Книги о Великой Отечественной войне, написанные фронтовиками, - это истории о любви к Родине, о самопожертвовании во имя жизни, о мужестве, о героизме, о дружбе и, наконец, о людях. Эти книги о том, какой ценой добывалась Победа и какой на самом деле была эта война.
"Возвращение". Андрей Платонов
Рассказ Андрея Платонова "Возвращение" можно считать одним из самых сильных произведений о Великой Отечественной войне. Пронзительное, актуальное, многогранное. В свое время его не признали и запретили. Прошло не одно десятилетие, прежде чем советские писатели осознали, что тема адаптации "возвращенцев" к мирной жизни куда важнее, чем тема героизма советского воина. Ведь "возвращенцам" нужно было жить здесь и сейчас, тогда как война осталась в прошлом.
Возвращение с войны в мирную жизнь весьма мучительно, уверен Платонов. Люди отвыкают от мирной жизни, домом для них становится казарма, окоп, ежедневные бои, кровь. Чтобы перестроиться на "мирный лад", необходима тяжелая работа над собой. Жена - это не боевой товарищ. Любая медсестра в этом смысле куда ближе солдату. Она, как и солдат, видит ежедневные страдания и смерть. Героизм жены состоит в другом - сохранить детей и домашний очаг.
Кто такой Петр Иванов, сын вернувшегося с фронта Алексея Иванова? Это "дитя войны" в рассказе становится противовесом своему отцу. Обладая сознанием взрослого человека, он заменил мужчину в доме, когда Алексей Иванов был на фронте. И отношения между ним и отцом - пожалуй, самое интересное, что есть в произведении. Ведь они оба не умеют жить обычной мирной жизнью. Капитан Иванов забыл, каково это, а его сын этому не научился.
"Возвращение" можно перечитывать много раз, и рассказ всегда оставляет неизгладимое впечатление. Платоновский стиль письма - "язык наизнанку" - как никак хорошо отражает суть рассказа - "жизни наизнанку". Каждый день, проведенный на войне, человек мечтает вернуться домой. Но проходит четыре долгих года, и ты уже перестаешь понимать, что такое дом. Солдат возвращается и не может найти свое место в этом "новом-старом" мире.
Большинство из нас читали этот рассказ в школе или институте. В преддверии Дня Победы его обязательно стоит перечитать. Хотя бы для того, чтобы снова понять, почему капитан Алексей Иванов так и не смог уехать к своей случайной попутчице Маше, а спрыгнул с поезда, увидев бегущих детей. "Обнажившееся сердце" не позволило это сделать, страх, любовь или привычка - решать читателю.
"В списках не значился". Борис Васильев
Действие повести разворачивается в самом начале Великой Отечественной войны в Брестской крепости, которая одной из первых приняла на себя удар немецкой армии. Главный герой — 19-летний лейтенант Николай Плужников, только что закончивший военное училище, прибыл в крепость в ночь на 22 июня. Его еще не успели внести в войсковые списки и, наверное, он мог бы уехать подальше от войны, но без колебаний он становится на защиту крепости, а значит, Родины и … своей невесты.
Эта книга по праву считается одним из лучших произведений о войне. Борис Васильев, сам участник боевых действий, писал о том, что ему близко — о любви, мужестве, героизме, и, в первую очередь, о человеке. О тех, кто жил и отчаянно сражался вопреки всему - голоду, холоду, одиночеству, отсутствию помощи, кто верил в победу, несмотря ни на что, о тех, кого "убить можно, а победить нельзя".
В неравном бою с врагом Плужников до последнего защищает крепость. И в этих сложных условиях сил ему придает любовь. Любовь заставляет надеяться, верить и не дает опустить руки. Он не узнал о гибели любимой и, наверное, именно уверенность в том, что она спаслась, дала ему сил продержаться в крепости до весны 1942 года, когда стало известно, что немцы не вошли в Москву.
За этот год вчерашний выпускник военного училища превратился в опытного бойца. Повзрослевший и утративший юношеские иллюзии, он стал последним защитником крепости, героем, которому даже немецкие солдаты и офицеры отдавали воинские почести. "Брестская крепость не сдалась, она истекала кровью", — так написал Борис Васильев о тех, самых страшных, первых днях войны. Сколько их, неизвестных, безымянных солдат, погибших на этой войне. О них эта книга - "Не так уж важно, где лежат наши сыновья. Важно только то, за что они погибли".
"Живи и помни". Валентин Распутин
1945 год. В родное село Атамановка после ранения и лечения в госпитале возвращается Андрей Гуськов. Но возвращение это совсем не героическое — он дезертир, из-за минутной слабости сбежавший с фронта в родные места. Неплохой человек, честно отвоевавший три с половиной года, теперь живет в тайге, как дикий зверь. О своем поступке он смог рассказать только одному человеку — своей жене Настене, которая вынуждена скрывать его даже от родных. Для нее их тайные, украдкой, редкие свидания, сродни греху. А когда выясняется, что она беременна, а по селу поползли слухи, что муж ее не погиб и скрывается поблизости, Настена буквально оказывается в тупике и находит лишь один выход…
"Живи и помни" — повесть о том, как война перевернула жизни двух людей, вырвав их из привычного уклада, о тех нравственных вопросах, которые война поставила перед людьми, о духовном перерождении, которое приходится пережить героям.
"Момент истины". Владимир Богомолов
1944 год. Белоруссия. В прифронтовой зоне действует группа немецких агентов, которые передают врагу информацию о советских войсках. Найти отряд лазутчиков поручают небольшой группе разведчиков СМЕРШ под руководством капитана Алехина.
Роман интересен в первую очередь тем, что он рассказывает о деятельности советской контрразведки в годы войны и основан на реальных событиях, в нем много фактов, подтвержденных документами.
История о том, как люди, каждый со своей судьбой и переживаниями, собирают информацию буквально по крупицам, как они ее анализируют, и на основе этого делают выводы, чтобы найти и обезвредить противника, захватывает - в середине XX века не было ни компьютеров, ни камер видеонаблюдения, ни спутников, по которым можно было выяснить местонахождение любого человека на Земле…
Автор показывает работу СМЕРШевцев с разных сторон, рассказывает с позиции разных героев. Владимир Богомолов — фронтовик, которому довелось служить в СМЕРШ, что позволило с такой точностью описать самые мелкие детали работы контрразведки. В 1974 году, когда книга впервые была опубликована в журнале "Новый мир", она стала, как сказали бы сейчас, настоящим бестселлером. С тех пор книга была переведена на несколько языков и выдержала уже более 100 переизданий.
"Сын полка". Валентин Катаев
Историю Вани Солнцева, который несмотря на свой юный возраст, уже видел много горя и смертей, знает, наверное, каждый. Эта повесть входит в школьную программу, и, пожалуй, лучшего произведения для подрастающего поколения о войне найти трудно. Тяжелая судьба умного и опытного в военном деле ребенка, которому все же нужна и любовь, и забота, и ласка, не может не тронуть. Как любой мальчишка, Ваня может не слушать взрослых, не думая о том, какой может быть расплата за это. Его новая семья — солдаты-артиллеристы, как могут, стараются его беречь и, в меру сил, ласкать и баловать мальчонку. Но война беспощадна. Капитан, названный отец мальчишки, погибая просит однополчан позаботиться о ребенке. Командир артиллерийского полка отправляет Ваню в суворовское училище — сцена расставания самая трогательная в книге: солдаты собирают своего сына в дорогу, складывая немудреные его пожитки, отдавая буханку хлеба и погоны погибшего капитана…
"Сын полка" стал первым произведением, когда автор показывает войну через восприятие ребенка. История этой повести началась в 1943 году, когда Катаев в одном из воинских подразделений повстречал мальчонку в солдатской форме, перешитой специально для него. Солдаты нашли ребенка в блиндаже и забрали с собой. Мальчик постепенно привык и стал им настоящим сыном. Писатель, работавший в годы войны фронтовым корреспондентом, рассказывал, что, выезжая на передовую, часто сталкивался с сиротами, жившими при воинских подразделениях. Именно поэтому ему удалось так пронзительно рассказать историю Вани Солнцева.
В годы Великой Отечественной войны в качестве корреспондента газеты «Красная звезда» Платонов побывал подо Ржевом, на Курской дуге, на Украине и в Белоруссии. Его первый военный рассказ был напечатан в сентябре 1942 года. Он назывался «Броня» и рассказывал о моряке, занятом изобретением состава сверхпрочной брони. После его гибели становится ясно, что броня, «новый металл», «твёрдый и вязкий, упругий и жёсткий» - это характер народа. Главный редактор «Красной звезды» Д. Ортенберг вспоминал: «Его увлекали не столько оперативные дела армии и флота, сколько люди. Он впитывал всё, что видел и слышал, глазами художника».
Основными жанрами прозы Платонова в годы войны были очерк и рассказ, что, как вы помните, вообще характерно для литературы тех лет. В «Красной звезде» были опубликованы «Труженик войны», «Прорыв на Запад», «Дорога на Могилёв», «В Могилёве» и др. Темы военных произведений Платонова - ратный труд и подвиг русского солдата, изображение античеловеческой сущности фашизма. Эти темы составляют основное содержание сборников прозы - «Под небесами Родины» (1942), «Рассказы о Родине» (1943), «Броня» (1943), «В сторону заката солнца» (1945), «Солдатское сердце» (1946). Платонова прежде всего интересовала природа солдатского подвига, внутреннее состояние, мгновение мысли и чувства героя перед самим подвигом. В рассказе «Одухотворённые люди» (1942) - о героизме морских пехотинцев в сражении под Севастополем - автор пишет о врагах: «Они могли биться с любым, даже самым страшным противником. Но боя со всемогущими людьми, взрывающими самих себя, чтобы погубить своего врага, они принять не умели».
Размышления о жизни и смерти, которые всегда волновали Платонова, в годы войны стали ещё более глубокими. Он писал: «Что такое подвиг - смерть на войне, как не высшее проявление любви к своему народу, завещанной нам в духовное наследство?» Примечателен рассказ «Неодушевлённый враг» (1943). Его идея выражена в размышлениях о смерти и победе над ней: «Смерть победима, потому что живое существо, защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая несёт ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда она соединяется со смертью, чтобы преодолеть её...»
В 1946 году в журнале «Новый мир» был опубликован рассказ А. Платонова «Семья Иванова» (более позднее название - «Возвращение») - о солдате, пришедшем с войны. В нём писатель поведал о трагедии народа, о тех семьях, которые после войны переживали драму, потому что вчерашние солдаты приходили ожесточёнными, изменившимися, с трудом возвращались к нормальной жизни. Правду жизни, по мнению Платонова, видели дети, которые одни понимали истинную цену семьи.
Этот рассказ был жестоко осуждён критиками. Автора обвиняли в клевете на действительность, в искажении образа воина, советского человека. Критик В. Ермилов так и назвал свою рецензию - «Клеветнический рассказ А. Платонова» (в 1964 году он признал в печати, что ошибся в оценке «Семьи Иванова»), После уничтожающей критики Платонова окончательно перестали печатать.
Писатель вернулся с войны с тяжёлой формой туберкулёза. В последние годы жизни он был прикован к постели. И всё же в конце 1940-х годов он готовит переложения народных сказок, пишет пьесу о Пушкине. Выходят в свет три сборника обработанных писателем народных сказок: «Финист - ясный сокол», «Башкирские народные сказки», «Волшебное кольцо» (под редакцией М.А. Шолохова). В 1950 году он начал писать новое произведение - пьесу «Ноев ковчег», но работа осталась незавершённой. Умер Андрей Платонович Платонов 5 января 1951 года и был похоронен на Армянском кладбище в Москве.
В «Красной звезде» появились очерки «Броня», «Труженик войны», Прорыв на Запад», «Дорога на Могилев», «В Могилеве» и др. Очерк Оборона Семидворья» был подвергнут критике в «Правде», однако никаких оргвыводов не последовало, и Платонова продолжали печатать. Темы военных очерков и рассказов Платонова – героизм народа, разоблачение фашистской идеологии, вера в победу над врагом. Эти темы составляют основные содержания сборников прозы – «Под небесами Родины» (1942), «Рассказы о Родине» (1943), «Броня» (1943), «В сторону заката солнца» (1945), «Солдатское сердце» (1946). Платонова прежде всего интересовала природа солдатского подвига, внутреннее состояние, мгновение мысли и чувств героя перед самим подвигом. Об этом написан рассказ «Одухотворенные люди» (1942) – о сражении под Севастополем, о героизме морских пехотинцев. Подразделение, которым командовал политрук Фильченко, остановило наступление фашистских танков, в живых из моряков никого не осталось – все погибли, бросаясь под танки с гранатами. Автор пишет о врагах: «Они могли биться с любым, даже самым страшным противником. Но боя со всемогущими людьми, взрывающими самих себя, чтобы погубить врага, они принять не умели». Художественно сильное и выразительное, но эмоционально сдержанное повествование об «одухотворенных», «всемогущих людях» составило основное содержание рассказов военных лет. Философские размышления о жизни и смерти, которые всегда волновали Платонова, в годы войны стали еще более интенсивными; он писал: «Что такое подвиг – смерть на войне, как не высшее проявление любви к своему народу, завещанной нам в духовное наследство?»
Ряд рассказов и очерков Платонова посвящен разоблачению идеологии фашизма и ее применения на «практике» («Неодушевленный враг», «Девушка Роза», «Седьмой человек», «На могилах русских солдат» и др.). Примечателен рассказ «Неодушевленный враг» (1943, опубликован в 1965). Его идея выражена в размышлениях о смерти и победе над ней: «Смерть победима, потому что живое существо, защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая несет ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда она соединяется со смертью, чтобы преодолеть ее...»
Для Платонова – автора военной прозы чужды фальшивый прямолинейный оптимизм, лозунговый патриотизм, наигранное бодрячество. Трагическое в произведениях этих лет раскрывается через судьбы «тружеников войны», в изображении безысходного горя тех, кто потерял близких и родных. При этом Платонов избегает и художественных изысков, и грубого натурализма; манера его проста и безыскусственна, ибо в изображении страданий народа нельзя сказать ни одного фальшивого слова. Трагическим реквиемом звучит рассказ «Мать (Взыскание погибших)» о старой женщине Марии Васильевне, вернувшейся после скитаний в родной дом и потерявшей всех своих детей. Мать пришла на их могилу: она снова припала к могильной мягкой земле, чтобы ближе быть к своим умолкшим сыновьям. И молчание их было осуждением всему миру – злодею, убившему их, и горем для матери, помнящей запах их детского тела и цвет их живых глаз...» И «сердце ее ушло» от горя. Причастность каждого к народному страданию, платоновское «равенство в страдании» звучит в заключительной фразе красноармейца: «Чьей бы матерью ни была, а я без тебя тоже остался сиротой».
Рассказ «Семья Иванова» (1946), впоследствии названный «Возвращение» – шедевр поздней прозы Платонова. Но именно его публикация принесла писателю горькие испытания: ему вновь пришлось надолго замолчать после статьи В. Ермилова «Клеветнический рассказ А. Платонова». В рассказе была обнаружена «гнуснейшая клевета на советских людей, на советскую семью», на воинов-победителей, возвращавшихся домой, «любовь А. Платонова ко всяческой душевной неопрятности, подозрительная страсть к болезненным – в духе самой дурной «достоевщины» – положениям и переживаниям», манера «юродствующего во Христе» и т. д. Особую ярость вызвал образ Петруши, мальчика-старичка, который проповедует мораль – все прощать.
Не стоило бы вспоминать эту клеветническую статью о Платонове, если бы не одна деталь: критик в сущности верно нащупал узловые моменты рассказа, только дал им совершенно искажающую смысл интерпретацию. Критик писал так, словно и не было страшной трагедии народа, пережившего войну, словно и не было миллионов разрушенных семей, ожесточенных сердец, как будто не было солдат, привыкших к жестокости и с трудом «возвращавшихся» к нормальной человеческой жизни, не было голодных детей, которых спасали матери-»изменницы». По Платонову, именно дети, внезапно состарившиеся, ни в чем неповинные, несли правду жизни, только они знали цену семьи и видели в неискаженном свете мир. В «Кратком изложении темы киносценария с условным названием «Семья Иванова»« Платонов писал, что это будет «история одной советской семьи, которая... переживает катастрофу и обновляется в огне драмы...» Об участии детей в этом обновлении он писал так: «В дело вступают дети, опытные жизнью, рассудительные умом и чистые сердцем. Их действия – в пользу примирения отца с матерью, ради сохранения семейного очага, – их нежная, но упрямая сила словно осветляют и очищают темный поток жизни, темную страсть отца и матери, в которой дети правильно чувствуют враждебную для себя, смертельно опасную для всех стихию».
Образ Петруши является как бы завершением творческих исканий Платонова, его размышлений о роли детей в этом мире, об ответственности людей за их судьбы. И, пожалуй, самая замечательная идея писателя – мысль об ответственности самих детей за судьбы взрослых. Еще в 30-е годы Платонов писал: «Гений детства в соединении с опытом зрелости обеспечивает успех и безопасность человеческой жизни». Война возложила на худенькие плечи Петруши недетские заботы: он стал в семье вместо отца, сердце его стало тревожным и по-своему мудрым, он – хранитель домашнего очага. Характерная символическая деталь – Петруша постоянно заботится, чтобы в доме было тепло, а дрова «горели хорошо». Самому ему почти ничего не нужно, он привык мало есть, чтоб другим больше досталось, спал он «чутко и настороженно». Именно Петруша излагает свою философию жизни, христианскую идею прощения и доброты; рассказ о дяде Харитоне и его жене получился одним из важных моментов, раскрывающих смысл «Возвращения». Есть главное дело – «жить надо», а не ругаться, не вспоминать прошлое, забыть его, как забыли дядя Харитон со своей женой Анютой. Горячая исповедь жены только оскорбила и возмутила отца, поднялись в душе «темные стихийные силы». Финал рассказа несет в себе освобождающую силу и просветление остывшей в годы войны души. Иванов узнал в бегущих наперерез поезду своих детей к медленно «возвращается» в нормальный, уже послевоенный мир, где главное – любовь, заботы, человеческое тепло: «Иванов закрыл глаза, не желая видеть боли упавших обессилевших детей, и сам почувствовал, как жарко стало у него в груди, будто сердце, заключенное и томившееся в нем, билось долго и напрасно всю его жизнь, и лишь теперь оно пробилось на свободу, заполнив все его существо теплом и содроганием».
9.А. Платонов. Рассказ "Возвращение" в контексте творчества и судьбы писателя.
Рассказ А. Платонова «Возвращение» первоначально имел название «Семья Ивановых» , как бы подсказывая читателю, что главными героями рассказа являются люди из одной семьи. Однако название «Возвращение» , под которым мы сегодня знаем знаменитое произведение Платонова, наиболее емко передает глубокий философский смысл рассказа.
На первый взгляд тема возвращения в рассказе лежит на поверхности – Алексей Алексеевич Иванов, капитан гвардии, возвращается домой после войны. В литературе послевоенного времени было много таких произведений, расписывающих в самых радужных красках возвращение к родным воинов-защитников, окруженных ореолом героизма и благородства.
Однако впервые у А. Платонова появляется совершенно иное осмысление послевоенной жизни, за которое автор подвергся жесточайшей критике во времена сталинского режима. Главный персонаж Иванов совсем не похож на идеального героя – честного, благородного, самоотверженного. Это человек, душа которого надломлена войной, сердце зачерствело, а разумом руководят тщеславие и честолюбие. Платонов в своем рассказе обнажает обратную сторону победы, тяжелые раны, нанесенные войной каждой семье, раны, которые трудно излечить.
Иванов отвык от домашней жизни, семьей и домом на четыре года ему стали война и сослуживцы, он не готов к возвращению. Не случайно поезд, который должен отвезти его на родину задерживается на 3 дня, а потом Алексей сходит с него с попутчицей Машей, оттягивая свой приезд домой.
Дома он чувствует себя чужим и бесполезным, Иванов понимает, что нужно взять жизнь жены и детей в свои руки, и принимать самостоятельные решения, а не выполнять служебные приказы. Это пугает его, он думает только о своем болезненном эго и, выгораживая себя и свое желание бросить дом и связанные с ним трудности, он делает виноватыми жену и детей – в том, что жена поддалась минутной слабости и не была верна, старший сын всем заправляет и командует в доме, а маленькая дочь не признает отца и предпочитает ему дядю Семена.
Вот каким оказалось для Алексея возвращение после войны. Таким ли видел он его в своих мечтах? Наверняка нет, да и не состоялось для него возвращение по-настоящему, сердцем и разумом он не смог вернуться, поэтому ему видится только один выход – бросить семью и уехать.
Почему рассказ Платонова назван «Возвращение» ? Когда поезд, в котором уезжает от своих родных Иванов, трогается, он видит из окна, что двое его ребятишек отчаянно, спотыкаясь и падая, пытаются угнаться за составом и жестами призывают его вернуться к ним. Только теперь он смог преодолеть свое самолюбие и коснуться жизни «обнажившимся сердцем» , в этот момент наступило духовное прозрение и состоялось настоящее возвращение Иванова к самому себе и к своему дому.
Рассказ Андрея Платонова под названием “Возвращение” не был опубликован при жизни писателя. В журнале “Новый мир” в предпоследнем (сдвоенном) номере за 1946 год (№ 10-11) появился только первый его вариант “Семья Иванова”, сразу подвергнутый жестокой критике со стороны тогдашних авторитетов советской литературы - А. Фадеева и В. Ермилова1 . После чего автор существенно доработал журнальный вариант, в частности дав ему иное название, но опубликовать так и не смог. В первый раз рассказ напечатан в 1962-м, спустя 11 лет после смерти писателя2 . Как пишет в комментарии Н. Корниенко, “только по чистой случайности имя Платонова не попало на страницы знаменитого партийного постановления 1946 г. о журналах “Звезда” и “Ленинград”. Рассказ “Семья Иванова” хотел печатать журнал “Звезда”, но Платонов весной 1946 г. забирает рассказ из “Звезды” и передает в “Новый мир””3.
Причины этой передачи неизвестны, как неизвестно и то, почему вообще рассказ был опубликован. В своей критике Фадеев - вполне руководствуясь духом Постановления - назвал рассказ “лживым и грязноватым”, “перерастающим в злопыхательство”, даже “выползшей на страницы печати обывательской сплетней”, Ермилов же, выступивший до него, - наполненным “мраком, цинизмом, душевной опустошенностью”, “гнуснейшей клеветой на советских людей”. По словам последнего, Платонов всегда любил “душевную неопрятность”, обладал “пакостным воображением”, у него тяга ко всему “страшненькому и грязненькому”, в духе дурной “достоевщины”, он превратил даже 11-летнего героя “в проповедника цинизма” (это по поводу истории, пересказанной Петрушкой, про “дядю Харитона” и терпимость того к измене собственной жены). Платоновский Иванов для Ермилова - “толстокожий” и “грубошерстный”: для того чтобы “прошибить” этого человека, вернуть ему совесть, понадобилась такая страшная сцена, как “жалкие, спотыкающиеся детские фигурки, бегущие вдогонку за “гулящим” отцом”. (Но, значит, все-таки, самого критика эта сцена в рассказе, что называется, проняла или даже “прошибла”! - Отчасти это подтверждается тем, что спустя почти 20 лет Ермилов вынужден был признать свой поступок с рецензированием статьи “ошибочным”.) Особенно же возмутительным для него показалось то, что герой показан как “просто самый обыкновенный, “массовый” человек; недаром ему присвоена такая обиходная, многомиллионная фамилия. Эта фамилия имеет в рассказе демонстративное значение: дескать, именно таковы многие и многие “Ивановы и их семьи””.
Изменив название, Платонов только в этом как бы пошел навстречу пожеланию критика. В целом же, напротив, он в чем-то усилил именно те стороны, за которые его ругали. Вот еще два патетических пуанта статьи Ермилова: “Нет на свете более чистой и здоровой семьи, чем советская семья” (невольно вспоминаются слова Понтия Пилата из второй главы “Мастера и Маргариты”) и еще - “Советский народ дышит чистым воздухом героического ударного труда и созидания во имя великой идеи - коммунизма”. Все дело в том, что воспевания этого в рассказе не было. Описание у Платонова, резюмирует Ермилов, “всегда только по внешней видимости реалистично, - по сути же оно является имитацией конкретности” (но чем же, в конце концов, должно быть художественное описание, если не имитацией конкретности?).
Характерно, пожалуй, изменение формы имени сына Иванова, произошедшее в окончательной редакции, да и само различие того, как называют его в рассказе повествователь, мать и отец: первый раз он назван уменьшительно Петькой - еще заглазно, в отдаленном воспоминании отца, не видевшего детей четыре долгие года и помнившего сына лишь маленьким. Потом, наоборот, отец называет его по-взрослому - Петром (повествователь как бы примеривается, как называть 11-летнего мальчика), при первой встрече с ним, в глаза, отец назовет сына даже по отчеству - Петром Алексеевичем, отчасти в шутку, чтобы показать, что того трудно узнать, потом еще дважды - Петей (тут он вынужден как бы оправдываться перед сыном, о чем будет разговор дальше), но затем сразу же и до конца только - Петрушкой. Кстати, так звали героя и таково было второе название (обычно Платонов писал его в скобках, вслед за основным) рассказа, не опубликованного при жизни, 1943 года, с основным названием - “Страх солдата”.
Мать же в прямой речи везде в “Возвращении” обращается к сыну ласкательно - Петруша. Надо сказать, что в рассказе “Семья Иванова” формы имени Петрушка вообще не было, вместо нее везде - и в обращении отца и матери, и в речи повествователя - только Петруша. Позже, в переработанном варианте, такая ласкательно-уважительная форма делается более значимой, оставаясь только в устах матери: ср. также называние сына Петрушей у патриархальных родителей пушкинского Петра Гринева в “Капитанской дочке”. Обыденно-нейтральным в рассказе Платонов делает имя Петрушка, с которым для русской культуры исходно связаны коннотации высмеивания и даже глумления - в традиции площадного театра и лубка. (Всего в этой форме имя употреблено в рассказе 72 раза.)
10. Тема возвращения в послевоенной литературе (М. В. Исаковский, А. Т. Твардовский, А. П. Платонов).
Характерна для литературы первых послевоенных лет тема возвращения вчерашних воинов к мирному труду. Эта тема была рождена самой жизнью. С фронтов Отечественной войны возвращались миллионы людей. Они с воодушевлением включались в творческий труд, боролись за осуществление намеченного партией и правительством. плана восстановления и дальнейшего развития народного хозяйства.
Советский народ горячо взялся за осуществление этого плана. Было восстановлено и вновь построено свыше 6000 промышленных предприятий. Добыча угля и нефти, производство стали и чугуна быстро достигли довоенного уровня.
Обращаясь к современности, писатели создавали произведения о рабочем классе и колхозном крестьянстве, о советской интеллигенции, о новом типе человека, выросшего и воспитанного в условиях социализма. Созидательный труд становится главной темой многих значительных произведений. Центральное место в них занимает образ человека, вернувшегося с войны. В отличие от буржуазных литераторов, изображавших вчерашнего солдата и офицера духовно опустошенным, потерявшим веру в счастье, не находящим себе места в мирной жизни, советские писатели рассказывали о трудовом пафосе, воодушевлявшем людей, вернувшихся с войны.
Типичным для первых послевоенных лет является образ демобилизованного офицера в романе С. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды». Герой Советского Союза Сергей Тутаринов по возвращении из армии становится организатором нового подъема колхозного хозяйства. Это передовой, способный, энергичный работник, увлеченный своим делом. Он сталкивается с председателем райисполкома Хохлаковым, потерявшим чувство нового и неспособным возглавить дальнейшее развитие колхозной деревни, с бюрократом Хворостянкиным, образ которого дан в сатирических тонах, и с рядом других отрицательных персонажей. Изображение борьбы Тутаринова с этими людьми могло бы привести автора к постановке принципиальных вопросов развития послевоенного колхозного хозяйства. Однако они не нашли отражения в романе. В еще большей степени, чем у Е. Мальцева, в романе С. Бабаевского проблемы колхозного хозяйства ограничены узкими рамками и не находят выхода в общую, сложную, противоречивую послевоенную обстановку.
Эти недостатки еще резче проявились в двухтомном романе «Свет над землей» (1949-1950). Здесь герои, уже знакомые читателям по роману «Кавалер Золотой Звезды», превращаются нередко в схематические «служебные» фигуры, призванные лишь иллюстрировать те или иные тезисы, и подчас лишены внутреннего, присущего их характерам развития. Автор облегченно изобразил преодоление возникших противоречий, пройдя мимо действительных трудностей, мешавших росту сельского хозяйства.
Подобный отказ от раскрытия противоречий жизни, сглаживание трудностей и недостатков были связаны с «теорией бесконфликтности», получившей распространение в эти годы.
Сторонники этой теории исходили из надуманного положения, будто в социалистическом обществе, в котором нет антагонистических классов, не существуют и теоретически невозможны никакие конфликты, кроме конфликтов «между хорошим и отличным». Отрицание фактов борьбы социалистического общества против еще живучих пережитков прошлого, против недостатков, имеющих место в действительности, приводило на практике к созданию произведений, в которых нарушалась правда жизни, отсутствовали напряженное действие, живые и целеустремленные характеры; композиция таких произведений, лишенных драматического конфликта, неизбежно становилась рыхлой и аморфной. Как отмечалось в редакционной статье «Правды» «Преодолеть отставание драматургии», в самой советской действительности имеются противоречия и недостатки, происходят конфликты между новым и старым, которые литература, верная правде жизни, должна раскрывать, поддерживая новое и передовое и беспощадно разоблачая все, что мешает развитию советского общества. В статье указывалось, что одним из отстающих жанров литературы является сатира, призванная высмеивать отрицательные явления и активно бороться с ними. Однако в этой статье не были вскрыты главные причины, по которым возникали бесконфликтные произведения, и литература избегала говорить о противоречиях. Эти причины стали ясны лишь тогда, когда было покончено с последствиями культа личности.
В связи с теорией бесконфликтности неверное толкование получили проблемы типического и проблема положительного героя.
Представление о том, что типическим может быть только наиболее распространенное, с одной стороны, а с другой - представление о типическом как о выражении социальной сущности вели к иллюстративности, к игнорированию неповторимой индивидуальности живых человеческих характеров. А тезис, будто наибольшей воспитательной силой обладают так называемые «идеальные» герои, наделенные всеми положительными качествами, наталкивал на конструирование персонажей умозрительных и схематичных, вел к отказу от реалистических традиций Горького и Шолохова, Фадеева и Островского, Макаренко и Крымова с их живыми и развивающимися героями.
Плодотворному разрешению всех этих вопросов и ликвидации догматизма в теории социалистического реализма способствовала вся атмосфера нашей жизни на новом историческом этапе.
Платонов Андрей
Ночной ветер ревел над поблекшей осенней природой. Он шевелил лужи и не давал остынуть грязи. Хорошее узкое шоссе вело на холм, а по сторонам дороги была та безлюдная унылая глушь, какая бывает в русском уезде. День еще не совсем кончился, но дикий ветер нагонял сон и тоску.
Поэтому в усадьбе на холме уже горел огонь - это оружие тепла и уюта против сырой тьмы, гонимой ветром с моря.
По шоссе проехал маленький автомобиль «Татра». В нем сидел одинокий человек. Он небрежно держал баранку руля левой рукой, а правой помахивал в такт своим рассуждениям. Вероятно, он забывал ногой нажимать на газ машина шла тихо. Только поэтому она и не свалилась в сточную канаву, так как человек иногда и левую руку снимал с руля, резким жестом - обеими руками - подтверждая свою невидимую мысль.
Навстречу мотору росли освещенные окна большого особняка, а с половины холма виднелись сырые поля, фермы, трубы фабрик - целая страна, занятая сейчас скорбной непогодой.
Пассажир автомобиля въехал прямо в открытый гараж и повалил подножкой машины ведро с водой.
Потушив машину, человек пошел в дом и начал звонить. Ему никто не вышел отворять, потому что дверь была открыта, а звонок не действовал.
Так-с! - сказал человек и догадался войти в незапертую дверь.
Большие комнаты жили пустыми, но все были сильно освещены. Назначение дома поэтому нельзя было определить: либо это зимнее помещение для обучения велосипедной езде, либо здесь жила семья, не оборудованная для жизни в таком солидном особняке.
Последняя дверь, в которую вошел приезжий, вела в жилую комнату. Она была меньше других и пахла человеком. Однако мебели и тут недоставало: только стол и стулья вокруг него. Зато за столом сидела хозяйка - молодая русая женщина, а на столе роскошная, даже ненужная пища. Так, обыкновенно, начинает кормить себя бедный человек после длинных годов плохого питания.
Женщина ждала приехавшего. Она даже не начинала есть эти яства, лишь слегка отщипывая от них. Она хотела дождаться мужа и с ним разделить наслаждение обильной еды. Это было хорошим чувством прежней бедности: каждый кусок делить пополам.
Женщина поднялась и притронулась к мокрому мужу.
Сергей, я ждала тебя раньше! - сказала она.
Да, а я приехал позже! - невнимательно ответил муж.
Налетевший дождь с ветром ударил по мрачному сплошному стеклу огромного окна.
Что это? - съежилась женщина.
Чистая вода! - разъяснил муж и проглотил что-то с тарелки.
Хочешь омара? - предложила жена.
Нет, дай-ка мне соленой капустки!
Женщина с печалью глядела на мужа - ей было скучно с этим молчаливым человеком, но она любила его и обречена на терпение. Она тихо спросила, чтобы рассеять себя:
Что тебе сказали в министерстве?
Ничего! - сообщил муж. - Женева провалилась: американцы отмели всякое равновесие в вооружении. Это ясно: равновесие выгодно слабому, а не сильному.
Почему? - не поняла жена.
Потому что Америка богаче нас и хочет быть сильней! И будет! Нам важно теперь качественно опередить ее…
Женщина ничего не понимала, но не настаивала в вопросах: она знала, что муж может тогда окончательно замолчать.
Дождь свирепел и метал потоки, преграждаемые окном. В такие минуты женщине делалось жалко раскинутых по всей земле людей и грустнее вспоминалась далекая родина - такая большая и такая беззащитная от своей величины.
А как качественно, Сережа? Вооружиться качественно, да?
Муж улыбнулся. В нем проснулась жалость к жене от робкого тона ее вопроса.
Качественно - это значит, что Англия должна производить не броненосцы и подводные лодки и даже не аэропланы - это слишком дорого, и Америка всегда опередит нас. У ней больше денег. Значит, количественно Америка нас задавит. А нам надо ввести в средства войны другие силы, более, так сказать, изящные и дешевые, но более едкие и разрушительные. Мы просто должны открыть новые боевые средства, сильнее старых по разрушительному качеству… Теперь тебе ясно, Машенька?
Да, вполне ясно, Сережа! Но что же это будет?
Что? Скажем, универсальный газ, который превращает с одинаковой скоростью и силой - и человека, и землю, и металл, и даже самый воздух - в некую пустоту, в то самое, чем полна вся вселенная - в эфир. Ну, этой силой еще может быть что теперь называют сверхэлектричеством. Это - как тебе сказать? - особые токи с очень высокой частотой пульса…
Женщина молчала. Мужу захотелось обнять ее, но он сдержался и продолжал:
Помнишь, к нам приезжал профессор Файт? Вот он работает над сверхэлектричеством для военного министерства…
Это рыжий потный старик? - спросила жена. - У, противный такой! Что же он сделал?
Пока умеет камни колоть на расстоянии километра. Наверное, дальше пойдет…
Супруги расстались. Муж пошел в лабораторию, занимавшую весь нижний полуподвал, а женщина села к телефону говорить с лондонскими подругами. От усадьбы до Лондона - 22 километра по счетчику автомобиля.
Оборудование лаборатории указывало, что здесь может работать химик и электротехник. Тот, кого женщина наверху называла Сергеем, здесь превращался в инженера Серденко - имя никому не известное, даже специалистам.
Если раньше инженер делал открытие, то его находила слава. У Серденко происходило наоборот - с каждым новым изобретением его имя делалось все забвеннее и бесславнее. Ни один печатный листок никогда не упоминал про работы инженера Серденко, только холодные люди из военного министерства все более охотно подписывали ему ассигновки из секретных фондов. Да еще два-три высококвалифицированных эксперта, обреченных на вечное молчание, изредка давали заключения по изобретениям Серденко.
Душа Серденко состояла из мрачной безмолвной любви к жене и обожания России - бедной и роскошной ржаной страны. Именно воображение соломенных хат на ровном пространстве, обширном, как небо, успокаивало Серденко.
Я вас еще увижу! - говорил он себе - и этой надеждой прогонял ночную усталость. <…>
Ему давали очень жесткие короткие сроки для исполнения заданий, поэтому он успевал их выполнять только за счет сокращения сна.
Нынче тоже Серденко не собирался спать. Пустынные залы лаборатории были населены дикими существами точных и дорогих аппаратов.
Серденко сел за огромный стол, взял газету и стал размышлять. Он верил, что можно доработаться до такого газа, который будет всеобщим разрушителем. Тогда Америка, с ее миллиардами, станет бессильной. История, с ее дорогой к трудовому коллективизму, превратится в фантазию. Наконец, все кипящее несметное безумное человечество можно сразу привести к одному знаменателю - и притом к такому, к какому захочет владелец или производитель универсального газа.
Я всегда читаю военные рассказы Платонова в разных аудиториях - на университетских лекциях и семинарах, уроках литературы в школе, дружеских семейных вечерах, в библиотеках… Только подлинная проза выдерживает испытание чтением вслух. Но не об этом даже речь. Рассказы Платонова, написанные им в «действующей армии» (именно так подписаны сохранившиеся рукописи 1942–1945 годов), – это уникальное явление духовной прозы в советской литературе.
О подвиге советского воина писали многие, но, как точно заметил Валентин Распутин, Платонов делал это по-другому: «Откуда-то опять же издалека, глазами корневого человека, посланника всех времён видел он происходящее. И воевавший получил у Платонова иной, не начертательный, а самовыражающийся образ».
Такой «корневой человек» со своим космосом отечества появился уже в первом рассказе Платонова военных лет «Божье дерево». Уходя из дома на дорогу войны, Степан Трофимов как утешение, силу и защиту берёт с собой лист с «божьего дерева родины». Это надо читать вслух:
«Мать с ним попрощалась на околице; дальше Степан Трофимов пошёл один. Там, при выходе из деревни, у края просёлочной дороги, которая, зачавшись во ржи, уходила отсюда на весь свет, – там росло одинокое старое дерево, покрытое синими листьями, влажными и блестящими от молодой своей силы. Старые люди на деревне давно прозвали это дерево «божьим», потому что оно было не похоже на другие деревья, растущие в русской равнине, потому что его не однажды на его стариковском веку убивала молния с неба, но дерево, занемогши немного, потом опять оживало и ещё гуще прежнего одевалось листьями и потому ещё, что это дерево любили птицы. Они пели там и жили, и дерево это в летнюю сушь не сбрасывало на землю своих детей – лишние увядшие листья, а замирало всё целиком, ничем не жертвуя, ни с кем не расставаясь, что выросло на нём и было живым.
Степан сорвал один лист с этого божьего дерева, положил его за пазуху и пошёл на войну».
Тайна «одушевлённой родины» остаётся главной темой, нет, не темой, а пафосом платоновской прозы военных лет. Ему не надо было в первый год войны срочно менять идеологические вехи (а многим советским писателям пришлось эти вехи менять – очень даже не простая тема). Он восстанавливал в правах и правде свою запрещённую страну – крестьянскую и пролетарскую Россию «Чевенгура», «Котлована», «Ювенильного моря» и «Высокого напряжения»: «душевных бедняков» и крамольное в советском языке слово «душа» («Пустодушие»), сомневающихся мастеровых («Неодушевлённый враг»), народный взгляд на войну как тяжкий труд («Иван Толокно – труженик войны»), язык притчи, легенды и сказания («Божье дерево», «Сампо»), былины и сказки («Дед-солдат», «Рассказ о мёртвом старике»), плача и русской песни («Броня», «Одухотворённые люди»).
Один из шедевров военной прозы Платонова – рассказ «Одухотворённые люди (Рассказ о небольшом сражении под Севастополем)». В письме жене от 10 августа 1942 года Платонов сообщал: «Самая важная моя работа сейчас: пишу повесть о пяти моряках-севастопольцах. Помнишь – о тех, которые, обвязав себя гранатами, бросились под танки врага. Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне поручено сделать из него достойное памяти этих моряков произведение. Я пишу о них со всей энергией духа, какая только есть во мне.
И это произведение, если оно удастся, самого меня хоть отдалённо приблизит к душам погибших героев. Мне кажется, что мне кое-что удаётся, потому что мною руководит воодушевление их подвига, и я работаю, обливая иногда слезами рукопись, но это не слёзы слабости. <…> У меня получается нечто вроде Реквиема в прозе».
Из многочисленных откликов современников на платоновский «Реквием» (одно из первых названий рассказа в рукописи) составляется целый свод якобы допущенных писателем идеологических ошибок. Здесь и христианский гуманизм, и особое внимание к страданию, и излишний трагизм, и крайний индивидуализм, и отрыв человека от общества. Как отражение этих пороков и апофеоз смерти был прочитан ключевой эпизод рассказа – изображение смерти краснофлотцев.
Прочитаем этот эпизод рассказа 1942 года, вызвавший гнев современников Платонова, рядом с внутренне близким эпизодом другого платоновского «реквиема в прозе» – повести «Котлован» (1930).
«Одухотворённые люди» :
«Цибулько подошёл к Фильченко и поцеловал его. И все, каждый с каждым, поцеловали друг друга и посмотрели на вечную память друг другу в лицо.
С успокоенным, удовлетворённым сердцем осмотрел себя, приготовился к бою и стал на своё место каждый краснофлотец. У них было сейчас мирно и хорошо на душе; они благословили друг друга на самое великое, неизвестное и страшное в жизни – на то, что разрушает и что созидает её, – на смерть и победу, и страх их оставил, потому что совесть перед товарищем, который обречён той же участи, превозмогла страх. Тело их наполнилось силой, они почувствовали себя способными к большому труду, и они поняли, что родились на свет не для того, чтобы истратить, уничтожить свою жизнь в пустом наслаждении ею, но для того, чтобы отдать её обратно правде, земле и народу, – отдать больше, чем они получили от рождения, чтобы увеличился смысл существования людей…
– Даниил! – тихо произнёс Паршин.
– Юра! – ответил Одинцов.
Они словно брали к себе в сердце друг друга, чтобы не забыть и не разлучиться в смерти.
– Эх, вечная нам память! – сказал, успокаиваясь и веселея, Паршин».
«Котлован» :
«– Готовы, что ль? – спросил активист.
– Подожди, – сказал Чиклин активисту. – Пусть они попрощаются до будущей жизни…
И, сказав последние слова, мужик обнял соседа, поцеловал его трижды и попрощался с ним.
– Прощай, Егор Семёныч!
– Не в чем, Никанор Петрович: ты меня тоже прости.
Каждый начал целоваться со всей очередью людей, обнимая чужое доселе тело, и все уста грустно и дружелюбно целовали каждого…
Многие, прикоснувшись взаимными губами, стояли в таком чувстве некоторое время, чтобы навсегда запомнить новую родню, потому что до этой поры они жили без памяти и без жалости».
Защитники идеологической чистоты советской литературы увидели в этом эпизоде апофеоз смерти, но Платонов пишет смертный час краснофлотцев как апофеоз подлинного бессмертия русского солдата, залогом которого оставалась его вечная душа – «способность чувствовать и мучиться» («Джан»). Не раз в годы войны он скажет о том, что народ, перенёсший страдания исторических «котлованов», непобедим. Морские пехотинцы Платонова – из его советской России (мирное прошлое героев восходит к «Котловану», «Фро», «Первому Ивану», «Высокому напряжению»), и потому они приуготовляются к смерти с такой же серьёзностью и духовной сосредоточенностью, как крестьяне в «Котловане» и старые чевенгурцы, они ведают о языке «вечной памяти», о «памяти смерти» в «чувстве сердца».
Каждый из военных рассказов добавляет и уточняет что-то очень важное в открытии – прежде всего для нас! – может быть, главного духовного знания о базовом источнике победы народа в этой страшной войне, о законе любви:
«Они жмут потому, что детей своих любят больше, чем ненавидят Гитлера» (из черновых записей 1943 г.);
«Тайна родины была ясна ему; она открывается в локоне волос с головы дочери-ребёнка, что хранит красноармеец у себя в вещевом мешке и носит за плечами тысячи вёрст, она в дружбе к товарищу, которого нельзя оставить в битве одного, она в печали по жене; вся тайна родины заключается в верности, оживляющей душу человека, в сердце солдата, проросшем своими корнями в глубину могил отцов и повторившемся в дыхании ребёнка, в родственной связанности его на смерть с плотью и осмысленной судьбою своего народа» (первая редакция рассказа «Афродита», 1943).
Он был свидетелем Курской битвы, форсирования Днепра, освобождения Украины и Белоруссии. Написанные по горячим следам военных операций очерки и рассказы печатаются в «Красной звезде», с неизменной пометой в конце текста: «Действующая армия». В письмах жене (они сегодня наконец-то опубликованы без купюр) проговариваются главные темы личной, военной и литературной жизни: «Наши бойцы действуют изумительно. Велик, добр и отважен наш народ!» (письмо от 27 июля 1942 г.); «Здесь я ближе к нашему сыну; вот почему между другими причинами я люблю быть на фронте. <…> Здесь для меня люди ближе, и я, склонный к привязанности, люблю здесь людей. Русский солдат для меня святыня, и здесь я вижу его непосредственно. Только позже, если буду жив, я опишу его» (письмо от 3 октября 1943 г.).
Платонов потерял в годы войны единственного сына, мальчика, прошедшего сталинские лагеря… Платон умер 4 января 1943 года. 15 февраля 1943 года осведомитель НКВД докладывал о настроении Платонова: «Советская власть отняла у меня сына – советская власть упорно хотела многие годы отнять у меня и звание писателя. Но моего творчества никто у меня не отнимет. Они и теперь-то печатают меня, скрипя зубами. <…> Я со своих позиций не сойду никуда и никогда. Все думают, что я против коммунистов. Нет, я против тех, кто губит нашу страну. Кто хочет затоптать наше русское, дорогое моему сердцу. А сердце моё болит. Ах, как болит! <…> вот сейчас я на фронте много вижу, наблюдаю (Брянский фронт). Моё сердце разрывается от горя, крови и человеческих страданий. Я много напишу. Война меня многому научила». Платонов действительно много пишет, однако после партийной критики рассказа «Оборона Семидворья», герои которого сражаются с врагом, имея в себе, как и толстовский Тушин, свой особый «фантастический мир», всё чаще его произведения философско-психологического плана не проходят в печать или же подвергаются чудовищному искажению… Но он продолжает вести и создавать свою художественную летопись военных лет, соединяя историческую реальность с реальностью духовного знания, любви и вечной памяти о погибших.
С 1942 года в прозу Платонова входит открытая дорогами войны тема нечеловеческих страданий и жертв народа, оказавшегося в немецкой оккупации. Он много видел сам, двигаясь вместе с армией по разорённым сёлам и городам. С 1943 года все центральные газеты постоянно печатали сообщения Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков на освобождённых Красной армией территориях: акты раскопок захоронений убитых и замученных, данные по концлагерям, свидетельские показания, фотографии изуродованных тел детей и стариков, изнасилованных женщин, дотла сожжённых сёл и разрушенных городов.
28 октября 1943 года в «Красной звезде» печатается рассказ Платонова «Мать» . Его нужно читать всем, в каждой семье, он должен звучать в исполнении лучших деятелей культуры… Я не представляю человека, который после прочтения этого великого скорбного текста-плача может произнести нечто, оскорбляющее память русского советского солдата, память погибших. Его основное название, которое не прошло в прижизненных изданиях, само говорит о многом: «Взыскание погибших» , имя одной из икон Божией Матери. Тема «взыскания погибших» как наиважнейшая тема военной литературы формулируется Платоновым в записной книжке 1942 года: «Оч<ень> важно . Смерть. Кладбище убитых на войне. И встаёт к жизни то, что должно быть, но не свершено: творчество, работа, подвиги, любовь, вся картина жизни несбывшейся, и что было бы, если бы она сбылась. Изображается то, что в сущности убито – не одни тела . Великая картина жизни и погибающих душ и возможностей...» С общенародным горем войны соединяется смерть единственного сына Платона; читаем в письмах к жене с фронта 1943 года: «Для меня мёртвый Тотик – всё равно вечно живой» (письмо от 24 мая); «Поцелуй за меня могилу в изголовье нашего святого сына» (письмо от 28 мая); «Ты, наверно, часто ходишь на могилу к сыну. Как пойдёшь, отслужи от меня панихиду в его вечную святую память» (письмо от 10 июня); «Моя новая повесть, которую я тут обдумал, будет посвящена поклонению умершим и погибшим, а именно посвящение будет моему сыну. Я задумал сделать героем жизни мёртвого человека, на смерти которого держится жизнь. Кратко трудно сказать, как это получится, но думаю, эта вещь выйдет у меня: у меня хватит сердца и горя» (письмо от 1 июля)…
Ему хватило личного и народного горя, чтобы написать этот великий плач русской матери по разорённой родине, погибшим и замученным её детям. Обжигающий текст – каждым предложением:
«Пройдя сквозь войну, старая мать вернулась домой. Но родное место её теперь было пустым. Маленький бедный дом на одно семейство, обмазанный глиной, выкрашенный жёлтой краской, с кирпичною печной трубой, похожей на задумавшуюся голову человека, давно погорел от немецкого огня и оставил после себя угли, уже порастающие травой могильного погребения.
…Она села посреди остывшего пожарища и стала перебирать руками прах своего жилища. Она знала свою долю, что ей пора умирать, но душа её не смирялась с этой долей, потому что если она умрёт, то где сохранится память о её детях и кто их сбережёт в своей любви, когда её сердце тоже перестанет дышать?
…Мария Васильевна отняла лицо от земли; ей послышалось, что её позвала дочь Наташа; она позвала её, не промолвив слова, будто произнесла что-то одним своим слабым вздохом. Мать огляделась вокруг, желая увидеть, откуда взывает к ней дочь, откуда прозвучал её кроткий голос – из тихого поля, из земляной глубины или с высоты неба, с той ясной звезды. Где она сейчас, её погибшая дочь?..»
Судя по записным книжкам, Платонов пишет «Взыскание погибших», находясь в частях Воронежского фронта, которые после освобождения родного города писателя приняли участие в переправе через Днепр (конец сентября 1943 года, время действия в рассказе также отмечено именинами погибшей дочери Наталии, 8 сентября) и в освобождении Киева (6 ноября). Именно в духовном видении умирающей матери возникает образ освобождённого Киева, образ потрясающей глубины и силы – имя Киева не менее важно для русской литературы, чем имя Москвы и Петербурга (в прижизненных изданиях этот образ сохранился только в публикации «Красной звезды», из других изданий рассказа, как прижизненных, так и посмертных, он был изъят):
«Из посада уходил в равнину Митрофаньевский тракт. По обочине тракта в прежнее время росли вётлы, теперь их война обглодала до самых пней, и скучна была сейчас безлюдная дорога, словно уже близко находился конец света и редко кто доходил сюда.
Но для сильных молодых глаз и в лунные ночи вдалеке можно было увидеть древние башни святого города Киева, матери всех городов русских. Он стоял на высоком берегу вечно стремящегося, поющего Днепра, – онемевший, с ослепшими очами, изнемогший в гробовом склепе врага, но чающий, как вся поникшая перед ним земля, воскрешения и жизни в победе, и поднявший свои башни в высоту звёзд, как завет бессмертия народа, в смерти врага ищущего своей силы и исцеления».
Так Платонов в видении матери соединил дорогу в Киев, по которой веками шли туда его русские крестьяне для укреплении веры, с дорогой Красной армии 1943 года.
Без этого знания матери о вечной правде «взыскания погибших» нам не понять и путь Платонова-писателя… Жесточайшая критика, обрушившаяся на его военные рассказы уже в 1943 году, не могла сломить писателя. Да и новой сама ситуация погромной критики для него не была. Читаем в рассказе «Афродита» – написан в 1943 году, впервые опубликован только в 1962-м:
«Много раз обстоятельства превращали Фомина в жертву, подводили на край гибели, но его дух уже не мог истощиться в безнадёжности или в унынии. Он жил, думал и работал, словно постоянно чувствуя большую руку, ведущую его нежно и жёстко вперёд – в судьбу героев. И та же рука, что вела его жёстко вперёд, та же большая рука согревала его, и тепло её проникало ему до сердца».
Это и есть язык великой духовной прозы Платонова. Прочитаем её в майские дни 2014 года.
Прим. редакции: военные рассказы цитируются по изданию: Платонов А. Смерти нет! – М.: Время, 2010; письма, записные книжки – по другим изданиям («Архив А.П. Платонова», «Записные книжки. Материалы к биографии»).
Загрузка...
