Настоящая история русской драматургии и русского театра начинается в царствование Елизаветы .

Первой настоящей пьесой, написанной по французским образцам, была трагедия Сумарокова Хорев , разыгранная перед императрицей в 1747 г. молодежью из Пажеского корпуса.

Первая постоянная актерская труппа была основана через несколько лет в Ярославле (в верховьях Волги) местным купцом Федором Волковым (1729–1763). Елизавета, страстная любительница театра, прослышала про ярославских актеров и вызвала их в Петербург. В 1752 г. они выступили перед ней к полному ее удовольствию. Сумароков тоже был в восхищении от Волкова; от их союза родился первый постоянный театр в России (1756). Сумароков стал его первым директором, а Волков – ведущим актером. Как нередко случалось в России и в последующие годы, актеры восемнадцатого века были выше его драматургов. Величайшее имя в истории русского классического театра – Дмитриевский, актер-трагик (1734–1821), изначально принадлежавший к волковской труппе. Он усвоил французскую высокую манеру трагической игры и возглавил список великих русских актеров.

Русский театр. Передача 6. Драматургия русского профессионального театра: классицизм, сентиментализм. Ведущая - Анна Шуленина

Классический театр очень быстро стал популярен. Образованные, полуобразованные и даже вовсе необразованные классы были околдованы игрой классических актеров в классических трагедиях и комедиях. Нет сомнения, что репутацию Сумарокову создала хорошая игра артистов, поскольку литературная ценность его пьес невелика. Его трагедии делают классический метод просто смешным; их александринский стих груб и неотесан, персонажи – марионетки. Его комедии – адаптация французских пьес с редкими проблесками русских черт. Диалоги – напыщенная проза, которой никогда в жизни никто не говорил и от которой за версту разит переводом.

После Сумарокова трагедия развивалась медленно, некоторый прогресс сказался лишь в большей легкости и изяществе александринских стихов. Главным драматургом екатерининской эпохи стал зять Сумарокова Яков Княжнин (1742–1791), подражатель Вольтера . Некоторые из наиболее интересных его трагедий (например, Вадим Новгородский , 1789) дышат почти революционным свободомыслием.

Комедия была гораздо живее и после Сумарокова крупными шагами пошла к овладению русским материалом. Самым замечательным комедиографом того времени был Денис Иванович Фонвизин (см. на нашем сайте отдельные статьи о его биографии и творчестве: краткую и ).

В искусстве создания характеров и комического диалога Фонвизин превосходит всех своих современников. Но и окру­жен он созвездием талантливых комедиографов. Количество хороших комедий, появившихся в последней трети XVIII века, довольно велико. Они свежо и реалистически создают портретную галерею эпохи. Самым плодовитым комедиографом был Княжнин – его комедии лучше его же трагедий. Они написаны большей частью стихами и хотя в создании характеров и диалога не могут соперничать с фонвизинскими, в смысле знания сцены бывают даже выше. Одна из лучших – Несчастие от кареты – сатира на крепостничество, может, и менее серьезная, но более смелая, чем у Фонвизина. Другой заметный автор – Михаил Матинский, происходивший из крепостных, чья комедия Гостиный двор (1787) – очень злая сатира на правительственных чиновников и их воровские маневры. Написана она прозой и частично на диалекте. Но самая знаменитая театральная сатира, после фонвизинской – Ябеда Капниста (1798). В этой комедии нежный автор горациан­ских од проявил себя лютым сатириком. Жертвы его – судьи и судейские, которых он изображает как бессовестную шайку воров и мздоимцев-вымогателей. Там распевают песенку, ставшую впоследствии знаменитой. После буйного пира эту песенку затягивает прокурор, и к нему присоединяются судьи и приказные:

Бери, большой тут нет науки;
Бери, что только можно взять.
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать?
Брать, брать, брать.

Пьеса написана довольно корявыми александринскими стихами, и в ней часто грубо нарушаются правила и самый дух русского языка, но, безусловно, ее страст­ный сарказм производит сильное впечатление. Обе великие комедии XIX века –

Актуальность исследования обусловливается требованием изменения аппарата аналитического описания драмы, поскольку драма ХХ века отличается от античной, ренессансной, классической.

Новизна заключается в активизации авторского сознания в русской драме от рубежа ХIХ-ХХ вв. до наших дней, от «новой драмы», до новейшей.

Драма – это не только самый древний, но и самый традиционный род литературы. Считается, что основные принципы рецепции и интерпретации драматического текста можно применить к античной драме, и к «эпическому» театру Б. Брехта, и к экзистенциальной драме нравственного выбора, и к абсурдной пьесе.

Вместе с тем исследователи считают, что драма изменчива: в каждый исторический период она несет в себе определенный «дух времени», его нравственный нерв, изображает на сцене так называемое реальное время, имитирует «грамматическое настоящее», разворачивающееся в будущее.

Стало ясно, что законы рода, его теория, воспринятые со времен Аристотеля уже не соответствует новым процессам современной драматургии.

Понятие «современная драматургия» очень емкое и в хронологическом, и в эстетическом плане (реалистическая психологическая драма – А.Арбузов, В.Розов, А.Володин, А.Вампилов; драматургия «новой волны» - Л.Петрушевская, А. Галин, В. Арро, А. Казанцев; постперестроичная «новая драма» - Н.Коляда. М.Уварова, М. Арбатова, А. Шипенко)

Современную драматургию характеризует жанровое и стилевое многообразие. В 60-90-е годы отчетливо усилились публицистическое и философское начала, что отразилось в жанрово-стилистической структуре пьес. Так, во многих «политических» и «производственных» пьесах основу составляет диалог-диспут. Это пьесы-споры, апеллирующие к активности зрите­лей. Для них характерна конфликтная острота, сшибка противоположных сил и мнений. Именно в публицистической драме мы чаще встречаемся с героями активной жизненной позиции, героями-борцами, пусть не всегда побеждающими, с открытыми финалами, побуждающими зрителя к активной работе мысли, тревожащими гражданскую совесть («Диктатура совести» М. Шатрова, «Протокол одного заседания» и «Мы, нижеподписавшиеся» А. Гельмана).

Тяготение современного искусства к философскому осмыслению проблем века усилило интерес к жанру интеллектуальной драмы, пьесы-притчи. Условные приемы в современной философской пьесе многообразны. Это, например, «обработка» заимствованных книжных и легендарных сюжетов («Дом, который построил Свифт» Гр. Горина, «Не бросай огонь, Прометей!» М. Карима, «Мать Иисуса» А. Володина, «Седьмой подвиг Геракла» М. Рощина); исторические ретроспекции («Лунин, или Смерть Жака», «Беседы с Сократом» Э. Радзинского, «Царская охота» Л. Зорина). Подобные формы позволяют ставить проблемы вечные, к которым причастны и наши современники: Добро и Зло, Жизнь и Смерть, война и мир, предназначение человека в этом мире.

В постперестроечное время особенно активно идет обновление театрального и драматургического языка. Можно говорить о современных авангардистских тенденциях, о постмодернизме, об «альтернативном», «другом» искусстве, линия которого была оборвана еще в 20-е годы, и которое много десятилетий пребывало в подполье. С «перестройкой» театральный андеграунд не просто поднялся на поверхность, но и «узаконился», уравнялся в правах с официальным театром. Эта тенденция, конечно же, предъявляет новые требования к драме, требует обогащения ее нетрадиционными формами. О современных пьесах такого рода говорят как о пьесах с элементами абсурдизма, где нелепость человеческого существования уловлена живо и художественно, выводя историю к притче или острой метафоре. Один из самых распространенных моментов со­временного авангардного театра - восприятие мира как, сумасшедшего дома, «дурацкой жизни», где разорваны привычные связи, трагикомически одинаковы поступки, фантасмагоричныситуации. Этот мир населен людьми-фантомами, «придурками», оборотнями («Чудная баба» Н. Садур, «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» Вен. Ерофеева) В последней фабула разворачивается в советской психушке и может быть изложена в нескольких словах: алкоголика Гуревича в качество наказания помещают в дурдом, где он уже бывал раньше; там он, с одной стороны, встречает свою бывшую возлюбленную Наталью, с другой - вступает в конфликт с санитаром Борькой мордоворотом, который наказывает Гуревича уколом «сульфы»; чтобы предотвратить действие укола, Гуревич, не без помощи На тальи, ворует из ординаторской спирт; однако веселая пьянка впалате оканчивается горой трупов, т. к. спирт, украденный Гуревичем, оказался метиловым; в финале разъяренный Борька-мордоворот топчет ногами ослепшего, умирающего Гуревича. Однако этих событий явно недостаточно для пятиактной трагедии, в которой немаловажную роль играет упоминание о том, что события происходят в ночь накануне 1 мая, т.е. в Вальпургиеву ночь, а также прямо обыгрываются ассоциации с «Дон Жуаном» и «Каменным гостем»: вколов Гуревичу «сульфу», Борька-мордоворот приглашает его на ночную вечеринку с Натальей, на что Гуревич, с трудом шевеля разбитыми губами, отвечает, подобно статуе командора: «Приду...» На самом деле, трагедийный сюжет и конфликт пьесы разворачивается в пространстве языка. Вместо классицистского конфликта между долгом и чувством Ерофеев разворачивает свою трагедию вокруг конфликта между насилием и языком. Насилие безъязыко - оно утверждает свою реальность через боль жертвы. Чем больше жертв, чем сильнее боль, тем основательнее эта реальность. Реальность хаоса. Язык свободен, но он может противопоставить этой беспощадной реальности только свою иллюзорность, изменчивость, нематериальность: создаваемая Гуревичем утопия языкового карнавала неуязвима в своей беззащитности. Человек же в этой пьесе обречен на существование на границе языка и насилия (кто-то, конечно, как Борькa, однозначно связывает свою жизнь с властью насилия). Силой сознания Гуревич создает вокруг себя языковой карнавал, но его тело - а в психиатрической клинике и сознание тоже - продолжает страдать от реальнейших пыток. В сущности, так возрождается средневековый сюжет о тяжбе между душой и плотью. Но у Ерофеева и душа, и плоть обречены: не только реальность насилия стремится растоптать творца веселых языковых утопий, но и последовательная устремленность к свободе, прочь от химер так называемой реальности, тоже ведет к самоуничтожению. Вот почему «Вальпургиева ночь» - это все-таки трагедия, несмотря на обилие комических сцен и образов}.

Помимо Ерофеева постмодернистская драма представлена такими авторами, как Алексей Шипенко (p. 1961) Михаил Волохов (p. 1955), О.Мухина (пьесы «Таня-Таня», «Ю»), Евг.Гриш-совец («Как я съел собаку», «Одновременно»), а также Владимиром Сорокиным (пьесы «Пельмени», «Землянка», «Доверие», «Достоевский-trip», киносценарий «Москва» [в соавторстве с кинорежиссером Александром Зельдовичем]). Однако, пожалуй, есть только один писатель новой генерации, которому удалось построить свой театр как самостоятельное культурное явление - со своей целостной эстетикой, философией, своим самобытным драматургическим языком. Это - Нина Садур.

Ключом к фантасмагорическому театру Нины Садур (р. 1950) и ее художественной философии может стать пьеса «Чудная баба»(1982)1. В первой части пьесы («Поле») рядовая совслужащая Лидия Петровна, присланная с «группой товарищей» на уборку картофеля и заблудившаяся среди бесконечных пустынных полей, встречается с некой «тетенькой», которая поначалу производит впечатление слабоумной юродивой. Однако при дальнейшем знакомстве «тетенька» обнаруживает черты лешачихи (она «водит» отставшую от группы женщину), она равна Природе и Смерти (ее фамилия Убиенько), а сама себя определяет как «зло мира». Оче­видно, что в отличие от «деревенщиков» и других традиционалистов (Айтматова, Войновича и даже Алешковского), Садур не связывает с природным началом представления о «законе вечности», высшей истине жизни, противопоставленной лжи социальных законов и отношений. Ее «чудная баба» зловеща и опасна, обще ние с ней вызывает непонятную тоску и боль в сердце («как-то потянуло... неприятное чувство»). В сущности, этот персонаж воплощает мистическое знание о бездне хаоса, скрытой под оболочкой обыденного упорядоченного существования. «Чудная баба» Убиенько предлагает своей попутчице странное ритуальное испытание: «Расклад такой. Я - убегаю. Ты - догоняешь. Поймаешь - рай, не поймаешь - конец всему свету. Сечешь?» Неожиданно для себя Лидия Петровна соглашается на эти условия, но, в последний момент, уже догнав бабу, пугается ее угроз. В наказание за поражение «баба» срывает с земли весь «верхний слой» вместе с живущими на ней людьми и убеждает Лидию Петровну в том, что она осталась одна на всем свете и что вся ее нормальная жизнь - всего лишь муляж, созданный «тетенькой» для Лидиного спокойствия: «Как настоящие! Точь-в-точь! Не отличишь!»

Во второй части пьесы («Группа товарищей») Лидия Петровна признается своим сослуживцам в том, что после встречи с «поле­вой бабой» она действительно потеряла уверенность в том, что мир вокруг нее настоящий: «Даже в детях я сомневаюсь, понимаете? даже они теперь смущают и печалят мое сердце», - и далее, когда ее пытается поцеловать влюбленный в нее начальник отдела, она реагирует так: «Меня хочет поцеловать чучело. Макет, муляж Александра Ивановича... Вы даже меня не сможете уволить, потому, что вас нет, понимаете?» Самое поразительное, что сослуживцы, услышав признание Лидии Ивановны, неожиданно легко ей верят. Мистическое объяснение, предложенное «бабой», совпадает с внутренними ощущениями людей, пытающихся заслониться бытовыми заботами от безответного вопроса: «зачем мы живем?» Отсюда возникает главная проблема, которую пытаются решить все без исключения персонажи пьесы: как доказать, что ты живой? настоящий? Единственным заслуживающим внимания аргументом оказывается способность человека выйти за пределы своей привычной жизненной роли: «Только живой я могу выскочить из себя?» Но куда? Лидия Петровна «выскакивает» в безумие, но этот выход вряд ли приносит облегчение. В сущности, это выход в смерть - под вой сирены «скорой помощи» Лидия Петровна кричит: «Только мое, одно мое сердце остановилось. Я одна, только я лежу в сырой, глубокой земле, а мир цветет, счастливый, счастливый, живой!» Однако неспособность ни одного персонажа в пьесе (кроме «бабы», конечно) найти убедительные доказательства подлинности собственного бытия наполняет слова о «цветении мира» трагической иронией.

Завороженностъ красотой, даже если эта красота гибельна и рождена хаосом, даже если она влечет к катастрофе - и есть единственное возможное доказательство подлинности человеческого бытия, единственный доступный человеку способ «выскочить из себя» - иными словами, обрести свободу.

Первое, что бросается в глаза в пьесах современных авторов,- отсутствие масштабных событий. Среда обитания современных героев - преимущественно бытовая, «заземленная», «среди своих», вне морального поединка с положительным героем. В большой степени все сказанное имеет отношение к драматургии Л. Петрушевской. В ее пьесах ошеломляет парадоксальное несо­ответствие между словами, вынесенными в их название, - «Любовь», «Анданте», «Уроки музыки», «Квартира Коломбины» - и обыденностью, бездуховностью, цинизмом как нормой существования героев. Пьеса Л. Петрушевской «Три девушки в голубом» - одна из самых известных. Образ, вынесенный в название, ассоциируется с чем-то романтическим, возвышенным, «романсовым». Однако он никак не соотносится с тремя молодыми женщинами, связанными отдаленным родством и общим «наследством» - полуразвалившейся половиной дачного дома, где они вдруг, синхронно, решили провести лето вместе со своими детьми. Предмет обсуждения в пьесе - протекающая крыша: кому и за чей счет ее чинить. Быт в пьесе - плен, одушевленный властелин. В результате вырастает фантасмагорический мир, причем не столько из событий (их в пьесе как бы и нет), сколько исключительно из диалогов, где каждый слышит только себя.

Сегодня в драматургию пришло новое поколение, «новая волна». Группа молодых современных драматургов, которая уже определилась (Н. Коляда, А. Шипенко, М. Арбатова, М. Угаров, А. Железцов, О. Мухина, Е. Гремина и др.), по мнению театроведов, выражает новое мироощущение. Пьесы молодых авторов заставляют испытывать боль от «неприятности достоверности», но в то же время после «шоковой терапии», «черного реализма» перестроечной драматургии эти молодые не столько клеймят обстоятельства, уродующие человека, сколько всматриваются в страдания этого человека, заставляя его думать «на краю» о возможностях выживания, распрямления. В них звучит «надежды маленький оркестрик под управлением любви»..

Александр Вампилов

(1937-1972)

Мотив духовного падения в пьесе А.Вампилова «Утиная охота»

Цель урока:

  1. Показать значение драматургии Вампилова для русской литературы, разобраться в художественных особенностях и идейном своеобразии пьесы «Утиная охота»
  2. Воспитать в учащихся духовное начало, способствующее развитию гармоничной личности через понятия доброты, чуткости, человеколюбия.
  3. Способствовать развитию речи, эстетических вкусов у учащихся.

Писать надо о том, от чего не
спится по ночам.
А. Вампилов

Ход урока

1. Вступительное слово учителя.

Театр! Как много значит слово
Для всех, кто был там много раз!
Как важно и порою ново
Бывает действие для нас!
Мы на спектаклях умираем,
С героем вместе слезы льем...
Хотя порой прекрасно знаем,
Что все печали ни о чем!

Забыв про возраст, неудачи,
Стремимся мы в чужую жизнь
И от чужого горя плачем,
С чужим успехом рвемся ввысь!
В спектаклях жизнь как на ладони,
И все откроется в конце:
Кто был злодеем, кто героем
С ужасной маской на лице.
Театр! Театр! Как много значат
Для нас порой твои слова!
И разве может быть иначе?
В театре жизнь всегда права!

Сегодня мы поведем разговор о русской драматургии ХХ века. Мы поговорим о творчестве писателя, именем которого названа целая эпоха русской драматургии – вампиловская драма.

2. Биографическая справка о писателе (заранее подготовленный ученик) .

3. Работа над теоретическим материалом.

В: Что такое драма?

В: Какие виды драмы вам известны? Распределите соответствие.

  • Трагедия
  • Драма
  • Комедия

Воссоздает острые, неразрешимые конфликты и противоречия, в которые вовлечены исключительные личности; непримиримое столкновение враждующих сил, одна из борющихся сторон гибнет.

Изображение личности в ее драматических отношениях с обществом в тяжелых переживаниях. Возможно благополучное разрешение конфликта.

Воспроизводит в основном частную жизнь людей с целью осмеивания отсталого, отжившего.

В: Докажите, что пьеса «Утиная охота» драма, передав сюжет этого произведения.

Итак, герой пьесы находится в глубоком противоречии с жизнью.

4. Работа с текстом.

Перед вами таблица. Распределите в таблицу основные конфликтные моменты из жизни Зилова. (по группам)

Работа

Друзья

Любовь, жена

Родители

Инженер, но к службе интерес потерял. Способный, но деловой хватки не хватает. Проблем избегает. Девиз «Спихнуть – и делу конец». Он давным-давно «сгорел на работе»

Выполнить дома

Рядом – прекрасная женщина, но она одинока с ним. Все хорошее – позади, в настоящем – пустота, обман, разочарование. Можно доверять технике, но не ему. Однако боится потерять жену «Я тебя замучил!»

Давно не был, плохой сын. Отец, по его словам, старик-дурак. Смерть отца поражает «неожиданностью», но на похороны не торопится из-за свидания с девушкой.

В: Какая фраза из русской классической драмы синонимична девизу «Спихнуть – и делу конец»? («Горе от ума») .

В: Как вы думаете, какой картиной знаменитого художника можно проиллюстрировать отношения Зилова с родителями? (Рембрандт «Возвращение блудного сына»).

Значит, тема заблудившегося в жизни человека, «блудного» сына. Волнует не одно поколение.

В: В каких еще произведениях, известных вам, затрагивается эта тема?

В: В чем, по вашему мнению, трагедия героя? Почему он потерял поражение во всех сферах жизни?

В: Почему пьеса названа «Утиная охота»? (Охота для героя – очищение) .

Развитие речи. Письменно выразите свое мнение по проблеме «Быть или не быть, или вечный сюжет о блудном сыне»

Вывод. Тема, поднятая в пьесе, вечная, рассматривается в разных аспектах, но итог всегда одинаков: попытка изменить жизнь. Герои испытывают запоздалое раскаяние и начинают лучшую жизнь или заходят в тупик и пытаются свести счеты с жизнью. Поэтому вечными звучат гамлетовские вопросы.

Быть или не быть – таков вопрос;
Что благородней духом – покоряться
Пращам и стрелам яростной судьбы
Иль, ополчась на море смут, сразить их
Противоборством?

Вечным останется и творчество драматурга Вампилова, об этом свидетельствует всероссийский фестиваль современной драматургии им. А. Вампилова.

Домашнее задание.

  1. Заполнить таблицу в разделе «Друзья»
  2. Нарисовать афишу к спектаклю (или использовать устное словесное рисование)

Использованная литература

  1. М.А. Черняк «Современная русская литература», Москва, Eksmo Education, 2007
  2. М.Мещерякова «Литература в таблицах», Рольф Москва 2000
  3. В.В. Агеносов «Русская литература ХХ века. 11 класс», издательский дом «Дрофа», Москва, 1999
  4. Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий «Современная русская литература, 1950-1990 годы» , Москва, ACADEMA, 2003

Зарождение русской драматургии можно отнести не столько к постановкам придворного театра при Алексее Михайловиче (1672-1676), т.к. по существу это были инсценировки Священного писания, сколько школьной драме. Ее основоположником считается ученый-монах Симеон Полоцкий, писавший пьесы на основе Библейских сюжетов.

Российская драматургия начала активно развиваться в XVIII столетии и в основном следовала европейской драме. Первым представителем русского классицизма был А.П. Сумароков, сыгравший большую роль в становлении и развитии русского театра. Трагедии Сумарокова написаны в основном на исторические темы. В них главные герои были скорее носителями неких идей, чем конкретными историческим персонажами. В противоречие классицизму он вводит вместо рассказа о событиях, происходящих за сценой, их прямой показ. Он также вводит междуактный занавес, звуковые эффекты. Речь стремится приблизиться к разговорной. Тем не менее, его ориентация на законы классицизма и, в частности, на творчество Мольер, а весьма ощутимы. Вершиной развития классицистской драматургии стало творчество Д.И. Фонвизина. С другой стороны, он может считаться родоначальником нового направления в русском театра - критического реализма. В технологию драмы он не внес ничего существенного, но впервые показал достоверную картину русской жизни, именно на этом, в дальнейшем, будет основываться национальный художественный метод.

Во второй половине XVIII в. комедийный жанр получает широкое развитие. Драматурги Я.Б. Княжнин, В.В. Капнист, И.А. Крыловразвивают новое направление - сатирическую комедию , в которой критикуют дворянское общество и его пороки. Н.Н. Николеви Я.Б. Княжнин создают «политическую трагедию» . В это же время возникает «слезная комедия» и «мещанская драма» представляющая на русской сцене новое направление - сентиментализм. Яркими представителями этого направления стали В.И. Лукини М.М. Херасков. Значительное место в репертуаре русского театра начала 70-х гг. XVIII занимает комическая опера . Она не похожа на оперные представления, в сущности, это была драма, включающая различные вокальные номера, сольные, хоровые и танцевальные сцены. Героями являлись крестьяне и разночинцы.

В начале XIX в. драматургия русского театра многообразна и пестра. Героико-патриотическая тема превалирует в период наполеоновских войн и тогда же создается новый театральный жанр, получивший название «народно-патриотический дивертисмент». Общественно-политические проблемы, волновавшие передовые дворянские круги, нашли свое отражение в трагедиях В.А. Озерова. Основу их успеха составила политическая актуальность. Комедийный жанр в перовой четверти XIX в. представлен сатирической комедией (И.А. Крылов, А.А. Шаховский, М.Н. Загоскин) и «благородной» или «светской» комедией (Н.И. Хмельницкий). В XIX в. в драматургии еще соблюдаются традиции просветительской драмы, правила классицизма, но одновременно в нее начинают проникать сентиментальные мотивы. В первой четверти, накануне декабристского восстания возникает новая драматургия прогрессивного направления. Наиболее яркие представители этого направления - А.С. Грибоедов. Особую страницу в истории русской драматургии занимает творчество А.С. Пушкина, оказавшего решающее значение на всю последующую историю театра.



К середине XIX в. романтизм в русской драме был представлен творчеством М.Ю. Лермонтова, но в это же время особое распространение получает мелодрама и водевиль (Д.Т. Ленский, П.А. Каратыгин, Ф.А. Кони). Наиболее популярными становятся водевили «с переодеванием» - это были в основном переделанные на русский лад французские водевили. На Александрийской сцене в 40-е гг. в сезон ставили до 100 водевилей. Сентиментализм и романтизм были слишком короткими периодами в истории русской драматургии. От классицизма она сразу же шагнула в реализм. Представителем нового направления - критического реализма - в драматургии и театре стал Н.В. Гоголь. Он так же вошел в историю театра и как теоретик, настаивавший на реалистической эстетике и нравственно-воспитательной роли театра, общественном характере конфликта в пьесе.

Постепенно реализм становиться доминирующим стилем в театре второй половины XIX в. Ярким представителем этого направления является А.Н. Островский. Его пьесы стали основой репертуара русского театра и в его, и в последующее время. Островским написано 47 пьес, это - исторические пьесы, сатирические комедии, драмы, «сцены из жизни», сказка. Он вводит новых героев в драму - купец-предприниматель; ловкий, энергичный, умеющий наживать капитал авантюрист; провинциальный актер и т.д. В конце жизни, являясь одним из директоров Императорских театров, отвечающим за репертуар, он внес много полезных перемен в развитие русского театра. На рубеже XIX-ХХ вв. на театр одновременно имеют сильное влияние революционные и народнические идеи, вместе с тем и буржуазные вкусы. В это время получают широкое распространение французские комедии Лабиша, Сарду. Наиболее репертуарными отечественными драматургами становятся В. Крылов, И. Шпажинский, П. Невежин, Н. Соловьев писавшие на модные темы: любовные перипетии между представителями различных классов. Л.Н. Толстойоткрывает новую страницу в русской драматургии. Его непростая, личная попытка поиска истины, путей добра и общей справедливости, закономерно окончившаяся анафемой, нашла свое отражение в ряде пьес. В них он строит конфликт на столкновении правды человеческой и правды «официальной».

Россия в ХХ веке стала задавать тон не только в драматургии, но и в театре. Это в первую очередь связано с творчеством МХТ и того круга драматургов, с которыми он был связан. Русский театр дал миру целую плеяду замечательных драматургов. Среди них первое место несомненно принадлежит А.П. Чехову. Его творчество знаменует собой начало качественного нового этапа в истории уже не только русского но и Европейского театра. А.П. Чехов, хотя считается более символистом, имеет тем не менее, некоторые натуралистические характеристики в своих пьесах и часто, в свое время, интерпретировался как натуралист. Он принес новый тип конфликта в драматургию, новый тип построения и развития действия, создал второй план, зоны молчания, подтекст и многие другие драматургические приемы. Его влияние на драматургию ХХ в. (особенно русскую) весьма значительно.

ГорькийА.М. не ограничился только лишь постановкой социальных проблем. Он заложил основы нового художественного метода в искусстве - социалистического реализма. Свои революционные идеи он излагал с романтическим пафосом, воспевающим стихийный, в сущности богоборческий, бунт бунтаря-одиночки. Явно призывая к свершению революции, он тем не менее, не принял ее. Здесь мы можем видеть, насколько художественная и реальная действительность не адекватно понималась им. Второй период его творчества, после возвращения из эмиграции представляет собой короткую, но полную трагизма страницу его жизни.

Пьесы Л. Андреева тяготели к символизму, но символистскими в чистом виде не были. В них выразилась вся сложность и неоднозначность творчества Андреева. Некоторое время он находился во власти революционных идей, но впоследствии изменил свои взгляды. Обобщенность персонажей, схематичность основной коллизии, фантастичность обстановки и образов, некоторая приподнятость и патетика существования героев, все это сближает его драмы с театром экспрессионизма. Сам же Андреев свое направление в театре называл панпсихизмом . В пьесе «Жизнь Человека» он убирает ремарки, что с точки зрения технологии драмы, является само по себе революционно; вводит нарратора - Некто в сером, фантастические образы старух и т.д. Но заметного влияния на драматургию его творчество не имело, он скорее исключение из общих реалистических правил того времени.

Русская драматургия после 1917 г., под влиянием существующего строя в России, развивалась в основном в русле так называемого социалистического реализма (детища Горького) и в целом не представляет особого интереса. Стоит выделить лишь М. Булгакова, Н. Эрдмана и Е. Шварца, как единственных, пожалуй, продолжателей традиций русской драматургии. Все они находились под сильным цензурным гнетом, их творческая и личная жизнь была весьма драматична.

В последней трети XVII столетия возникает первый в России придворный театр, появление которого дало толчок становлению и развитию нового рода литературы – драмы.

Инициатива создания театра принадлежала главе Посольского приказа Артемону Сергеевичу Матвееву. Этот выдающийся государственный деятель был образованнейшим человеком своего времени и страстным пропагандистом светской литературы и искусства.

Падкий на всякого рода увеселения, царь Алексей Михайлович одобрил инициативу Матвеева, и весной 1672 г. началась деятельная подготовка к организации первого придворного театра.

Новой, доселе небывалой на Руси «потехой» царь решил отметить рождение у своей молодой жены Натальи Кирилловны ребенка (31 мая 1672 г. родился Петр). Для будущего театра в мае 1672 г. стали приспосабливать чердак дома боярина Милославского, а Матвеев начал переговоры с пастором Немецкой слободы Иоганном Готфридом Грегори, предлагая ему набрать труппу актеров и начать их обучение. 4 июня последовал царский указ: «...иноземцу магистру Ягану Готфриду учинить комедию, а на комедии действовать из Библии Книгу Есфирь и для того действа устроить хоромину вновь». «Комедийную хоромину» - первый театр стали спешно сооружать в подмосковной резиденции царя - селе Преображенском.

Из «разных чинов служилых и торговых иноземцев дети» была набрана первая труппа актеров в составе 60 мужчин. Вся работа по инсцени­ровке библейского сюжета, режиссуре, обучению актеров ложилась на плечи Грегори, и, возможно, по его просьбе А. Матвеев поручает полковнику Николаю фон Стадену во время его поездки в Курляндию и Швецию «приговаривать» на службу московскому государю «двух человек трубачей самых добрых и ученых, двух человек, которые бы умели всякие комедии строить». Миссия Стадена успехом не увенчалась, ему удалось привезти лишь несколько музыкантов. Тогда Грегори в каче­стве помощников пригласил жителей Немецкой слободы Юрия Гивнера и Ягана Пальцера.

Грегори был не только первым режиссером, но и первым драма­тургом. Его перу принадлежит первая пьеса, шедшая на подмостках придворного театра,-«Артаксерксово действо». Это весьма убеди­тельно доказано И. М. Кудрявцевым, обнаружившим считавшуюся утраченной пьесу в Вологодском архиве. Одновременно был найден текст пьесы в Лионе французским славистом А. Мазоном.

Все работы по организации театра велись под наблюдением Матвеева. Денег на новую «потеху» не жалели: пышно отделывалась внутри «комедийная хоромина», шились богатые костюмы для актеров, лучшие живописцы трудились над декорациями.

Открытие театра и первое представление состоялось 17 октября 1672 г. На спектакле присутствовал царь и ближние бояре. Царица и придворные дамы сидели в специальной ложе за решетчатыми окнами. Представление длилось десять часов, и царь высидел его с удовольст­вием (бояре во время спектакля стояли), а по окончании спектакля зрители направились в баню «смывать грех» своего участия в таковом «позорище».


Зимой 1673 г. театр продолжал свою работу в новом помещении над Аптекарской палатой Кремля. В этом же году труппа актеров пополнилась 26 русскими молодыми людьми, жителями Новомещан­ской слободы.

После смерти Грегори в 1675 г. руководство труппой перешло к Юрию Гивнеру, а затем Степану Чижинскому. Однако в начале следующего 1676 г. в связи со смертью Алексея Михайловича придвор­ный театр прекратил существование.

Репертуар придворного театра. Репертуар придворного театра был довольно обширен. Первое место занимали инсценировки библейских сюжетов: «Артаксерксово действо» (по книге «Есфирь»), «Иудифь» (по одноименной библейской книге), «Жалостная комедия об Адаме и Еве» (по книге «Бытие»), «Малая прохладная комедия об Иосифе», «Коме­дия о Давиде с Голиафом», «Комедия о Товии Младшем». Большим успехом пользовалась пьеса на исторический сюжет о Тамерлане и Баязете - «Темир-Аксаково действо». Кроме того, в репертуаре театра была пьеса на античный мифологический сюжет: «Комедия о Бахусе с Венусом».

«Комедии» (термин «комедия» тогда употреблялся в значении драматического произведения, пьесы вообще) разделились по жанрам: «жалостные», или «жалобные» (с трагической развязкой), «прохлад­ные» (доставляющие удовольствие, с благополучной развязкой) и «потешные», «радостные» (т. е. веселые комедии).

Особенности драматургии. Черпая сюжеты своих пьес из Библии или из истории, драматурги-режиссеры старались придать им внешнюю занимательность. Этой цели служили пышные декорации, костюмы, высокая патетика исполнения, натуралистические сценические эф­фекты (например, убийство с реками крови: актеру подвешивали пузырь с бычьей кровью).

Другой особенностью первых драматических опытов является тес­ное переплетение трагического и комического. Параллельно с траги­ческими героями действовали комические «дурацкие» персонажи, рядом с высокой патетикой давались комические фарсовые сцены.

Действие развивалось медленно, поскольку пьесы больше тяготели к развернутым эпическим повествованиям, нежели к сценическо-драматическим произведениям. Пьесы завершались торжеством религи­озно-моральной правды над злом.

Героями выступали, как правило, цари, полководцы, библейские персонажи, что соответствовало общему аристократическому духу придворного театра.

В «комедиях» зритель явно ощущал связь изображаемого на сцене «действа» с современной ему придворной жизнью. Так, «Артаксерксово действо» прославляло мудрого, справедливого и чувствительного сердаем царя Артаксеркса и его вторую жену красавицу Есфирь. Это льстило самолюбию Алексея Михайловича, а избрание Артаксерксом новой жены напоминало его женитьбу на Наталье Кирилловне На­рышкиной.

Пьеса была снабжена предисловием, содержавшим прямой пане­гирик русскому царю и раскрывавшим основную идею: «...како гор­дость сокрушается и смирение венец приемлем».

Все эти особенности драматургии можно проследить на комедии «Иудифь». Пьеса представляет собой инсценировку библейского сю­жета. В ней прославляется героический самоотверженный подвиг красавицы Иудифи, которая, обольстив своей красотой ассирийского полководца Олоферна, отрубает ему голову и тем самым спасает свой родной город Вефулию от врага.

Пьеса состоит из 7 актов и 29 сцен. В ней действуют 63 персонажа. Центральная героиня появляется лишь в четвертом действии. Высокая торжественная патетика архаической книжной речи характеризует героический образ Иудифи и Олоферна.

Рядом с трагическими героями и их высокой патетикой действуют «дурацкие» персонажи: служанка Иудифи Абра и ассирийский воин Сусаким. Они находятся во власти низменных человеческих чувств: трусости, страха за свою жизнь. Фарсовыми приемами, нарочито сниженной просторечной разговорной интонацией речи в пьесе рас­крывается комизм их положения.

Комедия «Иудифь» также имела предисловие, в котором подчер­кивался политический смысл пьесы: торжество Иудифи над ассирий­цами и их полководцем Олоферном - символ грядущего торжества русского царя над своими врагами - «безбожными турками». Пьеса связана с традицией «английских комедий» и в то же время отражает вкусы и настроения русской придворной среды. Ее главные герои делятся на положительных и отрицательных, их характеры статичны. В ней отразились представления о переменчивости жизни, характерные для литературы переходной эпохи.

Таким образом, появление драматургии в русской литературе 70-х годов XVII в. было связано с формированием придворной культуры. Ее открытия и достижения были использованы театром начала XVIII в. Появление придворного театра способствовало развитию школьной драматургии. Связующим звеном придворной и школьной драматургии служат пьесы Симеона Полоцкого.

Развитие школьного театра. Жанр школьной драмы был хорошо изве­стен воспитанникам Киево-Могилянской академии, где он использо­вался в нравственно-воспитательных целях и служил средством борьбы с католическим влиянием. Свою пьесу «О Навуходоносоре царе» Симеон Полоцкий предназначал для придворного театра. «Комидия притчи о блуднем сыне» (1673-1678 гг.), вероятно, разыгрывалась для назидательного представления выпускниками Московской школы.

«Комидия притчи о блуднем сыне». Написанная на сюжет евангельской притчи, «Комидия притчи о блуднем сыне» состоит из пролога, 6 действий и эпилога. Пролог к «Комидии» - своеобразная теоретиче­ская декларация. В ней доказывается преимущество зрительного на­глядного восприятия материала перед словесным:

Не тако слово в памяти держится,

Яко же еще что делом явится.

Симеон Полоцкий аргументирует необходимость введения «утехи ради» зрителя веселой интермедии, чтобы серьезное содержание пьесы не надоедало.

Велию пользу может притча дати,

Токмо извольте прилежно внимати.

Основной конфликт пьесы отражает известное нам по бытовой повести столкновение двух мировоззрений, двух типов отношений к жизни: с одной стороны, отец и старший сын, готовый «отчия воли прилежно слушати» и в «послушании живот свой кончати», с другой - «блудный», стремящийся уйти из-под родительского крова, освободить­ся от отцовской опеки, чтобы «весь мир посещати» и жить свободно по своей воле.

В пьесе конфликт разрешается торжеством отцовской морали. Промотав все свое богатство в чужих краях, «блудный» вынужден пасти свиней и, чтобы окончательно не пропасть, возвращается под роди­тельский кров, признав свою вину. Порок наказан, и добродетель торжествует. Дидактический смысл пьесы раскрывается в эпилоге:

Юным се образ старейших слушати,

На младый разум свой не уповати;

Старим - да юных добре наставляют,

Ничто на волю младых не спущают...

Пьеса ярко отразила стремление молодежи к усвоению европейских форм культуры и в то же время показала, что часть молодого поколения усваивает эти новые формы весьма поверхностно, чисто внешне.

Симеон Полоцкий стремился поднять значение «Комидии» до уровня дидактического наглядного обобщенного примера. Персонажи пьесы лишены конкретных индивидуальных черт, даже собственных имен - это обобщенные собирательные образы: отца, старшего по­слушного сына и младшего непокорного - «блудного». Однако в пьесе, как отмечает А. С. Демин, Блудный сын имеет свою национальную и социальную принадлежность. Он сын родовитых родителей, действие «Комидии» происходит в России, причиной его разорения являются «злые слуги», жертвой которых становится доверчивый юно­ша.

В соответствии с условиями школьного театра количество дейст­вующих лиц в «Комидии» невелико. Действие развивается в строгой логической последовательности. Персонажи четко делятся на положи­тельных и отрицательных. Аллегорические фигуры отсутствуют. Каж­дое действие заканчивается пением хора и интермедией, которая, как уже отмечалось, ставила целью развлечь зрителя, внести комическую разрядку в общий серьезный тон основного действия.

Интермедии, написанные самим Симеоном Полоцким, до нас не дошли, но об их характере можно судить по другим сохранившимся интермедиям. Это забавные, комические сценки преимущественно бытового содержания. В них изображаются обыкновенные люди, осмеиваются глупость, тупость, невежество, пьянство и т. п. Отражая смешные стороны повседневной жизни, интермедия служила основой для дальнейшего развития жанра собственно комедии.

Большую роль в развитии школьной драматургии сыграл Дмитрий Ростовский (1651-1709). Для учащихся духовных школ Ростова, Ярос­лавля им были написаны «Рождественская драма», «Успенская драма» и «Грешник кающийся». Они отличаются стройностью композиции, сценичностью и в ряде случаев живостью диалога. Связанные с тра­дициями украинской школьной драмы, они делают значительный шаг вперед по пути освобождения от средневековой схоластической услов­ности.

Школьная драма стоит в преддверии классицистической драматур­гии: логически последовательное развитие действия, четкость компо­зиции, деление персонажей на положительные и отрицательные, дидактизм, стремление к логически обобщенному изображению явле­ний действительности - вот те элементы классицистической драма­тургии, которые начинают складываться в школьном театре.

В начале XVIII в. традиции школьной драмы продолжил Феофан Прокопович, превративший школьную пьесу в орудие политической сатиры.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. В каких произведениях и как отразились исторические события борьбы русского народа с польско-шведской интервенцией 1606-1612 гг.?

2. В чем и как проявляется фольклоризм «Повести о преставлении Михаила Васильевича Скопина-Шуйского»?

3. С какими традициями связаны «Сказание» Авраамия Палицына и «Летописная книга», приписываемая Катыреву- Ростовскому? В чем и как проявляется новаторство этих писателей?

4. Что нового внесли исторические повести «смутного времени» в развитие жанров исторического повествования?

5. Какие изменения претерпевают жанр жития в литературе первой половины XVII в. («Повесть о Юлиании Лазаревской»)?

6. Что нового вносит в развитие жанра исторической повести «Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков»?

7. Каков характер конфликта и каковы средства его разрешения в «Повести о Горе-Злочастии»?

8. В чем своеобразие жанра и стиля «Повести о Горе-Злочастии»?

9. Как изображается борьба старого и нового в «Повести о Савве Грудцыне»?

10. Каков характер изображения «нового» героя и «новой» героини в «Повести о Фроле Скобееве»? Каковы особенности стиля повести?

11. Какие элементы сатиры используются в «Повести о Карпе Сутулове»?

12. Каковы основные темы и жанры демократической сатиры XVII в.?

13. В каких произведениях и как обличается «неправедный» суд?

14. Какой характер носит антиклерикальная сатира второй половины XVII в.?

15. В каких произведениях второй половины XVII в. и как обличается пьянство?

16. Каковы основные темы и жанры переводной литературы XVII в.?

17. Каков характер жанра «Повести о Бове Королевиче» и как изображаются ее центральные герои?

18. Каково идейно-художественное своеобразие «Повести о Еруслане Лазаревиче»?

19. В чем сущность раскола в русской церкви и каков характер мировоззрения протопопа Аввакума?

20. В чем и как выражается новаторский характер «Жития протопопа Аввакума, им самим написанного»? Какие оценки личности и стиля Аввакума дали И. С. Тургенев, А. М. Горький?

21. Как решаются в науке вопросы появления и развития виршевой поэзии?

22. Какие элементы барокко присущи поэзии Симеона Полоцкого?

23. В чем своеобразие сатиры Симеона Полоцкого?

24. Когда и при каких обстоятельствах появляются придворный и школьный театры в России? Каков характер их репертуара?

25. Каковы идейно-художественные особенности придворной «комедии» «Иудифь»?

26. Какова проблематика и художественные особенности «Комидии-притчи о блуднем сыне» Симеона Полоцкого?

27. Как и в чем подготовила русская литература второй половины XVII в. появление классицизма?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На протяжении семивекового развития наша литература последо­вательно отражала основные изменения, происходившие в жизни общества.

Длительное время художественное мышление было неразрывно связано с религиозной и средневековой исторической формой созна­ния, но постепенно с развитием национального и классового самосоз­нания оно начинает освобождаться от церковных уз.

Литература выработала четкие и определенные идеалы духовной красоты человека, отдающего всего себя общему благу, благу Русской земли, Русского государства. Она создала идеальные характеры стойких духом христианских подвижников, доблестных и мужественных пра­вителей, «добрых страдальцев за Русскую землю». Эти литературные характеры дополняли народный идеал человека, сложившийся в эпи­ческой устной поэзии. О тесной связи этих двух идеалов очень хорошо сказал Д. Н. Мамин-Сибиряк в письме к Я. Л. Барскову от 20 апреля 1896 г.: «Как мне кажется, «богатыри» служат прекрасным дополнением «святителей». И тут и там представители родной земли, за ними чудится та Русь, на страже которой они стояли. У богатырей преобладающим элементом является физическая мощь: они широкой грудью защищают свою родину, и вот почему так хороша эта «застава богатырская», выдвинутая на боевую линию, впереди которой бродили исторические хищники... «Святители» являют другую сторону русской истории, еще более важную, как нравственный оплот и святая святых будущего многомиллионного народа. Эти избранники предчувствовали историю великого народа...»

В центре внимания литературы стояли исторические судьбы роди­ны, вопросы государственного строительства. Вот почему эпические исторические темы и жанры играют в ней ведущую роль.

Глубокий историзм в средневековом понимании обусловил связь нашей древней литературы с героическим народным эпосом, а также определил особенности изображения человеческого характера.

Древнерусские писатели постепенно овладевали искусством созда­ния глубоких и разносторонних характеров, умением правильно объ­яснять причины поведения человека. От статического неподвижного изображения человека наши писатели шли к раскрытию внутренней динамики чувств, к изображению различных психологических состо­яний человека, к выявлению индивидуальных особенностей личности. Последнее наиболее отчетливо обозначилось в XVII в., когда личность и литература начинают освобождаться от безраздельной власти церкви и в связи с общим процессом «обмирщения культуры» происходит «обмирщение» и литературы. Оно привело не только к созданию вымышленных героев, обобщенных и в известной мере социально индивидуализированных характеров. Этот процесс привел к возник­новению новых родов литературы - драмы и лирики, новых жанров - бытовой, сатирической, авантюрно-приключенческой повести.

Усиление роли фольклора в развитии литературы способствовало ее демократизации и более тесному сближению с жизнью. Это сказа­лось на языке литературы: на смену устаревшему уже к концу XVII столетия древнеславянскому литературному языку шел новый живой разговорный язык, широким потоком хлынувший в литературу второй половины XVII в.

Характерной особенностью древней литературы является ее нераз­рывная связь с действительностью. Эта связь придавала нашей лите­ратуре необычайную публицистическую остроту, взволнованный лирический эмоциональный пафос, что делало ее важным средством политического воспитания современников и что сообщает ей то не­преходящее значение, которое она имеет в последующие века развития русской нации, русской культуры.

Древнерусская литература явилась той базой, которая подготовила расцвет русской классической литературы XIX в. При этом связь времен, связь литератур никогда не прерывалась и не прекращалась. Петровские преобразования явились крутым поворотом в жизни и культуре России: на смену «византиизму» вихрем ворвался «европе­изм», слепой вере противопоставлял себя просвещенный разум, ко­ренной перестройке был подвергнут семейно-бытовой и общественный уклад жизни верхов русского общества, было положено начало разви­тию «свободных» наук и искусств. Реформы великого преобразователя России - Петра I не случайно сопоставлялись современниками с реформой Владимира Святославича. Об этом свидетельствует трагедо-комедия Феофана Прокоповича «Владимир». Формировавшаяся новая дворянская культура, ориентированная на Запад, казалось, глухой стеной отгородилась от народной культуры, прочно хранившей тради­ции старины. Однако это только поверхностный взгляд может так представить себе развитие литературы и культуры «безумного и муд­рого», по словам А. Н. Радищева, XVIII столетия. Осваивая достижения французского классицизма, английского сентиментализма, европей­ского просветительства, передовые писатели XVIII в. слепому подра­жанию европейцам противопоставили национальные основы культуры. Они вдохновлялись не только античными сюжетами, образами, но и опирались на сюжеты отечественной истории, воспевали своих героев: Петра Великого, Ивана Грозного, Дмитрия Донского, храброго Вадима, Синава (Синеуса) и Трувора, Хорева. Поэтами классицизма был подхвачен и развит патриотический пафос литерату­ры Древней Руси. Своими торжественными одами они прославляли великую Россию и ее просвещенных монархов, непреходящим образ­цом которых являлся Петр I.

Принцип иерархизма, характерный для средневековой литературы, был использовал и по-своему преобразован русским классицизмом. Этот принцип стал определяющим в учении М. В. Ломоносова о «трех штилях». Поэт показал значение и роль церковно-славянского языка в русской национальной культуре, в том числе и литературе. Традиции эмоционально-экспрессивного стиля древнерусской ли­тературы нетрудно обнаружить в торжественных одах М. В. Ломо­носова. Поэты русского классицизма обратили внимание на высокую поэтичность Псалтыри, положив начало поэтическому переложению псалмов, их использованию в обличительных целях («Властителям и судьям» Г. Р. Державина).

При изучении особенностей русского сентиментализма нельзя сбрасывать со счетов богато разработанный древнерусской литературой жанр «хождений». Этими традициями пользовались и А. Н. Радищев и Н. М. Карамзин. Кроме того, «Путешествие» Радищева вобрало в себя жанры видения, сна, похвального слова. Для изображения нравствен­ного идеала борца Радищев обратился к жанру жития («Житие Федора Васильевича Ушакова»), а в своей собственной судьбе усматривал много общего с судьбой святого Филарета Милостивого.

В творчестве Радищева обнаруживаются также следы древнерус­ского послания, беседы, используются мотивы «Слова о полку Игореве», образ Бовы.

XVIII век развеял многие призраки средневековья и положил начало научному освоению истории древней России и ее культурного наследия. Этому способствовали исторические труды В. Татищева, Гергарда Миллера, Августа Шлецера, Михаила Щербатова, просвети­тельская деятельность Николая Новикова.

В конце XVIII - начале XIX в. было положено начало собирания памятников древнерусской письменности и их публикации.

Важными вехами стали открытие и публикация текста «Слова о полку Игореве» и создание Н. М. Карамзиным «Истории государства Российского» (первые 8 томов появились в 1818 г.). А. С. Пушкин справедливо назвал Карамзина «Колумбом русской истории», а его труд «подвигом честного человека». «История» Карамзина явилась источником тем, сюжетов, образов, питавшим своей живительной влагой не одно поколение русских писателей.

Решая задачи создания самобытной русской литературы, писатели, поэты различных политических убеждений, литературных вкусов и пристрастий в первые десятилетия XIX в. были единодушны в том, что литература должна выражать дух нации и для этого необходимо обратиться к отечественной истории и устному народному творчеству. Различия в течениях русского романтизма обозначились в принципах подхода к этому материалу, его трактовке, языковому оформлению, разделив писателей на «архаистов» и «новаторов». Показательна в этом отношении полемика карамзинистов и шишковистов - «Арзамаса» и «Беседы любителей русского слова»; П. И. Катенина и В. А. Жуковс­кого. При этом нельзя приклеивать ярлык реакционности по отно­шению к сторонникам адмирала Шишкова и его «Беседе». В их позициях был ряд весьма здравых суждений, в частности они уделяли большое внимание языку книг словенских, т. е. церковнославянскому языку, в котором искали и находили «красоту слога» (правда, здесь не обошлось без крайностей, которые, как известно, свойственны рус­скому человеку). Воскрешая «века минувшей славы», соединяя ее со славой «нынешней», поэты-романтики приучали «россиян к уважению собственного».

В жанрах баллады, думы, поэмы, опираясь на «Историю» Карам­зина, летописи, «Слово о полку Игореве», романтики воспевали геро­ические подвиги князей Олега, Святослава, Владимира, княгини Ольги, Рогнеды, князей Мстислава Мстиславича, Даниила Галицкого, Андрея Переяславского, Михаила Ярославича Тверского, Дмитрия Донского, тираноборческий подвиг храброго Вадима, новгородскую «вольницу».

Подобно безвестному певцу «Слова о полку Игореве» поэты-романтики размышляли о том, как им «воспевать дела героев», «ста­рыми ли словесы» или «по былинам сего времени», т.е. следуя традициям устного народного творчества. В связи с этим в их творческом сознании возникал образ идеального древнерусского певца Бояна. Он представал то в облике оссиановского барда, певца «сладостных гимнов», мечта­тельного юноши, внимающего трелям соловья, слагающего свои песни под аккомпанемент арфы либо лиры, то убеленного сединами старца-пророка, воздающего хвалу «отечества хранителям», «могучими перс­тами» ударяющего «по струнам лиры». Боян сравнивался с библейским пророком Давидом (В. К. Кюхельбекер). Наследниками Бояна Жу­ковский считает Ломоносова, Петрова, Державина и даже себя, «певца во стане русских воинов», прославляющего героев Отечественной войны 1812 г. Весьма показательны те аналогии, которые приводят поэты-романтики, сопоставляя Бояна с Гомером, Ариосто и Виландом. В сердца своих слушателей-читателей певец вливает бодрость, «славы жар, и месть, и жажду боя»...

Следует отметить, что само имя Бояна трактуется русскими поэтами первой трети XIX в. по-разному: одни сохраняют это имя как собственное и удерживают написание «Слова о полку Игореве» - Боян; другие - производят его от глагола «баяти» - говорить, рассказывать басни, вымыслы, ворожить» и воспринимают как нарицательное имя певца вообще. В последнем значении употребляет имя Баяна АС. Пушкин в поэме «Руслан и Людмила» и К. Ф. Рылеев в одноименной думе. Правда, у Пушкина Баян - «сладостный певец», славящий «Людмилы прелесть и Руслана и Лелем свитый им венец», а у Рылеева - «угрюмый певец», погруженный в «души угрюмые мечтанья» на шумном пиршестве. Его имя «рок умчит» в «мрак неизвестности», и Баяну остается одна надежда - «жить именем в преданье».

Обращает на себя внимание тот факт, что русская романтическая поэзия выработала вслед за древнерусской исторической литературой свою систему постоянных словесных формул-клише. Например: «копий лес», «тучи стрел», «груды тел», «живые струны», «рокот струн живых», «ударить по струнам». Битва - это «пир кровавый», «трапеза войны», «стелют, молотят снопы там из глав»; в бою участвует «кры­латый чудный полк». Воин - это «щит земли родной», «он срезан был как зрелый клас». Из древней летописи заимствуются словесные формулы: «мертвым срама нет», «костьми здесь лягу».

Словесные художественные формулы русского романтизма нужда­ются в тщательном изучении: собирании, классификации и выявлении их художественных функций.

Новый уровень освоения традиций древнерусской литературы обнаруживает творчество А. С. Пушкина. Великий русский поэт не только использовал сюжеты, мотивы, образы древнерусской литерату­ры, но и прибегал к ее стилям и отдельным жанрам для воссоздания «духа времени».

В начальный период своего творчества Пушкин воспринимает традиции древней нашей литературы сквозь призму классицистичес­кой поэтики и осмысляет их с позиций французского просветительства. Героические мотивы древней литературы используются в «Вос­поминаниях в Царском селе» и в замысле героической поэмы «Игорь и Ольга» (замысел остался неосуществленным).

С позиций французского просветительства было прочитано Пушкиным в лицее «Житие Новгородского архиепископа Иоанна». Под влиянием текста этого жития родился замысел юношеской неза­вершенной поэмы «Монах». Средневековый мотив заключенного в сосуде беса реализуется в фривольном сюжете поэмы о злоключениях монаха с юбкой, «видение» которой смущает покой инока Панкратия. «Вослед Радищеву» поэт идет в использовании образа славного русского витязя Бовы-королевича в начатой поэме «Бова».

В романтической поэме «Руслан и Людмила» Пушкин отталкива­ется не только от поэмы В. А. Жуковского «Громобой», но также обращается к древнерусской повести о Еруслане Лазаревиче, используя имя центрального героя Еруслана - Руслан и мотив встречи его с богатырской головой, хранящей меч. Очевидно, в романтическом стиле хотел поэт «воспеть Мстислава древний подвиг» вослед древнему певцу Бояну. Поединок князя Мстислава, зарезавшего касожского богатыря Редедю, видимо привлек внимание поэта.

Интересовал Пушкина и образ борца за свободу против тирании Рюрика - храброго новгородца Вадима.

Важным этапом в творческом развитии поэта явилось его обра­щение к летописям. Пушкина поразила «простота и точность изобра­жения предметов» в русских летописях. Результатом первого обращения к летописи явилась баллада «Песнь о вещем Олеге». Критически оценивая думы К. Ф. Рылеева, Пушкин упрекал его в антиисторизме и обратил внимание на допущенный Рылеевым в думе «Вещий Олег» анахронизм. Летописец просто говорит: «Тоже повеси щит свой на вратех на показание победы», у Рылеева же речь шла о гербе России, якобы прикрепленном Олегом к вратам Цареграда, а герб России появился только во второй половине XV столетия при Иване III, после его женитьбы на Софье Палеолог.

Сказание «Повести временных лет» о смерти вещего Олега «от своего коня» пленило Пушкина своей поэтичностью. Центральный мотив своей баллады «Песнь о вещем Олеге» о силе судьбы Пушкин связывает со своими раздумьями о месте поэта, его отношением с властями предержащими. Поэт - это волхв, кудесник-прорицатель, пророк.. Он «не боится могучих владык» и не нуждается в княжеском дарю. «Вещий язык поэта «правдив и свободен». Так в балладе заро­ждается тема программного стихотворения Пушкина «Пророк» и тя­нутся нити к поэтическому образу летописца Пимена в трагедии «Борис Годунов».

Чтение Шекспира и X, XI томов «Истории государства Российско­го» Карамзина, а также «старых наших летописей» подвигли Ми­хайловского заточника, «схимника пустынной кельи» облечь в драматическую форму «одну из драматических эпох новейшей истории» конца XVI - начала XVII вв. и воскресить «минувший век во всей истине» в народной трагедии «Борис Годунов». Здесь Пушкин совершает художественное открытие нового художественного метода - реализма, краеугольным камнем которого становится подлинный историзм. Пушкин отказался от фактографического натуралистичес­кого воспроизведения своих исторических источников, внешней исторической стилизации языка, а пошел путем воссоздания «образа мыслей и языка тогдашнего времени».

Одной из ключевых сцен трагедии является «Ночь. Келья в Чудовом монастыре (1603 года)». Отец Пимен. Григорий спящий. Имя Пимена взято Пушкиным у Карамзина. В «Истории» Карамзина Пимен - инок Днепровского монастыря, помогавший Отрепьеву при переходе Литовской границы. В трагедии Пимен - летописец, мудрый старец, живой свидетель и участник взятия Грозным Казани, отражения от стен Пскова литовской рати Иваном Петровичем Шуйским, покаяния Ивана Грозного перед иноками Кирилло-Белозерского монастыря, очевидец благочестивой кончины царя Федора Иоанновича, свидетель «злого дела» -убийства царевича Дмитрия в Угличе... Летописные сказания Пимена «правдивы». Он не утаивает «темных деяний» госу­дарей и судит их нравственным судом.

«Характер Пимена не есть мое изобретение,- писал Пушкин.- В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях, умилительная кротость, простодушие, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие, можно сказать, набожное к власти царя, данной ему Богом, совершенное отсутствие суетности, пристрастия - дышат в сих драгоценных памятниках времен давно минувших»... (Пуш­–

кин А. С. Собр. соч.: В 10 т. Т. VII. М.; Л., 1949. С. 74). Эти черты были отчасти свойственны келарю Троице-Сергиевой обители Авраамию Палицыну. Его «Сказание» Пушкин привлекал в качестве источника своей тра­гедии. Показательно, что Авраамий декларирует в «Сказании» свою приверженность правде: «Не подобает убо на истину лгати, но с великим опасением подобает истину соблюдати».

В монологе Пимена Пушкиным подчеркивается мысль об общес­твенном, гражданском долге летописца-писателя, т.е. поэта перед родиной, грядущими потомками: своим трудом, «усердным, безымян­ным», дать возможность узнать «своей страны минувшую судьбу», т.е. пробудить уважение к своему прошлому, ибо только «дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим» (Пушкин А.С, Т. VII. С. 196.).

В «Заметках по русской истории» в 1822 г. Пушкин писал: «Мы обязаны монахам нашей историей, следовательно, и просвещением» (Т. VIII. С. 126).

Следуя летописной традиции, Пушкин воссоздает «трогательное добродушие древних летописцев» и добивается такого «беспри­страстия», что «автора почти нигде не видишь» (А. И. Тургенев).

В то же время Пушкин отмечает, что летописец не подобен «дьяку в приказах поседелому». Он не зрит «спокойно на правых и виновных». Пимен завершает свою летопись описанием «злого дела», «кровавого греха» царя Бориса и тем самым выносит свой приговор цареубийце. (Здесь Пушкин намекает на участие Александра I в убийстве отца - Павла I.) Суд летописца-это суд «нелицемерный», суд народный. Тень окровавленного «дитя» преследует царя. «Счастья нет» в изму­ченной душе Бориса, его невозможно построить на крови невинно убиенного младенца. Так Пушкин предвосхищает в своей трагедии одну из основных идей Ф. М. Достоевского.

Устами Пимена Пушкин четко определяет тематическое содер­жание летописи:

«Описывай, не мудрствуя лукаво,

Всето, чемусвидетель в жизни будешь:

Войну и мир, управу государей,

Угодников святые чудеса,

Пророчества и знаменья небесны»,

Наставляет Пимен Григория. Вполне возможно, что эти слова Пимена подсказали Л. Н. Толстому дать окончательное название своей эпопее - «Война и мир».

«Важность и значение для нас этого величавого образа» подчеркнул Ф. И. Достоевский в своей знаменитой речи о Пушкине. «Смиренная и величавая духовная красота» Пимена, - говорил он,- свидетельство мощного духа народной жизни» (Достоевский Ф. М. Собр. соч. М; Л., 1929. Т. 12. С. 385).

Выразителем «мнения народного» в трагедии Пушкина помимо летописца выступает юродивый Николка. Его образ воссоздан поэтом на основе традиций древнерусской агиографии. В иерархии древне­русской святости Христа ради юродивые занимают низшую ступень. В отличие от преподобного, юродивые не уходят от мира за стены монастыря, они живут среди мирян, народа на торжищах, площадях. Предаваясь суровой аскезе: ходят зимой и летом босые, гремят цепями своих железных вериг, надетых на голое тело, едва прикрытое рубищем, ночуют на папертях храмов или на торговой площади, совершают нелепые, нелогичные с точки зрения здравого смысла поступки, произносят странные, нелепые слова. Однако все поведение юродивого исполнено глубокого символического смысла. Народ называет юродивых «блаженными», т.е. достойными почитания в качестве свя­тых, праведников. Их почитают и одновременно боятся. Широкое распространение подвиги юродства получают у нас в России с расц­ветом деспотизма.

Обратившись к Минеям-Четьим, Пушкин тщательно разыскивает в них тексты житий юродивых, в частности Василия Блаженного, жившего в середине XVI века на паперти деревянной Троицкой церкви, где он скончался 2 августа 1557 г. и погребенного там же при непосредственном участии Грозного. (Ныне усыпальница Василия Блаженного находится в каменном Покровском соборе, построенном русскими зодчими Бармой и Иваном Постником и широко известном москвичам как Собор Василия Блаженного. В 1588 г. Василий Бла­женный был канонизирован и над его мощами был создан в подклети собора придел во имя этого святого.)

Пушкин обращается к В. А. Жуковскому с просьбой прислать ему в Михайловское жизнеописание юродивого Железного Колпака или житие какого-нибудь юродивого. Благодарит за присылку жития Железного Колпака Карамзина, иронически пишет П. А. Вяземскому: «В самом деле, не пойти ли мне в юродивые, авось буду блаженным» (Пушкин. Т X. С. 181). По-видимому, Пушкин имел здесь в виду тот факт, что юродивые смело и беспощадно обличали жестокость и произвол самодержцев.

В трагедии «Борис Годунов» юродивый Николка смело обличает царя Бориса, открыто называет его убийцей младенца царевича Дмитрия. Просьба царя, обращенная к Николке молиться за него, царя, вызывает протест Николки: «Нет, нет! Нельзя молиться за царя Ирода, Богородица не велит!»- бросает юродивый вослед уходящему царю. Так перекликается оценка «злого дела» царя Бориса, данная летописцем, с нелицемерным людским судом: кровавое преступление царя не прощает даже «заступница теплая мира холодного» - Бого­родица. Высший суд над цареубийцей вершит Бог: царь Борис умирает внезапно, без покаяния!

«Жуковский говорит, что царь меня простит за трагедию, навряди, мой милый,- пишет Пушкин Вяземскому.- Хоть она и в хорошем духе писана, да никак не мог упрятать всех моих ушей под колпак юродивого. Торчат!» (Т. X. С. 189).

Характерно, что внезапная смерть Александра I в Таганроге получила народную оценку в песне «Эй, в Таганроге, там случилася беда» и породила легенду о старце Федоре Кузьмиче. Эту легенду в начале XX в. начал обрабатывать Л. Н. Толстой. Не случайно также роман Л. Н. Толстого «Воскресение» завершается встречей Нехлю­дова со стариком-юродивым на пароме, а затем в одной из камер ссыльных.

В трагедии А.С. Пушкина народ выступает носителем стихии мятежа и пассивности, а также здоровых нравственных начал добро­душия и правды. Роль народа - этого «безводного моря» под­черкивают также исторические источники трагедии. В трагедии Пушкин использовал отдельные летописные приемы. Один из них - точная хронологическая датировка сцен трагедии: «Кремлевские пала­ты (1598 года, 20 февраля)»; «Ночь. Келья в Чудовом монастыре (1603 года)»; «Граница Литовская (1604 года, 16 октября)»; «Равнина близ Новгорода Северского (1604 года, 21 декабря)». Так сохраняется Пушкиным в трагедии летописное хроникальное время. Типично летописным приемом является изложение в трагедии исторических событий словами их очевидцев. Так, угличскую трагедию излагают Пимен и князь Шуйский. О покаянии Грозного и кончине царя Федора Иоанновича рассказывает Пимен; о чудесном прозрении на могилке царевича Дмитрия слепого пастуха повествует патриарх Иов. История изображается Пушкиным в трагедии как своеобразный тип националь­ной культуры, как тип поведения русских людей и поляков, носителей западной культуры. Примечательными в этом отношении являются сцены, изображающие поведение patera, придворного польского поэта, Марины и воеводы Мнишка.

В трагедии Пушкин овладевает новым для него летописным стилем, наполняя его новым образным художественным содержанием (см.: Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М., 1941).

Художественное мышление летописным и агиографическим стилями по-новому проявилось у Пушкина в 30-е гг. В таких произве­дениях, как «Моя родословная», «Родословная моего героя», «История села Горюхина», «Повести Белкина». Летописные стилистические формулы, исторические термины, древнеруссизмы приобретают в этих произведениях новые оттенки сказовой народной речи, создают образ наивно-простодушного рассказчика Белкина. Летописный слог позво­ляет передать непосредственность жизненно-бытовых зарисовок, ко­торые приобретают сатирические оттенки. «Прелесть простоты вымысла», столь пленившая Пушкина в «Киево-Печерском патерике», становится достоянием пушкинской прозы, прокладывавшей новые пути в русской литературе.

Романтизм лермонтовской поэзии не только отталкивался от поэзии Байрона, но и опирался на героико-патриотические мотивы древнерусских исторических сказаний и преданий. Особое место в его творчестве занимает тема вольного Новгорода. Усиление психологизма проявляется в разработке мотива исповеди. Сквозь призму народно-нравственных представлений преломляется тема Ивана Грозного. Де­монологические мотивы древней письменности своеобразно отразились в «Демоне». Новый подход к традициям древнерусской литературы обнаруживает Н. В. Гоголь. Если в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» и «Миргороде» народно-поэтические представления увя­зываются с мотивами древнерусских сказаний, поверий, мотивами героическими, в частности образностью «Слова о полку Игореве», то в зрелом творчестве писатель впервые в русской литературе обращает внимание на учительную древнерусскую письменность. Он ус­матривает живую струю самобытности древнерусской литературы «в слове церковных пастырей - слове простом, некрасноречивом, но замечательном по стремлению... направить человека не к увлечениям сердечным, но к высшей умной трезвости духовной» (Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 6. С. 147-149).

Результатом напряженной работы Гоголя над творениями отцов церкви явился его труд «Размышления о Божественной литургии», а также «Выбранные места из переписки с друзьями».

Во второй половине XIX в. начался новый этап в изучении древ­нерусской литературы и новый этап в освоении художественной литературой ее традиций.

Теперь русская литература обращается к древней в поисках нрав­ственного возрождения и оздоровления современного человека, как к важнейшему психологическому источнику и источнику новых форм художественного повествования. Эти особенности в освоении традиций древнерусской литературы ярко проявились в творчестве Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого.

Ф. М. Достоевскому чуждо было «слепое, беззаветное обращение к дремучей старине». Однако «одержимый злобами дня», «тоской по текущему», писатель пришел к глубокому убеждению, что «человек идеи самостоятельной, человек самостоятельно деловой, образуется лишь долгою самостоятельною жизнью нации, вековым многостра­дальным трудом ее - одним словом, образуется всею исторической жизнью страны».

Уже в начале творческого пути, разрабатывая тему «маленького человека» в «Бедных людях», «Двойнике», Достоевский ярко отразил протест личности против ее обезличивания, нивелировки. Нельзя превращать личность человека в «ветошку» - тряпку. Образ человека - «ветошки», по-видимому, порожден апокрифическим сказанием «По­вести временных лет» под 1071 г.

Вероятно, от апокрифических дуалистических сказаний об извеч­ной борьбе Бога и дьявола, добра и зла идет концепция Достоевского о постоянной борьбе этих двух начал в ду­ше человека, что и является внутренней психологической трагедией личности.

Обращаясь к древнерусской литературе, Достоевский видит в ней отражение духовной культуры народа, выражение его этических и эстетических идеалов.

«Вся тысячелетняя история России,- отмечал писатель,- свиде­тельствует об изумляющей деятельности русских, сознательно созидающих свое государство, отбивая его всю тысячу лет от жестоких врагов, которые без них низринулись бы на Европу» (Т. XI. С. 225).

«Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того... был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то, что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа»,- писал Досто­евский (Т. XI. С. 184). Эту красоту писатель видел в нравственном идеале смиренного, терпеливого, несущего безропотно свой крест страдания русского мужика. Писатель был убежден в неистребимости «в сердце народа нашего жажды правды, которая ему дороже всего». Он отмечал, что в народе «есть положительные характеры невооб­разимой красоты и силы» (Т. XII. С. 395). Таков Илья Муромец - «подвижник за правду, освободитель бедных и слабых, смиренный и непревозносящийся, верный и сердцем чистый» (Т. XII. С. 71).

Высшим нравственным идеалом народа Достоевский считал Иисуса Христа, образ которого русский народ «любит по-своему, т.е. до страдания» (Т. XI. С. 37).

Следует отметить, что во второй половине XIX в. в России христологическая проблема приобрела особую остроту, что было порождено общим кризисом, переживаемым христианской культурой.

Появление знаменитой картины художника А. А. Иванова «Явление Христа народу» вызвало горячий отклик в русском обществе. Картина И. Н. Крамского «Христос в пустыне» была воспринята в качестве своего рода манифеста передовой революционной молодежью.

Новую трактовку евангельскому образу дал в своем христологическом цикле

Н. Н. Ге («Тайная вечеря», «Выход в Гефсиманский сад», «Поцелуй Иуды», «Что есть истина?», «Суд синедриона», «Голго­фа»). Пытался очистить христианство от церковных искажений Лев Толстой.

Достоевский связывает с образом Христа веру в конечное торжество царства света, добра и справедливости.

«Дитя века, дитя неверия и сомнения», Достоевский стремится убедить, уверить, прежде всего, самого себя, что «нет ничего прекраснее, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа» (Т. П. С. 31).

В Христе Достоевский видел воплощение идеала гармонической личности - «бога-человека» и противопоставлял его болезненно-са­молюбивой, раздвоенной личности эгоцентриста - «человека-бога».

Христос Достоевского весьма далек от ортодоксального церковного образа и гораздо ближе апокрифическому образу, отразившему народные представления об идеальном человеке. Это прекрасно понял К. Леонтьев, который писал, что о Христе Достоевский говорит «не совсем православно, не святоотчески, не по-церковному» (Ле­онтьев К. Восток. Россия и славянство / Сб. статей. М., 1885., Т II. С. 295).

Ставя в центре своих романов философские и нравственные проб­лемы смысла жизни, добра и зла, Достоевский переносил их решение из временного плена в план «вечных истин» и прибегал с этой целью к характерным для древнерусской литературы приемам абст­рагирования. Этой цели служат используемые писателем евангельские и агиографические сюжеты, мотивы и образы.

Так, в романе «Преступление и наказание» большое внимание отводится евангельской притче «Воскрешения Лазаря», используется жанровая структура жития, изображаю­щего путь грешника от преступ­ления к покаянию и нравственному воскресению. Большую роль в романе играет символика креста.

Встреча Христа с Марией Магдалиной лежит в основе сюжета романа «Идиот», где мастерски использован также сюжет особенно любимого Достоевским «Жития Марии Египетской».

Обобщенно философский смысл придает Достоевский притче об исцелении Хрис­том бесноватых в романе «Бесы».

Идее всеобщего разложения, разъединения людей, «когда все врозь, даже дети врозь», противопоставляет Достоевский идею братского единения людей, носителем которой являются странник Макар Ива­нович Долгорукий в романе «Подросток». Странничество и «покаян­ные подвиги» - характерные жизненные явления народной жизни»,- утверждал Достоевский. Они порождены неистребимой жаждой прав­ды, живущей в русском народе.

В романе «Братья Карамазовы» Достоевский синтезирует, обобщает философские и нравственные идеи своего творчества и широко исполь­зует текст евангелия, сюжеты и образы русской агиографии, а также апокрифической литературы.

В поисках новых жанровых форм в последний период своего творчества Достоевский обращается к «Житию великого грешника», к замыслу романа-притчи «Атеизм» и тем самым намечает новые пути в развитии русского романа. Этим путем пошли писатели 60-70-х гг. XX в., в частности Чингиз Айтматов («Белый пароход», «И дольше века длится день»).

Л. Н. Толстой шел к освоению традиций древнерусской литературы через «книгу детства человечества «Библию». На эту книгу писатель обратил серьезное внимание в конце 50-х-начале 60-х годов, в период своего первого увлечения педагогической деятельностью. Библия, по мнению Толстого, открывает человеку новый мир, застав­ляет его «без знания... полюбить знание». «Каждый из этой книги в первый раз узнает всю прелесть эпоса в неподражаемой простоте и силе» (Толстой Л. Н. Пол. собр. соч.: В 90 т. Т. 8. С. 89).

Толстого-педагога интересует, «какие книги распространены в народе, какие он любит и читает более других?» (Т. 8. С. 28). На собственном опыте писатель убеждается, что народ «с постоянной и новой охотой читает произведения фольклора, летописи и все без исключения памятники древней литературы» (Т. 8. С. 61). Народ читает не то, что мы хотим, а то, что ему нравится... и своим собственным путем вырабатывает свои нравственные убеждения» (Т. 8. С. 363). Нравственные убеждения народа становятся объектом пристального внимания писателя, органически усваиваются им и становятся решающими при оценки писателем различных явлений современной жизни.

Обратившись к событиям Отечественной войны 1812 г., Толстой в романе-эпопее «Война и мир» использует эпические традиции русских летописей и воинских повестей 1 .

Глубоко интересоваться древнерусской агиографией начинает То­лстой в 70-е гг. при создании своей «Азбуки». Он внимательно читает «Четьи-Минеи» и обнаруживает в наших житиях «русскую настоящую поэзию». Для славянского отдела «Азбуки» Толстой отбирает материалы из Библии, летописей и житий. В первую книгу «Азбуки» Толстой включает из Четьих-Миней Макария: «О Филагрии мнихе», «О дровосеке Мурине», из Четьих-Миней Дмитрия Ростовского «Житие преподобного Давида». Во вторую книгу «Азбуки» - «Житие преподобного отца нашего Сергия, игумена Радонежского, нового чудотворца», в третью книгу - «Чудо Симеона Столпника о раз­бойнике» и в четвертую книгу «Слово о гневе» из макарьевских миней.

Все эти произведения были переведены на современный русский язык «по возможности подстрочно» с сохранением особенностей синтаксиса древнерусского оригинала, отличаются простотой и ясностью изложения, доступными для понимания ребенка. Они раск­рывают духовную красоту христианских подвижников: честность, тру­долюбие, бескорыстное служение людям, пагубность гнева и ненависти.

В процессе работы над «Азбукой» у Толстого возникает замысел издания отдельных житий для народного чтения. Обращается к знатоку древней письменности архимандриту Леониду (Кавелину) с просьбой «составить список наилучших, роднейших житий из Макарьевских (Четьих-Миней), Дмитрия Ростовского и Патерика» (Т. 62. С. 120).

В письме Леониду от 22 ноября 1847 г. Толстой писал: «В предпо­лагаемой мною книге (или ряде книг) я разделяю две стороны: форму - язык, размер (т. е. краткость или длину) и содержание - внутреннее, т. е. нравственно-религиозные основы, и внешнее, т.е. описываемые события» (Т. 62. С. 126). Свое издание Толстой намеревался начать с кратких, более простых по языку Макарьевских житий, постепенно переходя к более «сложным по внутреннему содержанию» житиям, от более простых подвигов мученичества «до более сложных, как подвиги архипастырей церкви, действующих не для одного своего спасения, но и для общего блага» (Т. 62. С. 126).

Примечательно, что житийная литература интересует Толстого своим внутренним нравственно-психологическим содержанием.

Ознакомившись с научным трудом архимандрита Леонида «Благо­вещенский иерей Сильвестр и его писания», Толстой писал: «Судя по нем, я догадываюсь, какие сокровища,- подобно которым не имеет ни один народ,- таятся в нашей древней литературе» (Т. 62. С. 161).

Замысел издания житий для народа Толстым осуществлен не был. Сохранился лишь набросок начала «Жития и страдания мученика Иустина-философа» (1874-1875 гг.).

Библейский эпиграф «Мне отмщение и Аз воздам» предпослал Толстой роману «Анна Каренина». Этот эпиграф обобщает многознач­ность нравственно-философского содержания романа. В тексте романа Толстой использует символы, восходящие к древнерусской литературе: «свечи», «железа», «машины».

Интерес к древнерусской агиографии усиливается у Толстого в период перелома его миросозерцания. Четьи-Минеи, Прологи стано­вятся любимым чтением Толстого, о чем он и пишет в «Исповеди». Это чтение открывает писателю «смысл жизни» (Т. 23. С. 52).

Судя по записной книжке, Толстого особенно интересуют жития Пафнутия Боровского, Саввы Сторзжевского, Симеона Праведного, Лаврентия Калужского, Елеазара Анзерского, Александра Свирского, Макария Великого, Варлаама и Иосафа. Пристальное внимание Толс­того привлекает личность и «Житие» протопопа Аввакума. Он делает выписки из жития, работая над историческим романом «Петр I».

В повести «Отец Сергий» Толстой использует эпизод «Жития» Аввакума - исповедь блудницы. Аввакум мирил «блудное разжение» пламенем свечи, Сергий у Толстого -

отрубает палец.

Обращает на себя внимание общность мотива «путешествия» в «Житии» Аввакума и Нехлюдова в романе «Воскресение». Только у Аввакума это «подневольное» путешествие опального ссыльного бун­таря, у Толстого - добровольное хождение по этапу кающегося дво­рянина.

В своих философских трактатах Толстой часто использует средне­вековые притчи: в «Исповеди» притчу о единороге, притчей иллюстрирует трактат «О жизни», работает над драмой-притчей «Петр-хлебник». Характер притч носят многие народные рассказы Толстого.

Евангельские притчи и символы широко используются Толстым в философско-публицистических трактатах, усиливая их дидактическую сторону и обличительный пафос.

В 1900-е гг., когда писателя волнует проблема «ухода» из семьи, его внимание привлекает «Житие Алексея, человека Божьего», где эта проблема занимает важное место.

Новый этап в освоении традиций древней русской литературы наступает в XX в. Эти традиции осваиваются по-своему русским символизмом, Максимом Горьким, Маяковским, Есениным.

Основой изучения студентом истории древнерусской литературы является вдумчи­вое прочтение основных рекомендуемых текстов. Их минимальный объем представлен в Хрестоматиях, составленных Н. К. Гудзием, Н. И. Прокофьевым: Хрестоматия по древней русской литературе / Сост. Н. К. Гудзий. Науч. ред. Н. И. Прокофьев. 8-е изд. М., 1973. Древняя русская литература. Хрестоматия / Сост. Н. И. Прокофьев. М, 1980.

Следует посоветовать не пугаться этого, а постараться вникнуть в смысл читаемого. Для этого нужно читать очень медленно! Вникать в смысл каждого слова и обращаться к словарям: Материалам для словаря древнерусского языка И. И. Срезневского, или Полному церковно-славянскому словарю Г.Дьяченко, или Словарю русского языка XI-XVII вв. АН СССР. Институт русского языка (изд. не завершено, вышел 21 выпуск). Можно также использовать Словарь «Слова о полку Игореве» / Сост. В. Л. Виноградова. Выл. 1-23.

Работа со словарями позволит студенту постигнуть не только смысл древнерусских слов, но и их значение для современного русского языка, эстетические свойства старославянского языка, облегчит усвоение такого трудного для филолога предмета, как старославянский язык и история русского литературного языка.

Студент, конечно, может облегчить свою задачу и обратиться к переводам текстов на современный русский язык. Такие переводы он может найти в изданиях серии «Литературные памятники», «Всемирная литература», «Памятниках литературы Древней Руси» в 12 т. Однако переводы не дают возможность глубоко постигнуть красоту и глубину древнерусских текстов.

Помимо хрестоматии, каждому студенту необходимо полностью прочитать «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» в любом издании (М., 1960; Иркутск, 1979 и др.).

Воинские повести Древней Руси. М.; Л., 1949.

«Повесть временных лет». М.; Л., 1950. Ч. 1, 2.

«Хожение за три моря» Афанасия Никитина. Л., 1986.

Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982.

Послания Ивана Грозного. Л., 1951.

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979.

Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М.; Л., 1965.

Русская демократическая сатира XVII века. Л., 1977.

Повесть о Горе-Злочастии. Л., 1974.

Симеон Полоцкий. Избранные сочинения. М.; Л., 1953.

«Слово о полку Игореве». М.; Л., 1950.

В издательстве «Советская Россия» в серии «Сокровища древнерусской литературы» изданы:

«Слово о полку Игореве». М., 1981.

Древнерусские предания XI-XVI вв. М., 1982.

Книга хожений. Записки русских путешественников XI-XV вв.

Записки русских путешественников XVI-XVII вв. М., 1988.

Красноречие Древней Руси (XI-XVII вв.). М., 1987.

Русское историческое повествование XVI-XVII веков. М., 1984.

Русская бытовая повесть. XV-XVII вв. М., 1991.

Сатира XI-XVII веков. М., 1987.

Виршевая поэзия (первая половина XVII века). М., 1980.

Для желающих ознакомиться с более полным объемом древнерусской литературы рекомендуется: Памятники литературы Древней Руси: В 12т. / Общ. ред. Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева. М., 1978-1994.

1. XI -начало XII века.

4. XIV - середина XV века.

5. Вторая половина XV века.

6. Конец XV - первая половина XVI века.

7. Середина XVI века.

8. Вторая половина XVI века.

9. Конец XVI - начало XVII века.

10. XVII век. Книга первая.

11. XVII век. Книга вторая.

12. XVII век. Книга третья.

Содержание статьи

РУССКАЯ ДРАМАТУРГИЯ. Русская профессиональная литературная драматургия сложилась в конце 17–18 вв., однако ей предшествовал многовековой период народной, преимущественно устной и отчасти рукописной народной драмы. Поначалу архаичные обрядовые действа, затем – хороводные игрища и скоморошьи забавы содержали элементы, свойственные драматургии как виду искусства: диалогичность, драматизация действия, разыгрывание его в лицах, изображение того или иного персонажа (ряженье). Эти элементы были закреплены и развиты в фольклорной драме.

Русская фольклорная драматургия.

Для русской фольклорной драматургии характерна устойчивая фабульная канва, своего рода сценарий, который дополнялся новыми эпизодами. Эти вставки отражали современные события, зачастую меняя общий смысл сценария. В определенном смысле русская фольклорная драма напоминает палимпсест (древняя рукопись, по счищенному тексту которой написан новый), в нем за более современными смыслами стоят целые пласты ранних событий. Это хорошо просматривается в самых известных русских фольклорных драмах – Лодка и Царь Максимилиан . Историю их существования можно проследить начиная никак не ранее 18 в. Однако в построении Лодки отчетливо видны архаические, пратеатральные, обрядовые корни: изобилие песенного материала наглядно демонстрирует хорическое начало этого сюжета. Еще интереснее интерпретируется сюжет Царя Максимилиана. Существует мнение, что фабула этой драмы (конфликт между деспотом-царем и его сыном) изначально отражала взаимоотношения Петра I и царевича Алексея, а позже была дополнена сюжетной линией волжских разбойников и тираноборческими мотивами. Однако в основе фабулы лежат более ранние события, связанные с христианизацией Руси – в наиболее распространенных списках драмы конфликт царя Максимилиана и царевича Адольфа возникает из-за вопросов веры. Это и позволяет предположить, что русская фольклорная драматургия древнее, чем принято считать, и ведет свое существование с языческих времен.

Языческий этап фольклорной русской драматургии утрачен: изучение фольклорного искусства в России началось только в 19 в., первые научные публикации больших народных драм появились лишь в 1890–1900 в журнале «Этнографическое обозрение» (с комментариями ученых того времени В.Каллаш и А.Грузинского). Столь позднее начало изучения фольклорной драматургии привело к распространенному мнению, что возникновение народной драмы в России относится лишь к 16–17 вв. Существует и альтернативная точка зрения, где генезис Лодки выводится из погребальных обычаев языческих славян. Но в любом случае, фабульные и смысловые изменения текстов фольклорных драм, происходившие на протяжении как минимум десяти веков, рассматриваются в культурологии, искусствоведении и этнографии на уровне гипотез. Каждый исторический период накладывал свой отпечаток на содержание фольклорных драм, чему способствовали емкость и богатство ассоциативных связей их содержания.

Особо следует отметить жизнеспособность фольклорного театра. Представления многих народных драм и комедий входили в контекст театральной жизни России вплоть до начала 20 в. – до этого времени они игрались на городских ярмарочных и балаганных представлениях, а на деревенских праздниках, примерно до середины 1920-х. Более того, с 1990-х возникает массовый интерес к возрождению одной из линий фольклорного театра – вертепу , и сегодня святочные фестивали вертепных театров проходят во многих городах России (часто вертепные спектакли ставятся по старинным восстановленным текстам).

Наиболее распространенные сюжеты фольклорного драматического театра, известные во многих списках, – Лодка , Царь Максимилиан и Мнимый барин , при этом последний из них разыгрывался не только как отдельная сценка, но и включался составной частью в т.н. «большие народные драмы».

Лодка объединяет цикл пьес «разбойничьей» тематики. В эту группу входят не только сюжеты Лодки , но и другие драмы: Шайка разбойников , Шлюпка , Черный ворон . В разных вариантах – различные соотношения фольклорных и литературных элементов (от инсценировки песни Вниз по матушке по Волге до лубочных разбойничьих повестей, например, Черный горб, или Кровавая звезда , Атаман Фра-Дьяволо и др.). Естественно, речь идет о поздних (начиная с 18 в.) вариантах Лодки , в которых нашли свое отражение походы Степана Разина и Ермака . В центре любого варианта цикла – образ народного вожака, сурового и отважного атамана. Многие мотивы Лодки были позже использованы в драматургии А.Пушкина , А.Островского , А.К.Толстого . Шел и обратный процесс: отрывки и цитаты из популярных литературных произведений, особенно известных по лубочным изданиям, входили в фольклорную драму и закреплялись в ней. Бунтарский пафос Лодки обусловливал неоднократный запрет ее показов.

Царь Максимилиан также существовал во множестве вариантов, в некоторых из них религиозный конфликт Максимилиана и Адольфа был заменен на социальный. Этот вариант формировался под влиянием Лодки : здесь Адольф уходит на Волгу и становится атаманом разбойников. В одной из версий конфликт царя с сыном происходит на семейно-бытовой почве – из-за отказа Адольфа жениться на выбранной отцом невесте. В этой версии акценты перенесены на фарсовый, балаганный характер сюжета.

В фольклорном театре кукол распространение имели циклы петрушечных сюжетов и версии рождественского вертепного театра. Из других жанров фольклорной драматургии были распространены ярмарочные райки , прибаутки балаганных и карусельных «дедов»-зазывал, интермедии вожаков медведей в «Медвежьей потехе».

Ранняя русская литературная драматургия.

Зарождение русской литературной драматургии относится к 17 в. и связано со школьно-церковным театром, который возникает на Руси под влиянием школьных спектаклей на Украине в Киево-Могилянской академии. Борясь с католическими тенденциями, идущими из Польши, православная церковь на Украине использовала фольклорный театр. Авторы пьес заимствовали сюжеты церковных обрядов, расписывая их на диалоги и перемежая комедийными интермедиями, музыкальными и танцевальными номерами. По жанру эта драматургия напоминала гибрид западноевропейских моралите и мираклей . Написанные в нравоучительном, выспренне-декламационном стиле, эти произведения школьной драматургии объединяли аллегорических персонажей (Порок, Гордыня, Правда и др.) с персонажами историческими (Александр Македонский, Нерон), мифологическими (Фортуна, Марс) и библейскими (Иисус Навин, Ирод и др.). Наиболее известные произведения – Действо об Алексие, божьем человеке , Действо на страсти Христовы и др. Развитие школьной драматургии связано с именами Дмитрия Ростовского (Успенская драма, Рождественская драма, Ростовское действо и др.), Феофана Прокоповича (Владимир ), Митрофана Довгалевского (Властотворный образ человеколюбия Божьего ), Георгия Конисского (Воскресение мертвых ) и др. В церковно-школьном театре начинал и Симеон Полоцкий .

Параллельно развивалась придворная драматургия – в 1672 по велению Алексея Михайловича открылся первый в России придворный театр. Первыми русскими литературными пьесами считаются Артаксерксово действо (1672) и Иудифь (1673), дошедшие до нас в нескольких списках 17 в.

Автором Артаксерксова действа был пастор И-Г.Грегори (совместно со своим помощником, Л.Рингубером). Пьеса написана стихами на немецком языке с использованием многочисленных источников (лютеранская Библия, басни Эзопа, немецкие духовные песнопения, античная мифология и др.). Исследователи считают ее не компиляцией, а оригинальным произведением. Переложением на русский язык занималась, очевидно, группа сотрудников Посольского приказа. Среди переводчиков, вероятно, были и стихотворцы. Качество перевода неоднородно: если начало тщательно проработано, то к концу пьесы качество текста снижается. Перевод стал серьезной переделкой немецкого варианта. С одной стороны, это происходило потому, что местами переводчики неточно понимали смысл немецкого текста; с другой стороны, потому, что в некоторых случаях сознательно изменяли его смысл, приближая к реалиям русской жизни. Сюжет был выбран Алексеем Михайловичем, а постановка пьесы должна была способствовать упрочению дипломатических отношений с Персией.

Первоначальный язык пьесы Иудифь (названия по другим спискам – Комедия из книги Иудифь и Олоферново действо ), также написанной Грегори, точно не установлен. Существует гипотеза, что из-за недостатка времени, отведенного на подготовку спектаклей, все пьесы после Артаксерксова действа Грегори писал сразу на русском. Выдвигалось и предположение, что первоначальный немецкий вариант Иудифи на русский перевел Симеон Полоцкий. Наиболее распространено мнение, что работа над этой пьесой повторяла схему написания Артаксерксова действа , а многочисленные германизмы и полонизмы в ее тексте связаны с составом группы переводчиков.

Обе пьесы построены на противопоставлении положительных и отрицательных персонажей, их характеры статичны, в каждом подчеркнута одна ведущая черта.

До нас дошли не все пьесы придворного театра. В частности, утрачены тексты комедии о Товии-младшем и о Егории Храбром, представленные в 1673, а также комедии о Давиде с Галиадом (Голиафом) и о Бахусе с Венусом (1676). Не всегда оказалось возможным и установление точного авторства сохранившихся пьес. Так, Темир-Аксаково действо (другое название – Малая комедия о Баязете и Тамерлане , 1675), пафос и нравоучительную направленность которой определила война России с Турцией, предположительно написана Ю.Гибнером. Также лишь предположительно может быть назван и автор (Грегори) первых комедий на библейские сюжеты: Малая прохладная комедия об Иосифе и Жалобная комедия об Адаме и Еве.

Первым драматургом придворного русского театра стал ученый-монах С.Полоцкий (трагедия О Навходоносоре царе, о теле злата и триех отроцех, в пещи не сожженных и Комедия-притча о блудном сыне ). Его пьесы выделяются на фоне репертуара русского театра 17 в. Используя лучшие традиции школьной драмы, он не считал нужным вводить в свои пьесы аллегорические фигуры, их действующие лица – только люди, что и делает эти пьесы своеобразным источником российской реалистической традиции драматургии. Пьесы Полоцкого отличаются стройностью композиции, отсутствием длиннот, убедительностью образов. Не довольствуясь сухим нравоучением, он вводит в пьесы веселые интермедии (т.н. «междоречия»). В комедии о блудном сыне, сюжет которой заимствован из евангельской притчи, сцены кутежей и унижений главного героя являются авторскими. Фактически его пьесы являются связующим звеном между драматургией школьно-церковной и светской.

Русская драматургия 18 в.

После смерти Алексея Михайловича театр был закрыт, и возрожден лишь при Петре I. Однако пауза в развитии русской драматургии продолжалась несколько дольше: в театре петровских времен преимущественно игрались переводные пьесы. Правда, в это время получили распространение действа панегирического характера с патетическими монологами, хорами, музыкальными дивертисментами, торжественными шествиями. Они прославляли деятельность Петра и откликались на злободневные события (Торжество мира православного , Освобождение Ливонии и Ингерманландии и др.), однако на развитие драматургии особого влияния не оказали. Тексты к этим представлениям носили скорее прикладной характер и были анонимными. Бурный подъем русская драматургия начала переживать с середины 18 в., одновременно со становлением профессионального театра, нуждавшегося в национальном репертуаре.

Интересно выглядит русская драматургия предыдущего и следующих периодов при сопоставлении с европейской. В Европе 17 в. – это сначала расцвет, а к концу – кризис Ренессанса, период, давший высочайший взлет зрелой драматургии, некоторые вершины которой (Шекспир, Мольер) остались непревзойденными. К этому времени в Европе сложилась и серьезная теоретическая база драматургии и театра – от Аристотеля до Буало. В России же 17 в. – это лишь зарождение литературной драмы. Этот огромный хронологический культурный разрыв давал парадоксальные результаты. Во-первых, формируясь при несомненном влиянии западного театра, русский театр и драматургия не были подготовлены к восприятию и освоению целостной эстетической программы. Европейское влияние на российский театр и драматургию в 17 в. было скорее внешним, театр развивался как вид искусства в целом. Однако выработка русской театральной стилистики шла своим собственным путем. Во-вторых, это историческое «запаздывание» обусловило высокий темп дальнейшего развития, а также огромный жанровый и стилистический диапазон последующей русской драматургии. Вопреки практически полному драматургическому затишью первой половины 18 в., российская театральная культура стремилась «догнать» европейскую, а для этого многие исторически закономерные этапы проходились стремительно. Так было и со школьно-церковным театром: в Европе его история насчитывает несколько веков, в России же – меньше века. Еще стремительнее этот процесс представлен в российской драме 18 в.

На середину 18 в. приходится становление русского классицизма (в Европе расцвет классицизма к этому времени был давно в прошлом: Корнель умер в 1684, Расин – в 1699.) В классицистской трагедии пробовали свои силы В.Тредиаковский и М.Ломоносов, но основоположником русского классицизма (да и русской литературной драматургии в целом) стал А.Сумароков, ставший в 1756 директором первого профессионального русского театра. Он написал 9 трагедий и 12 комедий, составивших основу репертуара театра 1750–1760-х Сумарокову же принадлежат и первые российские литературно-теоретические работы. В частности, в Эпистоле о стихотворстве (1747) он отстаивает принципы, сходные с классицистскими канонами Буало: строгое разделение жанров драматургии, соблюдение «трех единств» . В отличие от французских классицистов, Сумароков основывался не на античных сюжетах, а на русских летописях (Хорев , Синав и Трувор ) и русской истории (Дмитрий Самозванец и др.). В этом же русле работали и другие крупные представители российского классицизма – Н.Николев (Сорена и Замир ), Я.Княжнин (Росслав , Вадим Новгородский и др.).

Российская классицистская драматургия имела и еще одно отличие от французской: авторы трагедий одновременно писали и комедии. Это размывало строгие рамки классицизма и способствовало разнообразию эстетических направлений. Классицистская, просветительская и сентименталистская драматургия в России не сменяют друг друга, а развиваются практически одновременно. Первые попытки создания сатирической комедии предпринял уже Сумароков (Чудовища, Пустая ссора, Лихоимец, Приданое обманом, Нарцисс и др.). Более того, в этих комедиях он использовал стилистические приемы фольклорных междоречий и фарсов – несмотря на то, что в теоретических работах критически относился к народным «игрищам». В 1760-х–1780 гг. широкое распространение получает жанр комической оперы. Ей отдают дань как классицисты – Княжнин (Несчастье от кареты , Сбитенщик , Хвастун и др.), Николев (Розана и Любим ), так и комедиографы-сатирики: И.Крылов (Кофейница ) и др. Появляются направления слезной комедии и мещанской драмы – В.Лукин (Мот, любовью исправленный ), М.Веревкин (Так и должно , Точь в точь ), П.Плавильщиков (Бобыль , Сиделец ) и др. Эти жанры способствовали не только демократизации и повышению популярности театра, но и формировали основы любимого в России психологического театра с его традициями подробной разработки многогранных характеров. Вершиной русской драматургии 18 в. можно назвать уже почти реалистические комедии В.Капниста (Ябеда ), Д.Фонвизина (Недоросль , Бригадир ), И.Крылова (Модная лавка , Урок дочкам и др.). Интересной представляется «шуто-трагедия» Крылова Трумф, или Подщипа , в которой сатира на правление Павла I сочеталась с язвительной пародией на классицистские приемы. Пьеса была написана в 1800 – всего 53 года потребовалось для того, чтобы новаторская для России классицистская эстетика начала восприниматься архаичной. Крылов уделял внимание и теории драмы (Примечание на комедию «Смех и горе », Рецензия на комедию А.Клушина «Алхимист » и др.).

Российская драматургия 19 в.

К началу 19 в. исторический разрыв российской драматургии с европейской сошел на нет. С этого времени русский театр развивается в общем контексте европейской культуры. Разнообразие эстетических направлений в русской драматургии сохраняется – сентиментализм (Н.Карамзин , Н.Ильин, В.Федоров и др.) уживается с романтической трагедией несколько классицистского толка (В.Озеров, Н.Кукольник, Н.Полевой и др.), лиричная и эмоциональная драма (И.Тургенев) – с язвительно-памфлетной сатирой (А.Сухово-Кобылин, М.Салтыков-Щедрин). Популярностью пользуются легкие, веселые и остроумные водевили (А.Шаховской, Н.Хмельницкий, М.Загоскин, А.Писарев, Д.Ленский, Ф.Кони , В.Каратыгин и др.). Но именно 19 в., время великой русской литературы, становится «золотым веком» и российской драматургии, дав авторов, чьи произведения и сегодня входят в золотой фонд мировой театральной классики.

Первой пьесой нового типа стала комедия А.Грибоедова Горе от ума . Поразительного мастерства автор достигает в разработке всех компонентов пьесы: характеров (в которых психологический реализм органично сочетается с высокой степенью типизации), интриги (где любовные перипетии неразрывно сплетены с гражданской и мировоззренческой коллизией), языка (чуть ли не вся пьеса целиком разошлась на поговорки, пословицы и крылатые выражения, сохранившиеся в живой речи и сегодня).

Философски насыщенными, психологически глубокими и тонкими, и при этом эпически мощными стали драматургические произведения А.Пушкина (Борис Годунов , Моцарт и Сальери , Скупой рыцарь , Каменный гость , Пир во время чумы ).

Мрачно-романтические мотивы, темы индивидуалистического бунта, предчувствие символизма мощно прозвучали в драматургии М.Лермонтова (Испанцы , Люди и страсти , Маскарад ).

Взрывная смесь критического реализма с фантастическим гротеском наполняет удивительные комедии Н.Гоголя (Женитьба , Игроки , Ревизор ).

Огромный самобытный мир предстает в многочисленных и разножанровых пьесах А.Островского , представляющих целую энциклопедию российской жизни. На его драматургии овладевали секретами театральной профессии множество российских актеров, на пьесах Островского строилась особо любимая в России традиция реализма.

Важный этап в развитии российской драматургии (хотя и менее значимый, нежели в прозе) составили пьесы Л.Толстого (Власть тьмы , Плоды просвещения , Живой труп ).

Русская драматургия на рубеже 19–20 вв.

К концу 19 – началу 20 вв. получили развитие новые эстетические направления драматургии. Эсхатологические настроения смены веков определили широкое распространение символизма (А.Блок – Балаганчик , Незнакомка , Роза и крест , Король на площади ; Л.Андреев – К звездам , Царь-Голод , Жизнь человека , Анатэма ; Н.Евреинов – Красивый деспот, Такая женщина ; Ф.Сологуб – Победа смерти , Ночные пляски , Ванька Ключник и Паж Жеан ; В.Брюсов – Путник , Земля и др.). К отказу от всех культурных традиций прошлого и построению совершенно нового театра призывали футуристы (А.Крученых , В.Хлебников , К.Малевич , В.Маяковский). Жесткая, социально агрессивная, мрачно-натуралистическая эстетика разрабатывалась в драматургии М.Горьким (Мещане , На дне , Дачники , Враги , Последние , Васса Железнова ).

Но истинным открытием русской драматургии того времени, намного обогнавшим свое время и определившим вектор дальнейшего развития мирового театра, стали пьесы А.Чехова . Иванов , Чайка , Дядя Ваня , Три сестры , Вишневый сад не укладываются в традиционную систему драматических жанров и фактически опровергают все теоретические каноны драматургии. В них практически нет сюжетной интриги – во всяком случае, фабула никогда не имеет организующего значения, нет традиционной драматургической схемы: завязка – перипетия – развязка; нет и единого «сквозного» конфликта. События все время меняют свой смысловой масштаб: крупное становится незначащим, а бытовые мелочи вырастают до глобальных масштабов. Взаимоотношения и диалоги действующих лиц строятся на подтексте, эмоциональном смысле, который неадекватен тексту. Казалось бы, простые и незамысловатые реплики на самом деле выстроены в сложную стилистическую систему тропов, инверсий, риторических вопросов, повторов и т.д. Сложнейшие психологические портреты героев сложены из утонченных эмоциональных реакций, полутонов. Кроме того, пьесы Чехова хранят некую театральную загадку, решение которой ускользает от мирового театра уже второе столетие. Они вроде бы пластично поддаются самым разным эстетическим режиссерским трактовкам – от углубленно-психологического, лирического (К.Станиславский , П.Штайн и др.) до ярко-условного (Г.Товстоногов , М.Захаров), но при этом сохраняют эстетическую и смысловую неисчерпаемость. Так, в середине 20 в., казалось бы, неожиданной – но вполне закономерной – стала декларация абсурдистов о том, что в основе их эстетического направления лежит драматургия Чехова.

Российская драматургия после 1917.

После Октябрьской революции и последовавшего за ним установления государственного контроля над театрами возникла необходимость в новом репертуаре, отвечающем современной идеологии. Однако из самых ранних пьес, пожалуй, можно сегодня назвать лишь одну – Мистерия-Буфф В.Маяковского (1918). В основном же современный репертуар раннего советского периода формировался на злободневных «агитках», терявших свою актуальность в течение короткого периода.

Новая советская драматургия, отражавшая классовую борьбу, формировалась в течение 1920-х. В этот период получили известность такие драматурги, как Л.Сейфуллина (Виринея ), А.Серафимович (Марьяна , авторская инсценировка романа Железный поток ), Л.Леонов (Барсуки ), К.Тренев (Любовь Яровая ), Б.Лавренев (Разлом ), В.Иванов (Бронепоезд 14-69 ), В.Билль-Белоцерковский (Шторм ), Д.Фурманов (Мятеж ) и др. Их драматургию в целом отличала романтическая трактовка революционных событий, сочетание трагедии с социальным оптимизмом. В 1930-е, В.Вишневский написал пьесу, название которой точно определяло главный жанр новой патриотической драматургии: Оптимистическая трагедия (это название сменило первоначальные, более пафосные варианты – Гимн матросам и Триумфальная трагедия ).

Начал складываться жанр советской сатирической комедии, на первом этапе своего существования связанный с обличением НЭП а: Клоп и Баня В.Маяковского, Воздушный пирог и Конец Криворыльска Б.Ромашова, Выстрел А.Безыменского, Мандат и Самоубийца Н.Эрдмана .

Новый этап развития советской драматургии (как и остальных жанров литературы) был определен I съездом Союза писателей (1934), провозгласившим основным творческим методом искусства метод социалистического реализма.

В 1930–1940-е в советской драматургии происходили поиски нового положительного героя. На сцене шли пьесы М.Горького (Егор Булычов и другие , Достигаев и другие ). В этот период сформировалась индивидуальность таких драматургов, как Н.Погодин (Темп , Поэма о топоре , Мой друг и др.), В.Вишневского (Первая конная , Последний решительный , Оптимистическая трагедия ), А.Афиногенова (Страх , Далекое , Машенька ), В.Киршона (Рельсы гудят, Хлеб ), А.Корнейчука (Гибель эскадры , Платон Кречет ), Н.Вирты (Земля ), Л.Рахманова (Беспокойная старость ), В.Гусева (Слава ), М.Светлова (Сказка , Двадцать лет спустя ), немного позже – К.Симонова (Парень из нашего города , Русские люди , Русский вопрос , Четвертый и др.). Популярностью пользовались пьесы, в которых выводился образ Ленина: Человек с ружьем Погодина, Правда Корнейчука, На берегах Невы Тренева, позже – пьесы М.Шатрова. Формировалась и активно развивалась драматургия для детей, создателями которой были А.Бруштейн, В.Любимова, С.Михалков , С.Маршак , Н.Шестаков и др. Особняком стоит творчество Е.Шварца , аллегорические и парадоксальные сказки которого адресовались не столько детям, сколько взрослым (Золушка , Тень , Дракон и др.). В период Великой Отечественной войны 1941–1945 и в первые послевоенные годы на первый план закономерно вышла патриотическая драматургия как на современные, так и на исторические темы. После войны широкое распространение получили пьесы, посвященные международной борьбе за мир.

В 1950-е в СССР был издан ряд постановлений, направленных на повышение качества драматургии. Была осуждена т.н. «теория бесконфликтности», провозглашавшая единственно возможным драматургический конфликт «хорошего с лучшим». Пристальный интерес правящих кругов к современной драматургии обусловливался не только общими идеологическими соображениями, но и еще одной дополнительной причиной. Сезонный репертуар советского театра должен был состоять из тематических разделов (русская классика, зарубежная классика, спектакль, посвященный юбилейной или праздничной дате, и т.д.). Не менее половины премьер должны были готовиться по современной драматургии. Желательным было, чтобы основные спектакли ставились не по легким комедийным пьесам, но произведениям серьезной тематики. В этих условиях большинство театров страны, озабоченных проблемой оригинального репертуара, искали новые пьесы. Ежегодно проводились конкурсы современной драматургии, журнал «Театр» в каждом выпуске публиковал одну-две новые пьесы. Всесоюзное агентство по авторским правам для служебного театрального пользования издавало ежегодно несколько сотен современных пьес, закупленных и рекомендованных к постановке министерством культуры. Однако самым интересным и популярным в театральных кругах центром распространения современной драматургии был источник полуофициальный – машбюро ВТО (Всесоюзного театрального общества, позднее переименованного в Союз Театральных деятелей). Туда стекались новинки драматургии – как официально одобренные, так и нет. Машинистки распечатывали новые тексты, и в машбюро за небольшую плату можно было получить практически любую только что написанную пьесу.

Общий подъем театрального искусства в конце 1950-х повлек за собой и подъем драматургии. Появились произведения новых талантливых авторов, многие из которых определили основные пути развития драматургии ближайших десятилетий. Примерно в этот период сформировались индивидуальности трех драматургов, чьи пьесы много ставились на протяжении всего советского периода – В.Розова , А.Володина , А.Арбузова . Арбузов дебютировал еще в 1939 пьесой Таня и оставался созвучным своему зрителю и читателю в течение многих десятилетий. Конечно, репертуар 1950-х–1960-х не исчерпывался этими именами, в драматургии активно работали Л.Зорин , С.Алешин , И.Шток, А.Штейн, К.Финн, С.Михалков, А.Софронов, А.Салынский, Ю.Мирошниченко, и др. Наибольшее количество постановок по театрам страны в течение двух-трех десятилетий приходилось на непритязательные комедии В.Константинова и Б.Рацера, работавших в соавторстве. Однако подавляющее большинство пьес всех этих авторов сегодня известны лишь историкам театра. Произведения же Розова, Арбузова и Володина вошли в золотой фонд российской и советской классики.

Конец 1950 – начало 1970-х отмечены яркой индивидуальностью А.Вампилова . За свою недолгую жизнь он написал всего несколько пьес: Прощание в июне , Старший сын , Утиная охота , Провинциальные анекдоты (Двадцать минут с ангелом и Случай с метранпажем ), Прошлым летом в Чулимске и неоконченный водевиль Несравненный Наконечников . Вернувшись к эстетике Чехова, Вампилов определил направление развития российской драматургии двух последующих десятилетий. Главные драматургические удачи 1970–1980-х в России связаны с жанром трагикомедии . Это были пьесы Э.Радзинского , Л.Петрушевской , А.Соколовой, Л.Разумовской, М.Рощина , А.Галина, Гр.Горина , А.Червинского, А.Смирнова , В.Славкина, А.Казанцева, С.Злотникова, Н.Коляды, В.Мережко, О.Кучкиной и др. Эстетика Вампилова оказала опосредованное, но ощутимое влияние и на мэтров российской драматургии. Трагикомические мотивы ощутимы в пьесах того времени, написанных В.Розовым (Кабанчик ), А.Володиным (Две стрелы , Ящерица , сценарий кинофильма Осенний марафон ), и особенно А.Арбузовым (Мое загляденье , Счастливые дни несчастливого человека , Сказки старого Арбата , В этом милом старом доме , Победительница , Жестокие игры ).

Не все пьесы, особенно молодых драматургов, сразу доходили до зрителя. Однако и в то время, и позже существовало множество творческих структур, объединяющих драматургов: Экспериментальная творческая лаборатория при театре им. Пушкина для драматургов Поволжья, Нечерноземья и Юга РСФСР; Экспериментальная творческая лаборатория драматургов Сибири, Урала и Дальнего Востока; проводились семинары в Прибалтике, в Домах творчества России; в Москве был создан «Центр драматургии и режиссуры»; и т.д. С 1982 выходит альманах «Современная драматургия», публикующий драматургические тексты современных писателей и аналитические материалы. В начале 1990-х драматурги Санкт-Петербурга создали свое объединение – «Домик драматурга». В 2002 ассоциацией «Золотая маска», Театром.doc и МХТ им.Чехова был организован ежегодный фестиваль «Новая драма». В этих объединениях, лабораториях, конкурсах формировалось новое поколение театральных писателей, получивших известность в постсоветский период: М.Угаров, О.Ернев, Е.Гремина, О.Шипенко, О.Михайлова, И.Вырыпаев, О. и В.Пресняковы, К.Драгунская, О.Богаев, Н.Птушкина, О.Мухина, И.Охлобыстин, М.Курочкин, В.Сигарев, А.Зинчук, А.Образцов, И.Шприц и др.

Однако критики отмечают, что сегодня в России сложилась парадоксальная ситуация: современный театр и современная драматургия существуют как бы параллельно, в некоторой изоляции друг от друга. Наиболее громкие режиссерские искания начала 21 в. связаны с постановкой классических пьес. Современная драматургия же проводит свои эксперименты больше «на бумаге» и в виртуальном пространстве Интернета.

Татьяна Шабалина

Литература:

Всеволодский-Гернгрос В. Русская устная народная драма. М., 1959
Чудаков А.П. Поэтика Чехова . М., 1971
Крупянская В. Народная драма «Лодка» (генезис и литературная история). В сб. Славянский фольклор . М., 1972
Ранняя русская драматургия (XVII – первая половина XVIII в. ). Т.т. 1–2. М., 1972
Лакшин В.Я. Александр Николаевич Островский . М., 1976
Гусев В. Русский фольклорный театр XVII – начала XX в. Л., 1980
Фольклорный театр . М., 1988
Уварова И., Новацкий В. И плывет Лодка. М., 1993
Заславский Г. «Бумажная драматургия»: авангард, арьергард или андеграунд современного театра? «Знамя», 1999, № 9
Шакулина О. На волне питерской драматургии… Журнал «Театральная жизнь», 1999, № 1
Колобаева Л. Русский символизм . М., 2000
Полоцкая Э.А. О поэтике Чехова . М., 2000
Ищук-Фадеева Н.И. Жанры русской драмы. Тверь, 2003