ФИНСКИЕ ПЛЕМЕНА
- чудь, меря, весь, мурома, черемись, мордва, пермь, печора, ямь.
История застает финское племя на крайнем севере; очень вероятно, что Геродотовы андрофаги, меланхлены и фиссагеты принадлежали к этому племени. Немецкое название чудского племени - финны впервые встречаем у Тацита; Птолемей упоминает также о финнах; у Иорнанда в искаженных именах народов, покоренных готским королем Германарихом, можно узнать чудь, весь, мерю, мордву, черемису, и, быть может, даже пермь. Начальный летописец русский знает следующие финские народы, жившие в его время в полунощных странах и платившие дань Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемись, мордва, пермь, печора, ямь. Общеплеменное название финны есть название немецкое, чудь - славянское, суомалайн - своенародное. Финн на немецком языке означает жителя болотной, влажной низменности; то же означают и финские названия разных племен, например емь или ям (Ham) значит мокрый, водяной, весь объясняется из финского Vesi - вода. И теперь финские имена местностей встречаются преимущественно на болотистых пространствах. Наш летописец указывает нам финские племена преимущественно около озер; в половине IX века южные границы финского племени с славянским можно положить в области Москвы-реки, где финны должны были сталкиваться с славянским племенем вятичей, селения последних мы имеем право продолжить до реки Лопасни, потому что, как видно, все вятичи принадлежали к Черниговскому княжеству, а город Лопасня был пограничным городом этого княжества с Суздальским. Селения вятичей должны были уже соприкасаться с селениями финских племен, потому что в Бронницком уезде Московской губернии находим реку Мерскую или Нерскую, которая именем своим ясно показывает, что протекала чрез старинную землю мери.
Если не самые древние, то по крайней мере одни из древнейших обитателей Русской государственной области, финны имели незавидную участь: с трех сторон теснили их народы славянского, германского и турецкого племени; мы видим, как у нас финны постоянно уступают пред славянами, подчиняются влиянию их народности, приравниваются к ним; причину такого явления из внешних обстоятельств объяснить нетрудно. Сначала мы видим, что племена славянские и финские живут на равной ноге; финны вместе с славянами призывают князей - нарядников, но старший и скоро единственный князь утверждает свой стол среди племени славянского; потом мы видим движение князей к югу, по великому водному пути до самого Черного моря; стол княжеский утверждается в Киеве, основы нового государства полагаются преимущественно к югу от Новгорода, по обеим сторонам Днепра, но живущее здесь народонаселение принадлежит сплошь к племени славянскому. Славянские племена соединяются под одною властию, чрез это единство приобретают силу материальную, а потом и начатки образованности христианской, и таким образом получают над финскими племенами материальное и духовное преимущество, пред которым те и должны были преклониться. Можно сказать только одно, что славянское племя воспиталось при более благоприятных природных обстоятельствах и, уже окрепнув на юго-западе, явилось среди финнов на северо-востоке. По нашему летописцу видно, что финны имели города, подобно славянам, подобно последним терпели от родовых усобиц по изгнании варягов, вследствие чего вместе с ними и призвали князей; в скандинавских преданиях финны являются искусными кузнецами, финские мечи славятся на севере. От этих оседлых промышленных финнов, соседивших с славянами и союзных с ними, должно отличать северных их соплеменников, лапонцев, которых, как видно, суровая природа остановила на низшей ступени человеческого развития, и теперь в характере собственных финнов и лапонцев замечается такое же различие, как между мужеством и детством. Бесспорно, последних разумеет Тацит, когда описывает образ жизни финнов, когда говорит об их изумительной дикости, гнусной скудости: нет у них ни оружия, ни лошадей, ни домов; пища у них - трава, одежда - кожи, ложе - земля; вся надежда их в стрелах, которые по недостатку железа заостриваются костями; охота питает мужей и жен. Детям нет другого убежища от зверей и непогоды, кроме шатров, кое-как сплетенных из древесных ветвей - сюда возвращаются с охоты молодые, здесь отдыхают старики. Но вести такой образ жизни, продолжает Тацит, они считают блаженнее, чем трудиться на поле, строить дома, с надеждою и страхом смотреть на свои и чужие имущества. Безопасные от людей, безопасные от богов, они достигли самого трудного - отсутствия желаний. Здесь нельзя не обратить внимания на слова Тацита о том, что финны считают себя блаженными и достигли самого трудного - отсутствия желаний; эти слова объясняют нам происхождение сказки о блаженных гипербореях: мыслители древних образованных народов, утомившись волнениями жизни, проистекавшими от ничем неудовлетворимых страстей человека-язычника, любили с завистью останавливаться на диких народах, у которых почти нет никаких желаний, которые не могут ни много приобретать, ни много терять и потому не подвержены мучительным колебаниям между страхом и надеждою, не боятся ни людей, ни богов; у Геродота боги завидуют человеческому благополучию и потому не допускают ему продолжаться.
В жалком виде представляется нам быт финских племен, живущих к югу от Финского залива; слабости духовной у этих племен соответствует слабость тела, соединенная, однако, с высшею степенью нечувствительности ко внешним впечатлениям; ни один из европейских народов не обнаруживает так мало духовного напряжения, не является так забитым; эстонец, например, отличается резко от своих соседей - русских и латышей тем, что вовсе не поет, пляска ему почти неизвестна. Неблагоприятные исторические обстоятельства, могшие иметь вредное влияние на развитие этого племени, нам известны, но сколько сама природа племени содействовала этим обстоятельствам, решить трудно.
Откуда появились финны
Откуда появились финны? Ниже приводятся сведения взятые из финского школьного учебника по истории.
Финны принадлежат к фино-угорской группе народностей, которая составляет сейчас около 1 процента жителей земли. Сейчас народности финно-угорской группы расселены по большой территории: в центральной, восточной и западной Европе, а также на севере Азии.
К финно-угорской языковой группе относятся венгры, водь, вепсы, ингерманландцы, ижорцы, карелы, коми, коми-пермяки, ливы, марийцы, манси, мордва, саамы, удмурты, финны, ханты, эстонцы. Достоверных данных о предках этих народов нет, но исследователи считают, что примерно 4000 лет назад они проживали между Уральским хребтом и средним течением Волги.
Это был каменный век. Люди жили в шалашах и землянках и одевались в шкуры животных. Они занимались охотой, ловили рыбу и собирали плоды и коренья. Уже тогда в эти места добирались торговцы из Средиземноморья и привозили товары и информацию. Постепенно предки современных народов финно-угорской языковой группы начали перемещаться на новые места проживания. Первыми на юго-запад переселились предки современных венгров. Примерно за 500 лет до Рождества Христова часть племён двинулась на запад. Позднее они поселились на берегах Балтийского моря, в районе Ладожского и Онежского озёр.
Около 2000 лет назад предки современных финнов переправились через Балтийское море в поиске новых мест для охоты. Постоянные поселения начали появляться в регионе современного Хельсинки. Постепенно люди продвигались на север и на восток по рекам и побережью моря. На прежних местах остались предки Эстонцев и Вепсов.
На берегах Ладожского озера, между рекой Вуокса и территорией современного города Сортавала около 1000 лет назад осели Карелы. Карелы расселились по территории Карельского перешейка, на севере и востоке Ладожского озера. Проходящие по этим местам торговые пути приносили определённые выгоды местным жителям. Но в тоже время эта территория оказалась в зоне интересов двух могущественных стран – Швеции и России.
Согласно условиям мирного договора 1323 года Карелы были разделены на две части. Восточные Карелы перешли к Новгороду, западные – к Швеции. (Позднее, в 1940 году им пришлось навсегда покинуть Карельский перешеек.)
Значительную роль для формирования финского народа сыграл Mikael Agrikola. В 1542 году он создал первый финский алфавит. С этого времени на финский язык стали переводиться литературные произведения (в первую очередь религиозные).
Из работ В.О Ключевского.
Финские племена водворялись среди лесов и болот центральной и северной России ещё в то время, когда здесь не заметно никаких следов присутствия славян… Финны при первом своём появлении в европейской историографии были отмечены одной характерной чертой – миролюбием, даже робостью, забитостью.
По мнению историка Ключевского следы присутствия Финнов на территории современной России присутствуют в географических названиях. По его мнению даже исконно русское слово Москва имеет финское происхождение.
Финны
жители государства в Северной Европе, Финляндии. Однако сами они не называют свою страну так. Это чужое для них название германского происхождения. В финском языке нет даже самого звука "ф". Для них их страна - Суоми, а сами они - суома-лайсет (народ Суоми). Правда, и Финляндия, и Суоми означают в сущности одно и то же - "страна болот". Так издавна ее именовали и пришельцы, и коренные обитатели.
Финляндию любят называть страной гранита, озер и болот. Вода - один из важнейших элементов ландшафта. Причем основное место занимают озера. Это в полном смысле страна тысяч озер. Фактически их около 100 тысяч. Как правило, финляндские озера мелководные. Болота распространены гораздо больше, чем озера, и покрывают 30№ территории страны. Но Финляндия - это и огромное количество лесов. Они покрывают и поныне две трети ее территории. Лес - это самый большой дар, которым природа наградила Финляндию.
Как и соседние скандинавские народы, большинство финнов - блондины с волосами соломенного или русого цвета, со светло-синими или серыми глазами. Но по типу лица, по языку и особенно по психическому складу финны значительно отличаются от скандинавов. Финны не столь экспансивны, более сдержанны, методичны, чем их соседи. Отличительная особенность финнов - это прежде всего упорная решимость осуществить во что бы то ни стало начатое дело, как бы трудно оно ни было, "умение делать хлеб из камня", как говорит финская пословица. Без этой черты, возможно, немыслимо было бы и само освоение Финляндии этим народом. Добросовестность, верность данному слову, честность, сильно развитое чувство собственного достоинства и ответственности - вот другие национально своеобразные качества, сформировавшиеся и укоренившиеся в психологии финского народа.
По своему характеру финны являются деловитыми и энергичными людьми, стремящимися довести любое дело до конца, вникнув в самую суть любого вопроса. В борьбе с суровой природой они обжили северные леса, распахали и застроили труднодоступные земли, создали немалые материальные богатства. Работают финны без суеты и не спеша, однако выполняют свою работу только в рамках необходимого. Никогда не перерабатывают, не проявляют самостоятельной инициативы, действуют строго в соответствии с инструкциями. Исполнители при этом не стремятся брать на себя излишней ответственности. Все домашние и другие работы финны стараются выполнить в будние дни, оставляя воскресенье свободным для отдыха.
Другими важнейшими их национально-психологическими особенностями являются: бережливость, экономность, но не жадность; независимость с присущим им индивидуализмом, твердость в исполнении своих обязанностей; слабая степень эмоциональности, сдержанность, замкнутость и осторожность в поведении.
Особо выделяется самостоятельность финнов. Они считают, что мужчина должен самолично справляться с трудностями. Жаловаться - позор. С другой стороны, для них характерен ярко выраженный индивидуализм, стремление самолично решать различные проблемы. Беспокоить соседей избегают до такой степени, что всякое сотрудничество и взаимопомощь практически сведены на нет. Крестьянин может годами копить деньги для приобретения техники, хотя гораздо дешевле было бы ее арендовать. И это не столько стремление к владению частной собственностью и конкуренция, сколько желание быть независимым от других. Финн может помочь соседу, но только чтобы это было не в ущерб ему самому. Индивидуализм проявляется даже в угощениях, когда наливают вино себе, не заботясь о госте.
В Финляндии большое внимание уделяется семье. Крепкая семья здесь - залог успешной деятельности и карьеры. Взаимоотношения в семье строятся на демократических началах: муж и жена являются достаточно независимыми, в первую очередь в экономическом плане, имеют раздельные банковские счета. В семье по крайней мере внешне соблюдаются основные требования морали и приличий: семью стремятся сохранить, но в то же время мужчины свободно идут на установление интимных внебрачных связей. Финны очень любят своих детей, которых в семье бывает не меньше двух, носят с собой фотографии своей семьи.
В денежных вопросах финны уклоняются от любых рискованных предложений, не вкладывают деньги в сомнительные предприятия. Как таковая, страсть к наживе для них не характерна. В то же время практически для всех них свойственно стремление откладывать деньги "на черный день", делать отчисления в банк. В связи с этим они стремятся максимально сокращать расходы, например, связанные с приемом гостей. При ветствуя их у себя в доме, стол финны накрывают скромный, без изобилия блюд, характерных для русского хлебосольства. По этой же причине они дарят и чисто символические подарки, в число которых практически никогда не входят дорогостоящие вещи. Одежда финнов зимой и летом самая разнообразная, непритязательная, но в то же время удобная, легкая, аккуратная и опрятная.
Внешне финны выдержанные, терпеливые люди, старающиеся не проявлять своих эмоций. При возникновении конфликтных ситуаций решают их в узком кругу, "не вынося сор из избы". Посторонних не посвящают в, возникающие осложнения как в личной, так и в служебной жизни. Уклоняются характеризовать своих знакомых какому-либо третьему лицу. Обиду они держат в себе, хотя злопамятности как таковой нет. Их очень тяжело вывести из себя, и если такое случается, то это напоминает не буйность, а скорее ярость, особенно в случаях, когда финн чувствует свою правоту -"ты виноват, ты и отвечай".
Финны в общении достаточно демократичны. Неза висимо от возраста и занимаемого положения обращаются друг к другу в основном на "ты" и по имени. Демократизм проявляется и в том, что финн считает возможным высказаться о чем угодно, демонстрируя при этом свободу действий и взглядов. В общении они ценят аккуратность и точность. По их мнению, важнейшими достоинствами человека должны быть простота, спокойствие, дружелюбность, сдержанность и чувство юмора.
Финны обладают повышенным чувством национальной гордости, однако по отношению к представителям других этнических общностей для них не характерно внешнее выражение своего национального превосходства, разве что некоторого недоверия к представителям сверхдержав - американцам и русским. Встречается в их среде и иногда настороженное отношение к немцам и шведам, являющееся следствием предшествующего исторического опыта. Вместе с тем они с воодушевлением воспринимают людей, проявляющих искренний интерес к финской культуре, знающих финский язык.
Этнопсихологический словарь. - М.: МПСИ . В.Г. Крысько . 1999 .
Синонимы :Смотреть что такое "финны" в других словарях:
Финны - Финны … Википедия
финны - чухна Словарь русских синонимов. финны сущ., кол во синонимов: 1 чухна (4) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов
ФИННЫ - (самоназвание суомалайсет) нация, основное население Финляндии (4,65 млн. человек), общая численность 5,43 млн. человек (1992), в т. ч. в Российской Федерации 47,1 тыс. человек (1989). Язык финский. Верующие протестанты (лютеране) … Большой Энциклопедический словарь
ФИННЫ - ФИННЫ, финнов, ед. финн, финна, муж. 1. Народ угро финской группы, населяющий Карело Финскую ССР и Финляндию. 2. Общее название народностей финской ветви угро финнов. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова
ФИННЫ - ФИННЫ, ов, ед. финн, а, муж. Народ, составляющий основное население Финляндии. | жен. финка, и. | прил. финский, ая, ое. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
ФИННЫ - (самоназвание суомалай сет), народ. В Российской Федерации 47,1 тыс. человек, проживающих в Карелии, Ленинградской области и др. Основное население Финляндии. Язык финский прибал тийско финской ветви финно угорской семьи языков. Верующие… … Русская история
ФИННЫ - Народ, обитающий в северо западном крае Европейск. России и преимущественно в Финляндии. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910 … Словарь иностранных слов русского языка
ФИННЫ - ФИННЫ, см. Цистицеркоз. ФИСТУЛА, см. Свищ … Большая медицинская энциклопедия
финны - ов; мн. Нация, основное население Финляндии; представители этой нации. ◁ Финн, а; м. Финка, и; мн. род. нок, дат. нкам; ж. Финский, ая, ое. Ф. эпос. Ф. язык. Ф. нож (короткий нож с толстым клинком, носимый в ножнах). Ф ие сани, санки (сани,… … Энциклопедический словарь
ФИННЫ - в широком значении ряд урало алтайских народов. Они делились на четыре группы: а) финскую в тесном смысле (Финны, Эсты, Ливы, Корелы, Лопари); б) угорскую (Мадьяры, Остяки, Вогулы); в) волжскую (Мещеря, Меря, Мурома, Мордва, Черемисы, Чуваши) и… … Казачий словарь-справочник
Книги
- Финны на службе в войсках СС в годы Второй мировой войны , В. Н. Барышников. В монографии на основе российских, финских и германских источников рассматриваются ключевые события, касающиеся отношений Финляндии с Германией в 1920-1930-е гг., а также периода т. н.…
Норвегии и в (в ).
ФИННЫ (самоназвание — суомалайсет), нация, основное население Финляндии, около 4,4 млн. человек (1976), в других странах около 0,6 млн. человек, в том числе в СССР 85 тыс. человек (1970). Язык финский; верующие — , часть — православные.
СУМЬ (суоми), древнее финское племя. С покорения в середине 12 века С., жившей на юго-западе побережья страны, началось завоевание Финляндии Швецией. В последующем вместе с другими племенами образовала финскую народность.
ФИ́ННЫ (са-мо-на-зва-ние - suomalaiset), 1) гра-ж-да-не Фин-лян-дии; 2) фин-но-угор-ский на-род, осн. на-се-ле-ние Фин-лян-дии. Чис-лен-ность 4,9 млн. чел. (2014, по дан-ным Ста-ти-стич. цент-ра). Жи-вут так-же в Шве-ции (св. 400 тыс. ко-рен-ных Ф., в осн. на вос-то-ке - 2012, пе-ре-пись; 674,9 тыс. им-ми-гран-тов из Фин-лян-дии и их по-том-ков - 2008, пе-ре-пись), США (623,5 тыс. чел. фин. про-ис-хо-ж-де-ния - 2000, пе-ре-пись), Ка-на-де (131 тыс. чел., из них 73 тыс. чел. в пров. Он-та-рио - 2006, пе-ре-пись), Рос-сии (20,3 тыс. чел., в т. ч. в Ка-ре-лии 8,6 тыс. чел., Ле-нингр. обл. 4,4 тыс. чел., С.-Пе-тер-бур-ге 2,6 тыс. чел.; фин-на-ми-ин-гер-ман-ланд-ца-ми на-зва-ли се-бя 0,4 тыс. чел. - 2010, пе-ре-пись) и др. Го-во-рят на фин. язы-ке. Ве-рую-щие в осн. лю-те-ра-не, есть мо-рав-ские бра-тья (с 1730-х гг.), еван-ге-ли-сты (с 1840-х гг.), ме-то-ди-сты, бап-ти-сты и др., на вос-то-ке име-ют-ся пра-во-слав-ные.
Рис. Е.Н. Федорченко Женский костюм Восточной Финляндии: рубаха с вышивкой на груди (реккопайта), чёрная шерстяная юбка с красным подолом, фартук из полос красного сукна и парчи, белый кафтан (виитта), на голове - полотен...
Пред-ки Ф. - при-бал-тий-ско-фин. пле-ме-на, рас-се-лив-шие-ся по Фин-лян-дии во 2-1-м тыс. до н. э. и вы-тес-нив-шие ме-ст-ное на-се-ле-ние (в т. ч. пред-ков саа-мов ). В сред-ние ве-ка вы-де-ля-ют-ся пле-ме-на суо-ми (сумь др.-рус. ис-точ-ни-ков) на юго-за-па-де, хя-ме (др.-рус. емь ) в Центр. Фин-лян-дии и са-во на вос-то-ке. Для зап. Ф. ха-рак-тер-ны свя-зи со Скан-ди-на-ви-ей, для вос-точ-ных - с При-ла-дожь-ем и Верх-ним По-вол-жь-ем. До кон. 19 в. в с. х-ве пре-об-ла-да-ло зем-ле-де-лие (рожь, яч-мень и др.; до 2-й пол. 19 в. со-хра-ня-лось под-сеч-но-ог-не-вое зем-ле-де-лие, осо-бен-но на вос-то-ке; с 20 в. вы-ра-щи-ва-ют в осн. кар-то-фель, ово-щи, кор-мо-вые куль-ту-ры), с кон. 19 в. ве-ду-щи-ми ста-но-вят-ся мо-лоч-ное жи-вот-но-вод-ст-во (ко-ро-вы фин-ской по-ро-ды и айр-шир-ской по-ро-ды ), пти-це-вод-ст-во. Тра-ди-ци-он-но раз-ви-ты лес-ные про-мыс-лы, ры-бо-лов-ст-во. Кре-сть-ян-ские по-се-ле-ния на за-па-де до 16-17 вв. ку-че-вой пла-ни-ров-ки, за-тем - ху-то-ра, на вос-то-ке - од-но-двор-ки. Усадь-ба со-сто-ит из жи-ло-го до-ма, ри-ги (рии-хи), кле-ти (айт-та), ба-ни (сау-на) и др.; на юго-за-па-де рас-про-стра-нён за-м-к-ну-тый двор. Жи-ли-ще сруб-ное, пре-им. трёх- или мно-го-ка-мер-ное, час-то очень вы-тя-ну-тое в дли-ну, ино-гда Г- или Т-об-раз-ное в пла-не, со 2-й пол. 18 в. - так-же двух-этаж-ное; на юго-вос-то-ке рас-про-стра-нён дом-двор сев.-рус. ти-па. В осн. жи-лом по-ме-ще-нии (ту-па; на юго-за-па-де, се-ве-ре и вос-то-ке - пир-ти, пер-ти) у вхо-да сто-ит печь; по др. сто-ро-ну от се-ней (пор-стуа) ста-вит-ся та-кое же по-ме-ще-ние с пе-чью (то-ит-ту-па, во-ора-сте ту-па, за-ал), на юго-за-па-де (бас-сейн р. Ко-ке-мя-энйо-ки) - с ва-роч-ной и хлеб-ной пе-чью (пе-кар-ня - па-ка-ри); час-то в се-нях или во вто-рой ту-па вы-де-ля-ют-ся до-пол-ни-тель-ные, пер-во-на-чаль-но не-ота-п-ли-вае-мые по-ме-ще-ния (кам-мо-ра, кам-мар). Кур-ная печь скла-ды-ва-лась обыч-но из кам-ня, час-то име-ла ды-мо-вые ка-на-лы, вы-хо-дя-щие в че-ле пе-чи, и шес-ток с под-ве-шен-ным кот-лом (на за-па-де пи-щу го-то-ви-ли на ше-ст-ке, на вос-то-ке - так-же в устье пе-чи, там же пек-ли хлеб и пи-ро-ги), на вос-то-ке (Са-во и Карь-я-ла) - вы-со-кое опе-чье, в по-гра-нич-ных об-лас-тях с Карелией - низ-кий ко-роб со вхо-дом в под-пол (гол-бец). С 17 в. на за-па-де рас-про-стра-ня-ет-ся печь с ды-мо-хо-дом в ви-де рас-тру-ба над ше-ст-ком; из-вест-ны и пе-чи ти-па «гол-ланд-ки». Жи-льё обиль-но ук-ра-ша-лось тка-ня-ми, по-ли-хром-ной рос-пи-сью и резь-бой на ме-бе-ли (шка-фы, на за-па-де - двухъ-я-рус-ные и раз-движ-ные кро-ва-ти) и ут-ва-ри (прял-ки, хо-му-ты, ко-лы-бе-ли, на за-па-де - двух-по-лоз-ные, на вос-то-ке - под-вес-ные).
Тра-диц. жен-ский кос-тюм - ру-ба-ха или блу-за, од-но-тон-ная, по-ло-са-тая или клет-ча-тая юб-ка, пе-ред-ник, лиф с глу-бо-ким вы-ре-зом (лии-ви). Вост. Ф. но-си-ли ту-ни-ко-об-раз-ную ру-ба-ху с вы-шив-кой на гру-ди (рек-ко-пай-та) и раз-ре-зом сбо-ку, ска-лы-ваю-щим-ся фибулой, бе-лый по-лу-длин-ный каф-тан с клинь-я-ми от та-лии (ви-ит-та), до нач. 19 в. - не-сши-тую оде-ж-ду на лям-ках (хур-стут; ср. ), в по-гра-нич-ных с Ка-ре-ли-ей рай-онах - са-ра-фан; го-лов-ной убор по-ло-тен-ча-тый (хун-ту), у пра-во-слав-ных - ти-па рус. ки-ки (со-рок-ка, ха-рак-ка).
На вос-то-ке пек-ли в пе-чи ржа-ной хлеб (ру-ис-лим-ппу); на за-па-де хлеб пек-ли вне жи-ло-го по-ме-ще-ния неск. раз в год в ви-де ржа-ных ле-пё-шек с от-вер-сти-ем в цен-тре (рей-кя-лей-пя), ко-то-рые за-тем хра-ни-ли на-ни-зан-ны-ми на шест под по-тол-ком. На за-па-де делали до-маш-ний сыр, тя-ну-щие-ся фор-мы ки-сло-го мо-ло-ка (вии-ли), на вос-то-ке - ком-ко-вую про-сто-ква-шу. Го-то-вят так-же су-пы (го-ро-хо-вый - хер-не-кейт-то, рыб-ная уха с мо-ло-ком - ка-ла-кейт-то и др.), ры-бу (в т. ч. коп-чёную, ма-ри-но-ван-ную - граа-ви-ло-хи, вы-мо-чен-ную в щё-ло-ке - ли-пеа-ка-ла), гри-бы, на Ро-ж-де-ст-во (Йо-улу) - ржа-ной пи-рог с ры-бой (ка-ла-кук-ко), на Пас-ху - пу-динг из ржа-ной му-ки (мям-ми), на Ива-нов день (Юхан-нус, на юго-за-па-де - Мет-ту-маа-ри, от ста-ро-швед-ско-го midhsu-mar) - суп из мо-ло-ка и сы-ра (юхан-ну-сюу-сто), ом-лет (му-на-вел-ли) и др. Осн. на-пи-ток на за-па-де - пи-во, на вос-то-ке - квас. На Ива-нов день ук-ра-ша-ли до-ма зе-ле-нью (в т. ч. сруб-лен-ны-ми бе-рёз-ка-ми), в По-хьян-маа ста-ви-ли «ива-но-ву ель» (юхан-ну-ск-ку-си) с обод-ран-ны-ми вет-ка-ми, на вос-то-ке жгли ко-ст-ры (юхан-ну-скок-ко), в т. ч. в ви-де вы-со-ких ба-шен, и др.
Лит.: Sirelius U. T. Suomen kansanomaista kulttuuria: esineellisen kansatieteen tuloksia. , 1919-1921. Osa 1-2; Manninen I. Die finnisch-ugrischen Völker. Lpz., 1932; Valo-nen N. Zur Geschichte der finnischen Wohns-tu-ben. Hels., 1963; Vilkuna K. Isin työ - veden ja maan viljaa, arkityön kauneutta. Hels., 1976.
Э.Г. Карху Карельский и ингерманландский фольклор.
Спб «Наука» 1994
Древность истоков устной традиции побуждала исследователей с вниманием относиться к первым историческим сведениям о соответствующих этносах.
Самое раннее упоминание о предках прибалтийско-финских народностей встречается в сочинении древнеримского историка Корнелия Тацита „Германия" (конец I в. н.э.). Тацит писал о том, что на восточном побережье Свебского (Балтийского) моря обитали варварские племена „эстиев" и „феннов". Как считают комментаторы Тацита, „эстии" были либо германским, либо литво-латышским племенем, от которого затем предки эстонцев заимствовали свое этническое самоназвание. Под „феннами" же подразумевались предки саамов, лопарей, лапландцев - европейская традиция еще долго после Тацита, вплоть до XVIII в., будет называть саамов „финнами", племенем колдунов и волшебников (Такая слава подчас ассоциировалась и с собственно финнами. Напомним, что в поэме Пушкина Руслан и Людмила волшебник Финн представлен природным Фином, а имя его гордой подруги Наины происходит от фин. namen (женщина)) В средневековых скандинавских источниках саамы именовались „рогатыми финнами", а в русской летописи упоминается о „лешей", или „дикой, лопи", - как известно, на территории Карелии, входившей в состав Новгородской феодальной республики, были Лопские погосты. Предки саамов (протосаамы) жили в древности значительно южнее, чем живут современные саамы: протосаамская топонимика обнаруживается даже в районе реки Невы и в южной Финляндии; с продвижением прибалтийско-финских племен на север предки саамов либо ассимилировались с ними, либо отступали к Заполярью.
Что же поведал Тацит о „феннах"? По традиции античных историков, описывавших варварские племена, подчеркивание их первобытной дикости сочеталось у Тацита с идеализацией некоторых сторон их родового быта. „У феннов, - писал он, - поразительная дикость, жалкое убожество; у них нет ни оборонительного оружия, ни лошадей, ни постоянного крова над головой; их пища - трава, одежда - шкуры, ложе - земля; все свои упования они возлагают на стрелы, на которые, из-за недостатка в железе, насаживают костяной наконечник. Та же охота доставляет пропитание как мужчинам, так и женщинам; ведь они повсюду сопровождают своих мужей и притязают на свою долю добычи <...>. Но они (фенны. - Э.К.) считают это более счастливым уделом, чем изнурять себя работою в поле и трудиться над постройкой домов и неустанно думать, переходя от надежды к отчаянию, о своем и чужом имуществе;беспечные по отношению к людям, беспечные по отношению к божествам, они достигли самого трудного - не испытывать нужды даже в желаниях".2
Древнерусские летописи сообщают о финно-угорских племенах уже в гораздо более позднюю эпоху - примерно тысячелетие спустя после Тацита. Согласно древнерусским летописям, скандинавским сагам и другим источникам, на рубеже I и II тысячелетий н.э., финно-угорские племена были разбросаны на обширных пространствах Восточной Европы вперемежку со славянами и другими племенами. По средневековой традиции, об изначальном состоянии мира рассказывалось в духе библейской мифологии. В „Повести временных лет" мир был разделен между сыновьями библейского Ноя - Симом, Хамом и Яфетом, а далее уже сообщались более близкие к исторической реальности сведения: „В странах же Иафета сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, емь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, либь (ливы. - Э.К.) "; „А на Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере также меря. А на реке Оке - там, где она впадает в Волгу, - мурома, говорящая на своем языке, и черемисы, говорящие на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке".3 Финно-угорские племена упоминались и среди тех летописных племен, которые из-за междоусобиц призвали княжить варягов (летописную „русь"): „Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами»".4
Позднее на летописи опирались историки, не всегда, впрочем, считая сведения, которые в них сообщались, несомненно достоверными. Тем не менее, Н.И. Костомаров обобщенно писал: „С давних времен восточная половина нынешней Европейской России была населена народами племени чудского и тюркского, а в западной половине, кроме народов литовского и чудского племени, примыкавших своими поселениями к балтийскому побережью, жили славяне под разными местными названиями, держась берегов рек". 5
Современная лингвистическая наука включает финно-угорские языки в уральскую языковую семью на основании их родства с самодийскими языками (ненецким, селькупским и др.). На проблему происхождения и эволюции уральских языков существуют разные взгляды. Наиболее традиционной является генеалогическая „праязыковая" теория-схема, исходящая из следующих постулатов: 1) у уральских языков была общая прародина - территория по обе стороны Уральского хребта;
2) уральский праязык был изначально более или менее единым;
3) последующее „языковое древо" образовалось путем поэтапного отпочковывания от изначального праязыка новых языковых ответвлений, новых праязыков, что сочеталось с миграционными процессами.
Предполагается, что сначала из прауральского языка выделился прафинно-угорский язык; не позднее III тысячелетия до н. э. от него отпочковались угорский праязык (от которого потом образовались венгерский, мансийский и хантыйский языки) и финно-пермский праязык, который разделился в дальнейшем на собственно пермскую группу (коми и удмуртский языки) и волжскую группу (марийский и мордовский языки). От волжской общности в I тысячелетии до н. э. отделились прибалтийско-финская и протосаамская языковые ветви. Прибалтийско-финская языковая группа включает финский, эстонский, карельский, вепсский, ижорский, водский и ливский языки. Считается, что формирование этих отдельных языков из общего прибалтийско-финского праязыка началось в первые века н. э. Подобного взгляда на „родословную" финно-угорских языков продолжают придерживаться и некоторые современные лингвисты (например, известный венгерский финно-угровед П. Хайду и его последователи).
Однако в последние десятилетия указанная схема стала все чаще вызывать сомнения со стороны ряда лингвистов (работы эстонца П. Аристе, финнов М. Корхонена, Т. Итконена, К. Хяккинен, шведа Л.Г. Ларссона, англичанина М. Бранча). Расхождения намечаются по следующим пунктам:6
1) в хронологическом отношении процессы происхождения уральских и финно-угорских языков отодвигаются в более отдаленные исторические времена, чем в прежних теориях (этому способствуют новые исследования археологов, в том числе российских);
2) утверждается новый взгляд на древнюю „прародину": если прежде считалось, что ею являлся узколокализованный ареал северного Приуралья или среднего Поволжья, то теперь (в качестве одной из возможных гипотез) все настойчивее выдвигается мысль о том, что уже на протяжении 7000-10 000 лет финно-угорские племена, занимавшиеся преимущественно охотой, населяли огромную территорию от Урала до Балтики; далее, на основе данных археологии, предполагается, что и на территории проживания нынешних прибалтийско-финских народностей еще в эпоху гребенчатой керамики (II-III тысячелетие до н. э.) было финно-угорское население, с которым в дальнейшем сохранялась культурная преемственность (т. е. не было культурных „разрывов" и „провалов", как считалось прежде);
3) наблюдается более осторожное отношение к таким традиционным лингвистическим понятиям, как „праязык" и „языковое древо"; подчеркивается, что эти понятия - лишь теоретические модели-абстракции, упрощенные схемы, не охватывающие всей сложности и многообразия длительных языковых процессов, так как на протяжении веков и тысячелетий происходило не только последовательное деление „праязыков" на дочерние языки, но и взаимное сближение разных языков и диалектов; общность языков может быть объяснена в ряде случаев не столько их генетическим родством, сколько длительным их контактированием, - даже если это были разнородные по происхождению языки;
4) понятию „ языковое древо" противопоставляется понятие „языковой куст"- языковые процессы в этом случае уподобляются не многократному и замедленно-последовательному отпочковыванию все новых языковых ответвлений от основного ствола (в том числе от промежуточных „праязыков"), а скоротечному взрыву с относительно единовременным и интенсивным образованием множества языковых ростков. В подобных гипотезах проявляется тенденция к ослаблению прежнего линейно-генеалогического акцента в таких понятиях, как „праязык" и „прародина", „языковое древо" и „языковая семья". Впрочем, новые гипотезы принимаются не всеми лингвистами, продолжаются дискуссии на страницах специальных изданий.
И все же в свете новых идей археологов и лингвистов меняется во многом общий взгляд на древнее прошлое прибалтийско-финских народностей, в том числе предков карел. Например, X. Киркинен, видный специалист по истории Карелии, считает, что на ее территории еще до II тысячелетия до н. э. было финно-угорское население, что его ядро являлось в некотором смысле „исконным", хотя оно и пополнялось в последующем миграционными потоками.
При всей приблизительности и „округленности" предлагаемых исследователями хронологических выкладок в них есть свой смысл, они помогают науке, в том числе фольклористике. Подобно тому как лингвисты находят в финно-угорских (уральских) языках общие пласты древней лексики, фольклористы обнаруживают следы общности в устной поэзии и мифологии упомянутых народов, включая народы палеоазиатские. В фольклористике тоже принято говорить о дофинно-угорской (прауральской) эпохе и последующей эпохе финно-угорской общности; аналогично о доприбалтийско-финской (esikantasuomalainen) эпохе и последующей эпохе прибалтийско-финской общности. Имея в виду карело-финскую эпическую традицию в ее длительной эволюции, М. Кууси ввел в научный обиход соответствующие термины: докалевальская, раннекалевальская, среднекалевальская и позднекалевальская эпохи (или стадии эволюции).
Это не „игра в термины", а стремление к историческому пониманию продолжительной жизни фольклорной традиции, охватывающей века и тысячелетия. Хотелось бы в этой связи обратить внимание, в частности, на исторический (отчасти также диалектно-региональный) полисемантизм многих фольклорных образов-символов. Такие образы, как Похъёла, Сампо, Большой Дуб, имена эпических героев - Вяйнямейнен, Ильмаринен, Лемминкяйнен, Каукамойнен, собирательное Kalevanpojat (сыны Калевы), - вмещают в себя многослойное содержание, они исторически многосмысленны, могли иметь в разные эпохи разное значение. При изучении древних фольклорных и этнокультурных явлений важно избегать их невольного осовременивания, модернизации. Необходимо отвлечься от многих сегодняшних представлений и обстоятельств. Совершенно другой была в древности плотность населения, иными были занятия людей и формы общения, природные условия, этнические и затем государственные границы. Археологи утверждают, например, что даже в XIII в. на территории современной Финляндии проживало не более 30 000 человек. А сколько же было обитателей в начале нашей эры? Иными были образ жизни и образ мышления древних людей, их миропонимание, представления о времени, пространстве, космосе. Иными были их язык, в котором многие слова, если они сохранились и сегодня, могли иметь другой смысл. Даже о самых важных событиях и процессах, эволюционных сдвигах поворотного значения мы можем судить хронологически лишь приблизительно. Тем ценнее для нас сохранившиеся конкретные сведения, какими бы неполными они ни были.
В 1541 г. М. Агрикола, основатель финской книжности и основоположник литературного языка, в стихотворном предисловии к переводу „Псалтыря" впервые перечислил ряд имен языческих божеств у карел и финского племени хяме (емь). В перечне называются божество леса и охоты Тапио, божество воды и рыбной ловли Ахти, „сыны Калевы", которые „косили луга", Вяйнямейнен (Ainemoinen), который „ковал песни", Ильмаринен, который ведал погодой и „приводил к месту путников". Все эти имена встречаются в карело-финской эпической поэзии, о бытовании которой в народе Агрикола, видимо, знал, поскольку слитно с нею бытовала и языческая мифология. В качестве церковного деятеля Агрикола осуждал язычество, боролся с ним. После перечисления языческих божеств следовало восклицание: „Не глупый ли это народ, верующий в них и поклоняющийся им! Дьявол и грех довели их до такой веры. На могилы усопших приносили они пищу, причитали и плакали там". Характерно, что формально Агрикола был склонен описывать языческие обычаи в прошедшем времени - пусть как недавнее прошлое, но все же прошлое. „Еще недавно, во времена папизма, - писал он, - люди открыто либо тайно поклонялись вместо Бога природным стихиям - огню, воде, земле, деревьям... Но теперь пусть каждый почитает только Отца, Сына и Святого духа".7 По этой заклинательной интонации можно, однако, судить, что и сам Агрикола, проводник Реформации в Финляндии, не считал язычество уже совершенно преодоленным.
Около 1583 г. Я. Финно, тоже церковный деятель, издал первый на финском языке сборник духовных песен со своим предисловием, которое представляло собой первое в истории финской литературы рассуждение о поэзии. Нас здесь интересует то, что относится к фольклорной поэзии. Автор проводил грань между „божественной" (церковной) и „безбожной" (фольклорно-языческой) поэзией. О бытовании последней в предисловии давались уже более подробные сведения. В народе „постыдные" языческие песни пелись „на праздниках и в поездках, ради времяпровождения и веселья", люди „состязались друг с другом в песнопении". При всем идеологическом неприятии язычества Финно косвенно признавал высокие эстетические достоинства народных песен. По словам автора предисловия, бес был столь лукав, что выковал для певцов самые лучшие слова; они слагали песни быстро и складно, народ запоминал их быстрее и охотнее, чем церковные тексты. 8
XVII в. в истории Финляндии и скандинавских стран был периодом „охоты на ведьм" - подсчитано, что за столетие в Финляндии было осуждено на смерть по обвинению в колдовстве до 50-60 человек, многие были наказаны денежными штрафами, других привязывали к позорному столбу и т. п. Между прочим, в судебных протоколах того времени сохранились самые ранние записи некоторых заговоров, описания языческих обрядов.
Вместе с тем вызревала и другая тенденция, связанная с повышением интереса к национальному историческому прошлому, в том числе к народной старине. Одним из положительных примеров-импульсов здесь опять-таки послужил Тацит, чьи исторические сочинения стали выходить печатными изданиями с конца XVI в. В своей „Германии" Тацит упоминал о том, что варварские германские племена знали о своем прошлом только из древних песнопений, - впрочем, он тут же отмечал, что изустная старина „всегда оставляет простор для всяческих домыслов". 9 Тем не менее историческая мысль и в Швеции стала обращаться к народной памяти, к фольклору, ценность которого впервые осознавалась. К этому следует добавить, что XVII в. был эпохой шведского великодержавия (в частности, Ингерманландия, Карельский перешеек, Приладожская Карелия, Финляндия входили в состав Швеции). Завоевательная политика до поры до времени имела успех, в героическом ореоле хотелось видеть и национальное прошлое. В отличие от Тацита, взиравшего на германские племена как на варваров, шведским официальным властям, напротив, хотелось доказать, что шведы и в прошлом варварами не были. Королевский меморандум Густава II Адольфа 1630 г. предписывал священникам собирать в народе героические песни и предания, даже заговоры. Многих священников, еще недавно преследовавших язычество, это повергло в недоумение; меморандум стал реализовываться не вдруг, и тем не менее его принято считать своего рода „учредительным актом" собирательской работы в области фольклора. В 1666 г. с той же целью в Швеции была создана специальная „ антикварная коллегия", в которую входил, между прочим, и упсальский профессор Ю. Шефферус, исследователь Лапландии, опубликовавший в 1673 г. латиноязычное сочинение под названием „Лаппония". В книгу вошли две саамские народные песни, полученные автором от священника О. Сармы, саама по происхождению.
Во второй половине XVII - первой половине XVIII в. в Финляндии оформилось так называемое феннофильское культурное движение, отчасти направленное против шведского великодержавия и культурно-языковой гегемонии. В этот период вышли первые грамматики финского языка, первые словари, первый сборник финских пословиц (1702), подготовленный X. Флоринусом. Феннофилом был и Даниэль Юслениус (1676- 1752), писавший о красотах финского языка и поэтической одаренности финских крестьян в подчеркнуто апологетическом духе. По его мнению, еще до шведского завоевания и введения христианства у финнов была развитая культура и они отнюдь не были варварами. В сочинении 1700 г. он утверждал, что народными „поэтами не становятся - ими рождаются".10 В разных модификациях эта мысль о „естественном рождении" народной поэзии надолго станет весьма распространенной, она встречается, как увидим, и у Э. Лённрота.
Приведенные эпизоды свидетельствуют о том, что уже в XVI-XVII вв. бесспорными представлялись по меньшей мере два положения: 1) народная поэзия - это наследие языческой, дохристианской эпохи и 2) языческие божества-идолы - это существа мифологические, порождение народных суеверий. Правда, уже Агрикола и Финно частичную вину за распространение суеверий возлагали на „папизм", на эпоху католицизма, и все же связь народной традиции с язычеством не подвергалась сомнению. Сомнения и споры по указанным вопросам возникли гораздо позднее - к концу XIX в. При этом соотношение языческих и христианских элементов, а последние несомненно есть в рунах, до сих пор остается серьезной научной проблемой.
2 Тацит Корнелий. Соч.: В 2 т. Л., 1970. Т. 1. С. 373.
3 Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Т. 1. С. 206, 209.
4 Там же. С. 214.
5 Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1990. Кн. 1.С. 1.
6 См., в частности, следующие статьи: Korhonen М. 1) Suomalaisten suomalais-ugrilainen tausta historiallis-vertailevan kielitieteen valossa // Suomen vaeston esihistorialliset juuret. Helsinki, 1984. S. 55-71; 2) Uralin talla ja tuolla puolen // Uralilaiset kansat. Helsinki, 1991. S. 20-48; Hakkinen K. Ware es schon an der Zeit, den Stammbaum zu fallen? // Ural-Altaische Jahrbucher. Neue Folge. Wiesbaden, 1984. Bd 4. S. 1-24; Larsson L-G. Urhemmet, stamtradet och sprakkontakterna // Fran Pohjolasporten till kognitivkontakt. Stockholm, 1990. S. 105-116;Branch M. Mietteita uralilaisten kielten yhteisesta historiasta // Elias. Helsinki, 1991. N 3. S. 3-17.
7 Agricola M, Teokset. Helsinki; Porvoo, 1931. Osa 3. S. 212.
8 Цит по: Suomenkielisia historiallisia asiakirjoja Ruotsin vallan ajalta (vuositta 1548-1809) // JulkaissutK Grotenfelt. Helsinki, 1912. S. 10-16.
9 Тацит Корнелий. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 354.
10 Juslenius D. Vanha ja uusi Turku. Porvoo, 1929. Luku 3, § 33.
Загрузка...
