На рубеже ХХ-ХХ1 веков существенно возрос интерес как I литературоведов , так и рядовых читателей к личности и творчеству М.А. Шолохова . Жизненный путь и творчество писателя активно исследуются в отечественной и зарубежной филологии. В литературоведении изучение шолоховского наследия представлено не только работами, посвященными анализу отдельных произведений, но и фундаментальными трудами, охватывающими творчество писателя в целом1.
Научная база отечественного шолоховедения заложена в исследованиях 1950-80-х гг., принадлежащих таким видным ученым, как Л.Г.Якименко, В.В.Гура, К.И. Прийма , Ф.Г. Бирюков, А.И. Хватов, А.Ф. Бритиков , В.М. Тамахин. Современный уровень науки о М.А.Шолохове достойно представляют работы В.В.Петелина, В.О.Осипова, В.А.Чалмаева, Ю.Г.Круглова, Г.С.Ермолаева, С.Н.Семанова, С.Г.Семеновой, Н.Д.Котовчихиной и других ученых.
Подробно освещены вопросы эволюции творческого наследия, специфики образного мира М.А. Шолохова
Исследованы основные темы, мотивы, образы, идеи, жанры, разработан вопрос о месте, роли творчества писателя в контексте русской и мировой литературы.
Обстоятельно проанализированы произведения писателя с точки зрения литературных влияний и преемственности. Все это еще раз подчеркивает
1 Котовчихина Н.Д. Эпическая проза М.А. Шолохова в русском литературном процессе XX века / Н.Д. Котовчихина . - М., 2004; Ермолаев Г. С. Михаил Шолохов и его творчество / Г.С. Ермолаев . -СПб., 2000; Бирюков Ф.Г. О подвиге народном /Ф.Г. Бирюков . - М., 1989; Тамахин В. М. Поэтика Шолохова-романиста / В.М. Тамахин. - Ставрополь, 1980; Хватов А. И. Художественный мир Шолохова / А. И. Хватов. - М., 1978; Якименко JL Г. Творчество Шолохова / Л.Г. -Якименко. - 77; Семанов С. Н. В мире «Тихого Дона » / С. Н. Семанов. - М., 1987; Калинин А. Время «Тихого Дона ». А. Калинин. - М., 1979; Бирюков Ф.Г. Художественные открытия М. Шолохова / Ф.Г. Бирюков. - М., 1976. Гура В.В. Как создавался «Тихий Дон » / В.В. Гура. - М., 1989; Прийма К. Книга столетия / К. Прийма. - М., 1975; Осипов В. Тайная жизнь М. Шолохова. (Документальная героика без легенд) / В. Осипов. - М., 1995; Семенова С. Мир прозы М. Шолохова: От поэтики к миропониманию / С. Семенова. - М., 2005; Петелин В.В. Жизнь Шолохова: Трагедия русского гения / В.В. Петелин. - М., 2002 и др. неослабевающий интерес ученых, как отечественных, так и зарубежных, к личности и творчеству М.А. Шолохова.
По совершенно справедливому замечанию шолоховедов , «"Тихий Дон" произведение емкое, многозначное. Роман Шолохова дает его толкователям большой простор»1. Именно эта многогранность и неисчерпаемость произведения стимулирует появление новых исследований истоков неповторимого художественного мастерства замечательного писателя.
Вместе с тем, как и в наследии любого великого писателя, в творчестве Шолохова остаются аспекты, недостаточно изученные исследователями. В их числе - сфера художественного микрообраза, ее идейно-эстетические функции в структуре произведения писателя. Собственно, этой проблеме в изучении поэтики романа «Тихий Дон » и посвящена данная диссертация.
Искусство шолоховской детали восхищает всех, кто соприкасается с художественным миром романа . Следует подчеркнуть, что М.А. Шолохов в I качестве одного из важнейших уроков своего главного литературного учителя - Л.Н. Толстого - почерпнул его убежденность в том, что эмоционально-эстетическое воздействие на читателей «только тогда достигается и в той мере, в какой художник находит бесконечно малые моменты» (курсив мой - П.Т.), из которых складывается произведение искусства»2.
Сам М.А.Шолохов утверждал, что его главная задача состояла в том, чтобы «суметь его обобщить и переработать, отобрать наиболее значительное и политически действенное, чтобы каждый эпизод и каждая деталь (курсив мой - П.Т.) несли свою нагрузку»3.
Ярко и увлеченно об уникальном шолоховском мастерстве художественной детализации образа пишет С.Г.Семенова в своей недавней книге «Мир прозы Михаила Шолохова: От поэтики к миропониманию » (2005). «Писателю присуще особое микрозрение, виртуозная фиксация таких мельчайших внешних черт и деталей (курсив мой - П.Т.), какая возможна
1 Гура В.В. Как создавался «Тихий Дон » / В.В.Гура. - М., 1989. С. 3.
2 Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 90 тт. Т. 30. / Л.Н. Толстой. - М. С. 128.
3 Цит. по: Кетлинская В. Михаил Шолохов//Комсомольская правда, 1934г. 17 августа. № 191. С.З. 4 только для долгого, прилежного, гениально-зоркого наблюдателя», -утверждает она, подчеркивая, что в таком подходе писатель «верен народному, нерефлектированному типу переживания »1.
М.А. Шолохов использует множество метких деталей психологической, речевой, портретной характеристики, подробностей природных зарисовок.
Приемы психологизации отношений и поступков персонажей , портретных и пейзажных описаний, трудовых, семейных и батальных сцен выражаются Шолоховым » прежде всего через предметный мир (портрет, пейзаж, интерьеры) и сферу художественной детализации. Пронизывая эти сегменты художественной структуры произведения эмоциональными импульсами, переживаниями и ощущениями персонажей, Шолохов открывает новые возможности худоэ/сественной субъективации явлений объективной действительности.
Актуальность работы определяется возросшим интересом современного литературоведения к проблемам микропоэтики - в частности, к анализу художественных возможностей искусства детали в системе образных средств писателя, ее полиаспектного, сквозного и разноуровневого применения в творческой практике М.А. Шолохова.
Значимость такого подхода обусловлена объективной потребностью современной литературной науки в углубленном анализе проблем шолоховедения на новом уровне их научного осмысления.
Основной целью диссертационной работы является изучение своеобразия сферы художественной детализации в поэтике романа, типологических характеристике и особенностей функционирования детали на разных уровнях художественного целого, ее роли в формировании шолоховской концепции мира и человека. "
Цель диссертации предполагает решение ряда задач:
1 Семенова С.Г. Мир прозы Михаила Шолохова: От поэтики к миропониманию / С.Г. Семенова, -М., 2005. С.85, 94. определение сущности художественной детали как концептуально значимого микрообраза и средства художественной нюансировки в индивидуально-авторской картине мира писателя; построение типологии художественных деталей применительно к шолоховской поэтике на основе их включения в сферу предметной и (или) сенсорной изобразительности;
Рассмотрение сквозь призму детализации поэтики ощущения, восприятия и чувственного представления как средства передачи внутреннего состояния персонажей романа Шолохова, в том числе на уровне психологического подтекста; обнаружение присущих Шолохову способов включения детали в структуру повествования ;
Рассмотрение идейно-образных и композиционно-конструктивных функций детали в структуре художественного целого;
Анализ новаторских открытий М.А. Шолохова в сфере художественной детализации в соотношении с проблемой преемственности традиций русской классики.
Выбор предмета диссертации - сферы художественной детализации в романе-эпопее М.А. Шолохова «Тихий Дон » как эстетической реальности - обусловлен следующими факторами: недостаточной изученностью микропоэтики романа при доминирующем внимании к произведению в целом; спецификой жанра романа-эпопеи, которая позволяет говорить о конкретных, художественно воссоздаваемых микрофрагментах национальной картины мира и их авторском видении.
Объектом исследования являются принципы и способы художественной детализации, присущие творческой манере М.А. Шолохова. На наш взгляд, именно данная сфера художественного мира произведения способна в значительной ^ мере раскрыть идейно-эстетическую уникальность замысла автора и своеобразие его поэтики.
Источники исследования. Задачи диссертационной работы решаются на материале всех доступных автору источников, связанных с жизнью и творчеством М.А.Шолохова. Это, прежде всего, текст самого романа «Тихий Дон », а также многочисленные литературоведческие , биографические, документальные источники.
Теоретическую основу настоящей работы составили достижения в области шолоховедения: работы В.В. Гуры , К.И. Приймы, Л.Г.Якименко, Ф.Г.Бирюкова, А.И. Хватова , А.Ф. Бритикова, В.М. Тамахина, В.В.Петелина,
B.О. Осипова , В.А.Чалмаева, Ю.Г. Круглова, Г.С. Ермолаева , С.Н. Семанова,
C.Г.Семеновой, Н.Д.Котовчихиной других ученых. Для анализа теоретических аспектов исследуемой темы привлекаются труды М.М. Бахтина , Г.Н. Поспелова, В.Е. Хализева, А.П. Чудакова , Л.В. Чернец, Е.А. Добина и других ученых.
Методологическая база исследования основывается на использовании методов системно-типологического и историко-литературного анализа.
Специфика темы предполагает сочетание целостного анализа романа М.А. Шолохова «Тихий Дон » с элементами микроанализа текста на уровне художественной детали.
Научная новизна работы состоит в том, что она является первым специальным диссертационным исследованием, посвященным системному анализу поэтики художественной детали романа «Тихий Дон » и ее функций в структуре художественно-эстетического целого. f
Кроме того, новизна диссертации определяется тем, что впервые текст романа Шолохова анализируется с привлечением опыта и достижений современной науки в сфере психологии ощущений: понятия «звук», «запах », «цвет», «вкус», «осязание » представлены как эстетические категории художественного мышления Шолохова, системно-комплексный анализ которых позволяет раскрыть в новом ракурсе особенности шолоховского психологизма, обнаружить в его структуре практически не исследовавшуюся ранее сферу психологического подтекста.
Положения, выносимые па защиту:
1. Сфера художественной детализации в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон » представляет собой оригинальный эстетический феномен, ярко отражающий специфику неповторимого художественного стиля и своеобразия индивидуально-авторской картины мира писателя.
2. Художественная деталь в поэтике шолоховского романа выполняет различные функции: выступает в роли концептуально значимого микрообраза, реализующего многообразие художественных смыслов произведения, служит способом авторской оценки происходящего, конструктивным компонентом художественного целого.
3. Предлагаемая в диссертации типология деталей связана с двумя главными составляющими художественной ткани романа - сферами предметно-образной и сенсорно-чувственной изобразительности. Первый критерий дает основание классифицировать портретную, пейзажную, бытовую, психологическую, речевую разновидность детали, а второй - выделять визуальную, »звуковую, одоративную, осязательную, вкусовую деталь.
4. Синэстетизм, присущий поэтике писателя, связан со спецификой создаваемой им картины мира, ее чувственно-опредмеченным характером, реализуемым в богатстве образных деталей и подробностей. Практически в каждом фрагменте романа создается впечатляющий «ансамбль деталей », эффект объемной художественной «стереоскопии », представляющий собой один из ключевых стилеобразующих факторов шолоховского творчества.
5. Иерархия ощущений, реализуемая через систему деталей, составляет органическую часть эмоционально-ценностной системы писателя. Вкус, запах, цвет, звучание и осязаемость мира являются в представлении автора и героев романа своеобразными эстетическими категориями, способными нести в разных ситуациях не только образную, но и нравственно-психологическую нагрузку.
6. Одна из важнейших функций детали в романе «Тихий Дон » - знаково-символическая. Так, наиболее богатый чувственными ассоциациями обонятельный сегмент романа позволяет говорить об одоративных деталях как знаках войны и мирного труда на земле, «родного » и «чужого » мира, знаках «персонажной зоны » героев и героинь романа, их личных взаимоотношений.
7. Новаторство Шолохова-художника проявляется не только в содержательно-смысловом наполнении микрообраза, но и в способах включения детали в структуру повествования - таких, как предварение, повтор, параллелизация, градация. Отсюда столь многообразны и художественно впечатляющи в его романе детали-предзнаменования, детали-параллели, детали-переклички, детали-антитезы, детали-лейтмотивы. Так, повторяющийся в конкретике выразительных подробностей образ неубранных хлебов становится в ходе повествования концептуально значимой лейтмотивной деталью-символом, выражающей авторский приговор войне.
8. Сфера художественной детализации обусловлена ментальной спецификой казачества, двойственной природой казака как воина и земледельца, его органической связью с природным миром, с «властью земли », с натуральным хозяйством. Отсюда - оригинальное звучание «зооморфных » звериных», «волчьих », «бычьих ») начал и «фитоморфных » (растительных) деталей-характеристик в образах героев и героинь романа.
9. Искусство шолоховской детали неотрывно от традиций русской классики. Так, с поэтикой Л.Н. Толстого связан у Шолохова принцип доминирующий портретной детали («играющие » всеми оттенками чувств «черные глаза » и «зовущие губы » Аксиньи , «черная дичь глаз », «коршунячий » нос Григория, «смелые серые глаза » Натальи, «писаные дуги бровей » и «вьющаяся походка » Дарьи» и т.п.).
10. Значительную роль в поэтике шолоховского психологизма играет сфера подсознательного; мотивы поведения персонажей чаще всего имеют импульсивно-инстинктивный характер. Отсюда особая роль внеречевых (мимико-жестовых и подтекстовых) деталей, свидетельствующих о восприимчивости Шолохова к чеховской поэтике «подводного течения » и о ее дальнейшем развитии в русле экспрессивной психологической динамики. Экспрессивный психологизм - одно из важнейших художественных открытий М.А. Шолохова в романе «Тихий Дон ».
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее материалы могут быть использованы в процессе преподавания литературы в школе и вузе, в издании словарей и энциклопедий М.А. Шолохова , в дальнейшем изучении творчества писателя.
Структура диссертации определена задачами диссертационного исследования, логикой раскрытия темы и состоит из трех глав, введения, заключения, списка использованной литературы.
Во Введении фокусируется проблематика работы, определяются цели и задачи исследования, намечаются основные аспекты анализа. Обосновывается актуальность и научная новизна диссертации, теоретическая и методологическая база исследования, намечаются общие подходы к анализу поставленной проблемы.
В первой главе «Сфера портретной и психологической детализации романа М.А. Шолохова «Тихий Дон » предпринимается попытка выявить степень изученности проблемы художественной детали в современном литературоведении, в том числе применительно к роману «Тихий Дон ». Отмечается недостаточная.изученность микропоэтики романа при повышенном внимании к произведению в целом. С учетом имеющихся трактовок предлагается определение детали как концептуально значимого микрообраза, соотносимого со смыслом всего художественного. Обосновывается типология деталей на основе двух критериев - включенности в предметную или сенсорную сферу художественной образности. Согласно первому признаку предлагается выделять портретную, психологическую, пейзажную, бытовую, речевую детали, а согласно второму - визуальную, звуковую, одоративную, осязательную, вкусовую деталь.
Раскрывается своеобразие поэтики портретной и психологической детали в шолоховском романе, делается вывод о продолжении писателем толстовской традиции движущегося, динамичного, изменчивого психологизированного портрета, тесно связанного с «диалектикой души » персонажа . Подчеркивается новаторство Шолохова в сфере художественной детализации, выявляется" взаимосвязь «зооморфной » и «фитоморфной » портретной психологической детали с ментальной спецификой казачества, его близостью к земле, природе.
Во второй главе - «Деталь как средство многоаспектного воссоздания эмоционально-чувственного мира и человека в романе «Тихий Дон » - рассматривается роль визуальных, звуковых, одоративных, осязательных, вкусовых деталей в эмоционально-ценностной системе писателя. Показано, как система образов-ощущений создает эффект «художественной стереоскопии » авторского стиля, рождает в сознании персонажей чувство полноты земного бытия, несет на себе важную психологическую, нравственно-этическую, философскую нагрузку. Отмечается, что сенсорные детали-ощущения служат «знаками » войны и мира, «персонажной зоны » героев и героинь романа, особенностей их личных взаимоотношений. Раскрывается соотношение понятий «художественная подробность » и «художественная подробность » и «художественная деталь », на конкретных примерах показана специфика их функционирования в поэтике романа.
В третьей главе - «Функции детали в различных сегментах художественного мира романа «Тихий Дон » - анализируется специфика использования художественных микрообразов в структуре шолоховского пейзажа, бытовых и батальных сцен, речевых характеристик персонажей. Обращается внимание на полифункциональность шолоховской детали как приема индивидуализации характера персонажа как средства создания художественного подтекста, как способа авторской оценки, как композиционно-конструктивного компонента поэтики романа. Рассматриваются различные способы включения детали в структуру художественного текста: предварение, повтор, параллелизация. Градация. Характеризуется содержательное наполнение деталей в зависимости от характера реализации авторской идеи: с этих позиций выделяются концептуальные детали-символы, детали-антитезы, детали-лейтмотивы.
В Заключении содержатся выводы о специфике шолоховской детали, о масштабах художественных открытий писателя в данной сфере, о роли художественной детализации в создании индивидуально-авторской картины мира. ,
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были представлены и обсуждались на различных конференциях, в которых принимал участие соискатель: на Международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения М.А.Шолохова (МГОПУ им. М.А.Шолохова, 2005 г.); V Международной научной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» (МГОПУ им. М.А.Шолохова, 2006 г.); Международной научной конференции «Есенинская энциклопедия: концепции, проблемы, перспективы» (Москва - Рязань - Константиново, 2006 г.); VII Международной шолоховской конференции (МГГУ им. М.А. Шолохова, 2007 г.); Всероссийской научно-практической конференции «» (Калужский государственный университет им. К.Э.Циолковского, 2007 г.); Международной научной конференции «Поэтика и проблематика творчества Есенина в контексте Есенинской энциклопедии» (Москва - Рязань - Константиново, 2008 г.); IX Международной шолоховской конференции (МГГУ им. М.А. Шолохова , 2009 г.).
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: »
1. Человек на войне (На материале романа М.А. Шолохова «Тихий Дон ») // Объединенный научный журнал.2005. № 26 (154) С. 62-64.
2. Пейзаж как средство раскрытия внутреннего мира персонажей романа М.А. Шолохова «Тихий Дон » // Русское литературоведение на современном этапе. Материалы V Международной конференции. В 2-х тт. Т.2. М., 2007. С. 149-152
3. Портрет как средство раскрытия образа в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон » // Студенческие Шолоховские чтения-2007: Сборник научных трудов. Под общ. ред. академика РАО Ю.Г. Круглова. М., 2007. С.26-30
4. Цветовая деталь в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон » // Педагогический Интернет-вестник МГГУ им. М.А. Шолохова. 2007, № 10. [Электронный ресурс]. Информационный код доступа: http://vvww.mgopu.ru/JOURNAL/10trofimova.doc
5. «Симфония запахов » в творчестве С.А. Есенина и М.А. Шолохова // Современное есениноведение : Научно-методический журнал. 2007 г. № 6. С.177-181.
6. Обонятельный сегмент предметной сферы романа М.А.Шолохова «Тихий Дон » // Вестник МГОУ . Серия «Психологические науки ». 2007. №4. С. 29-35.
7. Влияние войны на восприятие жизни личностью (на материале романа М. А. Шолохова «Тихий Дон ») // Педагогический Интернет-вестник МГГУ им. М.А. Шолохова. 2007. № И. [Электронный ресурс]. Информационный код доступа: http://www.mgopu.rU/JOURNAL/l ltrofimova.doc.
8. Звукообразы на страницах романа М.А. Шолохова «Тихий Дон » // Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Калуга на литературной карте России ». Калуга, 2007. С. 227-232.
9. «Осязательная деталь » как средство психологического анализа в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон » // Шолоховские чтения: Сборник научных трудов. Под общей редакцией академика РАО Ю.Г. Круглова. М., МГГУ им. М.А. Шолохова, 2008. С. 172-175.
10. Психологическая деталь в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон » //
Концептуальные проблемы литературы: Художественная когнитивность:
Материалы II Международной научной конференции. Ростов-на-Дону, 2008. С. 300-311.
11. Цветовая деталь в поэтике С.А. Есенина и М.А. Шолохова II Современное есениноведение. 2008 г. №8. С. 167-172.
12. Экспрессивная деталь в системе эмоционально-ценностных характеристик персонажей романа М.А.Шолохова «Тихий Дон » // Вестник Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова. Серия «Филологические науки ». 2008. № 4. С. 7-17.
13. Экспрессивный психологизм как художественное открытие М.А. Шолохова в романе «Тихий Дон » // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Русская филология ». 2009. № 3 (август). С.179-185.
Выполняем все виды студенческих работ
Специфика художественного пространства в ранних рассказах М. А. Шолохова
Тип работы: Реферат Предмет: ЛитературоведениеОригинальная работа
Выдержка из работы
О.Я. Алексеева СПЕЦИФИКА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОСТРАНСТВА В РАННИХ РАССКАЗАХ М.А. ШОЛОХОВА Актуальность темы, выбранной для данной статьи, обусловлена, прежде всего, тем, что исследованию ранних рассказов М. А. Шолохова на протяжении долгого времени не уделялось должного внимания. Существуют отдельные статьи и ряд монографий, посвященных изучению раннего периода творчества М. А. Шолохова. Внимание их авторов сосредоточено на выявлении особенностей стиля (Н. Великая, А. Хватов, И. Лежнев), способов создания образов (Ф. Бирюков, Л. Якименко), мотивов (Ф. Бирюков, Г. Ермолаев), типа конфликта (Л. Якименко, А. Мацай, В. Гура), а также на соотнесении с романом «Тихий Дон» (Прийма, В. Гура, Г. Ермолаев, И. Лежнев). Предпринималась и попытка комплексного анализа рассказов (С. Семенова)1.
Однако в указанных выше работах рассказы не изучались с целью вычленения пространственной структуры и выявления ее взаимодействия с более сложными уровнями повествования. На наш взгляд, подобный подход мог бы дать возможность взглянуть на проблему интерпретации ранних рассказов М. А. Шолохова с иной точки зрения.
Как известно, анализ художественного произведения может идти по восходящей, т. е. от изучения простых элементов, составляющих повествование (выявление тем, мотивов, пространственно-временной характеристики текста), к исследованию более сложных составляющих, таких, например, как основная идея, сюжет и т. д. Исследователи, в основном, сосредотачивают свое внимание на верхнем пласте произведения, забывая, что именно изучение «первого» уровня зачастую помогает понять динамику развития сюжета, выявить внутреннюю структуру произведения.
В статье мы попытаемся описать пространственную характеристику рассказов, определить ее семантическое наполнение и специфику.
В основу отбора материала был положен принцип тотального изучения рассказов М. А. Шолохова периода 1924−1927 гг. с целью определить ряд текстов, в которых наличествует ситуация перехода границы и, как следствие, пространственная оппозиция. В результате основной корпус исследуемых произведений составили следующие рассказы: «Коловерь»
(1924) — «Пастух» (1925) — «Продкомиссар» (1925) — «Илюха» (1925) — «Председатель Реввоенсовета республики» (1925) — «Двухмужняя» (1925) — «Бахчевник» (1925) — «Чужая кровь» (1926) — «О Колчаке, крапиве и прочем»
(1925) — повесть «Путь-дороженька» (1925) — «Ветер» (1927) .
Художественный мир рассказов М. А. Шолохова четко организован и состоит из двух противоборствующих пространств: «открытого», которое мы условно назвали «город», и «закрытого» — «хутор» / «станица» (т.н. «сословная и областная замкнутость»). Под оппозицией «открытое-закрытое» пространство понимается, прежде всего, оппозиция «старый-новый» режим, «проницаемость-непроницаемость», «статичность-динамичность», «косность-прогресс». Их описание устойчиво: всегда с отрицательными коннотациями изображается «закрытое» («…Вчерась землю делили: как только кому из бедных достается добрая полоса, так зачинают передел делать. Опять на хребтину нам садятся богатеи.» — П, 216- «казаки-посевщики богатыми очкурами покрепче перетянули животы, решили разом и не задумавшись: — Дарма хлеб отдавать?.. Не дадим.» — Пр, 222) и с положительными — «открытое» («Часть рабочих кончала обмолот, пахала под пары, другая часть строила школу» — Д, 365- «Теперя лупай обоими фонорями, свети в оба! Чуть тронешь свою бабу, — за хвост тебя, сукиного сына, да в собачий ящик!» — ОК, 423)4.
Интересно, что если в литературной традиции XIX в. герой бежал от суеты окружающего мира, стремился найти уединение, дабы в нем обрести истинное понимание вещей, смысл жизни, то в рассказах М. А. Шолохова ситуация прямо противоположная. Герой, как и в романтической традиции, также активен, и для него «истина» находится вне окружающей его повседневности, но пространственным воплощением ее является уже не «деревня», а «город». Связано это с переменой установок направляющей силы: теперь изначально «замкнутое» на себе пространство обречено и должно быть разрушено надвигающимся прогрессом, противостоять которому уже невозможно.
Следует отметить, что в одном из рассказов — «Председатель Реввоенсовета республики» — тип «замкнутого» пространства получает совершенно иное семантическое наполнение. Герой, провозглашая свой хутор автономным, объявляет об «осадном кругом положении» (345), как бы помещая его в центр круга, преграждает доступ к нему. В данном случае «замкнутость» имеет фольклорную коннотацию, становится синонимом оберега, призванного охранять хозяина или место, где он живет, от злых духов.
Фольклорные мотивы в описании и разработке пространства просматриваются еще в двух рассказах — «Илюха» (1925) и «Ветер» (1927).
В рассказе «Илюха» одна из мотивировок движения героя — нежелание жениться на нареченной родителями невесте («Больно на монашку похожа: губки ехидно поджатые, все вздыхает да крестится, ровно старушка древняя, ни одной обедни не пропустит, а сама собой — как перекисшая опара», 232). Поиск иной доли перекликается с важной композиционной составляющей сюжета волшебной сказки, в которой «переправа в иное царство есть как бы ось сказки и вместе с тем — ее середина. Достаточно мотивировать переправу поисками невесты, диковинки <…> чтобы получить самый общий, еще пока бледный, несложный, но все же ощутимый каркас, на основе которого слагаются различные сюжеты"5. Так и в рассказе «Илюха» «переправа» резко меняет судьбу героя, делит его жизнь на две части: размеренная и степенная жизнь в родительском доме и начало новой жизни, полной борьбы и самосовершенствования.
В рассказе «Ветер» описание причины («Подводчик обманул его, уехал, не дождавшись конца съезда, и Головнин, не найдя попутной подводы, пошел пешком…»), обстоятельств, при которых один из героев рассказа, Головин, попадает в избу к местному жителю («Темнело быстро. Уродливые очертания дубов виднелись по сторонам, за пологом мглы. Час спустя, уже в темноте, прибился он к огням хутора и, усталый, вошел в первый двор. В оконце маленькой хатки желтел огонек. Постучался…») наводит на мысль о сходстве хаты Турилина с избушкой Бабы-Яги6. Этому способствует и сама атмосфера, окружающая его там («Учителю было душно на холодной печке. Он чувствовал, что по нем ползают мореные вялые вши. Они кусали зло и ненасытно»).
Помимо названных выше доминантных центрообразующих пространств («город-деревня») в рассказах «Пастух», «Бахчевник», «О Колчаке, крапиве и прочем» и повести «Путь-дороженька» вводится дополнительное подпространство: «степь» — П- «бахчевник» — Б- «банда Махно» -Пд- «конюшни» — ОК.
В самом начале рассказов Григорий («Пастух») и Митька («Бахчевник») показаны пассивно-примыкающими к большевикам, способность же их к активной деятельности намечена, но не прописана, что дает автору возможность показать героев в развитии. Окончательное же их становление происходит в конце повествования, когда они доказывают преданность идеи через самопожертвование (Григорий, «Пастух») и готовность во имя нее переступить через законы родства (Митька, «Бахчевник»).
В последних двух из приведенных нами случаев — рассказ «О Колчаке, крапиве и прочем» и повесть «Путь-дороженька» — проблема внутренней самоидентификации героев снята изначально, а их пространственное перемещение обусловлено, прежде всего, стремлением автора сфокусиро-
вать внимание читателя на принципиально важной для него грани характера, например, такой как моральная стойкость (ОК) и сила духа (Пд).
Таким образом, осложнение пространственной структуры художественного произведения высвечивает один из механизмов создания образа.
Традиционно оппозиция «город-деревня» помимо коннотации «ра-зомкнутый-замкнутый» включает в себя понятие «свое-чужое»: «Замкнутое пространство, интерпретируясь в текстах в виде различных бытовых пространственных образов: дома, города, родины — и наделяясь определенными признаками: „родной“, „теплый“, „безопасный“ — противостоит разомкнутому „внешнему“ пространству и его признакам: „чужое“, „враждебное“, „холодное“.». Однако в анализируемых рассказах классическая интерпретация данной оппозиции ломается. Собственно, составляющие ее компоненты меняются местами: «свое» становится далеким- «чужое» -близким. Ср.: «Илья, иди, но домой не заглядывай. Вижу, что зараженный ты кумсамолом, всё с ними, с поганцами нюхался, ну и живи как знаешь, а я тебе больше не указ…» — И (232) — «А знаешь ты, красноармейская утроба, что завтра мы твоих друзей арестуем?» (251) и «Смутно догадывался он, что Федор хочет уехать за Дон к большевикам» — Б (251) — «Давай уйдем с нами отсель, расплюемся с Всевеликим войском донским» (272) и «Выскочили. Бежали, падали. Яков махал руками и кричал <…>: — Братцы! Красненькие! Товарищи!..» — Пд (281) — «Хоружий. Погоны новенькие. Пробритый рядок негустых волос. Свой: плоть от плоти, а стесняется Па-хомыч, как чужого» — К (327) — «Угловато осунулся и пожелтел Петро. По ночам слышал Гаврила, как вздыхал он и ворочился на кровати. Понял, после долгого раздумья, что не жить Петру в станице.» — Ч (499).
Еще одной важной составляющей в изучении пространственной структуры произведения является мотив перехода границы8, непосредственно влияющий на динамику развития сюжета.
Все из приведенных здесь рассказов имеют общую завязку (исключением является «Ветер»). Повествование начинаются с описания внут-ренне-активного, но внешне статичного противостояния героя окружающей действительности («Илюха», «Прдкомиссар», «Коловерь», «Двухмужняя», «Чужая кровь», «О Колчаке, крапиве и прочем», «Председатель Реввоенсовета республики», повесть «Путь-дороженька») или с формирования данной позиции («Пастух», «Бахчевник»). Собственно первая половина повествования призвана показать становление героев и мотивацию поступков. Детальное описание обстановки, условий быта, в которых находится герой, с одной стороны, тормозит действие: повествование как бы растягивается. Однако несовместимость взглядов на сложившийся уклад и вызванная этими обстоятельствами конфликтная ситуация отторгает или выталкивает героя из семьи, что неизбежно стимулирует активность его действий (о чем и свидетельствует переход границы) и, как следствие, влечет стремительную развязку.
В зависимости от «прикрепления» героев к «открытому / закрытому» пространству и их способности переходить границу они четко подразделяются на две группы: персонажи «подвижные» и «статичные». Например: «С весны заявляется в хутор наша же хуторная — Настя. Жила она в шахтах, а тут взяла и приехала, черт ее за подол смыкнул» — ОК (422) — «Я сам работал день и ночь. По белу свету не шатался, как ты!» — Пр (223) — «…убегай сердешный, куда глазыньки твои глядят!» — Б (258) — «…Желаешь с нами идтить — в добрый час, а нет, так баба с возу — кобыле легче!.. — Пойду я, дедушка» — Пд (272) (24, "www.сайт").
Преодоление границы воспринимается героями как отказ от косного существования, разрыв с отягощающим их прошлым и устремленность в будущее. Мотив перехода границы в рассказах М. А. Шолохова четко маркирован не столько перемещением из одного пространства в другое, но прежде всего тем, что герой оказывается перед выбором между близкими людьми по крови и по идее. Причем само понятие нравственный выбор, логически вытекающее из его условий, в рассказах снято и подменено, в соответствии с идеологической установкой, определением классовой принадлежности, что собственно и оправдывает не только отказ героев от кровных уз, но и убийство родного человека («Продкомиссар», «Бахчевник»).
Следует отметить, что данная трактовка ни в коей мере не снимает важной идеологической составляющей образов, более того, на наш взгляд, подобный анализ произведения позволяет вскрыть механизм создания образа вне семантических наполнений, проверить истинность / ложность его интерпретации.
Описанное в рассказах «распространение» советской власти показано как наступление «нового» порядка с методичным и основательным разрушением «старого»: оказываются растоптаны и поруганы понятия традиционализма (долг, семья, уклад жизни) — основные его составляющие. Таким образом, вырисовывается перспектива постепенного вытеснения старого «замкнутого» пространства — новым «открытым». Для упрощения задачи, в соответствии с трафаретными установками (кулаки-большевики), казачество представлено в рассказах с отрицательной точки зрения, что формирует устойчиво-негативное к нему отношение и служит достаточным оправданием, с точки зрения правящего класса, его планомерного истребления: «Оттолкнул мать в сторону, Митьку повалил на пол, бил ногами деловито, долго, жестоко, до тех пор, пока перестали из Митькиного горла рваться глухие, стонущие крики» — Б (257) — «Хорунжий бил старика хлыстом, хрипло, отрывисто ругался. Удары гулко падали на горбатую спину, вспухали багровые рубцы, лопалась кожа, тоненькими полосками сочилась кровь, и без стона все ниже, ниже к земляному полу падала окровавленная голова.» — Пд (265) — «Анна качнулась, вскрикнула, хотела поймать руку мужа, но тот, хрипло матюкаясь, ухватил ее за волосы, но-
гою с силой ударил в живот. Грузно упала Анна на пол, раскрытым ртом ловила воздух, задыхаясь от жгучего удушья. И уже равнодушно ощущала тупую боль побоев." - Д (372). Однако здесь не следует делать поспешных выводов о позиции самого Шолохова.
Формально навязанное новой властью шаблонное описание представителей противоположной стороны соблюдено. Однако если внимательно вчитаться в текст («.через месяц пришли красные. Вторглись в казачий исконный быт врагами, жизнь дедову, обычную, вывернули наизнанку, как порожний карман» — Ч, 484), а особенно в то, как аргументируют свое поведение раскулачиваемые («Меня за мое же добро расстрелять надо, за то, что в свой амбар не пущаю, — я есть контра, а кто по чужим закромам шарит, энтот при законе? Грабьте, ваша сила» — Пр, 224), станет понятно, что сам М. А. Шолохов, если не полностью, то частично на их стороне. Как пишет А. Хватов, «революция круто изменила привычное течение жизни, как плугом прошлась по неподвижной целине быта, сословных традиций и размежевала людей на два лагеря» .
Исключением в ряду анализируемых рассказов является «Ветер». Здесь центр тяжести смещается с политической стороны на нравственную, что свидетельствует о качественно ином, неконъюнктурном этапе создания произведения.
В рассказе показано столкновение двух людей, двух типов мышления, разных по классовому положению и по самопозиционированию. Один — представитель интеллигенции («города») — другой — простой казак, коренной хуторской житель («хутор»). В центре повествования история казака, поражающая глубиной описания и трагизмом человеческой судьбы («„Дай мне, добрый человек, хучь кусок сала. Твои свиньи ноги мои стрескали, ты по совести должон мне за это дать“. Дал ведь, истинный бог! Шматок сала отрезал и сухарей конскую торбу насыпал»). Вызванное поначалу непреодолимое чувство сопереживания чужому горю по мере пове-
ствования сменяется негодованием и отвращения к главному герою: «Отношение как читателя, так и учителя Турилина меняется от симпатии до отвращения. Каким бы униженным и обиженным не чувствовал себя калека, трудно согласиться с тем, что его страдания служат оправданием его бесчеловечности"10.
В рассказе показана деградация человеческой личности, глубина падения которой не поддается оправданию. Усиливает это ощущение и морально-этическая позиция автора, выразителем которой является Головин. Собственно он и дает окончательную оценку поступков Турилина: «Учитель неожиданно свесил ноги и, дергаясь вихрастой головой, сказал с холодным бешенством: „- Эх, сволочной ты человек! Гадина ты!..“».
Подводя итоги, отметим, что в результате данного исследования удалось решить такие поставленные задачи, как описание пространственной структуры текста и выявление ее специфики. На материале проанализированных рассказов мы попытались показать один из возможных способов создания образа и его интерпретации, выявить взаимосвязь между внутренней структурой произведения и его семантическими наполнениями, определить позицию автора, «разглядеть» ее за ширмой коньюнктур-ных догм.
1 Великая Н. Стилевое своеобразие «Донских рассказов» Михаила Шолохова // Михаил Шолохов: Статьи и исследования. М., 1980. С. 87−111- Мацай А. Эскиз творческой программы (Лазоревая степь) // Михаил Шолохов: Статьи и исследования. М., 1980. С. 139−152- Лежнев И. Путь М. Шолохова. М., 1948- Хватов А. Художественный мир Шолохова. М., 1978. С. 8−45- Якименко Л. Большая правда // Литература и жизнь. 1960. 28 окт. С. 3- Ермолаев Г. Михаил Шолохов и его творчество. СПб., 2000. С. 24−45- Семенова С. Мир прозы Михаила Шолохова. От поэтики к миропониманию. М., 2005. С. 11−83.
2 Далее названия рассказов будут указаны в сокращении: «Пастух» — П- «Продкомис-сар» — Пр- «Илюха» — И- «Коловерть» — К- «Председатель Реввоенсовета республики» -ПРр- «Двухмужняя» — Д- «Бахчевник» — Б- «Чужая кровь» — Ч- «О Колчаке, крапиве и прочем» — ОК- «Путь-дороженька» — Пд- «Ветер» — В.
3 ГураВ.В. Жизнь и творчество М. А. Шолохова. М., 1960. С. 35.
5 Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996. С. 202.
6 Там же. С. 58−64.
7 Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1973. С. 277−278.
8 «Граница делит все пространство текста на два взаимо не пересекающихся пространства. <.> То, каким образом делится текст границей, составляет одну из существенных его характеристик. Это может быть деление на своих и чужих, живых и мертвых, бедных и богатых.» (Там же. С. 278.).
9 Хватов, А Указ. соч. С. 18.
10 Ермолаев Г. С. Указ. соч. С. 30.
Заполнить форму текущей работойАнализ показал, что вкусовые детали, как правило, характеризуют ощущения, связанные с личной жизнью героев, и почти никогда не включаются в сферу их социальных эмоций. Таким образом, сфера «сенсорной» изобразительности в поэтике Шолохова чрезвычайно широка и многообразна. Детализация чувственных ощущений – визуально-цветовых, звуковых, одоративных, звуковых, осязательных – рождает самые сложные и причудливые синтезы, подлинную симфонию ощущений необозримого богатства и спектра. И в этом своем особом даре художественного мирочувствования Шолохов как писатель, на наш взгляд, не знает себе равных.
Третья глава диссертации называется «Функции детали в различных сегментах художественного мира романа «Тихий Дон». В ней анализируется специфика использования художественных микрообразов в структуре шолоховского пейзажа, бытовых и батальных сцен, речевых характеристик персонажей.
В первом разделе третьей главы – «Функции детали в структуре шолоховского пейзажа» – рассматривается психологизация пейзажных образов – важный фактор своеобразия индивидуально-авторского стиля писателя.
Пейзажные детали в романе Шолохова наиболее многофункциональны, они могут служить: 1) фоном, на котором разворачиваются события произведения; 2) средством психологического анализа, выражения внутренней жизни персонажей, их душевных переживаний; 3) способом раскрытия философских и символических обобщений; 4) основой создания индивидуально-авторской картины мира; 5) конструктивным компонентом композиции произведения.
«Природное» растворено в человеке, «человеческое» – в природе, и в сфере художественной детализации это особенно очевидно. Принцип «природосообразности» психологических деталей – одна из доминант художественного стиля М. А. Шолохова.
Природная деталь часто служит сюжетным предварением последующих трагических событий. Такой «деталью-предзнаменованием» является эпизод с утенком, нечаянно загубленным Григорием во время покоса. Случайная гибель живого существа здесь – начало целой цепи случайных смертей невольных жертв, оказывающихся неизбежным следствием вмешательства жестоких социальных законов в гармонию природного бытия. Небольшой, казалось бы, эпизод отбрасывает трагический отсвет на все повествование, выявляя внутреннюю связь с одним из ключевых мотивов романа – мотивом трагической вины и ответственности человека за нарушение природной и социальной гармонии .
Шолохов приводит много эпизодов, из которых видна любовь Григория ко всему живому. Будучи на войне, в наступлении, Мелехов не может не заметить маленького жучка. «Григорий не спеша стреляет, целится тщательно и между двумя выстрелами, прислушиваясь к команде взводного, выкрикивающего прицел, успевает осторожно ссадить выползшую на рукав его гимнастерки рябую божью коровку. Потом атака…» (кн. 2, ч. 4, гл. 4,
с. 47). В пылу, в азарте сражения, в опасной близости от смерти Григорий, однако, успевает позаботиться о жизни малого существа – какая знаменательная психологическая деталь! Однако и здесь есть другой, более глубинный мифопоэтический план: в славянской языческой мифологии крылатые насекомые (пчелы, бабочки, особенно божьи коровки) – символы человеческой души, связующие небо и землю. Спасая в пылу смертельного для многих сражения маленькую божью «вестницу», Григорий подсознательно делает шаг к спасению своей грешной души. Переплетение мифоязыческого и христианского контекстов здесь очевидно.
Ключевое значение в романе имеют лейтмотивные деталеообразующие образы Дона, степи, солнца. Они придают пейзажным картинам лирическое звучание, философскую глубину.
Среди «солярных» деталей романа «черный диск солнца» являет собой трагическую вершину духовных блужданий героя, однако его парадоксальное «ослепительное» сияние, разрывающее траурные покровы «черного неба», все-таки дарит надежду.
Писатель создал ярчайшие полотна, изображающие красоту природы родного края. Мастерство М. А. Шолохова, проявилось, прежде всего, во впечатляющих по силе воздействия сопоставлениях природных процессов с духовной жизнью персонажей. Такой эффект создается благодаря продуманной писателем системе художественных деталей , их безупречно выстроенному ансамблю.
Во втором разделе третьей главы – «Специфика использования детали в бытовых и батальных сценах» – показано функционирование различных типов деталей в мирных и военных эпизодах романа. Начало войны предсказывают детали-предзнаменования («сухое лето тлело», «горели сухостойные бурьяны», «вхолостую палила молния»). Нередко в романе появляются детали-антитезы, противопоставляющие друг другу гармонию природного мира и дисгармонию социальных отношений: «Благостным покоем , тишиной веяло от забрызганного скупым солнцем пейзажа. А неподалеку от дороги в бестолковой злобе топтались люди, готовились кровью своей травить сытую от дождей, обсемененную, тучную землю» (кн. 2, ч. 4, гл. 22, с. 185). Такое противопоставление явлений природного и социального мира – один из самых плодотворных уроков Л. Н. Толстого в поэтике Шолохова.
В «Тихом Доне» не акцентируется внимание на описании подвигов, геройства, воинской отваги, упоения боем, что характерно для произведений других писателей о войне. Для Шолохова важно другое: как война влияет на личность, что происходит в душе человека, увидевшего войну, участвовавшего в ней. Вычленение именно этого аспекта темы позволяет почувствовать особенности шолоховского психологизма в изображении войны.
Писатель говорит о том, что каждый по-своему понимает и переживает происходящие события, никого они не оставляют равнодушными. Автор вслед за героями ощущает «чудовищную нелепицу » войны – подобно тому, как Л. Н. Толстой воспринимал войну как «наиболее противное человеческому естеству и всей человеческой природе событие».
Герои романа с горечью видят, как местом кровопролитных сражений становятся мирные поля с созревшим хлебом: как «вызревшие хлеба топтала конница», как сотня «железными подковами мнет хлеб», как «между бурыми, неубранными валками скошенного хлеба разворачивалась в цепь черная походная колонна», как «первая шрапнель покрыла ряды неубранной пшеницы». Прием «градации деталей» , расположения их по степени усиления эмоционального накала, создает впечатление разрушительного шествия враждебных стихий и сил войны по полям и просторам России.
Война попирает важнейшую – земледельческую – ипостась казачьей жизни, и поэтому образ неубранных хлебов становится важнейшей лейтмотивной символической деталью , выражающей авторский приговор войне .
Не менее выразительны и другие метафоры войны, детали-символы, основанные на православном и народно-фольклорном отношении к войне: «земля, распятая множеством копыт», «поле смерти».
«Древесная кровь», «рваные раны» деревьев, «семена войны» в душе человека и «серошинельная кровь » людей – все это значимые пейзажно-психологические детали-символы , приобретающие в шолоховском повествовании обобщающий философский смысл. Наиболее ярким деталеообразующим фактором служат метафорические «гнезда», связанные с образами птицы и дерева – вечных символов жизни и смерти.
Шолохов отвергает насильственную смерть, противопоставляя смерти мудрую животворящую природу, вечную жизнь. Когда Лихачева «погнали» на казнь, он, «проходя мимо смертельно-белой березки, с живостью улыбнулся, стал, потянулся вверх и здоровой рукой сорвал ветку. На ней уже набухали мартовским сладостным соком бурые почки; сулил их тонкий, чуть внятный аромат весенний расцвет, жизнь, повторяющуюся под солнечным кругом. Лихачев совал пухлые почки в рот. Жевал их, затуманенными глазами глядел на отходившие от мороза, посветлевшие деревья и улыбался уголком бритых губ. С черными лепестками почек на губах он и умер …» (кн. 3, ч. 6, гл. 31, с. 203-204). Весенние «лепестки почек» на стынущих губах умирающего героя – ключевая деталь–символ , раскрывающая безумие и ужас бесчеловечной войны, так резко контрастирующей с гармонической жизнью природного мира.
В сцене казни Котлярова вновь обращает на себя внимание значимая для всей сцены психологическую деталь, дарующая приговоренному к смерти герою последнее утешение, подлинный «момент истины».
Неслучайно Котляров увидит в свой последний час «изморозно-белый покров известняковой пыли на придонской дороге, голубым видением вставшие вдали отроги меловых гор, а над ними, над текучим стременем гребнистого Дона, в неохватной величавой синеве небес, в недоступнейшей вышине – облачко . Окрыленное ветром, с искрящимся, белым, как парус , надвершием, оно стремительно плыло на север, и в далекой излучине Дона отражалась его опаловая тень» (кн. 3, ч. 6, гл. 55, с. 350-351). Это светлое облачко, словно отлетающая в иной, лучший мир человеческая душа, дарит герою последнюю радость прикосновения к душе самой природы.
Здесь, как и в сцене жестокой казни Лихачева, писатель использует выразительные композиционные приемы «предварения» и контраста с особым эмоционально-психологическим наполнением – мотивом прощания с жизнью. Он дает своим героям последнюю возможность насладиться красотой родной земли, вдохнуть запахи донской природы, а читателю – в эти моменты предельного напряжения действия романа – со всей силой ощутить противоестественность человеческой вражды для всего живого.
Третий раздел третьей главы называется «Деталь как структурный элемент речевых характеристик персонажей». Своеобразие характеров персонажей романа, то новое в их психологии, что появляется под воздействием исторических событий и обыденной жизни, глубоко раскрываются Шолоховым в их речи. Роль внесловесной (внеречевой) детали , выражающейся в мимике, жесте, походке, движениях героев, особенно велика в ситуации так называемого «второго», «невербального» диалога.
Особое внимание в связи с этим обращают на себя психологически насыщенные речевые характеристики персонажей. Писатель характеризует душевные движения через речь, через общение с окружающими. Особенно экспрессивны диалоги и, в частности, такой их тип, как диалог-поединок . Особенно показательно это в диалогах двух главных героинь, двух соперниц – Аксиньи Астаховой и Натальи Коршуновой.
Эмоция у героев Шолохова настолько действенна, динамична, пластична, что порой кажется, что на эту сферу шолоховской художественной изобразительности оказала влияние эстетика немого кинематографа . Писатель передает «внутренний» мир рельефно, через его внешние динамические проявления.
Чувства, внутреннее состояние обеих женщин показаны с помощью реплик, поз, выразительных мимических деталей. Аксинья защищает свое право на Григория, на любовь, на счастье. Автор комментирует ее эмоциональное состояние через позу и жест («стояла среди комнаты, сунула руки в передник»), движение («подошла почти вплотную»), мимику («стиснула зубы»), взгляд («вглядывалась в лицо врага», «с бурной ненавистью глядела»), интонацию, тон голоса («вкрадчиво, почти шепотом спросила», «едко засмеялась», «глумилась», «сыпала перекипевший шлак слов»).
В сцене объяснения Мелехова-старшего с замужней Аксиньей (по поводу ее связи с неженатым сыном) через сгущенную градацию деталей усиливается динамизм выразительных движений собеседников, предшествующих их высказываниям: Пантелей Прокофьевич «чертом попер в калитку», «шваркнул кота об лавку». Так же ведет себя и Аксинья: «сузив глаза», «кривясь и скаля зубы», «жгла его полымем черных глаз», «сыпала слова». Налицо ярко присущая Шолохову экспрессивная психологическая динамика.
В других, батальных сценах Шолохов с помощью внеречевых мимических деталей с потрясающей художественной силой передает страшную гримасу войны, выражающую озверение, обесчеловечение человека, убивающего себе подобных. В этот момент и те, и другие похожи друг на друга, как зеркальные двойники. Еще живые, они уже напоминают мертвых: зверином оскалом, кривыми судорогами и «страшной мутью» обезображенных ненавистью лиц, «отвисшими челюстями» и «выдавленными» от ужаса из орбит глазами.
В четвертом разделе третьей главы – «Роль детали в создании художественного подтекста» – отмечается, что особую роль в структуре шолоховского психологизма играет подтекстовая деталь, под которой в диссертации подразумевается микрообраз, несущий на себе скрытый, отличный от прямого значения высказывания смысл, который восстанавливается на основе контекста.
Вопрос об использовании М. А.Шолоховым приема подтекста в отечественном шолоховедении является полемическим. Большинство исследователей сходятся во мнении, что в романе «Тихий Дон» подтекста нет как такового, поскольку его персонажам присущ «прямой язык страстей».
Углубленный анализ художественной структуры романа «Тихий Дон» показывает, что психологические ситуации, в которых скрыто эмоциональное напряжение, не выражаемое речевым контекстом, встречаются у М. А. Шолохова достаточно часто. Психологическое содержание подобных эпизодов асимметрично их речевому оформлению. Прямой смысл текста не совпадает с его скрытым, неявным эмоционально-психологическим наполнением, как правило, более глубоким и драматичным. Это позволяет со всей уверенностью говорить о традиции чеховского «подводного течения», о поэтике психологического подтекста в системе художественных приемов создания образа в романе М. А. Шолохова «Тихий Дон», которая выражается с помощью подтекстовой детали.
В пятом разделе – «Деталь как способ авторской оценки» – показано, что шолоховская деталь функционирует и в сфере объективного, и в сфере субъективного контекста. Авторские комментарии основаны на приемах художественной детализации, причем в структуре авторского повествования особенно часто встречаются метафорические детали , детали-параллели, детали-антитезы, детали-ассоциации. Так, размышления о том, как тяжело на душе у Аксиньи после сообщения о свадьбе Григория, предваряются авторским отступлением в форме развернутой метафоры-притчи с изобилием выразительных подробностей и деталей. «Всходит остролистая зеленая пшеница, растет… Откуда ни возьмись, забрел в хлеба табун скота: ископытили, в пахоть затолочили грузные колосья. Там, где валялись, – круговины примятого хлеба… дико и горько глядеть » (кн. 1, ч. 1, гл. 20, с. 96). И дальше автор вновь продолжает раздумья о неодолимости все побеждающей жажды жизни и любви: «Встает же хлеб, потравленный скотом. От росы, от солнца поднимается втолоченный в землю стебель; сначала гнется, как человек, надорвавшийся непосильной тяжестью, потом прямится, поднимает голову, и так же светит ему день, и тот же качает ветер… » (кн. 1, ч. 1, гл. 20, с. 96).
Художественные детали используются в авторских комментариях, напоминающих пословицы, афоризмы, притчи. Возвращение с фронта казаков осенью 1917 года Шолохов сопровождает следующим рассуждением: «Травой зарастают могилы, – давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших, – время залижет и кровяную боль , и память тех, кто не дождался родимых и не дождется, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы …!» (кн.2, ч.5, гл. 1, с. 192).
Наиболее действенна функция детали в авторских обобщениях, по форме напоминающих притчу, ведь притчевая модель строится от конкретного к абстрактному, от частного к общему, от отдельного наблюдения – к размышлению о вечном. И здесь выразительная, удачно найденная деталь-параллель (человек – стебель, обманутая любовь – помертвевшее поле, горе человеческое – выжженная земля и т. п.) служит отправной точкой для глубоких жизненных обобщений, нравственных оценок, философских ассоциаций.
В шестом разделе третьей главы – «Композиционные функции детали в романе «Тихий Дон» – отмечается, что деталь выполняет в шолоховском повествовании не только изобразительно-выразительные, но и композиционные функции, служит конструктивным компонентом художественной структуры романа. Это становится возможным благодаря специфике принципа его построения. Анализ архитектоники романа, отражающий принцип «мерного» течения жизни, показывает, что писатель активно использует возможности художественной детализации для фиксации начала, развития и завершения каждого условно выделяемого «микрофрагмента» в потоке событий. Это дает основание обозначить три композиционных функции детали: «предваряющую»,«сопроводительную», «замыкающую».
Важное значение имеет также тот или иной способ включения детали в структуру повествования . В диссертации выделено четыре таких способа: предварение, повтор, параллелизация и градация. Прием последовательно «повторяющейся» детали широко представлен, например, в портретных описаниях героев, призванных подчеркнуть запоминающиеся черты внешнего облика.
Приобретая ключевое, символическое толкование, детали-повторы превращаются в детали-лейтмотивы , а порой и в детали-символы. Безусловно, символичен в романе-эпопее лейтмотивный образ солнца. Оно «радуется» вместе с героями, «печалится», «сердится» и даже грустно «усмехается»: «По-вдовьему усмехалось обескровленное солнце» (кн.1, ч. 3, гл. 16, с. 348) в сцене, предшествующей получению родными ложного известия о смерти Григория.
480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников
Трофимова Полина Викторовна. Своеобразие художественной детали в романе М.А. Шолохова "Тихий Дон" : диссертация... кандидата филологических наук: 10.01.01 / Трофимова Полина Викторовна; [Место защиты: Моск. гос. гуманитар. ун-т им. М.А. Шолохова].- Москва, 2009.- 184 с.: ил. РГБ ОД, 61 10-10/11
Введение
ГЛАВА 1. Сфера портретной и психологической детализации в романе м.а.шолохова «Тихий дон» 15
1.1. Деталь как предмет литературоведческого изучения 15
1.2. Поэтика портретной детали в романе «Тихий Дон» 23
1.3. «Зооморфная» деталь в структуре образа персонажа 32
1.4. «Фитоморфная» (растительная) деталь как «знак» персонажа 41
1.5. Оппозиция «мужское-женское» в контексте психологического анализа 45
1.6. «Детское» начало как элемент характера 47
ГЛАВА 2. Деталь как средство многоаспектного воссоздания эмоционально-чувственного богатства мира и человека в романе «Тихий дон» 52
2.1. Визуальная деталь 58
2.2.Звуковая деталь 66
2.3. Одоративная деталь.72
2.4. Осязательная деталь.82
2.5. Вкусовая деталь 86
ГЛАВА 3. Функции детали в различных сегментах художественного мира романа «Тихий дон» 94
3.1. Функции детали в структуре шолоховского пейзажа 94
3.2. Специфика использования детали в бытовых и батальных сценах.115
3.3. Деталь как структурный элемент речевых характеристик персонажей.130
3.4. Роль детали в создании художественного подтекста.140
3.6. Композиционные функции детали в романе «Тихий Дон» .153
Заключение 159
Список использованной литературы 165
Введение к работе
Искусство шочоховской детали восхищает всех, кто соприкасается с художественным миром романа-эпопеи «Тихий Дон» Не случайно сам писатель утверждал, что его главная задача в процессе работы над этим произведением состояла в том, чтобы «суметь обобщить и переработать, отобрать наиболее значительное» в жизненном материале так, «чтобы каждый эпизод и каждая деталь нести свою нагрузку»
В качестве одного из важнейших уроков своего главного литературного учителя -Л Н Толстого - М А Шолохов почерпнул его убежденность в том, что эмоционально-эстетическое воздействие на читателей «только тогда достигается и в той мере, в какой художник находит бесконечно малые моменты, из которых сктадывается произведение искусства»
Вместе с тем следует заметить, что при наличии выдающихся достижений современного шоіоховедения в осмыслении творчества писателя и романа «Тихий Дон» в целом, сфера художественной микропоэтики произведения, идейно-эстетические функции микрообраза в соотнесенности с индивидуально-авторской картиной мира изучены недостаточно
В связи с этим актуальность темы исследования обусловлена объективной научной потребностью в пристальном изучении одного из важнейших стилеобразующих факторов в творческой практике М А Шолохова - искусства художественной детализации, ее роли в системе образных средств писателя, ее многоаспектного, сквозного и разноуровневого применения в поэтике романа-эпопеи «Тихий Дон»
Основной целью диссертационной работы является изучение своеобразия сферы художественной детализации в поэтике романа, типологических характеристик и особенностей функционирования детали на разных уровнях художественного целого, ее роли в формировании шолоховской концепции мира и человека
Указанной целью определяются конкретные задачи диссертации
Определение сущности художественной детали как концептуально значимого микрообраза и средства художественной нюансировки в индивидуально-авторской картине мира писателя,
Построение типологии художественных деталей применительно к шолоховской поэтике на основе их включения в сферу предметной и (или) сенсорной изобразитетьности,
2 Толстой Л Н Поли собр соч В 90 тт Т 30 С 128
рассмотрение (сквозь призму детализации) поэтики ощущения, восприятия и чувственного представления как средства передачи внутреннего состояния персонажей романа Шолохова, в том числе на уровне психологического подтекста,
обнаружение присущих Шолохову способов включения детали в структуру повествования,
рассмотрение идейно-образных и композиционно-конструктивных функций детали в структуре художественного целого,
Анализ новаторских открытий М А Шолохова в сфере художественной
детализации в соотношении с проблемой преемственности традиций русской классики
Выбор предмета диссертации - сферы художественной детализации в романе-эпопее М А Шолохова «Тихий Дон» как эстетической реальности - обусловлен следующими факторами
Недостаточной изученностью микропоэтики романа при доминирующем
внимании к произведению в целом,
спецификой жанра романа-эпопеи, которая позволяет говорить о конкретных, художественно воссоздаваемых микрофрагментах национальной картины мира в их авторском видении
Объектом исследования являются принципы и способы художественной детализации, присущие творческой манере М А Шолохова На наш взгляд, именно данная сфера художественного мира произведения способна в значительной мере раскрыть идейно-эстетическую уникальность замысла автора и своеобразие его поэтики
Источники исследования Задачи диссертационной работы решаются на материале всех доступных автору источников, связанных с жизнью и творчеством М А Шолохова Это, прежде всего, текст самого романа «Тихий Дон», а также многочисленные литературоведческие, биографические, документальные источники
Теоретическую основу настоящей работы составили достижения в области шолоховедения работы В В Гуры, К И Приймы, Л Г Якименко, Ф Г Бирюкова, А И Хватова, А Ф Бритикова, В М Тамахина, В В Петелина, В О Осипова, В А Чалмаева, Ю Г Круглова, Г С Ермолаева, С Н Семанова, С Г Семеновой, Н В Корниенко, Н Д Котовчихиной, Ю А Дворяшина, Д В Поля и других ученых Для анализа теоретических аспектов исследуемой темы привлекаются труды М М Бахтина, Г Н Поспелова, В Е Хализева, А П Чудакова, Л В Чернец, Е А Добина и других авторов В работе учитывается и языковедческий аспект микропоэтики романа, заложенный в таком фундаментальном коллективном труде ученых Московского государственного гуманитарного университета имени М А Шолохова, как «Словарь
языка М А Шолохова» под редакцией профессора, доктора филологических наук ЕЙ Дибровой
Методологическая база исследования основывается на использовании методов системно-типологического и историко-литературного анализа Специфика темы предполагает сочетание целостного анализа романа М А Шолохова «Тихий Дон» с элементами микроанализа текста на уровне художественной детали
Научная новизна работы состоит в том, что она является первым специальным диссертационным исследованием, посвященным системному анализу поэтики художественной детали романа «Тихий Дон» и ее функций в структуре художественно-эстетического целого Также новизна диссертационной работы определяется тем, что впервые текст романа Шолохова анализируется с привлечением опыта и достижений современной науки в сфере психологии ощущений понятия «звук», «запах», «цвет», «вкус», «осязание» представлены как эстетические категории художественного мышления Шолохова, системно-комплексный анализ которых позволяет раскрыть в новом ракурсе особенности шолоховского психологизма, обнаружить в его структуре практически не исследовавшуюся ранее сферу художественного подтекста
Практическая значимость результатов исследования состоит в том, что материалы диссертации могут быть использованы в практике преподавания русской литературы в школе и вузе, при создании шолоховских словарей и энциклопедий Результаты диссертационных наблюдений могут применяться в практике комментирования художественного текста, а также в дальнейшем изучении творчества М А Шочохова и других писателей
Положения, выносимые на защиту
1 Сфера художественной детализации в романе М А Шолохова «Тихий Дон»
представляет собой оригинальный эстетический феномен, ярко отражающий специфику
неповторимого художественного стиля и своеобразия индивидуально-авторской картины
мира писателя
2 Художественная деталь в поэтике шолоховского романа многофункциональна
она выступает в роли микрофрагмента национальной картины мира, концептуально
значимого микрообраза, реализующего многообразие художественных смыслов
произведения, служит средством индивидуализации образа персонажа, способом
авторской оценки происходящего, конструктивным компонентом художественного
целого
3 Предлагаемая в диссертации типология деталей связана с двумя главными
составляющими художественной ткани романа - сферами предметно-образной и
сенсорно-чувственной изобразительности Первый критерий дает основание классифицировать портретную, пейзажную, бытовую, психологическую, речевую разновидность детали, а второй - выделять визуальную, звуковую, одоративную, осязательную, вкусовую деталь
Принцип художественной синестезии, присущий поэтике писателя, связан со спецификой создаваемой им картины мира, ее чувственно-опредмеченным характером, реализуемым в богатстве и взаимопроникновении разнообразных ощущений Практически в каждом фрагменте романа создается впечатляющий «поток подробностей» или «ансамбль деталей»
Одна из важнейших функций детали в романе «Тихий Дон» - знаково-символическая Так, наиболее богатый чувственными ассоциациями обонятельный сегмент романа позволяет говорить об одоративных деталях как знаках войны и мирного труда на земле, «родного» и «чужого» мира, знаках «персонажной зоны» героев и героинь романа, специфики их личных взаимоотношений
6 Иерархия ощущений, реализуемая через систему деталей, составляет
органическую часть эмоционально-ценностной системы писателя Вкус, запах, цвет,
звучание и осязаемость мира являются в представлении автора и героев романа
своеобразными эстетическими категориями, способными нести в разных ситуациях не
только образную, но и нравственно-этическую, психологическую, философскую нагрузку
7 Новаторство Шолохова-художника проявляется не только в содержательно-
смысловом наполнении микрообраза, но и в способах включения детали в структуру
повествования - таких, как предварение, повтор, параллелизация, градация Отсюда
столь многообразны и художественно впечатляющи в его романе детали-
предзнаменования, детали-параллели, детали-переклички, детали-антитезы, детали-
лейтмотивы Так, например, повторяющиеся в конкретике выразительных подробностей
образы неубранных хлебов, «мертвого поля», «выжженной земли» становится в ходе
повествования концептуально значимыми лейтмотивными деталями-символами,
выражающими авторский приговор войне
8 Сфера художественной детализации обусловлена ментальной спецификой
казачества, двойственной природой казака как воина и земледельца, его органической
связью с природным миром, с «властью земли», с натуральным хозяйством Отсюда -
оригинальное звучание «зооморфных» («звериных», «волчьих», «бычьих») и
«фитоморфных» (растительных) деталей-характеристик в образах героев и героинь
романа
9 Искусство шолоховской детали неотрывно от традиций русской классики Так, с
поэтикой Л Н Толстого связан у Шолохова принцип доминирующей портретной детали
(«играющие» всеми оттенками чувств «черные глаза» и «зовущие губы» Аксиньи, «черная
дичь глаз» и «коршунячий» нос Григория, «тоскующий взгляд» и «большие,
раздавленные работой руки» Натальи, «писаные дуги бровей» и «вьющаяся походка»
Дарьи и т п), модель динамичного, движущегося психологизированного портрета,
связанного с «диалектикой души» персонажа
10 Значительную роїь в поэтике шолоховского психологизма играет сфера
подсознательного, мотивы поведения персонажей чаще всего имеют импульсивно-
инстинктивный характер Отсюда особая роль внеречевых (мимико-жестовых и
подтекстовых) деталей, свидетепьствующих о восприимчивости Шочохова к чеховской
поэтике «подводного течения» и о ее дальнейшем развитии в русле экспрессивной
психологической динамики Экспрессивный психологизм - одно из важнейших
художественных открытий М А Шолохова в романе «Тихий Дон», обусчовленное, в том
числе многообразием средств художественной детализации
Апробация работы Диссертационное исследование прошло апробацию на международных, межвузовских конференциях 2005-2009 гг Основные положения диссертации излагались на Международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения М А Шолохова (МГОПУ им М А Шолохова, 2005 г), V Международной научной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» (МГОПУ им М А Шолохова, 2006 г), Международной научной конференции «Есенинская энциклопедия концепции, проблемы, перспективы» (Москва - Рязань - Константинове
г), VII Международной шолоховской конференции (МГГУ им М А Шолохова,
г), Всероссийской научно-практической конференции «Калуга на литературной карте России» (Калужский государственный университет им К Э Циолковского, 2007 г), Международной научной конференции «Поэтика и проблематика творчества Есенина в контексте Есенинской энциклопедии» (Москва - Рязань - Константиново, 2008 г), IX Международной шолоховской конференции (МГГУ им М А Шолохова, 2009 г), на заседаниях кафедры русской литературы МГГУ имени М А Шолохова
Структура диссертации Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы
«Зооморфная» деталь в структуре образа персонажа
В ходе работы над текстом романа М.А. Шолохова мы пришли к выводу о наличии в нем особого вида детали, при помощи которого автор сравнивает персонажа с тем или иным представителем животного мира. Такую деталь мы называем в рамках нашего исследования зооморфной деталью. Ее активное использование мотивировано разными факторами: близостью героев романа к природе, натуральным укладом быта, повседневным общением с домашними животными, охотой на диких зверей.
В результате тщательного наблюдения над текстом «Тихого Дона» нами были выявлены некоторые особенности использования зооморфной детали. Особый интерес представляют многочисленные «волчьи» ассоциации. По утверждению Е.И. Марковой, «волчье» начало характерно для всех казаков и казачек в «Тихом Доне», в то время как представители других сословий его не имеют. Волк является неким связующим звеном между двумя мирами: людей и животных.
Чаще всего Шолохов использует образ волка (бирюка) для того, чтобы подчеркнуть определенные черты в характере: «Однако скупой ты, паренек... - добродушно улыбался словоохотливый гость, обращаясь к Мишатке. - Ну, чего ты таким волчонком смотришь? Подойди сюда, потолкуем всласть про твоего петуха» (кн. 4, ч.7, гл. 4, с.38) или во внешности персонажа: «Оскалив по-волчьи зубы, Григорий метнул вилы. Петро упал на руки, и вилы, пролетев над ним, на вершок вошли в кремнисто-сухую землю, задрожали, вызванивая» (кн. 1 , ч.1 , гл. 17 , с. 82). Шолохов показывает, что «волчье» (вообще «звериное») начало усиливается у его героев как результат ожесточения людей в ходе войны.
Наиболее часто с волком в «Тихом Доне» сравнивается Григорий Мелехов. «Как схватится он за маузер! Побелел весь, ощерился, как волк, а зубов у него полон рот, не меньше сотни. Я - коню под пузо да ходу от него. За малым не убил, вот какой чертоломный!» (кн. 4, ч. 8, гл.1, с. 303).
В первом бою Григорий видит звериное начало в воюющих вокруг людях, сравнивает их со стаей волков (бирюков): «Хуже бирюков стал народ. Злоба кругом» (кн. 1, ч. 3, гл. 10, с. 302).
Также Мелехов подмечает черты волка в самом себе. "Давно играл я, парнем, а теперь высох мой голос и песни жизнь обрезала. Иду вот к чужой жене на побывку, без угла, без жилья, как волк буерачный..." - думал Григорий, шагая с равномерной усталостью, горько смеясь над своей диковинно сложившейся жизнью» (кн. 1, ч. 3, гл.24, с. 391). И еще: «Ежели бы я пограмотнее был, может, и не сидел бы тут с вами на острове, как бирюк, отрезанный половодьем, - закончил он с явственно прозвучавшим в голосе сожалением» (кн. 4, ч. 8, гл.. 14, с. 442). «Рывком кинул ее Григорий на руки – так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу, – путаясь в полах распахнутого зипуна, задыхаясь, пошел» (кн. 1, ч.1, гл. 9, с. 52).
В безвыходных, казалось бы, ситуациях герой чувствует себя загнанным волком. «Все было решено и взвешено в томительные дни, когда зверем скрывался он в кизячном логове и по-звериному сторожил каждый звук и голос снаружи. Будто и не было за его плечами дней поисков правды, шатаний, переходов и тяжелой внутренней борьбы.
Тенью от тучи проклубились те дни, и теперь казались ему его искания зряшными и пустыми. О чем было думать? Зачем металась душа, - как зафлаженный на облаве волк, – в поисках выхода, в разрешении противоречий?» (кн. 3, ч. 6, гл. 28, с. 194).
Окружающие тоже видят черты бирюка в Мелехове. Верный Прохор и тот порой опасается Григория: «Да как зыкнет на меня... Истый бирюк в человечьей коже!» (кн.3, ч. 6, гл. 62, с. 403).
«У Григория в сузившихся прорезях глаз заиграли светлячки. Он захохотал, лапая бока смоченными в керосине руками. И так же неожиданно оборвал смех, по-волчьи клацнув зубами» (кн. 3, ч.6, гл. 19 , с.146). Влюбленная в Григория Наталья видит «волчье» во внешности будущего мужа, и эта, еще не осознаваемая ею самой деталь, настораживает читателя, служит сигналом тревоги: «Наталья его провожала. Под навесом сарая, где кормился у яслей Гришкин конь, подседланный новехоньким нарядным седлом, шмыгнула рукой за пазуху и, краснея, глядя на Григория влюбленными глазами, сунула ему в руку мягкий, таящий тепло девичьих ее грудей матерчатый комочек. Принимая подарок, Григорий ослепил ее белизною своих волчьих зубов…» (кн. 1 , ч.1 , гл. 19 , с. 96). Сестра, давно не видевшая Григория, поражается изменениям, произошедшим с ним: «– Ох, и постарел же ты, братушка! – сожалеюще сказала Дуняшка. – Серый какой-то стал, как бирюк» (кн. 4, ч. 7, гл. 8, с. 66).
Даже Ильинична замечает сходство любимого сына с волком: «Господи! Да ты, Гришенька, опамятуйся! У тебя ить вон, гля, какие дети растут, и у энтих, загубленных тобой, тоже, небось, детки поостались... Ну как же так можно? В измальстве какой ты был ласковый да желанный, а зараз так и живешь со сдвинутыми бровями. У тебя уж, гляди-кось, сердце как волчиное исделалось... Послухай матерю, Гришенька! Ты ить тоже не заговоренный, и на твою шею шашка лихого человека найдется...» (кн. 3, ч 6, гл. 51 , с.327). Отчасти образ бирюка связан с мотивом одиночества, противостояния обществу. Григорий, как и когда-то его дед, уходит из дома. Прокофий Мелехов не угодил семье и соседям тем, что выбрал в жены «чужую». «С той поры редко видели его в хуторе, не бывал он и на майдане. Жил в своем курене, на отшибе у Дона, бирюком» (кн.1, ч.1, гл.1, с. 10). Григорий покидает курень отца, потому, что полюбил жену соседа. В Ягодном Григорий тоже живет жизнью бирюка.
Помимо одиночества, волчье, звериное начало характеризует и некоторые присущие персонажу особенности характера, внешние сиюминутные проявления его вынужденной жестокости: «За Аксинью! За меня! За Аксинью! Ишо тебе за Аксинью! За меня! Кнут свистал. Мягко шлепали удары. Потом кулаками свалил на жесткий кочкарник дороги и катал по земле, бил зверски, окованными каблуками солдатских сапог. Обессилев, сел в пролетку, гикнул и, губя рысачьи силы, перевел коня на намет» (кн. 1, ч. 3, гл. 24, с. 397).
«Детское» начало как элемент характера
В отечественной литературной традиции «детскость» изначально символизировала чистоту, целомудрие, наивную открытость миру – качества, присущие лучшим героям русской классики: Наташе Ростовой, Пьеру Безухову, князю Мышкину. В романе Шолохова его персонажи нередко сравниваются с детьми. Причем уподобление взрослого персонажа ребенку наблюдается как в портретных, так и психологических описаниях. Как это ни парадоксально, особенно последовательно мотив «детскости» соотнесен в романе с образом Григория Мелехова. Мужественный, порой безрассудно храбрый воин, он нередко по-детски чувствителен к жестокостям войны: «От потери крови мутила тошнота, и он плакал, как ребенок, грыз пресную в росе траву, чтобы не потерять сознание. Возле опрокинутого зарядного ящика встал, долго стоял, качаясь, потом пошел» (кн.1, ч. 3, гл. 20, с. 364).
В другом эпизоде Григорий ощущает себя грудным ребенком: «Григорий дрожал больше, чем лошади, чувствовал, что на ногах он так же слаб сейчас, как грудной ребенок» (кн. 1, ч. 2, гл. 17, с. 197).
Нельзя не согласиться с мнением, что подобные сравнения «образно указывают на двойственность характера Григория, который подобно ребенку, глубоко переживает события, открыт миру.., честен и при этом необуздан в страстях» .
Порой это детское начало замечают в Григории и окружающие его люди. Так, в разное время Копылов и Изварин с укоризной подмечают мальчишеское поведение Мелехова: «Дуришь, Григорий Пантелеевич! Как мальчишка ведешь себя! – Ты что, ко мне воспитателем приставлен? – огрызнулся Григорий» (кн. 4, ч.7, гл. 10, с. 97); «Ты, милый мой, будто новорожденный...» (кн. 2, ч.5, гл. 2, с. 197).
«Детское» начало выявляет в Григории самые лучшие черты его характера. «Неожиданно в характере Григория проявились ранее несвойственные ему любопытство и интерес ко всему происходившему в хуторе и в хозяйстве. Все в жизни обретало для него какой-то новый, сокровенный смысл, все привлекало внимание. На вновь явившийся ему мир он смотрел чуточку удивленными глазами, и с губ его подолгу не сходила простодушная, детская улыбка, странно изменявшая суровый облик лица, выражение звероватых глаз, смягчавшая жесткие складки в углах рта» (кн. 4, ч.7, гл. 25, с. 233-234).
Мелехов и сам с удивлением подмечает в себе черты ребенка. «Григорий всегда, сталкиваясь с неприятелем, находясь в непосредственной от него близости, испытывал все то же острое чувство огромного, ненасытного любопытства к красноармейцам, к этим русским солдатам, с которыми ему для чего-то нужно было сражаться. В нем словно навсегда осталось то наивно-ребяческое чувство, родившееся в первые дни четырехлетней войны, когда он под Лешнювом с кургана наблюдал в первый раз за суетой австро-венгерских войск и обозов» (кн.3 , ч. 6, гл.9, с.85). В трудные минуты первого боя окружающие его люди представляются Мелехову детьми. «Он бросил поводья и, сам не зная для чего, подошел к зарубленному им австрийскому солдату. Тот лежал там же, у игривой тесьмы решетчатой ограды, вытянув грязную коричневую ладонь, как за подаянием. Григорий глянул ему в лицо. Оно показалось ему маленьким, чуть ли не детским, несмотря на вислые усы и измученный - страданием ли, прежним ли безрадостным житьем, - покривленный суровый рот» (кн.1, ч.3 , гл. 5, с. 277). Здесь «детское» лицо первого убитого Мелеховым врага – символ хрупкости человеческой жизни, немой укор совести Григория, а по сути – также очень важная не столько портретная, сколько психологическая деталь, характеризующая чуждость Мелехову целей непонятной для него войны. Шолохов неоднократно подчеркивает наивность мелеховских иллюзий о возможности уйти от войны: «Об этом тоже тяжело и горько было думать. Все это было не так-то просто. Вся жизнь оказалась вовсе не такой простой, какой она представлялась ему недавно. В глупой, ребячьей наивности он предполагал, что достаточно вернуться домой, сменить шинель на зипун, и все пойдет как по-писаному: никто ему слова не скажет, никто не упрекнет, все устроится само собой, и будет он жить да поживать мирным хлеборобом и примерным семьянином. Нет, не так это просто выглядит на самом деле» (кн.4, ч.8 , гл.7, с. 367-368).
Детские черты, выражающие лучшие свойства человеческой натуры, присущи и другим героям «Тихого Дона». Так, с ребенком сопоставляется дед Сашка, конюх Листницких: «В молодости Сашка кучеровал, но под исход жизни, теряя силу и зрение, перешел в конюхи. Низенький, весь в зеленой седине (на руках и то рос седой волос), с носом, расплюснутым еще в детстве ударом чекмаря, вечно улыбался он голубой детской улыбкой, мигая на окружающее простодушными, в красных складках, глазами» (кн.1, ч. 2 , гл. 14, с. 182).
Детские свойства присущи и облику Аксиньи. Радуясь жизни после отступившей болезни, героиня напоминает ребенка: «Иным, чудесно обновленным и обольстительным, предстал перед нею мир. Блестящими глазами она взволнованно смотрела вокруг, по-детски перебирая складки платья» (кн.4 , ч.8 , гл.1 , с. 291). Жизненная искушенность, опыт страстей и страданий причудливо сочетается в героине романа с детски упорной верой в силу своей любви к Григорию: «Тревога за жизнь любимого сверлила мозг, не покидала ее днями, наведывалась и ночью, и тогда то, что копилось в душе, взнузданное до времени волей, - рвало плотины: ночь, всю дотла, билась Аксинья в немом крике, в слезах кусая руки, чтобы не разбудить ребенка, утишить крик и нравственную боль убить физической. В пеленки выплакивала излишки слез, думая в детской своей наивности: "Гришкино дите, он сердцем должен почуять, как тоскую об нем"» (кн.1 , ч.3 , гл.19, с. 361).
«Детский» фактор в психологии взрослого человека – один из интересных психологических феноменов, который находит оригинальное воплощение в поэтике шолоховской детали и однозначно свидетельствует о позитивном отношении автора к своему герою.
Осязательная деталь
С точки зрения психологии ощущений, осязательная чувствительность подразделяется на четыре основных вида: боль, тепло, холод, прикосновение. Все перечисленные разновидности ощущений широко представлены в романе Шолохова. Герои прикасаются к окружающим предметам, друг к другу, чувствуют нестерпимую боль, замерзают, их бросает в жар от близости к любимым, от ненависти к врагу и т.п. Некоторые признаки осязания автор сознательно использует как знаки взаимоотношений героев романа. Остановимся на «осязательных» деталях, характеризующих главных героев.
Встречи Григория и Аксиньи практически всегда сопровождаются дрожью героев. Вспомним эпизод, в котором Григорий видит спящих Аксинью и Степана: «Прохлада вкладывает в Григория тугую дрожащую пружину. Тело в колючих мурашках. Через три порожка взбегает к Астаховым на гулкое крыльцо. Дверь не заперта. В кухне на разостланной полсти спит Степан, под мышкой у него голова жены.
В поредевшей темноте Григорий видит взбитую выше колен Аксиньину рубаху, березово-белые, бесстыдно раскинутые ноги. Он секунду смотрит, чувствуя, как сохнет во рту и в чугунном звоне пухнет голова» (кн. 1, ч. 1, гл. 3, с. 24)
Во время совместной рыбной ловли чувства героев постепенно выходят наружу. Читателю очевидно их взаимное влечение. Теперь дрожит Аксинья. Герои начинают обостренно чувствовать друг друга, дрожь от одного передается другому. «Григорий переступает одеревеневшими ногами. Аксинья дрожит так, что дрожь ее ощущает Григорий через бредень» (кн. 1, ч. 1, гл. 4, с. 34).
Дрожь Аксиньи часто передается Григорию. «Григорий молчит. Аксинья скорбно глядит на его красивый хрящеватый нос, на покрытые тенью глаза, на немые губы... И вдруг рвет плотину сдержанности поток чувства: Аксинья бешено целует лицо его, шею, руки, жесткую курчавую черную поросль на груди. В промежутки, задыхаясь, шепчет, и дрожь ее ощущает Григорий» (кн. 1, ч. 1, гл. 12, с. 60-61). «Дрожь» как лейтмотивная деталь их любовных переживаний пронизывает все повествования от начала до конца
В сцене, предшествующей их первой близости, снова дрожит героиня. Трепет Аксиньи вызван страхом, волнением, отчасти нетерпением.
«От арбы оторвалась серая укутанная фигура и зигзагами медленно двинулась к Григорию. Не доходя два-три шага, остановилась. Аксинья. Она. Гулко и дробно сдвоило у Григория сердце; приседая, шагнул вперед, откинув полу зипуна, прижал к себе послушную, полыхающую жаром. У нее подгибались в коленях ноги, дрожала вся, сотрясаясь, вызванивая зубами. Рывком кинул ее Григорий на руки – так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу, - путаясь в полах распахнутого зипуна, задыхаясь, пошел» (кн. 1, ч. 1, гл. 9, с. 52).
Встречи влюбленных продолжаются не первый день, однако от дрожи избавиться им не удается. Правда, природа трепета теперь может быть совершенно иной. Обратимся к эпизоду, в котором герои обсуждают скорый приезд Степана. Это событие, очевидно, волнует в большей степени Аксинью. В этом смысле Григорий не разделяет переживаний возлюбленной, не чувствует ее «дрожи». «В горнице тоже густеет темень, блекнут Степановы урядницкие лычки на висящем у окна казачьем мундире, и в серой застойной непрогляди Григорий не видит, как у Аксиньи мелкой дрожью трясутся плечи и на подушке молча подпрыгивает стиснутая ладонями голова» (кн. 1, ч. 1, гл. 12, с. 61). Дрожат руки героини и в момент рассказа о побоях, наносимых Степаном. «– Не знаешь чего?.. Бьет каждый день!.. Кровь высасывает!.. И ты тоже хорош... Напаскудил, как кобель, и в сторону... Все вы... – Дрожащими пальцами застегивала кнопки и испуганно - не обиделся ли – глядела на отвернувшегося Григория…» (кн. 1, ч. 1, гл. 16, с. 79). Отдельно обратимся к рукам героев. Следует отметить, что для влюбленных «огрубелые», «неподатливые на ласку», «черствые» руки друг друга милее всех других.
«Григорий лежит на голой прохладной Аксиньиной руке и смотрит в потолок на цепку катушек. Аксинья другой рукой – огрубелыми от работы пальцами - перебирает на запрокинутой голове Григория жесткие, как конский волос, завитки» (кн. 1, ч. 1, гл. 12, с. 59). И еще: «Аксинья хватает неподатливые, черствые на ласку Гришкины руки, жмет их к груди, к холодным, помертвевшим щекам…» (там же, с. 60).
Отметим в качестве значимой художественной детали, что руки «разнелюбых» для Аксиньи и Григория супругов Шолохов характеризует одинаково – шершавые. «С того дня прижился в астаховском курене невидимый покойник. Аксинья ходила на цыпочках, говорила шепотом, но в глазах, присыпанный пеплом страха, чуть приметно тлел уголек, оставшийся от зажженного Гришкой пожара. Вглядываясь в нее, Степан скорее чувствовал это, чем видел. Мучился. По ночам, когда в кухне над камельком засыпало мушиное стадо и Аксинья, дрожа губами, стлала постель, бил ее Степан, зажимая рот черной шершавой ладонью» (кн. 1, ч. 1, гл. 16, с. 75).
«Держа в своей руке шершавую крупную руку Натальи, Григорий вышел на паперть. Кто-то нахлобучил ему на голову фуражку…Пахнуло полынным теплым ветерком с юга. Из степи тянуло прохладой» (кн. 1, ч. 1, гл. 22, с. 103). Огромное значение в отношениях героев приобретают так называемые «температурные» ощущения «тепла» - «холода». Для неодолимой любовной связи Григория и Аксиньи характерны достаточно горячие их проявления. Обратимся к некоторым примерам.
«Тепло и приятно ей было, когда черные Гришкины глаза ласкали ее тяжело и исступленно» (кн. 1, ч. 1, гл. 7, с. 43).
Шолоховские герои действительно зачастую «скорее чувствуют, чем видят» друг друга, ощущая одновременно «холод» и «жар»: «Увидела и почувствовала, как похолодело под руками коромысло и жаром осыпала кровь виски» (кн. 1, ч. 1, гл. 16, с. 76). Не только «дрожь», ни и «жар» является постоянным лейтмотивом встреч Григория и Аксиньи. В качестве ключевой «осязательной» детали он сопровождает все эпизоды романа, рассказывающие об их поистине «обжигающей» страсти.
Специфика использования детали в бытовых и батальных сценах
На протяжении двадцатого века Россия пережила несколько страшных войн, в которых погибли миллионы людей. Многие судьбы были поломаны: матери теряли сыновей, дети становились сиротами, женщины – вдовами. Войны были разные. Самая ужасная – Гражданская – война русских с русскими, брата с братом, сына с отцом. В большинстве произведений советской литературы эта война представала как героический подвиг трудового народа в борьбе с белогвардейцами. Таковы и «Донские рассказы» М.А. Шолохова, написанные в то время, когда страсти, связанные с описываемыми событиями, еще не улеглись. Но и в них уже во всю силу показан драматизм общенационального раскола. В романе «Тихий Дон» воссоздание психологической атмосферы Гражданской войны качественно иное. Война в романе «Тихий Дон» предстает во всей сложности и драматизме. Эта трагедия всего народа и личности в отдельности. Беда коснется каждого человека, в душе каждого произойдут необратимые перемены.
Огромная заслуга М.А. Шолохова как писателя-психолога состоит, по нашему мнению, в том, что он описал не только военные события, но (и это выходит в романе на первый план) те изменения, которые происходят в душе человека в процессе его участия в войне. «Событийная полнота, объемно-многоплановое изображение войны в ее баталиях и массовых сценах сочетаются с показом отдельного человека на войне. Причем не «маленького человека», а личности из народа, во всей правде ее нравственных исканий, в единстве индивидуального и общественно-исторического. Сама эпоха выражена в психологической и драматической глубине сложных человеческих характеров, конфликтов и противоречий», – справедливо отмечал В.В. Гура.
Писатель в изображении войны использует различные типы пейзажных и психологических деталей. Начало войны предсказывают детали-предзнаменования («сухое лето тлело», «горели сухостойные бурьяны», «вхолостую палила молния»). Нередко в романе появляются детали-антитезы, противопоставляющие друг другу гармонию природного мира и дисгармонию социальных отношений: «Шуршали на кукурузных будыльях сохлые листья. За холмистой равниной переливами синели отроги гор. Около деревушки по пажитям бродили рыжие коровы. Ветер клубил за перелеском морозную пыль. Сонлив и мирен был тусклый октябрьский день; благостным покоем, тишиной веяло от забрызганного скупым солнцем пейзажа. А неподалеку от дороги в бестолковой злобе топтались люди, готовились кровью своей травить сытую от дождей, обсемененную, тучную землю» (кн. 2, ч. 4, гл. 22, с. 185). Такое противопоставление явлений природного и социального мира – один из самых плодотворных уроков Л.Н. Толстого в поэтике Шолохова.
В описании природы во время военных событий Шолохов широко применяет прием антропоморфизма, который позволяет ему создать впечатляющий своим художественным масштабом образ страдающей земли, терпящей тяжелые испытания. Примеров подобного рода множество. «Там, где шли бои, хмурое лицо земли оспой взрыли снаряды: ржавели в ней, тоскуя по человеческой крови, осколки чугуна и стали. По ночам за горизонтом тянулись к небу рукастые алые зарева, зарницами полыхали деревни, местечки, городки. В августе – когда вызревают плоды и доспевают хлеба, - небо неулыбчиво серело, редкие погожие дни томили парной жарой» (кн. 1, ч. 3, гл. 10, с. 298). С помощью выразительных «очеловеченных» деталей писатель воссоздает здесь не просто пейзаж – но своеобразный «портрет» лица земли и неба, захваченных разрушительными стихиями войны.
Земля и небо здесь персонализируются, приобретают черты антропоморфных феноменов – подобно Урану и Гее в античной мифологии. И дальше: «В садах жирно желтел лист, от черенка наливался предсмертным багрянцем, и издали похоже было, что деревья – в рваных ранах и кровоточат древесной кровью» (кн. 1, ч. 3, гл. 10, с. 298). В «Тихом Доне» мы можем наблюдать и примеры обратных метафор – уподобление человека природе («каждый по-своему вынашивал в себе и растил семена, посеянные войной»). «Древесная кровь», «предсмертный багрянец» листвы в садах, «рваные раны» деревьев, «семена войны» в душе человека – все это значимые пейзажно-психологические детали-символы, приобретающие в шолоховском повествовании обобщающий философский смысл. Наиболее ярким деталеобразующим фактором служат метафорические «гнезда», связанные с образами птицы и дерева – вечных символов жизни и смерти.
Часто в пейзажах писатель выстраивает различные символические параллели. Например: «погребальный звон» похорон траурно озвучивает осеннее умирание природы. Обратимся к этому эпизоду. «И что проку от этого звона? Только разбередят людям сердце да заставят лишний раз вспомнить о смерти. А о ней осенью и без этого все напоминает: и падающий лист, и с криком пролетающие в голубом небе станицы гусей, и мертвенно полегшая трава…» (кн. 4, ч. 7, гл. 24, с. 230). Деталеобразующим символом в романе является и образ ветра как знака разрушительных стихий революции и Гражданской войны. По наблюдениям исследователей, «итогом эпохи войн и революций выступает символический пейзаж суховея весной 1920 года…», где «ветер символизирует разрушение, которое принесли войны, революции, восстание» .
Глубоко символичен и образ «мертвой земли», выжженной суховеем: в нем также через образ природы воссозданы трагические последствия братоубийственной войны. Вспомним этот эпизод: «Земля пересыхала, приостановились в росте травы, по зяби пошли заструги. Почва выветривалась с каждым часом, а на полях хутора Татарского почти не видно было людей». Во всем хуторе осталось несколько древних стариков, из отступления вернулись неспособные к труду, обмороженные и больные казаки, в поле работали одни женщины да подростки. По обезлюдевшему хутору ветер гонял пыльцу, хлопал ставнями куреней, ворошил солому на крышах сараев. «Будем в нонешнем году без хлеба, - говорили старики, - одни бабы на полях, да и то через три двора сеют. А мертвая землица не зародит…» (кн. 4, ч. 8, гл. 1, с. 300).
Большое значение имеют в структуре повествования и хронологические детали. Так в начале третьей части романа впервые появится дата: «В марте 1914…» Это значимая хронологическая деталь в произведении: историческая дата отделит мир от войны. Слухи о ней пошли по хуторам: «Война пристигнет…», «Не бывать войне, по урожаю видать», «А ну как война?», «Война, дядя!» Весть о ней застала казаков за привычной работой – косили жито (кн. 1, ч. 3, гл. 4, с. 256, 258, 260). Мелеховы увидели: «броским наметом» шел конь; верховой, подскочив, крикнул: «Сполох!» (кн. 1, ч. 3, гл. 3, с. 255). Тревожная весть собрала толпу на площади «Одно слово в разноликой толпе: мобилизация»… Писатель дважды ставит в отдельную строку слово «Война…» «Война!» (кн. 1, ч. 3, гл. 3, с. 256). Произнесенное с разной интонацией, оно заставляет читателя задуматься над смыслом происходящего. Это слово перекликается с репликой железнодорожника, заглянувшего в вагон, где «парился с остальными тридцатью казаками Петро Мелехов»: « – Милая ты моя говядинка! – и долго укоризненно качал головой» (кн. 1, ч. 3, гл. 4, с. 259).
Загрузка...
