Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты. Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro или contra. — Все это, господа, ничего не доказывает, — сказал старый майор, — ведь никто из вас не был свидетелем тех странных случаев, которыми подтверждаете свои мнения? — Конечно, никто, — сказали многие, — но мы слышали от верных людей... — Все это вздор! — сказал кто-то, — где эти верные люди, видевшие список, на котором назначен час нашей смерти?.. И если точно есть предопределение, то зачем нам дана воля, рассудок? почему мы должны давать отчет в наших поступках? В это время один офицер, сидевший в углу комнаты, встал, и медленно подойдя к столу, окинул всех спокойным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени. Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, — все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи. Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, — которых прелесть трудно достигнуть, не видав их, он никогда не волочился. Говорили, однако, что жена полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали. Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все, и обыкновенно проигрывал; но постоянные неудачи только раздражали его упрямство. Рассказывали, что раз, во время экспедиции, ночью, он на подушке метал банк, ему ужасно везло. Вдруг раздались выстрелы, ударили тревогу, все вскочили и бросились к оружию. «Поставь ва-банк!» — кричал Вулич, не подымаясь, одному из самых горячих понтеров. «Идет семерка», — отвечал тот, убегая. Несмотря на всеобщую суматоху, Вулич докинул талью, карта была дана. Когда он явился в цепь, там была уж сильная перестрелка. Вулич не заботился ни о пулях, ни о шашках чеченских: он отыскивал своего счастливого понтера. — Семерка дана! — закричал он, увидав его наконец в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами. Когда поручик Вулич подошел к столу, то все замолчали, ожидая от него какой-нибудь оригинальной выходки. — Господа! — сказал он (голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), — господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута... Кому угодно? — Не мне, не мне! — раздалось со всех сторон, — вот чудак! придет же в голову!.. — Предлагаю пари! — сказал я шутя. — Какое? — Утверждаю, что нет предопределения, — сказал я, высыпая на стол десятка два червонцев — все, что было у меня в кармане. — Держу, — отвечал Вулич глухим голосом. Майор, вы будете судьею; вот пятнадцать червонцев, остальные пять вы мне должны, и сделайте мне дружбу прибавить их к этим. — Хорошо, — сказал майор, — только не понимаю, право, в чем дело и как вы решите спор?.. Вулич вышел молча в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороху, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за руки. — Что ты хочешь делать? Послушай, это сумасшествие! — закричали ему. — Господа! — сказал он медленно, освобождая свои руки, — кому угодно заплатить за меня двадцать червонцев? Все замолчали и отошли. Вулич вышел в другую комнату и сел у стола; все последовали за ним: он знаком пригласил нас сесть кругом. Молча повиновались ему: в эту минуту он приобрел над нами какую-то таинственную власть. Я пристально посмотрел ему в глаза; но он спокойным и неподвижным взором встретил мой испытующий взгляд, и бледные губы его улыбнулись; но, несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его. Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться. — Вы нынче умрете! — сказал я ему. Он быстро ко мне обернулся, но отвечал медленно и спокойно: — Может быть, да, может быть, нет... Потом, обратясь к майору, спросил: заряжен ли пистолет? Майор в замешательстве не помнил хорошенько. — Да полно, Вулич! — закричал кто-то, — уж, верно, заряжен, коли в головах висел, что за охота шутить!.. — Глупая шутка! — подхватил другой. — Держу пятьдесят рублей против пяти, что пистолет не заряжен! — закричал третий. Составились новые пари. Мне надоела эта длинная церемония. — Послушайте, — сказал я, — или застрелитесь, или повесьте пистолет на прежнее место, и пойдемте спать. — Разумеется, — воскликнули многие, — пойдемте спать. — Господа, я вас прошу не трогаться с места! — сказал Вулич, приставя дуло пистолета ко лбу. Все будто окаменели. — Господин Печорин, прибавил он, — возьмите карту и бросьте вверх. Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху: дыхание у всех остановилось; все глаза, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе, опускался медленно; в ту минуту, как он коснулся стола, Вулич спустил курок... осечка! — Слава Богу! — вскрикнули многие, — не заряжен... — Посмотрим, однако ж, — сказал Вулич. Он взвел опять курок, прицелился в фуражку, висевшую над окном; выстрел раздался — дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине и пуля глубоко засела в стене. Минуты три никто не мог слова вымолвить. Вулич пересыпал в свой кошелек мои червонцы. Пошли толки о том, отчего пистолет в первый раз не выстрелил; иные утверждали, что, вероятно, полка была засорена, другие говорили шепотом, что прежде порох был сырой и что после Вулич присыпал свежего; но я утверждал, что последнее предположение несправедливо, потому что я во все время не спускал глаз с пистолета. — Вы счастливы в игре, — сказал я Вуличу... — В первый раз от роду, — отвечал он, самодовольно улыбаясь, — это лучше банка и штосса. — Зато немножко опаснее. — А что? вы начали верить предопределению? — Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть... Этот же человек, который так недавно метил себе преспокойно в лоб, теперь вдруг вспыхнул и смутился. — Однако же довольно! — сказал он, вставая, — пари наше кончилось, и теперь ваши замечания, мне кажется, неуместны... — Он взял шапку и ушел. Это мне показалось странным — и недаром!.. Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича и, вероятно, в один голос называя меня эгоистом, потому что я держал пари против человека, который хотел застрелиться; как будто он без меня не мог найти удобного случая!.. Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою... И много других подобных дум проходило в уме моем; я их не удерживал, потому что не люблю останавливаться на какой-нибудь отвлеченной мысли. И к чему это ведет?.. В первой молодости моей я был мечтателем, я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге. Происшествие этого вечера произвело на меня довольно глубокое впечатление и раздражило мои нервы; не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет, но в этот вечер я ему твердо верил: доказательство было разительно, и я, несмотря на то, что посмеялся над нашими предками и их услужливой астрологией, попал невольно в их колею; но я остановил себя вовремя на этом опасном пути и, имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги. Такая предосторожность была очень кстати: я чуть-чуть не упал, наткнувшись на что-то толстое и мягкое, но, по-видимому, неживое. Наклоняюсь — месяц уж светил прямо на дорогу — и что же? предо мною лежала свинья, разрубленная пополам шашкой... Едва я успел ее осмотреть, как услышал шум шагов: два казака бежали из переулка, один подошел ко мне и спросил, не видал ли я пьяного казака, который гнался за свиньей. Я объявил им, что не встречал казака, и указал на несчастную жертву его неистовой храбрости. — Экой разбойник! — сказал второй казак, — как напьется чихиря, так и пошел крошить все, что ни попало. Пойдем за ним, Еремеич, надо его связать, а то... Они удалились, а я продолжал свой путь с большей осторожностью и наконец счастливо добрался до своей квартиры. Я жил у одного старого урядника, которого любил за добрый его нрав, а особенно за хорошенькую дочку Настю. Она, по обыкновению, дожидалась меня у калитки, завернувшись в шубку; луна освещала ее милые губки, посиневшие от ночного холода. Узнав меня, она улыбнулась, но мне было не до нее. «Прощай, Настя», — сказал я, проходя мимо. Она хотела что-то отвечать, но только вздохнула. Я затворил за собою дверь моей комнаты, засветил свечку и бросился на постель; только сон на этот раз заставил себя ждать более обыкновенного. Уж восток начинал бледнеть, когда я заснул, но — видно, было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь. В четыре часа утра два кулака застучали ко мне в окно. Я вскочил: что такое?.. «Вставай, одевайся!» — кричало мне несколько голосов. Я наскоро оделся и вышел. «Знаешь, что случилось?» — сказали мне в один голос три офицера, пришедшие за мною; они были бледны как смерть. — Что? — Вулич убит. Я остолбенел. — Да, убит — продолжали они, — пойдем скорее. — Да куда же? — Дорогой узнаешь. Мы пошли. Они рассказали мне все, что случилось, с примесью разных замечаний насчет странного предопределения, которое спасло его от неминуемой смерти за полчаса до смерти. Вулич шел один по темной улице: на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью и, может быть, прошел бы мимо, не заметив его, если б Вулич, вдруг остановясь, не сказал: «Кого ты, братец, ищешь» — «Тебя! » — отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца... Два казака, встретившие меня и следившие за убийцей, подоспели, подняли раненого, но он был уже при последнем издыхании и сказал только два слова: «Он прав!» Я один понимал темное значение этих слов: они относились ко мне; я предсказал невольно бедному его судьбу; мой инстинкт не обманул меня: я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины. Убийца заперся в пустой хате, на конце станицы. Мы шли туда. Множество женщин бежало с плачем в ту же сторону; по временам опоздавший казак выскакивал на улицу, второпях пристегивая кинжал, и бегом опережал нас. Суматоха была страшная. Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие? Между тем надо было на что-нибудь решиться и схватить преступника. Никто, однако, не отважился броситься первым. Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится. В это время старый есаул подошел к двери и назвал его по имени; тот откликнулся. — Согрешил, брат Ефимыч, — сказал есаул, — так уж нечего делать, покорись! — Не покорюсь! — отвечал казак. — Побойся Бога. Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли грех твой тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь! — Не покорюсь! — закричал казак грозно, и слышно было, как щелкнул взведенный курок. — Эй, тетка! — сказал есаул старухе, — поговори сыну, авось тебя послушает... Ведь это только бога гневить. Да посмотри, вот и господа уж два часа дожидаются. Старуха посмотрела на него пристально и покачала головой. — Василий Петрович, — сказал есаул, подойдя к майору, — он не сдастся — я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? в ставне щель широкая. В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу. — Погодите, — сказал я майору, я его возьму живого. Велев есаулу завести с ним разговор и поставив у дверей трех казаков, готовых ее выбить, и броситься мне на помощь при данном знаке, я обошел хату и приблизился к роковому окну. Сердце мое сильно билось. — Ах ты окаянный! — кричал есаул, — что ты, над нами смеешься, что ли? али думаешь, что мы с тобой не совладаем? — Он стал стучать в дверь изо всей силы, я, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения, — и вдруг оторвал ставень и бросился в окно головой вниз. Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет. Но дым, наполнивший комнату, помешал моему противнику найти шашку, лежавшую возле него. Я схватил его за руки; казаки ворвались, и не прошло трех минут, как преступник был уж связан и отведен под конвоем. Народ разошелся. Офицеры меня поздравляли — точно, было с чем! После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!.. Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь! Возвратясь в крепость, я рассказал Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения. Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог, и тогда он сказал, значительно покачав головою: — Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький, того и гляди, нос обожжет... Зато уж шашки у них — просто мое почтение! Потом он примолвил, несколько подумав: — Да, жаль беднягу... Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано... Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений.

В первых четырех повестях романа показана обусловленность харак-тера главного героя социальной средой. Нравственный облик Печорина сложился под влиянием жизненных обстоятельств. В повести «Фаталист», идейно замыкающей роман, поставлен и решен художественными средст-вами вопрос о том, может ли критически мыслящий человек проявить свою волю и бороться с пороками общества, к которому сам принадлежит.

Если принять точку зрения фаталистов, утверждающих, что миром пра-вит неведомая и неотвратимая сила (рок, судьба, фатум), то борьба невоз-можна и поэтому бессмысленна. Но существует ли фатум?

Два первых эпизода повести «Фаталист» не оставляют сомнений в том, что предопределение (рок, фатум) существует. Печорин «подобно Вуличу... задумал испытать судьбу». Выйдя победителем из смертельной схватки с преступником, он усомнился в существовании предопределения, ибо остал-ся жив не по воле рока. Его спасли от неминуемой, казалось, гибели хлад-нокровный рассудок, строгий расчет и храбрость.

Печорин любит сомневаться во всем. Поэтому он воздерживается от прямолинейных суждений о том, существует предопределение или нет. Однако из всех событий, изображенных в повести, герой делает далеко идущие выводы: при любых обстоятельствах, несмотря ни на что, нужно действовать, проявлять свою волю и решимость: «Что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает».

Волевая натура Печорина влечет его к деятельности, к борьбе. Но герой нравственно еще не готов к тому, чтобы восстать против действительности, против веками складывавшихся устоев светского общества. Материал с сайта

Когда Печорин «со строгостью судьи и гражданина» оценивает свои по-ступки, то сам приходит к печальному выводу: «В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни». Еще более горькое и беспощадное признание содержится в записи, сделанной им перед дуэлью с Грушницким: «Зачем я жил? Для какой цели я родился? А верно, он существовала, и, верно, было мне назначенье высо-кое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные; но я не угадал этого назначенья. Я увлекся приманками страстей пустых и неблагодар-ных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений лучшей цвет жизни...».

Бесцельность существования, духовная опустошенность приводят к тому, что он становится «лишним человеком» в обществе.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • фаталист анализ
  • фаталист драйзер
  • анализ повести фаталист лермонтова
  • характеристика повести фаталист
  • фаталист лермонтов анализ

Над своим романом Лермонтов работал на протяжении 1838 года. Увидел свет роман только через два года. В «Герое нашего времени» поэт продолжает развитие той же идеи, которая составила основу стихотворений «Дума», а именно: отчего люди с огромным жизненным потенциалом и энергией не находят им достойного применения? Описанием жизни Печорина , главного героя романа, Лермонтов пытается осветить этот вопрос.

«Фаталист» – пятая часть романа «Герой нашего времени », в то же время, как и остальные четыре части, она вполне как самостоятельное произведение. Образ главного героя – объединяющее звено этих частей. Все действующие лица объединены вокруг него.

Если в первых двух частях – «Бэла», «Максим Максимыч» – о герое повествуют Максим Максимыч и сам автор, то последующие три части, в том числе и «Фаталист», являются дневником Печорина. Будучи таковыми, они помогают понять причины поступков героя. Если в четырех частях автор показывает социальную среду как ваятеля характера и нравственного облика Печорина, то в «Фаталисте» Лермонтова занимает то, может ли критически мыслящий человек, хорошо понимающий изъяны своего общества, восстать против них. С точки зрения фаталистов, это и бесполезно, ведь невозможно избежать того, чему суждено быть, ведь миром правит рок, или фатум.

Первоначально герой тоже так думал, особенно после гибели Вулича. Он безрассудно стремится испытать судьбу, считая, то, что написано на роду, того не миновать. Но каждый раз, выходя победителем из опаснейших ситуаций благодаря своему уму, трезвому расчету и бесстрашию, он начинал сомневаться, в фатуме ли дело? А, может, и нет его вообще? Так как природе Печорина свойственен скептицизм, толкающий его сомневаться во всем, он не может прийти к окончательному выводу на этот счет. Но уверен он лишь в одном: существует предначертание или нет, человек во всех ситуациях должен проявлять силу воли и решительность.

Автор при любом удобном случае акцентирует внимание на том, как Печорин все время брезгует светским обществом и чуждается его, ему там скучно. Он натура деятельная, а в обществе, к которому он принадлежит, вся деятельность направлена на мелкие интрижки и пустословие, внешнюю напыщенность. В этом обществе нет ни настоящей бескорыстной любви, ни дружбы, ни нормальных взаимоотношений между людьми. Но готов ли он восстать против такого общества? По-видимому, нет, а то не стал бы он убегать от него. Его борьба мелочна, так как проявляется при встрече с отдельными представителями света, а от того и не имеет будущего. Позже это понимает и сам герой, признающий, что в этой борьбе он истощил все свои душевные силы, необходимые для действительной жизни. Под действительной жизнью он подразумевает жизнь, проведенную в благородном служении обществу.

Печорин является представителем молодого поколения 30-х годов XIX века. Через него Лермонтов осуждает это поколение за неспособность их служить высоким целям.

В данной главе автор рассматривает философский вопрос о предопределении и свободной воле. Однако для Лермонтова был более важна тема взаимоотношения человека и общества, насколько сильно влияние среды. В главе «Фаталист» он дает ответ на этот вопрос.

Действия персонажей порождены прежде всего скукой. Именно бесцельность существования, порождающая ее, и является главной темой «Героя нашего времени». Один из офицеров – Вулич, во время спора о мусульманских верованиях, решает проверить существует ли судьба, от которой человеку никак не уйти. Со свойственной боевым офицерам удалью (дело происходит на Кавказе, в ходе многолетней и вялотекущей войны с горцами), он предлагает рискнуть жизнью для того, чтобы проверить, насколько человек свободен и может сам влиять на течение своей жизни.

Смертельно опасный эксперимент заканчивается невероятным происшествием. При выстреле в голову происходит осечка, тогда как следующий, произведенный в сторону, поразил цель. Это должно было убедить всех, что Вуличу предназначено жить дальше, что предопределение существует.

Однако автор усиливает впечатление. Печорину кажется, что Вулич должен был в тот день умереть. Главный герой видел это в мелких и до конца необъяснимых деталях. Через несколько часов офицера, рисковавшего жизнью для разрешения сугубо теоретического спора, убивает пьяный казак. Происшествие это довольно необычно, что усиливается случаем с осечкой, произошедшим прямо перед этим. Получалось, что человек не может сам выбирать не только время своей смерти, но даже и способ.

Когда Печорин беседовал об этом с Максимом Максимовичем, то последний не пожелал вдаваться в этот вопрос, от которого явно веяло страхом и необходимостью многое переосмыслить в своей жизни. Простоватый офицер предпочел списать произошедшее в тот день на цепь случайностей. Печорин также не был склонен сразу автоматически принять мировоззрение, основанное на всевластии судьбы. Однако он явно чувствовал, что этот случай может многое объяснить в жизни.

Завершив произведение, посвященное влиянию обстоятельств на неординарного человека, которому нет место при существующем порядке вещей, этим эпизодом, автор соотношению поступков, продиктованных личным выборов и социальной средой. Общество оказывается сильнее отдельного человека, навязываемые им нормы и правила поведения в ряде случаев определяют жизнь не хуже предписанной свыше таинственной судьбы. Человек лишен свободы именно в этом смысле. Большую часть времени герой произведения исполняет свои обязанности по службе и вынужден подчиняться этикету, принятому в дворянском обществе. В предыдущих главах Печорин побеждал противников и добивался своего, но был бессилен против общего течения жизни. Однако и такой неординарный человек, как Печорин не мог проявить свои таланты и способности, вследствие чего им постоянно владела скука, толкавшая на экстравагантные поступки.

Вариант 2

Произведение описывает жизнь одного молодого офицера. Роман состоит из нескольких глав, они дополняют друг друга. Ответы на вопросы возникшие в одной главе можно найти в следующей.

Михаил Юрьевич использовал сюжеты для своего романа из жизни. Все о чем он написал было на самом деле, герои реальные люди.Считается что это даже автобиографическое произведение. Сам писатель был немного фаталистом. Нельзя сказать, что на его характер повлияли нравы царившие тогда в армии или его жизнь в целом.

В этой главе столкнулись два убеждения, причем мало отличающиеся друг от друга. Один офицер хотел доказать что всем правил господин «Случай», а другой убедиться в этом. Окружающие их люди не очень то и были против их спора. Зато после того как пистолет Вулича дал осечку многие расходясь недоумевали, почему это произошло, но вздохнули с облегчением, не надо объяснятся перед начальством.

Многие верили в судьбу. Взять хотя бы карточные игры офицеров. Выиграть в них мог любой все зависело не от умения, а от случая. Кому как повезет. То есть, игрок зависел полностью от госпожи фортуны. Между военными действиями, офицерский состав скучали надо было хоть как то разнообразить свой быт. Вот и приходилось играть роли фаталистов, пылких влюбленных, разочарованных странников и убежденных холостяков. Наш герой Печорин одинокий, свободолюбивый человек. Несмотря на то что сам страдал от своей чрезмерной свободы он не собирается становиться другим. Он боится кого то сделать счастливым, подарить частицу своего сердца. Зато ему ничего не стоит толкнуть человека на поступок, от которого будут потом страдать оба. Печорин получает удовольствие не столько от страданий тех кому причинил боль, а от собственных страданий. И в то же время сказать, что жить по другому не умеет или не хочет, вот такой вот он негодяй.

Анализируя главу начинаешь понимать, что такие люди существуют и сейчас. Они не умеют ценить хорошие отношения, а принимают это как должное. Играть со смертью, дразнить ее вот его предназначение.

Лермонтов - Фаталист. Анализ главы

Структурная основа произведения строится таким образом, что квинтэссенция главного героя и замысел раскрываются поэтапно. Каждая последующая часть инкорпорирует впечатления предшествующих, помогая найти ответы на возникающие у читателя вопросы, тем самым контролируя движение мыслительного процесса. Следовательно, допустимо предполагать, что ответы на вопросы оставшиеся у читателя после повести "Княжна Мери", необходимо искать - в "Фаталисте".

В повести "Фаталист" открываются подлинные поведенческие мотивы Печорина и вместе с этим, становится очевидна вся художественная идея произведения.

Основой главы "Фаталист" становятся стремительная смена событий в течении одной ночи. Сначала игра в карты, спор героев по вопросу фатальности судьбы, затем "трагически случайная" гибель Вулича, отважный поступок Печорина. Всё это способно притягивает внимание читателя.

Лермонтов сталкивает в данной главе две абсолютно разные позиции относительно мировоззрения. Печорин утверждает, что человек с помощью воли и разума сам способен решать свою судьбу. Что нет никакой высшей силы, которая управляет чужими жизнями. Такая позиция героя приводит к превозношению собственного я, которое становится для него единственным Богом. Фаталистом является Вулич, у которого кардинально другой взгляд. Он убежден, что все кругом подвержено фатальности.

Такие спорные моменты помогают понять глубинную сущность человека, в частности Печорина, его убеждения, характер, способствуют раскрытию его индивидуальной позиции.

Такое мнение у Печорина сложилось засчет того, что он сам перестал верить во многие вещи. На страницах романа он признается, что любит во всем придаваться сомнению, абсолютное незнание исхода события придает ему смелость.

Основным критерием нравственной основы для Печорина предполагается личное упоение, поощрение прихотей, превозношение гордыни, достижение целей.

Действенность и напор характера герой культивирует в себе. Он достигает результатов любыми средствами. Порой такими средствами оказываются любящие его люди.

После прочтения романа читатель имеет возможность философствовать об эгоистичном индивидуализме героя, который затрагивает и современных людей. Подобные раздумья и поиски до сих пор являются мучительными проблемами перетекающими в споры.

Также читают:

Популярные сегодня темы

  • Сочинение про Лес

    Лес. Что же это такое? Лес это живописная природа, свежий воздух и положительные эмоции. В лесу всегда хорошо, свободно и спокойно. Лес – это сказка. Лес нуждается в нашей заботе и бережном отношении.

Глава начинается с рассказа о пари Печорина и Вулича. В этом споре Вулич доказывает существование предначертания свыше. Он стреляет в себя из заряженного пистолета, но в результате осечки он остается в живых. Что это: игра случая или судьба? Печорин уверен, что судьба. Именно эта его уверенность способствует появлению ощущения, что это происшествие не конец, а только начало основных, скорее всего, трагических событий в жизни.
В философском споре между ними определились их жизненные позиции: Вулич, как человек, связанный с Востоком, верит в предопределение, а Печорин выступает в роли человека-носителя практического мышления: «... если точно есть предопределение, то зачем же нам дана воля, рассудок? почему мы должны давать отчет в наших поступках?...». Печорин, все подвергающий сомнению, не соглашается с Вуличем, ему недостаточно доказательств, приведенных офицером, он должен проверить себя сам и испытать свою судьбу. Парадоксально, но именно он предсказывает близкую смерть Вуличу, основываясь лишь на том, что «на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то страшный отпечаток неизбежности судьбы».
Однако спор взволновал Печорина, он по дороге домой размышляет об этом, но судьба уготовила ему бессонную ночь. Описывая происходящее, герой отметит: «...видно, было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь».
Так начинается эпизод: у его дома появляются офицеры, которые приносят ему шокирующую весть - Вулич убит. Что за страшное предопределение? Находясь в замешательстве, ведь он предвидел эту смерть, Печорин отправляется к хате, в которой заперся казак-убийца Вулича. О том, насколько он поражен, свидетельствуют его внутренние размышления, отрывочность его фраз и мыслей. Подходя к хате, он видит «страшную суматоху». Лермонтов психологически точно передает его состояние, остальных жителей станицы и разгорячившихся офицеров. Обилие глаголов (выскакивал, опережал, бежало, воют, причитают) отражает смятение и ужас всех этих людей, узнавших о трагической смерти Вулича. Они настолько напуганы, что не могут взять себя в руки, смятение не позволяет им что-либо предпринять. А Печорин уже спокоен. Его острый ум подмечает и нерешительных казаков, и отчаяние женщин, и безумие в глазах старухи-матери запершегося убийцы. Все осознают необходимость «на что-нибудь решиться», но никто не отваживается на захват безумного казака. Не помогают ни уговоры, ни угрозы в его адрес. Ведь убийца понимает безвыходность своего положения. Ему, уже совершившему столь тяжкое преступление, находящемуся в крайне возбужденном состоянии, терять нечего. Печорин, заглянувший в окно, сразу отметил и бледность казака, и ужас его при виде крови, и страшно вращающиеся глаза, и жесты его, когда он хватался за голову. Он напоминал безумного человека. Он готов умереть, но, наверно, не сдастся добровольно, а, скорее всего, будет отстреливаться, если его попытаются схватить. Понимают это и офицеры, поэтому предлагают застрелить преступника. В этот момент Печорин решается на отчаянный поступок, поразивший его самого:
он хочет, подобно Вуличу, испытать судьбу. Эта идея, кажущаяся странной и необъяснимой, на самом деле очень логична. Она и есть возможность испытать судьбу и узнать, есть ли предопределение свыше. События предыдущего вечера, безумный убийца, нерешительность офицеров - все это заставляет Печорина принять очень рискованное решение, т.е. попытаться в одиночку и без оружия схватить вооруженного человека, хоть и загнанного в угол, но очень опасного. Не самоубийство ли это? Однако герой идет на этот шаг. Он бросает вызов своей судьбе, его внутреннее размышление, волнение «не мешают решительности характера», создается даже ощущение, что он испытывает восторг, приняв опасное решение. «Сердце мое сильно билось», - пишет Печорин. Он захватывает казака, и при этом остается в живых. Что это:
невероятное везение или судьба? Что спасло героя от пули, пролетевшей над самым его ухом? Что помешало казаку взять в руки шашку, лежавшую возле него? Наверное, удача, а может быть - судьба.
Так или иначе, но убийца схвачен, а Печорин выжил. Его поздравляли все офицеры, а он, возвратившись в крепость и рассказав об этом Максиму Максимычу, вновь задумывается о предопределении. Да и как не сделаться фаталистом после всего случившегося?! Однако Печорин не только не убеждается в существовании предопределения, а, наоборот, приходит к мысли, что человек «всегда смелее идет вперед, когда не знает, что его ожидает».
Этот эпизод, как и вся повесть «Фаталист» - дневник Печорина, его исповедь, его размышления о самом себе и своих поступках. Анализируя свои действия в сцене захвата казака-убийцы, Печорин приходит к тому же выводу, что и Лермонтов в своем стихотворении «Дума»: их поколения - это «жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха». Им остается тратить свою жизнь на развлечения, пьянство, это жизнь без смысла и высоких идей. И то, как бесцельно рискуют жизнями такие образованные, мыслящие люди, как Вулич и Печорин, стараясь доказать ложные истины, еще раз подтверждает их «невостребованность обществом». Это «лишние люди», в этом их трагедия, а эпизод, где Печорин играет со смертью, доказывает это.

Задачи и тесты по теме "Пари Печорина с Вуличем. (Анализ главы Фаталист романа М.Ю. Лермонтова Герой нашего времени.)"

  • Орфоэпия - Важные темы для повторения ЕГЭ по русскому языку

    Уроков: 1 Заданий: 7

  • Изменение глаголов прошедшего времени по родам и числам - Глагол как часть речи 4 класс