Священномученик петр, митрополит крутицкий. Патриарший местоблюститель, священномученик петр, митрополит крутицкий

Тропарь священномученику Петру: Божиим смотрением к святительскому служению /
святым Патриархом Тихоном призванный, /
стаду Христову явился еси /
страж неусыпный и защитник небоязненный, /
священномучениче Петре. /
Жестокая заточения и дальная изгнания, /
страдания и смерть от богоборцев претерпел еси. /
Венец мученический прияв, /
на Небеси ныне радуешися. /
Моли милостиваго Бога, /
да сохранит Церковь нашу от нестроений, /
единомыслие и мир людем Своим дарует /
и спасет души наша. Принятие сана и архипастырская деятельность

Работал главным бухгалтером в кооперативной артели «Богатырь». Жил в Москве, в доме своего брата, священника церкви Николы-на-Столпах Василия Полянского.

Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и епископство и стать его помощником в делах церковного управления в условиях репрессий большевиков против церкви. Предложение принял, сказав при этом своим родственникам: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь, — я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор». Был пострижен в монашество митрополитом Сергием (Страгородским). 8 октября 1920 года хиротонисан (патриархом Тихоном) и другими архиереями во епископа Подольского, викария Московской епархии. Сразу после хиротонии был арестован и сослан в Великий Устюг. Там он жил вначале у знакомого священника, потом в сторожке при городском соборе. В ссылке он имел возможность совершать Божественную литургию в сослужении великоустюжского духовенства.

Возвратившись в Москву, он стал ближайшим помощником патриарха, был возведён в сан архиепископа (1923 год) потом митрополита (1924 год) Крутицкого и включён в состав Временного Патриаршего Синода. На совещании епископов, состоявшемся в Свято-Даниловом монастыре в конце сентября 1923 года высказывался против компромисса с обновленцами.

Патриарший местоблюститель

Патриарх Тихон и митрополит Петр, епископ Феодор (Поздеевский)

25 декабря 1924 (7 января 1925) патриарх Тихон составил завещательно распоряжение («завещание»), в котором говорилось:

В случае нашей кончины наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, представляем временно Высокопреосв. Митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосв. Митрополиту Агафангелу. Если же и сему Митрополиту не представится возможность осуществить это, то наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященнейшему Петру Митрополиту Крутицкому.

Патриарх Тихон скончался 25 марта (7 апреля) 1925 года. Поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел тогда находились в ссылке, местоблюстительские обязанности по кончине патриарха Тихона немедленно взял на себя митрополит Петр; 9 апреля он направил председателю ВЦИК М. И. Калинину следующую записку:

Вступая в управление Православной Русской Церковью долгом почитаю, как гражданин СССР, препроводить Вам прилагаемую при сем копию акта от 7 января 1925 г., собственноручно написанного почившим первоиерархом Русской Православной Церкви Патриархом Тихоном, коим на случай его кончины Патриаршие права и обязанности переданы мне как Местоблюстителю Патриаршего места. Патриарший Местоблюститель Петр, митрополит Крутицкий.

В день погребения патриарха Тихона, 12 апреля (н. ст.) 1925 года, состоялось совещание собравшихся на его отпевание архипастырей; ознакомившись с текстом «Завещания», епископы постановили подчиниться воле почившего первосвятителя: поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке, обязанности патриаршего местоблюстителя возложены были на митрополита Крутицкого Петра, о чём было составлено заключение. В тот же день митрополит Петр, как патриарший местоблюститель, обратился к Церкви с посланием, включавшим в себя как текст «Завещания» покойного патриарха, так и заключение о его подлинности, подписанное присутствовавшими на его оглашении архипастырями:

<…> учитывая 1) — то обстоятельство, что почивший ПАТРИАРХ при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) что ни Митроп. Кирилл, ни Митроп. Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосв. Митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего ПАТРИАРХА должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя.

Акт был подписан 58-ю епископами Российской Церкви.

В качестве местоблюстителя помогал многим заключенным и сосланным. Получая после службы пожертвованные деньги, обычно сразу отдавал их для пересылки в тюрьмы, лагеря и места ссылки. Он дал благословение приходским причтам жертвовать в пользу заключенных священнослужителей. Часто совершал Божественную литургию в московских приходских и монастырских церквах, в том числе в Свято-Даниловом монастыре.

Решительно выступил против любых договорённостей с обновленцами, которые в 1925 году провели свой 2-й собор, на который пригласили представителей «староцерковников». Обратился к архипастырям, пастырям и всем чадам церкви с посланием, в котором говорилось:

Должно твердо помнить, что по каноническим правилам Вселенской Церкви все <…> самочинно устраиваемые собрания, как и бывшее в 1923 году живоцерковное собрание, незаконны. Поэтому на них присутствовать православным христианам, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящие собрания канонические правила воспрещают.

В результате абсолютное большинство клириков и паствы митрополита Петра отказались от компромисса с обновленцами. Представители обновленчества обвиняли его в сношениях с церковной и политической эмиграцией (в том числе в признании, совместно с патриархом Тихоном, великого князя Кирилла Владимировича «прямым и законным наследником престола»), в контрреволюционных настроениях и антиправительственной деятельности.

Отказался пойти на условия карательных органов (ГПУ), на которых те обещали нормализовать юридическое положение Церкви. Условия включали в себя издание послания, призывающего духовенство и верующих к лояльности относительно советской власти, устранение неугодных власти архиереев, осуждение заграничных епископов и контакт в деятельности с правительством в лице представителя ГПУ.

В ноябре — декабре 1925 года были арестованы епископы, принадлежащие к числу сторонников митрополита Петра. В начале декабря, зная о предстоящем аресте, писал:

Меня ожидают труды, суд людской, но не всегда милостивый. Не боюсь труда — его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого — неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, — вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем — пастырском — особенно.

9 декабря 1925 года по постановлению Комиссии по проведению Декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП(б) был арестован. По распоряжению местоблюстителя исполнение его обязанностей перешло к митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому) в ранге заместителя местоблюстителя. Позднее, не имея достоверной информации о происходивших событиях, делал противоречивые распоряжения о церковном управлении. При этом отказался поддержать инспирированную властями инициативу нескольких епископов о коллегиальном управлении церковью (так называемое «григорианство», григорьевский раскол — по имени его лидера, архиепископа Григория (Яцковского)), запретил в священнослужении его активных деятелей.

Жизнь в заключении

Во время следствия содержался во внутренней тюрьме на Лубянке, а также в Суздальском политизоляторе. На допросе 18 декабря 1925 года заявил, что церковь не может одобрить революцию:

Социальная революция строится на крови и братоубийстве, чего Церковь признать не может. Лишь война ещё может быть благословлена Церковью, поскольку в ней защищается отечество от иноплеменников и православная вера.

5 ноября 1926 года был приговорен к 3 годам ссылки. В декабре этапирован через пересыльные тюрьмы в Тобольск, в феврале 1927 года доставлен в село Абалак, где содержался в контролируемом обновленцами Абалакском монастыре. В начале апреля вновь арестован и доставлен в Тобольскую тюрьму. По постановлению ВЦИК выслан за Полярный круг, на берег Обской губы в поселок Хэ где был лишён медицинской помощи. 11 мая 1928 года постановлением Особого совещания ОГПУ срок ссылки был продлён на 2 года. В ЭТОТ ПЕРИОД ВРЕМЕНИ СОВЕТСКАЯ (ЖИДОВСКАЯ) ВЛАСТЬ СДЕЛАЛА СТАВКУ НА СКЛОННОГО К КОМПРОМИССАМ И ПРЕДАТЕЛЬСТВ У, МИТР. СЕРГИЯ (СТРАГОРОДСКОГО) И ПО ЕГО СОВЕТУ РЕШИЛА ДЕРЖАТЬ МИТР. ПЕТРА В ЗАКЛЮЧЕНИИ ПОЖИЗНЕННО, ПОКА НЕ УМРЕТ .

Негативно относился к компромиссам с большевиками, на которые пошёл митрополит Сергий. В декабре 1929 года направил ему письмо, в котором, в частности, говорилось:

Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью.

17 августа 1930 года вновь арестован. Содержался в тюрьмах Тобольска и Екатеринбурга. Отказался от снятия с себя звания патриаршего местоблюстителя, несмотря на угрозы продлить тюремное заключение.

В ноябре 1930 года против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в том, что, находясь в ссылке, он «вёл среди окружающего населения пораженческую агитацию, говоря о близкой войне и падении сов. власти и необходимости борьбы с последней, а также пытался использовать Церковь для постановки борьбы с сов. властью». Виновным себя не признал. Находился в одиночном заключении без права передач и свиданий. В 1931 года отклонил предложение чекиста Тучкова дать подписку о сотрудничестве с органами в качестве осведомителя. После беседы с Тучковым был частично парализован, также был болен цингой и астмой. 23 июля 1931 года Особым совещанием ОГПУ приговорен к 5 годам лишения свободы в концлагере, однако был оставлен в тюрьме во внутреннем изоляторе. Верующие при этом пребывали в уверенности, что он продолжает жить в заполярной ссылке.

Тяжело страдал от болезней, просил оправить его в концлагерь:

Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне ещё ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. … Болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены.

В июле 1933 года ему были запрещены прогулки в общем дворе (даже ночью) — они были заменены на прогулке в маленьком сыром дворике, где воздух был наполнен испарениями отхожих мест. Несмотря на это, продолжал отказываться от сложения своих полномочий.

Был в качестве «секретного узника» (вместо имени он фигурировал под номером 114) переведён в Верхнеуральскую тюрьму. В июле 1936 года его заключение было в очередной раз продлено на 3 года.

В конце 1936 года в патриархию поступили ложные сведения о смерти патриаршего местоблюстителя, вследствие чего 27 декабря 1936 года митрополит Сергий НЕЗАКОННО принял на себя титул патриаршего местоблюстителя, отнюдь не по незнанию, ибо был хорошо информирован НКВД о своих конкурентах.

Мученическая кончина и канонизация

В 1937 году против него было возбуждено новое уголовное дело по следующему обвинению:

Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом Советского государства, клевещет на существующий государственный строй …, обвиняя в «гонении на Церковь», «ее деятелей». Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола.

2 октября 1937 года тройкой НКВД по Челябинской области приговорён к расстрелу. 10 октября в 4 часа дня был расстрелян — по разным версиям в тюрьме НКВД в Магнитогорске или на станции Куйбас. Место погребения остаётся неизвестным. Священномученик митрополит Петр был канонизирован Русской православной Церковью Заграницей в сонме Новомучеников и исповедников Российских в 1981 г. (сравнить с вынужденной канонизацией МП большей частью сергианских "мучеников" в 2000 г. - после более чем 10 - летнего "как-бы падения" коммунизма в России)

Священномученик Петр (Полянский), митрополит Крутицкий.

Дни памяти:
Первое воскресение, начиная от 25.01/07.02 – Собор новомучеников и исповедников Российских
5/18 октября – Собор Московских святителей
В неделю перед 26.08/08.09 – Собор Московских святых
27.09/10.10 – день мученической кончины (1937 г.)

Священномученик митрополит Петр (Полянский Петр Федорович) родился 28 июня 1862 года в селе Сторожевом Коротоякского уезда Воронежской губернии в семье сельского священника Феодора Евграфовича Полянского, потомственного почетного гражданина.
Его родной брат – протоиерей Полянский Василий Федорович.

В 1879 году поступил в Воронежскую Духовную семинарию и в 1885 году окончил ее по первому разряду.

В 1885-88 годах служил псаломщиком при церкви села Девицы в Коротоякском уезде.

В 1888 году поступил в Московскую Духовную академию и в 1892 году окончил ее со степенью кандидата Богословия за диссертацию на тему «О Пастырских посланиях».

С 1892 года – помощник инспектора Московской Духовной академии и преподаватель Духовного училища в городе Звенигороде Московской губернии.
В академии трудился над магистерской диссертацией на тему "Первое послание святого Апостола Павла к Тимофею", которую защитил в 1897 году.

В 1897 году за участие в первой всеобщей переписи населения П.Ф. Полянский удостоен благодарности Его Императорского Величества Государя Императора Николая II Александровича.

С 1897 по 1909 год – смотритель Духовного училища в местечке Жировицы Слонимского уезда Гродненской губернии.
Полный энергии и необычайно простой в обращении, Петр Федорович надлежащим образом поставил в Жировицах учебное дело как в воспитательном, так и в хозяйственном отношении. Своим жизнерадостным характером он объединил преподавательский коллектив в одну семью. Все усердно и заинтересованно трудились, а в свободное от занятий время дружно и интересно отдыхали. Училищный комитет при Священном Синоде считал Жировицкое духовное училище образцовым и неоднократно отмечал плодотворную деятельность смотрителя. Энергия Петра Федоровича распространялась и на монастырскую жизнь, в которую он внес немало полезного. А после ревизии самым строгим ревизором училищного комитета Нечаевым П.Ф. Полянский был назначен прямо из Жировиц ревизором духовно-учебных заведений.
В жировицкий период произошло его знакомство с архимандритом Яблочского монастыря, а позднее епископом Люблинским Тихоном (Белавиным), будущим Патриархом. На примере постановки дела в Жировицком духовном училище епископ Тихон оценил способности, возможности и настрой Петра Федоровича.

6 мая 1899 года П.Ф. Полянский Государем Императором Николаем II был награжден орденом святого Станислава III степени.
В том же году "за особые труды, усердие и ревность о деле благоустройства местных церковно-приходских школ удостоен награждения книгой Библия".

В 1900 году совместно с протоиереем Иоанном Корчинским по поручению Гродненского епархиального Училищного Совета занимался устройством летних курсов для повышения квалификации учителей духовных школ епархии. Одновременно Петр Федорович исполнял обязанности члена попечительского совета общества трезвости и почетного мирового судьи Слонимского уезда.

В 1902 году П.Ф. Полянский за усердные труды по церковно-школьному делу получил архипастырское благословение, с выдачей похвального листа и со внесением в формулярный список в деле.

С 15 июля 1909-го до 1916 года – член Учебного Комитета и Училищного Совета при Святейшем Синоде в Санкт-Петербурге.
Исполнял в Комитете обязанности ревизора духовных учебных заведений.
При переводе из Жировиц в Петербург обнаружил подлинно христианское бессребреничество: жалование его убавилось в два с половиной раза, он лишился казенной квартиры, какую имел при училище. И это его новое меньшее жалование оставалось неизменным вплоть до 1915 года, когда он уже был высокопоставленным чиновником, имея чин действительного советника.
В Петербурге близко познакомился со многими выдающимися деятелями Церкви. Петр Федорович был очень живым и жизнерадостным человеком, его природная безунывность поражала всех окружающих. Господь изобильно одарил его нравственным и физическим здоровьем и огромным душевным тактом, так что, узнав его, невозможно было не полюбить.

В 1916-18 годах он – постоянно-присутствующий член Учебного Комитета при Святейшем Синоде.
Председателем Учебного Комитета, начальником Петра Федоровича был будущий его заместитель архиепископ Сергий (Страгородский).

В январе 1918 года, вскоре после прихода к власти большевиков, был издан Декрет об отделении Церкви от государства, который среди прочих дискриминационных мер лишал Церковь прав юридического лица и предусматривал конфискацию всего церковного имущества. После закрытия богоборческими властями всех духовных учебных заведений и упразднения Учебного Комитета Петр Федорович переехал в Москву и принял участие в Поместном Соборе 1917-18 годов.

С 20 сентября 1918 года он работал в секретариате Священного Собора Российской Православной Церкви, где было возобновлено его близкое знакомство со Святейшим Патриархом Тихоном.

В 1920 году Святейший Патриарх Тихон предложил ему принять монашество, священство, епископство и стать его помощником по управлению Церковью.
Предложение Патриарха было сделано тогда, когда уже широко разливалось гонение на Православную Церковь. Некоторые епископы были убиты, имена мучеников входили в самую летопись Поместного Собора. Убивали и тех, кого Собор посылал для выяснения обстоятельств убийств архиереев. Были зверски убиты митрополит Киевский Владимир, архиепископ Пермский Андроник, епископ Тобольский Гермоген, архиепископ Черниговский Василий и с ними многие священнослужители и миряне. Не почет и безбедную жизнь сулило в то время архиерейство, а многие страдания, часто и мученическую кончину.
Петр Федорович принял предложение Патриарха как волю Божию. Придя домой, он сказал: "Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь – я знаю, я подпишу себе тем смертный приговор".

8 октября 1920 года он был хиротонисан во епископа Подольского, викария Московской епархии. Хиротонию возглавил Святейший Патриарх Тихон.

Вскоре после рукоположения во епископа был арестован и заключен в московскую Бутырскую тюрьму, где провел два месяца.
Был осужден и приговорен к трем годам ссылки.

В 1920-23 годах поживал в городе Великий Устюг Вологодской губернии.
Жил сначала у знакомого священника, а затем в сторожке при соборе. Часто служил с местным духовенством.

После освобождения патриарха Тихона из-под ареста многие сосланные и томившиеся в заключении архиереи и священники получили возможность вернуться к своему служению. Среди них был и епископ Подольский Петр. Возвратившись в Москву, он стал ближайшим помощником Первосвятителя.
В 1923 году был возведен в сан архиепископа.
По возвращении Святейшего Патриарха Тихона к церковному управлению, приходы, захваченные обновленцами, переходили под омофор Первосвятителя. Священники, подчинившиеся раскольническому Высшему Церковному Управлению, приносили покаяние в совершенной измене. Перед угрозой потери влияния и власти предводители раскола стали искать объединения с Патриаршей Церковью, надеясь при поддержке гонителей Церкви – богоборных властей – возглавить ее. В окружении Святейшего Патриарха часть епископов готова была искать компромисса с раскольниками; но среди архиереев, твердо выступивших тогда против каких бы то ни было уступок обновленцам, был владыка Петр. На совещании епископов, состоявшемся в Свято-Данииловом монастыре в конце сентября 1923 года, он высказывался против компромисса с раскольниками. И эта линия церковной политики победила.

В 1924 году Владыка был возведен в сан митрополита, назначен митрополитом Крутицким и включен в состав Временного Патриаршего Синода.

По завещанию Святейшего Патриарха Тихона от 7 января 1925 года, митрополит Петр – третий кандидат на должность Местоблюстителя Патриаршего Престола.

12 апреля 1925 года, в день похорон Святейшего Патриарха Тихона, собором русских иерархов, присутствовавших на отпевании патриарха Тихона, митрополит Петр был избран Местоблюстителем Патриаршего Престола.
Восприяв этот пост, он принял на себя всю тяжесть креста Первосвятителя Русской Церкви. Он не был ни политиком, ни дипломатом, единственная ясная цель виделась им – быть со Христом и народом Божиим. И потому он уже тогда твердо решил: не обращаться ни по каким вопросам к представителям ГПУ, ни о чем их не просить и в переговоры с ними не вступать. Он, как мог, старался помочь находящемуся в заключении духовенству, сам собирал и передавал для них деньги и благословил причты храмов жертвовать в их пользу.
Не менее страшным, чем преследование духовенства, бедствием для Церкви в те годы было разрушительное обновленчество. В этот решающий момент Первосвятитель определил свою позицию твердо и однозначно.
28 июля 1925 года Патриарший Местоблюститель обратился со своим историческим посланием к архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Российской Церкви, укрепляя всех колеблющихся и малодушных и нанося сокрушительный удар разорителям Церкви. Значение этого воззвания оказалось огромным, и ни власти, ни обновленцы не могли простить этого митрополиту Петру. Его тотчас же начали обвинять в контрреволюционной деятельности. В обновленческих газетах и журналах развязана была кампания травли Местоблюстителя Патриаршего Престола. Его обвиняли в сношениях с церковной и политической эмиграцией, в контрреволюционных настроениях и антиправительственной деятельности.

Наиболее последовательными защитниками Православия стали в те годы монахи Московского Свято-Даниилова монастыря во главе с настоятелем архиепископом Феодором (Поздеевским). Во время бурления обновленчества Данилов монастырь был несокрушимым оплотом Православия. После ареста патриарха Тихона многие епархиальные архиереи под давлением обновленцев начинали уступать их требованиям и, не имея с кем посоветоваться, обращались в Данилов монастырь и здесь получали неизменную поддержку и твердые советы. Настоятеля монастыря архиепископа Феодора называли столпом Православия. Патриарх Тихон в свое время относился к владыке Феодору с большим уважением и неизменно интересовался его мнением. И митрополит Петр стал поступать согласно с мнением архиепископа Феодора и близких ему архиереев, и, в первую очередь, потому, что в его глазах они были наиболее авторитетными и верными выразителями церковных суждений всего верующего народа, были хранителями и блюстителями чистоты Православия. Монахи оценили твердость и верность Православию Местоблюстителя и стали часто приглашать его служить в монастырь.
12 сентября 1925 года владыка Петр, продолжая традицию особого почитания московскими архипастырями святого благоверного князя Даниила, служил в Свято-Данииловой обители при весьма большом стечении народа. Путь к раке с мощами преподобного князя Даниила в Троицком соборе устилал ковер из живых цветов. Войдя в храм, митрополит Петр прошел к мощам, благоговейно приложился к ним, а затем направился к солее. И тогда над мощами образовалось как бы облако, в котором появился образ князя Даниила. Некоторые монахи вдели и засвидетельствовали, что все то время, пока митрополит Петр шел к алтарю, святой князь Даниил сопровождал его.
Архиепископ Феодор был тогда арестован, и братию возглавлял епископ Парфений (Брянских). Ему после службы митрополит Петр передал деньги для раздачи находящимся в ссылке священнослужителям.
Митрополит Петр занимал по отношению к реформаторским движениям в Церкви такую же позицию, как и настоятель Даниловской обители архиепископ Феодор (Поздеевский) и другие проживавшие в монастыре святого князя Даниила архиереи. В своем обращении к благочинным, причтам и приходским советам Московской епархии Патриарший Местоблюститель писал, что «обновленцы протягивали православным руку примирения только затем, чтобы стащить их в бездну».

В ноябре 1925 года в Москве были арестованы все сколько-нибудь выдающиеся архиереи. Митрополит Петр видел, что и его арест близок и неминуем. Он составил свое завещание о передаче высшей церковной власти и написал к своей пастве: "Меня ожидают труды, суд людской, скорый, но не всегда милостивый. Не боюсь труда – его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого – неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие меня личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей... Если отличительным признаком учеников Христовых, по слову Евангелия, является любовь, то ею должна проникать и вся деятельность служителя алтаря Господня, служителя Бога мира и любви. И да поможет мне в этом Господь! Вас же прошу исполнять с любовью, как послушных детей, все правила, постановления и распоряжения Церкви... Буду молиться, недостойный Пастырь, чтобы мир Божий обитал в сердцах наших во все время жизни нашей".

Представители ГПУ так формулировали свои условия, при выполнении которых они обещали нормализовать юридическое положение Церкви: 1) издание декларации, призывающей верующих к лояльности относительно советской власти; 2) устранение неугодных власти архиереев; 3) осуждение заграничных епископов и 4) контакт в деятельности с правительством в лице представителя ГПУ.
И митрополит Петр решил составить свою декларацию, адресованную советскому правительству, в которой собирался показать, какими он видит отношения Церкви с государством в сложившихся обстоятельствах. По черновому проекту Местоблюстителя текст декларации написал епископ Иоасаф (Удалов), один из членов братства Данилова монастыря, на исповедническую твердость которых владыка Петр опирался. Владыка Иоасаф прочел текст архиереям-даниловцам епископам Пахомию (Кедрову), Парфению (Брянских) и Амвросию (Полянскому) и после их замечаний внес в текст поправки и передал Местоблюстителю.
В проекте декларации, адресованной в Совет народных комиссаров СССР, читаем: "Обращаюсь в Совнарком с просьбой <…> сделать категорические распоряжения ко всем исполнительным органам Союза о прекращении административного давления на Православную Церковь и о точном выполнении ими изданных центральными органами власти узаконений, регулирующих религиозную жизнь населения и обеспечивающих всем верующим полную свободу религиозного самоопределения и самоуправления. В целях практического осуществления этого принципа я прошу, не откладывая далее, зарегистрировать повсеместно на территории СССР староцерковные православные общества, со всеми вытекающими из этого акта правовыми последствиями, и проживающих в Москве архиереев возвратить на места". Имелись, в первую очередь, ввиду архиереи-исповедники и будущие мученики, составлявшие в то время братство Данилова монастыря.

Власти поняли, что им не удастся сделать из Местоблюстителя орудие в исполнение своих разрушительных для Церкви замыслов.
11 ноября 1925 года комиссия по проведению декрета об отделении Церкви от государства при ЦК ВКП(б) приняла решение устроить раскол в Православной Церкви – арестовать всех тех, кто после смерти патриарха Тихона мог возглавить РПЦ и воспротивиться проводимой государством антицерковной политике. Основные, массовые аресты были проведены 30 ноября 1925 года. Были арестованы епископы-даниловцы, близкие митрополиту Петру: Парфений (Брянских), Амвросий (Полянский), Николай (Добронравов), Гурий (Степанов), Иоасаф (Удалов), Пахомий (Кедров), Дамаскин (Цедрик), а также бывшие обер-прокуроры Святейшего Синода Владимир Саблер и Александр Самарин, и другие. Дело получило наименование "Даниловского синода".
Местоблюститель видел, что неминуем и близок и его арест.
5 и 6 декабря 1925 года, предвидя самые худшие последствия для себя, владыка Петр составил два документа, где было сказано: "В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя, временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященному Сергию (Страгородскому), митрополиту Нижегородскому. Возглашение за Богослужением моего имени как Патриаршего Местоблюстителя остается обязательным".

В ночь с 9 на 10 декабря 1925 года митрополит Петр был арестован и заключен во Внутреннюю тюрьму ОГПУ.
Началась страда мучительных допросов и нравственных истязаний в неволе.
С июня по ноябрь 1926 года Владыка содержался в политизоляторе в Суздале, в одиночной камере.
5 ноября 1926 года Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ он был обвинен по групповому "Делу митрополита Петра (Полянского) и др., Москва, 1926 год" в том, что "являлся пособником и укрывателем черносотенно-церковной организации, поставившей себе задачей использование церкви для сплочения реакционного элемента, ведения а/с агитации..." по статье 68 УК РСФСР.
Приговор: 3 года ссылки на Урал.
Как было сказано в обвинительном заключении по делу, "в Москве создалась черносотенная церковная группировка, стремившаяся разжигать и поддерживать постоянное обострение между церковью и соввластью, в надежде на иностранное вмешательство в защиту первой или на интервенцию". Эта группировка получила название "Сергиевской самаринской группировки" по фамилии бывшего обер-прокурора А.Д. Самарина, якобы возглавившего ее, включая так называемых "бывших людей" – жителей города Сергиево, известных в церковных кругах П.Б. Мансурова, П.В. Истомина и др. Митрополит Петр был признан виновным в том, что, "подчинившись руководству монархистов, деятельность свою по управлению Церковью вел по их указке и распоряжениям, стараясь перевести Церковь на положение нелегальной антисоветской организации".
На допросе 18 декабря следователь спросил митрополита Петра: "А возможно ли признание Церковью справедливости социальной революции? – Нет, невозможно, – ответил бывший в заточении Патриарший Местоблюститель. – Социальная революция строится на крови и братоубийстве, чего Церковь признать не может. Лишь война еще может быть благословлена Церковью, поскольку в ней защищается Отечество от иноплеменников и Православная вера".

В ноябре-декабре 1926 года он содержался во Внутренней тюрьме ОГПУ в Москве.
Был отправлен из Москвы этапом через Вятку, Пермь и Свердловск.

В феврале 1927-го был в тюрьмах в Тобольске, затем в Свердловске.
В феврале был поселен властями на территории закрытого Абалакского монастыря, что в Тобольской губернии. Сам варил себе пищу, топил печь, убирал жилье.

В апреле 1927 года был арестован и заключен в тюрьму в городе Тобольске.
11 мая 1928 года Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ был осужден.
Приговор: продление заключения на 2 года.

Летом 1929 года епископ Дамаскин (Цедрик), один из даниловцев, передал сосланному митрополиту Петру письмо Местоблюстителю, в котором сообщал ему о новых нестроениях в Церкви, связанных с появлением Декларации митрополита Сергия, и просил ответов на разные вопросы церковной жизни, в том числе и о границах полномочий митрополита Сергия. Вместе со своим письмом епископ Дамаскин передал Местоблюстителю и копии критических писем митрополита Казанского Кирилла (Смирнова) к митрополиту Сергию, и также письма других архиереев с критикой Декларации.
Ознакомившись с представленными ему документами, с текстом Декларации, в котором митрополитом Сергием было заявлено: «Нам нужно не на словах, а на деле [курсив – ВМ] показать, что верными гражданами советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его»; митрополит Петр в декабре 1929 года направил своему Заместителю письмо, в котором были такие строки: "Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью. <…> Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию ее предстоятелей. Равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превысившие Ваши полномочия. <…> Вы, Владыка, можете себе представить, с каким воплем у нас должны отнестись священнослужители, особенно томящиеся в тюрьмах и ссылках, к голословному заявлению о словах и делах, а затем и о постигшей многих горькой участи".

До 1930 года владыка Петр проживал в ссылке в поселке Хэ Обдорского района Тобольского округа.
Там, за полярным кругом, лишенный всякой медицинской помощи, уже тяжело больной, он был обречен на медленное умирание. Помимо сурового климата, Местоблюстителю приходилось переносить и крайне неприязненное к себе отношение со стороны местных священников-обновленцев. Митрополит Петр в обновленческие храмы не ходил и, глядя на него, перестали их посещать и другие верующие, которые раньше, из-за отсутствия православных храмов, ходили в них.

В феврале 1930 года митрополит Петр отправил из поселка Хэ второе письмо своему Заместителю: "Признаюсь, что из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя. Исполнен я душевной боли и о возникающих раздорах вокруг Вашего управления и других печальных явлениях".

Когда письма митрополита Петра получили огласку, власти были встревожены тем, что плененный ими Местоблюститель продолжает активно влиять на ход церковных дел.
17 августа 1930 года он был вновь арестован и содержался в тюрьмах в Тобольске, затем (с ноября) в Свердловске, в одиночной камере.
В ноябре 1930 года против него было открыто новое "дело". Его обвинили в том, что, находясь в ссылке, он вел "среди окружающего населения пораженческую агитацию, говоря о близкой войне и падении соввласти и необходимости борьбы с последней, а также пытался использовать церковь для постановки борьбы с соввластью".
Владыка Петр продолжил свой мученический путь. В тюрьме у него сломались зубные коронки, власти же оставили без внимания его просьбу вызвать зубного техника. В результате каждый прием пищи превратился для Местоблюстителя в настоящую пытку. Здоровье митрополита, некогда крепкое, было окончательно подорвано. Он с тревогой ложился ночью на тюремную койку – встанет ли завтра. Во время обмороков падал и подолгу лежал без сознания на холодном тюремном полу.
Весной 1931 года под угрозами нового срока ему было предложено стать осведомителем ОГПУ. Несмотря на всю безысходность своего положения, митрополит Петр отказался: "Подобного рода занятия не совместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре".
Спустя несколько дней Владыку частично парализовало: отнялись рука и нога.

Советские власти еще ранее предлагали митрополиту Петру освобождение при условии санкционировать все распоряжения митрополита Сергия, но он категорически отказался от этого, предпочитая влачить свою жизнь в ссылке, в нужде, холоде и голоде, чем поступиться своей архиерейской совестью.
В тюрьме его посетил уполномоченный ОГПУ и предложил снять с себя сан Местоблюстителя. Иначе, угрожал он, ждет новое заключение. Митрополит Петр отказался.

23 июля 1931 года Особым Совещанием ОГПУ Владыка был осужден.
Приговор: 5 лет исправительно-трудовых лагерей, считая срок с момента вынесения приговора. Год, проведенный в одиночной камере, при этом засчитан не был.

С 1931-го по 1937 год Святитель содержался в тюрьме особого назначения в одиночной камере в городе Верхнеуральск Челябинской области.

В 1933 году власти еще более ужесточили условия заключения: ночные и поздневечерние прогулки в общем дворе заменили на прогулки в сыром погребе, на дне которого постоянно скапливались лужи от дождевой воды, а воздух был наполнен испарениями располагавшихся по соседству отхожих мест. Надзирателям было запрещено выводить Местоблюстителя куда-либо, где он мог бы столкнуться с другими людьми.

В конце 1936 года митрополиту Сергию (Страгородскому) было объявлено о смерти святителя Петра.
В декабре 1936 года митрополиту Сергию был усвоен титул Патриаршего Местоблюстителя.
В январе 1937 года по митрополиту Петру отслужена была панихида в Богоявленском соборе в Москве. Между тем, митрополит Петр был еще жив.
Но в июле 1937 года по распоряжению Сталина был издан приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех находившихся в тюрьмах и лагерях исповедников.

В рапорте, поданном 3 августа 1937 года, помощник начальника тюрьмы сообщал: "В заключение должен сказать, что заключенный № 114 производит впечатление непримиримого врага существующего строя, несмотря на всю выдержанность своего разговора (точнее – сдержанность разговора)".
На рапорте резолюция: "Учтите, что заключенный № 114 делал попытку установить связь с внешним миром и использовал для этого ныне уволенного врача тюрьмы, поручая ему передать от него митрополиту Сергию икону. Получал просфоры, как знак привета от духовенства".

К осени 1937 года было открыто новое дело на митрополита Петра.
Из справки по делу № 15313 на Полянского Петра Федоровича: "Отбывая заключение в Верхне-Уральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом Советского государства. Клевещет на существующий строй, якобы действующий вопреки конституции, обвиняя в "гонении на церковь и ее деятелей". Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, результатом чего якобы явилось его заключение в тюрьме, т.к. он не принял к исполнению требований НКВД отказаться от сана местоблюстителя патриаршего престола. Чрезвычайно озлоблен продлением тюремного заключения, заявляя: "а все-таки я теперь не умру". Борьбу с Советской властью считает бесконечной".

2 октября 1937 года тройкой при УНКВД СССР по Челябинской области был обвинен в "к/р деятельности" по статье 58-10 УК РСФСР.
Приговор: высшая мера наказания – расстрел.
Выписка из протокола № 10 заседания тройки УНКВД по Челябинской области от 2 октября 1937 года: "После смерти патриарха Тихона активно продолжал к/р деятельность, возглавлял и обострял к/р активность церковников, направленную на свержение советской власти. Отбывая ссылку в гор. Тобольске, а затем в пос. Хе, свою к/р деятельность не прекратил, давал из ссылки директивные указания и направлял к/р работу, за что коллегией ОГПУ 23.07.31 г. осужден на 5 лет тюремного заключения, срок которого был продлен Особым Совещанием при НКВД СССР 9.07.36 г. на 3 года тюремного заключения. Полянского Петра Федоровича, он же митрополит Крутицкий, расстрелять, лично принадлежащее имущество конфисковать".

10 октября 1937 года в 4 часа дня митрополит Петр был расстрелян, увенчав свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа.
Он был похоронен в городе Магнитогорске Челябинской области.

Священномученик митрополит Петр (Полянский) канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви, 13-16 августа 2000 года.

Литература:
1. Дамаскин (Орловский), иером. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ столетия: Жизнеописания и материалы к ним. Тверь, 1996. Кн. 2. С. 341-369.
2. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917-1943: Сб. в 2-х частях/ Сост. М.Е. Губонин. М., 1994. С. 880.
3. Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. М., 1994. Репр. воспр. изд. 1949-1957 гг. (Джорданвилль). Ч. 1. С. 135-143.
4. ЖМП. 1997. № 4. С. 33-34.
5. Мануил (Лемешевский В.В.), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 гг. (включительно). Erlangen, 1979-1989. Т. 5. С. 388-398.
6. Голубцов С.А., протодиак. Профессура МДА в сетях Гулага и ЧеКа. Москва, 1999г. С. 23-26.
7. Жировицкая обитель. Богословско-литературно художественный листок. 2000. № 5 (18). Свято-Успенский Жировицкий монастырь, 2000. С. 5-8.
8. Следственное дело патриарха Тихона. Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. М.: Памятники исторической мысли, 2000. 1016+32 с. илл. С. 39, 40, 368-371, 383, 384, 387, 389, 392, 393, 396, 400, 414-416, 741, 769, 772, 776, 778, 779.
9. Цыпин В., прот. История Русской Церкви, 1917-1997. Т. 9. М., 1997. С. 106, 110, 112, 118-120, 123-131, 133-148, 154-157, 161, 164, 171, 174-176, 178, 180-182, 184-186, 199, 200, 204, 210-214, 255, 299, 301, 548, 549, 552, 563, 564, 574, 578.
10. Просим освободить из тюремного заключения (письма в защиту репрессированных). М.: Современный писатель, 1998. 208 с., илл. Просим освободить С. 169-171.
11. Первый на Москве. Московский Данилов монастырь. Альбом издательства «Даниловский благовестник». М., 2000.
12. http://pstbi.ru
13. http://drevo.pravbeseda.ru
14. http://fond.centro.ru

Документы:
1. ЦА ФСБ РФ. Д.Н-3677.
2. ГА РФ. Ф.6343. Оп.1. Д.263. Том_Лист Л.86.
3. ГА Челябинской обл. Д.15131.

С вященномученик Пётр, митрополит Крутицкий (в миру Пётр Фёдорович Полянский) родился в 1862 году в благочестивой семье священника села Сторожевое Воронежской епархии. В 1885 году он закончил по I разряду Воронежскую Духовную Семинарию, а в 1892 году Московскую Духовную Академию и был оставлен при ней помощником инспектора.

После занятия ряда ответственных должностей в Жировицком духовном училище, Пётр Фёдорович был переведён в Петербург, в штат Синодального Учебного Комитета, членом которого он стал. Будучи высокопоставленным синодальным чиновником, Пётр Фёдорович отличался бессребреничеством и строгостью. Он объездил с ревизиями едва ли не всю Россию, обследуя состояние духовных школ. При всей своей занятости он находил время для научных занятий и в 1897 году защитил магистерскую диссертацию на тему: «Первое послание святого Апостола Павла к Тимофею. Опыт историко-экзегетического исследования».

Пётр Фёдорович принимал участие в Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917-1918 годов. После революции Пётр Фёдорович до 1920 года служил управляющим Московской фабрикой «Богатырь».

Во время начавшихся гонений на святую Церковь, в 1920 году Святейший Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и стать его помощником в делах церковного управления. Рассказывая об этом предложении брату, он сказал: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то буду предателем Церкви, но, когда соглашусь, я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор».

Сразу после архиерейской хиротонии в 1920 году во епископа Подольского, Владыка Пётр был сослан в Великий Устюг, но после освобождения из-под ареста Святейшего Патриарха Тихона - вернулся в Москву, став ближайшим помощником Российского Первосвятителя. Вскоре он был возведён в сан архиепископа (1923 год), затем стал митрополитом Крутицким (1924 год) и был включён в состав Временного Патриаршего Синода.

В последние месяцы жизни Патриарха Тихона митрополит Пётр был его верным помощником во всех делах управления Церковью. В начале 1925 года Святейший назначил его кандидатом в Местоблюстители Патриаршего Престола после священномучеников митрополита Казанского Кирилла и митрополита Ярославского Агафангела. После кончины Патриарха обязанности Патриаршего Местоблюстителя были возложены на митрополита Петра, поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке. В этой должности Владыка Пётр был утверждён и Архиерейским Собором 1925 года.

В своём управлении Церковью митрополит Пётр шёл по пути Патриарха Тихона - это был путь твёрдого стояния за Православие и бескомпромиссного противодействия обновленческому расколу.

Предвидя свой скорый арест, Владыка составил завещание о своих Заместителях и передал настоятелю Даниловского монастыря деньги, для пересылки ссыльным священнослужителям. Агенты Г. П. У. предлагали ему пойти на уступки, общая какие-то блага для Церкви, но Владыка им отвечал: лжёте; ничего не дадите, а только обещаете...».

В ноябре 1925 года митрополит Пётр был арестован - для него началась пора мучительных допросов и нравственных истязаний. После заключения в Суздальском политизоляторе, Владыку привезли на Лубянку, где ему предлагали отказаться от первосвятительского служения в обмен на свободу, но он ответил, что ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения.

В 1926 году Владыка был отправлен этапом в ссылку на три года в Тобольскую область (село Абалацкое на берегу реки Иртыш), а затем на Крайний Север, в тундру, в зимовье Хэ, расположенное в 200 километрах от Обдорска. Ссылка вскоре была продлена на два года. Святителю удалось снять внаймы у местной старушки-самоедки домик из двух комнат. Сначала, отдохнув от Тобольской тюрьмы, святитель чувствовал облегчение от свежего воздуха, но вскоре с ним случился первый тяжёлый припадок удушья, астмы, и с тех пор он, лишённый медицинской помощи, не покидал постели. Он знал, что на его имя поступают посылки, но не получал их, пароход в Хэ приходил лишь раз в год. Но в той же ссылке Владыка вновь был арестован в 1930 году и заключён в Екатеринбургскую тюрьму на пять лет в одиночную камеру. Затем он был переведён в Верхнеуральский политизолятор. Ему предложили отказаться от Местоблюстительства, взамен обещая свободу, но Святитель категорически отказался от этого предложения.

Ни продление срока ссылки, ни переводы во всё более отдалённые от центра места, ни ужесточение условий заключения не смогли сломить волю Святителя, хотя и сокрушили могучее здоровье Владыки. Все годы тяжёлого одиночного заключения он даже словом не проявил ни к кому неприязни или нерасположения. В то время он писал: «...как Предстоятель Церкви я не должен искать своей линии. В противном случае получилось бы то, что на языке Церковном называется лукавством». На предложение властей принять на себя роль осведомителя в Церкви, Патриарший Местоблюститель резко ответил: «подобного рода занятия несовместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре». И хотя Первосвятитель был лишён возможности управлять Церковью, он оставался в глазах многих мучеников и исповедников, возносивших его имя за Богослужением, надёжным островком твёрдости и верности в годы отступлений и уступок богоборческой власти.

Условия заключения Святителя были очень тяжелы. Владыка страдал от того, что, чувствуя себя в ответе перед Богом за церковную жизнь, он был лишён всякой связи с внешним миром, не знал церковных новостей, не получал писем. Когда же до него дошли сведения о выходе «Декларации» митрополита Сергия (Страгородского), являвшегося его заместителем, Владыка был потрясён. Он был уверен в митрополите Сергии, в том, что тот осознаёт себя лишь «охранителем текущего порядка», «без каких-либо учредительных прав», что Святитель ему и указал в письме 1929 года, где мягко укорил митрополита Сергия за превышение им своих полномочий. В том же письме Владыка просил митрополита Сергия «исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в Ней раздоры и разделения...».

В начале 1928 года с Владыкой имел возможность встретиться и беседовать участник одной научной экспедиции, профессор Н. Ему Владыка так сказал о своей оценке деятельности митрополита Сергия: «Для Первоиерарха подобное воззвание недопустимо. К тому же я не понимаю, зачем собран Синод, как я вижу из подписей под Воззванием, из ненадёжных лиц. В этом воззвании набрасывается на Патриарха и меня тень, будто бы мы вели сношения с заграницей политические, между тем, кроме церковных, никаких отношений не было. Я не принадлежу к числу непримиримых, мною допущено всё, что можно допустить, и мне предлагалось в более приличных выражениях подписать Воззвание, но я не согласился, за это и выслан. Я доверял м. Сергию и вижу, что ошибся».

В 1929 году священномученику Дамаскину, епископу Стародубскому, удалось наладить через связного общение с митрополитом Петром. Через этого связного Святитель устно передал следующее:

«1. Вы, епископы, должны сами сместить митрополита Сергия.

2. Поминать митрополита Сергия за Богослужением не благословляю».

В 1930 году из зимовья Хэ Святитель написал ещё одно, последнее, письмо к митрополиту Сергию, где выразил огорчение, что тот, как лицо ему подчинённое, не посвятил его в свои намерения относительно легализации Церкви путём недопустимых компромиссов: «Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше». Выражая своё отрицательное отношение к компромиссу с коммунистами и к уступкам им, допущенным митрополитом Сергием, Владыка прямо требовал от последнего: «если Вы не в силах защищать Церковь, уйдите в сторону и уступите место более сильному».

Таким образом, Святитель считал, что русские архиереи должны сами наложить прещение на митрополита Сергия за его антиканонические деяния. Возможно, для этого и было подготовлено в 1934 году Послание священномученика архиепископа Серафима (Самойловича) о запрещении митрополита Сергия в священно-служении.

В 1931 году Владыку частично парализовало. Случилось это после визита Тучкова, предложившего Святителю стать осведомителем Г. П. У. Ещё ранее у него началась цинга. В 1933 году больного астмой престарелого Святителя лишили прогулок в общем тюремном дворе, заменив их выходом в отдельный двор-колодец, где воздух был насыщен тюремными испарениями. На первой «прогулке» Владыка потерял сознание. Когда его перевели с ужесточением режима в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения, то поместили снова в одиночной камере, а вместо имени дали № 114. Это был режим строгой изоляции.

Есть свидетельства о том, что митрополит Сергий (Страгородский), ожидая освобождения законного Местоблюстителя, направил советскому правительству письмо, что в случае выхода из заключения митрополита Петра, вся Церковная политика уступок изменится в прямо противоположную сторону. Власти отреагировали должным образом, и Владыка Пётр, дождавшись дня освобождения - 23 июля 1936 года - в Верхнеуральской тюрьме, вместо свободы получил новый срок заключения ещё на три года. К этому моменту ему было уже семьдесят четыре года и власти решили объявить Святителя умершим, о чём и сообщили митрополиту Сергию, которому в декабре был усвоен Патриаршего Местоблюстителя - ещё при живом митрополите Местоблюстителе Петре. Так прошёл ещё год тяжкого заключения для больного старца-первосвятителя.

В июле 1937 года по распоряжению Сталина был разработан оперативный приказ о расстреле в течении четырёх месяцев всех находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила против Святителя обвинение: «...проявляет себя непримиримым врагом советского государства..., обвиняя в гонении на Церковь ее деятелей. Клеветнически обвиняет органы Н. К. В. Д. в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование Н. К. В. Д. отказаться от сана Местоблюстителя».

27 сентября (10 октября н. ст.) 1937 года в 4 часа дня священномученик митрополит Пётр был расстрелян в Магнитогорской тюрьме, и тем самым увенчал свой исповеднический подвиг пролитием мученической крови за Христа

Игумен Дамаскин. "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия".

Тверь, Издательство "Булат", т.1 1992,т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001.

Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Крутицкий Петр (в миру Петр Федорович Полянский) родился 28 июня 1862 года в селе Сторожевом Коротоякского уезда Воронежской губернии в семье священника. У о. Федора было три сына: Александр, Василий и Петр. Александр уехал в Петербург и служил государственным чиновником. Василий готовился к принятию сана священника. Младший, Петр, учился в Московской Духовной академии, которую окончил в 1892 году и был оставлен при ней помощником инспектора. За диссертацию на тему «О Пастырских посланиях» ему была присуждена степень магистра богословия. В 1896 году Петр Федорович был назначен смотрителем духовного училища в Жировицах. С 1906 года он вошел в Учебный комитет при Святейшем Синоде и исполнял обязанности ревизора духовных учебных заведений. Переехав в Петербург, Петр Федорович близко познакомился со многими выдающимися церковными деятелями, которые стали часто бывать у него на квартире. Среди других и архиепископ Литовский Тихон (Белавин). Петр Федорович был живым и жизнерадостным человеком, всех поражала его природная безунывность. Не было, казалось, таких обстоятельств, которые могли заставить его безутешно скорбеть и унывать. Господь изобильно одарил его нравственным и физическим здоровьем и огромным душевным тактом, так что, узнав его, невозможно было не полюбить.

В 1918 году большевики закрыли все духовные учебные заведения, был упразднен и Учебный комитет; Петр Федорович переехал в Москву и здесь принял участие в Поместном Соборе 1917/18 годов.

В 1920 году Патриарх Тихон предложил ему принять монашество, священство, епископство и стать его помощником по управлению Православной Церковью. Предложение Патриарха было сделано тогда, когда уже широко разливалось гонение на Православную Церковь. Некоторые епископы были убиты ~ имена мучеников входили в самою летопись Поместного Собора. Убивали и тех, кого Собор посылал для выяснения обстоятельств убийств архиереев. Были зверски убиты митрополит Киевский Владимир, архиепископ Пермский Андроник, епископ Тобольский Гермоген, архиепископ Черниговский Василий и с ними многие священнослужители и миряне. Не почет и комфорт сулило в то время архиерейство, а многие страдания, а часто и мученическую кончину.

Петр Федорович принял предложение Патриарха как волю Божию, как прозвучавший через Патриарха Божий призыв — послужить Богу и Церкви.

Ему было уже пятьдесят восемь лет. Оставаясь человеком светским, не связанным ни монашескими обетами, ни священным саном, имел он еще возможность умереть своей смертью, но если принимал предложение Патриарха, то такой возможности почти наверняка лишался.

Петр Федорович жил в то время в Армянском переулке в Москве, в доме своего брата, священника Василия, служившего в храме Николы-на-Столпах. Придя домой, Петр Федорович рассказал родственникам о предложении Патриарха и прибавил:

— Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь — я знаю, я подпишу тем себе смертный приговор.

Слова эти сбылись в точности. После рукоположения во епископа Подольского, викария Московской епархии, он был арестован и сослан. Ссылку владыка Петр отбывал в Великом Устюге; сначала жил у знакомого священника, а потом в сторожке при соборе. Власти в ссылке не стесняли его, и он часто служил вместе с великоустюжским духовенством. Вернувшись из ссылки в. 1923 году, он был возведен Патриархом Тихоном в сан архиепископа, а через год — митрополита и назначен митрополитом Крутицким.

На Благовещение 1925 года скончался Патриарх Тихон. Российская Православная Церковь лишилась первоиерарха мудрого и обладавшего в глазах большинства церковных людей бесспорнейшим авторитетом. Незадолго до своей кончины, 7 января 1925 года. Патриарх составил завещание: «В случае нашей кончины, наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха, представляем временно Высокопреосвященнейшему Митрополиту Кириллу. В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Агафангелу. Если же и сему Митрополиту не представится возможности осуществить это, то наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященнейшему Петру, Митрополиту Крутицкому». В день похорон Патриарха Тихона, 12 апреля 1925, года собрался архиерейский собор из сорока пяти архиереев Российской Православной Церкви, которые, ознакомившись с завещанием почившего Патриарха, сделали следующее заявление: «Убедившись в подлинности документа и учитывая 1) — то обстоятельство, что почивший ПАТРИАРХ при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) — что ни Митрополит Кирилл, ни Митрополит Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них... обязанностей, мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосвященнейший Митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего ПАТРИАРХА должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя».

Восприяв пост Местоблюстителя, митрополит Петр принял на себя и все проблемы, стоявшие тогда перед Русской Православной Церковью.

Став Патриаршим Местоблюстителем, он оказался перед необходимостью выбора церковной позиции. Следуя примеру своих предшественников на этом посту, святых митрополитов Петра, Алексия, Филиппа и Гермогена, он решил быть возглавителем и вождем прежде всего — большинства верующего народа. Митрополит Петр не был политиком, не был и дипломатом, единственная ясная цель виделась им — это быть со Христом и народом Божиим. И потому он уже тогда решил твердо — не обращаться ни по каким вопросам к представителям ГПУ, ни о чем их не просить и в переговоры с ними не вступать.

Наиболее последовательными защитниками православия стали в те годы монахи Данилова монастыря во главе с настоятелем, архиепископом Феодором (Поздеевским). Во время бушевания обновленчества Данилов монастырь стал несокрушимым оплотом православия. После ареста Патриарха Тихона многие епархиальные архиереи под давлением обновленцев начинали уступать их требованиям и, не имея с кем посоветоваться, обращались в Данилов монастырь и здесь получали неизменную поддержку и твердые советы. Настоятеля монастыря, архиепископа Феодора, называли столпом православия. Патриарх Тихон относился к владыке Феодору с большим уважением и неизменно интересовался его мнением, хотя и поступал зачастую по-своему. Митрополит Петр стал поступать согласно с мнением архиепископа Феодора и близких тому архиереев, и, в первую очередь, потому, что в его глазах они были наиболее авторитетными и верными выразителями церковных суждений всего верующего народа, были хранителями и блюстителями чистоты православия. Монахи оценили твердость и верность православию Местоблюстителя и стали часто приглашать его служить в монастырь.

30 августа (12 сентября) 1925 года на престольный праздник митрополит Петр служил в монастыре. Троицкая церковь, где стояли мощи преподобного Даниила, и весь монастырь были заполнены народом. Путь к раке преподобного устилал ковер из живых цветов, и вся рака была искусно украшена ими.

Митрополит Петр, войдя в храм, прошел к мощам преподобного и с благоговением приложился к ним. Некоторые монахи видели, что, когда Местоблюститель затем пошел к солее, то над мощами образовалось как бы облако, в котором возник образ преподобного великого князя Даниила. И во все время, пока митрополит Петр шел к алтарю, преподобный сопровождал его.

Архиепископ Феодор был к тому времени арестован, и братию возглавлял архиепископ Парфений (Брянских). Ему после службы митрополит Петр передал деньги для раздачи находящимся в ссылке священнослужителям. Митрополит Петр помогал многим заключенным. Он сам отправлял деньги митрополиту Кириллу (Смирнову), архиепископу Никандру (Феноменову), секретарю Патриарха Тихона Петру Гурьеву и другим. Иногда владыка, получив после службы деньги, сразу же отдавал их на помощь томящимся в тюрьмах и ссылках. По предложению благочинных московских церквей он благословил причты храмов жертвовать в пользу заключенных.

Одной из проблем, стоявших тогда перед Русской Православной Церковью, было разрушительное обновленчество. Обновленцы готовились к своему второму собору, усиленно предлагая православным помириться и принять в нем участие. Некоторым предложение показалось приемлемым, и они начали с обновленцами переговоры о примирении. Пришло время определять свою позицию относительно обновленчества — твердо и однозначно. Местоблюститель написал послание к православной пастве. Для совета передал текст известному церковному деятелю тех лет Александру Дмитриевичу Самарину. 28 июля 1925 года Местоблюститель обратился с посланием к архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Российской Церкви, укрепляя всех колеблющихся и малодушных и нанося сокрушительный удар разорителям Церкви.

Обновленцы писали о нем: «...воззвание митрополита Петра определило всю линию поведения староцерковников... Тон, данный «Крутицами», уже заранее определил позицию староцерковников по всему фронту, и в дальнейшем возможны были только варианты одной и той же политики. При этом по местам легко было уже просто ссылаться на центр, что мы и видим на самом деле...» Так, например, в Ленинградской епархии «среди духовенства появилась «левая группа» тихоновцев, которая склонна была идти навстречу примирительной политике Св. Синода (обновленческого. — И. Д.).

До появления воззвания Петра Крутицкого эта группа подавала надежды, что она окажет свое давление на епископов и постарается сдвинуть их с непримиримой позиции. Но как только появилось воззвание Петра... они заговорили другим языком и опустили свой флаг... то же самое произошло и с тихоновскими мирянами». «...До распространения воззвания Петра Крутицкого большинство духовенства и церковно-приходских советов Тамбовской епархии готовы были принять участие в благочиннических собраниях и епархиальном съезде... на миролюбивое настроение «низов» сильно повлияло воззвание Петра Крутицкого. На благочиннические съезды, собранные после появления этого воззвания, тихоновцы уже почти не явились...» «В целом ряде епархий, как иллюстрируют приведенные данные, идущая из Крутиц непримиримая линия тихоновцев выразилась в полном отказе даже от разговоров о церковном примирении.

Тихоновские архиереи этого типа или отмалчивались, или сразу резко выражали свое отрицательное и враждебное отношение и вообще боялись даже вступать в какие-либо сношения с синодальными представителями: очевидно, они буквально исполняли директивы своего начальства, но были и такие архиереи, где, что называется, удавалось «завязать разговор» с тихоновскими главарями, однако кончались эти разговоры обычно той же непримиримостью».

После послания Местоблюстителя советские газеты начали печатать статьи, обвиняющие его в контрреволюционной деятельности. На обновленческом соборе священник Александр Введенский прочел фальшивый документ, в котором Местоблюститель обвинялся в связях с заграницей.

Уже спустя месяц после смерти Патриарха Тихона ГПУ начало создавать новый раскол в Церкви. Представитель ГПУ Полянский встретился с Московским викарным епископом Борисом (Рукиным) и предложил ему создать инициативную группу «Защита православия» и подать от ее имени соответствующее ходатайство во ВЦИК. Представитель ГПУ уверял, что Православная Церковь после этого будет немедленно легализована, причем Церковь решительно отмежуется от всех новшеств, включая обновленчество. Епископ Борис согласился, но заявил, что один он ничего сделать не может, и отправил представителя ГПУ к Местоблюстителю, рекомендуя тому принять предложение ГПУ. Местоблюститель решительно отверг эту сделку. По Москве пошли слухи, что епископ Борис стал красным большевистским архиереем и замышляет новый раскол. Отношения между епископом Борисом и Местоблюстителем окончательно испортились. Епископ Борис, однако, не оставил своих попыток изменить порядок церковного управления и вновь вступил в переговоры с представителем ГПУ. Договорившись об условиях легализации, он потребовал от Местоблюстителя созыва архиерейского собора, предполагая сместить на нем митрополита Петра с поста. Будучи противником патриаршего управления, епископ Борис добивался отмены патриаршества и возвращения Русской Православной Церкви к синодальной форме правления — коллегией епископов. Местоблюститель решительно отверг все его предложения как провокационные. «Власти несомненно не допустят никакого свободного собрания православных архиереев, не говоря уже о Поместном соборе», — сказал он.

Условия легализации, предложенные Местоблюстителю представителями ГПУ, были: 1) издание декларации, призывающей верующих к лояльности относительно советской власти; 2) устранение неугодных власти архиереев; 3) осуждение заграничных епископов и 4) контакт в деятельности с правительством в лице представителя ГПУ.

Осенью 1925 года Местоблюститель все же решил составить и подать декларацию советскому правительству, показать, какими он видит отношения между Русской Православной Церковью и советским государством. Митрополит Петр набросал черновой вариант и отдельные пункты проекта декларации и передал его епископу Иоасафу (Удалову), прося написать текст. Владыка Иоасаф составил черновой текст, прочел его некоторым архиереям, жившим тогда в Даниловом монастыре, — епископам Пахомию (Кедрову), Парфению (Брянских) и Амвросию (Полянскому) — и после их замечаний внес в текст поправки и передал Местоблюстителю.

Декларация так и не приняла окончательный вид. Местоблюститель не хотел ее передавать советским властям через представителей ГПУ и добивался личной встречи с главой правительства Рыковым. Но советское правительство не желало встречаться с главой Русской Православной Церкви, и проект декларации был изъят при аресте митрополита Петра ГПУ.

В конце ноября 1925 года были арестованы почти все сколько-нибудь выдающиеся архиереи, жившие в то время в Москве. Местоблюститель видел, что неминуем и близок арест. И надо было позаботиться о церковной власти, о судьбе церковного управления. 6 декабря 1925 года он составил следующее распоряжение: «В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять мне обязанности Патриаршего Местоблюстителя временно поручаю исполнение таковых обязанностей Высокопреосвященнейшему Сергию, Митрополиту Нижегородскому. Если же сему Митрополиту не представится возможности осуществлять это, то во временное исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высокопреосвященнейший Михаил, Экзарх Украины, или Высокопреосвященнейший Иосиф, Архиепископ Ростовский, если Митрополит Михаил будет лишен возможности выполнить мое распоряжение.

Возношение за богослужением моего имени, как Патриаршего Местоблюстителя, остается обязательным».

Шаг этот был продиктован благочестивой ревностью о судьбе управления Церковью, желанием оградить Российскую Православную Церковь от анархии и расколов в убеждении того, что два других кандидата в местоблюстители, назначенные Патриархом Тихоном, митрополит Казанский Кирилл и митрополит Ярославский Агафангел, как находящиеся в ссылке, не имеют возможности принять церковное управление. Кроме того, после подтверждения избрания Местоблюстителем митрополита Петра собором архиереев права двух названных кандидатов на местоблюстительство переставали быть безусловными и не могли рассматриваться механически в силу лишь завещания Патриарха Тихона, но только при востребовании прав самими кандидатами и при одобрении архиерейским собором. Патриарший Местоблюститель знал, что полезной будет только законная передача церковной власти при благословении первоиерарха, что безвластие поведет Церковь к анархии и захвату церковного управления группами, имеющими корыстные цели, что поведет, в свою очередь, к разрыву с канонами и традициями Православной Церкви.

9 декабря 1925 года состоялось заседание комиссии по проведению декрета об отделении церкви от государства при ЦК ВКП(б). Прослушали информацию ОГПУ о внутрицерковных группах: как расколоть Церковь, кому помогать, кого уничтожать. Личность митрополита Петра, его благородство, глубокая образованность, ум, выдержка и неизменная доброжелательность к представителям ОГПУ, но без всякой угодливости перед ними, вызывали у них, и, в частности, у Тучкова, раздражение и неприязнь. Представители ОГПУ сообщили, что митрополит, вероятно, откажется от сотрудничества с ОГПУ, направленного в конечном счете на разрушение Церкви. А посему постановили: «Ввиду проводимой им (Местоблюстителем. — И. Д.) явно враждебной Соввласти церковной политики и имеющихся о нем конкретных обвинительных материалов, признать намеченную ОГПУ линию по вопросу о внутрицерковных группировках правильной». (То есть митрополита Петра — арестовать, архиепископа Григория — поддержать.) В тот же день Местоблюститель был арестован.

В начале декабря, незадолго перед арестом, уже ясно предчувствуя его, Местоблюститель решил изложить свою позицию первоиерарха — какие задачи он ставит в своем церковном управлении и как смотрит на него и на свой долг перед паствой. Он писал: «Меня ожидают труды, суд людской, скорый, но не всегда милостивый. Не боюсь труда — его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого — неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие меня личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, — вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем — пастырском — особенно. Не будет ни энергии, ни евангельской любви, ни терпения в служении, если у пастырей не будет сознания долга. А при нем приставникам винограда Господня можно только утешаться, радоваться. Если отличительным признаком учеников Христовых, по слову Евангелия, является любовь, то ею должна проникать и вся деятельность служителя алтаря Господня, служителя Бога мира и любви.

И да поможет мне в этом Господь! Вас же прошу исполнять с любовью, как послушных детей, все правила, постановления и распоряжения Церкви. В них уставы и правила ее многие считают произвольными, лишними, обременительными и даже отжившими. Но мудрецы века при всей своей самоуверенности не изобрели средств укрепить нашу волю в добре, дать человеку почувствовать сладость духовной свободы от страстей, мира совести и торжества победы в борьбе со злом, как это делают труды и подвиги, предписываемые уставами Церкви. К каким несчастным последствиям может привести уклонение от церковных постановлений, показывает горький опыт братии наших по духу и плоти, отколовшихся от единения со святой Церковью, блуждающих во мраке предрассудков, и тем самопроизвольно отчуждающим себя от упования вечной жизни. Буду молиться, недостойный Пастырь, чтобы мир Божий обитал в сердцах наших во все время жизни нашей. Для всякого православного человека, переживающего наши события, они не могут не внушать опасений за судьбу Православной Церкви, пагубный раскол, возглавляемый епископами и пресвитерами, которые забыли Бога и предают своих собратий и благочестивых мирян, — это все, может быть, не так еще опасно для Церкви Божией, которая всегда крепла, обновлялась страданиями. Но грозен, опасен дух лести, ведущий борьбу с Церковью и работающий над ее разрушением под видом заботы...»

Допросы начались почти сразу. 12 декабря был первый допрос. Основное обвинение было: поскольку митрополит Петр не сместил с поста Киевского митрополита Антония (Храповицкого) и не лишил его звания Киевского митрополита, а митрополит Антоний — контрреволюционер, то значит, контрреволюционер и митрополит Петр. Владыка держался с завидным мужеством, но все равно своими ответами на первом допросе был недоволен.

14 декабря 1925 года митрополит Сергий (Страгородский) послал на имя епископа, управляющего Московской епархией, уведомление о том, что в соответствии с распоряжением Патриаршего Местоблюстителя он приступает к исполнению обязанностей Местоблюстителя.

22 декабря группа из девяти епископов во главе с архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским) собралась в Москве. Они заявили, что поскольку деятельность Местоблюстителя Петра контрреволюционна и с арестом его Церковь лишилась управления, то они организовали Высший Временный Церковный Совет.

7 января 1926 года в газете «Известия» было опубликовано сообщение об организации ВВЦС. 14 января митрополит Сергий послал архиепископу Григорию письмо, потребовав ответа о произведенном самочинии. Ответ архиепископа Григория о канонических основаниях ВВЦС был неудовлетворителен, и митрополит Сергий 29 января уведомил его, что он запрещает его и единомышленных с ним архиереев в священнослужении, так что все служебные действия вышеназванных архиереев (рукоположения, назначения, награды и всякие по службе распоряжения), начиная с 22 декабря 1925 года и далее, считать недействительными. С заявлением митрополита Сергия, как заместителя Местоблюстителя, действия по организации Высшего Временного Церковного Совета лишались канонической основы.

Но Тучков очень надеялся на свое соглашение с владыкой Григорием, тем более, что на этот раз ему удалось договориться с православным архиереем, имевшим авторитет. Он предложил архиепископу устроить свидание с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром и от него добиться согласия на учреждение ВВЦС. Архиепископ Григорий составил доклад на имя Местоблюстителя Петра, в котором писал, что после ареста последнего в Русской Православной Церкви начались такие разделения, которые могут вызвать раскол, что митрополит Сергий проживает не в Москве, а в Нижнем Новгороде, и выехать для управления церковными делами не может, что митрополит Михаил отклонил от себя поручение по исполнению обязанностей Патриаршего Местоблюстителя, а архиепископ Иосиф не может принять его, так как он совершенно не известен. Архиепископ Григорий предложил своих кандидатов на исполнение обязанностей высшей церковной власти — себя и трех единомышленных с ним архиереев.

Боясь за судьбу церковного управления, опасаясь анархии и раскола, Местоблюститель резолюцией на докладе архиепископа Григория поручил исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя коллегии из трех архипастырей, из которых он исключил кандидатов, предлагавшихся архиепископом Григорием, повелев им отправляться в свои епархии, и включил в коллегию архиепископа Владимирского Николая (Добронравова) и архиепископа Томского Димитрия (Беликова), известных ему своей твердостью и преданностью Церкви.

Участвовавшие в переговорах уполномоченные ОГПУ Тучков и Казанский ни слова не сказали о том, что архиепископ Николай сидит в тюрьме. Зато архиепископ Димитрий, убеждал Казанский, обязательно прибудет из Томска. И Тучков показал митрополиту Петру фальшивую телеграмму, в которой значилось, что архиепископ Димитрий дня через три-четыре будет в Москве, между тем как последний даже не слыхал о переговорах. Чувство подсказывало Местоблюстителю, что не так обстоит дело, как следователи рисуют ему при молчаливом согласии владыки Григория, но как узнать, находясь в полной изоляции, каково истинное положение Русской Православной Церкви? После долгих раздумий митрополит попросил включить для участия в занятиях новосоздаваемой коллегии митрополита Арсения (Стадницкого). Тучков с готовностью согласился:

— Пожалуйста, напишите телеграмму о вызове, а мы пошлем.

Местоблюститель написал текст телеграммы, подписал, подал Тучкову, тот никуда ее не послал.

Находясь в одиночном заключении, митрополит весьма скорбел — не приведут ли его действия к худшему. Беспокойство в правильности принятого решения о создании коллегии, общая неопределенность и, главное, отсутствие сведений о подлинном положении церковного управления и невозможность их добыть в условиях одиночного заключения — все это сказалось на его здоровье. После посещения архиепископа Григория и Тучкова он заболел тяжелым нервным расстройством и 4 февраля был помещен в тюремную больницу.

Тем временем митрополиту Агафангелу, кандидату на пост Патриаршего Местоблюстителя, власти разрешили выехать из ссылки и вернуться в Ярославль. Но в Пермской тюрьме он был задержан для встречи с Тучковым. Тучков обрисовал ему тяжелое положение Православной Церкви, которое все более ухудшается борьбой за власть между архиепископом Григорием, возглавляющим ВВЦС, и митрополитом Сергием Нижегородским, претендующим на главенство. Тучков предложил митрополиту Агафангелу как бы ради установления церковного мира, ради церковного благополучия, как второму кандидату на пост Патриаршего Местоблюстителя, как заместителю Патриарха, назначаемого последним на эту должность еще в 1922 году, и старейшему, авторитетнейшему архиерею Русской Православной Церкви, вступить в управление Церковью в качестве Патриаршего Местоблюстителя и начать переговоры с правительством о регистрации церковного управления, в чем Тучков обещал оказать митрополиту всяческую поддержку.

Митрополит Агафангел поверил и, не выясняя дальнейшего, не войдя в переговоры по столь важному вопросу с митрополитом Петром, 18 апреля 1926 года составил в Перми послание о своем вступлении в права Патриаршего Местоблюстителя, которое 26 апреля вместе с сопроводительным письмом послал митрополиту Сергию, и не только ему, но и многим епархиальным архиереям, как архиерей уже восприявший пост Местоблюстителя. Еще владыка Агафангел был в Перми, а его воззвание потекло по России, раскалывая Церковь.

Через шесть дней после подписания митрополитом Агафангелом послания и рассылки его по России состоялось заседание комиссии по проведению декрета об отделении церкви от государства. Представитель ОГПУ доложил об успехах на поприще церковных расколов. Постановили: «Проводимую ОГПУ линию по разложению тихоновской части церковников признать правильной и целесообразной. Вести линию на раскол между митрополитом Сергием (назначенным Петром временным Местоблюстителем) и митрополитом Агафангелом, претендующим на Патриаршее Местоблюстительство, укрепляя одновременно третью тихоновскую иерархию — Временный Высший Церковный Совет во главе с архиепископом Григорием как самостоятельную единицу. Выступление Агафангела с воззванием к верующим о принятии на себя обязанностей Местоблюстителя признать своевременным и целесообразным». Дело о митрополите Петре «выделить и продолжать дальнейшее следствие в течение 1-2-х месяцев. Поручить ОГПУ этим временем окончательно выяснить положение о взаимоотношении местоблюстителей Сергия и Агафангела, после чего и решить вопрос о дальнейшем содержании Петра».

22 мая митрополит Сергий испросил у Тучкова разрешения обменяться письмами с митрополитом Петром и сообщил Местоблюстителю, что митрополит Агафангел получил свободу, претендует на пост Патриаршего Местоблюстителя, и предупредил владыку, чтобы тот был осторожен и воздержался от передачи местоблюстительства.

Тучков, хорошо понимая, какую распрю можно разжечь из борьбы за местоблюстительство, с удовольствием передал письмо митрополиту Петру, предложив ему отказаться от местоблюстительства, причем обещал, что в этом случае легализует церковное управление под возглавием митрополита Агафангела и освободит из заключения самого митрополита Петра, после чего тот сможет беспрепятственно проследовать на Кавказ или в Крым для лечения в соответствии со своим желанием.

Это не понравилось Тучкову, но он промолчал, хотя уже знал, что днем раньше митрополит Агафангел решительно отказался от местоблюстительства.

Через несколько дней, 12 июня, митрополит Агафангел в письме на имя митрополита Петра отказался от поста Патриаршего Местоблюстителя. После этого митрополит Петр был переведен в Суздальский политизолятор, где содержался в одиночке, без известий о происходящем за стенами тюрьмы.

Спустя некоторое время Тучков пришел к митрополиту Петру с новым предложением: учредить православный Синод с обязательным включением в него архиепископа Григория. Будет ли участвовать в заседаниях Синода сам митрополит Петр, об этом умалчивалось, но если нужно, заметил Тучков, то члены Синода могут приезжать в Суздальский изолятор и здесь проводить свои заседания. Митрополита Сергия Тучков предложил лишить прав заместителя Местоблюстителя и переместить в Красноярскую епархию. Тучков старался восстановить Местоблюстителя против митрополита Сергия, рассказывая о нем все худое, обвиняя его в интригах и. политиканстве.

Митрополит Петр решительно от этого предложения отказался. Через несколько лет, вспоминая о предложении Тучкова, владыка писал председателю ОГПУ Менжинскому: «...по отношению к митрополиту Сергию, одному из заслуженных, просвещенных и авторитетнейших архиереев, к которому последние относились с уважением и перед которым выражала свою восторженную симпатию и управляемая им паства, — предлагаемая мера была бы посягательством на его достоинство и неслыханное для него оскорбление... Это перешло бы всякие пределы справедливости. А относительно архиепископа Григория должен сказать, что архиерей, лишенный кафедры и подвергшийся запрещению, не может быть членом Синода».

5 ноября 1926 года Патриарший Местоблюститель был приговорен к трем годам ссылки. В декабре митрополита этапом отправили через пересыльные тюрьмы в Тобольск. Только теперь, освобожденный из одиночки, он узнал о положении церковных дел в России и 1 января в Пермской тюрьме составил воззвание, в котором окончательно упразднил коллегию, подтвердил запрещение в священнослужении архиепископа Григория и единомышленных с ним архиереев и сообщил о решении митрополита Агафангела отказаться от принятия на себя обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола.

21 января 1927 года на свидание к Местоблюстителю в Екатеринбургскую тюрьму явился архиепископ Григорий, и митрополит Петр подтвердил, что архиепископ стоит вне молитвенно-канонического общения с ним, и предупредил, что производимая им и его сторонниками смута не может быть терпима в Православной Церкви. Тогда же Местоблюстителю удалось передать свое обращение на волю, и оно стало широко известно.

В феврале 1927 года митрополит Петр прибыл в село Абалак. Власти велели ему поселиться на территории упраздненного Абалакского монастыря. Пока ремонтировали отведенную ему комнату в доме рядом с сельсоветом, владыка жил в поселке. Держался он осторожно, зная, что ГПУ каждое слово может истолковать против него. Монахиня Иоанновского монастыря Евгения Манежных помогла привести в порядок комнату, иногда помогала по хозяйству, но ежедневную работу старец выполнял сам — топил печь, убирал жилье, варил пищу. Прожил он здесь недолго. Пермское воззвание сильно напугало власти, напугал сам факт обращения Местоблюстителя к православной пастве. В начале апреля 1927 года митрополит Петр был арестован и доставлен в Тобольскую тюрьму. 9 июля ВЦИК принял решение о судьбе Патриаршего Местоблюстителя: он был сослан за полярный круг на берег Обской губы в поселок Хэ.

В ссылке владыка Петр жил в атмосфере большой неприязни со стороны местных священников, ибо обдорский, абалакский и хэнский священники были обновленцами, причем последний скрывал это от митрополита. Местоблюститель в обновленческие храмы не ходил, а глядя на него, перестали их посещать и верующие, которых и без того здесь было немного.

В конце 1928 года кончалась трехлетняя ссылка Местоблюстителя, но Тучков не стал ждать окончания ссылки, и 11 мая 1928 года постановлением Особого Совещания ОГПУ срок был продлен еще на два года. Здоровье владыки становилось все хуже, он с трудом переносил климат, особенно в зимние месяцы. 15 июля 1928 года он направил заявление в ОСО ОГПУ и во ВЦИК: «...оставление меня в селе Хэ Обдорского района, далеко за полярным кругом, среди суровой обстановки слишком пагубно отражается на моем здоровье, которое после моего годичного проживания здесь пришло в окончательный упадок... Дальнейшее оставление меня в настоящем, трудно переносимом климате, при моих сильно развивающихся болезнях (эмфизема, миокардит, хронический ларингит и др.) и при отсутствии средств для ослабления их, равносильно обречению на смерть». Заявление было оставлено властями без последствий.

Через год, 15 марта, митрополит снова обратился к властям: «Пробыв около двух лет в селе Хэ, я убедился, что моя болезнь, эмфизема легких, последнее время обострилась, без сомнения, вследствие суровости климата. Но кроме эмфиземы, я еще страдаю миокардитом, каковая болезнь нередко, особенно в сильные морозы, захватывает дыхание и мешает возможности двигаться... Здесь еще я получил ревматические боли в руках и ногах... Уведомление о применении амнистии, на которую я имел одинаковое с другими право, не получил, но получил уведомление о продлении срока ссылки еще на два года. Оставление меня в настоящих суровых климатических условиях без надлежащей медицинской помощи является слишком тяжелым, а посему желательно было бы на новый срок ссылки иметь облегчение своей участи, которое могло бы выразиться в переводе меня куда-либо на юг и в такой пункт, где бы представлялась возможность находиться под наблюдением врачей...» Ответа на письмо Местоблюстителя не последовало. 29 марта 1929 года ГПУ провело у владыки обыск. Искали переписку, но ничего не нашли. Хорошо зная мелочную придирчивость ГПУ, митрополит из переписки ничего не хранил.

А еще были переживания скорбные, грустные. Почти в те же места, в Сургут, был сослан старый знакомый Местоблюстителя, крупнейший знаток жизни и учения святых отцов Церкви, профессор Иван Васильевич Попов. Они переписывались. Несколько раз Иван Васильевич посылал митрополиту Петру денежные переводы, не сообщая от кого, но однажды написал, что эти деньги пересылаются через него митрополитом Сергием (Страгородским). Владыку больно задело, что его заместитель боится пересылать ему деньги открыто. Ведь не за политические преступления находится Патриарший Местоблюститель в ссылке, а за верность Православной Церкви. Благодаря распоряжению митрополита Петра стоит ныне митрополит Сергий во главе Церкви. Заместительство митрополита Сергия — явное, их отношения открытые. Неужели же есть причины заместителю скрывать, что он оказывает материальную помощь тому, кого замещает. И в следующий раз владыка просил Ивана Васильевича отписать митрополиту Сергию, что переводов посылать больше не нужно, так как он ни в чем не нуждается. Все эти неприятные мелочи, однако, не оказывали ни малейшего влияния на решения церковные.,

Из доставленных документов картина представлялась тревожная. Патриарший Местоблюститель видел, что церковный мир нарушается, что некоторые архиереи уходят из административного подчинения митрополиту Сергию, а это чревато расколом. В декабре 1929 года Местоблюститель отослал митрополиту письмо.

Не получив ответа, Местоблюститель в феврале 1930 года послал второе письмо. Но и на это письмо он ответа не получил и тогда летом передал копию декабрьского письма с оказией, одновременно предав его огласке. Это письмо, как и возможность обращения Патриаршего Местоблюстителя к своему заместителю, переполошила власти.

17 августа 1930 года ГПУ арестовало владыку. При аресте ему не было сказано, что его ожидает, а между тем срок ссылки заканчивался через четыре месяца, и митрополит почти все свои вещи роздал нищим. После трехмесячного пребывания в Тобольской тюрьме он был переведен в тюрьму Екатеринбурга, где его посетил уполномоченный ОГПУ Полянский и предложил снять с себя сан Местоблюстителя. Иначе, угрожал он, митрополита ждет новое заключение. Митрополит отказался.

С отказом от местоблюстительства митрополита Петра сразу упали бы и права митрополита Сергия, и Поместная Церковь осталась бы без канонически законного возглавия, что могло только усилить и утвердить все начинающиеся расколы. Нет, своей рукой лить горючее в этот огонь геенский Местоблюститель не хотел и не мог. Он хорошо знал, что расколы не преодолеваются в земной жизни поместных церквей. Воодушевление и вдохновенная проповедь расколоучителей прольются горькими слезами в потомках их последователей. Грех расколоучительства не покроется ни благочестием личной жизни, не омоется и мученической кровью.

В ноябре 1930 года ГПУ открыло против Местоблюстителя новое дело, обвинив его в том, что, находясь в ссылке, вел он «среди окружающего населения пораженческую агитацию, говоря о близкой войне и падении сов-власти и необходимости борьбы с последней, а также пытался использовать церковь для постановки борьбы с соввластью». Начальнику Тобольского окротдела ОГПУ было приказано «раздобыть данные, уличающие Петра Полянского в сношении с церковниками и попытках руководства церковью в антисоветском направлении... обратить внимание на его связь с тобольским духовенством... Подтвердить свидетельскими показаниями... все... факты антисоветской агитации со стороны Полянского, и в особенности факты направления верующих на активную борьбу с обновленцами».

30 ноября Местоблюститель был вызван на допрос; он отвечал: «Находясь в ссылке на тобольском севере, в дела управления Церковью я не вмешивался, был только один случай, я написал митрополиту Сергию письмо, в котором сообщил о дошедших до меня слухах о том, что в Церкви происходят раздоры и разделения в связи с переходом им границ доверенной ему церковной власти, и просил его все это устранить... Далее, находясь в Абалаке, ссыльный священник обратился ко мне. с предложением, очевидно, идущим из Тобольска, о награждении некоторых духовных лиц. Я ему ответил, чтобы местный архиерей написал мне по этому поводу. Со своей стороны я имел в виду представить это митрополиту Сергию со своим мнением».

12 декабря митрополит Петр был вызван к следователю Костину, который прочитал ему обвинительное заключение и предложил ответить на некоторые вопросы. Понимая всю важность ответов и что ОГПУ будет придираться к каждому слову, владыка писал показания собственноручно:

«В предъявленном обвинении виновным себя не признаю. Пораженческой агитацией в ссылке не занимался... Вообще я противником советской власти никогда не был. Советскую власть я признаю, ее распоряжениям подчиняюсь. Повторяю, что против советской власти каких бы то ни было ни с кем разговоров не вел, и это было бы безумием с моей стороны».

14 января следователь объявил владыке об окончании следствия и спросил, желает ли он дополнить свои показания. Митрополит написал:

«Я решительно заявляю о своей непричастности к тем действиям, в которых хотят меня обвинить... действиям нелепым и детски наивным... Я знаю, что совесть моя чиста, и это побуждает меня просить о проявлении ко мне советской справедливости, учитывая при этом мою старость, обремененную болезнями, и продолжительную ссылку... Нельзя не принять во внимание и того, что контрреволюционной деятельности отводится время четыре года тому назад, никто из властей ни одним словом до последнего времени не упрекнул меня в том».

Допрос кончился, и снова — одиночное заключение. Митрополиту Петру было шестьдесят девять лет. От природы могучее здоровье сокрушено за девять лет ссылок и тюрем. Словно надеясь на его скорую смерть, митрополита ставили в невыносимые условия; так прошел почти год одиночного екатеринбургского заключения — без передач, без свиданий с кем бы то ни было, кроме уполномоченных ГПУ и тюремных надзирателей, почти без прогулок. В тюрьме сломались зубные коронки, он обратился к властям, чтобы те вызвали зубного техника, но власти оставили просьбу без внимания. Отсутствие коронок и невозможность хорошенько пережевывать пищу привели к тому, что после каждого приема еды у него случались сильные боли в желудке и в конце концов развился катар. Ночами все чаще стали случаться приступы астмы. Он с тревогой ложился ночью на тюремную койку, с сомнением — встанет ли завтра. Приступы астмы бывали чаще всего после полуночи, сопровождаясь нестерпимыми страданиями. Во время обмороков он падал и подолгу лежал на тюремном полу. Иногда это продолжалось так долго, что входил надзиратель и переносил старца-митрополита на койку.

Весной 1931 года в тюрьму прибыл Тучков и предложил Местоблюстителю стать осведомителем ОГПУ, угрожая в случае отказа новым сроком заключения. Предложено было безысходно. Владыка сказал нечто неопределенное и тут же спохватился. Он почувствовал, что его душе угрожает большая опасность. И потеряв обычную свою выдержку и благожелательность, которую он неизменно сохранял к своим мучителям, ответил Тучкову резко. Все годы тяжелого одиночного заключения он отгонял от себя худые мысли и чувства. Благодатию Божией он не то что поступком, а и словом не проявил ни к кому неприязни или нерасположения. И потому разговор в повышенном тоне был ему неприятен. Тучков увидев, что план погубления митрополита не состоялся, стал прощаться.

Странное чувство охватило душу старца, и прошло не менее двух часов прежде чем, помолившись, он сумел успокоиться и уяснить до конца происходящее. Конечно же, и речи не могло быть ни о каком сотрудничестве с ГПУ, и это надо было заявить определенно. В тот же день он обратился к надзирателю, чтобы тот вызвал следователя Костина, присутствовавшего при разговоре, но надзиратель сказал, что того в тюрьме нет. На следующий день митрополит попросил отправить Тучкову телеграмму и затем написал письмо Менжинскому, в котором вежливо, но твердо отказывался от предложения. «Если бы я являлся только гражданином П.Ф., — писал Местоблюститель, — то путь мой был бы направлен иначе, но как первый предстоятель Церкви я не должен искать своей линии. В противном случае получилось бы то, что на языке церковном называется лукавством... Расстроенное здоровье и преклонный возраст не позволят мне со всей серьезностью и чуткостью отнестись к роли осведомителя, взяться за которую предлагал тов. Е. А. Тучков. Нечего и говорить, что подобного рода занятия не совместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре».

Владыка не сомневался, как нужно поступать в случае предложения ГПУ о сотрудничестве. Он в одном из своих тюремных писем писал: «Мы по слабости нашей более или менее отступаем от того идеала, той истины, которая заповедана христианам. Но важно то, чтобы не быть озабоченным только этим земным и ради этого не убивать яростно истину и не сходить с ее пути. Тогда лучше вовсе отречься от Бога... А между тем, если говорить по совести, то дело, которое послужило причиной такой репрессии. нравственно недопустимо не только для предстоятеля Церкви, но и вообще для всякого христианина, в котором господствует идея греха и искупления. В этом деле пришлось бы столкнуться с двумя совершенно противоположными принципами: принципом христианским и принципом революционным. Основой первого принципа служит любовь к ближнему, всепрощение, братство, смирение; а основой второго принципа является:

Цель оправдывает средства — классовая борьба, разгром и т.п. Становясь на точку зрения этого второго принципа, становишься на революционный путь, напрашиваешься на борьбу и таким образом отрекаешься не только от истинного символа христианской веры и уничтожаешь ее основы — идеи любви и другие, но и принципы исповедания веры. Нет нужды говорить, как должна быть разрешена эта дилемма — любовь к ближнему и классовая борьба — серьезно верующим человеком, и, в частности, не наемником, а настоящим пастырем Церкви. Едва ли бы последний знал покой во всю свою жизнь, если бы подвергся искушению со стороны указанных противоречий».

Переживания Патриаршего Местоблюстителя после визита Тучкова были столь сильны, что спустя несколько дней владыку парализовало, отнялись правая рука и нога. Рука со временем пришла в прежнее состояние, а нога окончательно не выздоровела, что давало знать при ходьбе.

Со времени ареста прошло девять месяцев, предъявленное обвинение было смехотворно, но, похоже, Местоблюстителя не собирались выпускать из одиночки. 25 мая 1931 года он писал председателю ОГПУ Менжинскому: «В настоящее время я настолько изнурен, что затрудняюсь двигаться, стоять и даже говорить. Приступы удушья, иногда совместно с обморочными состояниями, участились, и всякий раз после них делаюсь совершенно разбитым и словно немыслящим. Лишение существенных потребностей слишком велико, и все мои мысли фиксированы на одном вопросе: когда же, наконец, окончатся мои скитания по тюрьмам и ссылкам, продолжающиеся вот уже девять лет...

За все время ареста я еще ни разу не видел солнца. Мне приходится положительно подвизаться, сидя в камере. Мои двадцатиминутные прогулки (точнее — сидение у тамбура, ведущего в каменный подвал), по условиям тюремной жизни, обычно совершаются между десятью и половиной двенадцатого ночи, да и то с перерывами. Угнетает также изоляция, лишение права переписываться с родными и получать от знакомых пищу... С особой настойчивостью утверждаю, что контрреволюцией я никогда не занимался, каких-либо противоправительственных деяний не совершал... Обращаюсь в лице Вашем к советской справедливости и убедительно прошу Вас освободить меня из заключения и возвратить на место постоянного жительства, где бы я мог основательно заняться лечением у пользовавших меня раньше профессоров и иметь общение с сослуживцами архиереями — моим заместителем и другими».

23 июля 1931 года Особое Совещание ОГПУ выслушало «дело» митрополита. «Дело» рассматривали в порядке постановления президиума ВЦИК СССР от 9.06.27 года. Постановили: Полянского-Крутицкого Петра Федоровича заключить в концлагерь сроком на пять лет. Считая срок с момента вынесения настоящего постановления». То есть без зачета года, проведенного в одиночке.

19 августа уполномоченные ОГПУ Агранов и Тучков отправили администрации Екатеринбургской тюрьмы служебную записку с рекомендацией, как следует содержать митрополита: «...Полянского (Крутицкого) Петра Федоровича, осужденного к заключению в концлагерь... просьба содержать под стражей во внутреннем изоляторе...»

После объявления приговора следователь Костин посоветовал митрополиту раскаяться и написать покаянное заявление о своем участии в Союзе Русского Народа.

— Я не только не участвовал в такой организации, — ответил Местоблюститель, — но даже и не слышал, чтобы подобная организация существовала в Советском Союзе.

— Тогда вам нужно принести раскаяние за участие в антисоветской организации, — сказал Костин.

— Но я ни в каких подобных организациях не участвовал, — ответил владыка.

Время шло, надежды на освобождение таяли. Удивляло владыку, что мера осуждения по своей тяжести совершенно не соответствовала тому приговору, который ему был зачитан. Он стал просить власти смягчить заключение или освободить его, учитывая отсутствие за ним какого бы то ни было политического преступления. «Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть, как, например, паралич, уже коснувшийся оконечностей правой ноги, — писал он, — или цинга, во власти которой нахожусь свыше трех месяцев, и испытываю сильнейшие боли то в икрах, точно кто их сжимает туго железным обручем, то в подошвах, — стоит встать на ноги, как в подошвы словно гвозди вонзились. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне еще ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его.

С ранней весны вынужден прекратить и ночные выходы. Этому препятствуют приступы удушья (эмфизема), с вечера настолько развивающиеся, что положительно приковывают к месту, бывает, что по камере затруднительно сделать несколько шагов. В последнее время приступы удушья углубились и участились. Неизменно повторяясь каждую ночь, они то и дело поднимают с постели.

Приходится сидеть часами, а иногда и до утра, не ладно делается и с сердцем — тяжелые боли в нем доводят до обморочных состояний... Много раз умолял врача исходатайствовать мне дневные прогулки, лечебное питание взамен общего стола, тяжелого и не соответствующего потребностям организма... но все тщетно, неоднократно и сам обращался к начальству с той же просьбой, и также безрезультатно, а болезни всесильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены. Поступите со мной согласно постановлению... отправьте в концлагерь... как ни тяжело там будет, все-таки несравненно легче настоящей одиночки...»

В июне 1933 года условия заключения еще более ужесточились: ему заменили ночные и поздневечерние прогулки в общем дворе на прогулки в крохотном дворике, представлявшем собою подобие сырого погреба, на дне которого постоянно скапливались от дождевой воды лужи, а воздух был наполнен испарениями отхожих мест, соседствующих с двориком. Когда владыка впервые увидел ночью свое новое место прогулок, ему стало жутко, он почувствовал себя скверно, с ним сделался припадок удушья, и, боясь упасть, он едва добрался до камеры и не сразу пришел в себя.

И снова старец пишет властям. Две темы перед ним — бесконечных страданий и своих обязательств перед Церковью: «...неослабно подвергаюсь лишениям даже тех элементарных прав, какие здесь разрешены... с конца лета 1930 года и до сего дня еще ни разу не видел солнца... воздух здесь... пронизан едкой пылью каменного угля, а зимой... дымом и сажей, обильно выбрасываемой из трубы котельной...

В общей сложности мое пребывание в тюрьмах, политизоляторах и ссылках продолжается уже более десяти лет... Ввиду изложенных обстоятельств... решаюсь ходатайствовать о сокращении в порядке амнистии срока моего наказания до трех лет, с зачетом предварительного заключения... Для совершения приписываемого мне преступления у меня не только не было никакого желания, но даже и физической возможности... Обвинение по 58 статье было выдвинуто совершенно неожиданно после того... как я высказал противоположное суждение по вопросу об отречении от местоблюстительства.

(Для себя лично, с точки зрения своего естественного эгоизма, я не должен бы в этом вопросе расходиться с представителями власти, но я не мог поступить иначе.)

В сущности местоблюстительство лично для меня не представляет интереса, наоборот, оно все время держит меня в оковах гнета... Но я должен считаться с тем обстоятельством, что решение данного вопроса не зависит от моей инициативы и не может быть актом моей единоличной воли. Своим званием я неразрывно связан с духовными интересами и волей всей Поместной Церкви. Таким образом, вопрос о распоряжении местоблюстительством, как не являющийся личным вопросом, не подлежит и личному усмотрению, в противном случае я оказался бы изменником Святой Церкви. Между прочим и в акте о моем вступлении имеется напоминание, что я обязан не уклоняться от исполнения воли Патриарха Тихона, а следовательно и воли подписавшихся к акту архиереев... равно как и воли клира и верующих, девятый год состоящих со мной в молитвенном общении».

Шли месяцы и годы, а в положении Местоблюстителя ничего не менялось, разве что условия становились все жестче и строже: его перевели в одиночку Верхнеуральской Тюрьмы Особого Назначения; надзирателям здесь было запрещено куда-либо его выводить, где он мог бы столкнуться с другими людьми.

В Верхнеуральской тюрьме митрополит Петр пробыл до окончания срока, 23 июля 1936 года. День прошел, но его не освободили. Еще 9 июля 1936 года состоялось заседание Особого Совещания при НКВД СССР (за секретаря — Тучков), на котором было решено продлить срок заключения митрополита Петра еще на три года; было послано ходатайство об утверждении срока во ВЦИК СССР. Состоявшееся 25 августа заседание президиума ВЦИК постановило ходатайство Особого Совещания НКВД о продлении срока тюремного заключения еще на три года удовлетворить. 1 сентября 1936 года Патриаршему Местоблюстителю объявили о продлении срока. Митрополиту Петру было уже семьдесят четыре года, и срок этот можно было считать пожизненным.

Во всяком случае власти решили считать святителя умершим, о чем и сообщили митрополиту Сергию. В декабре 1936 года митрополиту Сергию был усвоен титул Патриаршего Местоблюстителя. А Местоблюститель был еще жив. И так прошел еще год заключения. В июле 1937 года по распоряжению Сталина был разработан оперативный приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила против митрополита Петра обвинение: «Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом советского государства, клевещет на существующий государственный строй... обвиняя в «гонении на Церковь», «ее деятелей». Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола».

2 октября 1937 года Тройка НКВД по Челябинской области приговорила Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра к расстрелу. Он был расстрелян через несколько дней, 10 октября в четыре часа дня.

Предшественник: Никандр (Феноменов) Преемник: Николай (Ярушевич) 25 сентября - Преемник: Серафим (Силичев) Имя при рождении: Пётр Фёдорович Полянский Рождение: 28 июня (10 июля) (1862-07-10 )
село Сторожевое , Коротоякский уезд , Воронежская губерния Смерть: 10 октября (1937-10-10 ) (75 лет)
Челябинская область Принятие монашества: 8 октября

Митрополи́т Пе́тр (в миру Пётр Фёдорович Поля́нский ; 28 июня (10 июля) , село Сторожевое , Коротоякский уезд , Воронежская губерния - 10 октября , Челябинская область) - епископ Православной российской церкви , митрополит Крутицкий; патриарший местоблюститель с 1925 года до ложного сообщения о его кончине (конец 1936 года).

Биография

Родился 28 июня 1862 года в селе Сторожевое Коротоякского уезда Воронежской епархии в семье приходского священника.

Работал главным бухгалтером в кооперативной артели «Богатырь». Жил в Москве, в доме своего брата, священника церкви Николы-на-Столпах Василия Полянского.

Принятие сана и архипастырская деятельность

Патриарх Тихон предложил ему принять постриг, священство и епископство и стать его помощником в делах церковного управления в условиях репрессий большевиков против церкви. Предложение принял, сказав при этом своим родственникам: «Я не могу отказаться. Если я откажусь, то я буду предателем Церкви, но когда соглашусь, - я знаю, я подпишу сам себе смертный приговор». Был пострижен в монашество и рукоположён во священника митрополитом Сергием (Страгородским). 8 октября 1920 года хиротонисан патриархом Тихоном и другими архиереями во епископа Подольского , викария Московской епархии. Сразу после хиротонии был арестован и сослан в Великий Устюг . Там он жил вначале у знакомого священника, потом в сторожке при городском соборе. В ссылке он имел возможность совершать Божественную литургию в сослужении великоустюжского духовенства.

Возвратившись в Москву, он стал ближайшим помощником патриарха, был возведён в сан архиепископа Подольского (1923 год) потом митрополита Крутицкого (1924 год) и включён в состав Временного Патриаршего Синода. На совещании епископов, состоявшемся в Свято-Даниловом монастыре , в конце сентября 1923 года высказывался против компромисса с обновленцами.

Патриарший местоблюститель

Патриарх Тихон и митрополит Петр, епископ Феодор (Поздеевский)

В случае нашей кончины наши Патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового Патриарха , представляем временно Высокопреосв. Митрополиту Кириллу . В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к Высокопреосв. Митрополиту Агафангелу . Если же и сему Митрополиту не представится возможность осуществить это, то наши Патриаршие права и обязанности переходят к Высокопреосвященнейшему Петру Митрополиту Крутицкому.

Патриарх Тихон скончался 25 марта (7 апреля) 1925 года. Поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел тогда находились в ссылке, местоблюстительские обязанности по кончине Патриарха Тихона немедленно взял на себя митрополит Петр; 9 апреля он направил председателю ВЦИК М. И. Калинину следующую записку :

Вступая в управление Православной Русской Церковью долгом почитаю, как гражданин СССР, препроводить Вам прилагаемую при сем копию акта от 7 января 1925 г., собственноручно написанного почившим первоиерархом Русской Православной Церкви Патриархом Тихоном, коим на случай его кончины Патриаршие права и обязанности переданы мне как Местоблюстителю Патриаршего места. Патриарший Местоблюститель Петр, митрополит Крутицкий.

В день погребения Патриарха Тихона, 12 апреля (н. ст.) 1925 года, состоялось совещание собравшихся на его отпевание архипастырей; ознакомившись с текстом «Завещания», епископы постановили подчиниться воле почившего первосвятителя: поскольку митрополиты Кирилл и Агафангел находились в ссылке, обязанности патриаршего местоблюстителя возложены были на митрополита Крутицкого Петра, о чём было составлено заключение. В тот же день митрополит Петр, как патриарший местоблюститель, обратился к Церкви с посланием, включавшим в себя как текст «Завещания» покойного патриарха, так и заключение о его подлинности, подписанное присутствовавшими на его оглашении архипастырями :

<…> учитывая 1) - то обстоятельство, что почивший ПАТРИАРХ при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) что ни Митроп. Кирилл, ни Митроп. Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосв. Митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего ПАТРИАРХА должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя.

Акт был подписан 58-ю епископами Российской Церкви.

В качестве местоблюстителя помогал многим заключённым и сосланным. Получая после службы пожертвованные деньги, обычно сразу отдавал их для пересылки в тюрьмы, лагеря и места ссылки. Он дал благословение приходским причтам жертвовать в пользу заключённых священнослужителей. Часто совершал Божественную литургию в московских приходских и монастырских церквах, в том числе в Свято-Даниловом монастыре.

Решительно выступил против любых договорённостей с обновленцами, которые в 1925 году провели свой 2-й собор, на который пригласили представителей «староцерковников». Обратился к архипастырям, пастырям и всем чадам церкви с посланием, в котором говорилось:

Должно твёрдо помнить, что по каноническим правилам Вселенской Церкви все <…> самочинно устраиваемые собрания, как и бывшее в 1923 году живоцерковное собрание, незаконны. Поэтому на них присутствовать православным христианам, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящие собрания канонические правила воспрещают.

В результате абсолютное большинство клириков и паствы митрополита Петра отказались от компромисса с обновленцами. Представители обновленчества обвиняли его в сношениях с церковной и политической эмиграцией (в том числе в признании, совместно с Патриархом Тихоном, великого князя Кирилла Владимировича «прямым и законным наследником престола»), в контрреволюционных настроениях и антиправительственной деятельности.

Отказался пойти на условия карательных органов (ГПУ), на которых те обещали нормализовать юридическое положение Церкви. Условия включали в себя издание послания, призывающего духовенство и верующих к лояльности относительно советской власти, устранение неугодных власти архиереев, осуждение заграничных епископов и контакт в деятельности с правительством в лице представителя ГПУ.

В ноябре - декабре 1925 года были арестованы епископы, принадлежащие к числу сторонников митрополита Петра. В начале декабря, зная о предстоящем аресте, писал:

Меня ожидают труды, суд людской, но не всегда милостивый. Не боюсь труда - его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого - неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, - вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем - пастырском - особенно.