Малоизвестным, но интересным писателем начала XX века является Михаил Осоргин. «Пенсне», краткое содержание которого изложено в статье, - это одно из произведений, созданных русским автором в эмиграции. Также в статье представлена краткая биография писателя.

Когда был написан рассказ?

Михаил Осоргин «Пенсне», краткое содержание которого изложим позже, написал в 1929 году, пребывая, как уже было сказано, в эмиграции. Париж русского писателя не принял радушно. Осоргин лишился в тридцатых годах советского гражданства. Много лет прожил он без паспорта. Французское подданство получить так и не удалось. Но какова была жизнь сатирика на родине?

В России

Родился Осоргин в 1878 году. Писатель имел дворянское происхождение, что не мешало ему критически относиться к самодержавию. Фрондерские настроения привели к вступлению в партию эсеров. Писателя с юности привлекал крестьянский вопрос и всякого рода народнические настроения. При этом он разделял мнение многих революционеров о том, что с насилием следует бороться жесткими методами. Осоргин принимал участие в различных заседаниях, которые нередко посещали отъявленные террористы. Опасная общественная позиция привела к тому, что Осоргина арестовывали, ссылали то в Пермь, то в Казань. Впрочем, столицу Татарстана ему пришлось посетить значительно позже, после революции.

Эмиграция

Впервые Россию Осоргин покинул в начале века. После пребывания в он понял, что на родине его политическая и литературная деятельность развиваться свободно не сможет. Осоргин посетил несколько европейских стран. В конечном итоге обосновался в Италии. На родине великих живописцев писатель, как и многие другие русские эмигранты, писал злободневные очерки, принимал участие в деятельности революционного движения. Но, в конце концов, затосковал по России и вернулся.

Февральские события герой этой статьи воспринял положительно. Но после Октябрьской революции он снова оказался в оппозиции. И новая власть не устраивала Осоргина. В эти годы он основал книжную лавку в Москве, писал заметки, ориентированные исключительно на русскую интеллигенцию и неуместные в стране, которой теперь правили рабочие. За эту деятельность и был сослан в Казань. Это произошло в 1921 году, когда Осоргину чудом удалось избежать смертной казни. В 1923 году писатель покинул Россию навсегда.

Особенности рассказа "Пенсне"

В произведениях Осоргина есть и страстная любовь к природе, и пристальное внимание ко всему живому на земле. А в нескольких рассказах просматривается даже необычная привязанность к незаметным и незаменимым в повседневной жизни вещам. Эти произведения вошли в цикл «Вещи человека».

В этот сборник включил Осоргин «Пенсне», краткое содержание которого еще рассмотрим. С тонким юмором и необычайной наблюдательностью автор рассуждает об обычных вещах так, словно они одушевлены, имеют характер и судьбу. Таким способом описывает Осоргин и пенсне. Краткое содержание, безусловно, не дает представление о стиле автора. Рассказ стоит прочитать полностью. Для тех, кто желает сэкономить время, ниже представлено произведения, которое создал в первый год эмиграции русский писатель М. А. Осоргин.

«Пенсне»: краткое содержание

Вещи живут своей жизнью, и не стоит в этом сомневаться. Так рассуждает автор рассказа. Но особенно его занимают внезапные исчезновения предметов. Осоргин их называет страстью к путешествиям. Однажды его герой потерял пенсне.

Каждому читающему или пишущему человеку известно, как часто пропадают ручки, карандаши и прочие канцелярские принадлежности. Знают многие и о том, как внезапно и неожиданно эти предметы находятся. Вещи иногда словно уходят гулять. Такие случи человек обычно приписывает совей рассеянности. Однако автор рассказа убежден в том, что даже и карандаши, и ручки, и мундштуки имеют обыкновение исчезать. И хозяин их в этом не повинен. Ведь нередко они впоследствии обнаруживаются в самом непредсказуемом месте.

Пропажа

Подобная история легла в основу небольшого художественного произведения. Каким образом можно изложить краткое содержание рассказа «Пенсне»?

Осоргин ничем не приметную историю облек в форму художественного произведения. Герой рассказа потерял пенсне. Тщательные и долгие поиски ни к чему не привели. Знакомые и друзья также не смогли помочь. Один из приятелей героя даже подключил к поискам Но и он не дал результата.

Находка

Пенсне нашлось спустя месяц, когда на переносице его хозяина уже красовалось новое, тугое и раздражающее. Пропажа была обнаружена у стенки, за креслом. Автор задает вопросы странные, если учесть, что речь идет о неодушевленном предмете. Он спрашивает: «Где шлялось?», «Что повидало?».

Затем автор описывает находку, используя прилагательные, которые обычно применяют по отношению к человеку: виноватое, жалкое и так далее. Герой рассказа наказал «гуляку» и заставил пролежать на книжной полке несколько часов. А затем пенсне вдруг упало и разбилось. Автор выражает надежду, что этот случай нельзя считать «самоубийством».

Очень кратко Рассказчик верит, что мелкие вещи способны самостоятельно путешествовать. Пример этому - случай с пенсне, которое «ушло» от рассказчика, а вернувшись, не вынесло наказания и разбилось.

Некоторые мелкие вещи, такие как спичечный коробок, карандаш или расчёска, любят путешествовать. Годами изучая их жизнь, рассказчик пришёл к выводу, что иногда они «уходят гулять», причём срок путешествия может быть любым,

Странствия некоторых вещей вошли в историю - исчезновения голубого бриллианта или труда Тита Ливия, но в них «отчасти замешана человеческая воля». Мелкие же вещицы гуляют совершенно самосто­ятельно. Сколько раз, читая в постели, рассказчик терял карандаш, долго искал его в складках одеяла и под кроватью, а потом находил между страницами книги, хотя точно помнил, что не клал его туда.

Люди объясняют пропажу мелких вещиц собственной рассеянностью, кражей или вовсе не придают этому значения, но рассказчик уверен, что вещи живут в своём мире, параллельном тому, который выдумали для них люди. Рассказчик вспоминает «поразительный случай» произошедший однажды с его пенсне.

Читая в любимом кресле, рассказчик снял пенсне с носа, чтобы протереть стёкла, и… оно исчезло. Пенсне не оказалось ни в щелях кресла, ни под ним, ни в складках одежды, ни между листов книги, ни на носу рассказчика. Поражаясь чудовищно-нелепой ситуации, рассказчик разделся и тщательно обыскал одежду, потом подмёл пол, обыскал соседнюю комнату, заглянул на вешалку и в ванну - пенсне нигде не было. Вспомнив, что слышал звук падения, рассказчик долго ползал по комнате, но не нашёл в паркете ни единой щели, куда могло бы провалиться проклятое пенсне.

Прошло около недели. Прислуга вымыла квартиру и чёрную лестницу, но пенсне не нашла. Рассказчик поведал об этом случае своим друзьям. Они скептически смеялись и пытались сами отыскать пенсне, но нимало в этом не преуспели. Один из друзей, бывший до этого спокойным человеком, попытался применить индуктивный метод, задал рассказчику кучу странных вопросов, долго думал, но ни к какому выводу не пришёл, покинул рассказчика в мрачном настроении и, по словам его жены, всю ночь стонал во сне.

Однажды рассказчик сидел в том же кресле и читал в новеньком, раздражающе-тугом пенсне. У него упал карандаш. Испугавшись, что эта вещь тоже отправится в странствие, рассказчик нырнул за ним под кресло. Карандаш лежал у стены, а рядом с ним, прижавшись к стене стоймя, поблескивало пенсне. Его физиономия с запылёнными стёклами была жалкой и виноватой.

Неизвестно, где пенсне шлялось, но по его виду ясно было, что гуляло оно «долго, до изнеможения, до пресыщения и страшной душевной усталости».

Рассказчик сурово наказал гуляку: на несколько часов оставил его у стены и показал прислуге и всем знакомым, которые сказали только, что пенсне «странно упало». В тот же вечер, снимая с верхней полки шкафа пыльную папку рукописей, рассказчик чихнул, пенсне упало на пол и разбилось.

Рассказчик предпочёл считать это несчастным случаем, а не самоубийством, к которому несчастное песне привёл устроенный им «публичный позор». Рассказчику жаль пенсне, с ним он прочёл «много добрых и глупых книг», в которых люди обладают страстями, разумом и сознательностью, а вещи не имеют права на самосто­я­тельность.

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

Споры, долгое время кипевшие вокруг литературы русской эмиграции, постепенно затихли, разрешившись осознанием того факта, что русская литература ХХ столетия едина. Произведения эмигрировавших художников вернулись в нашу духовную жизнь, вызвав огромный интерес значительностью содержания и совершенством форм.

Михаил Осоргин и Арсений Несмелов - замечательные представители литературы русского зарубежья, причем поэзия второго из них проявляет малоизученную «восточную» (Харбин) ветвь русской эмиграции. М. Осоргин известен преимущественно романом «Сивцев Вражек», созданием многоплановым, сложным, противоречивым. Для школьного изучения более приемлемы, на наш взгляд, произведения малой формы - например, рассказы «Земля», «Пирог с Адамовой головою».

Н.П. Хрящева

«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ЗЕМЛЯ, МЕНЯ ПОРОДИВШАЯ...»

(Рассказ М. Осоргина «Земля»)

Любовь к земле, страстная к ней тяга, я бы даже

Творчество М.А. Осоргина значительно, интересно и поучительно своей далекой от непримиримости и ожесточения интонацией в осмыслении трагического разлада, порожденного событиями революции 1917 года. Пытаясь осознать причины и следствия случившегося, писатель ищет духовные опоры для связующих истин, одной из которых является любовь к Родине. Этому всеобъемлющему чувству и посвящен его рассказ «Земля» (1929).

Герой-повествователь рассказа - художник, на чужбине подошедший к своему земному исходу. В рассказе нет действия, происходящего в настоящем

Все в нем устремлено в прошлое, подчинено его осмыслению. Но память героя избирательна. Она освещает лишь те «страницы» отпылавшей жизни, которые позволяют понять суть его настоящего душевного состояния и миропонимания в целом.

«Было и давно прошло время» страстей и во-лений, волнений и хотений молодости, навсегда ушел и питаемый ими «самоуверенноразумный» взгляд на мир. Он сменился другим

Противоположным, где все пропущено через сердце, всем «руководит... любовь, а она не подчинена разуму и расчету» /33-34/1. В перспективе этого любовного взгляда и осмысля-

1 Осоргин М. Мемуарная проза. Пермь, 1992. Далее ссылки даются на это издание с указанием страниц в скобках.

Нина Петровна Хрящева - доктор филологических наук, профессор кафедры современной русской литературы Уральского государственного педагогического университета..

сказал, мистическое ей поклонение, - не к земле-собственности, а к земле-матери - к ее дыханию, к прорастающему в ней зерну, к великим тайнам в ней зачатия и к ней возврата, к власти ее над нашими душами, к сладости с ней соприкосновения, - это действительно осталось во мне на всю жизнь.

М. ОСОРГИН

ются события прошлого, главное из которых -насильственная разлука с родиной.2

Композиционно рассказ состоит из зачина и двух частей. Первую часть составляют воспоминания героя о своем детстве, прошедшем в уютной глубине России. Вторую - воспоминания взрослого человека о попытке подмены «потерянного, простого, невзрачного» красотами «пяти шестых земного шара». В свою очередь, части разделены самим автором на несколько главок, каждая из которых несет свою тему, идею, тональность. Вариативность эмоционального окраса отдельных главок подчинена в рассказе созданию единого настроения, связующего все фрагменты текста в завершенное целое.

Мы попытаемся проследить, как повторяемость одного и того же настроения образует сквозной мотив, подчиняющий себе характер изображения пейзажа, портрета, персонажного ряда и тем самым формирующий особого рода целостность, рожденную соприсутствием ли-

рического и эпического начал.

2 13 сентября 1922 года М.А. Осоргин вместе с большой группой ученых и писателей был выслан из России. Первая насильственная разлука с родиной охватывала период с 1906 по 1916 год.

3 На лиро-эпическую природу осоргинской прозы, кажется, впервые обратил внимание О.Г. Ласунский // Осоргин М. Страницы творчества. Пермь, 1994. С.6.

Тщательному прорисовыванию настроения, задающего тон всему повествованию, посвящен зачин. «Заботами милого друга я получил из Россини небольшую шкатулку карельской березы, наполненную землей»/33/. Горстка земли из России пришла, как драгоценность, в шкатулке. Именно перед ней герой «готов... преклонить колени».. ./33/, признавая ее своей «величайшей святыней». «Земля в коробке высохла и превратилась в комочки бурой пыли. Я пересыпаю ее заботливо и осторожно, чтобы не распылить зря по столу, и думаю о том, что из всех вещей человека земля всегда была самой любимой и близкой. «Ибо прах ты - и в прах обратишься» /34/. Здесь осязаемо запечатлено то душевно-эмоциональное состояние, которое переживает герой, в разлуке с родиной подошедший к своему земному пределу. Он испытывает волнующее ощущение почти телесной близости к этим «комочкам бурой пыли», земли, ставшей прахом, некогда его породившим, и в который скоро назначено перейти ему самому. Осознание этой участи всех живущих, как непререкаемой истины, потребовавшее от автора библейских одежд для ее выражения, очистило душу героя от всего наносного, злободневного, суетного, устремив его взгляд к вечности, где событие смерти столь же значимо, сколь и событие рождения, где одно обусловливает другое.

Ядром, излучающим пучки ассоциаций, становится образ «родной земли». На прорастании заключенной в нем многозначности и основывается сюжетное движение рассказа. В первой части рассказа образ родной земли воплощается в трех разных поэтических ипостасях. Первая ипостась -родная земля как плодоносная почва. Данный образ возникает из поэтики пейзажей, запавших в детскую память мальчика и ограненных в своей глубинной содержательности сознанием старца. Образ плодоносной почвы вырастает из весеннего пробуждения земли: «Ранней весной снежная пелена мокреет, покрывается хрупкой стеклянной корочкой... Потом в очень солнечный день из-под снега показывается земля: в городе - раньше, в деревне - позже. Дороги слякотны и навозны, и полозья саней сквозь грязное мороженое чиркают по камням мостовой. Затем случается одна странная ночь с теплым ливнем - и наутро люди, шлепая по лужам, объявляют друг другу замечательную новость:

Весна! ...» /3 4/.

Приход весны развернут в этом пейзаже как живой процесс: из-под «хрупкой стеклянной корочки» после «солнечного дня» «показывается земля», которая полностью освободится от зимних одежд за одну «ночь с теплым ливнем». На смену "весне в шубе"спешит другая весна, разбуженная, наконец, пришедшим «к Уральским нашим горам

Филологический класс 11/2004

огромным, теплым, ароматным солнцем». «Где оно шло, светлым хвостом сметая последний снег, там просыпалась и нежилась черная и жирная земля, а проснувшись - сразу за работу» /35/. Солнце в этом пейзаже олицетворяется, персонифицируясь, как в сказке, в доброе, светоносное "чудище со светлым хвостом", согревающее и оплодотворяющее землю, запускающее ее в вековечную работу.

Настроением весеннего пробуждения дышит также совместная работа отца и сына по пересаживанию "зимнего сада": "И вот сыплется на газету лежалая и затхлая земля. А потом берем банку,.насыпаем на четверть прекрасной свежей землей - и пересаживаем с любовью и с великим старанием. .Так понемножку, от герани и флёк-сов, добираемся до фикуса. и пальмы"/36/. Перед нами чудо сотворения сада, дарящее герою истинную радость и удивительное ощущение самой земли: и «влажной, сыпучей», и «прекрасной свежей», и «новой». Герой здесь показан в сотворчестве с землей как живительным веществом: "руки по локоть в земле", ее вкус - "на зубах хрустит", и запах - "пахнет земля весной"/37/.

Во второй главке настроение любования родной землей прорастает иным рядом ассоциаций. "Осторожно и любовно пересыпаю землю в коробке карельской березы. Мы - люди от земли, крепко с нею спаяны" /37/. Земля здесь видится родиной предков некогда на ней живших. Схваченные когда-то цепкой памятью ребенка, они легко оживают в сознании героя: и те, кого он застал в живых, и те, кого знал лишь по фамильным портретам и семейным преданиям. Вот одно из них, связанное с портретом прабабушки. "Висел этот портрет еще в доме моей бабушки,. в ее уфимском именье. И вот однажды бабка моя сидит как раз за две комнаты от портрета и чувствует - беспокойно ей. Словно бы кто-то стоит за спиной... Наконец не выдержала, обернулась и увидала ясно, что портрет покойницы подманивает ее глазами, чтобы шла поскорее. Бабушка встала. и пошла через комнаты прямо к портрету. И только вышла из своей комнаты - как в ней обвалился потолок... Так портрет выманил ее и спас»/38/. Герой-ребенок потрясен этой историей как таинственной случайностью. И по прошествии определенного времени он не перестает испытывать чувство мистического трепета при взгляде на бабушкин портрет: «...вдруг он поманит глазами...». В сознании же героя, умудренного прожитой жизнью, случайное обернулось закономерным. Он отчетливо осознал истоки спасающей силы портрета. Она рождена всей жизнью рода, органичностью связи его представителей с родной землей и друг с другом и, как следствие всего этого, прочнейшей укорененностью в бытии посредством одухотворения этой жизни в легендах и

Н.П. Хрящева

преданиях. Глубина памятливости о прошлом и является отличительной чертой «старого» времени, которое отделяет его от нового, где утеряны все связи, где «гибнут легенды», как концентрат духовной силы, обеспечивающей самостоянье человека, оберегающей его в бытии. В «новом» времени легенды подменены "отголоском старой песенки, да вчера прочитанным приключенческим романом», /38/ т.е. развлекательными вещицами, сопутствующими внешней стороне человеческого существования, крайне удаленными от способности быть духовной опорой. И вот каков результат: «Сколько раз - помню - разверзалась под моими ногами земля и сколько раз на голову рушилось небо, - и никто не пришел спасать» /38/.

Оппозиция старого и нового времени, разворачивающаяся в смене картин-впечатлений, во многом и проявляет смысл рассказа. Так, история прабабушкиного портрета сменяется воспоминанием о бабушке, которую герой еще застал в живых. Ее дом воспринимается подростком как «сохранившийся чудом уютный уголок, где так пахнет сухими травами и прошлым». «Каждая картинка на мебели и каждое еле заметное пятнышко на старой ковровой скатерти были бабушке известны, и с появлением их связано было в памяти ее какое-нибудь событие, для нас пустое, а для бабушки значительное» /39-40/. Все вещи в бабушкином доме являлись «живым календарем ее жизни, записью прожитых лет», к примеру: «На то кресло, что стояло в углу, сел однажды толстенный человек, бабушкин знакомый, и ножка подломилась, да так и осталась без починки, только была подвязана веревочкой; прошли месяцы, потом годы, и кресло-инвалид вошло в бабушкину жизнь со своим хроническим недугом, так что теперь его чинить было уже нельзя, нехорошо.» /40/. Перед нами глубокая душевная связь человека и вещи, вещь проникается человеческим началом, одухотворяется им и, наконец, входит в его бытие. Через такого рода вещные превращения бабушка постигала «тягость дней и великую силу времени» /40/. Нам открывается по-своему гармоничное существование. Тайна царящей в бабушкином доме гармонии заключается в оберегании ею естественности течения всех жизненных процессов. Любого рода ускорение, опережение воспринимается бабушкой как сбой жизненных ритмов, что не нужно и плохо, «как нехорошо старому человеку молодиться и притворяться подрост-ком»/40/.

Гармоничная жизнь, которой дышит бабушкин дом, находит свое символическое воплощение в портрете деда: «Большелобый, с фамильным нашим носом, он изображен сидящим в кресле, а во рту чубук огромнейшей трубки. На голове деда шапочка вроде ермолки, а на лице довольство и покой» /41/. В сознании героя-подростка этот

портрет прорастает знаковой картиной мира, которую он уже не застал, но она знакома ему по книгам Тургенева, и родственника их семьи Аксакова: «хорошее летнее утро, дед сидит на террасе или у окна усадьбы и смотрит, как под окном девка Малашка тащит молоко утреннего удоя»/41/. Мир «дворянского гнезда», рожденный созерцанием дедушкиного портрета и домысленный благодаря чтению, тепел и родственен человеку. В нем царит лето, есть свой дом и своя земля, вскармливающая и вспаивающая героя.

Но вот пробудить в своем внуке любовь к земле-собственности, к сословной обособленности на ней: "ты помни - мы столбовые" - бабушка так и не смогла. Своей фамильной земли герой даже не увидел. Зато другая любовь - к земле, как жизненной силе, повторяя «ход» настроения предыдущей главки, навсегда войдет в душу подростка. Эту любовь передает сыну отец:

Папа, откуда берется дерево?

Из семени.

Так ведь семя маленькое, а дерево вон какое; остальное-то откуда?

Остальное из земли, из ее соков.

И листья, и ствол, и все?

Все, Мышка, из земли. И дерево и ты, и я. Все живое и все мертвое, если только есть что-нибудь мертвое /42/.

Глубокая справедливость слов отца откроется сыну в момент чудесного сотворения родника. «Земля мягкая, как сыр; только корни трав прорезать. Городским башмаком налегает отец на заступ, а я смотрю. Как это он все знает: только вырыл яму в аршин глубины,... как сразу же начала ямка наполняться водой... Теперь к этому ключу будут ходить крестьяне с ведрами... ключ светел, вода процежена через землю, холодна и слад-ка»/43-44/. Земля оставляет впечатление съедобности: "как сыр". Она наполнена обеспечивающими и поддерживающими жизнь сокровищами, главное из которых - вода. Отец и сын открывают родник подобно тому, как отрывают клады. Но клад достается немногим, родник же будет одаривать всех.

Третья глава начинается сценой похорон горячо любимого, рано умершего отца. Это событие обретает смысл двойной «эстафеты». Первая -явит нам внешнюю телесную продолженность отца в сыне: «Похож ты на батюшку своего, на покойника; это хорошо» (44). Вторая - обнаружит надежду на родство духовное: «Будь и ты таким, как он», (44). И сын усвоил уроки, сохранив и преумножив то творческое отношение к Земле и жизни в целом, каким был наделен отец, чему свидетельство - гимн земле-кормилице, который произносит сын, уже будучи умудренным жизнью человеком: «Любовь... к земле-матери - к ее дыханию, к прорастающему в ней зерну, к великим тайнам в ней зачатия и к ней возврата, к власти ее

над нашими душами, к сладости с ней прикосновения, - это действительно осталось во мне на всю жизнь» (45). Земля оживает здесь в своей древнейшей теллургической4 значимости. Акцент сделан на ее производительной силе и одновременно на неповторимости любой, зачинаемой Ею жизни. Земля-мать творит чудо и тайну рождения и смерти: Человек обретает бессмертие путем телеснодуховной приобщенности к Ней. Свою глубинную связанность с землей человек постигает не сразу. Она начинается «видом первой весенней проталины», «проснувшегося к новой жизни поля», «многодетностью земных покровов», - все это исподволь внушает человеку мысль, что все его «достижения - не победа над природой, а лишь неуклюжее и очень жалкое подражание ее творчеству, потому что комар бесконечно совершеннее самолета, рыба - подводной лодки.» /45-46/.

Пониманием сокровенной жизни матери-земли - она хранит в себе бесконечное множество неразгаданных тайн - и определена предостерегающая мысль повествователя о «наивности власти» всякого рода «победителей» над «своей первопричиной».

В центре второй части рассказа - попытка подмены Родины Чужбиной. Она проявлена процессом переоценок былых ценностей. Ключевым к пониманию ценностной переориентации становится принцип возрастной инверсии, проявляющийся, с одной стороны, в «возвращении» старости к детству, с другой - в противопоставлении возраста детства и старости - возрасту зрелости. «Но идут года - и на кованой бронзе убеждений отлагается зелень мудрости. И вот опять - как в детстве - личное выступает вперед, заслоняя вопросы, над которыми мы так долго и так напрасно работали» /47/.

Мудрость возвращает человека «к образам, окруженным дымкой давно прошедшего»: «детской книжке, маленькому открытию, голосу матери, отцовской шутке» /47/. Эти голоса и картины, когда-то открывшие ребенку мир и позволившие ощутить свое место в нем, вновь обретают первостепенное значение, даря утешающее понимание вписанности «узора» своей судьбы в Вечность посредством приобщения к земле как Теллусу.

Лирическим выражением возрастной инверсии становится метафорический образ прожитой жизни, уподобленной просыпанному сквозь пальцы песку. Развиваясь и углубляясь, данный образ, по сути, перерастает в метафорическую тему: «Песчинки земли, которые я пересыпаю спокойной рукой, нечаянно обращаются в многоцветный бисер и загораются светом. Это уже не тонкая струйка, а искрометный водопад. Потом мне на-

4 Т еллус - мать-земля, в римской мифологии богиня земли-кормилицы и ее производительных сил // Мифы народов мира. Т. 2. М., 1992. С. 499.

Филологический класс 11/2004

чинает казаться, что перед моими глазами мелькает цветными просветами золотая сетка. Она дразнит глаз причудой рисунков, странным переплетом картины и событий, когда-то поразивших меня и теперь перемешавшихся в памяти мозаичной неразберихой. Мне хочется остановить это беспрерывное мельканье, выхватить из волшебного букета несколько самых простеньких цветов и удержать их невредимыми. Я. протягиваю руку

И всей гордостью хватаю пустоту» /48/.

«Песчинки земли», проходя через стадии чудесных превращений: «многоцветный светящийся бисер», «искрометный водопад», дразнящая «рисунками, картинками и событиями» «золотая сетка», - складываются в образ мгновенно пролетевшей жизни, вдруг представшей перед внутренним взором героя во всей роскоши былых проявлений. Но мгновение истаяло. Ни один «цветок бытия» не удалось герою сохранить «невредимым» - в руке пустота. Именно в поле ассоциаций этой метафорической темы изображена судьба героя как череда подмен своего чужим. В согласии с действующим в рассказе законом инверсии начало процесса замещено его результатом - неудачей подмен. Так, названная «бревенчатым замком» крестьянская изба, расположенная в маленькой деревушке Загарье, где герой ребенком проводил летние месяцы, заслонит «мрамор и седину настоящего Рима», в котором он, будучи взрослым, «жил в высоком доме, окнами на Ватикан». А речонка Егошиха, через которую мальчик перепрыгивал, а его отец перешагивал, «смеется над Рейном, Дунаем и морями, омывающими берега Европы» /49/.

И лишь после восстановления духовных координат родины герой-повествователь возвращается к началу подмен, изображая впечатления от каждой из них.

«На первых порах» неистраченное чувство жизнеприязни и молодого восторга «вроде бы обеспечивает успех в этом странном усыновлении себя.пяти шестьем» чужой земли.

«Перед статуей Аполоона печально я говорил:

Вот рождение искусства!

И указывая на скаты Юнг-Фрау:

Вот женственнейшая белизна снегов!.

И спускаясь с горы Ловчен или проезжая по фордам Норвегии:

Вот красивейшее в природе!» /50/.

Однако уже здесь настораживает однообразие в отражении эмоциональной взволнованности героя, переданное повтором одной и той же синтаксической конструкции: Вот.! Вот.! Вот.!» и т.д., что больше свойственно путешественнику-чужестранцу, нежели «сыну». И очень скоро герой замечает в себе рост «непонятного протеста против чужих благополучий». Толчок к нему дает «нелепое виденье», вызванное «горделивостью англичанина», вырастившего голубую, нелену-

Н.П. Хрящева

щуюся траву, и «трудолюбием итальянца», на

камнях соорудившего огород:

«Я стою среди поля где-нибудь в Тульской губернии, опершись на трость, что-то отвлекает меня, и я ухожу, забыв тросточку воткнутой в землю. Идут благодатные дожди, земля дышит жизнью, и моя забытая трость с набалдашником покрывается мыслями, бутонами, цветами. Теперь уже нельзя вырвать ее из земли, потому что она пустила глубокие корни» /52/.

Странное видение символизирует не столько плодородие русской земли, способное преобразить мертвую палку в живое благоухающее дерево, сколько неизбывную тоску по этой земле. Русская земля словно окликает героя-повествователя. Мистический зов родной земли обесценивает все заморские красоты, восстанавливая в памяти героя дорогие сердцу картины.

«Нотр-Дам-де-Пари не кажется мне домом молитвы, таким, как сельская церковь на пригороде моей деревни. В Швейцарии отвратительны кричащие вывески гостиниц. Я мысленно еду по Луньевской ветке на Урале - и никто меня там никуда не заманивает, никто не кичится красотами природы, которых Швейцария лишь бледная тень. И я завистливо стараюсь припомнить, чем можем мы ответить Норвегии, фьорды которых приводили меня в восторг. ? Шестисотверстным Байкалом? Разливом сибирских рек, устье которых шире маленького государства?. О, слишком многим!» /53/.

Из мозаики природных чудес складывается неповторимый облик родины, превосходящий все мировые дива. Однако начальным виденьем, сообщающим картине пронзительную теплоту и сердечность, оказывается «сельская церковь на пригорке»- духовный символ России.

Когда же после долгой разлуки герой возвратится на родину, испытываемое им счастье встречи преобразит пейзаж в портрет, что свойственно скорее поэзии, нежели прозе5.

«Моя Мадонна переживала в то время тяжких испытаний. Я рассматривал ее с жадностью проснувшегося для огромной любви. Северные леса, от Финляндии до Печоры, были ее зелеными кудрями; падавшими складками ее одежд были Кама и Волга; ее сердцем была Москва» /55/.

Нетрудно заметить, что подобное воссоздание облика родины имеет еще один источник - итальянское искусство и культуру, о чем свидетельствует в рассказе тщательно выписанный параллелизм двух Мадонн и ее служителей». «На острове Мурано.сторож показал мне.мозаичную Мадонну византийского стиля.

Эта Мадонна, синьор, лучшая во всей Италии» /55/.

И когда он сам убедился, что его Мадонна не имеет «соперниц», «он вернулся. доживать свои дни при ее храме» /56/. Возвращение же героя-повествователя к своей Мадонне, которая «прекраснее всех существующих и мыслимых», оказалась лишь временным. Почему? Автор, в согласии с лирическим строем повествования, оставляет без внимания подробность социально-политической ситуации. Ему важно проявить ее экзистенциальную значимость: право, которое берет на себя один человек, лишая другого возможности жить «на земле своего рождения», названо «бьющей в глаза бессмыслицей» /54/.

В финальной главке тяга героя-повествователя к земле перерастает в мотив возвращения в землю, слияния с нею плотью, что подчеркнуто сопутствующими метафорическими уподоблениями: судьба человека - «увядающий вяз», «унесенный ветром лист», «старинный курган», - который в контексте всего рассказа позволяет понять амбивалентность библейского смысла человеческой судьбы.

Итак, художественное открытие рассказа во многом определено возрастной инверсией. Уподобляя друг другу детство и старость на основе их бытийственного родства, автор, сближенный с героем-повествователем, осознает их как единый онтологический возраст.

Этому возрасту противопоставлен возраст зрелости, до краев наполненный «борьбой за достоинство и независимость человеческой мысли, за разумность общественных отношений и справедливость дележа духовных и житейских благ» /47/. Этот возраст, где человек окружен «густотой» человеческих волений, желаний, стремлений, направленных на укрепление человека как существа социально-исторического, назван «незначительным».

А в чем же заключена актуальность изучения данного рассказа в школе? История большой любви - любви героя-повествователя к родной земле, с которой его насильственно разлучили, зазвучала как поэма в прозе. Испытываемые героем чувства к ней: любование и восторг, сострадание и боль, тяга к конечному с ней слиянию - обрастая ассоциациями, расширяются и обобщаются до поэтически выраженного мироощущения.

5 Ср: А. Блок:

Ну что ж? Одной заботой боле -Одной слезой река шумней,

А ты все та же - лес, да поле,

Да плат узорный до бровей. Лирика. М., 1985. С. 359.

Цель: познакомить учащихся с жизнью и творчеством М. Осоргина.

Задачи:

1) ознакомить с понятием «русской зарубежье»;

2) проанализировать один из рассказов М. Осоргина;

3) ввести ряд литературоведческих терминов: автобиографическая проза, символ, образ.

Ход урока:

«Я тебя люблю, земля, меня родившая, и признаю тебя моей величайшей святыней».

1. Орг. момент (2-3 минуты).

2. Сообщение заранее подготовленного ученика о жизни и творчестве. Осоргина.

Михаил Андреевич Осоргин; настоящая фамилия Ильин родился в Перми - в семье потомственных столбовых дворян. Фамилию «Осоргин» взял от бабушки. Отец А. Ф. Ильин - юрист, участник проведения судебной реформы Александра II, брат Сергей (умер в 1912) был местным журналистом и поэтом.

Во время учебы в гимназии поместил в «Пермских губернских ведомостях» некролог своему классному надзирателю, а в «Журнале для всех» опубликовал рассказ «Отец» под псевд. Пермяк (1896). С тех пор считал себя писателем. После успешного окончания гимназии поступил на юридический факультет Московского университета. В студенческие годы продолжал печататься в уральских газетах и исполнял обязанности постоянного сотрудника «Пермских губернских ведомостей». Участвовал в студенческих волнениях и на год был выслан из Москвы в Пермь. Завершив образование (1902), стал помощником присяжного поверенного в Московской судебной палате и одновременно присяжным стряпчим при коммерческом суде, опекуном в сиротском суде, юрисконсультом Общества купеческих приказчиков и членом Общества попечительства о бедных. Тогда же написал книгу «Вознаграждение рабочих за несчастные случаи».

Критически относясь к самодержавию, столбовой дворянин по происхождению, интеллигент по роду занятий, фрондер и анархист по складу характера, Осоргин вступил в 1904 году в партию эсеров. Его привлекли их интерес к крестьянству и земле, народнические традиции - на насилие отвечать насилием, на подавление свободы - террором, не исключая индивидуальный. Кроме того, социалисты-революционеры ценили личное бескорыстие, высокие нравственные принципы и осуждали карьеризм. На его квартире проходили заседания московского комитета партии, скрывались террористы. Активного участия в революции Осоргин не принял, но в ее подготовку был вовлечен. Сам он писал впоследствии, что в эсеровской партии был «незначащей пешкой, рядовым взволнованным интеллигентом, больше зрителем, чем участником». Во время революции 1905-1907 в его Московской квартире и на даче устраивались явки, проводились заседания комитета партии социалистов-революционеров, редактировались и печатались воззвания, обсуждались партийные документы. Участвовал в московском вооруженном восстании 1905 года.

В декабре 1905 г. Осоргин, принятый за опасного «баррикадиста», был арестован и полгода просидел в Таганской тюрьме, затем отпущен под залог. Он сразу уехал в Финляндию, а оттуда - через Данию, Германию, Швейцарию - в Италию и поселился близ Генуи, на вилле «Мария», где образовалась эмигрантская коммуна. Первое изгнание продолжалось 10 лет. Писательским итогом стала книга «Очерки современной Италии» (1913).

Особое внимание писателя привлекал футуризм. Он с пониманием отнесся к ранним, решительно настроенным футуристам. Работа Осоргина в итальянском футуризме имели в России значительный резонанс. В 1913 для женитьбы на семнадцатилетней Рахили (Розе) Гинцберг, дочери Ахад-ха-Ама, принял иудаизм (впоследствии брак распался).

Из Италии он дважды выезжал на Балканы и путешествовал по Болгарии, Черногории и Сербии. В 1911 Осоргин печатно объявил о своем отходе от партии эсеров, а в 1914 стал масоном. Он утверждал верховенство высших этических принципов над партийными интересами, признавая лишь кровную связь всего живого, даже преувеличивая значение биологического фактора в жизни человека. В отношениях с людьми выше всего ставил не совпадение идейных убеждений, а человеческую близость, основанную на благородстве, независимости и бескорыстии. Современники, хорошо знавшие Осоргина (например, Б. Зайцев, М. Алданов), подчеркивали эти его качества, не забывая упомянуть о мягкой, тонкой душе, об артистичности и изяществе облика.

3. Беседа по рассказу «Земля».

1. Понравился ли Вам рассказ? О чём заставил задуматься?

Символ - многозначный предметный образ, соединяющий (связующий) собой разные планы воспроизводимой художником действительности на основе их существенной общности, родственности.

- горсточка земли

- портрет

- ножка стула

- речка возле дома

Весь рассказ пронизан лирическим мироощущением. Рассказ относится к автобиографическим образам, именно поэтому так детализирован.

3. Какова главная идея рассказа? (воспоминания о доме, о России)

4. Какова идейная направленность рассказа? (автор хотел донести до читателей, что малая родина человека - это его святыня)

5. Какое место имеет хронотоп в рассказе? (автор переносится из будущего в прошлое, путешествует по своему детству)

6. Какова роль пейзажа в рассказе?

4. Домашнее задание: написать сочинение-рассуждение «Моя малая родина».

МАТЕРИАЛЫ К БИОГРАФИИ М. ОСОРГИНА

3. Шаховская

Из книги "ОТРАЖЕНИЯ"

Впервые встретилась я с ним у Ремизова и, как уже упомянула, смущенья перед ним не почувствовала. Это был какой-то "приятный" человек, держащий себя просто, безо всякой писательской ужимки. Затем встречалась с ним и в редакции "Родной земли", читала его "огородные статьи" в "Последних новостях", он там как-то лирически описывал свое сидение на земле, по которому у русского человека всегда ностальгия. И роман "Сивцев Вражек", - на этой улице я родилась, - и "Свидетель истории", все это в стиле лирического импрессионизма, а итальянские его очерки, вышедшие в книге под названьем "Там, где был счастлив", сродни воспоминаниям об этой стране Б. К. Зайцева.

Книги и статьи Осоргина русской эмиграцией читались с удовольствием - они не беспокоили ее трагической современностью, но утешали напоминанием о более светлом прошлом. И говорил Осоргин не громко, не авторитетно, с какой-то приятной теплотой. Кажется, у Ремизова услышала я его рассказ о какой-то студенческой революционной коммуне его молодости, не помню где, в деревенской глуши. Готовились сии студенты обоего пола к террористической деятельности и очень много говорили и спорили по политическим и социальным вопросам. Коммуне помогала своим житейским опытом и хозяйственными навыками приходящая прислуга-крестьянка, что уже довольно примечательно.

Однажды перед будущими террористами встала необходимость зарезать петуха для обеда. Любителей на это как-то не нашлось, пришлось метать жребий. Вытянувший его взял без энтузиазма кухонный нож и пошел ловить свою жертву. Зажмурив глаза, он нанес петуху удар - но окровавленная птица вырвалась и начала бегать по саду. С отвращением и ужасом насильники бросились ловить петуха, бледные, девушки уже в слезах. Палач уронил свой нож! И неизвестно, как бы все это окончилось, если бы не пришла в это время прислуга. С презрением посмотрев на растерявшихся террористов, баба в одну минуту поймала петуха и, свернув ему шею, прикончила его страданья.

В. Яновский

Из книги "ПОЛЯ ЕЛИСЕЙСКИЕ"

Совершенно равнодушно прошел я мимо некоторых признанных писателей земли эмигрантской (а теперь, пожалуй, советской).

Куприн, Шмелев, Зайцев. Они мне ничего не дали, и я им ничем не обязан.

Бориса Зайцева я все же изредка встречал. Отталкивало меня его равнодушие - хотя и писал он как будто на христианские темы. Стиль его "прозрачный" поражал своей тепловатой стерильностью. Зная немного его семейную жизнь и энергичную жену, думаю, что Борис Константинович в чем-то основном жил за чужой, Веры Александровны, счет.

В 1929 году мне было двадцать три года; в моем портфеле уже несколько лет лежала рукопись законченной повести - негде печатать!.. Вдруг в "Последних новостях" появилась заметка о новом издательстве - для поощрении молодых талантов: рукописи посылать М. А. Осоргину, на 11-бис, Сквер Порт-Руаяль.

А через несколько дней я уже сидел в кабинете Осоргина (против тюрьмы Сантэ) и обсуждал судьбу своей книги: "Колесо" ему понравилось, он только просил его "почиcтить". (Подразумевалось - "Колесо Революции".)

Михаил Андреевич тогда выглядел совсем молодым, a было ему, вероятно, уже за пятьдесят. Светлый, с русыми, гладкими волосами шведа или помора, это был один из не многих русских джентльменов в Париже... Как это объяснить, что среди нас было так мало порядочных людей? Умных и талантливых - хоть отбавляй! Старая Русь, новый Союз, эмиграция переполнены выдающимися личностями. А вот приличных, воспитанных душ мало.

Мы с Осоргиным играли в шахматы. По старой привычке он при этом напевал арию из "Евгения Онегина": "Куда, куда, куда вы удалились?"... Играл он с энтузиазмом.

Чтобы достать шахматы с верхней книжной полки, Осоргину приходилось с усилием вытянуться, хотя по европейским понятиям был он роста выше среднего; его молодая жена, Бакунина, тогда неизменно восклицала:

Нет, Михаил Андреич, этого я не хочу, чтобы вы делали! Скажите мне, и я достану.

А я, к удивлению своему, замечал, что дыхание этого моложавого, светлоглазого "викинга" после любого резкого движения сразу становится трудным, а лицо бледнеет.

Работал он много и тяжело. Так же как Алданов, Осоргин любил подчеркнуть, что никогда не получал субсидий и подачек от общественных организаций. Ему приходилось писать два подвала в неделю для "Последних новостей". Даже фельетоны его и очерки свидетельствовали о подлинной культуре языка.

М. Вишняк

Из книги "СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ. ВОСПОМИНАНИЯ РЕДАКТОРА"

Почти все члены редакции "Современных записок" знали Михаила Андреевича Ильина-Осоргина еще по Москве дореволюционного времени. Привлекательный блондин, стройный, изящный, жизнерадостный и остроумный, он любил посмеяться негорьким смехом - над другими и над собой. Он был "душой общества", отличным товарищем, центром притяжения молодежи и женщин. Юрист по образованию, он отрицал государство и не слишком увлекался правом, принадлежал к типу "вечного студента" и "богемы", хотя был всегда опрятен, на письменном столе любил порядок, чистоту, даже комфорт, цветы, растения, - любил и свой огород.

Осоргин был бессребреник - не только в той мере, в какой бескорыстны многие русские интеллигенты. Он был чужд стяжательства и совершенно равнодушен к деньгам. Когда его "Сивцев Вражек" был принят для распространения американским клубом "Книга месяца", Осоргин разбогател, по эмигрантскому масштабу. Но ненадолго. Он любому просителю давал "безвозвратную ссуду" под одним условием, - чтобы тот обещал в свою очередь помочь ближнему, когда представится возможность.

Писательская карьера Осоргина была сделана в "Русских ведомостях" и "Вестнике Европы". Его корреспонденции из довоенной Италии по содержанию и форме служили политическому воспитанию русского читателя так же, как корреспонденции Иоллоса из Германии, Дионео из Англии, Кудрина из Франции. В "Вестнике Европы" появлялись время от времени полубеллетристические произведения Осоргина. Беллетристом его сделала эмиграция, - точнее, он сделался им в эмиграции. Не все признавали художественные достоинства его произведений. Но мало кто отрицал его дар живого изложения и превосходный язык.

Слабым местом Осоргина была политика. Всю сознательную жизнь в России он занимался политикой, а в эмиграции стал от нее отталкиваться и осуждать "в принципе". В наши молодые годы Фондаминский, Руднев и я знали Осоргина как эсера и сочувствовавшего эсерам. Он предоставлял свою квартиру для так называемых "явок" или встреч нелегальных революционеров, для собрания эсеровского комитета в Москве, для укрытия террориста Куликовского. Осоргин был всегда вольнодумцем, "вольтерианцем", "левым", "нонконформистом". В эмиграции он самоопределился, как идейный анархист, "анархически" не примыкавший к анархическим организациям.

Осоргин всегда предпочитал быть сам по себе, со своим особым подходом к вещам и идеям. Он любил играть в шахматы, но презирал, - по крайней мере, публично так заявлял, - логику, таблицу умножения, цивилизацию. И больше всего боялся, несмотря на все мужество, хоть в чем-либо совпасть с "эмигрантским хором". Он пробыл 7 лет в первой, царского времени, эмиграции и, попав во вторую, послебольшевистскую, стал всячески от нее отталкиваться. Не пропускал случая подчеркнуть, что он - не эмигрант, добровольно покинувший отечество, а насильственно выслан из России. Осоргин дорожил советским паспортом и бережно его хранил, защищал необходимость международного признания советской власти и оспаривал противопоставление Советской России - России. ...> Оправдывая прекращение борьбы с советской деспотией, как "совершенно бесцельной и даже беспредметной", Осоргин говорил о пореволюционной России тем же языком, каким его политический "антипод" Шмелев говорил о России предреволюционной и царской. ...В итоге пережитого за первую половину мировой войны жизнерадостный М. А. Осоргин пришел, как известно, к самым отчаянным выводам о смысле человеческой деятельности. За год с небольшим до смерти, он умер 27 ноября 1942 г., М. А. писал (15 августа 1941 г.): "Умираю - непримиренный, так как не приемлю правды, вышедшей из неправды, истины - из лжи, света - из тьмы! Нет счастья, которое было бы порождено кровью, убийством, злодейством! Нет благородства, матерью которого была бы подлость!" И еще безнадежнее годом позже, 14 августа 1942 г.: "...что будет с Европой, Россией, Францией, человечеством, во мне нет живого интереса. Двуногое в массе, так заполонившее и загрязнившее землю, мне противно: не стоило строить свою жизнь на идеях счастья человечества... народ, страна, формы социальной жизни - все это выдумки. Я люблю природу, Россию, но "родины" и проч. не вижу, не знаю, не признаю... И Европа вздор - с ее "культурой". Умирая, не жалею ни ее народов, ни своего, ни культуры, ни разбитых идей. Успел... постигнуть не только нищету философии, но и позор ее нищеты"...