СМ", 1948, No 4.
Литература: Я. М. (Мильштейн Я. И.), "СМ". 1948, No 2 (некролог); его же "Советское искусство", 1948, 27 марта (некролог); его же, К. Н. Игумнов, М., 1949; его же, Исполнительские и педагогические принципы К. Н. Игумнова, в кн.: Мастера советской пианистической школы, М., 1954; его же, К. Н. Игумнов и вопросы фортепианной педагогики, в кн.: Вопросы фортепианного исполнительства, вып. 1, М., 1965; Рабинович Д., К. Н. Игумнов, в его кн.: Портреты пианистов, (М., 1962). 1970; Аджемов К., Константин Николаевич Игумнов, в его кн.: Незабываемое, 1972, с. 19-37; Венок Константину Николаевичу Игумнову, "СМ", 1973, No 5 (воспоминания Л. Оборина, Я. Флиера, А. Готлиба, А. Бабаджаняна, М. Гринберг, М. Зверева, П. Романовского, И. Козловского, Я. Милынтейна).
Я. И. Мильштейн
В минуту жажды или счастьяВзлетит над клавишами звук,
И пальцы легкие промчатся,
Потом замрут на миг, и вдруг!-
Как будто твердь небес разверзлась,
И эхом стала вдалеке,
На колдовском, на не известном
Заговорила языке.
(Звучит одно из любимых произведений Константина Николаевича …Соната до-минор оп. 111 Л. Бетховена в записи)
Константин Николаевич ИГУМНОВ - выдающийся пианист и замечательный педагог. Родился К. Николаевич 1 мая 1873 года в этом тихом провинциальном крае. Музыкальные способности мальчика проявились очень рано. С 4- х лет его стали учить игре на фортепиано, а в 7 лет он уже выступал публично с фантазией из оперы Верди «ТРУБАДУР». Позднее, Константин Николаевич приезжал в Лебедянь и обязательно играл для земляков.
По настоянию дяди, К. Н. едет в МОСКВУ и перед ним, одаренным юношей, раскрываются двери консерватории, которую он заканчивает с золотой медалью. Его имя занесено на мраморную Доску Почета и высечено золотыми буквами. Как лучший исполнитель, он едет в 1895 г. в Берлин на Международный конкурс пианистов имени Антона Рубинштейна. За высокое мастерство исполнения К. Николаевич получает почетный диплом. А 4 года спустя становится профессором Московской консерватории. С этого времени вся его жизнь отдается не только педагогической деятельности, но и артистической. Он совершает концертные поездки по родной стране и Западной Европе. Слушателей очаровывает, захватывает игра молодого пианиста поэтичностью, одухотворенностью и удивительной простотой.
Как пианист Игумнов обладал даром заглядывать в сокровенные тайники человеческой души и делал это очень деликатно, его музыка шла от сердца к сердцу - казалось, что он играет только для вас. Шедеврами игумновского репертуара были: соната си-минор Ф. Шопена, « Крейслериана» и фантазия до-мажор Роберта Шумана, соната до-минор опус 111 Л. Бетховена и «Времена года» П. И. Чайковского.
(Звучит пьеса « На тройке» Из цикла « Времена года» Чайковского)
К. Николаевич был не только прекрасным исполнителем, но и замечательным педагогом.
В деле открытия талантов и работы с ними, он воспитывал все новых и новых великих пианистов, таких как ЯКОВ ФЛИЕР, ЛЕВ ОБОРИН, МАРИЯ ГРИНБЕРГ, АБРАМ ДЬЯКОВ, АЛЕКСАНДР ИОХЕЛЕС, МАРИЯ ГАМБАРЯН и др. К. Николаевич отдает все силы и знания молодому поколению. Обучая других, он учился сам - от своего учителя ЗВЕРЕВА - он унаследовал любовь к мягкому звуку, его необычному «легато-туше». Изобрел свой прием незаметного подкладывания пальцев. Воспитывал « протяжный», « тянущийся» звук. Добивался разнообразия в фортепьянной звучности. Мощное фортиссимо должно было быть мягким и компактным, «без стука», а пианиссимо - всегда «нестись». Предельно внимательно относился к авторским указаниям и требовал от учеников точного выполнения их.
К. Николаевич – человек редкого обаяния, благородства, большой душевной щедрости, большой культуры и безупречного вкуса. Он зажигал любовью к искусству воздействием своей личности, искренней увлеченностью и творческой страстностью. Ему было присуще глубокое чувство ответственности как к себе, так и к своим ученикам, которым он стремился привить творческую индивидуальность. Вот что говорит о нем один из первых его учеников Яков Флиер:
СЛАЙД « Пленительной красоты звук и совершенное владение фортепьянной кантиленой я унаследовал от своего учителя К. НИК. Игумнова. На протяжении всех лет пребывания в его классе, он учил вслушиваться в музыку. В занятиях Игумнова всегда увлекала обстановка творческого музицирования. Каждое произведение всякий раз как бы заново рождалось к жизни. При работе над пьесой Рахманинова, он напоминал Левитановский пейзаж, раскрывающий обаятельную прелесть родной природы».
ЯКОВ ФЛИЕР
СЛАЙД (Игумнов и Флиер)
Яков Флиер - 1912-1977 гг. - великий советский педагог, пианист, профессор Московской консерватории, с 1965 года заведующий кафедрой фортепиано. Учился у К. Игумнова. Этот замечательный пианист-виртуоз, получивший лауреатство на конкурсах Изаи в Брюсселе и в Вене, практически не гастролировал до 1962 года, посвятив почти всю свою жизнь преподаванию, из-за чего долгое время оставался в тени таких пианистов, как Рихтер и Гилельс. В основном в его репертуаре были произведения композиторов-романтиков: Шопен, Шуман, Лист, Рахманинов. Среди его учеников были такие известные пианисты, как Родион Щедрин, Михаил Плетнев, Виктория Постникова, Лев Власенко и другие.
Родился мальчик 8 октября 1912 года в Орехово-Зуево в большой еврейской семье. У него был ещё 6 братьев и сестер. Первые уроки музыки юный пианист получил от матери, которая иногда любила играть на фортепиано, стоявшем дома. Мальчик мгновенно схватывал любую мелодию и мог её безошибочно повторить на инструменте. Своё начальное музыкальное образование Флиер получил в Орехово-Зуево у известного педагога С. Козловского. Он быстро развивался, легко усваивая новые произведения и легко преодолевая технические трудности.
В 1929 году музыкант поступил в Московскую консерваторию в класс К. Игумнова, в 1934 - в аспирантуру к нему же. 1935 год был отмечен победой музыканта на Втором Всесоюзном конкурсе музыкантов исполнителей и Международном конкурсе пианистов в Вене. После этих побед о нем заговорили как о крайне перспективном музыканте, всё чаще стали проходить его сольные выступления в разных городах Советского Союза.
К началу военных лет Флиер был уже на вершине славы. Он много концертирует, с неизменными аншлагами и восторженными отзывами критиков. Но тяжелое испытание было уготовано судьбой музыканту. Прогрессирующая болезнь рук заставляет его на долгие 10 лет оставить сцену и полностью отдаться педагогике. В 1945 году он становится профессором Московской консерватории. За эти годы он выпустил из своего класса большое количество концертирующих и знаменитых музыкантов.
СЛАЙД (звучит одно из любимых произведений Я. Флиера – 1 концерт П. Чайковского).
А вот что говорит об Игумнове другой талантливый его ученик-ЛЕВ ОБОРИН.
СЛАЙД « Я в раннем возрасте переступил порог Игумновского класса и с того дня моя жизнь оказалась связанной с Московской консерваторией. Как педагог Игумнов являл пример собранности, подтянутости и требовал этого от своих учеников, как на уроке, так и на эстраде. К. Николаевич был принципиален и последователен в суждениях, требователен и строг в оценках. Обычными словами одобрения у него были « ЛАДНО» И «НИЧЕГО». Но в них заключалось так много хорошего, что ученик с урока уходил окрыленным. Многообразие приемов, настойчивость и непреклонность, с которыми он добивался осуществления своих намерений - поражали коллег и учеников».
Оборин родился в Москве, в семье инженера-железнодорожника. Мать мальчика, Нина Викторовна, любила проводить время за роялем, большим меломаном был и его отец, Николай Николаевич. Время от времени у Обориных устраивались импровизированные концерты: кто-нибудь из гостей пел или играл, Николай Николаевич в таких случаях охотно выступал в роли аккомпаниатора.
Первой учительницей будущего пианиста была хорошо известная в музыкальных кругах Елена Фабиановна Гнесина. Позднее, в консерватории, Оборин занимался у Константина Николаевича Игумнова. Контакты с Игумновым очень много значили в творческой судьбе Оборина. В 1926 году Оборин с блеском заканчивает Московскую консерваторию. Имя его было выгравировано золотом на знаменитой мраморной Доске почета, украшающей фойе Малого зала консерватории. Это произошло весной, а в декабре того же года в Москве был получен проспект Первого международного конкурса пианистов имени Шопена в Варшаве. Приглашались музыканты из СССР. Проблема состояла в том, что для подготовки к соревнованию фактически уже не оставалось времени. «За три недели до начала конкурса Игумнов показал мне программу соревнования,- вспоминал позднее Оборин.- В моем репертуаре была примерно треть обязательной конкурсной программы. Подготовка в таких условиях казалась бессмысленной». Тем не менее, он начал готовиться: настоял Игумнов и один из авторитетнейших музыкантов той поры Б. Л. Яворский, с мнением которого Оборин считался в самой высокой степени. В Варшаве Оборин показал себя на редкость удачно. Ему единогласно присудили первую премию. Известный польский композитор Кароль Шимановский, давая оценку исполнению Оборина, произнес слова, которые обошли в свое время газеты многих стран мира: «Феномен! Ему не грешно поклониться, ибо он творит Красоту».
И. С. Козловский, рассказывая о юном Оборине, пишет, что тот поражал «лирикой, обаянием, человеческой теплотой, каким-то сиянием». Обращает на себя внимание тут слово «сияние»: выразительное, живописно-образное, оно многое помогает понять в облике музыканта.
И еще одно подкупало в нем - простота. Возможно, сказывалась школа Игумнова, возможно, особенности оборинской натуры, склад его характера (скорее всего, и то, и другое),- только была в нем, как художнике, удивительная ясность, легкость, цельность, внутренняя гармония.
Большое место в его программах занимали произведения русских авторов. Он чудесно играл «Времена года», «Думку» и Первый фортепианный концерт Чайковского. Часто можно было услышать у него «Картинки с выставки» Мусоргского, а также рахманиновские сочинения - Второй и Третий фортепианный концерты, прелюдии, этюды-картины, «Музыкальные моменты». И еще одного автора необходимо назвать, говоря о репертуаре Оборина,- Шопена. Его музыку он играл с первых шагов на эстраде и до конца своих дней; как-то он написал в одной из статей: «Чувство радости, что у пианистов есть Шопен, не покидает меня никогда». Трудно вспомнить все, что играл Оборин в своих шопеновских программах,- этюды, прелюдии, вальсы, ноктюрны, мазурки, сонаты, концерты и многое другое. Трудно перечислить, что он играл, еще труднее дать сегодня представление, как он это делал. «Его Шопен - хрустально чистый и светлый - безраздельно захватывал любую аудиторию»,- восхищался Я. Флиер. Не случайно, конечно, что свой первый и самый большой в жизни творческий триумф Оборин пережил на конкурсе, посвященном памяти великого польского композитора.
СЛАЙД ( запись Шопена в исполнении Оборина Order of performance No 2 F minor, No 5 E minor and No 3 F major played by an aristocrat of the piano, Lev Oborin.)
СЛАЙД А вот воспоминания МАРИИ ГРИНБЕРГ.
М. ГРИНБЕРГ: « Училась я у прекрасных педагогов Блуменфельда и Игумнова. Константин Николаевич был чудесным пианистом, его интерпретации остались в памяти на всю жизнь. Для него исполнение было актом творческим. Это живой, содержательный и образный рассказ. Задача исполнителя заключается в том, чтобы правильно построить этот рассказ и, отбросив все лишнее, правдиво донести его до слушателей. Что же помогает исполнителю в этой труднейшей работе?»
СЛАЙД ((Ф. Лист Этюд « Воспоминание»)
МАРИЯ ГРИНБЕРГ
Мария Гринберг родилась в Одессе в интеллигентной еврейской семье. Ее отец был еврейским учёным, учителем иврита. Мать - Фаня Даниловна Носкина - давала частные уроки фортепьянной игры. Семья существовала более чем скромно, рояль для 10 летней Муси Гринберг купили одесские меценаты. До 18 лет Мария брала уроки фортепьяно у известного одесского преподавателя Давида Айзберга. По курсу гармонии училась у выдающегося педагога - профессора Одесской консерватории, композитора Н. Н. Вилинского. Брала также уроки у профессора Берты Рейнгбальд.
В 1926 году пианистка поступает в Московскую консерваторию в класс Игумнова. Именно от этого знаменитого музыканта она приобрела мастерство владение звуком, стилистическую чуткость. С 1933 по 1935 год артистка продолжила учиться у него в аспирантуре.
В 1935 году Гринберг участвовала во Втором всесоюзном конкурсе пианистов, где заняла второе место. Казалось бы, это лауреатство станет толчком в её карьере. Но творческий путь её был сложен. Муж и отец замечательной пианистки были репрессированы в 1937 году, а сама Гринберг была уволена со всех работ. В эти годы приходилось буквально голодать, но позже по чьему-то ходатайству повторно разрешили выступать как пианистке. А спустя время, на ее концерты в Советском Союзе уже с трудом можно будет приобрести билеты. Несмотря на невероятную популярность и поистине выдающийся исполнительский уровень, выступать за границей Марии Гринберг так и не разрешали…
В 1970 году фирмой «Мелодия» был выпущен альбом из 13 пластинок со всеми 32 сонатами Бетховена. Таким образом, Мария Гринберг оказалась первой российской пианисткой, вынесшей на суд публики полный цикл фортепьянных сонат Бетховена. Альбом получил восторженную оценку Дмитрия Шостаковича. Советская музыкальная пресса же умалчивала об этом титаническом труде. До первой рецензии пианистка не дожила трех месяцев, а в 1978 году в советском журнале «Музыка» критик Юденич назвала эту грамзапись «истинным подвигом искусства». Также были проигнорированы и не опубликованы многочисленные обработки пианистки. Особенной ценностью являются обработки для двух роялей и сольная версия Фантазии f-moll Шуберта.
СЛАЙД (Гринберг запись фрагмента Fantaisie op. 77 in G minor
Minuet for piano in G major, WoO 10/2
Ecossaise for Piano, WoO 83 in Es-du ВИДЕО )
Последняя ученица К. Николаевича Игумнова МАРИЯ ГАМБАРЯН продолжает воспоминания.
СЛАЙД МАРИЯ ГАМБАРЯН: «Продолжатель лучших традиций русской исполнительской школы в постижении авторского замысла, в пристальном внимании к внутреннему миру Игумнов – пианист зачаровывал слушателя красотой звучания рояля, приобретавшего под его руками свойства человеческого голоса». Особенно любил играть К. Николаевич произведения русских классиков, в частности Рахманинова и Чайковского. Перед Чайковским он благоговел. Музыка Чайковского, которую он как-то назвал « пламенной исповедью человеческого сердца» была для него самой близкой и родной, особенно в последние годы жизни.
Мария Степановна Гамбарян родилась в 1925 году в Ереване. Она вспоминает о своем детстве: «Хотя мои родители и были учеными, в нашем доме царил культ музыки. Среди моих родственников были музыканты-профессионалы. Да и сама мама окончила в свое время музыкальное училище. У нее было настоящее чутье музыканта. Особенно хорошо у нее звучал Бах. Она с детства приучала меня к хорошей музыке, водила на концерты. Первые в моей жизни концерты до сих пор остались в памяти. Это были певицы - Яунзем, Духовская, негритянка Арле Тиц. Потрясающим было впечатление от моей первой оперы - "Севильского цирюльника" Россини. Правда, впечатление было больше зрительным, чем слуховым.
Мне было 3-4 года, когда я, услышав однажды "Вокализ" Рахманинова, на следующий день целиком его пропела. Это вызвало радостное волнение среди».
Училась в Центральной детской музыкальной школе при Московской консерватории в классе профессора А.В.Шацкеса, затем в Московской консерватории, которую блестяще окончила в 1948 году. Ее учителями были легендарные педагоги – Константин Игумнов, Генрих Нейгауз и Лев Оборин. По мнению пианистки, именно К. Игумнову принадлежит главенствующая роль в формировании её артистической индивидуальности.
После смерти К. Игумнова Мария Гамбарян поступает в аспирантуру Московской консерватории (руководители Г.Г. Нейгауз, Л.Н. Оборин).
По завершении аспирантуры в 1951 году она проходит по конкурсу солисткой в Ленинградскую государственную филармонию. С этого времени начинается её концертная деятельность. Мария Гамбарян выступает в лучших концертных залах Москвы, Ленинграда, Еревана, а также практически всех городах России и по всему миру (США, Япония, Корея, Великобритания, Испания, Германия, Швейцария, Франция и др.).
Одновременно с концертной деятельностью Мария Гамбарян ведет активную педагогическую деятельность. Сначала в Ленинградской консерватории, а с 1960 года в Российской академии музыки имени Гнесиных. В настоящее время Мария Гамбарян является профессором РАМ им. Гнесиных, профессором Московского государственного университета культуры и искусства и почетным профессором Карлова университета в Праге.
Репертуар Марии Гамбарян, музыканта широкого диапазона, охватывает разные области фортепианной литературы, но, пожалуй, композиторы-романтики занимают одно из главных мест в ее творческой судьбе. Огромная тяга к музыке великого Бетховена, в которой Мария Гамбарян находит наибольший простор для самовыражения. В многочисленном репертуаре пианистки циклы 24-х этюдов и 24-х прелюдий Шопена, в которых проявляются как технические, так и неисчерпаемые музыкальные возможности. С какой легкостью после трудоемких цикличных программ музыкант играет не менее сложные – «Кампанеллу», «Хроматический этюд» Ф.Листа, вальсы Ф.Шопена и многое другое. Они исполняются ею с таким совершенством и чувством вкуса, что хочется быть постоянным слушателем этого большого мастера. Монографические программы из произведений И.С.Баха… Для Марии Гамбарян он с детства был одним из любимых композиторов.
СЛАЙД (запись Гамбарян Бах)
Выступая на концертной эстраде, воспитав целую плеяду выдающихся исполнителей,Константин Николаевич всю свою жизнь служил людям, целиком отдаваясь искусству. Принципы, положенные им в основу обучения не потеряли своего значения и для нынешнего этапа развития фортепианной педагогики.
Традиции Игумнова продолжаются в учениках юного поколения. Наш город- родоначальник конкурсов пианистов им. Игумнова.
СЛАЙД (видео записи конкурса)
Загрузка...
