Одно из моих любимых произведений Стругацких. Много в нём с мысловых пластов. И всё мои 5 попыток полностью познать их потерпели фиаско. Уверен, будут ещё по меньшей мере 5. И каждый раз я переворачивал последнюю страницу, дослушивал последний трек, с множеством вопросов, на которые сам ответа дать не мог. Была возможность задать эти вопросы Борису Стругацкому во время его он-лайн интервью. Однако на те же вопросы, заданные до меня, сотни читателей получили ответ: "В тексте Г.О. есть ответы, ищите". Или же: "Фантазируйте, зачем вам голова на плечах!". Сейчас великих писателей уже нет. И остаётся лишь их завет - искать правду в текстах.
Коротко сюжет через призму моего сознания.
Вообще советую читать оригинал или хотя бы нормальное описание .
Миллионный город, зажатый между уходящей в небеса стеной и бездонным обрывом - арена невиданного эксперимента. Сюда попадают люди из разного времени и стран. Они живут и работают, как и в той, обычной жизни до эксперимента. Работают тут на разных работах; подбирает вакансию человеку машина, зачастую ставя его на совершенно неподходящую должность. Солнце, согревающее людей и город, - исполинский фонарь, который включается и выключается. Контролируют жизнь в городе таинственные наставники, возникающие ниоткуда в самых неожиданных ситуациях. Кто они и кто их "подопечные"? Черти и грешники? Инопланетяне и похищенные? Боги и души?
Эта картина Рериха стала фундаментом романа
Сюжет разворачивается вокруг астронома Андрея Воронина и круга его знакомых и друзей. В первой части парень выступает в роли мусорщика. Полного идей, надежд, верящего друзьям и ждущего чуда. Потом Андрей - следователь. Слуга закона, неспособный по душевной мягкости использовать хлыст даже против откровенной мрази... Следующее воплощение Воронина - редактор. Именно редактором он переживает в городе фашистский переворот. Неумение побороть обстоятельства приносит бессилие и конформизм, которые уничтожают в человеке всё; выедают его из середины. Дальше герой поступает на службу советником президента. Где-то в этой части я перестал понимать вектор образа Андрея. Враг сам себе... Уходя от всего того, что невозможно изменить, Воронин идёт в экспедицию на север. А из северных пустынных кварталов в город он уже не вернётся.
При подготовке публикации я заметил, что очень мало хороших иллюстраций. Похоже, рисовать по Стругацким так же тяжело, как и снимать фильмы. (рисунок Дмитрия Некрасова)
По сюжету рядом с Ворониным следует "гадкий лебедь" - толстый и неопрятный Изя Кацман. Этот человек таинственен и можно долго спорить, кто Кацман - образ пророка, ведущего души из ада, или ведомый интересом фанатик с богатым внутреним миром. Других участников сюжета я не описываю так подробно. Наверное потому, что они, несмотря на свою уникальность и красочность, - лишь фон эмоций главного героя. Внешние раздражители, которые никогда не цепляли все струны души сразу.
(рисунок Дмитрия Некрасова)
Главная идея
Без сомнения, главная идея произведения - указать на то, как может меняться человек под действием внутренних и внешних сил. Некоторые видят в идее сюжета ницшеанство с его духовной эволюцией (верблюд-лев-ребёнок). Если раскладывать по полочкам, то что-то подобное и выходит. Действительно, в первых главах Андрей - подчиняющийся фанатик, верящий в коммунизм. Позже он уже "лев" - командующий другими, но не производящий никакого морального продукта. Ребёнком - умеющим созидать построенное, Андрей становится лишь в самом конце.
Очень чётко авторы описывают ощущение вечной внутренней пустоты, терзающей человека, когда тот теряет свою веру и идеалы. Из неё три выхода - "пуля в лоб", "стать подлецом" или вечно мстить миру за его жестокость. Уверен, что-то было в жизни каждого думающего человека. И, порой, чувствую это в себе.
Авторы призывают нас быть элитой в себе, но никогда не быть элитой, вершащей судьбы. Они призывают не делить людей на сорты и классы, а искать их интеллектуальную доминанту по отношению к некому фантастическому храму. Можешь дать обществу моральный продукт, от которого берёт за душу даже самого уродистого морального урода - ты строитель храма. Знаешь высшее моральное благо и ведёшь других к этому - ты жрец. Можешь просто любоваться величием храма - ты созидатель. И не важно, кто ты - начальник или дворник.
Захотите найти проблески Данте в ГО - тоже будете правы. Но круги (уровни) ада (и ада ли?!) лежат настолько на поверхности, что эту идею лично я старался гнать от себя. Стругацкие никогда не оставляли идей на поверхности. И даже наоборот - всегда маскировали настоящие сокровища мысли под пластом грязного налёта.
Андрей Воронин
Это я. Или вы. Или ваши друзья. Люди, которые чувствуют вектор, но не знают, что их ждёт в желанной точке. И каково бывает разочарование, когда эта точка - не рай. А лишь переход на новый уровень...
Изя Кацман
Человек, по сути своей - пророк. Тоже еврей, кстати. И тоже не всем он понятем и приятен. Экспедиция, в которую он отправляется с Ворониным, превращает неопрятного Кацмана в своеобразного Моисея. С другой стороны Изя ведёт души
к новому уровню, к выходу из чистилища. Но никто не сказал, что души к этому готовы. Именно потому экспедиция бунтует, оставляя Кацмана и Воронина умирать в руинах.
Наверное на этом и остановлюсь. Вполне может быть, что через год напишу новую рецензию с новыми знаниями. Ну а пока вроде всё сказал...
Николай Рерих. Град Обреченный, 1914
– …великие писатели тоже всегда брюзжат. Это их нормальное состояние, потому что они – это больная совесть общества, о которой само общество, может быть, даже и не подозревает…
– …На то он и писатель, чтобы врачевать язвы…
– Сроду писатели не врачевали никаких язв, – возразил Изя. – Больная совесть просто болит, и все…“Град обреченный”, братья Стругацкие (разговор Изи Кацмана, Фрица Гейгера и Андрея Воронина)
Кажется, я начинаю понимать, почему мне нравятся братья Стругацкие, не взирая на абсолютное расхождение во взгляде на мир. Какое-то время меня это крайне удивляло, ведь я совсем не отношусь к тому типу людей, которые за ради любви к искусству станут читать произведения авторов, с которыми расходятся в главном – в мировоззрении.
Стругацкие умеют задавать вопросы, которые заставляют, пусть со скрипом, шевелиться те извилины, которые в обычной жизни спокойненько себе ржавеют за невостребованностью. Повести АБС это такой фитнес для мозга, не просто ЛФК (ручками-ножками помахать для радости), а именно вдумчивые, иногда ужасно трудные упражнения. И именно в этом удовольствие лично для меня – лежать в ночи, взяв штурмом очередную повесть Стругацких, и думать, думать далеко за пределами забот о хлебе насущном, за пределами радостей и горестей обычной жизни, ведь
Думать – это не развлечение, а обязанность.
“Улитка на склоне”, братья Стругацкие
И, наверное, не получится написать один вменяемый отзыв – много, слишком уж много мыслей, образов, ассоциаций. Ах да, еще слишком много скрипа издают мои извилины…
Путь от фанатизма к …
Главная задача романа не сначала, но постепенно сформировалась у нас таким примерно образом: показать, как под давлением жизненных обстоятельств кардинально меняется мировоззрение молодого человека, как переходит он с позиций твердокаменного фанатика в состояние человека, словно бы повисшего в безвоздушном идеологическом пространстве, без какой-либо опоры под ногами. Жизненный путь, близкий авторам и представлявшийся им не только драматическим, но и поучительным.
Борис Стругацкий, “Комментарии к пройденному”, гл. 20 “Град обреченный”
И еще, одно из главных и неоспоримых преимуществ всех произведений Стругацких – авторы, выражая достаточно ясно свою позицию, ничего никому не навязывают. В наше время это довольно большая редкость, видимо, от того, что мы находимся, как Андрей Воронин, когда мы только его встречаем в повести “Град обреченный”, на самой низшей ступени в “позиции твердокаменного фанатика”. А вот Изя Кацман с самого начала встречается нам человеком, уже прошедшим этот путь и шагнувшим дальше, обретя не то чтобы опору под ногами, а нечто более важное – внутренний стержень, который позволяет не болтаться в невесомости, а двигаться в ней по своей воле, к определенной и четкой цели. Кажется, что позиция твердокаменного фанатика Андрея (на начальном этапе его пути) и обретенная вера Изи – это одно и то же, но это совсем не так.
Фанатик (сектант) не допускает для другого человека свободы выбора, свободы думать иначе; мир фанатика узок и тесен, в нем нет места многообразию, многоцветию, в нем царит идеальный до безобразия порядок. Именно фанатики “насаждают” добро, не спрашивая разрешения. А вот вера Изи Кацмана в храм культуры не вызывает отторжения, не потому, что ты с ней согласен, а потому что Изя – такой человек, рядом с которым чувствуешь себя свободно и легко, который готов отвечать на вопросы. Его жизнь подчинена одному ему ведомой цели, но, тем не менее, у него есть дело и интерес до других людей, не как потенциальных адептов своей веры, а вообще.
Град и его жители
Читая повесть, у меня ни на секунду не возникало желания отнести происходящие в ней события к ушедшему советскому времени. Нет, конечно, умом я понимала, что Стругацкие писали о своем времени, но особенность хороших книг заключается в том, что их содержание остается актуальным и реальным здесь и сейчас для каждого поколения читателей.
Описанное Стругацкими в “Граде” органично легло на недавно прочтенную книгу “Екклесиаст (Проповедник)”:
Пустая тщета, - сказал Проповедник, - пустая тщета, все - пустое. Какая польза человеку от всех его трудов, сколько ни трудись он под солнцем?
…Что было - то и будет, что случалось - то и случится, и нет ничего нового под солнцем.
Град обреченный – это взгляд на историю человечества вообще и одновременно отдельного человека в частности. Все очень узнаваемо, я сама живу в таком мире, среди персонажей этой повести.
Вот только нужно решить – на кого я больше похожа? Этот вопрос почему-то кажется важным.., может, потому что все-таки мы должны разобраться в себе:
Они пытаются разобраться в человечестве, понимаешь? Разобраться! А для нас проблема номер один – то же самое: разобраться в человечестве, в нас самих. Так, может быть, разбираясь сами, они помогут разобраться и нам?
Изя Кацман, “Град обреченный” (братья Стругацкие)
На скромного мусорщика Вана, не желающего подниматься по социальной лестнице?
Лучше всего быть там, откуда некуда падать.
На Дональда, который рано понял безвыходность рутины, то бишь Эксперимента, и не пожелал мириться с перспективой жить по раз и навсегда заданному плану или хаосу, не в силах что-либо изменить в существующем положении вещей (почему-то вспомнился полковник Снегов из “Миллиарда лет до конца света”, застрелившийся как и Дональд)?
Может, я из честных парней, как Кэнси, Пак или Дэнни Ли, готовых бороться против этого положения вещей и сложивших головы на алтарь этой борьбы с ветряными мельницами? Смотрите, насколько актуально предсмертное письмо Денни Ли… это протест – протест не против зла, насилия или социальной несправедливости, это протест против нашего с вами общества потребления:
«Всем сильным ублюдочного мира сего!
Я ненавижу ложь, но правда ваша еще хуже лжи. Вы превратили Город в благоустроенный хлев, а граждан Города – в сытых свиней. Я не хочу быть сытой свиньей, но я не хочу быть и свинопасом, а третьего в вашем чавкающем мире не дано. В своей правоте вы самодовольны и бездарны, хотя когда-то многие из вас были настоящими людьми. Есть среди вас и мои бывшие друзья, к ним я обращаюсь в первую очередь. Слова не действуют на вас, и я подкрепляю их своей смертью. Может быть, вам станет стыдно, может быть – страшно, а может быть – просто неуютно в вашем хлеву. Это все, на что мне осталось надеяться. Господь да покарает вашу скуку! Это не мои слова, но я под ними с восторгом подписываюсь – Денни Ли».
Или все-таки я из основной массы сытых свиней, как солдат Хнойпек или несчастная приблудная Мымра, состоящие сплошь и исключительно из “половых и пищеварительных органов” и должна гордиться, что являюсь абсолютным большинством этого общества?
Ведь каждый отдельный Хнойпек не имеет меры вещей. От природы он научен только пищеварить и размножаться.
А большинство… стремится набить брюхо и усладить свою плоть ценой наименьших усилий.
Честно признаюсь, очень хотелось бы быть… нет, даже не Андреем, прошедшим ад понимания (об этом, чуть позже), я хочу быть Изей Кацманом. Да, этим ужасно не симпатичным, болтливым, навязчивым, самым здравым и мудрым, твердым и настойчивым, героем без ореола славы и героизма, добрым, веселым, неунывающим и способным на прощение, понимающим что-то много больше и глубже остальных из всех жителей Града. А, может, он и вовсе не оттуда уже?
Братья Стругацкие - мои любимые писатели. В их творчестве мне нравится практически все, а любимых произведений много. "Град обреченый" - одно из них. Я читала и перечитывала этот роман несколько раз и всегда открывала для себя какие-то новые грани, заставляющие задуматься над многослойностью в данном произведении.
Есть Город, в который попадают люди. Как, куда - это остается неизвестным. Известно, что проживание в этом месте - своего рода Эксперимент, задуманный, по-видимому, очень давно. Герои романа не раз задумываются о том, кто его поставил, и идет ли Эксперимент в их время, или все давно пущено на самотек? Эти люди - совершенно разные личности, в нашей жизни они давно стали бы заклятыми врагами, а в том Городе остаются хорошими приятелями и почти Друзьями. И никто из них не является 100-но хорошим или плохим. Комсомолец и верный товарищ Андрей Воронин обнаруживает в себе совершенно новые качества, о которых он не мог раньше подозревать; фашист Гейгер оказывается не настолько уж плохим, а лучший из лучших - Изя Кацман, чьи неуемная жажда познания и острый ум позволяют открыть или приоткрыть некоторые тайны Города, обладает совсем непривлекательной внешностью.
Я долго искала ответ на самую главную тайну города, которая стала известна Изе благодаря его любви копаться в рукописях и архивах, и нашла этот ответ).
Но братья Стругацкие во всех своих произведениях использовали гениальный ход - они всегда оставляли Читателю право и возможность самому додумать финал или развитие действия. И мы, поклонники их творчества, спорили, искали правду, забрасывали в он-лайн конференции Бориса Стругацкого множеством вопросов, мучавших нас. А ведь это и отличает Литературу от чтива - умение заставить думать, размышлять, открывать, создавать и рисовать в своем воображении миры, созданные любимыми Писателями.
"Все прочее - это только строительные леса у стен храма, говорил он. Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм. Через тысячелетия своей истории, воюя, голодая, впадая в рабство и восставая, жря и совокупляясь, несет человечество, само об этом не подозревая, этот храм на мутном гребне своей волны. Случается, оно вдруг замечает на себе этот храм, спохватывается и тогда либо принимается разносить этот храм по кирпичикам, либо судорожно поклоняться ему, либо строить другой храм, по соседству и в поношение, но никогда оно толком не понимает, с чем имеет дело, и, отчаявшись как-то применить храм тем или иным манером, очень скоро отвлекается на свои так называемые насущные нужды: начинает что-нибудь уже тридцать три раза деленное делить заново, кого-нибудь распинать, кого-нибудь превозносить – а храм знай себе все растет и растет из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и ни разрушить его, ни окончательно унизить невозможно... Самое забавное, говорил Изя, что каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия, каждый неповторимый архитектурный силуэт несет в себе спрессованный опыт этого самого человечества, мысли его и мысли о нем, идеи о целях и противоречиях его существования; что каким бы он ни казался отдельным от всех сиюминутных интересов этого стада самоедных свиней, он, в то же время и всегда, неотделим от этого стада и немыслим без него... И еще забавно, говорил Изя, что храм этот никто, собственно, не строит сознательно. Его нельзя спланировать заранее на бумаге или в некоем гениальном мозгу, он растет сам собою, безошибочно вбирая в себя все лучшее, что порождает человеческая история... Ты, может быть, думаешь (спрашивал Изя язвительно), что сами непосредственные строители этого храма – не свиньи? Господи, да еще какие свиньи иногда! Вор и подлец Бенвенуто Челлини, беспробудный пьяница Хемингуэй, педераст Чайковский, шизофреник и черносотенец Достоевский, домушник и висельник Франсуа Вийон... Господи, да порядочные люди среди них скорее редкость! Но они, как коралловые полипы, не ведают, что творят. И все человечество – так же. Поколение за поколением жрут, наслаждаются, хищничают, убивают, дохнут – ан, глядишь, – целый коралловый атолл вырос, да какой прекрасный! Да какой прочный!.. Ну ладно, сказал ему Андрей. Ну – храм. Единственная непреходящая ценность. Ладно. А мы все тогда при чем? Я-то тогда здесь при чем?.."
Название романа братья позаимствовали из одноименной картины Николая Рериха. Гениальная картина. И гениальный роман.
Хотя, как отмечает Борис Стругацкий, уже трудно установить каким был первоначальный замысел и он скорее всего был весьма непохож на окончательную версию. Рабочие названия романа - «Новый Апокалипсис» и «Мой брат и я» (что свидетельствует о первоначальной автобиографичности задуманного произведения). Роман был написан в шесть заходов в течение двух с четвертью лет. Официальная дата его завершения - 27 мая 1972 года. Однако публикация текста была осуществлена позже, что было связано с его политизированностью. Впервые главы из романа публикует журнал «Радуга» - с января по апрель 1987 г. Затем роман публикуется в журнале «Нева» - в сентябре-октябре 1988 г. и в феврале-марте 1989 г. В 1989 роман выходит отдельным изданием.
Как пишет Б. Стругацкий, задачей романа было показать, как «под давлением жизненных обстоятельств кардинально меняется мировоззрение молодого человека, как переходит он с позиций твердокаменного фанатика в состояние человека, словно бы повисшего в безвоздушном идеологическом пространстве, без какой-либо опоры под ногами».
Главные герои
Андрей Воронин
Год «извлечения»: разнится. При размышлениях после спора с друзьями Дональдом и Изей Кацманом указан 51-ый, а в разговоре с фермером Давыдовым - 54-ый.
Профессия до «извлечения»: астроном.
Практически вся повествовательная линия строится вокруг Андрея Воронина, который являет собой образец воспитания сталинской эпохой, он очень многое старается перевести на коммунистическую основу, его мировоззрение постоянно выдерживает испытание новой, непонятной обстановкой.
Дональд Купер
Год «извлечения»: 1967.
Профессия до «извлечения»: профессор социологии.
Предстает перед читателем хмурым человеком, в котором явно ощущается сильный внутренний надлом, хотя раньше был веселым, общительным, никогда не унывающим. Накопленную растерянность от пребывания в Городе он старается не показывать, внешне его поведение показывает сильную личность. Это проявляется и в его манере вождения, и в привычке носить с собой оружие, хотя в Городе это категорически запрещено, оружием владеют только преступники. Невозможность адаптации приводит его к самоубийству.
Иосиф (Изя) Кацман
Страна «извлечения»: Советский Союз.
Год «извлечения»: 1967.
Профессия до «извлечения»:
Описывается как «встрепанный, толстый, неопрятный и, как всегда, неприятно жизнерадостный». Несмотря на свою гротескность, шумность, неопрятность и беспрестанное иронизирование над всем и вся - самый, кажется, здравомыслящий человек во всем Городе. Проводит самостоятельные изыскания объяснений происходящего, для этого регулярно уходит за окраину, на север, чтобы проводить исследования, отыскивать записи о прошлом. Очень начитанная и интеллектуальная личность.
Кэнси Убуката
Страна «извлечения»: Япония.
Год «извлечения»:
Профессия до «извлечения»: литсотрудник в издательстве «Хаякава».
Сельма Нагель
Страна «извлечения»: Швеция.
Профессия до «извлечения»: проститутка
Он (Андрей) пытался хоть сейчас и хоть что-нибудь понять в этой женщине и как всегда ничего не понимал. Она была шлюхой, шлюхой природной, шлюхой божьей милостью - это он понимал. Это он понял давно. Она любила его, полюбила с первого же дня - это он тоже знал, и знал, что это нисколько ей не мешает.
Сожительствуя с Андреем Сельма ведет себя весьма ветренно, даже распутно, Андрея это раздражает:
Да ничего такого не было, - продолжала шептать Сельма. - Это же управляющий был, он по всем квартирам ходил, спрашивал, не прячет ли кто оружие…
- Замолчи, - сказал Андрей сквозь зубы.
- Честное слово, - шептала Сельма. - Он же только на одну минутку зашел, он уже уходить собирался…
- Так без штанов и собирался? - холодно осведомился Андрей, отчаянно пытаясь отогнать отвратительное воспоминание: он, обессиленно вися на дяде Юре и на Стасе, смотрит в прихожей собственной квартиры на какого-то белоглазого коротышку, воровато запахивающего халат, из-под которого виднеются фланелевые кальсоны. И отвратительно невинное, пьяное лицо Сельмы из-за плеча коротышки. И как выражение невинности сменяется на этом лице испугом, а потом - отчаянием.
- Но он же так и ходил по квартирам - в халате! - шептала Сельма.
- Слушай, заткнись, - сказал Андрей. - Заткнись, ради бога. Я тебе не муж, ты мне не жена, какое мне до всего этого дело?..
- Но я же тебя люблю, хороший мой! - шептала Сельма с отчаянием. - Только одного тебя…
Интересен тот факт, что после того как Сельма стала супругой Андрея ни разу до конца книги не упоминается о ней как о «шлюхе» и о том изменяла ли она мужу. Распрощалась ли она со своими привычками остается только догадываться.
Ван
Страна «извлечения»: Китай
Год «извлечения» не упоминается.
Профессия до «извлечения»: скорее всего - видный политический деятель, впоследствии разжалованный, возможно, даже бежавший в Город от репрессий.
Ван символизирует человека уставшего от власти и ответственности, человека ищущего покой.
Давыдов Юрий Николаевич
Страна «извлечения»: Советский Союз, деревня где-то около Вологды и Череповца.
Год «извлечения»: 1947.
Профессия до «извлечения»: колхозник, житель деревни. Во время Великой Отечественной войны был танкистом.
Бесспорно сильная личность, закален и пройденной Великой Отечественной войной, и исконно мужицким, деревенским воспитанием, воспринимая себя, как кормильца «городских дармоедов». Ничего не страшится, полагаясь на свою силу, умение дать отпор. Благодаря своей щедрости и общительности быстро становится своим в любой компании. Сторонник «фермерской вольницы», являющей собой полную противоположность советской послевоенной деревне, в которой кроме безысходности ничего не видел.
Фриц Гейгер
Страна «извлечения»: немецкая провинция Восточная Пруссия, где-то под Кёнигсбергом.
Год «извлечения»: очевидно 1945, так как попадает в Город из плена после взятия советскими войсками Кенигсберга (9 апреля).
Профессия до «извлечения»: унтер-офицер вермахта.
Чрезвычайно сильная личность, однако по воспитанию и мировоззрению - «двойник» Андрея. Весь неиспользованный потенциал он бросает на захват власти, и в конце-концов становится Президентом Города.
Отто Фрижа
Страна «извлечения»: очевидно, та же, что и у Фрица Гейгера.
Год «извлечения»: очевидно, тот же, что и у Фрица Гейгера.
Профессия до «извлечения»: ефрейтор вермахта.
Идеальный исполнитель, при этом - слабая личность, обречённая находиться в тени лидера. Это не помешало ему сделать карьеру при Гейгере.
Основные особенности описываемого мира
В самом начале, естественно, происходит знакомство читателя с главными героями произведения. Это круг знакомых, которые в каждой новой части произведения предстают перед нами в новом качестве, в определенном развитии своих взаимоотношений и представлений об окружающем мире. Мы понимаем, что действие происходит в некотором Городе. Все живущие в нем люди вовлечены в долгосрочный Эксперимент, о начале, сути и условиях которого нет никакой информации. Многое происходящее вокруг герои стоически объясняют фразой: «Эксперимент есть Эксперимент». Однако одной из самых популярных тем в разговорах все равно остается попытка понять, что из себя представляет Город, в каком времени и пространстве он находится и по каким законам развивается. Есть ряд любопытных свойств:
- Город в романе описан, как идущий с севера на юг между обрывом и Жёлтой стеной. За юг условно принимается сторона пространства, направленная на Солнце. На севере, за Городом, располагаются необитаемые руины, так как там отсутствует вода. Этот факт говорит в пользу искусственной природы Города, нормальная жизнь возможна только там, где существуют исправные коммуникации. На юге расположены фермерские хозяйства и болота.
- Солнце в романе включается и выключается, как некий исполинский светильник. Вот как описывается включение:
С трудом удерживаясь на ногах, поминутно хватаясь за соседей, Андрей, вывернув шею, наблюдал, как на своем обычном месте медленно разгорается малиновый диск. Сначала диск дрожал, словно пульсируя, становясь все ярче и ярче, наливался оранжевым, желтым, белым, потом он на мгновение погас и сейчас вспыхнул во всю силу так, что смотреть на него стало невозможно. Начался новый день. Непроглядно черное беззвездное небо сделалось мутно-голубым, знойным, пахнуло жарким, как из пустыни, ветром, и город возник вокруг как бы из ничего, - яр-кий, пестрый, исполосованный синеватыми тенями, огромный, широкий... Этажи громоздились над этажами, здания громоздились над зданиями, и ни одно здание не было похоже на другое, и стала видна раскаленная желтая Стена, уходящая в небо справа, а слева, в просветах над крышами, возникла голубая пустота, как будто там было море, и сразу же захотелось пить. Многие по привычке посмотрели на часы. Было ровно восемь.
В принципе, кроме создания нормальной череды дня и ночи Солнце выполняет и свою основную функцию: происходит нормальный рост растений - фермеры выращивают урожаи, необходимую для питания пищу они поставляют в Город.
- Все жители Города получают назначение на профессию с помощью распределительной машины, не учитывающей настоящих способностей, полученного изначально образования и предпочтений конкретного человека. Так основные герои в первой части предстают перед нами в роли мусорщиков, затем они получают иные, отличные от настоящей, профессии.
- Хотя большую часть прироста населения обеспечивает прибытие новичков с Земли, в городе уже родились «несколько десятков тысяч человек».
- У каждого жителя есть свой Наставник, роль которого заключается скорее в помощи в адаптации к новым условиям жизни. Наличие Наставника не скрывается, но общение с ним относится к сфере интимного. Наставники не раскрывают секретов Города и Эксперимента, их функция неясна, это скорее воплощенная Мораль и Совесть, но сугубо своя, индивидуальная для каждого. Наставник Андрея делает следующее любопытное высказывание:
Подождите. Вы опять задаете мне вопросы, на которые я просто не умею ответить. Поймите вы это, наконец: не умею… … Помните, вы у меня допытывались, как это так: люди разных национальностей, а говорят все на одном языке и даже не подозревают этого. Помните, как это вас поражало, как вы недоумевали, пугались даже, как доказывали Кэнси, что он говорит по-русски, а Кэнси доказывал вам, что это вы сами говорите по-японски, помните? А вот теперь вы привыкли, теперь эти вопросы вам и в голову не приходят. Одно из условий Эксперимента. Эксперимент есть Эксперимент, что здесь еще можно сказать?.. … Ну идите, идите, Андрей. Ваше место - там. Действие прежде всего. Каждый на своем месте, и каждый - все, что может!..
- Время от времени в Городе начинаются некие глобальные процессы, затрагивающие все население. Природа и смысл их так же неясны. Например, это эрозия построек или превращение воды в желчь, случившиеся еще до появления в Городе главного героя Андрея Воронина. В первой части таким событием становится нашествие неимоверного количества злобных, хулигански настроенных павианов, вносящих в размеренный ход жизни большую долю Хаоса.
- Все герои произведения попадают в Город из разных стран и разного времени. Одно из условий «переезда» - попадание человека в сложную жизненную ситуацию, приводящую его в отчаяние: плен, бедность, разруха в стране, сложная политическая ситуация, преследование.
Книга первая
Часть первая. Мусорщик
Временные рамки первой части произведения ограничены одними сутками.
Сначала мы видим Андрея и Дональда, ночью, до начала нового дня собирающих мусорные баки около дома, где дворником работает Ван. Появляется Кэнси Убукато, полицейский, он приводит с собой новенькую, Сельму Нагель, которой надо получить ключ от предоставленной ей квартиры.
Затем Андрей и Дональд едут на окраину Города, на импровизированную свалку, устроенную среди руин нежилой его части. Ожидание своей очереди на разгрузку баков прерывается встречей с Изей Кацманом, тоже мусорщиком. Появление Кацмана, жизнерадостного и иронично настроенного по отношению к окружающему миру, вызывает спор о необходимости такой должности, как учетчик мусора на свалке.
Я приспособленный. Ты приспособленный. Ван приспособленный. Дональд давеча все возмущался: почему, чтобы свалить мусор, надо стоять в очереди? На кой хрен здесь учетчик? Что он здесь учитывает?
- Ну и правильно возмущался, - сказал Андрей. - Действительно же, кретинизм какой-то.
- Но ведь ты же не нервничаешь по этому поводу, - возразил Изя. - Ты прекрасно понимаешь, что учетчик - человек подневольный. Поставили его учитывать, вот он и учитывает. А по-скольку он учитывать не успевает, образуется, сами понимаете, очередь. А очередь - она и есть очередь... - Изя снова забулькал и забрызгал. - Конечно, на месте начальства Дональд проложил бы здесь хорошую дорогу со съездами для сброса мусора, а учетчика, здоровенного лба, отправил бы в полицию ловить бандитов. Или на передовую, к фермерам...
- Ну? - сказал Андрей нетерпеливо.
- Что - ну? Дональд ведь не начальство!
- Ну, а начальство почему так не сделает?
- А зачем ему? - радостно вскричал Изя. - Сам подумай! Мусор вывозится? Вывозится! Вывоз учитывается? Учитывается! Систематически? Систематически! Месяц окончится, будет представлен отчет: вывезено на столько-то баков дерьма больше, чем в прошлом месяце. Министр доволен, мэр доволен, все довольны, а что Дональд недоволен, так его сюда никто не гнал - доброволец!..
В это время начинается нашествие павианов, на людей сыпятся груды мусора, в темноте, никто не может разобраться в происходящем, а крики: «Дьяволы!» помогают панике разрастись до неимоверных масштабов. Только немногие понимают, что произошло на самом деле, но никто не понимает, как с этим нашествием бороться. Андрей и Дональд возвращаются в Город, потеряв мусорные баки. Андрей успевает обратить внимание на то, что в начале суматохи Дональд расстреливает обезьян из пистолета, и начинает от него требовать добровольной явки с повинной в мэрию - ведь добропорядочный гражданин не может иметь оружия, даже полицейским запретили его носить «в связи с участившимися случаями нападения гангстеров на полицейских с целью захвата оружия».
В Городе кипит паника. Перед мэрией суетятся чиновники, жители в исподнем требуют объяснений. Андрей с горечью понимает, что многие сразу, сходу определяют свое место в новой сложившейся ситуации. Попав в мэрию, в одном из кабинетов Андрей встречает Наставника, убеждающего и несколько пристыжающего молодого человека - Дональд не гангстер, в этот момент он собирает отряд добровольцев для борьбы с обезьянами, а пистолет выменял на черном рынке, потому что привык ходить с оружием в кармане. Затем Наставник призывает Андрея к действию и отправляет на улицу.
На площади он наблюдает попытки Фрица Гейгера организовать свой отряд самообороны, необходимость в котором отпадает сама собой: начинается новый день, павианы расселись по крышам и занялись своими обезьянними делами, а жители, вооружившись кто веником, кто палкой, отправляются по своим делам.
Тут происходит знакомство Андрея с приехавшим в Город для торговли фермером Давыдовым. Вначале назревает конфликт с непосредственным участием Фрица Гейгера из-за того, что Давыдов собирается применить для разгона павианов пулемет кустарного производства, изготовленный городскими умельцами в обмен на продукты. Постепенно Андрей разговорился с фермером, поняв, что они земляки и проникнувшись к нему чувством растроганной радости, приглашает к себе в гости.
Прийдя домой, Андрей делает генеральную уборку и засыпает. Будит его пришедшая Сельма Нагель. Андрей, памятуя о том, что она новенькая, «распушает хвост» и пытается завести с ней знакомство. Разговор строится на противопоставлении «мелочных» интересов Сельмы, огорченной отсутствием привычных развлечений и уже успевшей заскучать в Городе, и попытке Андрея убедить женщину в необходимости начать работу по перевоспитанию в добропорядочного жителя Города.
Сельма хихикнула у него за спиной.
- Ну чего забегал? - сказала она. - Я же не виновата, что ты такой идиотик. Ну, извини.
Не давая себе оттаять, Андрей решительно рубанул ладонью воздух.
- Вот что, - сказал он. - Ты, Сельма, очень запущенный человек, и отмывать тебя придется долго. И ты не воображай, пожалуйста, что я обиделся лично на тебя. Это с теми, кто тебя до такого довел, у меня да - личные счеты. А с тобой - никаких. Ты здесь - значит, ты наш товарищ. Будешь работать хорошо - будем хорошими друзьями. А работать хорошо - придется. Здесь у нас, знаешь, как в армии: не умеешь - научим, не хочешь - заставим! - Ему очень нравилось, как он говорит - так и вспоминались выступления Леши Балдаева, комсомольского вожака факультета. Тут он обнаружил, что Сельма, наконец, отняла ладони от лица и смотрит на него с испуганным любопытством. Он ободряюще подмигнул ей.
- Да-да, заставим, а как ты думала? У нас, бывало, на стройку уж такие сачки приезжали - поначалу только и норовили в ларек да в лесок. И ничего. Как миленькие. Труд, знаешь, даже обезьяну очеловечивает…
В семь часов вечера начинается традиционный сбор. Первым в гости приходит Изя, который немедленно завладел интересом Сельмы. Он также приносит новость.
Вы слыхали? Совет районных уполномоченных рассматривает проект решения, - он поднял палец и повысил голос, - «Об упорядочении положения, создавшегося в связи с наличием в городской черте больших скоплений собакоголовых обезьян»… Уф! Предлагается всех обезьян зарегистрировать, снабдить металлическими ошейниками и бляхами с собственными именами, а затем приписать к учреждениям и частным лицам, которые впредь и будут за них ответственны! - Он захихикал, захрюкал и с протяжными тоненькими стонами принялся бить кулаком правой руки в раскрытую ладонь левой. - Грандиозно! Все дела заброшены, на всех заводах срочно изготовляют ошейники и бляхи. Господин мэр лично берет под свою опеку трех половозрелых павианов и призывает население следовать его примеру. Ты возьмешь себе павианиху, Андрей? Сельма будет против, но таково требование Эксперимента!
Таким образом Город предстает перед читателем чрезвычайно гибкой структурой, мгновенно откликающейся на все сваливающиеся на него невзгоды.
О! - Изя опять вскинул палец. Рот его приоткрылся, глаза выкатились. - О! - повторил он и снова замолчал. Сельма смотрела на него с восхищением. - Порядок! - провозгласил Изя. - Порядок! - глаза его выкатились еще больше. - А теперь представь, что во вверенном тебе городе появляются бесчисленные стада павианов. Изгнать ты их не можешь - кишка тонка. Кормить их централизованно ты тоже не можешь - не хватает жратвы, резервов. Павианы попрошайничают на улицах - вопиющий беспорядок: у нас нет и не может быть попрошаек! Павианы гадят, за собой не убирают, и никто за ними убирать не намерен. Какой отсюда напрашивается вывод?
- Ну, уж во всяком случае, не ошейники надевать, - сказал Андрей.
- Правильно! - сказал Изя с одобрением. - Конечно, не ошейники надевать. Первый же напрашивающийся деловой вывод: скрыть существование павианов. Сделать вид, что их вовсе нету. Но это, к сожалению, тоже невозможно. Их слишком много, а правление у нас пока еще до отвращения демократическое. И вот тут появляется блестящая в своей просторе идея: упорядочить присутствие павианов! Хаос, безобразие узаконить и сделать таким образом элементом стройного порядка, присущего правлению нашего доброго мэра! Вместо нищенствующих и хулиганящих стад и шаек - милые домашние животные. Мы же все любим животных. Королева Виктория любила животных. Дарвин любил животных. Даже Берия, говорят, любил некоторых животных, не говоря уже о Гитлере…
Следующими появляются Фриц Гейгер и его «личный дружок» Отто Фрижа, третий день работающий помощником министра профессиональной подготовки. Отто держится с Фрицем подобострастно, сказывается различие в чинах в прошлой жизни, но и в отношениях с посторонними людьми он легко и охотно принимает роль безмолвного исполнителя. Понимая, что в доме нет ничего съестного, Андрей собирает с друзей деньги и отправляется с Отто в лавку немца Гофштаттера, представляющей из себя некую помесь зеленной и бакалейной. Внешне лавка представляет из себя жалкое зрелище, но для «истинных немцев» в ней «находятся» практически все необходимые продукты первой свежести.
Дома Андрей обнаруживает, что к компании присоединился фермер Давыдов - «дядя Юра» - и Кэнси. С дядей Юрой в доме появляется огромное количество деревенского самогона и пара мешков картошки - своеобразный гостинец радушному хозяину дома. Последним приходит Ван. Читатель уже понимает к этому моменту, что Ван - это скромность, возведенная в степень:" Перед ним стояла самая маленькая тарелочка с маленьким кусочком и лежала самая щербатая вилка, а бокал для первача он взял себе с отбитым краем". Когда выключают Солнце, вся компания уже достаточно захмелела, разговоры за столом перемежаются танцами под патефон, ухаживаниями за единственной женщиной - Сельмой и тем, что Андрей так любил в этих сборищах - спорами.
Говорят о павианах, о решении мэрии надеть на них ошейники и раздать гражданам, о постоянной кардинальной смене профессий, о причинах, побудивших каждого переехать в Город, и, конечно, о сути и смысле Эксперимента. Постепенно захмелевшие друзья переходят от споров к застольному пению, кое-кто засыпает.
Заканчивается все новостью о том, что Дональд Купер застрелился.
Загрузка...
