«Велика б ывает польза от учения книжного. Мудрость бо обретаем ивоздержанье от книжных словес: се бо суть реки напояющи вселенную, се суть исходища мудрости; книгам бо есть неисчетная глубина…»
Остромирово Евангелие – старейший датированный
памятник славянской письменности и искусства книги
Древние римляне говорили, что книги, как и люди , имеют свою судьбу. Невероятно интересна и загадочна судьба древнейшей русской датированной книги, факсимильное издание которой хранится в фонде нашей библиотеки.
Остромирово Евангелие 1056-1057 годов – памятник выдающегося значения для истории славянского языкознания, для истории палеографии, книжного дела, искусства и культуры Руси середины XI века. В нем, кроме особенностей общерусских, отражены и такие языковые особенности, которые со временем стали характерными для украинского языка.
Известный историк русской словесности П.Н. Полевой, говоря о значении Остромирова Евангелия в ряду других древних памятников, замечает: «Въ этой драгоценной рукописи мы обладаемъ величайшимъ сокровищемъ: какъ въ смысле древности, так и въ смысле внешней красоты памятника» .
Остромирово Евангелие представляет собой толстый том большого формата, написанный на 294 листах пергамента (называвшегося на Руси «харатья»). По содержанию и структуре текста Евангелие является кратким апракосом , то есть, относится к богослужебным книгам.
На последней странице книги писец называет свое имя: «Аз Григорий диакон написах Евангелие сие». Начал он свой труд 21 октября 1056 г., а закончил 12 мая 1057 г. Книгу дьякон написал по заказу человека, которого звали «в крещении Иосиф, а миръскы Остромир». Сын Ярослава Мудрого Изяслав поручил ему управлять Новгородской землей.
Остромир – представитель одного из самых древних русских родов. Его дед Добрыня (былинный Добрыня Никитич) приходился дядей святому князю Владимиру Красное Солнышко и активно участвовал в деле крещения Руси. По имени первого владельца книга и называется Остромировым Евангелием.
Вскоре Остромир во главе новгородского ополчения отправился в поход «на Чудь» и был убит. Можно предположить, что создание дьякона Григория попало в новгородский Софийский собор, построенный незадолго перед этим на высоком берегу Волхова. Здесь книга находилась в течение нескольких столетий.
Уже в начале XVIII в. встречается упоминание о ней в описях Воскресенской дворцовой церкви Московского кремля. Хранилась она здесь в «большом сундуке». Каким образом Остромирово Евангелие попало в Москву, сказать трудно. Быть может, книгу вместе с другими драгоценностями и памятниками древнерусской культуры вывез из Новгорода царь Иван Грозный, подозревавший этот город в измене и разгромивший его в 1570 г.
Это не последнее путешествие манускрипта.
В ноябре 1720 г. Петр I приказал «книгу Евангелие, писанное на пергаменте, которому 560 лет, отправить в Питер-Бурх». С великими осторожностями книгу запаковали и на санях под охраной повезли в новую столицу. Собирая разные редкости, Петр I хотел познакомиться и с древнейшей из сохранившихся русских книг.
Вскоре царь умер, и Остромирово Евангелие потерялось. Нашел его 80 лет спустя Я.А. Дружинин – личный секретарь Екатерины II .
«При осмотре, произведенном мною, хранящегося в гардеробе покойной государыни Екатерины II платья , –рассказывал Дружинин,– нашел я в прошлом 1805 г. сие Евангелие. Оно нигде в описи и в приходе не записано и потому неизвестно, давно ли и от кого туда зашло. Вероятно, поднесено было Ея Величеству и отдано для хранения в комнаты ее, а потом сдано в гардероб. Камердинеры и гардеробские помощники оставили его без уважения, и оно забыто».
Вот так чуть не пропала древнейшая книга Руси.
В 1806 г. Остромирово Евангелие передали в Императорскую публичную библиотеку – ныне Российскую национальную библиотеку (Санкт-Петербург).
В 1843 г. текст Остромирова Евангелия впервые воспроизвели типографским способом. Труд в издании взял на себя академик А.Ф. Востоков, большой знаток древнерусского языка. Часть пожертвованных средств на выпуск Евангелия употребили на создание роскошного переплета-оклада, украшенного драгоценными камнями. Из-за этого оклада книга впоследствии чуть не пропала.
Текст первой русской книги не просто был перепечатан, а воспроизведен фотолитографическим способом с сохранением многих особенностей оригинала. Такие издания называют факсимильными.
И последнее приключение книги, которое едва не стало для нее роковым. В 1932 г. в Отделе рукописей Публичной библиотеки испортился водопровод. Мастера, который пришел чинить его, привлек блеск серебряного оклада книги, лежавшей в одной из витрин. Он разбил стекло, содрал оклад, а бесценную рукопись забросил за (на) шкаф. Преступника в тот же день поймали. А Остромирово Евангелие решили больше не переплетать. Листы сшили в тетради хирургическим шелком, каждую тетрадь поместили в бумажную обложку, а весь блок – в тяжелый футляр из полированного дуба.
Спустя время книгу извлекли из сейфа и сфотографировали каждую ее страницу. Цветные фотографии использовали для подготовки нового факсимильного издания, которое увиделосвет в 1988 г. и было приурочено к 1000-летию крещения Руси, и в настоящее время играет роль основной охранной копии бесценного памятника. Один экземпляр из 5-ти тыс. тиража хранится в фонде библиотеки ХНАУ, что позволяет нашим читателям прикоснуться к одному из древнейших изданий.
Помимо своей неимоверной ценности, Остромирово Евангелие позволяет нам узнать об изготовлении рукописных книг в Древней Руси.
Приступая к работе, писец брал стопу пергаментных листов, которые изготовляли из кожи (преимущественно молодых телят) и тщательно расчерчивал их параллельными линиями при помощи тупого шильца.Рукописи большого формата писали в два столбца; так написано и Остромирово Евангелие. В каждом столбце по 18 строк.
Основным инструментом писца было гусиное перо, которое полагалось расщепить и заточить. Делали это небольшим ножиком, который с тех давних времен называется перочинным.
Писали чернилами, которые изготовляли из ржавого железа, из сажи, из специальных чернильных орешков. Заголовки воспроизводились красной киноварью (смеси золотого порошка с рыбьим клеем).
Написано Евангелие строгим и четким почерком. Вертикальные штрихи букв здесь строго перпендикулярны к линиям строк. Такой тип письма называется уставом.
Древние рукописи иллюстрировали и заботливо украшали. В Остромировом Евангелии – три иллюстрации, на которых изображены легендарные евангелисты Марк, Лука и Иоанн. Должна быть и четвертая миниатюра с изображением апостола Матфея. Видимо писец не успел ее сделать, так как оставил для нее пустой лист.
Каждый новый раздел в древнерусской книге начинали с нового листа, в верхней части которого размещали орнаментальное, чаще всего прямоугольное украшение – заставку . В Евангелии заставки исполнены яркими и чистыми красками – алой, синей, зеленойи прописаны золотом. Основной мотив орнаментики – крупные пятилепестковые цветы.
Художественное убранство рукописи дополняли крупные буквы-инициалы, которыми начинались самостоятельные разделы текста. Такой орнамент, как в Остромировом Евангелии, называется старовизантийским. Большие цветки, заключенные в окружности, треугольники, сердечки, напоминают перегородчатую эмаль, превосходные образцы которой оставлены византийскими и древнерусскими ювелирами.
Старовизантийский стиль в XII – XIII вв. был заменен тератологическим. Слово происходит от греческого «тератос», что значит «чудовище». Основной его признак – фигурки людей или зверей, которые входят в ткань, в композицию заставки и инициала.
Дьякон Григорий писал Остромирово Евангелие почти 7 месяцев. За день он успевал написать не более 3 страниц. Это был тяжелый и изнурительный труд. Рабочий день длился летом от восхода и до заката солнца, зимой же захватывали и темную половину дня, писали при свечах или лучинах. Подчас писца одолевала дремота, и он делал ошибки.
Столь высокая трудоемкость изготовления книги, дорогая цена, которую приходилось платить за пергамент, чернила и краски, приводили к тому, что рукописи стоили очень дорого.
В 2011 году Остромирово Евангелие включено в реестр ЮНЕСКО «Память мира», который объединяет наиболее ценные и значимые памятники мирового культурного наследия человечества.
Литература
1. Остромирово Евангелие. – Факс. воспроизв. изд. 1056 – 1057 гг. – Л.;М.: Аврора, Моск. Патриархат, 1988. – 294 л. + Прил. (16 с.).
2. Баренбаум И.Е. История книги: учебник/ И.Е. Баренбаум. – 2-е изд., перераб. – М.: Книга, 1984. – С. 15.
3. Гулько Л. Свято абетки : до 950-річчя Остромирового Євангелія/ Л.Гулько// Українська культура . – 2007. – № 12. – С. 6 – 7.
4. Немировский Е. Древнейший рукописный памятник/ Е.Немировский// Библиотекарь. – 1983. – №11. – С.50 – 52.
5. Немировский Е.Л. Путешествие к истокам русского книгопечатания: книга для учащихся/ Е.Л. Немировский. – М.: Просвещение, 1991. – С. 5 – 18.
6. Остромирово Евангелие/ А. Ляшенко// Энциклопедический словарь/ изд.: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. – СПб.: И.А. Ефрон, 1897. – Т.22 (полутом 43). – С. 365 – 366.
7. Полевой П.Н. История русской словесности с древнейших времен до наших дней/ П.Н. Полевой. – СПБ.: А.Ф. Маркс, 1903. – Т.1. – С. 51– 52.
8. Остромирово Евангелие (1056 – 1057) и Российская национальная библиотека: хранение и изучение памятника [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www . nlr / exib / Gospel / ostr /.
ОСТРОМИРОВО ЕВАНГЕЛИЕ 1056-1057 годов - древнейшая датированная рукописная книга на церковнославянском языке русского извода.
По содержанию это краткий апракос, т. е. служебное Евангелие, содержащее чтения (отрывки, читающиеся за богослужением) для каждого дня от Пасхи до Пятидесятницы и чтения на субботы и воскресенья для остальной части года; кроме того, оно включает чтения по месяцеслову, приуроченные к определённым датам начиная с сентября, а также ряд дополнит. чтений на разные потребы (на освящение церкви, «за болящих» и тому подобное).
Книга написана кириллицей на 294 листах пергамена (35× 30 см) в два столбца и украшена заставками и тремя миниатюрами (во весь лист), изображающими святых евангелистов Иоанна, Луку и Марка (лист, на котором должно было находиться изображение святого евангелиста Матфея, оставлен пустым), а начало каждого чтения отмечено крупными инициалами (заглавными буквами чтений). Миниатюры, заставки и инициалы выполнены красками с применением накладного золота в худож. стиле, характерном для византийских рукописей X-XI веков (например, использованы приёмы византийской перегородчатой эмали); в то же время в инициалах используются элементы, указывающие на влияние западноевропейской художественной традиции (антропо- и зооморфичные элементы, геометрический орнамент). Текст написан уставом, двумя каллиграфическими почерками: листы 2-24 - первым писцом, листы 25-294 - вторым писцом; третьему писцу принадлежат золотые заголовки отдельных чтений. Особым почерком выполнены надписи на миниатюрах. На некоторых листах имеются указания для священника на интонированное чтение текста - экфонетические знаки (главным образом обозначения пауз).
В конце рукописи вторым (основным) писцом - дьяконом Григорием - сделана большая запись, в которой сообщается, что он писал эту книгу с 21.10.1056 года по 12.5.1057 года для новгородского посадника Остромира при киевском князе Изяславе Ярославиче.
Поскольку на первом листе памятника имеется запись скорописью XVII века [«Еуа(г)e е Софэ йское апрако(с)»], предполагают, что Остромирово Евангелие хранилось в Софийском соборе Новгорода (ныне Великий Новгород). Однако вопрос о том, где была создана рукопись - в Новгороде или Киеве, - остаётся нерешённым. В 1701 году Остромирово Евангелие упомянуто в описи имущества Воскресенской церкви Верхоспасского собора Московского Кремля, а в 1720 году по приказу царя Петра I оно было отослано в Санкт-Петербург наряду с другими старыми книгами, которые собирали для написания русской истории. Его обнаружил Я.А. Дружинин, личный секретарь Екатерины II, среди вещей, оставшихся после смерти императрицы. В 1806 годуон поднёс рукопись в дар императору Александру I, который передал её в Императорскую публичную библиотеку (ныне Российская национальная библиотека), где она хранится и по сей день под шифром F. п.I.5. Там же, под шифром F. п.I.58, хранятся т. н. Куприяновские, или Новгородские, листки - два листа из пергаменной рукописи XI века, содержавшей текст Евангелия-апракос. Этот отрывок был найден И.К. Куприяновым в библиотеке новгородского Софийского собора. По тексту, оформлению и экфонетическим знакам он настолько близок Остромирову Евангелию, что если последнее и не списано непосредственно с рукописи, к которой принадлежали Куприяновские листки, то, во всяком случае, для обоих памятников можно предполагать общий протограф, причём Остромирово Евангелие отстоит от этого протографа дальше, чем Куприяновские листки.
Первоначальный славянский перевод Евангелия, выполненный Кириллом и Мефодием, лучше всего сохранился в глаголических старославянских четвероевангелиях - Мариинском и Зографском, содержащих весь евангельский текст целиком в порядке следования четырёх евангелий. Краткие апракосы (в том числе старославянское глаголическое Ассеманиево Евангелие XI века) содержат текст, уже подвергшийся некоторой редактуре. Будучи одним из древнейших сохранившихся списков краткого апракоса, Остромирово Евангелие содержит важные свидетельства как первоначального перевода, так и его последующего редактирования. Текст Остромирова Евангелия часто совпадает с Ассеманиевым Евангелием, причём оба апракоса противостоят древнейшим четвероевангелиям. Однако в сравнении с Ассеманиевым Евангелием Остромирово Евангелие ещё больше отдаляется от первоначального перевода: в нём отражена редактура, в результате которой существенно обновлены грамматика и лексика того текста краткого апракоса, который представлен в Ассеманиевом Евангелии. В Остромировом Евангелии устранены древние формы несигматического и сигматического атематического аориста (прид@ заменено на придошя и тому подобное), сослагательного наклонения (би заменено на бr и тому подобное); в имперфекте вместо старого окончания -шете/-шета во 2-3-м лице двойственного числа и 2-м лице множественного числа употребляется -сте/-ста, а в двойственном числе исконное окончание -те в большинстве случаев заменено на -та. Архаичная лексика первоначального перевода в Остромировом Евангелии также во многом устранена: етеръ заменяется на нэкыи, спrти - на без?ма, съньмъ - на съборъ, шюи - на лэвыи, прэпр@да - на багъряница, вълатися - на погр@жатися, въслэпати - на истэкати, искрь - на близъ, пастrрь - на паст?хъ и т. п.; греч. заимствования вытесняются слав. синонимами: вместо vпокритъ читается лицемэръ, вместо стадии - поприще и так далее. Характер языковой правки указывает на то, что редактура была осуществлена в вост. Болгарии.
В Остромировом Евангелии довольно хорошо отражены фонетико-орфографические особенности болгарского протографа, к которому оно восходит. По большей части этимологически правильно употребляются юсы @/B и я/> - буквы для обозначения носовых гласных [̨ о] и [ᶒ] и их сочетаний с [j]; дьякон Григорий употребляет их довольно корректно не только в евангельском тексте, но и в своей записи. Но поскольку в восточнославянских диалектах, в отличие от болгарских, носовые [̨ о] и [ᶒ] перешли в [u] и [’a], писцы Остромирова Евангелия иногда ошибаются и пишут оҐ или a (а после шипящих) вместо юсов (л?кавrи, к?пэль, aзrкъ, начало) или, наоборот, юсы там, где этимологически гласный был неносовым (др@гаa, межд@, распьря, сто>ти). Сочетания редуцированных гласных ъ и ь с плавными сонантами р и л в основном пишутся в Остромировом Евангелии с редуцированными после сонантов, как в южнославянских текстах, но встречаются - прежде всего у первого писца - отражающие восточнославянский рефлекс этих сочетаний написания с редуцированными перед сонантами: дьржатися, мьртвии, цьркъвь, испълнитися, вьрхъ и др. Есть несколько форм с восточнославянским рефлексом ж из на месте старославянского жд: прихож@, прэже, роженыи, тр?жатися и др. Вместо старославянского окончания -омъ/-емъ в творительном падеже единственного числа у имён *о-склонения в Остромировом Евангелии нередко употребляется восточнославянская флексия -ъмь/-ьмь: гласъмь, вэтръмь, д?хъмь, огньмь, п@тьмь, лицьмь, сьрдьцьмь и др. Наконец, по-видимому, восточнославянской особенностью является окончание -ть, обычно фиксирующееся в Остромировом Евангелии в 3-м лице глаголов в настоящем времени в соответствии со старославянской флексией -тъ.
Некоторые древнерусские языковые черты отразились только в календарных указаниях месяцеслова и в записи Григория: здесь встречаются формы с полногласием перегън@въ, новэгородэ и володимира, форма родительного падежа единственного числа недэлэ с восточнославянской флексией -э. В записи Григория употреблён глагол почати (с а вместо этимологич. носового я), характерный для восточнослвянских диалектов и почти не зафиксированный в древнейших южнославянских памятниках; кроме того, здесь имеется синтаксический русизм - форма беспредложного местного падежа кrевэ ‘в Киеве’.
Первым исследователем и издателем Остромирова Евангелия стал А.Х. Востоков. Изучение памятника позволило ему сделать открытие огромной важности для славистики: сопоставив формы, в которых в Остромирово Евангелие употребляются буквы @ /B и я /> , с соответствующими польскими формами, он установил, что эти буквы обозначают носовые гласные. С работ Востокова, посвящённых Остромирову Евангелию, в России началось научное изучение церковнославянского языка и церковнославянских памятников. В дальнейшем Остромирово Евангелие становилось предметом многочисленных разносторонних исследований.
Издания:
Остромирово Евангелие 1056-57 года: с приложением греческого текста евангелий и с грамматическими объяснениями, изданное А. Востоковым. СПб., 1843. М., 2007;
Остромирово Евангелие 1056-1057. Факсимильное воспроизведение. Л.; М., 1988.
Предлагаем Вам ознакомиться с рукописью Остромирова евангелия 1056-1057 гг.
Остромирово Евангелие - хорошо сохранившаяся рукопись середины XI века, памятник русского извода старославянского языка. До обнаружения в 2000 году Новгородского кодекса считалась древнейшей книгой, созданной на Руси, т.е. первым памятником церковно-славянского языка русского извода.
Описание рукописи.
Евангелие-апракос написано крупным красивым уставом, размер букв постепенно возрастает к концу книги (от 5 мм до 7 мм). Текст написан в два столбца по 18 строк на площади около 20×24 см. Многочисленные многокрасочные буквицы, заставки, изображения евангелистов; в тексте употребляется киноварь. Рукопись состоит из 294 листов пергамента хорошего качества. Имеется несколько листов с зашитыми разрезами и с дырками (в местах укусов оводов), которые имелись до написания текста.
Создание и датировка.
Написана дьяконом Григорием в 1056—1057 гг. для новгородского посадника Остромира, который в надписи книги назван «близоком» (родственником) князя Изяслава Ярославича (по гипотезе Анжея Поппэ, упомянутая в надписи жена Остромира Феофана могла быть дочерью Владимира Святославича и Анны Византийской).
В 1701 г. рукопись упомянута в описи имущества Воскресенской церкви в составе Верхоспасского собора. В 1720 году по приказу Петра I евангелие было отослано, наряду с другими старыми книгами, в Санкт-Петербург. После кончины Екатерины II в ее покоях рукопись нашел служивший при императрице Я. А. Дружинин, который в 1806 г. поднёс ее в дар Александру I. Император распорядился передать книгу на хранение в Императорскую публичную библиотеку (ныне Российская национальная библиотека, Санкт-Петербург), где она хранится и поныне.
Рукопись была украшена переплётом-окладом с драгоценными камнями, из-за чего чуть не погибла: в 1932 году её, разбив витрину, похитил водопроводчик. Злоумышленник, оторвав переплёт, закинул рукопись в шкаф (по другим сведениям — на шкаф), где её вскоре нашли. Заново переплетать не стали. (Материал с сайта Википедия
)
Прошло более четверти века с тех пор, как один почтенный иерарх нашей Церкви в доверительном разговоре предложил мне приступить к работе над переводом Нового Завета. Тогда я убоялся задачи столь ответственной — и сейчас, по совести, думаю, что был прав. Мне слишком явственно недоставало тогда опыта переводческой работы, специальных знаний в области богословия, семитологии и т. п., не говоря уже о внутренней опытности. Но я не забывал поставленной передо мной в том разговоре задачи и пытался различными занятиями готовить себя к ней. Когда же я, наконец, решился сесть за перевод Синоптических Евангелий, у меня было прежде всего две взаимосвязанные мысли: о страхе Божием и о гиппократовском императиве «не повреди!»
Нынче появляются все новые и новые переводы новозаветных текстов. Для человека, не вовсе забывшего страх Божий, есть над чем задуматься. Популярный у нас англиканский религиозный писатель К. С. Льюис, который отнюдь не был ни фундаменталистом, ни обскурантом, заметил как-то: «Чем больше Библию переводят, тем меньше ее знают». Чтобы понять позицию Льюиса целиком, надо, конечно, учесть, что он-то сам защищал идею современных библейских переводов и не отказался в конце жизни от участия в комиссии, занимавшейся именно подготовкой таковых, так что его отношение к вопросу никоим образом не сводилось к негативизму. Но его настороженное замечание стоит того, чтобы над ним задуматься. Когда Перевод единственен, простой верующий, не являющийся ни профессиональным филологом, ни профессиональным богословом, чувствует себя просто читающим Слово Божие, вообще не думая о Переводе; когда переводов много, это чувство волей-неволей {стр. 306} уходит. Защищая практику новых переводов, мы ссылаемся на нужды наших современников, которые таковы, каковы есть, однако так же нуждаются в спасении души, как и носители старой религиозной культуры; но как раз мысль об этих нуждах обязывает нас учесть и проблемы тех же современников, затрудняющихся понять, как же нынче, скажем, цитировать-то Священное Писание (все равно, в разговоре с другим или во внутренней беседе с самим же собой).
Жизнь усложняется; между тем мнения, вступающие между собой в борьбу, напротив, явственно упрощаются, становясь все менее нюансированными, все более односложными. Для нашего времени характерна резкая поляризация взглядов на самые различные вопросы, в том числе и на вопрос о том, каким слово Священного Писания должно предстать перед современным читателем. На одном полюсе — та же идея неприступной сакральности этого слова, которая в свое время так затруднила становление и появление Синодального перевода. На другом полюсе, напротив, — требование максимальной современности, «раскованности», словом, приближенности к читателю, доступности.
Перед лицом этих крайних позиций я хотел бы занять и возможно последовательнее практиковать позицию серединную. Это должна быть, однако, именно позиция, не эклектизм и не просто компромисс. Важнее всего то, что лишь средний путь, по моему убеждению, соответствует принципиальной сложности самого существа дела.
Доступность библейского перевода — требование одновременно законное и проблематичное. Господь, о Котором говорят Евангелия, настолько доступен, что садится за стол таких людей, с которыми избегал общения всякий уважавший себя иудей (Лк 5:30 («Книжники же и фарисеи роптали и говорили ученикам Его: зачем вы едите и пьете с мытарями и грешниками?» )), и Он же настолько недоступен, что Магдалина слышит от Воскресшего: «не прикасайся ко Мне» (Ио 20:17). «Христианскому читателю Писания велено входить тесными вратами, идти узким путем (Мт 7:13–14 («13 Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; 14 потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» )): переводчик имеет не только право, но и обязанность заботливо убрать с узкого пути каждый лишний, случайно оказавшийся там камешек, — но он не может превратить узкий путь в широкий. Евангелия изображают реакцию первых слушателей Христовых слов: «Никогда человек не говорил так, {стр. 307} как Этот Человек» (Ио 7:46); и еще: «Трудно слово это [Синод. — как странны эти слова ], кто может его слушать » (Ио 6:60). Мы обязаны сделать все, чтобы Слово не было неопределенно, расплывчато-невразумительным. Но мы не можем сделать, чтобы оно перестало быть трудным.
Горячо, не без запальчивости обсуждаемый вопрос — должны ли наши современники читать Священное Писание на особом, «сакральном», «возвышенном» языке, удерживаемом на равномерной дистанции от прозы будней, или на столь же равномерно «современном» языке, в каждой точке приближенном к привычкам читателя, ничем его не удивляющем, «раскованном» и гладком, — правильно ли он ставится? Ведь как его ни решай, самая его постановка предполагает при обоих решениях стилистическую и семантическую однородность текста. Между тем, не говоря уже о Ветхом Завете, объединяющем прозаические и поэтические произведения весьма различных эпох и жанров, не говоря даже о целом каноне Нового Завета, в пределах одного-единственного Евангелия от Луки, мало того, первой же его страницы, мы находим резкий контраст между прологом (1:1–4 («1 Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, 2 как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, 3 то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, 4 чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен» )), построенным по греческим школьным правилам, и немедленно за ним следующим (начиная с 1:5) повествованием о родителях Иоанна Крестителя, выдержанным в угловато-семитизирующем стиле Септуагинты (ср. Иис. Нав. 1:1 («По смерти Моисея, раба Господня, Господь сказал Иисусу, сыну Навину, служителю Моисееву…» ); Суд 1:1 («По смерти Иисуса вопрошали сыны Израилевы Господа, говоря: кто из нас прежде пойдет на Хананеев - воевать с ними?» ); Руфь 1:1 («В те дни, когда управляли судьи, случился голод на земле. И пошел один человек из Вифлеема Иудейского со своею женою и двумя сыновьями своими жить на полях Моавитских» ); 1 Цар 1:1 («Был один человек из Рамафаим-Цофима, с горы Ефремовой, имя ему Елкана, сын Иерохама, сына Илия, сына Тоху, сына Цуфа, — Ефрафянин» ) и др. зачины). Первая фраза — плавно разворачивающийся и округленный период во вкусе хорошей греческой риторики; явление литературной нормы; вторая фраза, напротив, предлагает семиотически артикулированную интонацию библейского повествования. Можно ли переводить то и другое в одном и том же ключе? По моему убеждению, этот казус уже снимает чересчур огульно ставимый вопрос о нужности или ненужности особого «библейского» тона и колорита для наших переводов. Когда евангелисту не нужны «библеизмы», он обходится без них; когда они ему нужны, он их решительно вводит. Иначе говоря, начало Евангелия от Луки дает нам в особенно отчетливом виде парадигму движения между полюсами миссионерской «аккомодации» к светской культуре — и введения читателя в особый мир, отсылки {стр. 308} его к некоей сложившейся традиции. Обращение учителя к ученику перед уроком — и затем начало самого урока: голос звучит по-другому диалогическую открытость сменяет сосредоточенность на предмете Мы не должны думать просто о разных интонациях, разных «стилистических ключах»; это религиозная педагогика Евангелиста, то снимающая у читателя чувство дистанции, то восстанавливающая это чувство. Если мы откажемся либо от первого (как Синодальный перевод), либо от второго (как модернизирующие переводы), мы погрешим против воли Евангелиста. Боюсь, что мы погрешим против воли Самого Господа. Когда Он предлагает в притчах сугубо конкретные, сугубо прозаичные и мирские образы повседневной жизни, образы эти и должны быть осязаемо житейскими, возможно более наглядными, лексика не должна быть чересчур «воспаряющей». Но когда Христос употребляет слова, которые уже в Его время были, так сказать, «библеизмами», ибо отсылали к текстам Ветхого Завета или, еще чаще, к специальному словарю эсхатологических чаяний, отказ от их стилистического обособления приведет не к большей, а к меньшей внятности. Стилистическое выделение формул, которые уже тогда указывали на особый, никак не житейский смысл, оправдано не эстетическими, еще того менее эстетскими соображениями, но императивом смысловой артикуляции — и, по моему убеждению, обязанностью ориентировать читателя. Слово, отсылающее к Ветхому Завету или к эсхатологическим понятиям, есть знак и знамение. Знаковое слово, отчетливо сигнализирующее о своей функции, в этой функции не менее, а более понятно, чем более житейское.
«Современный русский язык» — словосочетание, смысл которого далеко не так прост, самоочевиден и однозначен, как может показаться на первый взгляд. Оно довольно часто употребляется для обозначения расхожего языка, исключающего решительно все, что звучит «архаично». Употребление такого языка создает иллюзию, будто среда, в которой происходит действие, — современность; мало того, современность, вполне равная себе, исключающая все унаследованное от прежних времен, т. е. современность как абсолютная идея современности, как химически чистая «безотцовщина». Слава Богу, такой чистоты феномена нет даже сегодня; тем более ее не могло быть во {стр. 309} времена древние. Христианство, в отличие от ряда других учений, не только не отрицает исторического времени, но утверждает его духовную значимость. В нашем Символе Веры об этом напоминают слова «при Понтийстем Пилате»: предвечный Божий замысел о спасении мира сбывается в эпоху Римской империи, специально при таком-то местном правителе (нормальная в древние времена техника датировки), — конкретность «хронотопа» есть один из аспектов вероучительной истины о Вочеловечении. В некотором, очень специфическом смысле, верующий, пожалуй, чувствует себя современником земной жизни Христа, как настаивал Киркегор, — но это ведь совсем не означает, будто земная жизнь Христа современна нашей современности. Современность — это не только реальность; это также (более или менее антихристианская) идеология современности. «Надо же быть современным». Льюис, уже мною цитированный, назвал это хронологическим провинциализмом. Христос приходит к верующему в реальность современности; но боюсь, что Он не придет в изоляционистское идеологическое пространство, не желающее знать ничего, кроме себя. А поэтому мне кажется невозможным употреблять для перевода Евангелий лексемы, возникшие совсем недавно, на нашей памяти, и постольку прочно ассоциирующиеся со злобой сегодняшнего дня. Слава Богу, современный русский язык в разумном понимании этой формулы к подобным лексемам никак не сводится. С другой стороны, наша реальная, объективно данная локализация во времени определенным образом перестраивает наш взгляд на более старые пласты языка, как меняется перспектива при оглядке назад с разных пунктов проходимого пути. Нельзя ставить вопрос об архаизмах вообще — одни архаизмы, увы, для современного читателя затемняются в своем значении, другие, сохраняя стилистическое качество архаизмов, оказываются достаточно понятными; одни отторгаются современным ухом, другие для него приемлемы.
Я старался избегать огульных решений и в подходе к тому, что предлагал Синодальный перевод. Если бы перевод этот не содержал, по моему мнению, ряда существенных невнятиц, ряда непоследовательных актов выбора, — чего стоит, на фоне ряда буквализмов, Неточное «предмет пререканий» (Лк 2:34 («И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий» )), где речь идет о знаке и {стр. 310} знамении! — едва ли я вообще сел бы за новый перевод. Но мне было чуждо желание во что бы то ни стало отойти от Синодального перевода как можно дальше. Русская религиозная лексика столь существенно сформирована им (и еще больше, конечно, славянским переводом), что без резкого разрыва с прошлым, которого я по моим убеждениям не мог желать, невозможно заново перечеканивать обозначения для некоторого набора ключевых понятий. С другой стороны, есть случаи, когда мне казалось, что я должен изменить очень привычную передачу греческого слова. Итак, я стремился идти средним путем — так, чтобы чувство отечественной традиции обязывало, однако не связывало и не закрывало собой вящего долга перед подлинником. Удалось ли, не знаю — никто себе не судья.
Крупнейшим культурным и духовным центром Древней Руси был Новгород Великий. И не случайно, что из всего количества дошедших до нас древнерусских книг Х1-ХУ веков более половины приходится на долю Новгорода. Именно здесь была написана первая русская датированная книга - знаменитое "Остромирово Евангелие". Огромный - 294 листа большого формата - фолиант написан на пергаменте и украшен высокохудожественным миниатюрами и заставками. В Морской библиотеке им. М.П. Лазарева хранится факсимильное издание этого памятника Х1 века. Издание уникальное. Оно с большим приближением к подлиннику передает облик древней рукописи.
Сведения о происхождении Остромирова Евангелия содержатся на последнем листе самой рукописи. В переводе на современный русский язык текст приписки -послесловия - звучит так: " Слава Тебе, Господи Царь Небесный, за то, что удостоил меня написать это Евангелие. Я, диакон Григорий,... начал... его писать в году 1056-м, а окончил - в году 1057-м. Написал же я его для раба Божия, названного в крещении Иосиф, а по- мирскому - Остромир, который был свойственником князя Изяслава... Князь Изяслав управлял престолом отца своего Ярослава в Киеве, а престол своего брата Владимира он поручил управлять своему свойственнику Остромиру в Новгороде"...
Итак, заказчиком Евангелия был новгородский посадник Остромир. Воевода Остромир известен и по историческим источникам. Он принадлежит к древнему влиятельному русскому роду Добрыничей (былинный Добрыня Никитич приходится ему дедом), четыре поколения которых достоверно прослеживаются по русским летописям. Умные и властные Добрыничи оставили свой след в истории Руси Х-Х1 веков.
Остромир (от древнерусского "остр", т.е. храбрый, ярый, решительный) находился в родстве с великими киевскими князьями, Владимиру Красное Солнышко - крестителю Руси - он доводился двоюродным племянником, а князю Изяславу, при котором было написано Остромирово Евангелие, троюродным дядей. Занимая пост новгородского посадника, он оказал существенное влияние на формирование культурных и политических традиций Новгорода. Погиб энергичный воевода Остромир в 1060 году в походе во главе новгородской дружины: " и иде Остромир с новгородци на Чюдь, и убиша его Чюдь, и многа паде с ним новгородцев."
Остромирово Евангелие - одно из самых больших (размером 35 на 30 см.) по формату русских рукописей. Двести девяносто четыре листа рукописи заполнены крупными прямо стоящими буквами уставного письма. Это очень красивый и величественный стиль письма русских книг Х1-Х1У веков. Отлично выделанный тонкий белый пергамент подчеркивает четкость текста, разделенного на два столбца. Каждая буква выписана с особой тщательностью. Книга богато украшена заставками, раскрашенными золотой, красной, зеленой и голубой красками.
Первая страница Остромирова Евангелия - чистая, без текста и каких-либо украшений: на ней есть только пометка позднейшей скорописью: "Евангелие Софейское апракос". (первую страницу пергаментных книг, которая непосредственно соприкасалась с верхней доской переплета, всегда деревянного, и терлась об него, оставляли чистой.. При переплетениях таких книг в начале и в конце блока пришивались бумажные листы. Следы приклейки первого листа к доске переплета остались и в Остромирова Евангелие)
Первый лист текста увенчан большой заставкой-рамкой, заполненной красочным орнаментом византийского стиля. В нее золотом вписан заголовок первого чтения: "Евангелие от Иоанна, глава 1". Сам текст начинается большой, красочной с золотом, заглавной буквой - инициалом Н (современное И), с которого начинается текст Евангельского чтения на первый день праздника Пасхи. Искони бъ слово (В начале было слово) На отдельных листах помещены миниатюры, изображающие евангелистов. Их образы величавы и вдохновенны. Евангелисты изображены за работой: рядом - письменные принадлежности, книги, свитки. Композиции заключены в роскошные, украшенные многоцветным орнаментом, рамки.
Одной из самых поразительных деталей художественного оформления Остромирова Евангелия являются исполненные золотом и красками инициалы - крупные заглавные буквы. Ими начинается каждый новый раздел текста. Они искусно компонованы в текст и выполнены плотными, "тяжелыми" красками, имеющими такую рельефность, что кажутся накладными. Яркой раскраской буквицы напоминают драгоценные эмали. При их создании художник проявил неистощимую фантазию: на одном из инициалов вписан лик: на зрителя смотрят в упор выразительные, скорбные глаза, другой человеческий лик, покрытый темно-малиновой краской является символическим изображением пышущего жаром солнца; из причудливых разноцветных переплетений орнамента других инициалов выступают головы хищных птиц, зверей, каких-то химер. Изумительна вариантность инициалов. Так, из 133 заглавных букв "Б" нет ни одной одинаковой, у каждой свои решения, рисунок. композиция цветов.
Но ради чего создавались такие яркие и заметные инициалы?
Не только, чтобы украсить книгу. Инициалы имеют и функциональное значение. Остромирово Евангелие - это широко распространенный на Руси вариант евангелия, который предназначался для торжественного чтения "во всеуслышания". Текст в нем расположен в последовательности его чтения при богослужении. И красочные инициалы служили опознавательными знаками для чтеца. По инициалам он определял систему голосоведения с таким расчетом, чтобы перед инициалом, где начиналось "зачало", голос мог обрести наибольшую полноту и высоту звучания.
Все в этой рукописной книге радует глаза, вызывает восхищение. Красота композиции, изящество почерка, изысканность заставок и инициалов. Книга похожа на драгоценное ювелирное изделие. это подлинное произведение искусства, шедевр, дошедший до нас через толщу десяти столетий.
Изучая язык Остромирова Евангелия, ученые пришли к выводу, что здесь сохранено древнейшее правописание церковнославянского языка", (т.е. языка, который сохранился в церковных книгах славян) и перевод Евангельского текста в этом памятнике восходит к переводу славянских первоучителей Кирилла и Мефодия. Таким образом, Остромирова Евангелие можно поставить в ряд древнейших памятников старославянского языка - общего литературного языка славян. и в этом смысле рукопись приобретает значение общеславянского памятника письменности и культуры.
Несколько слов о создателе Остромирова евангелия дьяконе Григории. Место, которое занимает этот замечательный мастер в истории русской культуры определено в академическом "Словаре книжников и книжности Древней Руси": его имя должно быть поставлено одним из первых в ряду русских книжников и писателей". Безукоризненная каллиграфия рукописной книги говорит о высочайшей одаренности мастера, а "авторское" послесловие на последнем листе кодекса передает нам его человеческий облик. Закончив нелегкий труд, он благодарит Бога, славит заказчика книги, извиняется перед будущим читателем за возможные ошибки, допущенные при переписке.
Не о таком ли летописце мы читаем у А.С. Пушкина в "Борисе Годунове"?
Еще одно последнее сказание -
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил
И книжному искусству вразумил.
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд, усердный, безымянный
Засветит он, как я, свою лампаду
И пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет...
Книга "Остромирово Евангелие" имеет счастливую судьбу. После смерти воеводы Остромира, принадлежащее ему Евангелие попадает в Софийский собор Новгорода. Об этом указывает пометка на первом листе книги: "Евангелие Софейское апракос" В библиотеке Софии книга хранилась не одно столетие. В 1576 году после разгрома Новгорода Иван Грозный, наряду с другими ценными книгами, вывозит рукопись в Москву, где она хранится в ризнице Воскресенской церкви в "большом сундуке", как значится в описи, составленной в 1701 году. В 1720 году по указу Петра 1 "Книгу евангелие, писанное на пергаменте, которому 560 лет" доставили в Санкт-Петербург, где она нашла приют в библиотеке Сената. Затем следы Остромирова Евангелия теряются. И только в 1805 совершено случайно рукописная книга была найдена среди имущества Екатерины 11. Как она туда попала, можно только догадаться. Ни в каких списках и описях книга не значилась, вероятно, как пишет личный секретарь императрицы, рукопись "поднесли её Величеству". Найденное Евангелие Александр 1 распорядился передать в Императорскую библиотеку - ставшую позже Государственной Публичной библиотекой им. М.Е. Салтыкова-Щедрина,(ныне - Российская Национальная библиотека) где она хранится и теперь. Передача Остромирова Евангелия в Публичную библиотеку положила начало его изучению как исторического памятника Х1 века и старейшего памятника славянской письменности. Хранители Депо манускриптов - так назывался тогда современный Отдел рукописей и редких книг, чтобы не тревожить лишний раз драгоценную книгу, прежде всего сняли с нее точную копию и сообщили об Остромировом Евангелии знатокам русской древности.
В 1843 году вышло первое издание Остромирова Евангелия. текст был набран в точном соответствии с подлинником - уставным письмом Х1 века, лист в лист. строка в строку, шрифтом, отлитым специально для публикаций древних рукописей. В Х1Х веке рукописнаяь книга издавалась еще раз - в 1883 году. Оба издания давно стали библиографической редкостью.
В 1996 году к 1000-летию Крещения Руси издательский отдел Московского патриартата совместно с учеными подготовили, а издательство "Аврора" выпустило в свет факсимиле Остромирова Евангелия. Современные технические средства дали возможность воспроизвести все особенности графики кирилловского письма. Несомненно, это издание - единственное в ХХ веке - уже является библиографической редкостью. Читатели Моркой библиотеки имеют возможность увидеть эту сокровищницу книжного искусства Древней Руси, ознакомиться с древнейшим памятником старославянского языка - общего языка всех славян.
Давно нет заказчика Евангелия - воеводы и новгородского посадника храброго Остромира. Нет исполнителя его заказа - замечательного каллиграфа дьякона Григория, а книга осталась: "Рука, державшая перо истлела, но написанное живет вечно". Остромирово Евангелие осталось нам в наследство как свидетельство высокого мастерства и высокой духовности наших предков.
Карпова Светлана, заведующая методико-библиографическим отделом Морской библиотеки им.М.П.Лазарева, г.Севастополь
http://www.grafskaya.com/article.php?id=772
Загрузка...
