Роман Уильяма Голдинга «Повелитель мух», на первый взгляд, имеет мало общего с хоррором. Ведь что представляет собой это произведение? Социальную драму? Антиутопию? Приключенческий роман робинзонаду? Конечно!

Но ещё «Повелитель мух» — книга об Ужасе. Том самом, что скрывается в каждом человеке и ждёт только удобного случая выйти наружу...

В результате авиакатастрофы английские школьники оказываются на необитаемом острове и, несмотря на отсутствие взрослых, поначалу неплохо живут. Однако вскоре все летит в тартарары: цивилизованные мальчики дичают, поклоняются отвратительному «богу», доходит даже до убийств. Сюжет «Повелителя мух» хорошо знаком каждому, что не удивительно: этот роман Голдинга признан одним из важнейших литературных произведений XX века.

«Повелитель мух» настолько многогранен, что говорить о нем сложно. Роман раскрывает самые разные темы, каждая из которых сама по себе интересна и значима. Переплетенные в одном произведении, эти темы приобретают еще более глубокий, философский, почти сакральный смысл.

Так, «Повелитель мух» — это аллегорический роман-парабола, проще говоря, притча о человеческой природе, иррациональной и подверженной страхам несмотря на глас рассудка. Также произведение затрагивает вопросы религии, причем с ницшеанским мотивом «Бог мертв», ведь словосочетание «Повелитель мух» — дословный перевод имени языческого бога Вельзевула, который в христианстве ассоциируется с дьяволом. Да и само упоминание зверя отсылает к библейскому «Откровению Иоанна Богослова», которое рассказывает о конце света и гибели человечества. Кстати, оригинальное название романа «Lord of the Flies» можно перевести и как «Господь мух», однако в России этот вариант не прижился.

«Повелитель мух» — это и социальная драма: сильный и умный лидер постепенно становится изгоем; слабого и неуклюжего толстячка-изгоя не просто тиранят, но в итоге убивают. Это и антиутопия, раскрывающая истинную сущность людей, которая проявляется даже в невинных на первый взгляд детях. Мы видим попытку построить образцовое общество, которая оборачивается крахом, деградацией, настоящим кошмаром. Это и приключенческий роман, робинзонада с идеальным местом действия — остров с превосходными для жизни условиями. Наконец, это книга о детстве, о сотрудничестве и соперничестве, о друзьях и врагах: «Головы кружила высота, кружила дружба» ; «Они [Ральф и Джек] посмотрели друг на друга с изумленьем, любовью и ненавистью» ; «И еще эта странная ниточка между ним и Джеком; нет, Джек не уймется никогда, он не оставит его в покое» .

Нужно признать, что о «Повелителе мух» редко говорят как о хорроре, чаще уделяя внимание религиозно-философскому смыслу произведения. Поэтому мы постараемся восстановить справедливость и рассмотреть всего один аспект — ужас.

Зверь выходит из вод, зверь сходит с неба

А ужасного в романе Голдинга много. И прежде всего — зверь, один из ключевых образов произведения и один из самых страшных монстров в истории хоррор-литературы.

Уже во второй главе малыш с родимым пятном в пол-лица шепчет о звере-змее, который «выходит из вод». Вскоре ребенок погибает в лесном пожаре, устроенном по недосмотру. К слову, эта трагичная случайность тоже пробирает до глубины души, особенно надрывное Хрюшино: «Вот тот малыш, тот, который на лице с меткой, я не вижу его. Где он?»

Дальше появляется все больше смутных намеков на зверя, который приходит во снах и мерещится в переплетении лиан. «Под деревьями идет что-то, большое и страшное» ; «Ты чувствуешь, будто вовсе не ты охотишься, а за тобой охотятся; будто сзади, за тобой, в джунглях все время прячется кто-то» . Выплескивается на волю первобытный страх перед темнотой и неизвестностью, который признает даже Джек, воплощение мужественной силы, переходящей в жестокость. Ужас нарастает хаотично, мелькает в оборванных и часто несвязных разговорах мальчишек, в каких-то недомолвках, умолчаниях — и от этого еще напряженнее. И хуже всего, что ни герои романа, ни читатели не знают наверняка, существует зверь или нет. Голдинг намеренно запутывает повествование, нагнетая атмосферу.

Попытка выследить чудовище оказывается успешной. По воле злого рока они натыкаются на мертвого парашютиста, застрявшего на скале и страшно «кланяющегося» из-за ветра. С другой стороны, в глубине души дети верят в зверя — а значит, непременно найдут его во всем, что угодно. При этом никто, даже рассудительный Ральф, не слушает проницательного Саймона, ведь он «с приветом». Именно Саймон первым понимает, что «зверь — это мы сами». И он находит в себе смелость подняться на гору и узнать тайну засевшего там «монстра».

Еще один потрясающий по степени напряженности и градусу ужаса эпизод — встреча Саймона с Повелителем мух.

«Прямо против Саймона ухмылялся насаженный на кол Повелитель мух. Наконец Саймон не выдержал и посмотрел; увидел белые зубы, кровь, мутные глаза — и уже не смог отвести взгляда от этих издревле неотвратимо узнающих глаз. В правом виске у Саймона больно застучало.

— Глупый маленький мальчик, — говорил Повелитель мух, — глупый, глупый, и ничего-то ты не знаешь.

Несколько мгновений лес и все другие смутно угадываемые места в ответ сотрясались от мерзкого хохота.

— Но ты же знал, правда? Что я — часть тебя самого? Неотделимая часть! Что это из-за меня ничего у вас не вышло? Что все получилось из-за меня?

— Мы тебя прикончим. Ясно? Джек, и Роджер, и Морис, и Роберт, и Билл, и Хрюша, и Ральф. Прикончим тебя. Ясно?

Пасть поглотила Саймона. Он упал и потерял сознанье» .

Этот момент вызывает иррациональный страх. Мы знаем, что это всего лишь свиная голова на палке, которую Джек оставил как дар зверю. Мы знаем, что беседа происходит в воспаленном мозгу «чокнутого» Саймона, перегревшегося на солнце. Но все равно боимся, боимся Повелителя мух и его слов, даже если уже в десятый раз читаем роман и знаем, что будет дальше. После этой сцены в груди остается тошнотворный комок, губы пересыхают, язык липнет к гортани, будто ты сам стоишь загипнотизированный перед мерзким, всезнающим Повелителем мух.

Кадры из фильма «Повелитель мух»

(Великобритания, 1963, реж. Питер Брук).

Длинные волосы, раскрашенные лица

Догадка Саймона («зверь — это мы сами») подводит нас к другому кошмару: одичание, стремительная деградация ждет тех, кто оказался отрезан от цивилизации.

С самого начала маленькие робинзоны восприняли авиакатастрофу как возможность весело поиграть на чудесном острове, «как в книжке». Мальчики даже упоминают роман Роберта Баллантайна «Коралловый остров» (известно, что изначально Голдинг задумал «Повелителя мух» как иронический комментарий к этому наивному произведению).

«Остров — наш! Потрясающий остров. Пока взрослые не приедут за нами, нам будет весело! (...) Нам нужны правила, и мы должны им подчиняться. Мы не дикари какие-нибудь. Мы англичане. А англичане всегда и везде лучше всех. Значит, надо вести себя как следует» .

Главный герой романа Ральф — воплощение разумности, цивилизованности, «правильности». Он единственный понимает, что «кроме правил, у нас ничего нет», что костер должен всегда дымить, посылая сигнал бедствия. Он первым замечает ужасные признаки деградации: «Ральф с омерзеньем понял, до чего он грязен и опустился; он понял, как надоело ему вечно смахивать со лба спутанные космы и по вечерам, когда спрячется солнце, шумно шуршать сухой листвой, укладываясь спать» ; «Вдруг он понял, что привык ко всему этому, притерпелся, и у него екнуло сердце» .

Совсем иначе себя чувствует герой-антагонист Джек, возглавивший охотников, а потом и «перетянувший» всех жителей острова в свое дикарское племя. Он придумывает разрисовать лица — сначала это просто маскировка для охоты, но потом она превращается в нечто большее: «Маска жила уже самостоятельной жизнью, и Джек скрывался за ней, отбросив всякий стыд» . К концу романа все мальчики, кроме Ральфа, потеряли лица и имена: они стали просто безликими дикарями, раскрашенными белым, зеленым и красным.

Другая любопытная деталь: Джек и его охотники придумывают своеобразный ритуал, охотничий танец.

«Морис с визгом вбежал в центр круга, изображая свинью; охотники, продолжая кружить, изображали убийство. Они танцевали, они пели.

— Бей свинью! Глотку режь! Добивай!»

Сначала это была забавная игра, шутка, в которой принимал участие даже Ральф, тем самым позволяя вырваться наружу скрытой, первобытной, дикой части своей души. Но с каждым разом танец становился все злее, все страшнее: «вокруг Роберта сомкнулось кольцо. Роберт завизжал, сначала в притворном ужасе, потом уже от действительной боли» . Понятно, что в какой-то момент все выйдет из-под контроля.

(Великобритания, 1963, реж. Питер Брук).

Лицо смерти

Одна из ключевых сцен романа Голдинга — вечерняя буря, во время которой племя Джека устроило пир. К костру также пришли Ральф, Хрюша и другие ребята, привлеченные жареным мясом, против которого невозможно устоять после долгой фруктовой диеты. Темнота, гроза, накалившиеся страсти — все это привело к очередным дикарским пляскам. И именно в этот момент прибежал Саймон, спеша донести до друзей новость о том, что никакого зверя нет.

«Малыши визжа неслись с опушки, один, не помня себя, проломил кольцо старших:

— Это он! Он!

Круг стал подковой. Из лесу ползло что-то неясное, темное. Впереди зверя катился надсадный вопль.

Зверь ввалился, почти упал в центр подковы.

— Зверя бей! Глотку режь! Выпусти кровь!

Голубой шрам уже не сходил с неба, грохот был непереносим. Саймон кричал что-то про мертвое тело на горе.

— Зверя — бей! Глотку — режь! Выпусти — кровь! Зверя — прикончь!

Палки стукнули, подкова, хрустнув, снова сомкнулась вопящим кругом.

Зверь стоял на коленях в центре круга, зверь закрывал лицо руками. Пытаясь перекрыть дерущий омерзительный шум, зверь кричал что-то насчет мертвеца на горе. Вот зверь пробился, вырвался за круг и рухнул с крутого края скалы на песок, к воде. Толпа хлынула за ним, стекла со скалы, на зверя налетели, его били, кусали, рвали. Слов не было, и не было других движений — только рвущие когти и зубы» .

Впоследствии Хрюша и близнецы Эрикисэм будут со стыдом отрицать свою причастность к «танцу»: «Мы рядом стояли. Мы ничего не делали, мы ничего не видели. (...) Мы рано ушли, мы устали» . И лишь Ральф найдет в себе силы признать, что это было убийство. Смерть Саймона — поворотный момент истории, точка невозврата, после которой ужас всего происходящего будет только нарастать.

Хрюша. Толстый и нескладный, с «астмой-какассымой». Мы даже не знаем его имени, тогда как помним имена второстепенных персонажей — Генри, Билл, Персиваль. Тем не менее, он умен, и даже Ральф это признает: «Хрюша думать умеет. Как он здорово, по порядку все всегда провернет в своей толстой башке. Но какой же Хрюша главный? Хрюша смешной, толстопузый, но котелок у него варит, это уж точно» . Кроме того, именно благодаря Хрюше мальчишки смогли разжечь сигнальный костер — при помощи его очков, которые стали одним из символов разумности, порядка, надежды на спасение.

Понятно, что мальчика по прозвищу Хрюша ничего хорошего не ждет на острове, где водятся свиньи, которым пускают кровь. Охотник Роджер, явный садист, мрачный «двойник» безобидного Саймона, в начале романа просто швырявший камешки в малышей, совершает осознанное убийство человека. Он сбрасывает на Хрюшу каменную глыбу.

«Камень прошелся по Хрюше с головы до колен; рог разлетелся на тысячу белых осколков и перестал существовать. Хрюша без слова, без звука полетел боком с обрыва, переворачиваясь на лету. Камень дважды подпрыгнул и скрылся в лесу. Хрюша пролетел сорок футов и упал спиной на ту самую красную, квадратную глыбу в море. Голова раскроилась, и содержимое вывалилось и стало красным. Руки и ноги Хрюши немного подергались, как у свиньи, когда ее только убьют. Потом море снова медленно, тяжко вздохнуло, вскипело над глыбой белой розовой пеной; а когда оно снова отхлынуло, Хрюши уже не было» .

Вместе с Хрюшей «погибает» и морская раковина — рог, которым Ральф созывал собрания, еще один символ разума и упорядоченности. Попытка создать цивилизованное общество провалилась: орава мальчишек превратилась в первобытное племя, которым правит вождь Джек, которое подчиняется примитивным и жестоким законам. Ральф остается один.

Кадр из фильма «Повелитель мух»

(США, 1990, реж. Гарри Хук).

Доигрались...

Итак, красивый, сильный, умный лидер превращается в изгоя. Финал романа Голдинга пропитан ужасом: Ральф не просто ранен, одинок и растерян, на него начинают настоящую охоту. И самое страшное: близнецы Эрикисэм предупредили, что «Роджер заострил палку с обоих концов» . При этом в руках у Ральфа такое же обоюдоострое копье, которое он подобрал после разрушения тошнотворного идола — Повелителя мух. А значит, его голова будет следующим «даром тьме, даром зверю».

Повествование наполняется хаосом, в котором смешались паника и ненависть. Джунгли ожили, когда Ральфа стали окружать. Все вокруг грохотало, когда дикари сталкивали на него, затаившегося, огромные каменные глыбы. Ральф потерял остатки здравого смысла, и его погнали, как охотники загоняют визжащего от ужаса кабана, когда весь остров запылал огнем.

«Ральф крикнул — от страха, отчаянья, злости. Ноги у него сами распрямились, он кричал и кричал, он не мог перестать. Он метнулся вперед, в чащобу, вылетел на прогалину, он кричал, он рычал, а кровь капала. Он ударил колом, дикарь покатился; но на него уже неслись другие, орали. Он увернулся от летящего копья, дальше побежал уже молча. Вдруг мелькающие впереди огоньки слились, рев леса стал громом, и куст на его пути рассыпался огромным веером пламени» .

Появление морского офицера на берегу подводит суммирующую черту под всем произошедшим, расставляет все «по полочкам». Вмешательство взрослого настолько внезапно, что оно магическим образом обрывает истерику Ральфа и слепую ярость охотников.

«— Взрослых здесь нет?

Ральф затряс головой, как немой. Он повернулся. На берегу полукругом тихо-тихо стояли мальчики с острыми палками в руках, перемазанные цветной глиной.

— Доигрались? — сказал офицер.

Огонь добрался до кокосовых пальм на берегу и с шумом их проглотил.

Подпрыгнув, как акробат, пламя выбросило отдельный язык и слизнуло верхушки пальм на площадке. Небо было черное» .

Отрезвляющие укоры взрослого, его спокойствие, его белая фуражка и аккуратная форма, эполеты, револьвер, золотые пуговицы на мундире — все это оттеняет только что пережитый Ральфом кошмар. И к этому примешиваются воспоминания о том, как вначале все было здорово, каким прекрасным был остров.

«Грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша» .

Кадры из фильма «Повелитель мух»

(США, 1990, реж. Гарри Хук).

* * *

Чтобы спастись, дети развели сигнальный костер — маленький, безопасный, управляемый. Но он оказался бесполезным, идея — несостоятельной. Взрослые прибыли, только увидев дым от пожара, сожравшего сказочный остров. Это горькая правда, которая читается между строк.

Племя, вождь, раскрашенные лица, пиры после удачной охоты, пляски у костра... Именно этим путем шли первобытные люди к цивилизации, к прогрессу. Это был единственный способ выжить, подчинить неуправляемую и опасную природу, превозмочь всепоглощающий иррациональный страх, противостоять злым силам, скрытым в душах. И мальчишки, оказавшиеся в изоляции, деградировали, опустились до дикарей... сделав тем самым шаг вперед, как их предки миллионы лет назад.

В этом и таится самая жуткая истина «Повелителя мух». Страшнее всего то, что это книга обо всех людях. Это книга о нас с вами.

Год написания:

1954

Время прочтения:

Описание произведения:

Повелитель мух это первый роман Уильяма Голдинга. Роман написан в аллегорическом жанре. Повелителем мух является голова убитой свиньи, насаженная на кол охотником.

Роман отказались печатать множество издательств. Все же, когда после переработки первых страниц книги ее издали, она не получила признания. За первый год было продано меньше 3000 книг. Но уже через несколько лет роман заметили, он стал буквально бестселлером и даже был введен в учебную программу школ и колледжей.

Время действия не определено. В результате произошедшего где-то ядерного взрыва группа подростков, которых везли в эвакуацию, оказывается на необитаемом острове. Первыми на берегу моря встречаются Ральф и толстый мальчик в очках по прозвищу Хрюша. Найдя на дне моря большую раковину, они используют её как рог и созывают всех ребят. Сбегаются мальчишки от трёх лет до четырнадцати; последними строем приходят певчие церковного хора во главе с Джеком Меридью. Ральф предлагает выбрать «главного». Кроме него, на главенство претендует Джек, но голосование заканчивается в пользу Ральфа, который предлагает Джеку возглавить хористов, сделав их охотниками.

Небольшой отряд в составе Ральфа, Джека и Саймона, хрупкого, склонного к обморокам хориста, идёт в разведку, чтобы определить, действительно ли они попали на остров. Хрюшу, несмотря на его просьбы, с собой не берут.

Поднимаясь в гору, мальчики испытывают чувство единения и восторга. На обратном пути они замечают запутавшегося в лианах поросёнка. Джек уже заносит нож, но что-то останавливает его: он ещё не готов к убийству. Пока он медлит, свинье удаётся бежать, и мальчик испытывает стыд за свою нерешительность, давая себе клятву в следующий раз нанести смертельный удар.

Мальчики возвращаются в лагерь. Ральф собирает собрание и объясняет, что теперь им все придётся решать самим. Он предлагает установить правила, в частности, не говорить всем сразу, а давать высказаться тому, кто держит рог, - так они называют морскую раковину. Детей пока не пугает, что их, возможно, не скоро спасут, и они предвкушают весёлую жизнь на острове.

Вдруг малыши выталкивают вперёд щуплого мальчика лет шести с родимым пятном на пол-лица. Оказывается, тот ночью видел зверя - змея, который утром превратился в лиану. Дети высказывают предположение, что это был сон, кошмар, но мальчик твёрдо стоит на своём. Джек обещает обыскать остров и проверить, есть ли тут змеи; Ральф с досадой говорит, что никакого зверя нет.

Ральф убеждает ребят, что их, конечно, спасут, но для этого нужно развести на вершине горы большой костёр и поддерживать его, чтобы их могли увидеть с корабля.

Совместными усилиями они складывают костёр и поджигают его с помощью Хрюшиных очков. Поддержание огня берет на себя Джек со своими охотниками.

Вскоре выясняется, что никто не хочет серьёзно работать: строить шалаши продолжают лишь Саймон и Ральф; охотники, увлёкшись охотой, совершенно забыли про костёр. Из-за того, что костёр погас, ребят не заметили с проплывавшего мимо корабля. Это становится поводом для первой серьёзной ссоры между Ральфом и Джеком. Джек, как раз в этот момент убивший первую свинью, обижается, что его подвиг не оценили, хотя сознаёт справедливость упрёков Ральфа. От бессильной злобы он разбивает Хрюше очки, дразнит его. Ральфу с трудом удаётся восстановить порядок и утвердить своё главенство.

Для поддержания порядка Ральф собирает очередное собрание, теперь уже понимая, как важно уметь грамотно и последовательно излагать свои мысли. Он вновь напоминает о необходимости соблюдать установленные ими же самими правила. Но главное для Ральфа - изжить закравшийся в души малышей страх. Взявший слово Джек неожиданно произносит запретное слово «зверь». И напрасно Хрюша убеждает всех, что нет ни зверя, ни страха, «если только друг дружку не пугать», - малыши не хотят этому верить. Маленький Персиваль Уимз Медисон вносит дополнительную сумятицу, утверждая, что «зверь выходит из моря». И лишь Саймону открывается истина. «Может, это мы сами...» - говорит он.

На этом собрании Джек, чувствуя свою силу, отказывается подчиняться правилам и обещает выследить зверя. Мальчики делятся на два лагеря - тех, кто олицетворяет разум, закон и порядок (Хрюша, Ральф, Саймон), и тех, кто представляет слепую силу разрушения (Джек, Роджер и другие охотники).

Той же ночью дежурившие на горе у костра близнецы Эрик и Сэм прибегают в лагерь с известием, что видели зверя. Весь день мальчики обшаривают остров, и лишь вечером Ральф, Джек и Роджер отправляются на гору. Там в неверном свете луны они принимают за зверя повисший на стропах труп парашютиста со сбитого самолёта и в страхе бросаются бежать.

На новом собрании Джек открыто упрекает Ральфа в трусости, предлагая себя в качестве вождя. Не получив поддержки, он уходит в лес.

Постепенно Хрюша и Ральф начинают замечать, что в лагере остаётся все меньше ребят, и понимают, что те ушли к Джеку.

Мечтатель Саймон, облюбовавший в лесу полянку, где можно побыть одному, становится свидетелем охоты на свинью. В качестве жертвы «зверю» охотники насаживают свиную голову на кол - это и есть Повелитель мух: ведь голова сплошь облеплена мухами. Раз увидев, Саймон уже не может отвести взгляда от «этих издревле неотвратимо узнающих глаз», ибо на него смотрит сам дьявол. «Ты же знал... что я - часть тебя самого. Неотделимая часть», - говорит голова, словно намекая, что она и есть воплощённое зло, порождающее страх.

Чуть позже охотники во главе с Джеком совершают набег на лагерь, чтобы добыть огонь. Лица их вымазаны глиной: под личиной проще творить бесчинства. Захватив огонь, Джек приглашает всех присоединиться к его отряду, соблазняя охотничьей вольницей и едой.

Ральфу и Хрюше страшно хочется есть, и они с остальными ребятами идут к Джеку. Джек вновь призывает всех вступить в его воинство. Ему противостоит Ральф, который напоминает, что его избрали главным демократическим путём. Но своим напоминанием о цивилизованности Джек противопоставляет первобытный танец, сопровождаемый призывом: «Зверя бей! Глотку режь!» Неожиданно на площадке появляется Саймон, который был на горе и своими глазами убедился, что никакого зверя там нет. Он пытается рассказать о своём открытии, но в темноте его самого принимают за зверя и убивают в диком ритуальном танце.

«Племя» Джека располагается в «замке», на напоминающей крепость скале, где с помощью нехитрого рычага на противника можно сбрасывать камни. Ральф тем временем из последних сил пытается поддерживать костёр, единственную их надежду на спасение, но Джек, как-то ночью прокравшийся в лагерь, крадёт Хрюшины очки, с помощью которых ребята разводили огонь.

Ральф, Хрюша и близнецы отправляются к Джеку в надежде вернуть очки, но Джек встречает их враждебно. Тщетно Хрюша пытается убедить их, что «закон и чтоб нас спасли» лучше, чем «охотиться и погубить все». В завязавшейся драке близнецов берут в плен. Ральфа тяжело ранят, а Хрюшу убивают брошенным из крепости камнем... Разбит рог, последний оплот демократии. Торжествует инстинкт убийства, и вот Джека на посту вождя уже готов сменить Роджер, олицетворяющий тупую, звериную жестокость.

Ральфу удаётся скрыться. Он понимает, «что раскрашенные дикари ни перед чем не остановятся». Видя, что часовыми стали Эрик и Сэм, Ральф пытается переманить их на свою сторону, но они слишком напуганы. Они лишь сообщают ему, что на него готовится охота. Тогда он просит, чтобы они увели «охотников» подальше от его укрытия: он хочет спрятаться неподалёку от замка.

Однако страх оказывается сильнее понятий чести, и близнецы выдают его Джеку. Ральфа выкуривают из леса, не давая ему спрятаться... Как затравленный зверь мечется Ральф по острову и вдруг, выскочив на берег, натыкается на морского офицера. «Могли бы выглядеть и попристойнее», - упрекает тот ребят. Известие о гибели двух мальчиков поражает его. И представляя, как все начиналось, он говорит: «Все тогда чудно выглядело. Просто «Коралловый остров».

Вы прочитали краткое содержание романа Повелитель мух. В разделе нашего сайта - краткие содержания , вы можете ознакомиться с изложением других известных произведений.

© Перевод. Е. Суриц, 2013

© Издание на русском языке AST Publishers, 2014


Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.


© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

* * *

Глава первая
Морской рог

Светловолосый мальчик только что одолел последний спуск со скалы и теперь пробирался к лагуне. Школьный свитер он снял и волочил за собой, серая рубашечка на нем взмокла, и волосы налипли на лоб. Шрамом врезавшаяся в джунгли длинная полоса порушенного леса держала жару, как баня. Он спотыкался о лианы и стволы, когда какая-то птица желто-красной вспышкой взметнулась вверх, голося, как ведьма; и на ее крик эхом отозвался другой.

– Эй, – был этот крик, – погоди-ка!

Кусты возле просеки дрогнули, осыпая гремучий град капель.

Светловолосый мальчик остановился и подтянул гольфы автоматическим жестом, на секунду уподобившим джунгли окрестностям Лондона.

– Двинуться не дают, ух и цопкие они!

Тот, кому принадлежал голос, задом выбирался из кустов, с трудом выдирая у них свою грязную куртку. Пухлые голые ноги коленками застряли в шипах и были все расцарапаны. Он наклонился, осторожно отцепил шипы и повернулся. Он был ниже светлого и очень толстый. Сделал шаг, нащупав безопасную позицию, и глянул сквозь толстые очки.

– А где же дядька, который с мегафоном?

Светлый покачал головой:

– Это остров. Так мне по крайней мере кажется. А там риф. Может даже, тут вообще взрослых нет.

Толстый оторопел:

– Был же летчик. Правда, не в пассажирском отсеке был, а впереди, в кабине.

Светлый, сощурясь, озирал риф.

– Ну, а ребята? – не унимался толстый. – Они же, некоторые-то, ведь спаслись? Ведь же правда? Да ведь?

Светлый мальчик пошел к воде как можно непринужденней. Легко, без нажима он давал понять толстому, что разговор окончен. Но тот заспешил следом.

– И взрослых, их тут совсем нету, да?

– Вероятно.

Светлый произнес это мрачно. Но тотчас его одолел восторг сбывшейся мечты. Он встал на голову посреди просеки и во весь рот улыбался опрокинутому толстому.

– Без всяких взрослых!

Толстый размышлял с минуту.

– Летчик этот…

Светлый сбросил ноги и сел на распаренную землю.

– Наверно, нас высадил, а сам улетел. Ему тут не сесть. Колеса не встанут.

– Нас подбили!

– Ну, он-то вернется еще, как миленький!

Толстый покачал головой:

– Мы когда спускались, я – это – в окно смотрел, а там горело. Наш самолет с другого края горел.

Он блуждал взглядом по просеке.

– Это все от фюзеляжа.

Светлый потянулся рукой и пощупал раскромсанный край ствола.

На мгновенье он заинтересовался:

– А что с ним стало? Куда он делся?

– Волнами сволокло. Ишь, опасно-то как, деревья все переломаты. А ведь там небось ребята были еще.

Он помолчал немного, потом решился:

– Тебя как звать?

Толстый ждал, что его, в свою очередь, спросят об имени, но ему не предложили знакомиться; светлый мальчик, назвавшийся Ральфом, улыбнулся рассеянно, встал и снова двинулся к лагуне. Толстый шел за ним по пятам.

– Я вот думаю, тут еще много наших. Ты как – видал кого?

Ральф покачал головой и ускорил шаг. Но наскочил на ветку и с грохотом шлепнулся.

Толстый стоял рядом и дышал, как паровоз.

– Мне моя тетя не велела бегать, – объяснил он, – потому что у меня астма.

– Ассы-ма-какассыма?

– Ага. Запыхаюсь я. У меня у одного со всей школы астма, – сказал толстый не без гордости. – А еще я очки с трех лет ношу.

Он снял очки, протянул Ральфу, моргая и улыбаясь, а потом принялся их протирать замызганной курткой. Вдруг его расплывчатые черты изменились от боли и сосредоточенности. Он утер пот со щек и поскорей нацепил очки на нос.

– Фрукты эти…

Он кинул взглядом по просеке.

– Фрукты эти, – сказал он. – Вроде я…

Он поправил очки, метнулся в сторонку и присел на корточки за спутанной листвой.

– Я сейчас…

Ральф осторожно высвободился и нырнул под ветки. Сопенье толстого тотчас осталось у него за спиной, и он поспешил к последнему заслону, отгораживавшему его от берега. Перелез через поваленный ствол и разом очутился уже не в джунглях.

Берег был весь опушен пальмами. Они стояли, клонились, никли в лучах, а зеленое оперенье висело в стофутовой выси. Под ними росла жесткая трава, вспученная вывороченными корнями, валялись гнилые кокосы и то тут, то там пробивались новорожденные ростки. Сзади была тьма леса и светлый проем просеки. Ральф замер, забыв руку на сером стволе, и щурясь смотрел на сверкающую воду. Там, наверное, в расстоянии мили, лохматилась у кораллового рифа белая кипень прибоя и дальше темной синью стлалось открытое море. В неровной дуге кораллов лагуна лежала тихо, как горное озеро – разнообразно синее, и тенисто-зеленое, и лиловатое. Полоска песка между пальмовой террасой и морем убегала тонкой лункой неведомо куда, и только где-то в бесконечности слева от Ральфа пальмы, вода и берег сливались в одну точку; и, почти видимая глазу, плавала вокруг жара.

Он соскочил с террасы. Черные ботинки зарылись в песок, его обдало жаром. Он ощутил тяжесть одежды. Сбросил ботинки, двумя рывками сорвал с себя гольфы. Снова вспрыгнул на террасу, стянул рубашку, стал среди больших, как черепа, кокосов, в скользящих зеленых тенях от леса и пальм. Потом расстегнул змейку на ремне, стащил шорты и трусики и, голый, смотрел на слепящую воду и берег.

Он был достаточно большой, двенадцать с лишним, чтоб пухлый детский животик успел подобраться; но пока в нем еще не ощущалась неловкость подростка. По ширине и развороту плеч видно было, что он мог бы стать боксером, если бы мягкость взгляда и рта не выдавала его безобидности. Он легонько похлопал пальму по стволу и, вынужденный наконец признать существование острова, снова упоенно захохотал и стал на голову. Ловко перекувырнулся, спрыгнул на берег, упал на коленки, обеими руками подгреб к себе горкой песок. Потом выпрямился и сияющими глазами окинул воду.

– Ральф…

Толстый мальчик осторожно спустил ноги с террасы и присел на край, как на стульчик.

– Я долго очень, ничего? От фруктов этих…

Он протер очки и утвердил их на носу-пуговке. Дужка уже пометила переносицу четкой розовой галкой. Он окинул критическим оком золотистое тело Ральфа, потом посмотрел на собственную одежду. Взялся за язычок молнии, пересекающей грудь.

– Моя тетя…

Но вдруг решительно дернул за молнию и потянул через голову всю куртку.

– Ладно уж!

Ральф смотрел на него искоса и молчал.

– По-моему, нам надо все имена узнать, – сказал толстый. – И список сделать. Надо созвать сбор.

Ральф не клюнул на эту удочку, так что толстому пришлось продолжить.

– А меня как хочете зовите – мне все равно, – открылся он Ральфу, – лишь бы опять не обозвали, как в школе.

Тут уж Ральф заинтересовался:

Толстый огляделся, потом пригнулся к Ральфу. И зашептал:

– Хрюша – во как они меня обозвали.

Ральф зашелся от хохота. Даже вскочил.

– Хрюша! Хрюша!

– Ральф! Ну Ральф же!..

Хрюша всплеснул руками в ужасном предчувствии:

– Я сказал же, что не хочу…

– Хрюша! Хрюша!

Ральф выплясал на солнцепек, вернулся истребителем, распластав крылья, и обстрелял Хрюшу:

– У-у-уф! Трах-тах-тах!

Плюхнулся в песок у Хрюшиных ног и все заливался:

– Хрюша!!

Хрюша улыбался сдержанно, радуясь против воли хоть такому признанию.

– Ладно уж. Ты только никому не рассказывай…

Ральф хихикнул в песок.

Снова на лице у Хрюши появилось выражение боли и сосредоточенности.

– Минуточку…

И он бросился в лес. Ральф поднялся и затрусил направо.

Там плавный берег резко перебивала новая тема в пейзаже, где господствовала угловатость; большая площадка из розового гранита напролом врубалась в террасу и лес, образуя как бы подмостки высотой в четыре фута. Сверху площадку припорошило землей, и она поросла жесткой травой и молоденькими пальмами. Пальмам не хватало земли, чтобы как следует вытянуться, и, достигнув футов двадцати роста, они валились и сохли, крест-накрест перекрывая площадку стволами, на которых очень удобно было сидеть. Пока не рухнувшие пальмы распластали зеленую кровлю, с исподу всю в мечущемся плетеве отраженных водяных бликов. Ральф подтянулся и влез на площадку, в прохладу и сумрак, сощурил один глаз и решил, что тени у него на плече в самом деле зеленые. Он прошел к краю площадки над морем и заглянул в воду. Она была ясная до самого дна и вся расцвела тропическими водорослями и кораллами. Сверкающим выводком туда-сюда носились рыбешки. У Ральфа вырвалось вслух на басовых струнах восторга:

– Потряса-а-а!

За площадкой открылось еще новое чудо. Какие-то силы творенья – тайфун ли то был или отбушевавшая уже у него на глазах буря – отгородили часть лагуны песчаной косой, так что получилась глубокая длинная заводь, запертая с дальнего конца отвесной стеной розового гранита. Ральф, уже наученный опытом, не решался по внешнему виду судить о глубине бухты и готовился к разочарованью. Но остров не обманул, и немыслимая бухта, которую, конечно, мог накрыть только самый высокий прилив, была с одной стороны до того глубокая, что даже темно-зеленая. Ральф тщательно обследовал ярдов тридцать и только потом нырнул. Вода оказалась теплее тела, он плавал как будто в огромной ванне.

Хрюша снова был тут как тут, сел на каменный уступ и завистливо разглядывал зеленое и белое тело Ральфа.

– А ты ничего плаваешь!

Хрюша снял ботинки, носки, осторожно сложил на уступе и окунул ногу одним пальцем.

– Горячо!

– А ты как думал?

– Я вообще-то никак не думал. Моя тетя…

– Слыхали про твою тетю!

Ральф нырнул и поплыл под водой с открытыми глазами; песчаный край бухты маячил, как горный кряж. Он зажал нос, перевернулся на спину, и по самому лицу заплясали золотые осколки света. Хрюша с решительным видом стал стягивать шорты. Вот он уже стоял голый, белый и толстый. На цыпочках спустился по песку и сел по шею в воде, гордо улыбаясь Ральфу.

– Да ты что? Плавать не будешь?

Хрюша покачал головой:

– Я не умею. Мне нельзя. Когда астма…

– Слыхали про твою какассыму!

Хрюша снес это с достойным смирением.

– Ты вот здорово плаваешь!

Ральф дал задний ход к берегу, набрал в рот воды и выпустил струйку в воздух. Потом поднял подбородок и заговорил:

– Я с пяти лет плавать умею. Папа научил. Он у меня капитан второго ранга. Как только его отпустят, он приедет сюда и нас спасет. А твой отец кто?

Хрюша вдруг покраснел.

– Папа умер, – пролепетал он скороговоркой. – А мамка…

Он снял очки и тщетно поискал, чем бы их протереть.

– Меня тетенька вырастила. У ней кондитерская. Я знаешь, сколько сладкого ел! Сколько влезет. А твой папа нас когда спасет?

– Сразу, как только сможет.

Хрюша, струясь, выбрался из воды и голый стал протирать носком очки. Единственный звук, пробивавшийся к ним сквозь жару раннего часа, был тяжелый, тягучий гул осаждавших риф бурунов.

– А почему он узнает, что мы тут?

Ральф нежился в воде. Перебарывая, затеняя блеск лагуны, как кисея миража, его окутывал сон.

– Почему он узнает, что мы тут?

«Потому что, – думал Ральф, – потому что – потому». Гул бурунов отодвинулся в дальнюю даль.

– На аэродроме скажут.

Хрюша покачал головой, надел очки и сверкнул стеклами на Ральфа.

– Нет уж. Ты что – не слыхал, чего летчик говорил? Про атомную бомбу? Все погибли.

Ральф вылез из воды, встал, глядя на Хрюшу и сосредоточенно соображая.

Хрюша продолжал свое:

– Это же остров, так?

– Я на гору влезал, – протянул Ральф. – Кажется, остров.

– Все погибли, – сказал Хрюша. – И это остров. И никто ничего не знает, что мы тут. И папаша твой не знает, никто.

Губы у него дрогнули, и очки подернулись дымкой.

– И будем мы тут, пока не перемрем.

От этих слов жара будто набрякла, навалилась тяжестью, и лагуна обдала непереносимым сверканьем.

– Пойду-ка, – пробормотал Ральф, – там вещи мои.

Он бросился по песку под нещадными, злыми лучами, пересек площадку и собрал раскиданные вещи. Снова надеть серую рубашечку оказалось до странности приятно. Потом он поднялся в уголок площадки и сел на удобном стволе в зеленой тени. Прибрел и Хрюша, таща почти все свои пожитки под мышкой. Осторожно сел на поваленный ствол возле небольшого утеса против лагуны; и на нем запрыгали путаные блики.

Он опять заговорил:

– Надо их всех искать. Надо чего-то делать.

Ральф не отвечал. Тут был коралловый остров. Укрывшись в тени, не вникая в прорицания Хрюши, он размечтался сладко.

Хрюша не унимался:

– Сколько нас тут всех?

Ральф встал и подошел к Хрюше.

– Не знаю.

То тут, то там ветерок рябил натянутую под дымкой жары гладкую воду. Иногда он задувал на площадку, и тогда пальмы перешептывались, и свет стекал кляксами им на кожу, а по тени порхал на блестящих крылышках.

Хрюша смотрел на Ральфа. На лице у Ральфа тени опрокинулись, сверху оно было зеленое, снизу светлое от блеска воды. Солнечное пятно застряло в волосах.

– Надо делать чего-то.

Ральф смотрел на него, не видя. Наконец-то нашлось, воплотилось столько раз, но не до конца рисовавшееся воображению место. Рот у Ральфа расплылся в восхищенной улыбке, а Хрюша отнес эту улыбку на свой счет, как знак признанья, и радостно захохотал.

– Если это правда остров…

– Ой, что это?

Ральф перестал улыбаться и показывал на берег. Что-то кремовое мерцало среди лохматых водорослей.

– Камень.

– Нет. Раковина.

Хрюша вдруг закипел благородным воодушевлением.

– Точно. Ракушка это. Я такую видал. На заборе у одного. Только он звал ее рог. Задудит в рог – и сразу мама к нему выбегает. Они жуть как дорого стоят.

У Ральфа под самым боком повис над водою росток пальмы. Хилая земля все равно уже вздулась из-за него комом и почти не держала его. Ральф выдернул росток и стал шарить по воде, и от него в разные стороны порхнули пестрые рыбки. Хрюша весь подался вперед.

– Тихо! Разобьешь…

– А, да ну тебя.

Ральф говорил рассеянно. Конечно, раковина была интересной, красивой, прекрасной игрушкой; но манящие видения все еще заслоняли от него Хрюшу, которому среди них уж никак не могло быть места. Росток выгнулся и загнал раковину в водоросли. Ральф, используя одну руку как опору рычага, другой рукой нажимал на деревцо, так что мокрая раковина поднялась и Хрюше удалось ее выловить.

Наконец можно было потрогать раковину, и теперь-то до Ральфа дошло, какая это прелесть. Хрюша тараторил:

– …рог. Жуть какой дорогой… Ей-богу, если бы покупать, так это тьму-тьмущую денег надо выложить… он у них в саду на заборе висел, а у моей тети…

Ральф взял у Хрюши раковину, и ему на руку вытекла струйка. Раковина была сочного кремового цвета, кое-где чуть тронутого розоватым. От кончика с узкой дырочкой к разинутым розовым губам легкой спиралью вились восемнадцать сверкающих дюймов, покрытых тонким тисненым узором. Ральф вытряхнул песок из глубокой трубы.

– …получалось как у коровы, – говорил Хрюша, – и еще у него белые камушки, а еще в ихнем доме птичья клетка и попугай зеленый живет. В белый камушек, ясно, не подуешь, вот он и говорит…

Хрюша задохнулся, умолк и погладил блестящую штуку в руках у Ральфа.

Ральф поднял на него глаза.

– Мы ж теперь можем всех созвать. Сбор устроить. Они услышат и прибегут…

Он сияя смотрел на Ральфа.

– Ты для этого, да? Для этого рог из воды вытащил?

Ральф откинул со лба светлые волосы.

– Как твой приятель в него дул?

– Он вроде как плевал туда, – сказал Хрюша. – А мне тетя не велела, из-за астмы. Вот отсюдова, он говорил, надо дуть. – Хрюша положил ладонь на свое толстое брюшко. – Ты попробуй, а, Ральф. И всех скликаешь.

Ральф с сомненьем приложился губами к узкому концу раковины и дунул. В раковине зашуршало – и только. Ральф стер с губ соленую воду и снова дунул, но опять раковина молчала.

– Он вроде как плевал.

Ральф сделал губы трубочкой, впустил в раковину струйку воздуха, и раковина будто пукнула в ответ. Оба покатились со смеху, и в промежутках между взрывами смеха Ральф еще несколько минут подряд извлекал из раковины эти звуки.

– Он вот отсюдова дул.

Ральф наконец-то понял и выдохнул всей грудью. И сразу раковина отозвалась. Густой, резкий гул поплыл под пальмами, хлынул сквозь лесные пущи и эхом откатился от розового гранита горы. Птицы тучами взмыли с деревьев, в кустах пищала и разбегалась какая-то живность.

Ральф отнял раковину от губ.

– Вот это да!

Собственный голос показался ему шепотом после оглушающих звуков рога. Он приложил его к губам, набрал в легкие побольше воздуха и дунул опять. Загудела та же нота; но Ральф поднатужился, и нота взобралась октавой выше и стала уже пронзительным, надсадным ревом. Хрюша что-то кричал, лицо у него сияло, сверкали очки. Вопили птицы, разбегались зверюшки. Потом у Ральфа перехватило дух, звук сорвался, упал на октаву ниже, вот он споткнулся, ухнул и, прошуршав по воздуху, замер.

Рог умолк – немой, сверкающий бивень; лицо у Ральфа потемнело от натуги, а остров звенел от птичьего гомона, от криков эха.

– Его жуть как далеко слыхать.

Ральф отдышался и выпустил целую очередь коротких гудочков.

Вдруг Хрюша заорал:

– Глянь-ка!

Среди пальм ярдах в ста по берегу показался ребенок. Это был светлый крепыш лет шести, одежда на нем была порвана, а личико перемазано фруктовой жижей. Он спустил штаны с очевидной целью и не успел как следует натянуть. Он спрыгнул с пальмовой террасы в песок, и штанишки сползли на щиколотки; он их перешагнул и затрусил к площадке. Хрюша помог ему вскарабкаться. А Ральф все дул, и уже в лесу слышались голоса. Мальчуган присел на корточки и снизу вверх блестящими глазами смотрел на Ральфа. Убедившись, что тот, очевидно, не просто так развлекается, а занят важным делом, он удовлетворенно сунул в рот большой палец – единственный оставшийся чистым.

Над ним склонился Хрюша:

– Тебя как звать?

– Джонни.

Хрюша пробормотал имя себе под нос, а потом прокричал Ральфу, но тот и бровью не повел, потому что все дул и дул. Он упивался мощью и роскошью извлекаемых звуков, лицо раскраснелось, и рубашка трепыхалась над сердцем.

Крики из лесу приближались.

Берег ожил. Дрожа в горячих струях воздуха, он укрывал вдалеке множество фигурок; мальчики пробирались к площадке по каленому глухому песку. Трое малышей не старше Джонни оказались удивительно близко – объедались в лесу фруктами. Кто-то щуплый и темный, чуть помоложе Хрюши, выбрался из зарослей и залез на площадку, радостно всем улыбаясь. Шли еще и еще. По примеру простодушного Джонни садились на поваленные стволы и ждали, что же дальше. Ральф продолжал выпускать отдельные пронзительные гудки. Хрюша обходил толпу, спрашивал, как кого зовут, и морщился, запоминая. Дети отвечали ему с той же готовностью, как отвечали взрослым с мегафонами. Кое-кто был голый – те держали одежду под мышкой, кто-то был полуодет, другие даже одеты, в школьных формах, серых, синих, коричневых – кто в свитерке, кто в курточке. Тут были эмблемы и даже девизы, полосатые гольфы, фуфаечки. Зеленая тень укрывала головы, головы русые, светлые, черные, рыжие, пепельные; они перешептывались, лепетали, они во все глаза глядели на Ральфа. Недоумевали. И ждали.

Дети парами и поодиночке показывались на берегу, выныривая из-за дрожащего марева. И тогда взгляд сначала притягивался к пляшущему на песке черному упырю и лишь затем поднимался выше и различал бегущего человека. Упыри были тени, сжатые отвесным солнцем в узкие лоскутья под торопливыми ногами. Ральф еще дул в рог, а к площадке над бьющимися черными лоскутьями уже неслись двое последних. Двое круглоголовых мальчиков с волосами как пакля, повалились ничком и, улыбаясь и тяжко дыша, как два пса, смотрели на Ральфа. Они были близнецы и до того одинаковы, что в это забавное тождество просто не верилось. Дышали в лад, улыбались в лад, оба здоровые и коренастые. Губы у близнецов были влажные, на них будто не хватило кожи, и потому у обоих смазались контуры профиля и не закрывались рты. Хрюша склонился над ними, сверкая стеклами очков, и между кличами рога слышно было, как он заучивает имена:

– Эрик, Сэм, Эрик, Сэм.

Скоро он запутался; близнецы трясли головами и тыкали друг в друга пальцами под общий хохот.

Наконец Ральф перестал дуть и сел, держа рог в руке и уткнувшись подбородком в коленки. Замерло эхо, а с ним вместе и смех, и настала тишина.

Из-за блестящего марева на берег выползало черное что-то. Ральф первый увидел это черное и не отрывал от него взгляда, пока все не посмотрели туда же. Но вот непонятное существо выбралось из-за миражной дымки, и сразу стало ясно, что чернота на сей раз не только от тени, но еще от одежды. Существо оказалось отрядом мальчиков, шагавших в ногу в две шеренги и странно, дико одетых. Шорты, рубашки и прочий скарб они несли под мышкой; но всех украшали черные квадратные шапочки с серебряными кокардами. От подбородка до щиколоток каждого укрывал черный плащ с длинным серебряным крестом по груди слева и наверху с треугольным жабо. От тропической жары, спуска, поисков пищи и вот этого потного перехода под палящим небом лица у них темно лоснились, как свежепромытые сливы. Вожак отряда был облачен точно так же, только кокарда золотая. Ярдах в десяти от площадки его люди по команде встали, задыхаясь, обливаясь потом, качаясь под нещадными лучами. Сам он отделился от них, вспрыгнул на площадку в разлетающемся плаще и со света щурился в почти непроглядную темень.


Оказавшись на острове, дети начинают стремительно превращаться в дикарей...

Роман Уильяма Голдинга «Повелитель мух» увидел свет в 1954 году. Первая книга писателя-англичанина прокладывала свой путь к читателю долго и трудно: прежде чем роман был напечатан, рукопись побывала более чем в двадцати издательствах – и везде ее отвергали. Но писатель не сдавался, и его дебютный роман все же был издан, а через некоторое время стал настоящим бестселлером. Позже «Повелитель мух» был включен в программу по литературе многих учебных заведений США.

Сегодня мы знаем этот роман как «Повелитель мух». Однако авторское название книги было иным – «Незнакомцы, явившиеся изнутри». Новое название было придумано во время подготовки книги к изданию и придало ей некоторый мистицизм: «Повелитель мух» как бы отсылает нас к Вельзевулу, дьяволу.

Попытки лучше понять суть этого литературного произведения продолжаются до сих пор. Одни называют его философской притчей, другие – аллегорией, третьи – гротескной антиутопией или романом-предупреждением. Некоторые пытались увидеть в «Повелителе мух» скрытый библейский сюжет.

Однако все споры о романе не дают четкого объяснения, почему он так привлекает и одновременно отталкивает и пугает. В 2005 году журнал «Time» включил «Повелитель мух» в список ста лучших романов, написанных на английском языке. И в то же самое время книга Голдинга является одним из самых спорных произведений ХХ столетия. В чем же секрет этого романа? Ответить на этот вопрос нам поможет Системно-векторная психология Юрия Бурлана.

Робинзонада ХХ века

Во время неизвестной войны из Англии эвакуируют группу детей. Но самолет терпит крушение, в результате которого дети оказываются на необитаемом острове. Сначала благовоспитанные мальчики пытаются найти хоть кого-то из взрослых – пилота и «того дядьку с мегафоном», но очень быстро выясняется, что никого, кроме них, на острове нет. Тропическая природа острова обещает райскую жизнь и захватывающие приключения, но идиллия длится недолго.

Чтобы действовать слаженно, детям нужен лидер, на роль которого претендуют двое – Ральф и Джек. Мальчики устраивают выборы, в ходе которых побеждает Ральф. Умный толстяк Хрюша выступает в качестве верного и мудрого советника Ральфа и предлагает необходимые шаги к спасению: строить шалаши в качестве жилья и развести на самом высоком месте острова костер, который будет хорошо виден с моря, – в этом случае их смогут заметить и спасти. Однако первый же костер, который сумели развести с помощью очков Хрюши, заканчивается пожаром, после которого недосчитались одного из младших мальчиков.


Второй претендент на лидерство, Джек, отказывается подчиняться. В мирное время он был старостой церковного хора. В эвакуацию отправили хор в полном составе, и остальные хористы по-прежнему признают Джека своим предводителем. Все вместе они объявляют себя охотниками. Мальчики с энтузиазмом затачивают самодельные копья и целыми днями гоняются за дикими свиньями, которые водятся на острове. С момента убийства первой свиньи Джек окончательно отделяется – создает свое племя, переманивая к себе остальных мальчиков обещаниями захватывающей охоты и гарантированного пропитания.

Тем временем на острове происходят необъяснимые вещи, порождающие страхи. Мальчишки из племени Джека создают примитивный языческий культ поклонения Зверю. Дети пытаются вызвать его милость жертвоприношениями, устраивают первобытные пляски. В разгар одного из таких диких обрядов, войдя в экстаз и потеряв над собой контроль, «охотники» закалывают копьями одного из мальчиков, Саймона.

Так еще недавно цивилизованные маленькие англичане на глазах превращаются в племя дикарей. Ральф и Хрюша в отчаянии. Они не в силах изменить эту ситуацию. Но, собрав остатки воли и разума, продолжают поддерживать огонь на горе, мечтая о том, что их заметят и помогут вернуться к прежней жизни. Однако ночью охотники нападают на их шалаш и отнимают очки Хрюши: им нужен огонь, чтобы готовить мясо, а другого способа добыть огонь, кроме как через увеличительное стекло, они не знают. Когда друзья приходят в стаю Джека, чтобы забрать очки, дикари убивают Хрюшу, сбросив на него со скалы огромный камень.

Ральф остается в одиночестве. Для дикарей он теперь чужак, инакомыслящий, поэтому автоматически превращается в жертву – на Ральфа начинается охота... В попытках загнать свою жертву в угол охотники словно обезумели. Они совершают самоубийственный поступок – поджигают джунгли. Спасаясь от направленных на него копий, Ральф выбегает на берег. Он бежит из последних сил уже без надежды спастись. Споткнувшись и упав, он готовится к смерти. Но, подняв голову, видит военного: заметив дым, на остров высадились спасатели.

Незнакомцы, явившиеся изнутри

Как так случилось, что Уильям Голдинг в сорок лет взял и написал такой странный и даже страшный роман? Сам писатель во многом объясняет особенности своего мировоззрения опытом войны:

«Будучи молодым человеком, до войны я имел легковесно-наивные представления о людях. Но я прошел через войну, и это изменило меня… Война научила меня совсем иному: я начал понимать, на что способны люди…»

Много размышляя о жизни и обществе, он делает еще более суровые выводы:

«Факты жизни приводят меня к мысли, что человечество поражено болезнью… которую мы должны понять, иначе ее невозможно будет держать под контролем. Вот почему я и пишу со всей страстностью, на какую только способен, и говорю: „Смотрите, смотрите, смотрите, вот какова она, природа самого опасного из всех животных – человека!“»

Если рассматривать эти слова с точки зрения системно-векторной психологии Юрия Бурлана, можно сказать, что к таким выводам подводит писателя его чуткость и . Главная мысль, которую передает автор в своем романе – это удивительно парадоксальная человеческая особенность превращаться из цивилизованного члена общества в дикаря в самые короткие сроки. Воспитание и культурные ограничения, стремление соблюдать правила приличия в обществе, гражданская позиция и социальная ответственность очень часто слетают с ранее цивилизованного человека, как ненужный налет, когда речь заходит о выживании, когда мы получаем стресс, который не способны адаптировать.

«Пока нас спасут, мы тут отлично проведем время. Как в книжке!»

Главными героями жестокого романа Уильяма Голдинга становятся дети, а не взрослые. Почему? Причин такому выбору героев несколько. Одна из них лежит на поверхности и декларируется самим автором: «Повелитель мух» своим необычным сюжетом и даже именами главных героев отсылает нас к «Коралловому острову» Р. М. Баллантайна (1858). Этим приключенческим романом в стиле робинзонады в свое время зачитывался и сам Голдинг, и его ровесники. Однако увлечение этой романтически-идеалистической историей, в которой воспеваются имперские ценности Англии конца XIX века, не помешало выросшим читателям «Кораллового острова» превратиться впоследствии в жестоких убийц, что и видел Голдинг во времена военной службы.

То, что герои «Повелителя мух» – подростки, является также ответом автора на бытующее в западных странах представление о том, что дети – ангелы. Уильям Голдинг жестко развенчал этот миф. А чтобы ни у кого не оставалось сомнений, его героями стали примерные мальчики, вырванные войной из самого сердца человеческой цивилизации – благовоспитанной Англии. Недаром один из героев в начале повествования не без снобизма заявляет: «Мы не дикари какие-нибудь. Мы англичане. А англичане всегда и везде лучше всех. Значит, надо вести себя как следует».


На этом писатель не остановился. Он сорвал защитные маски не только с цивилизованной благовоспитанности, но и с религиозной благочестивости: самыми дикими и жестокими убийцами становятся в его книге мальчики-певчие из церковного хора. Преображение в язычников-дикарей тех, кто еще не так давно пел ангельскими голосами в храме, происходит с такой скоростью, что не оставляет никакой надежды на помощь церкви и религии в попытках человека остаться человеком (в противоположность «Коралловому острову», в котором дети, напротив, местных дикарей обращают в христианство).

Казалось бы, писатель не оставляет читателям надежды на лучший исход. Мы должны жить с этим страшным зверем внутри, который дремлет до поры до времени, но в любой момент может вырваться наружу. Но эту надежду нам дает системно-векторная психология Юрия Бурлана.

Человечество вовсе не больно, оно не деградирует, а напротив, стремительно развивается! В романе Голдинга самым подробным образом выписан человека, который вполне был уместен во времена первых людей, десятки тысяч лет назад. Но в наше время, в цивилизованном обществе, в котором соблюдаются кожные законы и ограничения и развита зрительная культура, такое поведение человека неприемлемо.

Строители системы безопасности

Следует обратить внимание на то, что героями «Повелителя мух» являются исключительно мальчики. С одной стороны, это все та же отсылка автора к произведениям детской литературы прошлого, когда мальчики и девочки еще обучались и воспитывались отдельно. Однако системно-векторная психология Юрия Бурлана дает свое четкое объяснение этому явлению, которого во времена написания романа автор еще не мог знать.

Согласно системно-векторной психологии, только мужчины являются носителями видовой роли, то есть выполняют определенные задачи, возложенные на них обществом. У женщин, кроме , которые сопровождали мужчин на охоте и войне, такой видовой роли нет – главная задача женщины родить потомство и заботиться о нем. Поэтому задача построения коллективной системы безопасности, которая позволяет человеческому виду выжить и продолжить путь в будущее, целиком лежит на мужской части человечества.

Мальчики, входя в пубертат, отделяются от близких, семьи и, становясь полноправными членами общества, начинают поддерживать созданную в нем систему коллективной безопасности. Такая система безопасности строится в первую очередь на строгом , которое обеспечивает выполнение каждым членом стаи своей видовой роли. При правильном ранжировании стая функционирует идеально слаженно. Это обеспечивает членам стаи возможность выжить всем вместе.

Именно процесс ранжирования и попытку создать собственную систему безопасности мы можем наблюдать в ходе прочтения романа. Почему оказавшиеся на необитаемом острове подростки не смогли создать жизнеспособную модель человеческого общества, подчиняясь одному вождю и выполняя каждый свою роль, мы рассмотрим чуть позже.

«Взрослых здесь нет… Мы все должны решать сами…»

Почему же дети, оказавшись на острове, так стремительно превращаются в дикарей? Согласно системно-векторной психологии Юрия Бурлана, базовая потребность, дающая ребенку возможность нормально развиваться, – , которое обеспечивается родителями (в первую очередь матерью), ближайшим окружением и обществом в целом.

При этом чем младше ребенок, тем сильнее его потребность в ощущении защищенности и безопасности. В «Повелителе мух» это видно по поведению младших мальчиков-шестилеток, которые плачут и кричат во сне. Старшие мальчики ведут себя иначе. В подростковом возрасте дети постепенно становятся более самостоятельными и начинают выстраивать свою собственную жизнь.


Но каким образом дети без взрослых могут решать насущные проблемы? Юрий Бурлан дает исчерпывающий ответ на этот вопрос, раскрывая, что дети, еще только развивающие свои свойства и нарабатывающие культурные ограничения, без взрослых могут построить лишь архетипичное сообщество, объединяясь на чувстве неприязни к жертве или чужому:

«Дети ищут жертву. Так они объединяются и получают чувство защищенности и безопасности. Как они это делают? Архетипично. Им нужна жертва – тот, кто выделяется. Его пробуют на роль жертвы – по поступкам, но особенно по имени. И начинают травить этого ребенка…»

В романе Голдинга мы можем наблюдать такое архетипичное преступное детское сообщество во всех подробностях. Даже удивительно, как натурально и подробно удалось автору описать то, к чему может привести отсутствие в жизни детей мудрого руководства взрослых, ведь в обычной жизни практически нет случаев полной изоляции.

В романе есть эпизод, в котором Роджер, уже бессознательно готовый стать жестоким убийцей, бросает камешки в малыша, который играет на берегу, строя песчаные замки. Камни падают вокруг, ломая башенки из песка, но в самого мальчика, которого зовут Генри, Роджер запустить камнем не может – его еще удерживают прошлые запреты, готовые рухнуть в любой момент:

«Но вокруг Генри оставалось пространство ярдов в десять диаметром, куда Роджер не дерзал метить. Здесь, невидимый, но строгий, витал запрет прежней жизни. Ребенка на корточках осеняла защита родителей, школы, полицейских, закона. Роджера удерживала за руку цивилизация, которая знать о нем не знала и рушилась».

Значимость произведения Уильяма Голдинга прежде всего в том, что он без всяких романтических прикрас продемонстрировал нам, что будет с «венцом природы», когда цивилизация внутри него рухнет. Когда стресс, угроза выживанию настолько велики, что сбивают все наработанные столетиями кожные запреты закона и зрительные культурные ограничения, на которых и держится цивилизация.

Самозванец или вождь?

Предводитель охотников Джек заставляет членов своего «племени» называть себя вождем. Вот только настоящий ли он вождь или всего лишь самозванец? С самого начала между ним и Ральфом возникла конкуренция за роль главного. Сначала победил Ральф, но он не сумел удержать власть. В конце концов, путем жесточайшей борьбы Джек добился своего – но к чему это привело? Телесные наказания (одному из малышей устраивают демонстративное избиение палками), убийства и охваченный огнем остров.

Как говорит системно-векторная психология Юрия Бурлана, стремление быть лидером – одно из свойств . Но настоящим природным вождем может стать человек с другими устремлениями, с иным устройством психики – обладатель . Только для уретральника его стая превыше всего, а жизнь стаи – важнее собственной жизни. Настоящему вождю не требуется доказывать свое главенство, добиваться власти изощренными способами – все это и так принадлежит ему по праву. Члены стаи на бессознательном уровне чувствуют защищенность, которая исходит от того, кто готов отдать свою жизнь за их жизни, и естественным образом беспрекословно подчиняются уретральному вождю. Уретральное ядро объединяет стаю, иначе начинается разобщение.

Однако среди мальчиков на острове не оказалось уретрального. Еще не развитый кожный лидер не может вести стаю на длинные дистанции – стая погибнет. Этот путь к неминуемой гибели мы наблюдаем в конце книги.

Цитаты с тренинга по системно-векторной психологии Юрия Бурлана

Уильям Голдинг «Повелитель мух»

Статья написана по материалам тренинга «Системно-векторная психология »

Пискунова Татьяна Александровна,учитель русского языка и литературы МБУ «Гимназия №38», Почетный работник общего образования РФ, г.Тольятти[email protected]

Роман У.Голдинга«Повелитель мух» как трагическое произведение

Аннотация. Статья посвящена анализу романа У.Голдинга «Повелитель мух» и рассматривает его как произведение трагическое. Подробно анализируется конфликт романа, что позволяет сделать вывод о его трагической природе. Ключевые слова: литературоведение, категория трагического, конфликт, трагический конфликт, драматический конфликт.

Категория трагического –одна из основных категорий эстетики искусства. С трагизмом связано, по словам Н.Бердяева, «как всё самое мучительное, так и всё самое прекрасное в жизни, подымающее нас над обыденной пошлостью и мещанством»1.Вся литература,так или иначе,затрагивает эту категорию, более того, основана на ней. Анализируя практически любое художественное произведение,мы говорим о трагическом конфликте,и поэтому обращение к категории трагического будет всегда актуальным вопросомв литературоведении. Что включает в себя категория трагического? Н.Бердяев, русский философ,определяет сущность трагическогокак «безысходность», как «неискоренимыепротиворечия действительности»–это, прежде всего, смерть, которая неустранима, тогда как в человеческой душе живёт жажда вечной жизни, бессмертия. Но и сама жизнь ведь наполнена умиранием: умирают надежды, умирают чувства, гибнут силы.Трагизм показывает, что жизнь лишена смысла, но именно трагизм заставляет с особенной силой ставить вопрос о смысле и цели жизни. «Я бы сформулировал так философскую сущность трагизма, –писал Н.Бердяев в статье «К философии трагедии. Метерлинк», –трагическая красота страдающих и вечно недовольных есть единственный достойный человека путь к блаженству праведных»2. Моральная проблема начинается там, где начинается трагедия, и только люди, прикоснувшиеся к трагедии, имеют внутреннее право говорить о добре и зле. На наш взгляд, такое право получает в первую очередь литература. И говоря о категории трагического, предпочтительно рассматривать её на примере творчества писателей или поэтов, так или иначе поднимающих проблемы нравственного порядка.Словарь Ожегова определяет слово«трагедия»многозначно:этои драматическое произведение, изображающее напряжённую борьбу, личную или общественную катастрофу и обычно оканчивающееся гибелью героя;это и потрясающее событие, тяжкое переживание, несчастье3.Но таковым потрясающим событием и несчастьем, на наш взгляд, является и моральная гибель личности. Поэтому любой трагический конфликт –это всегда конфликт, касающийся духовнонравственных проблем,заключенных в самой личности.Именно такой конфликт разворачивается перед нами на страницах романа лауреата Нобелевской премииУильяма Голдинга «Повелитель Мух». Традиционно это произведение определяетсякак произведение драматическое, но,на наш взгляд,конфликт произведения носит трагический характер.Для того, чтобы определить, каким является конфликт в романе необходимо четко понимать разницу между понятиямитрагического и драматического в 1Бердяев Н. Философия творчества, культуры, искусства. –М., «Искусство», 1994, 2 том, стр. 982Бердяев Н. Философия творчества, культуры, искусства. –М., «Искусство», 1994, 2 том, стр. 1793Ожегов С. Толковый словарь русского языка. 100000 слов, терминов и выражений. Издательство: «АСТ», «Мир и Образование» 2016 г. стр. 47литературе.Трагическое -эстетическая категория, для которой характерно наличие неразрешимого конфликта. В основе трагического-конфликты в жизни человека или группы людей, которые не могут быть разрешены, так как не зависят от воли человека, но с которыми нельзя и примириться. Словарь литературоведческий терминов определяет трагическое в литературе как «всё, отмеченное крайне острыми столкновениями человека и мира, сопровождающееся тяжелыми переживаниями, страданиями и обычно заканчивающееся гибелью личности, крушением ее идеалов».1Необходимо добавить, однако, что трагическое не обязательно предполагает смерть главного героя, однако безысходные страдания для него неизбежны. Костелянец Б. О определяет трагическое в литературе как «запечатленное представление о невосполнимой утрате человеческих ценностей»2. В борьбе, которую ведут трагические герои, с большой полнотой обнаруживаются героические черты человеческого характера. Важно отметить, что классическое понимание трагического восходит к Аристотелю, а теоретическая разработка понятия -к эстетике романтизма и Гегелю. По мнению Аристотеля, «трагическое переживание зрителя способствует воспитанию высоких человеческих чувств»3. Аристотель видел источник трагического в ошибке героя, совершающего преступление по незнанию, хотя практика античной трагедии была шире. Гегель трансформировал аристотелевское понятие ошибки в концепцию трагической вины.Драматический конфликт, как его определяет словарь литературоведческих терминов,предполагает отражение в художественном произведении «противоречий действительности, которые являются основой конкретного столкновения характеров, реализуемого в событии и организующего все компоненты произведения, являющиеся источником действия»4. Борьба персонажей драматического произведения есть образное выражение проблемы, поставленной писателем, является его темой. Конфликт, вотличие от трагического,не столь возвышенный, более приземлен, обычен и так или иначе разрешим.В драматическом конфликте находятся герои, которые протестуютпротив своей судьбы, но драматические конфликты в отличие от трагических не являются непреодолимыми. В основе их лежит столкновение персонажей с такими силами, принципами, традициями, которые противостоят им извне. Если герой драмы гибнет, то его смерть во многом -акт добровольного решения, а не результат трагически безысходного положения. Необходимо отметить главное отличие трагического от драматического: в драме трагический герой оказывается в трагической ситуации невольно, а не изза совершенной им ошибки. Таким образом, трагический конфликт является неразрешимым, влекущим за собой тяжёлые страдания и гибель героев. Именно такой неразрешимый конфликт, который при этом носит, несомненно,нравственный характер, и присутствует в романе «Повелитель мух». Обратимся к событиями героям романа. Роман «Повелитель мух» был написан Голдингом и издан в 1954 году и вызвал настоящий шок у читателей. Только что закончилась Вторая мировая война, и мир все еще переживал (в том числе и психологически) ее последствия. Истины о человеческой сущности, которые открывал в романе Голдинг, стали новым потрясением. «Я начал понимать, на что способны люди…», –писал автор, вновь переживая опыт военных лет, Именно этот опытлишил его каких бы то ни было иллюзий о сущности человеческой природы. С таким внутренним психологическим настроем он пишет роман. 1Тураев С. Словарь литературоведческих терминов. –М., «Просвещение», 1974 г. стр. 54552Костелянец Б. О. Драма и действие: Лекции по теории драмы / Сост. и вст. ст. В. И. Максимов, вст. ст. Н. А. Таршис. М.: Совпадение, 2007. 502 с.3Аристотель Поэтика. Риторика. –СанктПетербург, «Азбука», 2000 г. стр. 1401464Тураев С. Словарь литературоведческих терминов. –М., «Просвещение», 1974 г. стр. 2324В основе сюжета лежит авиакатастрофа, после которой группа выживших детей попадает на необитаемый остров и оказывается изолированной от всего мира. Главная задача –суметь выжить. Первоначальный конфликт–между обстоятельствами и стремлением героев преодолетьих –не является по свой сути трагическим. Однако по мере того, как дети начинают строить новое общество, конфликт начинает приобретать трагический характер.

Изначально культурная, цивилизованная группа из детей и подростков –певчих церковного хора –постепенно начинает утрачиватьсвязь с общественными нормами и моральными принципами.Более того, дети начинают убивать другу друга без явных видимых причин.

Тема утраты человеческого в человеке не может не нести трагический характер. В романе эта тема усугубляется тем, что утрачивают человеческий облик дети. Дети в литературе всегда рассматривались как носители нравственной чистоты, незапятнанной совести. Вспомним Ф.М.Достоевского:в каждом его романе присутствуют детские образы, и все это –незапятнанные, ангельские образы. Но в своем романе Голдинг рассматривает эту проблему подругому.Автор исследует природу ребенка, помещая благопристойных английских мальчиков в экстремальные обстоятельства. Не случайно пространство, на котором развивается действие, ограничено. Это по сути своеобразныйэксперимент над человеком, проверка на нравственную стойкость. Писатель открываетв ребенке противоречия, очень непростой внутренний мир и разрушает миф о детской невинности. Стремительное развитие техники в современном мире заставили человека поверить, что с помощью технического прогресса возможно все. Но прагматичныйXXвек (а сейчас можно говорить и о XXI веке) забыл о главном –о душах людей. В результате,дети превратились в дикарей, убивающихи не чувствующихза собой вины. Таким образом, можно утверждать, что Голдинг показал не конкретные, характерные для определённого времени идеи, а вневременные. Конфликт романа, таким образом, мы можем определить как конфликт между первоначальным стремлением сохранить человеческий облик и сущностью человеческой натуры –страшной, способной опуститьсядо самых жестоких преступлений в условиях отсутствия позитивной сдерживающей силы. И этот конфликт несет несомненный трагический характер, посколькуостается в романе неразрешимым, но и примириться с ним нельзя.Как драматический конфликт перерастает в трагический? Проанализируем ход событий. С самого начала детьми движут добрые намерения. Завязка романа приходится на момент знакомства главных героев романа –Ральфа и Хрюши: мальчики, встретившись сразу после катастрофы, пытаются осознать, что с ними произошло, и наметить пути решения проблемы. Путь решения, на их взгляд один –вести себя как взрослые. Они собирают вокруг остальных детей морской раковиной (она становится своеобразным символом демократии, который впоследствии будет разбит) и поначалу пытаются сохранить на острове культурные и цивилизованные основы своей страны.Юные англичане стараются остаться вместе, построить небольшое общество так, как было на большой земле. Мальчики по инерции подчиняются законам взрослым. Они решают постоянно поддерживать на горе костер, соорудить палатки.В первую очередь они голосованием выбирают главного. Заводят правила и законы, главным из которых является поддержание дымящегося костра. Для защиты от дождя дети строят шалаши, старшие мальчики помогают малышам доставать высоко растущие фрукты.Примечательно, что Ральф–самый умный герой воспринимает лишённый взрослых мир как сказку, в которой всё хорошо. Другие дети также относятся к случившемуся как к игре: малыши строят на берегу песчаные замки, купаются. Но часть бывших хористовво главе с главным антиподом Ральфа –Джеком Меридью –становятся «охотниками».Конфликт начинает приобретать трагический характер, когда переходит в область межличностных отношений и на первый план выходит проблема поведения человека в условиях отсутствияправил инорм поведения. Первые тревожные шаги к уничтожениюправилначинаются в 4 главе. Создаются маски. Изначальной целью была маскировка, но позже охотники почувствовали, что они могут скрыться за этой маской, притвориться кемто другим и не нести ответственности: «Круглая солнечная заплата легла на лицо, и глубь высветлилась ярким зеркалом. Он недоуменно разглядывал –не себя уже, а пугающего незнакомца. Потом выплеснул воду, загоготал и вскочил на ноги. Возле заводи над крепким телом торчала маска, притягивала взгляды и ужасала. Джек пустился в пляс. Его хохот перешел в кровожадный рык. Он поскакал к Биллу, и маска жила уже самостоятельной жизнью, и Джек скрывался за ней, отбросив всякий стыд... Маска завораживала и подчиняла»1. Если проанализировать весь рядглаголов в этом отрывке мы получаем возрастающую градацию: маска «притягивала, ужасала, завораживала и подчиняла» –подчеркивающую исчезновение личности, живущей по неписаным нравственным законам. Неслучайно автор подчеркивает, что маска «жила самостоятельной жизнью».Маски позволили освободиться от правил и обязанностей, охотники перестали им подчиняться. Они сразу же оставили костёр. Это было главное правило на острове и их единственный шанс на спасение. На острове перестают действовать запреты взрослых,а значит,дети оказываются во власти инстинктов. Все их внутренние конфликты –страх, стыд, беспомощность находят –воплощение во внешнем конфликте в форме агрессивного поведения по отношению друг к другу. Так, начинает проявляться внутренний конфликт –столкновениебиологического и социального начал в сознании подростков–

и постепенно приобретает трагический характер. Можно вспомнить опыт психолога З. Фрейда, который показывает, что там, где пропадает страх перед строгостью родителей, усиливается страх перед угрызениями совести; там, где смягчается строгость «сверхя» (роль которого часто играют родители), у детей, как правило, возникает страх перед силой собственных влечений, ощущение беспомощности перед ними. Мы уже говорили, что теория литературы определяет трагический конфликт как «представление о невосполнимой утрате человеческих ценностей». Именно это и происходит в романе Голдинга –трагический разлад между внутренней нравственностью героев и постепенным их превращением в зверей, не подчиняющихся никаким законам. Конфликт усугубляется с первой пролитой кровью. Как только один из героев –Джек–понимает, что ему по силам убить поросёнка, охота из забавы превращается в образ жизни, а он становится вожаком«С этого момента в их головах начал играть кровожадный песня: «Бей свинью! Глотку режь! Выпусти кровь!»,«На лицах близнецов, будто на двоих одна, сияла самозабвенная улыбка. Джека распирало, он не знал, с чего начать», –так описывает состояние герояавтор. Вслед за своим вожаком бывшие хористы также меняются до неузнаваемости: они наносят на лица кровожадные маски и полностью отдаются жажде убийства. Героями владеет новое чувство –чувство власти над другими –и они уже не стремятся вернуться в привычный мир людей, в привычный мир правил.

Сначала охотники бросают костёр, затем и вовсе превращаются в дикое племя во главе с Вождём, чьи приказания исполняются беспрекословно. Трагизм происходящего усиливается от того, что постепенно племяпереманивает остальных «жителей» острова –малышей. Их манит не только возможность есть мясо, но и сила племени, отсутствие контроля. Здесь лишь сплошная игра, и в том, что все 1Голдинг У. «Повелитель мух» М., «АСТ», 2014, стр. 63

происходящее дети воспринимают как игру, –тоже особый трагизм. Перед потрясенным читателей возникает новая, опьянённая вседозволенностью цивилизация, которая боится лишь выдуманного ими самими Зверя. Его решают умилостивить отвратительным подарком–насаженной на палку свиной головой, вокруг неё собираются мухи, превращая и без того омерзительный предмет вматериализовавшийся облик Зла.Нельзя не заметить, что образ Зверя в романе прямо соотносится с образом Дьявола. Первоначально Зверь появляется в ночных кошмарах малышей, которые видят его как «змея», висящего на деревьях. А это уже переводит конфликт романа в область вечного конфликта добра и зла, Бога и Дьявола. Интересно, что дети поразному относятся к Зверю. Оптимистично настроенный Ральф считает Зверя выдумкой, Хрюша отрицает его существование, опираясь на научные знания о мире. Большинство же ребятв тайне боятся того, кто может их убить, не подозревая, что, в первую очередь, бояться нужно самих себя. Так закономерно конфликт драматический –

герой и обстоятельства, которые он преодолевает, –превращается во внутренний, неразрешимый,трагический конфликт между божественным и дьявольским, глубоко сидящим в самой природе человека. Это знание открывается только одному из героев –самому слабому и, одновременно, самому разумному –постоянно падающему в обморок Саймону. Столкнувшись один на один со свиной головой, он начинает мысленно разговаривать с ней и получает чёткий ответ о том, что Зверь –это неотделимая частьего самого. В конце восьмой головы Повелитель Мух неожиданно начинает словно говорить голосами мальчиков, находящихся на острове. И таким образом, предсказывает последующую судьбу Саймона: «Я тебя предупреждаю. Ты доведешь меня до безумия. Ясно? Ты нам не нужен. Ты лишний. Понял? Мы хотим позабавиться здесь на острове. Понял? Мы хотим здесь на острове позабавиться. Так что не упрямься, бедное, заблудшее дитя, а не то…[…]…не то, –говорил Повелитель мух, –мы тебя прикончим. Ясно? Джек, и Роджер, и Морис, и Роберт, и Билл, и Хрюша, и Ральф. Прикончим тебя. Ясно?»1

Но Зверь уже начал пробуждаться –он словно складывается из совокупности маленьких «зверей», которыми становятся одичавшие охотники: начав с уничтожения свиней, они заканчивают убийством себе подобных. Первоначально охоту на человека они маскируют под игру: один мальчик изображает свинью, другие делают вид, что загоняют «её» в ловушку и убивают. Затем звериные инстинкты когдато цивилизованных детей выходят наружу,и убийство совершается понастоящему.В эту ночь воображаемый детьми зверь покинул остров. Он больше был им не нужен, они сами стали как звери.Ральф, Хрюша и близнецы Эрик и Сэм, ставшие невольными свидетелями и, возможно, участниками убийства Саймона, настолько потрясены случившимся, что пытаются сделать вид, будто этого не было. Никто из мальчиков не желает вспоминать о «пляске», но когда избежать этого не удаётся, каждый предпочитает остановиться на версии, что произошедшее с Саймоном –всего лишь несчастный случай. Те, кто как будто еще остались людьми, ничего не сделали, чтобы помочь своему другу. Голдинг утверждает, что бездействие –это тоже преступление, что ничего не сделать –тоже значит подчиниться зверю и потерять человеческий облик:«Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша»2. Преступление и бездействие в ответ ему –еще одна сторона трагического конфликта романа. Однако Бердяев считал, что только люди, прикоснувшиеся к трагедии, имеют 1Голдинг У. «Повелитель мух» М., «АСТ», 2014, стр. 3452Голдинг У. «Повелитель мух» М., «АСТ», 2014, стр. 336внутреннее право говорить о добре и зле, и потому такое право и приобретает Ральф.Последующее убийство Хрюши,совершённое при свете солнца, и травля Ральфа служат кульминацией «Повелителя мух». Очень символично, что после смерти Хрюши разбивается рог –символ цивилизации и демократии. Он, воплощая в себе предмет власти, порядка, цивилизации, разрушается, как конечная точка. Племя уже перешло за грань, обратно им не вернуться. «Гибель рога, смерть Хрюши и Саймона нависли над островом, как туман. Раскрашенные дикари ни перед чем не остановятся», –пишет Голдинг1. Окончательно обезумевшие дети выпускают своего внутреннего «Зверя» на волю и останавливаются только в присутствии более грозной, созидательной силы –высадившегося на остров английского офицера. Офицер, появившийся в конце романа, становится прообразом высшего божественного начала, разом прекратившего все споры и распри и одним своим присутствием победившего Дьявола.Но теме не менее зло осталось в каждом из героев на острове, а значит, может выйти наружу вновь: конфликт остается неразрешимым. Автор указывает, что в каждом из нас живёт «зверь» –воплощение жестокости. И в определённых условиях до сих пор люди не могут справиться с внутренним «зверем», что приводит к страшным последствиям. Нельзя не отметить еще один аспект поднимаемых проблем. Голдинг довольно ясно показывает, что поведением вожака Джека руководит зависть: Джек завидует Хрюше, который несравненно более умён, чем он сам, и именно из зависти он убивает героя. Когда человек совершает преступление из зависти –это, несомненно, очень плохо, нокогда погибают лучшие, потому что им завидуют, –это трагедия. Когда прибывший на остров офицер спросил, кто главный, Джек было шагнул вперёд, но тут же передумал и замер. Он не хочет и, скорее всего, не будет отвечать за свои преступления. Преступник уходит от ответственности, зло остается безнаказанным –и это тоже одно из главных противоречий мира, и именно это может порождать дальнейшее зло.Важно и другое. Страшно то, что мир взрослых отчастиповинен в трагедии, разыгравшейся на острове. Ведь дети попали на необитаемый остров в результате общественной катастрофы–войны, а те, кто должен былуберечь детей от беды,погибают в первую очередь.

Конфликт неразрешен и,несомненно,носит трагический характер. Голдингнаписал романпритчу. Притчей называют рассказ, содержащий поучение в иносказательной форме. Толковый словарь толкует притчу как «поучение в примере».Смысл этой притчи не только в том, что зло дремлет и может пробудиться в человеке, но и в том, что человек способен и должен обуздать это зло. «Факты жизни приводят меня кубеждению, чточеловечество поражено болезнью... Яищу этуболезнь инахожу еёв самом доступном дляменя месте -всебе самом. Яузнаю вэтом часть нашей общей человеческой натуры, которую мыдолжны понять, иначе еёневозможно будет держать подконтролем…» –писал в своих дневниках Голдинг.Заканчивая роман, автор оставляет финал открытым: да, дети спасены, но спасен ли мир и что будет с человеком, если в душе уже посеяны зерна ненависти истраха? И это одна из главных проблем человечества. Трагедия заключается,прежде всего,в том, что в романе изображён замкнутый круг зла, из которого нет выхода, поскольку зло находится в самом человеке, но именно это изменяет главных героев и заставляет читателя задуматься. Все обстоятельства трагичны: безысходность положения детей, их бессилие перед злом, их смерть. В романе Голдинга каждый из детей может погибнуть в любой момент, хотя причин для этого как будто и нет. Дети гибнут от рук детей же –и в этом трагедия, но ведь им есть у кого учиться. Это 1Голдинг У. «Повелитель мух» М., «АСТ», 2014, стр. 338

взрослые развязали войну, в результате которой английские школьники оказались в ловушке. Трагедия войны может повторится, пусть и не в глобальном масштабе. На первый взгляд, трагическая ситуация, изображенная в романе,показывает, что жизнь лишена смысла, но именно трагизм заставляет с особенной силой ставить вопрос о смысле и цели жизни. Хрупкость цивилизации и человеческая жестокость сплетаются в этом романе с осуждением, выставлением напоказ всех самых опасных пороков человечества, причем не конкретной эпохи, а в глобальных, вневременных масштабах, а неразрешимость и глубина психологического конфликта позволяют отнести роман «Повелитель мух» к произведениям трагическим.

3.Голдинг У. «Повелитель мух» –М., «АСТ», 2014.4.Голдинг (Golding), Уильям // Лауреаты Нобелевской премии: Энциклопедия –NobelPrizeWinners. -М.: Прогресс, 1992.5.Загидуллина В.А. Символизм в изображении портрета и пейзажа в произведении У.Голдинга «Повелитель мух», –сборник материаловXVIII Студенческая международная заочная научнопрактическая конференция «Молодежный научный форум: гуманитарные науки»-М.: «МЦНО», 2014 №11(17) URL:http://nauchforum.ru/archive/MNF_humanities/11(17).pdf

6.Костелянец Б. О. Драма и действие: Лекции по теории драмы / Сост. и вст. ст. В. И. Максимов, вст. ст. Н. А. Таршис. –М.: Совпадение, 2007. 502 с.7.Лимова Ю. Л.Проблематика романа У.Голдинга «Повелитель мух», СанктПетербург, –М. «Искусство», 1997 г8.Ожегов С. Толковый словарь русского языка. 100000 слов, терминов и выражений. –Издательство: «АСТ», «Мир и Образование» 2016 г.9.Раифов В.У. Интерпретация образа Саймона в произведении У.Голдинга «Повелитель мух», – Электронный научнопрактический журнал «Гуманитарные исследования», URL: http://human.snauka.ru/2016/04/14822

10.Тураев С. Словарь литературоведческихтерминов. –М., «Просвещение», 1974 г. стр. 545511.Храмова Г. Роман У.Голдинга «Повелитель мух», –«Литература», № 3, 2002 г. стр.2326