Хворост Дмитрий Александрович
Волшебные истории. Трилогия
Странник
Хворост Дмитрий Александрович
Волшебные истории. Трилогия
Странник
Пролог
Что может быть интереснее и желаннее для маленького ребёнка, чем нарушить запреты родителей и пойти куда-нибудь, куда тебе категорически запрещают? Правильно, ничего! Это как показать красную тряпку быку или поджечь пчелиный улей. Вот и я ничем не отличался от всех обычных мальчишек в семь-восемь лет.
Наша семья жила в этом городе уже давно – тут было относительно чисто и безопасно, он располагался на пересечении крупных торговых путей, что давало немалый приток денег. Торговцы средней руки, вот кто были мои родители. Перекупали и продавали, выручая выгоду на разнице, сдавали склады для проходящих мимо купцов, держали пару гостиниц. Ну а я играл, где хотел, и делал, что хотел, благо, возможность была. Не могу сказать, что был таким уж испорченным и непослушным, но дети есть дети.
И, как у многих других подростков Сейтира, у меня тоже была заветная мечта, а по совместительству, любимое развлечение: заняться исследованием проходов, что пронизывали землю под нашим городом. Это была его главная достопримечательность. Древние катакомбы, на которых были построены новые дома. По большей части их использовали как канализацию и свалку для мусора, но сеть туннелей расползалась гораздо дальше, и градоправителю было невдомёк заниматься их уничтожением или приспособлением под хозяйственные нужды. Его дальний предшественник, от греха подальше, завалил все более-менее крупные входы в "ненужные" части системы.
Вот мы с друзьями и предпринимали ежедневные вылазки, с целью найти хоть один проход туда и хоть чуть-чуть приподнять манящую завесу таинства и приключений.
И, конечно же, в конце концов, мы отыскали щель, как раз такого размера, чтобы мог пролезть ребёнок. Она находилась далеко за городской стеной, на опушке густого леса, простиравшегося десяток лиг на запад и сотни на север, вплоть до Хрустальных Пиков, и носящего зловещее название "Мёртвый". Нас было трое: я, Марко – младший сын мясника с нашей улицы, и Кэрол – сирота из приюта. Обычно наша компания насчитывала гораздо больше человек, но в тот день многие не пришли из-за приезда рыцарей Доториса, бога порядка. Люди со всего города собирались, чтобы поприветствовать этих бравых вояк, а нам это играло на руку – никто не приметит наше отсутствие.
Итак, мы с предвкушением стояли у границы неведомого.
Света от чадящих, самодельных факелов было мало – локтей восемь, не больше. Несмотря на летний зной сверху, тут было свежо, можно сказать даже прохладно. Ход вёл в сторону города с ощутимым уклоном, периодически перемежаясь с лестницами на несколько крутых ступеней и желобами для воды. С потолка то и дело срывались крупные капли, прерывая тишину перезвоном, от которого, из-за гулкого эха, мурашки бежали по коже. Кое-где кладка или опоры не выдержали напора сырости и времени, развалившись и засыпав туннель горками жирной глины.
Как ты думаешь, что мы тут найдём? – не выдержал и спросил более трусливый Марко, которому неуютно было идти в тишине, но он стеснялся признаться об этом вслух.
Говорят, в центре катакомб спрятан огромный клад! Каменья, золото, даже магические артефакты! – с горящими от азарта глазами ответил ему Кэрол, с малого возраста мечтавший о богатствах. – И всё это будет наше, если на то будет воля Каэлерис.
Вздор и сплетни, – фыркнул я, не оборачиваясь и внимательно смотря под ноги. Тут было целое раздолье выбоин, камней и каких-то растений, похожих на мох или лишай. Поскользнуться или запнуться обо всё это было плёвым делом. – Если бы тут и было сокровище, то его давно вытащили. Конклав магов или церковь, кто-нибудь из них. Ну, или, в крайнем случае, первый попавшийся храбрец, нашедший подобную трещину.
Эрик, если тебе не нужен клад, тогда почему ты здесь? – удивился Кэрол.
Сам не знаю. Любопытно ведь! Кроме сокровищ в мире существует ещё множество захватывающих вещей, – глубокомысленно ответил я, пробираясь сквозь очередной завал.
Вскоре архитектура переменилась. Нескончаемый однообразный коридор уступил место череде квадратных комнат с высокими сводчатыми потолками и двумя-тремя выходами из них. Мы старались идти только прямо, чтобы не заблудиться в этом хитросплетённом лабиринте, но иногда выбора просто не было. Когда приходилось сворачивать, я делал углём небольшие пометки на стенах. А ещё появился тревожащий всех кисловато-мускусный запах, которому было не место здесь. И, что странно, не видно было ни единой крысы, хотя на верхних ярусах они стелились живым ковром.
Наконец, после всеединые знают какого поворота, наша троица вышла в огромную естественную каверну. Создатели этих катакомб её кое-как обработали – пол был ровный и на нём мелкой плиткой выложили цветную мозаику. Но тусклого света факелов не хватало, чтобы выхватить у темноты всё помещение, поэтому, то, что там было изображено, оставалось загадкой. Стены, уходящие во мрак, оказались из неотёсанного камня, а с потолка в сотнях мест капала вода. Редкие колонны из светло-серого мрамора чередовались со сталагнатами, появившимися естественным путём.
Только я хотел предложить повернуть назад, так как тут слишком легко можно сбиться с дороги, как по пещере эхом прокатились всхлипывания плачущего ребёнка. Мне почему-то сразу захотелось найти потерявшегося в кромешной тьме бедолагу. А вот мои спутники имели на этот счёт совершенно противоположное мнение – у Кэрола тряслись коленки, а Марк стал белее мела. Секунду ничего не происходило, а затем своды огласил громкий плач.
ПРИЗРАКИ! – истошно завизжали оба и, не разбирая дороги, с воплями бросились туда, откуда мы пришли, призывая богов к себе на помощь.
Но я остался стоять на месте. В этих звуках не было ни капельки враждебности. Мне всё ещё настойчиво казалось, что, чем бы ни было существо, рыдающее вдалеке, оно не представляло никакой опасности. Крики моих друзей затихли вдалеке, а я всё стоял и вслушивался в наступившую тишину. Ни плача, ни всхлипов, лишь перезвон капель, длящийся уже не одну Эпоху. Песчинки в невидимой клепсидре времени падали одна за другой, а меня охватил какой-то столбняк. Казалось, что мне ни в коем случае нельзя двигаться, иначе упущу чрезвычайно важное в своей жизни событие.
Глупость какая… – подбадривая себя, буркнул я, собираясь плюнуть на всякие странности и пойти догонять друзей, как вдруг, вдалеке, за едва видимой колонной, в свете факела что-то сверкнуло. Нечто живое высунулось из-за неё и, прежде чем мне удалось это разглядеть, шмыгнуло обратно. – Кто здесь!?
Крикнул и сразу же пожалел, так что бы тут не находилось, оно явно не человек. Людская нога не ступала по этому полу уже больше нескольких сотен лет. Моё воображение, вместе с подстёгнутым ужасом разумом, начали рисовать перед глазами образы различных монстров, один ужаснее другого. Однако…
Яааа… – донесся запоздалый ответ из-за ближайшей колонны по правую руку от меня. Существо каким-то макаром преодолело всё это расстояние, оставаясь незамеченным. Голос у неожиданного гостя был похож на человеческий, но он сильно растягивал звуки, будто не успевая закончить их в нужный момент. И, быть может, мне показалось, но говорила девочка.
Не знаю, – совсем растерянно ответила колонна, вновь начав грустно всхлипывать.
Выйди, покажись! – набравшись смелости, попросил я. Кем это существо ни было, оно явно было напугано и потрясено чуть ли не больше меня. – Не бойся, я тебя не обижу.
Хочу вам рассказать волшебную историю про Вику и её сбывшейся мечте.
Когда Вике было 7 лет, она очень мечтала о щенке. Каждое утро она просыпалась и представляла, что в её комнате на мягкой уютной подушечке лежит крохотный, ласковый щенок. Родители были против появления в семье питомца, а ей очень этого хотелось.
Вот наступил Новый год и Вике преподнесли много подарков, но самая главная её мечта так не сбылась.
У знакомых родителей Вики была собака (королевский пудель) Рина. После празднования Нового Года Вика с родителями пришла в гости к этим людям. Там так было здорово! Но вдруг собаке Рине стало плохо. Вика очень испугалась. Папа сказал: «Не переживай, просто у Рины скоро появятся щенята».
Прошли Новогодние праздники и наступило Рождество, а Вика всегда знала что это волшебный день. Про Рождество много написано историй, событий, которые происходили с детьми и взрослыми. Ведь это такой чудесный день: люди радуются друг другу, желают счастья и здоровья.
В это рождественское утро Вику ждало и в самом деле чудо. Она спала в своей уютной светлой, как у всех девочек, красивой комнате, но что – то было не обычно. Кто-то мягкой лапой теребил ей нос. Открыв глаза, Вика радостно закричала: «Мама, папа, посмотрите! Какое чудо у меня!». Конечно, родители догадались, что её так обрадовало. Ведь они подарили на Рождество того самого щенка, который родился у Рины. Это был маленький клубочек, рыженький, кудрявый, с мягкими лапками.
«Как здорово! У меня теперь, есть мой настоящий друг! Мама посмотри, какой он хорошенький и беззащитный! Я всегда буду за ним ухаживать!» - всё лепетала от счастья Вика.
Как ты его назовешь? – спросил папа.
Мося – ответила Вика.
Они очень подружились. Щенок с каждым днём становился всё взрослее и умнее. Вика играла с Мосей до самого лета.
Как-то летним вечером вся семья отправилась на дачу. Было очень жарко, все старались найти себе местечко в уютном прохладном уголке.
Вика решила пойти и прогуляться. Недалеко от дачного участка бил источник, из которого девочка решила набрать воды. Но земля вокруг него оказалась илистой, и Вика стала проваливаться в ил. Девочка очень испугалась: совсем одна, не может вытащить ногу, все глубже и глубже ее затягивало. Вика стала плакать от отчаяния. Вдруг услышала лай Моси и со всех сил закричала: «Мося! Мося! Ко мне!». Собака услышала голос хозяйки и бросилась ее искать: она бежала то вправо, то влево и, наконец, нашла девочку!
Мося начала громко лаять и облизывать Вику. Но взрослые так и не услышали лая.
Тогда Мося помчалась домой, подскочила к отцу девочки и начала трепать его за штанину, злиться и громко лаять.
Что? Что такое? Мося, куда ты меня тянешь? – спросил он.
Но она не успокаивалась, а ещё громче лаяла, подскочит к калитке - видит, что никто не идёт - обратно к ним, прыгает.
Тут мама догадалась, что Мося приглашает пойти за ней. Родители побежали за собакой среди высокой травы, увидели как Вика плачет и пытается выбраться из этой тягучей грязи.
Увидев их Вика очень обрадовалась, папа, конечно же, помог выбраться своей дочке.
И уже вечером, собравшись за ужином, мама с папой и Вика благодарили Мосю за чудесное спасение.
Вот видишь, Сергей – сказала мама отцу, - мы с тобой раньше были против питомца в доме. Если бы ни Мося, мы бы долго искали свою дочь.
– Да, ты права – сказал отец. - Как хорошо, что Рождество дарит чудо.
Ведь в Рождество мы с тобой решили, сделать сюрприз нашей дочери. Любимец Вики и нас осчастливил: спас нашу любимою и дорогую дочь.
Шли дни, а за ними недели. Жили они счастливо и дружно.
Любви все возрасты покорны. И ещё – все поколения. Но настоящая, прекрасная любовь встречается, наверное, раз на тысячу или десять тысяч пар.
Мы попросили наших читательниц вспомнить, нет ли у них в семье прекрасной легенды о любви бабушек и дедушек.
Чугунное сердце
Бабуля – восемнадцатый ребенок в еврейской семье, попавшей в Сибирь по этапу. Прадед – белорусский мещанин, отличился тем, что дал пощечину губернатору. Так что вся семья загремела в Сибирь, прабабка ехала за этапом на возу, время от времени пересчитывала “сверточки” – детишек (так вовремя заметила пропажу бабушкиной сестры, кстати – нашли!) Бабуля родилась уже в Сибири, выросла, закончил томский университет.
Дед – из крестьян-переселенцев. Пришли из Архангельской (или Вологодской – где-то на границе жили) губернии, в Сибирь, к новой жизни. В семье было три брата. Один воевал за красных, второй – за Колчака. А мой дед плюнул на политику и пошел на рабфак в Томский политех.
Они встретились на строительстве Кузнецкого металлургического комбината (того самого, про который писал Маяковский свой “Город-сад”). Бабуля была переводчицей у американских специалистов. Стояла она как-то на открытии второй домны. Началась плавка, пошел чугун. И капелька раскаленного металла упала к ее туфелькам, застыв в форме сердечка. Как будто знак. Это сердце, размером с небольшую женскую ладонь, до сих пор хранится дома.
Дед был на этом заводе местным инженером-энергетиком. До сих пор помню, как бабушка рассказывала: “Я захожу в контору, а он там сидит. Красивый такой”. Оба были невероятно красивыми. Прожили в гражданском браке всю очень долгую жизнь. У обоих было много поклонников и поклонниц, но даже вариантов не возникало.
Есенин
Мой дед, красавец, актёр-режиссёр влюбился в мою бабушку, когда она работала учительницей – такая была то-о-оненькая, ма-а-аленькая филологиня. И дед был красавец. Она пришла слушать, как он в клубе читает со сцены Есенина – самый любимый поэт был в Красноярске, и когда он читал, простите, “Сукина сына” (про собаку, которая к девушке записки носила) и дошёл до строчек “Да, мне нравилась девушка в белом\А теперь я люблю – в голубом!” он вместо “голубом” прочитал “зелёном” и указал на бабушку, сидящую как раз в зелёном платье. Она смутилась, зал зааплодировал.
Это было в пятидесятых. Они женились и прожили вместе счастливую жизнь.
Дождалась из армии
В те далёкие времена, когда в российской армии служили по 25 лет, призвали одного моего предка в армию. Перед отбытием на службу, зашёл он к другу попрощаться. Друг был женатый, и даже новорождённый ребёнок уже имелся – в колыбельке.
Мой предок, который, конечно, не знал, вернётся ли он вообще, взял на руки младенца из колыбели, и грустно пошутил, что вернётся и на ней женится. Младенец был женского пола. Никто не принял шутку всерьёз, похихикали – да и забыли.
Предок попал в гренадёрский полк, обзавёлся фамилией – тогда крестьяне без фамилий обходились. И как-то благополучно прошли эти годы службы, вернулся солдат домой живой и невредимый.
И что интересно, младенчик тоже выросла и… за всё это время не вышла замуж, хоть и не было изъяна ни во внешности, ни в ум, ни в здоровье. Если учесть, что еще в мои времена девушки в 25 лет официально считались старыми девами, то тогда, наверно, вообще девке не очень весело жилось незамужем.
Когда солдат вернулся, тут-то все и вспомнили старую шутку и их сосватали. Мой отслуживший предок, хоть и был не первой молодости, но жених был завидный – как бывший солдат, он получал пенсию серебром и в армии научился грамоте. Подзабыл родной язык в армии, всё норовил говорить на русском с роднёй – но быстро всё вспомнил. Первый полиглот в нашем роду, остальные тогда только на двух языках умели говорить – чувашском и татарском (вокруг жили татары). А этот ещё и по-русски говорил.
И поженились они, и стали они жить-поживать и добра наживать.
Девушка без адреса
Мою двоюродную бабушку по жизни звали Таней, а по паспорту она была Кира. И фамилию она носила не отчима, а отца, но в курсе этого были не все. Жених её Лёва не знал, например, когда его призвали на фронт. Вернулся потом, стал её искать – а то ли её семья уехала куда-то, то ли вообще дома того нет, никто ничего не знает. Обратился в милицию – Татьяны такой-то, говорят, тут и не было НИ-КОГ-ДА. Ситуация казалась безвыходной, но Лёва не сдавался и продолжал всех спрашивать. И наткнулся на бывшую Танину соседку, которая знала, куда уехала семья. Так что у меня теперь гены обоих.
Яблочки
Моя бабушка в тридцатых на фабрике работала и дружила с одной женщиной, лет на пять старше неё. Женщине всё время приносил обед единственный сын. И с какого-то момента обязательно брал ещё яблочко, угостить мамину подружку. Угощал так года три, а потом ему исполнилось шестнадцать (именно так рассказывают). Он мою бабушку в сторону отвёл, стал, как в старом кино, на коленях руки целовать и уговаривать выйти за него замуж. То ли потому, что ей уже за двадцать пять перевалило, то ли ещё почему, но она согласилась. А потом… не пришла на роспись в ЗАГСе, которая должна была тайком пройти, застыдилась. Парнишка уговорил даму в ЗАГСе обязательно расписать его сегодня позже вне очереди, вскочил на велосипед и рванул в общежитие, где моя бабушка жила. Не знаю, как её уговаривал, но через два часа он вышла и как была, в домашнем каком-то платье, на велосипеде с ним доехала до ЗАГСа.
Свекровь их, конечно, домой не пустила. Поначалу бабушка так и ночевала в общежитии, а её молодой муж – ночью в парке в беседке. Потом сняли угол (это значит – часть комнаты, отделённую занавеской и шифоньеркой) и стали там жить. Когда родилась у них первая дочка, тогда только свекровь простила невестку. А до того момента они бок о бок стояли на фабрике за станком и не разговаривали.
Дедушка в войну был на фронте и вернулся почти целым, со шрамами от осколков. И продолжал бабушку чуть не на руках носить до самой смерти. Когда ещё жили в коммуналке, с утра раньше всех вставал и шёл стирать бельё в ванную. Раньше всех – чтобы соседи не увидели и не осудили. Когда у них появилась отдельная квартира при Хрущёве, пылесосил и стирал всегда дедушка, чтобы бабушка не уставала. Говорил: “Неправильно говорят, что стирка – женская работа. Кто хоть раз обстирал семью, знает, как это тяжело. Это мужская должна быть работа, как рубка дров”.
Пережил бабушку только на два месяца.
Статью подготовила Лилит Мазикина
За далёкими морями, у подножия Синей горы, над быстрою рекою Соренгою, есть маленькая страна Айболития. Правит ею доктор Айболит, румяный, седой и добрый. Главные жители этой страны лебеди, зайцы, верблюды, белки, журавли да орлы, да олени.
Рядом с Айболитией — звериное царство Свирепия. Там, среди пустынь и лесов, живут ягуары, шакалы, удавы, носороги и другие кровожадные звери. Царь этой страны — Бармалей. Горе тому, кто заблудится и попадёт в его царство!
Но, к счастью, вдали, на широкой равнине есть могучая страна Чудославия. В этой стране миллионы героев, и среди них — знаменитый боец, доблестный Ваня Васильчиков. Послушайте, как он одолел Бармалея и спас Айболитию от ужасного нашествия диких зверей.
Часть первая
Злая-злая, нехорошая змея
Молодого укусила воробья.
(Больно воробышку, больно!)
Захотел он улететь, да не мог,
И заплакал и упал на песок.
(Больно воробышку, больно!)
И пришла к нему беззубая старуха,
Пучеглазая зелёная лягуха.
(Жалко воробышка, жалко!)
За крыло она воробышка взяла
И больного по болоту повела.
(Жалко воробышка, жалко!)
Из окошка высунулся ёж:
«Ты куда его, зелёная, ведёшь?»
«К доктору, миленький, к доктору!»
«Подожди меня, старуха, под кустом,
Мы вдвоём его скорее доведём —
К доктору, к доброму доктору»
Но такая кругом темнота,
Что не видно в лесу ни куста.
И они заблудились в пути
И не знают, куда им идти.
Только вдруг прибежал светлячок,
Он чудесный фонарик зажёг:
«Идите за мною, друзья,
Мне вашего жаль воробья!»
И они побежали бегом
За его голубым огоньком.
И видят: вдали под сосной
Домик стоит расписной,
И там на балконе сидит
Добрый доктор, седой Айболит.
Он галке крыло перевязывает
И кролику сказку рассказывает.
У входа встречает их
Ласковый слон
И к доктору тихо
Ведёт на балкон.
Но плачет и стонет
Больной воробей,
Он с каждой минутой
Слабей и слабей:
Пришла к нему смерть воробьиная!
И на руки доктор
Больного берёт.
И лечит больного
Всю ночь напролёт.
И лечит, и лечит его до утра.
И вот поглядите — ура! ура! —
Больной встрепенулся,
Крылом шевельнул.
Чирикнул: чик! чик!
И в окно упорхнул.
«Спасибо, мой друг,
Меня вылечил ты!
Вовек не забуду
Твоей доброты!»
А там у порога толпятся убогие:
Слепые утята и белки безногие,
Хромой лягушонок с больным животом,
Худой кукушонок с подбитым крылом
И зайцы волками искусанные.
И лечит их доктор весь день до заката,
И вдруг засмеялись лесные зверята:
«Опять мы здоровы и веселы!»
И в лес убежали играть и плясать,
И даже спасибо забыли сказать,
Забыли сказать до свидания!
А доктор усталый свалился на стул,
Зевнул, улыбнулся и сладко уснул.
Но тотчас же кто-то
Стучится в ворота:
«Ах, доктор, скорее
Спаси бегемота!
У бегемота икота!
Только икнёт бегемот,
Бедное наше болото
Так ходуном и пойдёт!
Даже слоны и удавы
Летят, кувыркаясь, в канавы!»
«Нет, не пойду я
Лечить бегемота,
Мне бегемота
Лечить неохота:
Ваш бегемот —
Кровожадный злодей,
Он задушил четырёх лебедей!»
Но тут прибежали
К нему носороги,
Они закричали
Ему на пороге:
«Спасите гориллу,
Горилла больна;
Живую осу
Проглотила она!»
«Ну что ж!
Проглотила осу!
Я злую осу
Ни за что не спасу!
И злая горилла
Пускай себе мучится,
Пока от обжорства
Она не отучится!»
Но тут к Айболиту стучится волчица
«Я тоже хочу у тебя полечиться!»
«А чем ты хвораешь?»
«Да зубы болят.
Я съела сегодня
Двенадцать козлят!
«Ступай себе, злая!
Лишь добрых лечу я,
Тебя, кровопийцу,
Лечить не хочу я!»
Рассердилася волчица:
«С ними нечего возиться, —
С индюшатами, с ежами,
Да с козлятами!
Если кто и околеет,
Их никто не пожалеет!»
И сказала бегемотица:
«Ишь нашёл о ком заботиться.
Это всё простой народ,
Не беда, коли помрёт».
И акула Каракула
Рот широко распахнула:
«Ты лечи моих детей,
А воробушков не смей!»
И оскалился шакал,
И зубами застучал:
«Нам не надо докторишек
Для каких-то воробьишек!
Мы сейчас тебя съедим,
Никому не отдадим!»
Но смело глядит
На врагов Айболит:
«Ну что же!
Я в вашей власти!
Рвите меня на части!
Хватайте меня
И глотайте меня!
Но знайте, злодеи:
Несметная рать
Будет меня защищать!
Она не простит,
Отомстит,
Она за меня постоит!»
А лютые звери всё злее и злей.
Не будет пощады от лютых зверей.
Ужасны их зубы, рога и копыта,
Они растерзают, убьют Айболита.
Бедный, седой Айболит!
Кто же его защитит?
Тут в окно к нему влетает
«Ты не бойся, добрый доктор,
Не робей!
Не расстанусь, добрый доктор,
Я с тобой,
За тебя я, добрый доктор,
Выйду в бой.
Ведь сегодня, добрый доктор,
Ты меня от смерти спас!
И за это, добрый доктор,
Я спасу тебя сейчас».
И оскалилась горилла,
И рыча проговорила:
«Мы — свирепые зверюги,
Мы — кровавые злодеи,
Никого мы не жалеем,
Кто добрее и слабее.
Мы зубами, мы когтями,
Мы копытом и клыком
Этих тварей беззащитных
Растерзаем, загрызём».
Часть вторая
Война! Война!
Со всех сторон
Дом Айболита окружён!
В саду — моржи, а на дороге —
Гиены, тигры, носороги!
«Ну, доктор, выходи-ка в бой!
Теперь сразимся мы с тобой!»
И поставили злодеи
Девятнадцать батарей,
У двадцатой батареи —
Сам разбойник Бармалей.
Он стоит и не шевелится,
В Айболита прямо целится.
Шестьдесят четыре пушки
Он поставил на опушке,
И с акулою вдвоём
Схоронился за ручьём,
И смеётся, и хохочет,
И кривую саблю точит:
«Ну, теперь-то Айболит
От меня не убежит!»
Отвечает добрый доктор:
«Погоди же ты, зверьё!»
И скликает добрый доктор
Войско верное своё:
«Вы, кузнечики,
Разведчики,
Побегите по полям
К тем зелёным тополям,
И спросите поскорей
У сорок и снегирей,
Где пехота
Бегемота —
Иль у болота,
Чтобы наши журавли
Разбомбить её могли.
И поставьте у калитки
Дальнобойные зенитки.
Чтобы наглый диверсант
К нам не высадил десант!
Ты, лягушка-пулеметчик,
Схоронися за кусточек,
Чтоб на вражескую часть
Неожиданно напасть
Вы, орлицы-партизанки,
Сбейте вражеские танки,
И пустите под откос
Бармалеев паровоз!
Ты же, милый воробей,
В поле вылети скорей,
И лети, лети стрелою
За мохнатою пчелою,
Чтоб мохнатая пчела
Бармалея прогнала!»
Злобно хохочут
Акулы и волки:
«Нет, Айболит, не спасут тебя пчёлки.
Мы навсегда захватили твой дом
И никогда из него не уйдём!»
Но с жужжанием весёлым
Из окошек и дверей
Налетели пчёлы, пчёлы,
Пчёлы, пчёлы, пчёлы, пчёлы,
Пчёлы, пчёлы, пчёлы, пчёлы,
Пчёлы, пчёлы, пчёлы, пчёлы
На испуганных зверей.
И давай колоть их жалами,
Словно острыми кинжалами.
Укусили бегемота,
И от боли бегемот,
Рот разинув, как ворота,
Так и грохнулся в болото
И белугою ревёт.
А они не унимаются,
Пуще прежнего кусаются.
Испугались носороги,
Побежали по дороге,
И в испуге носорог
Носорогу сел на рог.
А над ними пчёлы тучею,
Так и жалят, так и мучают.
И на веточке весёлый
Распевает воробей:
«Аи да пчёлы!
Вот так пчёлы!
Всех зверей они сильней
И умнее и храбрей!»
И звенят над ними птенчики,
Словно звонкие бубенчики:
«О, хвала тебе, хвала!
Трудовая, Боевая,
Беспощадная
Часть третья
Победа! Победа!
Но враг не разбит!
Злодей Бармалей за рекою стоит.
Он стоит,
Бармалей, и позёвывает,
На цветы луговые поплёвывает,
А слюна у него ядовитая:
Где ни плюнет, там змеи и ящерицы.
Он стоит со своими удавами,
Со своими волками кровавыми.
Вкруг него павианы поганые
На траве развалилися пьяные.
Он стоит над весёлыми сёлами,
Над полями стоит он весёлыми
«Истребить! Погубить!
Уничтожить! Убить!
Погубить! Разбомбить!
Ни людей,
Ни детей —
Никого не щадить!»
А за ним крокодилы с гориллами,
С кабанами его тупорылыми
Повторяют и ночью и днём:
«Загрызём! Искалечим! Убьём!»
Долго доктор Айболит
На разбойника глядит:
«Делать нечего!
Придётся
С этой гадиной бороться,
А иначе весь народ
От чудовища умрёт, —
Никого из людей не останется,
Лишь акулы да тигры зубастые».
Четыре дрозда из большого гнезда,
Они закричали:
«Беда! Беда!
Бегите скорее в убежище!»
И сразу во тьме, как четыре гудка,
Вдали замычали четыре быка:
«Тревога! Тревога! Тревога!»
Вышел доктор на балкон, Тихо в небо глянул он:
«Да над нами самолёт,
В самолёте — бегемот,
У того у бегемота
Скорострельный пулемёт.
Он летает над болотом,
Реет бреющим полетом,
Чуть пониже тополей,
И строчит из пулемёта
В перепуганных детей».
Ой, беда! беда! беда!
Мчатся дети, кто куда.
И зайчата бегут
За ежатами,
И кричат, и ревут,
И визжат они
Он взлетел под небеса,
Чёрным вороном взвился
И бросает бомбы, бомбы
На луга и на леса.
И вздыхает и грустит
Добрый доктор Айболит:
Мне поможет?
Кто пирата уничтожит?
Кто взовьётся и собьёт
Этот чёрный самолёт?»
«Я!» — чирикнул воробей,
Прыгая среди ветвей:
«Иль погибну я в бою,
Или я его собью!»
И помчался воробей
Мимо вражьих батарей:
«Вылетайте же за мною,
Восемнадцать журавлей!»
И взлетели над полями
Журавли за журавлями,
И в атаку понеслись:
«Ну, проклятый, берегись!»
Налетели на зверюгу,
Окружили самолёт,
И захрюкал с перепугу
Ошалелый бегемот.
Над темными равнинами
За ним они летят,
И длинными-предлинными
Носами журавлиными
Долбят его, долбят.
Всего его истыкали,
Истыкали, как пиками,
Истыкали, изранили,
Проткнули, протаранили,
И всё ещё долбят его,
Долбят его, проклятого,
Долбят, долбят, долбят:
«Так вот тебе! Так вот тебе,
Бессовестный пират,
Чтобы не смел расстреливать
Беспомощных ребят!»
И глядите: закружился,
Завертелся самолёт,
И свалился, и разбился
Стопудовый бегемот.
И доктор с поклоном сказал журавлям:
«Спасибо, спасибо, отважные, вам».
Потом удалому сказал воробью:
«Вовек не забуду я службу твою».
И птицы в ответ:
«Мы служить тебе рады,
Скорее бы сгинули лютые гады!»
Часть четвертая
Но бой не стихает.
И вот поутру
На тихой поляне в сосновом бору
Весёлое слышится радио:
«Мы сегодня взяли в плен
Сто четырнадцать гиен,
Захватили десять дотов,
Восемнадцать самолётов,
Сто один мотоциклет,
Сто один велосипед,
Нам досталися трофеи:
Сто четыре батареи,
Триста ящиков гранат,
Полевой аэростат
И сто двадцать миллионов
Нерасстрелянных патронов.
А когда врага мы гнали
До исходных рубежей,
К нам тайком перебежали
Триста семьдесят моржей:
«Не хотим служить бандиту,
А послужим Айболиту!»
Отступая, враг поджёг
Лебединый городок,
Но орлицы без усилий
Всё крылами погасили,
А у города Эн-Эн
Мы гориллу взяли в плен
И спасли пятьсот тюленей
Из разрушенных селений.
Правда, враг еще силён,
Так и прёт со всех сторон.
У него на левом фланге —
Лютые орангутанги,
А на правом — сто полков
Бешеных волков.
Но уже близка победа
Над ордою людоеда.
«Скоро, скоро будет он
Побеждён и сокрушён
Окончательно!»
Но тих и печален седой Айболит.
Он, тяжко вздыхая, на камне сидит
И звонкое слушает радио.
И думает он о великих бойцах.
О их благородных и смелых сердцах,
Погибших за вольную родину.
Но вдруг прилетели к нему журавли:
«Мы светлую радость тебе принесли!»
Чудесная есть на востоке страна,
Державою славы зовётся она.
(Слушайте! Слушайте! Слушайте!)
Свободна она и сильна, и горда,
Врагу не сдаётся она никогда.
(Слушайте! Слушайте! Слушайте!)
И витязей много могучих у ней,
Но всех благородней, сильней и храбрей
Доблестный Ваня Васильчиков.
Он шлёт тебе, доктор, сердечный привет
И так говорит: «Если злой людоед
Ворвётся в твою Айболитию, —
Он мигом на помощь к тебе прилетит
И недруга лютого он сокрушит.
Со всем его бешеным полчищем!»
И рад Айболит,
И ликует народ:
«Теперь-то злодей не прорвется вперед.
Прогнать Бармалея от наших ворот
Поможет нам Ваня Васильчиков!»
Часть пятая
И вечер настал.
И на тихой поляне
Смеются и пляшут веселые лани,
И белки, и зайцы, и лебеди.
А доктор в раздумьи
Сидит за столом
С отважным оленем
И мудрым орлом,
И план обсуждает большого сраженья,
Чтоб завтра врагу нанести пораженье.
Сидит и не знает,
Что тайной тропой
Сюда пробралася
Из чащи лесной
Коварная злая лисица.
Что к самому дому,
Подкралась она,
Что встала злодейка
Во тьме у окна
И в тёмной крапиве таится.
Сюда подослал ее сам Бармалей,
Но доктор не знает,
Не знает о ней,
И речи ведёт откровенные
Сто тысяч бойцов
На врага я веду.
Но горе: у нас
Не хватает снарядов!»
«А где же снаряды?» —
Орёл закричал.
И доктор в ответ:
«Меж утёсов и скал
На Синей горе
Под сосной одинокой
Я сам закопал их
В пещере глубокой!»
«Скорее за ними! —
Воскликнул олень. —
Уж ночь посветлела
И близится день».
И вдаль поскакал он
По тихой поляне,
И следом за ним —
Быстроногие лани.
Ни слова не вымолвил
Мудрый орёл.
Взмахнул он крылами
И в небо ушёл —
К той Синей горе,
К той вершине далёкой,
Где скрыты снаряды
В пещере глубокой.
И стаи орлов
Над лесами взвились,
И в звёздное небо
За ним понеслись.
И ласково доктор
Глядит им вослед:
«Теперь злодеям
Спасения нет!..
Победа за мною!»
А злая лисица
Шмыгнула в кусты
И к разбойнику мчится.
И всё, что подслушала
Там у окна,
Сейчас же ему
Рассказала она.
И весело крикнул
Злодей Бармалей
Своим кровожадным
«На Синюю гору
Бегите скорей,
К далёким утёсам
И скалам,
И там динамитом
Взорвите тайник,
Где спрятал снаряды
Безумный старик!»
И мигом шакалы
Умчалися вдаль,
И рад людоед,
И рукою кровавой
В награду даёт он
Лисице лукавой
Живой сколопендры
Большую медаль,
И орден мокрицы,
И орден гиены —
«За ложь»,
«За коварство»,
«За подлость измены»…
А доктор на тёмном
Балконе стоит
И в темнее небо
С балкона глядит.
О, если б скорее
Сквозь чёрные тучи
До синей вершины
Домчались орлы!
О, если б олень
Сквозь кустарник колючий
Скорей доскакал
До желанной скалы!
О, если бы глыбами
Снежных обвалов
В горах раздавило
Свирепых шакалов!
Часть шестая
И утро настало.
В саду светляки
Уже погасили
Свои огоньки
И грянули залпы
Могучих орудий,
И доктор к войскам
Поскакал на верблюде:
Мы идём в наступление!»
«За мною,
Напролом!
Мы сметём
Ураганным огнём
Те чёрные танки,
Что там, на полянке,
Стоят, притаясь,
За высоким холмом,
На волков
Мы в атаку
Потом ягуаров
Мы выбьем
И если к полудню
Получим снаряды,
Мы к ночи врага
Разгромим без пощады!»
И с радостным криков
Он бросился в бой
И всё своё войско
Повел за собой:
Мы идём в наступление!»
И прочь побежала
Орда людоеда,
И доктор за нею:
«Победа! Победа!
Мы идём в наступление!»
Как весело гнать
Ошалелых зверей
От мирных селений
Отчизны своей!
И доктор кричит
Своим воинам верным, —
Медведям, слонам,
И тюленям и сернам:
«Спасибо, герои!
Вам слава и честь!»
И вдруг разнеслася
Ужасная весть:
«Врага разгромить
Наши воины рады,
Но кончились
Их боевые снаряды».
Что делать? Что делать?
Седой Айболит
И в небо, и в поле
С тоскою глядит.
Глядит, не летят ли
Сквозь чёрные тучи
Орлы за орлами
На крыльях могучих?
Глядит, не бежит ли
К родным берегам
Отважный олень
По зелёным лугам?
То в небо глядит он,
То в поле глядит,
Но нет никого, —
Только ветер гудит.
А издали смотрит
Злодейка лисица
И подлое сердце её
Веселится.
Часть седьмая
А свирепые зверюги
Словно с цепи сорвались
И кровавою
По болоту понеслись.
Мчатся танки, танки, танки,
А за ними на волках
Лютые орангутанги
С миномётами в руках.
И кидаются в атаки
За макаками макаки,
И палят из облаков
Тысячи штурмовиков.
Чернокрылые совы и коршуны!
Но, не дрогнув, говорит
Добрый доктор Айболит:
«Буду биться до конца.
Одолею наглеца».
А сам всё глядит и глядит, и глядит на далёкие
Синие скалы,
И видит: до скал доскакали, уже доскакали шакалы.
Сейчас до пещеры, до тайной пещеры, злодеи, они добегут,
И динамитом пещеру — да, динамитом! — взорвут.
Поглядите…
О, счастье!
Летит он, летит над скалами,
Летит величавый орёл, летит со своими орлами!
И прямо на них, на шакалов, клюёт их и крыльями бьёт
И падают, падают, падают злые шакалы с высот.
Погибли, погибли проклятые звери,
И ни один не пробрался к пещере —
Хвала вам, орлы сизокрылые!
И вот уже с гор по зелёной поляне
Бегут за оленем весёлые лани, —
Снаряды, снаряды везут они.
И рад Айболит, и бойцы его рады:
«Теперь мы врага разгромим без пощады,
Теперь ты пропало, чудовище!»
Но тут прилетели четыре дрозда,
Четыре дрозда из большого гнезда.
Они закричали:
«Беда! беда! Глядите, по тёмной дороге
Навстречу оленю бегут носороги!
Сюда через наши леса
Тайком привела их злодейка-лиса!
Сейчас из засады
Они на него нападут
И наши снаряды
Они у него отобьют!
О, храбрый олень!
Он пред ними стоит,
Как гранит!
Но вот он упал и не встал!
Он убит! Он убит! Он убит!
Рогами они забодали его!
Ногами они затоптали его!
И он, бездыханный, лежит на поляне,
И разбежались пугливые лани!
И наши снаряды злодеям досталися,
И наши бойцы без снарядов осталися!
«О, горе нам! горе нам! горе нам!»
И все зарыдали:
«Какая беда!
Такой мы не знали
Ещё никогда!»
И вот со сворою своей
Уже примчался Бармалей.
Он налетел на Айболита
И прохрипел ему сердито:
«Ага, попался, милый мой!
Уж я разделаюсь с тобой!»
И над седою головою
Взмахнул он саблею кривою.
Но вдруг…
Смотрите…
Что случилось?
Рука злодея опустилась.
И побледнел, и задрожал он,
И по болоту побежал он…
Но нет! злодею не спастись!
И с ужасом глядит он ввысь,
И там, вверху, под чёрной тучею
Он видит гибель неминучую.
Часть восьмая
Там летит самолёт,
В самолёте — пилот,
Это он, это Ваня Васильчиков!
Он раскрыл парашют.
И смотрите: он тут, —
Он бежит к людоеду проклятому,
Он бежит и кричит:
«Погоди же, бандит, Будешь помнить ты Ваню Васильчикова!»
И акуле своей
Говорит Бармалей:
«Помоги мне,
Акула зубастая!
У тебя за спиной.
Как за крепкой стеной.
Схоронюсь я от Вани Васильчикова».
Но Ванюша вынимает из-за пояса наган
И с наганом налетает на неё, как ураган:
«Слушай, гадина зубастая,
Я скажу тебе, не хвастая:
Коль глотать тебе охота.
Проглоти-ка бегемота,
А со мною, акула, не справишься,
Уж ты мною, акула, подавишься!»
И всадил он Каракуле
Между глаз четыре пули,
И бегом, бегом, бегом
По болоту за врагом.
2 Тут мохнатая горилла
Ване путь загородила:
«Стой, куда ты? не пущу!
Растерзаю, растопчу!»
Но взмахнул он что есть силы
Острой саблей раз и два,
И от бешеной гориллы
Отлетела голова.
И, как бомба, над болотом
Полетела к бегемотам,
Изувечила хорьков,
Искалечила волков,
И в канаву угодила,
Где убила крокодила
И удава контузила лютого.
Только глядь, сидит лисица
У студёного ручья:
«Здравствуй, Ваня, храбрый рыцарь,
Я — союзница твоя!»
Но минуты не теряя,
Он пырнул её штыком
И в овраг лисица злая
Покатилась кувырком.
И в крапиву свалилася дохлая.
А злодей помчался в гору
По крутому косогору,
Чтоб оттуда как-нибудь
В тёмный лес улепетнуть.
Но Ванюша
За пиратом —
Через поле
Через рожь:
«Нет, проклятый,
Никуда ты
От расплаты
Не уйдёшь!»
И грозит он Бармалею
Острой саблею своею.
Оробел, обомлел Бармалей
И, как мел, побелел Бармалей,
И зарыдал Бармалей,
И пред Ваней упал Бармалей:
«Не губи ты меня,
Не руби ты меня,
Пожалей ты меня, пожалей!»
Но Ванюша усмехнулся,
Вправо-влево повернулся
И спросил у медведей,
У орлов и лебедей:
«Пощадить ли Бармалея,
Кровожадного злодея?»
И сейчас же из лесов
Закричали: «Нет! нет! нет!
Да погибнет людоед!
Палачу пощады нет!»
И примчалися на танке
Три орлицы-партизанки
«Ты предатель и убийца,
Мародёр и живодёр!
Ты послушай, кровопийца,
Всенародный приговор:
НЕНАВИСТНОГО ПИРАТА
РАССТРЕЛЯТЬ ИЗ АВТОМАТА
НЕМЕДЛЕННО!»
И сразу же в тихое утро осеннее,
В восемь часов в воскресение
Был приговор приведён в исполнение
И столько зловонного хлынуло яда
Из чёрного сердца убитого гада,
Что даже гиены поганые
И те зашатались, как пьяные.
Упали в траву, заболели
И все до одной околели.
А добрые звери спаслись от заразы,
Спасли их чудесные противогазы
Часть девятая
И смеются медвежата,
Улыбаются моржи,
И с мохнатыми
Зайчатами
Кувыркаются ежи.
Рада, рада вся земля,
Рады рощи и поля,
Рады синие озера
И седые тополя:
«Нет на свете Бармалея,
Кровожадного злодея!
Сгинул лютый Бармалей,
Стало в мире веселей!»
И вороны над полями
Вдруг запели соловьями.
И ручьи из-под земли
Сладким мёдом потекли.
Куры стали павами,
Лысые — кудрявыми.
И корова вдоль села
Поскакала весела
Рады, рады, рады
Светлые берёзы.
И на них от радости
Расцветают розы.
Рады, рады, рады
Тёмные осины,
И на них от радости
Растут апельсины.
То не дождь пошёл из облака
И не град.
То посыпался из облака
Виноград.
Столько пряников и яблоков
И сластей
Вдруг посыпалось из облака
На детей,
Что ребята три недели
Ели, ели, ели, ели
И с набитым животом
Завалились под кустом,
А потом давай сначала
Наедаться до отвала,
Да и то ещё много осталося
Леденцов и орехов несъеденных.
Пляшут гуси с индюками
И ромашки с васильками.
Даже мельница -и та
Заплясала у моста.
Так бегите же за мною
На зелёные луга,
Где над синею рекою
Встала радуга-дуга!
Мы на радугу вскарабкаемся,
Поиграем в облаках
И оттуда — вниз по радуге
На салазках и коньках!
И с весёлым Айболитом
Сам Васильчиков идёт.
Пред героем знаменитым
Расступается народ:
«Слава, слава победителю,
Нашей родины спасителю!»
И герою Айболит,
Улыбаясь, говорит:
«Нелегка была победа
Над ордою людоеда,
Но затем и пролилась
Наша доблестная кровь,
Чтобы каждому досталось
Только счастье, только радость,
Только ласка и любовь!»
Главный герой рассказа «На катке» — мальчик Витя. Он хорошо умеет кататься на коньках и демонстрирует свое мастерство – кружится, как волчок, движется на одной ноге и носится по кругу, делая временами резкие повороты. Ребята, пришедшие на каток, хвалят Витю и называют его «молодцом».
На этом же катке была маленькая девочка. Она еще не освоилась с коньками и осторожно передвигалась на них по скользкому льду. В какой-то момент на нее случайно налетел Витя, и девочка упала. При падении она ударила коленку и заплакала. Сначала Витя испугался за девочку и стал оправдываться перед ней, говоря, что он сбил ее с ног нечаянно. Но когда Витя услышал за спиной смех ребят, он решил, что смеются над ним и над его заботливым отношением к упавшей девочке.
Тогда Витя отвернулся от девочки и пошел к ребятам. Подойдя к ним, он грубо назвал девочку «плаксой», после чего мальчики стали кататься дальше. А девочка осталась сидеть на скамейке. Она плакала.
Таково краткое содержание рассказа.
Главная мысль рассказа «На катке» заключается в том, что не следует строить свои действия, исходя из реакции окружающих. Поначалу Витя проявил искреннее сострадание к девочке, которую он нечаянно толкнул. Но, услышав насмешки со стороны, он не смог вынести того, что над ним смеются, и ушел от плачущей девочки, примкнув к мальчикам. Рассказ Осеевой «На катке» учит быть сильным, уметь сопереживать и всегда поступать по совести, не взирая на мнение окружающих.
Оставив плачущую девочку из-за насмешек со стороны мальчишек, Витя проявил малодушие. Он был виноват в падении этой девочки и должен был, как старший по возрасту, более опытный и сильный, проявить к ней сочувствие и оказать помощь. Но боязнь насмешек помешала Вите поступить так, как полагалось.
Какие пословицы подходят к рассказу «На катке»?
Обидеть каждый может, а пожалеть некому.
Чем хвалиться удалью, лучше слабым помоги.
Малодушие - та же трусость.
Загрузка...
