Введение

Глава 1. История изучения восточнославянского эпоса

§1. Донаучный период изучения былин. Открытие эпоса учёными

§2. Дореволюционные школы былиноведения

§3. Изучение былин в СССР

§4. Общие выводы спорящих школ

Глава 2. Архаические мотивы восточнославянского эпоса

§1. Языческая символика и атрибутика былин

§2. Воинские жертвоприношения и ритуальные самоубийства

§3. Погребальный обряд в описании былин

§4. Образ жены правителя в былинах

§5. Сакральный образ правителя в былинах

Глава 3. Этнические особенности восточнославянского эпоса

§1. Облик древних русов в изложении былин

§2. Реликты племенного эпоса ильменских словен в былинах

§3. Обрядовая семантика пахоты

Глава 4. Географическая локализация восточнославянского эпоса

§1. Сюжетные параллели былин и эпоса Средней Европы

§2. География и топонимика былин

§3. Былины и эпические предания западных славян

§4. Дунайская Русь в исторических источниках

Заключение

Библиография

Приложения

Русские имели эпос задолго до образования Киевского государства. На

Киевскую эпоху падает его расцвет. Подобно тому, как советские историки не

начинают русской истории с образования Киевской Руси, мы не можем

начинать историю русского эпоса с образования киевского» цикла былин.

В.Я. Пропп

ВВЕДЕНИЕ

Любой исследователь былин, изучающий их применительно к истории

России, сталкивается с проблемой их датировки. Изучение русского эпоса в

целом – тема очень объемная и далека от завершения, как и любая наука.

Почти всю вторую половину XX в. учеными велись дискуссии об отношении

русского эпоса к истории. С одной стороны выступал академик Б.А. Рыбаков

со своими последователями – М.М. Плисецким, С.Н. Азбелевым и др., с

другой – В.Я. Пропп, фольклорист с мировым именем, которого также

поддержали многочисленные ученики и последователи, в т.ч. и И.Я. Фроянов.

Рыбаков и его последователи отыскивали в былинах отражение

событий и персонажей летописи, опираясь на имена. При этом не обходилось

без натяжек, а неповторимость и своеобразие былин как исторического

источника недооценивали. Всякое отличие отвергалось. Их соперники

указывали на натянутость параллелей между былинными и летописными

событиями и действующими лицами, делая из этого категорический вывод:

эпос никаких исторических событий не отражает. В целом можно

согласиться, что большинство сопоставлений былин и летописей – натяжки,

но вывод о полной неисторичности былин представляется поспешным. В

в былинной Руси, причём они настолько архаичны, что должны быть

отнесены не к Киевской Руси, а к более древней культуре. Эти сведения

последователями Рыбакова отбрасывались оттого, что те не укладывались в

их концепцию, их противниками – потому, что филологи не могли верно

оценить эти сведения.

В плане датировки одним из важнейших признаков является свободное

ношение оружия в бытовой обстановке героями былин. В Московской Руси

такой традиции не существовало, что исключает складывание былин в

московский период. Ещё одним важным фактором датировки былин является

непременное именование Киева столицей государства. В связи с этим и

другими факторами верхней границей складывания былин будет являться

первая треть XII в., как окончание периода существования единого киевского

государства.

Русский героический эпос вобрал в себя общеславянские,

праславянские и даже дославянские образы и мотивы, поэтому нижнюю

границу нашего исследования установить очень трудно. Ориентировочно

этой границей будет являться V в. Это Великое переселение народов, время

бурных событий, которые не могли не отразиться в эпосе. В V в. впервые

возникает на страницах средневековых сочинителей этноним «рус» («рос»).

Именно V в. стал фактически стартовым моментом восточнославянского

этногенеза, во время которого необратимо изменились социальные и бытовые

реалии восточнославянских народов, отражённые в былинах.

Круг источников, касающийся темы нашего исследования необходим и

достаточен. В соответствии со спецификой нашей работы, он включает в

основном литературные источники. Это непосредственно сами былины, в

которых можно выделить несколько главных пластов:

1. Былины о старших богатырях (Святогоре, Волхе Всеславьевиче,

Михайле Потыке, Вольге Святославиче).

2. Былины о главных героях русского эпоса (Илье Муромце, Добрыне

Никитиче и Алёше Поповиче).

3. Былины героического цикла («Василий Казимирович», «Суровец

Суздалец», «Сухман» и др.).

4. Былины киевского цикла («Дунай», «Соловей Будимирович», «Дюк

Степанович», «Чурила Плёнкович», «Ставр Годинович» и др.).

5. Былины новгородского цикла (о Садко и Василии Буслаеве).

Большое значение имеет такой нарративный исторический источник,

как «Повесть временных лет», – именно на нём основываются исследователи

исторической школы былиноведения.

1. Из эпических иностранных источников главнейшим является

произведение «Сага о Тидреке Бернском», где упоминаются главные герои

русского эпоса князь Владимир (Waldemar) и Илья Русский (Ilias von Riuzen).

Сага была записана в 1250 г., но западные исследователи относят ее

возникновение ко времени не позже Х века, а основана она на

древнегерманских легендах V в. Действие саги развертывается

непосредственно на Русской земле (Ruszialand), упоминаются Новгород

(Holmgard), Смоленск (Smaliski), Полоцк (Palltaeskiu) и т. п. Илья Русский –

герой ряда произведений германского эпоса, прежде всего поэмы "Ортнит",

записанной в 1220 – 1230-х годах, но сложившейся намного ранее.

сочинения средневековых западноевропейских и византийских историков,

упоминающие о славянах и руси (Маврикия Стратега, Евгиппия, Саксона

Грамматика, Адама Бременского, Титмара Мерзебургского, Оттона

Бамбергского, Иордана, Льва Диакона и Прокопия Кесарийского).

путешественников, упоминающие о славянах и руси (Ибн-Русте, Ибн-

Мискавейха и др.). Важнейшим из источников этого типа является «Записка

о путешествии на Волгу» Ахмеда Ибн-Фадлана.

Русские былины были объектом изучения еще со времени перехода от

знания к науке, в течение длительного времени исследовались в русской

дореволюционной и советской историографии в источниковедческом и

литературоведческом отношениях и накопили обширную литературу.

В частности, из работ XIX века можно назвать такие, как «Народная

поэзия: Исторические очерки» Ф.И. Буслаева, «Южнорусские былины» А.Н.

Веселовского, «Русский былевой эпос» И.Н. Жданова, «Опыт сравнительного

изучения западного и русского эпоса: Поэмы Ломбардского цикла»

Кирпичникова А.И., «Русский богатырский эпос» А.М. Лободы, «О былинах

Владимирова цикла» Л. Майкова, «Поэзия Великого Новгорода и её остатки

в Северной России» А.В. Маркова, «Экскурсы в область русского народного

эпоса» В.Ф. Миллера, «Сравнительно-критические наблюдения над слоевым

составом народного русского эпоса: Илья Муромец и богатырство киевское»

О.Ф. Миллера, «Происхождение русских былин» В.В. Стасова и

«Великорусские былины киевского цикла» М.Г. Халанского.

В XX в. былины также активно исследовались историками и

филологами, в числе которых можно назвать такие фамилии и произведения,

как: А.П. Скафтымов «Поэтика и генезис былин», Б.А. Рыбаков «Древняя

Русь: Сказания. Былины. Летописи», В.Я. Пропп «Русский героический

эпос», С.Н. Азбелев «Историзм былин и специфика фольклора», В.П. Аникин

«Русский богатырский эпос», А.М. Астахова «Русский былинный эпос на

Севере» и «Былины: Итоги и проблемы изучения», С.И. Дмитриева

«Географическое распространение русских былин: По материалам конца XIX

– начала XX в.», В. Жирмунский «Народный героический эпос», С.Г. Лазутин

«Поэтика русского фольклора», Р.С. Липец «Эпос и Древняя Русь», Е.М.

Мелетинский «Происхождение героического эпоса: Ранние формы и

архаические памятники», В.Г. Мирзоев «Былины и летописи – памятники

русской исторической мысли», М.М. Плисецкий «Историзм русских былин»,

Б.Н. Путилов «Русский и южнославянский героический эпос», Ю.И. Юдин

«Героические былины: Поэтическое искусство» и др.

В ходе изысканий образовались три основные школы: мифологическая,

компаративистская и историческая. Сейчас можно с уверенностью сказать,

что каждое из направлений, несомненно, было по-своему право и принесло

большую пользу в изучении проблемы. Ценность их усилий заключается в

том, что они разработали методы изучения былин. В конце 1990-х гг. активно

участвовавшие в полемике последователи В.Я Проппа и Б.А. Рыбакова, почти

складывания эпоса к середине первого тысячелетия христианской эры: И.Я.

Фроянов и Ю.И. Юдин с одной стороны, и С.Н. Азбелев, с другой.

В течение всего периода научного изучения былин исследователи

обращали внимание на черты мировоззрения или общественного устройства

в былинах, которые не укладывались в представление о тождестве Владимира

Красное Солнышко с Владимиром Святославичем.

Обычной для исторической школы опорой были и остаются имена

персонажей, но опора эта ненадежна из-за частых изменений имён не по

выведенным языковедами законам, а по игре смыслов и созвучий. Знакомство

с западным эпосом опровергает утверждение, будто в эпосе историчны лишь

имена, встроенные сказителями в древние сюжеты. В «Песни о Роланде»

историчны не только имена, но и основное событие, в «Песни о Нибелунгах»

и «Саге о Вольсунгах», историчны и связи реальных лиц, и основное

Наиболее рационально предложение Л.Н. Майкова – исследовать быт и

отношения в эпосе, но именно реалии быта, частной и общественной жизни

часто переосмыслялись сказителями и дополнялись анахронизмами.

Разобраться поможет выработанный В.В. Чердынцевым и Р.С. Липец метод:

когда встречаются ранние и поздние термины, преимущество должно быть

отдано более раннему. Используя эту методику, в настоящей работе мы

рассмотрели в последовательно-ретроспективном порядке те черты культуры

и общества, отраженные в былинах, которые не позволяют говорить о

складывании былин после крещения 988 г. и показывают существование

былин в середине X в. и отражение в них архаичных уже для той эпохи

обычаев и общественных отношений.

Эпос рассматривается в работе как историографический источник. При

этом учитывается художественная форма былин, поэтический вымысел,

определяющий особенности подхода к нему как к историческому материалу

для анализа. Былины отличаются большой текучестью как объект изучения –

их фактический материал причудливо трансформирован веками.

Объектом нашего исследования будут былины докиевского («Былины о

старших богатырях») и киевского циклов, а предметом исследования –

исторические данные, заключённые в этих былинах.

Предлагаемая работа ставит своей целью методологическое изучение

былин с исторической точки зрения, определение их ценности как

исторических источников, для чего необходимо, в первую очередь,

попытаться датировать эти эпические произведения. В связи с декларируемой

целью мы ставим перед собой следующие задачи:

Обзор истории изучения восточнославянского эпоса,

выделение основных тенденций его истолкования и основных школ

былиноведения;

Выделение и анализ наиболее архаических черт быта в

Определение конфессиональной принадлежности среды, в

которой возникли былины;

Определение этнической принадлежности источников

восточнославянского эпоса;

Выявление сюжетных и образных параллелей

восточнославянских и европейских эпических произведений;

Географическая локализация прародины

восточнославянского эпоса.

В соответствии с выбранной методикой исследования и поставленными

задачами нам кажется целесообразным структурировать нашу работу

следующим образом. Темой первой главы работы будет история изучения

русского эпоса, а именно исследование учеными древнейших исторических

пластов в русском эпосе. Тема второй главы – определение возраста русских

былин с помощью обнаруженных в них учёными черт древнего быта и

миропонимания. Тема третьей главы – этническая привязка создателей

русского эпоса. Тема четвёртой главы – географическая привязка родины

Глава 1. История изучения восточнославянского эпоса

Эта поэзия носила аристократический характер, была, так сказать,

изящной литературой высшего, наиболее просвещенного класса, более

других слоев населения проникнувшегося национальным самосознанием"...

Если эти эпические песни... и доходили до низшего слоя народа… то могли

только искажаться в этой темной среде…

В. Ф. Миллер

§1. Донаучный период изучения былин. Открытие былин учёными

Первые попытки установить взаимосвязь былин и истории начались

задолго до появления исторической и филологической наук.

Александра (Алешу) Поповича и Василия Буслаева и назвал Владимира

Святославича (980 – 1015 гг.) былинным именем «Владимир Красное

Солнышко». В XVIII в. это повторил писатель В.А. Левшин в предисловии к

написанным по мотивам былин «Русским сказкам», но в самих «Сказках»

князя Владимира он поименовал – Владимир Всеславьевич1. Между тем, в

самих былинах отчество «Святославич» утвердилось только в конце XIX в., а

В.Н. Татищев связывал князя Владимира не с крестителем Руси, а с древним

языческим князем того же имени, предком призвавшего Рюрика Гостомысла2

Но это осталось незамеченным.

Сходна история происхождения прозвища «Илья Муромец»,

канонизированного православной церковью. Но жития его не существует, а в

«Киево-Печерском патерике» нет и намека на муромского богатыря. Первые

известия о богатырских мощах в Киево-Печерской лавре также не

используют прозвище «Муромец»: в 1574 г. оршанский староста Филон

1 Старинные диковинки: т.3. кн.1. Волшебно-богатырские повести XVIII в. – М.: Советская Россия, 1991. с. 17, 97, 221, 318. 2 Татищев В.Н. История российская. – М. – Л.: Издательство АН СССР, 1962. с. 72.

Кмита Чернобыльский в письме Троцкому кастеляну Остафию Воловичу

упоминает былинного богатыря Илью Муравленина; иезуит Эрих Лясотта

описывает в 1594 году останки «исполина Ильи Моровлина»1. В конце XIX –

начале XX в. Д.И. Иловайский и Б.М. Соколов доказали, что причиной

превращения Муравленина в крестьянского сына Муромца стала жизнь

казака Илейки Иванова сына Муромца начала XVII в., сподвижника Ивана

Болотникова2. Муромские легенды, связывающие местные топонимы с

деятельностью Ильи Муромца, изначально, видимо, посвящались именно

разбойному казаку, и только позднее их связали с былинным Ильёй. О других

былинных богатырях подобных легенд нет. Между тем, имя богатыря много

древнее: его имя возникает в германских легендах и шведских сагах в XI –

XIII вв., Лясотта упоминает, что «Элия Моровлин» жил 400 – 500 лет назад

(т.е. в XII в.)3.

Так создавалась атмосфера, в которой пришлось работать

последующим исследователям эпических преданий русского народа.

Образованному российскому обществу во времена возникновения

исторической науки эпос собственного народа был незнаком, да и не вызывал

у него особого интереса: В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин и издатель «Слова о

полку Игореве» упоминали былины лишь несколькими словами в

примечаниях, комментариях. В 1815 г. Г.Р. Державин охарактеризовал первое

издание русских былин в сборнике Кирши Данилова, как «нелепицу,

варварство и грубое неуважение» к вкусам «чистой публики». Того же мнения

придерживался известный фольклорист князь Н.А. Церетелев: «грубый вкус

и невежество – характеристика сих повестей»4. Н.М. Карамзин (опять же в

примечаниях) критически отозвался о мнении М.В. Ломоносова, который

провёл параллели между эллинскими мифами и русскими сказками5. В.А.

1 Ярхо В. Илья Муромец: святой воин, казак… или самозванец: Как складывался былинный образ русского богатыря. // История, 2007, №12, с. 10. 5 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. – М.: Яуза, Эксмо, 2006. с. 27. 4 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. // Былины. – М.: Современник, 1986. с. 20. 3 Ярхо В. Илья Муромец.. с. 11. 2 Ярхо В. Илья Муромец… с. 13.

Левшин принужден был внести в свои «Русские сказки» «рациональные»

толкования в духе века (например, превратив огненную реку в ряд зеркал на

пружинах)1 и всё равно не решился издать книгу под своей дворянской

фамилией. Специалист по народной поэзии А.Г. Глаголев в адрес поэмы А.С.

Пушкина «Руслан и Людмила», написанной по мотивам левшинских

«Сказок» также отозвался не самым лестным образом2. Были, конечно, и

исключения. В 1817 г. появилось исследование А.Х. Востокова «Опыт о

русском стихосложении», положившее начало научному изучению поэтики

былин и открывшее, на примере былин, принципиально новую форму

русского тонального стихосложения. Как новое явление рассматривал

былины и А.С Шишков в «Разговоре о Словесности между Аз и Буки» (1810

г.). Но эти отдельные явления так и не стали правилом в первой четверти XIX

Положение несколько изменилось при Николае I. В 1830-е годы начался

целенаправленный поиск былин, и тогда же вошло в научный обиход слово

«былина». Долгое время в филологии бытовало мнение В.Ф. Миллера,

высказанное им в 1895 г., о том, что слово «былина» по происхождению

ненародное, что собиратель русского фольклора И.П. Сахаров взял термин из

«Слова о полку Игореве» и ввёл как обозначение богатырских песен-

преданий3. Но примерно в то же время собиратель былин А.С. Архангельский

указал, что в 30 – 40-х гг. XIX в. слово «былина» (с ударением на последний

слог) было в ходу у крестьян Вологодской, Архангельской и Олонецкой

губерний. В 1953 году, в поддержку Архангельского высказался П.Д. Ухов,

сославшись на сибирские записи собирателей фольклора середины XIX в.4

происхождению термином, вполне отражающим отношение сказителей к

1 Старинные диковинки: т.3. кн.1. с. 227. 4 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 17. 3 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 17. 2 Цит. по Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 20.

На этом новом этапе постижения культуры народа первая серьёзная

попытка постижения принадлежала В.Г. Белинскому, выступившему в 1841 г.

с циклом статей о народной поэзии, в котором он дал высочайшую оценку

сборнику Кирши Данилова.

В результате тридцатилетних усилий собирателей фольклора в 60-е гг.

XIX в. были изданы «Песни В.П. Киреевского». Тогда же П.Н. Рыбниковым

были открыты онежские былины, после чего русский Север почти на сто лет

стал местом паломничества фольклористов. Иногда эту местность поэтично

называли «Исландией Русского эпоса». В то же время в окрестностях Киева

не существует никаких следов древнерусских былинных преданий.

§2. Дореволюционные школы былиноведения

Обычно былиноведение XIX – начала XX веков делят на ряд школ, а

именно: мифологическую, компаративистскую и историческая школы.

Мифологическая школа возникла в первой половине XIX в. в Германии

под влиянием романтизма и разочарования в идеях «Просвещения». В России

она была представлена фигурами А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, О.Ф.

Миллера и др. Приверженцы мифологической школы возводили сюжетные

основы былин к мифологии, то есть, к аллегорическим описаниям явлений

природы. По мнению мифологистов, былины – дохристианская и

догосударственная архаика, мифы о русских богах, прикрытых

христианскими именами. Владимира Красное Солнышко отождествляли с

Дажьбогом, Илью Муромца – с Перуном, Змея Горыныча – с Велесом.

Оружие богатыря считали отображением молнии, вражеские войска – тучей1.

Иногда внутри былинного эпоса выделяли «старших» и «младших»

богатырей, понимая под «старшими» богатырями языческое, «титаническое»

и даже хтоническое начало, – исполина Святогора, князя-оборотня Вольгу

1 Пропп В.Я. Русский героический эпос. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1955. с. 11.

Всеславича, волшебного пахаря Микулу Селяниновича1. Первым предложили

такое разделение Ф.И. Буслаев.

Толкование былин, как «замаскированных мифов», было очень

натянутым: в ряде культур независимо существуют мифы и эпос о героях:

Зигфрид победил дракона, как Тор – Змея, но это отнюдь не означает их

тождества, равно как и тождества Геракла, победителя Лернейской Гидры, –

с Аполлоном-змееборцем. Критика мифологической школы шла и изнутри, –

многие мифологисты отлично видели её слабости и недостатки2. Однако,

многие наблюдения ученых этой школы и в наши дни не потеряли значения.

В первую очередь это исследование Ф.И. Буслаевым былины о Вольге и

Микуле: отождествление Вольги-Волха с чародеем Волхвом новгородских

преданий, очевидные параллели между образом Микулы и пахарями-

князьями западнославянских преданий были отвергнуты позднейшими

исследователями3. Многие выводы мифологической школы использовал В.Я.

Пропп, а во второй половине XX в. В.Н. Топоров и В.В. Иванов создали

теорию «основного индоевропейского мифа», в любом сюжете

усматривавшего битву Громовержца со Змеем4.

Компаративистская школа появилась примерно в одно время с

мифологической. Началом этой школы стали труды Стасова и Потанина,

утверждавших, что былинный эпос был позаимствован у кочевников Золотой

Орды после XIII в.5 Компаративистская школа существует и сегодня,

сторонниками её можно назвать археолога А.Л. Никитина или М. Аджи,

доказывающих татарско-половецкое происхождение былин. Между тем,

трудно объяснить влиянием тюрок-кочевников такие былинные образы, как

фигура волшебного пахаря Микулы Селяниновича; корабли Соловья

Будимировича, Ильи Муромца, Садко и Василия Буслаева; «мёд-пиво» (а не

1 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 15. 5 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 12. 4 Семёнова М. – Мы – славяне! – СПб.: Азбука, 1998. с. 43, 48. 3 Азбелев С.Н. Ф.И. Буслаев и его ученики об историко-бытовых основах народного эпоса. // Русская литература, 1991, №4, с. 10. 2 Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. – М.: София, 2001. с. 364.

кумыс) на пирах, деревянную архитектуру городов; внутреннюю обстановку

былинных жилищ с печами, скамьями, столами; пренебрежение богатырей к

метательному оружию; постоянное родство и соседство с Политовской,

Ляховецкой, Поморянской землями и вражда к Степи, за жителями которой

сказители часто и имени человеческого не признают: «Умеет ли кто говорить

языком русским, человеческим?»1

Более убедительны изыскания компаративистов, находивших параллели

русским былинам на Западе: А.Н. Веселовского, И.П. Созоновича, К.Ф.

Тиандера. Но в этих параллелях можно видеть не столько «заимствование»,

сколько общие истоки эпосов, тождество событий и процессов, легших в

основу. А.Н. Веселовский в приложении к статье «Русские и вильтины в саге

о Тидреке Бернском» впервые перевел на русский язык все части «Саги…»,

связанные с русами и другими славянами2. Но оценить по достоинству

исторического значения параллелей между ней и русскими былинами ученый

не мог из-за убежденности, что историческая действительность в былинах не

может уходить глубже времен X в. В статье «Былины о Волхе Всеславиче и

поэмы об Ортните» А.Н. Веселовский выявил ещё ряд параллелей между

славяно-русским и германо-скандинавским эпосами3.

Историческая составляющая в былинах была очевидна с самого начала:

мифологисты выделяли «младших» богатырей – исторических героев.

Первой специальной работой о былинах, ставившей во главу угла их

историческую основу, стало исследование Л.Н. Майкова «О былинах

Владимирова цикла», в котором он впервые ввёл понятие

«киевского» (богатырские былины, объединенные вокруг Киева и фигуры

Владимира) и «новгородского» (былины о Садко и Василии Буслаеве)

циклов, окончательно закрепил отождествление Владимира Красное

Солнышко с Владимиром Святославичем и Владимиром Мономахом4.

1 Былины. – М.: Современник, 1986. с. 131. 4 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 43. 3 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 12. 2 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 12.

Н.Д. Квашнин-Самарин в работе «Русские былины в историко-

географическом отношении» также отнёс былины к временам Владимира

Святославича, первым разработав метод поиска летописных прототипов

былинным героям с опорой на имена1. Им пользовались Н.П. Дашкевич, С.М.

Соловьев, М.Г. Халанский и др. В рамках этой теории Н.И. Костомаров

поддержал мысль Буслаева о тождестве Волха былин и Волхова новгородских

преданий, и постарался найти в этих преданиях историческое зерно2.

Детальная разработка способов исторического толкования русского

эпоса принадлежит В.Ф. Миллеру, ставшему общепризнанным главой

исторической школы. Ему же принадлежит заслуга постановки вопроса о

месте и общественной среде складывания былин: он впервые обратил

внимание на то, что былины почти отсутствуют на Украине, на землях

Киевской Руси, а существуют исключительно на русском Севере3.

Исследователи до второй половины XX в., пытались понять причину

локализации былин, безуспешно искали их следы в Белоруссии и на Украине.

М.Г. Халанский и С. Шамбинаго высказали идею о московском

происхождении былин, что вызвало возражения со стороны самого В.Ф.

Миллера4. Он также резко выступил против представления о сотворении

эпоса народом, утверждая, что в неграмотной крестьянской среде события,

случившиеся сто лет или полтораста тому назад, спутываются и основательно

забываются. По мнению В.Ф. Миллера, былинная поэзия всегда носила

аристократический характер, а в народе былины распространяли

профессиональные сказители5.

В конце XIX – начале XX вв. крупнейшие исследователи покидают

мифологическую и компаративистскую школы ради исторической, что видно

на примере компаративиста В.Ф. Миллера и мифологиста Ф.И. Буслаева. Для

1 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 43. 5 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 13. 4 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 44. 3 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 13. 2 Костомаров Н.И. Севернорусские народоправства во времена удельно- вечевого уклада (История Новгорода, Пскова и Вятки). – М.: ООО «Мир книги», 2004. с. 16.

этого были и внешние причины: в 1871 г., когда Тейлор и Буслаев подвергли

критике мифологическую школу, Генрих Шлиман открыл Трою, воспетую

Гомером, а Эванс – описанную в греческих мифах цивилизацию Древнего

Крита – раскопки подтвердили историческую подоплеку греческих преданий.

Но не в меньшей степени отход исследователей объяснялся кризисом обеих

С критикой крайностей всех трёх школ дореволюционного

былиноведения и с указанием на необходимость объединения усилий

выступил в 1915 г. Н.Н. Трубицын1, но события первой мировой и

гражданской войн заставили на время забыть об изучении эпоса.

§3. Изучение былин в СССР

После октябрьской революции господствовавшая в русском

былиноведении историческая школа была обречена. Причиной этого стала

концепция провозглашения роли древнерусской аристократии как творца

эпоса. В 20-е гг. учёные ещё отстаивали свою точку зрения, что наиболее

существенным фактом крестьянской переработки является превращение

важнейшего былинного героя в крестьянского сына Илью Муромца вместо

прежнего Муравленина2. «Дискуссия по вопросам эпоса» в советской прессе

в середине 30-х гг. остановила исследования происхождения былин, – было

споря между собой, сходились в решительном неприятии аристократической

теории происхождения эпоса. Но вместе со старой исторической школой

была отвергнута также идея об исключительной связи былин с Киевским и

Московским государством, что дало возможность для исследований

догосударственной старины в былинах.

Благодаря отказу от поисков в былинах исторической конкретики, В.Я.

Пропп обнаружил в эпосе следы первобытной древности, которыми его

предшественники пренебрегали: племенной характер войн Вольги-Волха, 1 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 47. 2 Кожинов В.В. История Руси и русского Слова. – М.: Алгоритм, 1999. с. 184.

отражение погребальных обрядов в былине о Михайле Потыке1. Но тот же

отказ от идеи датировки былин вообще помешал исследователю правильно

оценить важность находок: исследовав ряд былин о сватовстве и находя, что

в эпосе осуждена женитьба на чужеземках, Пропп пришёл к выводу, что

былины эти отразили становление государства2. Но эндогамия – свойство

племени, т.е. открытая Проппом черта принадлежит времени складывания

племени из родов.

Вскоре после выхода «Русского героического эпоса» В.Я. Проппа И.П.

Цапенко в книге «Питання розвитку героiчного епосу схiдних слов"ян» (1963

г.), пользуясь методами исторической школы в изучении отношений

былинных героев, пришёл к выводу, что былины возникли до Средневековья,

в эпоху военной демократии.

В 1965 году геохимик В.В. Чердынцев в работе «Черты

первобытнообщинного строя в былинах» показал на ряде примеров, что

общество былин – догосударственное, и сформулировал метод исследования

и датировки былин: необходимо выявить те черты социального уклада,

поэтому могут сохраняться при эволюции эпоса – родственные отношения,

брачные условия, группировки социальных сил, идеология былинных героев,

условия смерти и погребения. Напротив, не могли, по мысли исследователя,

помочь в датировке былин черты, сохранявшиеся от первобытных времен до

современности: ворожба, вещие сны, войны, уплата дани. Но специалисты

пренебрегли работой геохимика, которая была издана лишь в 1998 г.

Несколько позже В.Я. Проппа к былинам обратился Б.А. Рыбаков,

которому предстояло возродить историческую школу, но без теории

аристократического происхождения былин. Впервые археолог сопоставил

известные по раскопкам погребения русов IX – XI вв. с описанием

1 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 27. 2 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 28.

погребения богатыря в былине о Михайле Потыке. Оказалось, что былина эта

содержит очень точное описание древнего обряда1.

Но во время споров с Проппом и его сторонниками Б.А. Рыбаков

предпочёл искать былинным героям летописных прототипов, что отразилось

в его исследовании «Древняя Русь, Предания. Былины. Летописи». Наиболее

удачным примером Рыбаков считал былину о победе над Тугарином, связав

её с победой Владимира Мономаха над половецким ханом Тугорканом в 1096

г.2. Рыбаков не отрицал существование у русов докиевского эпоса и даже

выявил предположительно его основные темы (войны антов с сарматами,

готами и гуннами)3, но былины связывал с ними редко.

В статье «К вопросу о времени сложения былин» Р.С. Липец и М.Г.

Рабинович, независимо от В.В. Чердынцева, сформулировали принципы

датировки основ былинного эпоса: «Трудно предположить, что в былинах

могли быть введены искусственно архаические термины. Поэтому, когда

встречаются ранние и поздние термины, преимущество для хронологического

приурочения должно быть отдано более раннему термину»4. Липец и

Рабинович показали, что былины очень точно воспроизводят вооружение не

просто воина Древней Руси, а именно конного латника, дружинника. Топор,

оружие общинника-ополченца, в былинах в таком качестве даже не

упоминается; копье-рогатина – лишь в руках разбойников; лук – в основном

в связи с охотой и состязаниями (вообще, обо всех видах метательного

оружия, о самом метании в былинах говорится неприязненно)5. Столь

глубокое и детальное знание дружинного быта и всех реалий вооружения

былиной позволяет усомниться в теории крестьянского происхождения эпоса.

В труде Р.С. Липец «Эпос и Древняя Русь» разработана и углублена методика

1 Мирзоев В.Г. Былины и летописи: памятники русской исторической мысли. – М., 1978. с. 67. 5 Старинные диковинки: т.3. кн.1. с. 21. 4 Цит. по Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 59. 3 Рыбаков Б.А. Рождение Руси. с. 327. 2 Рыбаков Б.А. Рождение Руси. – М.: АиФ Принт, 2003. с. 410.

поиска древнейших слоев в былинах – для хронологизации важны наиболее

древние термины и понятия.

С.И. Дмитриева в книге «Географическое распространение русских

былин», изучив данные о местах записи былин, обычаях местного населения

и его антропологическом типе, пришла к выводу, что былины связаны только

с потомками новгородских поселенцев1. В Сибири также былины записывали

именно там, где жили переселенцы с новгородских краев. Б.А. Рыбаков

объяснял сохранение былин в новгородской среде летописным рассказом о

гарнизонах из словен, вятичей, кривичей и чуди на печенежской границе

Руси, которые академик отождествлял с былинной богатырской заставой2.

Много меньше внимания привлекло другое открытие Дмитриевой: в местах

основного распространения былин она обнаружила сохранившееся до XX

века деление на «старшие» и «младшие» роды. Старшими считались роды,

первыми пришедшие в край; браки с невестами из них были самыми

почётными; в обрядовых хороводах первые места в веренице были

закреплены за девушками из «старших родов». Именно эта «родовая знать» и

была хранительницей былин. Исследовательница сделала предположение о

связи «старших родов» с осевшими на землю новгородскими боярскими

и С.И. Дмитриевой переводят аристократическое происхождение былин в

разряд научных фактов.

А.Г. Кузьмин впервые после А.Н. Веселовского опубликовал «русские»

отрывки «Саги о Тидреке Бернскоми», указав на былинные сообщения о

пребывании Ильи Муромца в «Тальянской земле» и предложив толкование

первоначального варианта прозвища богатыря (Муравленин, Моровлин,

Муровец) как «житель Моравии»4.

Еще одним выдающимся исследователем русских былин советского

времени был В.В. Кожинов. Он принял и углубил открытие Дмитриевой,

1 Кожинов В.В. История Руси… с. 150 – 151. 4 Кузьмин А.Г. Варяги и Русь. – http://forum.svarog.ru/ 3 Кожинов В.В. История Руси… с. 155. 2 Рыбаков Б.А. Рождение Руси. С. 410.

связав былины с первой, еще не новгородской, а ладожской колонизацией

русского Севера1. Сам В.В. Кожинов остался сторонником общерусского

распространения былин, объясняя их локализацию тем, что Русский Север в

XII – XVII вв. был «политически спокоен»2. По указанию Кожинова,

сказители относились к былинам как к «божественному дару», исполняя их

только в «святые дни», они почти религиозно были убеждены, что тот, кто

позволит себе изменить текст былин, будет проклят3.

Кожинов пришёл к выводу, что X – XI вв. были не началом былинного

эпоса, а завершающим этапом его складывания. Несомненен замеченный

Кожиновым отпечаток, наложенный на былины борьбой с Хазарским

каганатом. А вот дохристианский элемент в былинах, как и вообще в жизни

средневековой Руси, Кожинов недооценил, считая начало XI в. временем

очевидного расцвета христианства на Руси4.

§4. Общие выводы спорящих школ

В 1997 г. вышли сразу две былиноведческие работы, принадлежавшие

к двум разным школам советского былиноведения: в сборнике «Былинная

история» – статьи разных лет И.Я. Фроянова и Ю.И. Юдина, а в сборнике

«Славянская традиционная культура и современный мир» – статья С.Н.

Азбелева «Предания о древнейших князьях Руси по записям XI – XX вв.»

Работу «Былинная история» И.Я. Фроянова и Ю.И. Юдина можно

фольклорист Юдин и историк Фроянов рассмотрели догосударственный слой

в русских былинах и убедительно показали ритуальную природу

бездеятельности, неподвижности былинного Владимира, будто прикованного

к Киеву и своему терему, сопоставив ее с ритуальной неподвижностью

1 Кожинов В.В. История Руси… с. 152. 4 Кожинов В.В. История Руси… с. 186. 3 Кожинов В.В. История Руси… с. 164. 2 Кожинов В.В. История Руси… с. 152.

«священных царей» архаических обществ1, в то время как ранние князья

русских летописей лично возглавляли далекие походы. На долетописную

древность выводит и брачная тема в былинах: Фроянов и Юдин отмечают,

что былинные герои отстаивают традиционное право на экзогамный,

межродовой брак, в то время как в жизни утверждается племенная

эндогамия2. Между тем, летопись отражает как самый ранний этап

объединения славян, «племенные союзы», которые называет «землями» или

«княжениями»3. Насколько давно сложились эти союзы, говорит то

обстоятельство, что ни единого внятного упоминания о составлявших их

племенах летописи не сохранили. В результате былинное общество

оказывается на целую эпоху древнее летописного. Это побуждает

исследователей сдвигать датировку исторической первоосновы былин

примерно к середине первого тысячелетия нашей эры4.

Их непримиримый оппонент С.Н. Азбелев (ученик Б.А. Рыбакова)

другими путями пришёл к тому же выводу. Азбелев сделал вывод, что образ

Владимира в былинах слишком архаичен; указал, что первоначальная и

господствующая форма отчества князя в былинах – Всеславич5. Азбелев

обращается к материалам «Саги о Тидреке Бернском» и Иоакимовской

летописи, выявив сходство былинного Ильи с Ильёй Русским из саги, а также

Вальдемара, конунга русов из саги – с древним легендарным Владимиром

Иоакимовской летописи и несходство их обоих с образом Владимира

Святославича6. Предшествуют Владимиру в этой летописи герои-

прародители (очевидные эпонимы) – Словен, Рус, Вандал, Волх и пр. А

после него идет череда двенадцати безымянных поколений вплоть до почти

исторического Буривоя (отца знаменитого и исторического Гостомысла)7.

1 Фрэзер Д. Золотая ветвь. – М.: Политиздат, 1980. с. 210. 7 Татищев В.Н. История российская. с. 60. 6 Азбелев С.Н. Князь Владимир и Илья Муромец. с. 77. 5 Азбелев С.Н. Князь Владимир и Илья Муромец. // Русская речь, 1993, №6, с. 76. 4 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 74. 3 Повесть временных лет. http://www.slav.olegern.ru/ 2 Фрэзер Д. Золотая ветвь. с. 272.

и героев в былинах, фольклорных источниках Иоакимовской летописи и в

средневековых обработках германского эпоса нельзя объяснить игрой случая.

Но если Владимир Красное Солнышко былин тождественен

«Вальдемару» саги и Владимиру Иоакимовской летописи, то былины легко

локализовать во времени. «Вальдемар» из саги сражался с готами и гуннами в

V в.; Владимир Иоакимовской летописи был предком в тринадцатом колене

Гостомысла, умершего, согласно германским хроникам, в 844 г., то есть жил

он тоже около V в., в искомой середине I тыс. н.э.1

Таким образом, представители разных школ разными методами пришли

к выводу о формировании былинного эпоса в середине I тыс. н.э.

1 Татищев В.Н. История российская. с. 60.

Глава 2. Архаические мотивы восточнославянского эпоса

Если поставить вопрос, что в большей степени определяло

мировоззрение древнерусского общества – язычество или христианство, то

можно, не боясь преувеличений, сказать: язычество.

И.Я. Фроянов

§1. Языческая символика и атрибутика былин

Важнейший признак для определения хронологии былин – религиозная

символика. По мнению А.А. Котляревского, до христианства была другая

основа наших богатырских сказаний. Ф.И. Буслаев, утверждал, что

былинный эпос не помнит крещения, а Владимира изображает даже скорее

язычником. Высказывания вроде «постоять за веру православную... ради

церквей-монастырей» в устах богатырей Буслаев называет «тирадами

новейшего изделия», противоречащие поступкам, которые, с точки зрения

христиан должны казаться святотатством1. Глава исторической школы В.Ф.

Миллер, считал образ Владимира в былинах чисто языческим2.

Вопрос о месте и роли христианской составляющей в былинах очень

важен. Отрицать её существование невозможно, но перед исследователем

былин встает вопрос – является ли христианская составляющая былин

основой русского эпоса, или наслоением? Но сначала надо решить –

правомерна ли сама постановка вопроса, бывает ли так, чтоб языческие

предания ассимилировались христианским сознанием Средневековья?

Примеры обнаруживаются в Западной Европе. В британском круге

сказаний о короле Артуре предстает идеальным католическим государем, а

его рыцари –христианами, в житиях же британских святых-современников

Артур – скорее язычником3. Аналогично в скандинавской «Саге о

1 Азбелев С.Н. Ф.И. Буслаев и его ученики… с. 12. 3 Сапковский А. Мир короля Артура. // Сапковский А. Нет золота в Серых Горах. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. с. 54. 2 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 92.

Вольсунгах» и германской «Песне о Нибелунгах» описываются одни и те же

события и герои. Но в «Песне о Нибелунгах» куда-то исчезли языческие

боги-асы, валькирия Брюнхильд стала королевой Брунгильдой, возникли

церкви и капелланы.

В былинах христианство также накладывалось поверх язычества:

например, эпизод покушения на Илью Муравленина его сына – Сокольника.

Сокольник пытается убить спящего отца, но его копье натыкается на

нательный крест Ильи. В первой половине XIX века на Северной Двине

записали вариант этой же былины, где крест отсутствует, а вместо него –

оберег1. Замена оберегом креста в тексте былины исключается, замена могла

произойти только в обратном порядке. Ещё один переходный момент:

«татары» подступают к Киеву, и княгиня Апракса советует Владимиру пойти

в церковь и помолиться богам2. Очевидно, что здесь исходно многобожие.

Наиболее ярко прослеживается переход от языческих ценностей и

символов к православным в былинах о Василии Буслаеве. Герой отправляется

с паломничеством в Иерусалим. Путь не описывается, но существует вариант,

когда герой направляется вниз по Волхову, в Ладогу и через Неву в

«Веряжское» море. В этой записи и речи нет об Иерусалиме – роковая

встреча с «бел-горюч камнем» и вещей мертвой головою происходит на

острове посреди «Веряжского моря»3. На Балтике действительно

располагался остров, по значению сопоставимый с Иерусалимом

христианского мира: остров Рюген4. На нем много священных белых скал5, а

языческий культ балтийских славян Арконы включал хранение отсеченных

вражеских голов. Возможно, здесь влияние кельтов, столь ощутимое у

балтийских славян6. Еще в конце XI века из христианской Чехии приезжали

1 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 95. 6 Семёнова М. – Мы – славяне! с. 208. 5 Гаврилов Д.А. Наговицын А.Е. Боги славян. Язычество. Традиция. – М.: Рефл-Бук, 2002. с. 69. 4 Из «Деяний первосвященников Гамбургской церкви» Адама Бременского. // Откуда есть пошла Русская земля. т.2. – М.: Молодая гвардия, 1986. с. 596. 3 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 97. 2 Былины. – М.: Современник, 1986. с. 285.

на Рюген паломники за пророчествами1. Допустимо и плавание на Рюген

новгородской вольницы, которое было сопоставимо с посещением

христианами Иерусалима. Это тем вероятнее, что происхождение

новгородцев с южного берега Балтики доказано («людие новгородские от

рода варяжска»2): на него указывают особенности новгородского диалекта3,

западнославянская керамика в древнейших слоях Новгорода и Пскова,

западнославянская конструкция новгородских укреплений, не имеющая

подобий на юге Руси, западнославянские хлебные печи, наконечники стрел и

многие другие археологические доказательства4. На него указывает сходство

общественного устройства славянского Поморья и Новгорода5. Наконец, на

переселение указывают черепа древних новгородцев, ладожан и псковичей в

могилах XI – XIII вв., подобные черепам балтийских славян-ободритов6.

Можно уверенно предположить, что в первоначальном варианте былины

целью Василия Буслаева был не Иерусалим, а Аркона. Однако даже в

христианском варианте Буслаев в Иерусалиме кощунствует над святыней,

купаясь в Иордане нагим7. Так же кощунствует он и в Новгороде, поднимая

руку на крестного отца-монаха и разбивая колокол Святой Софии8.

Может быть, именно в свете противостояния Буслаева христианству

следует рассматривать эпизод в некоторых записях этой былины: пленным

дружинникам Василия связаны руки и ноги, и «загнаны они во Почай-реку».

Пропп обращает внимание, что многие дружинники Буслаева происходят из

8 Былины. – М.: Советская Россия, 1988. с. 451. 7 Былины. – М.: Современник, 1986. с. 482. 6 Нидерле Л. Славянские древности. – М.: Алетейя, 2000. с. 18. 5 Серяков М. Рождение Вселенной. Голубиная книга. – М.: Яуза, Эксмо, 2005. с. 121, 144. 4 Семёнова М. – Мы – славяне! с. 370, 406. 3 Носов Е. Славяне на Ильмене. Экологический аспект освоения северо- западных земель. // Родина, 2002, №11/12. с. 46. Зализняк А. Новгородское наречие. // Родина, 2002, №11/12. с. 85. 2 Повесть временных лет. – http://www.slav.olegern.ru/ 1 Гудзь-Марков А.В. Индоевропейцы Евразии и славяне. – М.: Вече, 2004. с. 375.

Гораздо ошибочнее являются у писателей понятия о языке народных песен. Это такая смесь всякой всячины, что доселе никто не думал и исправлять их. Песни наши новы, старых мы не имеем – вот общее мнение. Справедливо ли это? На чем основано? Где доказательства их обновления? Где указания на их новость явления? Об этом никто из русских не думал. Кажется, с первого взгляда, это так легко разгадать, что оно само собою выказывается; но это только будет хорошо для кабинетного занятия, где не нужны опытные суждения, требующие поверки. Труд неимоверный, невероятный предстоит тому, кто хотел бы судить по языку народных песен о времени их произведения. Для этого нужно иметь понятия о состоянии русского языка в разных столетиях; нужно знать до подробности русские областные наречия ,

Каждый писатель за нужное считает сказать что-нибудь об языке народных песен, но все эти рассказы оканчивалися общими выражениями – старого нет, все вновь составленное. Все ошибки происходили и будут происходить от незнания областных наречий. Песни народные по языку принадлежат к московскому областному наречию, разговорному… .

Напрасно было бы говорить о литературной, исторической и филологической важности народных песен, этих, так сказать, естественных произведений словесности, слагаемых в народе без помощи грамотности и учебных правил риторики и пиитики, оценяемых народным чувством без помощи ученых критиков, и тем не менее доходящих иногда до такой степени художественности, до какой не может дойти никогда произведение литературного искусства. Признание важности народных песен в такой же мере выражает успехи науки нашего времени, в какой и признание необходимости исследовать язык только как естественное произведение и пользоваться им только по законам его природы, а не по правилам самовольно придумываемых теорий .

…Есть между прочим и народные песни, в списках X–XIII века, подтверждающие наглядно степень отклонения современного народного языка от языка, которым говорили за 900 и за 500 лет .

Язык песен у всех Славян есть их обыкновенный, современный язык, что те остатки старины языка, которые замечали в песнях, не принадлежат исключительно языку песен…

Из этого, конечно, еще нельзя выводить, что все нынешние песни Славян без всякого исключения первоначально составлены уже во время, когда язык народа был в современном его положении: песня, сложенная может быть даже в древности, могла мало-помалу измениться в отношении к языку. Но если допустить видоизменения языка песни, то почему не допустить, что в такой же мере видоизменялось и ее содержание разными опущениями и вставками? А допустивши это, мы не можем глядеть ни на одну песню из числа тех, которые сохраняются ныне памятью народной, как на памятник древности или даже и старины, ни в чем неизмененный временем .

Тем не менее справедливо, что и песни народные слагались и слагаются лицами, и в народе только улаживаются и перелаживаются… Песня только потому и народна, что единственная личность, в ней рисующаяся, есть сам народ, его поэтическое настроение, его стихотворные обычаи и т. п. .

Одна песня наводит на другую, как-то вяжется с другою, как-то растительно цепляется за другую: одно слово в одной песне родит в памяти новую песню, одни общеэпические формы связывают несколько разнородных песен: точно так же и мотивы, по-видимому, совершенно различные, льются один за другим, совершенно раздельные, а между тем связанные между собою общею растительною жизнью .

…Песня не только растение, песня – самая почва, на которую ложится слой за слоем, снимая слои, сличая варианты, иногда в песне новой можно добраться до первых, до чистых слоев. Есть песни, тоже и о том совершенно новые, часто даже нелепые до безобразия, но напев их развит с такой полнотою, с таким богатством и могучестью, что невольно приходит в голову мысль, не новый ли слой текста лёг здесь на старый: кто отыскивает только песен постарше, тот отворотится от подобного текста с презрением и будет не прав. Наша песня не сдана в архив: она доселе живет в народе, творится по старым законам его самобытного творчества, новое чувство, новое содержание укладывается иногда в готовые, обычные, старые формы, старое не умирает, оно живёт и продолжается в новом, иногда остаётся совершенно нетронутым, иногда разрастается, иногда, пожалуй, искажается, но во всяком случае живёт .

Народные загадки сохранили для нас обломки старинного метафорического языка. Вся трудность и вся сущность загадки именно в том и заключается, что один предмет она старается изобразить через посредство другого, какой-нибудь стороною аналогического с первым. Кажущееся бессмыслие многих загадок удивляет нас только потому, что мы не постигаем, что мог найти народ сходного между различными предметами, по-видимому столь непохожими друг на друга; но как скоро мы поймём это уловленное народом сходство, то не будет ни странности, не бессмыслия .

Народный русский язык, как известно, заключает в себе многие особенности, придающие ему необыкновенную живописность и своеобразную колоритность, и вместе с тем необыкновенную силу и мягкость. Те же самые особенности принадлежат и языку наших былин, и, можно сказать, здесь они получили еще более развития, разнообразия и выпуклости, так как нигде не встречали такого частого и обширного применения .

Все эти своеобразные особенности языка былин <…> заключают в себе столько особенности, что, в соединении с оригинальным стихосложением былин и всегдашнею меткостью, силою, образностью и юмором русского выражения, придают былинам совершенно исключительную, самобытную физиономию .

Грамматика не только могла бы и должна бы многому научиться у пословиц, но должна бы быть по ним, во многих частях своих, вновь переверстана.

(В,И, Даль, Пословицы русского народа. Напутное, стр. XXVIII)

Пословицы создавались, передавались от поколения к поколению и хранятся до сих пор почти исключительно в народе простом, еще не испытавшем на себе влияния европейской образованности. Что же касается образованного класса, то у него – скажем словами г. Даля – «пословиц нет; попадаются только слабые, искалеченные отголоски их, переложенные на наши нравы, или испошленные не русским языком, да плохие переводы с чужих языков» (Напутн., к Пословицам русского народа, V). Притом несомненно, что большая часть пословиц явилась в ту пору, когда еще не выделялся из народа так называемый образованный класс и когда весь народ говорил одним языком. Поэтому язык пословиц по справедливости может быть назван языком в тесном смысле народным. Но если мы сравним народный язык пословиц с языком других произведений народного творчества, как например былин, сказок, песен и т. п., то окажется, что первый одною важною особенностию существенно отличается от последнего. Отличительную черту языка пословиц составляет особенная любовь к эллиптическим выражениям. Пословицы всегда рождались и жили в живой, разговорной речи: они не выдумывались, не сочинялись, а вырывались из уст как бы невольно, случайно, в жару живого, увлекательного разговора. В живой же, разговорной речи многие слова часто не досказываются, заменяясь тоном голоса, выражением лица и телодвижения. Поэтому язык русских пословиц представляет все особенности разговорного языка русского народа.

БД ЭЛЕКТРОННЫЙ КАТАЛОГ
Ведется с 1994 года.
Тематика – универсальная.
Включает описания поступивших в библиотеки МБУ «МИБС» документов (бумажных и электронных книг, брошюр, редкого фонда, нот, аудиовизуальных материалов, карт, авторефератов диссертаций) на русском, иностранных языках и языках народов России. Содержит библиографические данные, данные книговыдачи и сервисные данные.

Выбрав необходимую область поиска (ключевые слова, автор, заглавие, год издания и др.), введите запрос в поле ввода:

Остаются неприкрепленными к Владимирову циклу, но напоминают богатырей его Суровец-Суздалец и Саур Леванидович.

Суровец иногда называется Суздальцем . Былины о нем напоминают былины о Михайле Казарине. В начале - распространенный бродячий мотив о встрече с чудесным животным (вороном), который человечьим голосом указывает, как добыть славу и добычу; потом идет победа над татарами. Веселовский выводит Суровца из крымского Сурожа-Судака. Вс. Миллер склонен видеть в нем отзвуки исторических воспоминаний о Суздале. Кроме Суровца-Суздальца, в былинах упоминаются "братья Суздальцы", в которых Вс. Миллер видит князей Юрия Долгорукого и Ярослава Мудрого.

Саур Леванидович (v. Саул), отец Суровца. Имя Саур, по-видимому, тюркского происхождения и обозначает "бык". Главным сюжетом былин о Сауре является его бой с Суровцем, представляющий собою один из многочисленных вариантов о бое отца с сыном, прикрепившихся к очень различным именам и, между прочим, к персидскому Рустему и нашему Илье.

Новгородский цикл составляют былины о Садке и Ваське Буслаеве.

Происхождение образа Садко, по-видимому, довольно сложно. В Новгородской летописи под 1167г. упоминается об основании лицом, носящим имя Седко Сытинич, церкви Бориса и Глеба. Трудно, однако, установить, имеет ли этот Седко какое-либо отношение к былинному. Веселовский указывает, что в романе "Tristan et Geonois" рассказывается о племяннике Иосифа Аримафейского Садоке, который во время бури был брошен по жребию в море, спасся и пробыл три года на острове у отшельника. Это сходство Веселовский объясняет существованием какого-нибудь еврейского рассказа, легшего в основу как былины, так и французского романа. Стасов указывает ряд параллелей в восточных сказаниях. Отмечают сходство некоторых мотивов былин о Садке с финским мифом о водяном божестве; есть некоторое сходство между былинами о Садке и малорусской думой об Олексие Поповиче. Все это указывает на присутствие в былинах бродячих мотивов, но рядом с ними очень много бытовых черт старого Новгорода, и в этом смысле историчность былин несомненна.

Василий Буслаевич . Еще больше бытовых новгородских черт в образе Васьки Буслаева, - самой реальной и типичной фигуры русского эпоса. Источники этого образа, однако, тоже разнородны. Содержание былин о Ваське Буслаеве сводится к двум сюжетам:

Жданов отмечает, с одной стороны, упоминания в летописи имени Василия Буслаевича, с другой стороны - параллели к былинам о Ваське в сказаниях о Роберте Дьяволе. Сходство между Васькой и Робертом, однако, является довольно отдаленным и вряд ли позволяет установить между этими образами генетическую связь.

Буслаев , "Эпическая поэзия" ("Ист. Оч.", I);

Буслаев , "Следы русского богатырского эпоса в мифических преданиях индоевропейских народов" ("Филологические Записки", 1862, выпуски 2 - 3);

Буслаев , "Русский богатырский эпос" ("Русский Вестник", 1862, 3, 9, 10);

Л. Майков , "О былинах Владимирского цикла" (1862);

Стасов , "Происхождение русских былин" ("Вестник Европы", 1868 и "Полное собрание сочинений");

А. Веселовский , "О сравнительном изучении русского эпоса" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1868, II);

О. Миллер , "Илья Муромец и богатырство киевское" (1869);

Буслаев и Шифнер , "Отчет о 12 прис. Увар. премии" (о книге Стасова);

Квашнин-Самарин, "Русские былины в историческом и географическом отношении" ("Беседа", 1871, 4 - 5);

Потанин , "Монгольское сказание о Гэсэр хане" ("Вестник Европы", 90, № 9);

его же, "Ставр Годинович Гэсэр" ("Этнографическое Обозрение", 1891, № 3);

Веселовский , "Калики перехожие и богомильские странники" ("Вестник Европы", 1872, № 4);

Буслаев , "Разбор книги Миллера" (в "Отчете о 14 прис. Увар. премии");

Кирпичников , "Опыт сравнительного изучения западного и русского эпосов. Поэмы Ломбардского цикла";

Веселовский , "Отрывки византийского эпоса в русском" ("Вестник Европы", 1875, № 4);

Петров , "Следы северно-русского былинного эпоса в южнорусской народной литературе" ("Труды Киевской Духовной Академии", 1878, № 5);

Ор. Миллер , "О великорусских былинах и малорусских думах" ("Труды III Археологического съезда");

Дашкевич , "К вопросу о происхождении русских былин" ("Киевские Университетские Известия", 1883, № 3 - 5);

Жданов , "К литературной истории русской былевой поэзии";

Сумцов , "Опыт объяснения малорусской песни о Журиле" ("Киевская Старина", 1885, июль); Созонович , "Песни о девушке-воине и былины о Ставре" (Варшава, 1886);

Веселовский , "Мелкие заметки о былинах" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1889, № 5);

Соболевский , "К истории русских былин" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1884, № 7);

Халанский , "Великорусские былины Владимирского цикла" (1885);

Вс. Миллер , "Экскурсы в область русского эпоса" (1892);

Халанский, "Южнославянские сказания о Марке Кралевиче в связи с произведениями русского былинного эпоса";

Дашкевич , "Разбор Экскурсов Миллера" (в "Отчете о 34 прис. Увар. премии");

Вс. Миллер, "Очерки русской народной словесности" (том I, 1897);

Жданов , "Русский былевой эпос" (1895); Халанский, "К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1902, № 8, и 1903, № 10);

Коробка , "Сказания об урочищах Овручского уезда и былины о Вольге" ("Известия отделения русского языка и словесности", том XIII, книга 2);

Шамбинаго , "Старины о Святогоре и поэма о Калевипоэга" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1902, № 1);

Марков , "Бытовые черты русских былин" ("Русская Мысль", 1904); его же, "Из истории русского был. эпоса" ("Этнографическое Обозрение", 1904, № 2 - 3; 1905, № 4);

Веселовский , "Русские и вильтины в саге о Тидреке Бернском" ("Известия отделения русского языка", том XI, 3);

Якуб , "К былине о Сухмане" ("Этнографическое Обозрение", 1904, № 1); его же, "К былине о Михайле Казарине" ("Этнографическое Обозрение", 1905, № 2 и 3);

Вс. Миллер, "Очерки русской народной словесности" (том II, 1910). Подробные указания на статьи Веселовского, в которых он касается былин, см. в указателе к его трудам. Обзор изучения былин в книге Лободы "Русский богатырский эпос" (Киев, 1896). - Marthe, "Die russische Heldensage" (1865);

Bistrom , "Das russische Volksepos" ("Zeitschr. fur Phychol.", 1867 - 68);

Ralson , "The Songs of the Russian people" (1873);

Jagic , "Die christlich-mythologische Schicht in dem russische Volksepos" ("Archiv fur sl. Phil.", 1875, 1);

Рамбо , "La Russie epique" (1876);

Wollner , "Untersuchungen uber die Volksepik der Grossrussen" (1879);

Веселовский , "Разбор книги Воллнера" (в "Rssische Revue", 1882);

Damberg , "Versuch einer Geschichte der rus. Heldensage" (Гельсингфорс, 1886).

См. также статьи:

Алеша Попович;
Василий Буслаевич;
Вольга Святославович;
Данило Ловчанин;
Добрыня Никитич;
Дунай (Дон);
Дюк Степанович;
Иван Годинович;
Илья Муромец;
Микула Селянинович;
Михайло Козаринов;
Михайло Потык;
Садко;
Саур Ванидович;
Святогор;
Соловей Будимирович;
Ставр Годинович;
Суровец (Сурог, Суровен);
Сухман (Сухан);
Хотен Блудович;
Чурило Пленкович.

© Студия КОЛИБРИ, 1998, Интернет версия 1999
© ElectroTECH Multimedia, 1998
© Comptek, 1998

Изучение былин.

Начало изучения былин относится к первой половине XVIII в., когда ими заинтересовались известные историки В. Н. Татищев и Г. Ф. Миллер. Они оценили былины как источник сведений о жизни русского народа дописьменного периода. Позже связь былин с русской историей пытался установить К. Ф. Калайдович, редактор второго издания (1818) сборника Кирши Данилова. Исторический подход к былинам был свойствен также историку Н. И. Костомарову и публицисту и писателю К. С. Аксакову. Последний, однако, в славянофильском духе толковал былины, искал в них идеализацию патриархальности и отражение религиозной морали. Костомаров сопоставлял былины с летописными преданиями, что, по его мнению, позволяет увидеть связь былин с историческими событиями. Глубокое и прогрессивное истолкование былинам дал В. Г. Белинский. В 1841 г. он написал ряд статей о народном творчестве и рецензию на сборник Кирши Данилова. Он увидел в былинах не только отражение общественных отношений и условий жизни народа, но и выражение его исторического сознания. Белинский отметил патриотический характер былин, поэтизацию физической силы, но не увидел в них борьбы против социального зла. Особенностями былин он считал стихотворную форму, изображение подвигов богатырей, сказочность некоторых ситуаций, не связывая их, однако, с мифологическими мотивами. Основные мысли Белинского были развиты Н. Г. Чернышевским и Н. А. Добролюбовым. Чернышевский высоко ценил русские былины, хотя указывал на некоторую статичность и однообразие изображаемых в них картин. Почвой эпоса он считал участие народа в великих событиях. Добролюбов высказал немало важных соображений об идейном значении былин. По его мнению, в них выразились мечты народа о свободной жизни; в пору монголо-татарского гнета эти мечты приняли фантастический и гиперболический характер. Взгляды Белинского, Чернышевского и Добролюбова дали основу для формирования исторической школы. Этому помогали и суждения о былинах известных собирателей П. Н. Рыбникова и А. Ф. Гильфердинга, наблюдавших жизнь былин на Севере, открывших талантливых сказителей. Однако этот процесс в былиноведении был задержан влиянием немецкой мифологической школы, основоположником которой был Якоб Гримм. С 50-х годов XIX в. в русской фольклористике стали формироваться особые направления в подходе к былинам. Первым из них было мифологическое, или мифологическая школа, как обычно его называют. Оно было представлено Ф. И. Буслаевым, О. Ф. Миллером и др. Представители мифологической школы полагали, что в основе эпических жанров лежат древние мифологические сказания. Федор Иванович Буслаев (1818-1897), профессор Московского университета, начал свою научную деятельность как сторонник мифологического подхода к фольклору, в частности к эпосу. Историю эпоса он делил на три периода: мифологический, двое-верный и христианский. По его мнению, эпос вначале существовал как мифологический, героями которого были боги, затем он перерос в героический, в котором все более усиливались исторические черты. В основе былин лежат древние предания языческого времени, которые впоследствии историзировались. Взгляды Ф. И. Буслаева значительно отличались от взглядов Я. Гримма, так как он поставил вопрос об общественном значении и нравственных основах фольклора. Основные работы Ф. И. Буслаева собраны в книгах: «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» (1861), в первом томе которых помещена статья «Эпическая поэзия», и «Народная поэзия» (1887), где особенно важны статьи «Русский богатырский эпос»-о сборниках Киреевского и Рыбникова, и «Бытовые слои русского эпоса». Глубоким исследователем былин был Орест Федорович Миллер (1833-1889). В своей книге «Илья Муромец и богатырство киевское. Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом русского эпоса» (1869) Миллер стремился раскрыть древнейшую мифологическую основу образов богатырей, которые, по его мнению, были воплощением светлых сил, борющихся с темными силами ради освобождения пленных существ. Критика работы О. Миллера Ф. И. Буслаевым и А. А. Котля-ревским показывала, что мифологическая школа переживала глубокий кризис. Действительно, скоро Буслаев перешел на иные научные позиции. В русской фольклористике стала складываться так называемая школа заимствования. Теория заимствования, или миграционная теория, возникла в Германии. Ее основоположником считают Теодора Бенфея, который в 1859 г. издал свой перевод индийской книги «Панча-тантра» с обстоятельным вступлением, где изложил взгляды на существование сходных сюжетов в фольклоре, в том числе и в эпосе разных народов. Это явление он объяснил заимствованием сюжетов одним народом у других. В 1868 г. в журнале «Вестник Европы» была опубликована статья В. В. Стасова «Происхождение русских былин». В ней автор последовательно использовал теорию заимствования для объяснения происхождения русских былин. Цель своей работы Стасов определял как борьбу против славянофильского подхода к былинам и критику мифологической теории. Своей цели он достиг. Но доказательно объяснить происхождение былин не смог. Его резко критиковали А. Ф. Гильфердинг, О. Ф. Миллер, П. И. Бессонов, Ф. И. Буслаев. Стасова обвиняли в преувеличении значения восточных элементов в былинах. Значительный шаг вперед в разработке теории заимствования сделал крупнейший русский фольклорист А. Н. Веселовский (1838-1906). В своем исследовании «Южнорусские былины» (1-2, 1881; 3-4, 1884) он по-новому подошел к проблеме заимствования и странствующим сюжетам. Он увидел и доказал двусторонний 139 процесс: «Заимствование предполагает встречную среду с мотивами или сюжетами, сходными с теми, которые приносились со стороны», - писал он в «Поэтике сюжетов». Более того, основное место от отвел не заимствованиям, а влияниям, явлению более ^широкому и более ограниченному, чем заимствования. Он разработал так называемую теорию встречных течений и критиковал тех сторонников теории заимствований, которые изучали одни мотивы, забывая о художественном целом. К теории заимствования примкнули и некоторые более молодые ученые. М. Г. Халанский в монографии «Великорусские былины киевского цикла» (1885) отнес создание былин к более позднему времени, чем это предлагали другие, а циклизацию вокруг Киева и князя Владимира к XV-XVI вв., создание былин считал делом дружинных певцов. В большом труде «Южнославянские сказания о" кралевиче Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса» (1893-1896) он сопоставлял русские былины с сербскими и болгарскими юнацкими песнями и высказал мнение о переходе эпических сюжетов. Неудовлетворенность методами исследования былин, которые применялись мифологической школой и сторонниками миграционной теории, вызвала их острую критику. Их обвиняли в отрыве русского эпоса от русской истории. В русской фольклористике стало складываться новое научное направление, которое получило название исторической школы. Не отрицая фактов заимствования, она прежде всего стремилась раскрыть связи русских былин с русской историей, объяснить их возникновение условиями русской общественной жизни. В основе воззрений представителей исторической школы лежала мысль о том, что былины исходили от исторических событий и в качестве прототипов героев имели исторических лиц, что в результате длительного бытования произведений в народной среде стиралось. Поэтому возникала задача восстановить первичные тексты былин, снимая верхние, т. е. более поздние, слои и идя к более ранним. Историческая школа разработала методику исследования былин, задачу которой В. Ф. Миллер (1848-1913) определял так: «...из сопоставления вариантов вывести наиболее архаический ее (былины.- Я. К.) извод и, исследуя историко-бытовые данные этого извода, определить по возможности период его сложения и район его происхождения» . В. Ф. Миллер сложение основной части былин относил к домонгольскому времени, утверждая, что в тяжелую эпоху ордынского ига не мог сложиться столь оптимистический эпос. Он считал едиными циклы киевский и новгородский, объясняя это тем, что Киев и Новгород были неразрывно связаны и политически, и экономически. Эпохе Владимира Миллер придавал большое значение как времени объединения русских земель, самостоятельности и мощи государства, больших исторических событий (реформы, крещение). Именно поэтому в то время и складывались былины. Сложение их он приписывал дружинным певцам, а характер их творчества считал аристократическим. По его мнению, из среды придворной былины впоследствии спустились в среду городского простонародья, а затем и в крестьянскую, где их начальный вид значительно изменился. В. Ф. Миллер не понял, что дружинные певцы также представляли народное искусство. Основным недостатком работ В. Ф. Миллера была односторонность: он считал былины непосредственным отражением исторических фактов, забывая, что они представляют собой поэтические произведения. .Критику его научных воззрений дал А. П. Скафтымов в книге «Поэтика и генезис былин» (1924). Основные работы Миллера собраны в двух его трудах: «Экскурсы в область русского народного эпоса» (1892) и «Очерки русской народной словесности» (т. 1-3, 1897, 1910, 1924). В советской науке воззрения В. Ф. Миллера оценивались различно. Сложились два подхода к исторической стороне былин: одни ученые старались выяснить исторические основания былин, найти те события и лица, которые получили отражение в былинах, конечно, усовершенствовав методику В. Ф. Миллера (Б. А. Рыбаков, М. М. Плисецкий, Л. И. Емельянов); другие резко отвергли его воззрения, положив в основу подхода к былинам понимание их как художественного явления (В. Я. Пропп, Б. Н. Путилов). Место и время сложения былин. Многие фольклористы и историки расходятся во мнениях о месте сложения былин. Некоторые ученые считают, что деление былин на циклы свидетельствует не только о том, что местом действия служат Киев или Новгород, а и о том, что былины эти сложены в киевских или в новгородских землях. Однако былины складывались не только в названных двух политических центрах Древней Руси, но и в других местах. Это мнение было высказано еще в XIX в., потом его придерживались М. Н. Сперанский, Ю. М. Соколов, с известными отличиями-В. Я. Пропп и др. С этим связана историческая классификация былин. В. Я. Пропп делит былины на три группы произведений: эпос периода развития феодальных отношений, куда относит былины о Волхе и Святогоре, былины о сватовстве и былины о борьбе с чудовищами; эпос времени борьбы с монголо-татарским нашествием; эпос эпохи образования централизованного Русского государства, считая, что сюда можно отнести былины о Микуле и Вольге, Сухмане, Даниле Ловчанине, Василии Буслаеве, Дюке Степановиче. Такое деление- нельзя принять из-за слишком общей его мотивировки. В. П. Аникин делит былины на древнейшие (докиевские), это былины о Волхе, Дунае, Потыке; киевские-о Добрыне, Сухмане, Даниле Ловчанине, Чуриле, Соловье Будимировиче; владимиро-суздальские - об Илье Муромце, Алеше Поповиче (ростовская); галицко-волынские - о Дюке; псковско-новгород-ские -о Вольге и Микуле, Садко, Василии Буслаеве; черниговские-об Иване Гостином сыне; брянские-о князе Романе и братьях Ливиках . В некоторых работах отмечается, что в XIV-XV вв. происходил процесс «киевизации» былин; они приспосабливались к киевскому циклу, включались в общерусский эпос. В. Я. Пропп отметил ошибочность мнений ученых, которые, увлекаясь теорией областного происхождения русского эпоса, забывали, что создавался общерусский эпос. Дело тут не в «киевизации», а в том, что уже во время сложения новых былин или их вариантов они прямо включались в общерусский эпос, который был широко известен и знаком. Мы считаем, что вопрос о киевском цикле упрощен. Учет обстоятельств и материалов позволяет заключить, что он существовал и сложился в домонгольское время, отразив борьбу с печенегами и половцами; во времена ига, в процессе эволюции, он, естественно, трансформировался. Большая часть советских ученых относит формирование жанра былин к X-XI вв. Два основных цикла былин - киевский и новгородский - сложились во время расцвета Киева и Новгорода, тесно связанных между собой. С конца XI в. единое Киевское государство начинает распадаться на отдельные княжества; процесс этот в полной мере развился в XIII-XV вв. Это вместе с тем время монголо-татарского господства. Происходит новое осмысление сложившихся ранее, былин. Основными врагами становятся ордынцы. Создаются и новые былины - «Илья и Калин царь», «Илья и Батыга», «Камское побоище», «Василий Игнатьевич», «Добрыня и Василий Казимиро-вич». В это время окончательно формируется общерусский эпос. В него входят областные сюжеты, которых, впрочем, очень мало, Но особенно важно то, что былины, возникающие позже, тем не менее относят действие ко временам князя Владимира. Этот важный вопрос всегда занимал русскую науку (О. Миллер). Однако эту мысль в стройную теорию развил лишь Д. С. Лихачев. Он показал, что время действия былин относится к прошлому и всегда к условной эпохе русского прошлого, которую можно бы назвать «эпической эпохой». В нее включается и эпоха новгородской вольности. Эта эпоха - идеальная старина, время «русской независимости, славы и могущества», время «патриархальных взаимоотношений князя и дружины богатырей», в лице которых действовал народ. Д. С. Лихачев отмечает важную особенность русских былин: «Былины многослойны, их создавал народ в течение многих веков. В былинах отразились сюжеты и древнейшего эпоса, еще «докиевского» и «доновгородского», и сюжеты последующих веков. Однако и в том и в другом случае былина становится былиной лишь перенеся действие в эту «эпическую эпоху», в ее условную историческую обстановку . Основу образу «эпической эпохи» дало время Владимира, богатое важными событиями. Оно стало выражать идеалы народа, особенно во время монголо-татарского владычества./ Из сказанного ясно, . что нельзя относить сложение былины к тому времени, которое в ней изображается. Дальнейший этап развития русского эпоса -XV-XVII вв. В это время новые былины почти не создаются, старые осмысляются в связи с современностью. С XVII в. общерусский эпос начинает угасать, хотя живут традиции его исполнения. Идет переработка старых сюжетов, часто искажающая былины, как, например, включение Ермака в былину об Илье Муромце. Эпос живет теперь в основном в окраинных областях, более всего на Севере. Меняется трактовка некоторых сюжетов: в них усиливаются антифеодальные и антицерковные тенденции. К XVII в. ученые относят былины «Илья и голи кабацкие», «Илья Муромец на Соколе-корабле», «Добрыня и Маринка».

Географическое распространение былин.

Собирание былин в течение почти двухсот лет с широким обследованием многих русских областей позволило прийти к выводу, что географическими зонами, где бытовали произведения этого жанра, были прежде всего Олонецкая и Архангельская губернии, в которых в XIX -начале XX вв. записано около 700 текстов. Это северозападная часть русского Севера. Характерны поэтому названия сборников былин: «Онежские былины» Гильфердинга, «Архангельские былины» Григорьева, «Беломорские былины» Маркова, «Печорские былины» Ончукова. В близких к названным губерниям-в Вологодской и Пермской -былин почти не записано. Отдельные тексты найдены в центральной части России. Былины зарегистрированы в Сибири, в Томской, Енисейской и Якутской губерниях. Песни о былинных богатырях существовали у донских, терских и кубанских казаков; форма их значительно отличается от былинной. Естественно, возникает вопрос: почему на Севере так стойко сохранились былины? Очевидно, для этого были особые условия. Исследователи былин указывали несколько причин: во-первых, Север отличался более устойчивыми формами быта; во-вторых, он стоял в стороне от больших исторических событий; в-третьих, там не было крепостного права и крестьяне более свободно располагали своим временем, нежели крестьяне центральных областей России; в-четвертых, Север меньше подвергался влиянию городской культуры, расшатывавшей традиционные формы народного творчества. Однако исследовательница вопроса о географическом распространении былин С. И. Дмитриева не склонна считать эти обстоятельства основными факторами сохранения былин на Севере. Она указывает на то, что только северо-западные губернии Севера были хранителями эпоса. Причина заключалась в заселении этих губерний жителями новгородских земель, которое проходило в XII-XIV вв. Следовательно, до того времени былины уже были широко распространены на исконных новгородских землях. На Север переселялись крестьяне, поэтому можно заключить, что они были носителями, а возможно, и создателями былин. Новгородское заселение прекратилось с присоединением Новгорода к Москве, а московское принесло на Север главным образом балладные песни. Районы ростовосуздальского и московского заселения, т. е. северо-восточные, былин не сохранили. Это обстоятельство, а также то, что былины не обнаружены на большей части русской территории, в Белоруссии и на Украине, «позволяет предположить, что к XIV-XV вв, былин не было на всей территории Руси, кроме Новгородской земли», а следовательно, «известная нам былинная традиция является новгородской интерпретацией русского эпоса». Создатели и исполнители былин. Если вопрос об исполнителях былин в XIX-XX вв. довольно ясен (ими являются сказители-крестьяне), то состав исполнителей в более раннее время установить трудно. Еще труднее ответить на вопрос, кто же были создатели былин. Существуют различные мнения: одни считают, что создателями былин были дружинные певцы, другие считают ими скоморохов, третьи-калик перехожих, четвертые - крестьян; наконец, существует мнение, что все эти категории лиц принимали участие в сложении былин. Прежде чем ответить на поставленный вопрос, необходимо сказать, что все названные типы певцов делятся на Две группы: певцов-профессионалов и певцов-непрофессионалов. Дружинные певцы, скоморохи и калики перехожие были профессионалами, они специализировались на сложении и исполнении былин; что же касается крестьян, то среди них некоторая часть была певцами-профессионалами, а большая часть - непрофессионалами. Песни во славу князей, по мнению В. Ф. Миллера, слагали дружинные певцы при княжеских дворах; но были песни и о «храбрах», о богатырях, слагавшиеся в среде «молотшей дружины», которая в былинах всегда определяется как «дружинушка хоробрая». Примерно такого взгляда держался и Н. П. Андреев. Признавая неоднородность дружины (старшая и младшая дружина), он считал, что создатели былин не являлись представителями дружинной верхушки, а занимали гораздо более скромное место и по большей части, вероятно, являлись как раз выходцами из народной среды. Они выражали народную точку зрения на события истории и трактовали ее в духе традиционных форм. Творчество дружинных певцов, слагавших песни не о князьях, а о «храбрах», возможно, и было начальной формой былин. Их искусство затем восприняли скоморохи, бродячие певцы, музыканты и забавники. Они были широко связаны с народными массами, вращались среди них и выражали их интересы и идеалы. Скоморошество было самобытным явлением русской жизни. Скоморохам, вероятно, принадлежит некоторая роль в обработке былин и поддержании эпической традиции. Однако роль скоморохов в развитии и сохранении былинной традиции была незначительной, так как репертуар скоморохов в основном был комическим, шуточным, порой сатирическим, но не эпическим, не героическим. Кроме того, расцвет творчества скоморохов приходился на поздний период (XV-XVII вв.), хотя первые упоминания о них относятся к 1068 г. Русские былины в своем основном составе сформировались до расцвета творчества скоморохов. Основными создателями и носителями былин следует считать крестьян. Это подтверждается рядом соображений. У крестьян северных областей устойчиво сохранялись термины «старина», «старинщик» и «сказитель». Почти все былины в XIX-XX вв. записаны от крестьян. В крестьянской среде былины пели не только известные мастера-сказители, но и рядовые крестьяне. В крестьянской среде собиратели открывали даровитых исполнителей былин, талантливых художников (Т. Г. Рябинин, В. П. Щеголенок и др.). В этой среде исполнение былин передавалось от поколения к поколению, нередко от дедов и отцов детям и внукам, примером чего может быть семья Рябининых. Трофим Григорьевич Рябинин передал свое искусство сыну Ивану, а у того пение былин «перенял» его пасынок Иван Герасимович, у которого научился сказывать былины его сын Петр. Собиратели былин сообщили сведения о том, что среди северных сказителей-крестьян существовали целые школы певцов. Исследовательница былин Севера А. М. Астахова разделила сказителей на три типа в зависимости от того, как они воспроизводят усвоенные тексты былин. Одни из них почти дословно запоминают текст и передают его с незначительными изменениями, так как считают недопустимым отступления от «старины». К таким сказителям относится и известный И. Т. Рябинин. Другие усваивали общую схему сюжета и общие (типические) места, а при исполнении былин вырабатывали свой текст, который старательно сохраняли, что облегчалось частым его повторением. Таким сказителем был один из самых талантливых исполнителей Т. Г. Рябинин. Третьи исполнители были в некотором роде импровизаторами; запоминая сюжетную схему и зная основные былинные приемы, они свободно обращались с текстами и, переставляя, -опуская и вводя эпизоды, исключая или дополняя детали, по сути дела, каждый раз создавали новые произведения (варианты). Эта манера была свойственна В. П. Щеголенку и А. М. Крюковой. Состав и классификация былин. Сборники былин, опубликованные с конца XVIII в. до наших дней, содержат более 2500 текстов. Кроме того, не собраны еще все тексты былин, которые публиковались в разного типа изданиях (журналах, газетах, книгах). Хранятся изданные тексты в архивах научных институтов и высших учебных заведений. Таким образом, состав былин весьма значителен. Эти тексты различны по своим особенностям - по темам, сюжетам, образам героев, структуре, что вызывает необходимость систематизировать материалы, привести их в обозримый вид. К сожалению, сводного каталога былин, или указателя, у нас еще нет, что затрудняет их изучение. В научной литературе предлагались разного типа классификации былин, что обусловливалось различием взглядов ученых. Представители мифологической теории, считавшие, что былины ведут начало от мифов, выделяли две их группы соответственно двум типам богатырей: былины о старших богатырях, в образах которых больше отразились мифологические элементы, и былины о младших богатырях, в образах которых следы мифологических сюжетов и образов незначительны, а сильны исторические черты. К первой группе былин относили былины о Волхе, Святогоре, Микуле, Сухмане, Дунае, Потыке: ко второй - былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче, Василии Буслаеве и др. Во второй половине XIX в. такое деление былин было отвергнуто. Представитель исторической школы В. Ф. Миллер, считавший, что основная часть эпоса -героические былины, разделил произведения былинного жанра на два типа: былины богатырские и былины-новеллы; для первых он полагал характерными героическую борьбу богатырей и государственные ее цели, а для вторых - внутренние столкновения, социальные или бытовые. Что касается термина «былины-новеллы», то он был отвергнут и заменен термином «социально-бытовые былины», что позволило избежать ненужных аналогий с западноевропейским литературным и фольклорным жанром новеллы (в основе литературных новелл нередко лежали сюжеты бытовых сказок и анекдотов). В. Г. Белинский еще ранее предложил деление былин на два цикла - киевский и новгородский, что он сделал на основании связи былин или с Киевом, или с Новгородом, двумя политическими центрами Древней Руси. Но советские ученые дополнили его тем, что учли особенности сюжетов и образов героев, которые хранили в себе черты владимиросуздальские, рязанские и галицко-волынские, т. е. фольклористы пришли к выводу, что былины слагались не только в киевских и новгородских, но и в других русских землях. Итак, в современной фольклористике, с одной стороны, сохраняется деление былин на два цикла - киевский и новгородский, с поправкой, которая подчеркивает, что былины создавались и в других областях; с другой - былины делятся на два типа - воинские и социально-бытовые. К воинским былинам относятся былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче и др., в центре которых стоит борьба с внешними врагами; к социально-бытовым былинам относятся былины «Вольга и Микула», «Дюк Степанович», «Добрыня и Алеша» (неудавшаяся женитьба Алеши), «Соловей Будимирович», «Добрыня и Маринка» и др., а также былины о Садко. Некоторые былины как бы занимают промежуточное место, их нелегко отнести к тому или иному типу. Такова былина о женитьбе князя Владимира. Кроме истории женитьбы она включает в себя подвиги богатырей, конфликт между Киевом и Полоцком; сама женитьба приобретала государственное значение.

Среди русских былин есть группа произведений, которую почти все фольклористы относят к числу наиболее древних. Это прежде всего былины о Волхе и Святогоре и о Дунае и Потыке. К ним причисляют и былину о Добрыне и змее. Основное отличие этих былин состоит в том, что в них значительны следы мифологических представлений. Волх Всеславьевич. Былина о Волхе состоит из двух частей. В первой он изображен как чудесный охотник, обладающий способностью превращаться в зверя, птицу, рыбу; охотясь, он добывает для дружины пищу. Во второй Волх - предводитель похода в Индейское царство, которое он покоряет и жестоко разоряет. Вторая часть почти вышла из бытования, так как ее тема не соответствовала идейной сущности русского эпоса. Но первая часть долго бытовала в народе. Она увлекала сказочно-героической цепью приключений. Образ чудесного охотника исследователи относят к глубокой древности. Однако на этот образ наслоились исторические черты, связав былину с киевским циклом. Это дало основание ряду ученых, в том числе Д. С. Лихачеву, сопоставить Волха с Олегом Вещим и Всеславом полоцким, которые пользовались славой кудесников. Образ Индии - сказочный, а не исторический-и пришел в былину, вероятно, из «Сказания об Индии богатой». Святогор. Былины о Святогоре имеют особую форму -прозаическую, форму побывальщин. Одни из ученых считают это доказательством их древности, другие - новизны. В них содержится ряд эпизодов: о встрече Ильи Муромца и Святогора, о неверной жене Святогора, о смерти Святогора в гробу, о суме с тягой земной. Эти былины древние, как и сам тип богатыря Святогора, в котором немало мифических следов. Святогор многими учеными рассматривается как воплощение старых порядков жизни, которые должны исчезнуть. Поэтому так неизбежна его смерть (былина о Святогоре и гробе). Сначала Илья примеривает себе гроб, но он ему велик, Святогору же как раз в пору. Когда Илья накрыл его крышкой в гробу, снять ее уже было невозможно, а удары мечом по крышке оставляли на ней железные обручи. Илья пелучает от Святогора часть его силы. В. Я. Пропп говорит: «Умирает и уходит в безвозвратное прошлое. старый герой, но он передает свою силу новому герою, герою новой исторической эпохи»; «Смена героев выражает смену двух исторических эпох -в этом основной, глубочайший смысл былины. Святогор ушел в прошлое, теперь вступает в силу Илья» . Святогор-великан исполинской силы, которого едва держит на себе земля. Однако эпизод с тягой земной, которую не может поднять Святогор, говорит о существовании силы еще более могучей; против матери-земли никому не устоять. Пытаясь поднять суму, Святогор уходит ногами в землю. Архаические элементы в былинах. В некоторой части былин явно содержатся архаические элементы. Это сближает их с былинами о Волхе. К их числу относятся былины о Дунае, о Потыке и о Добрыне и змее. В былине о Дунае архаическим является заключение, которое имеет место в большинстве вариантов: когда умирают жена Дуная Настасья и сам богатырь, то из их крови вытекают Настасья-река и Дунай-река. Это древний мотив топонимических легенд. В былине о Потыке мифологические элементы состоят в образе заколдованной Марьи-лебеди, в борьбе Потыка со змеем и победе над ним, в оживлении жены кровью змея. В былине о Добрыне и змее сюжет двукратного боя и победы над змеем, несомненно, архаичен. Все эти три былины позже включены в киевский цикл и приобрели довольно ясные исторические черты. Процесс исто-ризации былин довольно убедительно доказан учеными, хотя он не исключает и обрастания исторического ядра мифологическими и сказочными элементами. Киевский цикл былин. Как было указано, еще В. Г. Белинский выделил в русских былинах киевский цикл и новгородский. Оба цикла имеют свои исторические основы. В. Г. Белинский правильно установил, что в русском эпосе существует группа былин, объединенная рядом важных признаков. Общие их особенности состоят в следующем: действие происходит в Киеве или около него; в центре былин стоит князь Владимир; основная тема-защита Русской земли от южных кочевников; исторические обстоятельства и быт, изображенные в былинах, характерны именно для Киевской Руси; события и враги Русской земли в этих былинах - домонгольского периода; Киев не просто место действия былин, а он воспет как центр русских земель: из Мурома, Ростова, Рязани, Галича едут богатыри на службу в Киев. Формирование киевского цикла былин определялось характерными историческими обстоятельствами. В IX-XI вв. Киев достиг высокого расцвета и могущества; он играл важную роль в борьбе с печенегами и половцами, закрывая им путь в северные русские земли. В этой борьбе осознавались общерусские задачи и складывалось самосознание русского народа. Набеги степных кочевников отражали не только киевляне, но и представители других русских земель, что ярко показано в былинах. Киев в это время объединял почти все русские области и был признанным их центром. Князь Владимир сыграл видную роль в организации борьбы с печенегами; он реформировал управление землями, демократизировал порядки, изменил строй дружины включением в ее состав представителей народных низов; он установил тесные отношения с дружиной, что не раз отмечается в летописи; он совершил ряд победных походов и в своей деятельности пользовался поддержкой народных масс. Подвиги воинов были воспеты в былинах, как и сам князь Владимир - Красное солнышко. Впоследствии киевский цикл былин пережил значительную историческую эволюцию. Киевские былины группируются обычно по богатырям. Но среди былин киевского цикла есть произведения героические и социально-бытовые. В этом отношении их можно разделить на такие группы: героические - включают в себя былины, возникшие до монголо-татарского нашествия, и былины, связанные с нашествием (о камском побоище, о гибели богатырей, О Василии Игнатьевиче и Батыге); былины социально-бытовые включают в себя песни, в которых социальные конфликты стоят на первом месте (Вольга и Микула, Илья в ссоре с Владимиром, Дюк, Чурила, Сухман, Данило Ловчанин), и былины о сватовстве (Михайло Потык, Иван Годинович, Дунай, Козарин, Соловей Будимирович, Хотен). Одной из важных и характерных особенностей киевского цикла служат образы трех богатырей, действия и судьба которых тесно связаны. В образах этих богатырей воплощаются основные особенности богатырства. Это образы Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича. В народном представлении старший из них, самый могучий, богатырь Илья; за ним идет Добрыня, уступающий в некоторых качествах Илье; наконец, Алеша, также отважный защитник Русской земли, однако по ряду особенностей уступающий первым двум богатырям. Они заключили договор о побратимстве, согласии в действиях, помощи друг другу, что твердо выполняется всеми тремя. У всех трех богатырей много общего, однако каждый из них представляет собой особую личность и имеет определенные индивидуальные черты. В образах этих богатырей ясно видна индивидуализация, которая развивается уже в былинах, а получает значительное проявление в исторических песнях, где надо было изображать уже не обобщенные образы богатырей, а определенных исторических лиц. Илья Муромец. В образе Ильи Муромца наиболее ярко и выразительно воплощена основная идея былин -идея защиты родной земли. Именно он чаще других богатырей выступает как отважный и сознающий свой долг страж Русской земли. Он чаще других стоит на заставе богатырской, чаще других вступает в бой с врагами, одерживая победу. Илья Муромец-идеальный образ богатыря, самый любимый герой русских былин. Это богатырь могучей силы, что дает ему уверенность и выдержку. Ему свойственно чувство собственного достоинства, которым он не поступится даже перед князем. Он защитник Русской земли, защитник вдов и сирот. Он ненавидит" «бояр кособрюхих», говорит всем правду в лицо. Обиду он забывает, когда речь идет о беде, нависшей над родной землей, призывает других богатырей встать на защиту не князя Владимира или княгини Опраксы, «а ради матушки-свято-Русь земли». Ученые предпринимали попытки найти исторический прототип Ильи, но они ни к чему не привели. Упоминания Ильи Русского в германской героической поэме об Ортните и норвежской Тидрек-саге представляют его как эпический персонаж, но не как историческое лицо. Несомненно, что исторического прототипа у Ильи Муромца не было, так как это образ широкого обобщения. Илья связан с Муромом и селом Карачаровым, откуда выезжает в Киев. Однако в фольклористике возникло явно ложное понимание этой связи. Некоторыми учеными Илья представляется как муромский, владимиро-суздальский богатырь. Но в этих местах он не действовал, эти земли не защищал, князьям этих земель не служил. И нет оснований его отрывать от Киева, с которым он связан всеми своими действиями. Связан он и с киевскими бога-и.фями. Илья-центральный герой киевского цикла былин. Возникал вопрос и о связи Ильи с городом Карачаровым в Северской земле. Но в былинах о ней нет упоминаний, а связь с селом Карачаровым важна потому, что определяет крестьянский облик Ильи. Он по былинам крестьянский сын, старый казак, а в глазах князей и бояр «мужичище». В былине об исцелении он, почувствовав в себе силу, тотчас идет помогать родителям расчищать поле, корчевать лес и пахать. Б. А. Рыбаков объяснил демократический облик Ильи тем, что князь Владимир, «нуждавшийся в воинах и боярах, переселял с севера тысячи людей, а победителей в важных поединках делал из простых ремесленников «великими мужами», т. е. боярами. Если об этом писали с чувством княжеские летописцы, то сам народ должен был еще с большим чувством петь об этих героях» . Былина об Илье и Соловье-разбойнике «описывает пир и появление на нем нового богатыря, ради которого старым «князьям-боярам» пришлось потесниться» . Образ Ильи Муромца раскрывается в значительной группе былин, популярных в течение долгого времени. Это «Исцеление Ильи Муромца», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Илья и Идолище поганое», «Бой Ильи с сыном», «Илья и Калин-царь», «Илья и голи кабацкие», «Ссора Ильи с князем Владимиром», «Илья на Соколе-корабле», «Три поездки Ильи Муромца». Былина об исцелении Ильи обычно относится исследователями к XVI в. Она, как правило, бытует в прозаической форме побывальщины. Возможно, что в ее сложении приняли участие калики перехожие. Характерна для этого произведения и церковно-религиозная фразеология. Основная же былина о получении силы Ильей это былина «Святогор и Илья Муромец».