МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ
Споры, долгое время кипевшие вокруг литературы русской эмиграции, постепенно затихли, разрешившись осознанием того факта, что русская литература ХХ столетия едина. Произведения эмигрировавших художников вернулись в нашу духовную жизнь, вызвав огромный интерес значительностью содержания и совершенством форм.
Михаил Осоргин и Арсений Несмелов - замечательные представители литературы русского зарубежья, причем поэзия второго из них проявляет малоизученную «восточную» (Харбин) ветвь русской эмиграции. М. Осоргин известен преимущественно романом «Сивцев Вражек», созданием многоплановым, сложным, противоречивым. Для школьного изучения более приемлемы, на наш взгляд, произведения малой формы - например, рассказы «Земля», «Пирог с Адамовой головою».
Н.П. Хрящева
«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ЗЕМЛЯ, МЕНЯ ПОРОДИВШАЯ...»
(Рассказ М. Осоргина «Земля»)
Любовь к земле, страстная к ней тяга, я бы даже
Творчество М.А. Осоргина значительно, интересно и поучительно своей далекой от непримиримости и ожесточения интонацией в осмыслении трагического разлада, порожденного событиями революции 1917 года. Пытаясь осознать причины и следствия случившегося, писатель ищет духовные опоры для связующих истин, одной из которых является любовь к Родине. Этому всеобъемлющему чувству и посвящен его рассказ «Земля» (1929).
Герой-повествователь рассказа - художник, на чужбине подошедший к своему земному исходу. В рассказе нет действия, происходящего в настоящем
Все в нем устремлено в прошлое, подчинено его осмыслению. Но память героя избирательна. Она освещает лишь те «страницы» отпылавшей жизни, которые позволяют понять суть его настоящего душевного состояния и миропонимания в целом.
«Было и давно прошло время» страстей и во-лений, волнений и хотений молодости, навсегда ушел и питаемый ими «самоуверенноразумный» взгляд на мир. Он сменился другим
Противоположным, где все пропущено через сердце, всем «руководит... любовь, а она не подчинена разуму и расчету» /33-34/1. В перспективе этого любовного взгляда и осмысля-
1 Осоргин М. Мемуарная проза. Пермь, 1992. Далее ссылки даются на это издание с указанием страниц в скобках.
Нина Петровна Хрящева - доктор филологических наук, профессор кафедры современной русской литературы Уральского государственного педагогического университета..
сказал, мистическое ей поклонение, - не к земле-собственности, а к земле-матери - к ее дыханию, к прорастающему в ней зерну, к великим тайнам в ней зачатия и к ней возврата, к власти ее над нашими душами, к сладости с ней соприкосновения, - это действительно осталось во мне на всю жизнь.
М. ОСОРГИН
ются события прошлого, главное из которых -насильственная разлука с родиной.2
Композиционно рассказ состоит из зачина и двух частей. Первую часть составляют воспоминания героя о своем детстве, прошедшем в уютной глубине России. Вторую - воспоминания взрослого человека о попытке подмены «потерянного, простого, невзрачного» красотами «пяти шестых земного шара». В свою очередь, части разделены самим автором на несколько главок, каждая из которых несет свою тему, идею, тональность. Вариативность эмоционального окраса отдельных главок подчинена в рассказе созданию единого настроения, связующего все фрагменты текста в завершенное целое.
Мы попытаемся проследить, как повторяемость одного и того же настроения образует сквозной мотив, подчиняющий себе характер изображения пейзажа, портрета, персонажного ряда и тем самым формирующий особого рода целостность, рожденную соприсутствием ли-
рического и эпического начал.
2 13 сентября 1922 года М.А. Осоргин вместе с большой группой ученых и писателей был выслан из России. Первая насильственная разлука с родиной охватывала период с 1906 по 1916 год.
3 На лиро-эпическую природу осоргинской прозы, кажется, впервые обратил внимание О.Г. Ласунский // Осоргин М. Страницы творчества. Пермь, 1994. С.6.
Тщательному прорисовыванию настроения, задающего тон всему повествованию, посвящен зачин. «Заботами милого друга я получил из Россини небольшую шкатулку карельской березы, наполненную землей»/33/. Горстка земли из России пришла, как драгоценность, в шкатулке. Именно перед ней герой «готов... преклонить колени».. ./33/, признавая ее своей «величайшей святыней». «Земля в коробке высохла и превратилась в комочки бурой пыли. Я пересыпаю ее заботливо и осторожно, чтобы не распылить зря по столу, и думаю о том, что из всех вещей человека земля всегда была самой любимой и близкой. «Ибо прах ты - и в прах обратишься» /34/. Здесь осязаемо запечатлено то душевно-эмоциональное состояние, которое переживает герой, в разлуке с родиной подошедший к своему земному пределу. Он испытывает волнующее ощущение почти телесной близости к этим «комочкам бурой пыли», земли, ставшей прахом, некогда его породившим, и в который скоро назначено перейти ему самому. Осознание этой участи всех живущих, как непререкаемой истины, потребовавшее от автора библейских одежд для ее выражения, очистило душу героя от всего наносного, злободневного, суетного, устремив его взгляд к вечности, где событие смерти столь же значимо, сколь и событие рождения, где одно обусловливает другое.
Ядром, излучающим пучки ассоциаций, становится образ «родной земли». На прорастании заключенной в нем многозначности и основывается сюжетное движение рассказа. В первой части рассказа образ родной земли воплощается в трех разных поэтических ипостасях. Первая ипостась -родная земля как плодоносная почва. Данный образ возникает из поэтики пейзажей, запавших в детскую память мальчика и ограненных в своей глубинной содержательности сознанием старца. Образ плодоносной почвы вырастает из весеннего пробуждения земли: «Ранней весной снежная пелена мокреет, покрывается хрупкой стеклянной корочкой... Потом в очень солнечный день из-под снега показывается земля: в городе - раньше, в деревне - позже. Дороги слякотны и навозны, и полозья саней сквозь грязное мороженое чиркают по камням мостовой. Затем случается одна странная ночь с теплым ливнем - и наутро люди, шлепая по лужам, объявляют друг другу замечательную новость:
Весна! ...» /3 4/.
Приход весны развернут в этом пейзаже как живой процесс: из-под «хрупкой стеклянной корочки» после «солнечного дня» «показывается земля», которая полностью освободится от зимних одежд за одну «ночь с теплым ливнем». На смену "весне в шубе"спешит другая весна, разбуженная, наконец, пришедшим «к Уральским нашим горам
Филологический класс 11/2004
огромным, теплым, ароматным солнцем». «Где оно шло, светлым хвостом сметая последний снег, там просыпалась и нежилась черная и жирная земля, а проснувшись - сразу за работу» /35/. Солнце в этом пейзаже олицетворяется, персонифицируясь, как в сказке, в доброе, светоносное "чудище со светлым хвостом", согревающее и оплодотворяющее землю, запускающее ее в вековечную работу.
Настроением весеннего пробуждения дышит также совместная работа отца и сына по пересаживанию "зимнего сада": "И вот сыплется на газету лежалая и затхлая земля. А потом берем банку,.насыпаем на четверть прекрасной свежей землей - и пересаживаем с любовью и с великим старанием. .Так понемножку, от герани и флёк-сов, добираемся до фикуса. и пальмы"/36/. Перед нами чудо сотворения сада, дарящее герою истинную радость и удивительное ощущение самой земли: и «влажной, сыпучей», и «прекрасной свежей», и «новой». Герой здесь показан в сотворчестве с землей как живительным веществом: "руки по локоть в земле", ее вкус - "на зубах хрустит", и запах - "пахнет земля весной"/37/.
Во второй главке настроение любования родной землей прорастает иным рядом ассоциаций. "Осторожно и любовно пересыпаю землю в коробке карельской березы. Мы - люди от земли, крепко с нею спаяны" /37/. Земля здесь видится родиной предков некогда на ней живших. Схваченные когда-то цепкой памятью ребенка, они легко оживают в сознании героя: и те, кого он застал в живых, и те, кого знал лишь по фамильным портретам и семейным преданиям. Вот одно из них, связанное с портретом прабабушки. "Висел этот портрет еще в доме моей бабушки,. в ее уфимском именье. И вот однажды бабка моя сидит как раз за две комнаты от портрета и чувствует - беспокойно ей. Словно бы кто-то стоит за спиной... Наконец не выдержала, обернулась и увидала ясно, что портрет покойницы подманивает ее глазами, чтобы шла поскорее. Бабушка встала. и пошла через комнаты прямо к портрету. И только вышла из своей комнаты - как в ней обвалился потолок... Так портрет выманил ее и спас»/38/. Герой-ребенок потрясен этой историей как таинственной случайностью. И по прошествии определенного времени он не перестает испытывать чувство мистического трепета при взгляде на бабушкин портрет: «...вдруг он поманит глазами...». В сознании же героя, умудренного прожитой жизнью, случайное обернулось закономерным. Он отчетливо осознал истоки спасающей силы портрета. Она рождена всей жизнью рода, органичностью связи его представителей с родной землей и друг с другом и, как следствие всего этого, прочнейшей укорененностью в бытии посредством одухотворения этой жизни в легендах и
Н.П. Хрящева
преданиях. Глубина памятливости о прошлом и является отличительной чертой «старого» времени, которое отделяет его от нового, где утеряны все связи, где «гибнут легенды», как концентрат духовной силы, обеспечивающей самостоянье человека, оберегающей его в бытии. В «новом» времени легенды подменены "отголоском старой песенки, да вчера прочитанным приключенческим романом», /38/ т.е. развлекательными вещицами, сопутствующими внешней стороне человеческого существования, крайне удаленными от способности быть духовной опорой. И вот каков результат: «Сколько раз - помню - разверзалась под моими ногами земля и сколько раз на голову рушилось небо, - и никто не пришел спасать» /38/.
Оппозиция старого и нового времени, разворачивающаяся в смене картин-впечатлений, во многом и проявляет смысл рассказа. Так, история прабабушкиного портрета сменяется воспоминанием о бабушке, которую герой еще застал в живых. Ее дом воспринимается подростком как «сохранившийся чудом уютный уголок, где так пахнет сухими травами и прошлым». «Каждая картинка на мебели и каждое еле заметное пятнышко на старой ковровой скатерти были бабушке известны, и с появлением их связано было в памяти ее какое-нибудь событие, для нас пустое, а для бабушки значительное» /39-40/. Все вещи в бабушкином доме являлись «живым календарем ее жизни, записью прожитых лет», к примеру: «На то кресло, что стояло в углу, сел однажды толстенный человек, бабушкин знакомый, и ножка подломилась, да так и осталась без починки, только была подвязана веревочкой; прошли месяцы, потом годы, и кресло-инвалид вошло в бабушкину жизнь со своим хроническим недугом, так что теперь его чинить было уже нельзя, нехорошо.» /40/. Перед нами глубокая душевная связь человека и вещи, вещь проникается человеческим началом, одухотворяется им и, наконец, входит в его бытие. Через такого рода вещные превращения бабушка постигала «тягость дней и великую силу времени» /40/. Нам открывается по-своему гармоничное существование. Тайна царящей в бабушкином доме гармонии заключается в оберегании ею естественности течения всех жизненных процессов. Любого рода ускорение, опережение воспринимается бабушкой как сбой жизненных ритмов, что не нужно и плохо, «как нехорошо старому человеку молодиться и притворяться подрост-ком»/40/.
Гармоничная жизнь, которой дышит бабушкин дом, находит свое символическое воплощение в портрете деда: «Большелобый, с фамильным нашим носом, он изображен сидящим в кресле, а во рту чубук огромнейшей трубки. На голове деда шапочка вроде ермолки, а на лице довольство и покой» /41/. В сознании героя-подростка этот
портрет прорастает знаковой картиной мира, которую он уже не застал, но она знакома ему по книгам Тургенева, и родственника их семьи Аксакова: «хорошее летнее утро, дед сидит на террасе или у окна усадьбы и смотрит, как под окном девка Малашка тащит молоко утреннего удоя»/41/. Мир «дворянского гнезда», рожденный созерцанием дедушкиного портрета и домысленный благодаря чтению, тепел и родственен человеку. В нем царит лето, есть свой дом и своя земля, вскармливающая и вспаивающая героя.
Но вот пробудить в своем внуке любовь к земле-собственности, к сословной обособленности на ней: "ты помни - мы столбовые" - бабушка так и не смогла. Своей фамильной земли герой даже не увидел. Зато другая любовь - к земле, как жизненной силе, повторяя «ход» настроения предыдущей главки, навсегда войдет в душу подростка. Эту любовь передает сыну отец:
Папа, откуда берется дерево?
Из семени.
Так ведь семя маленькое, а дерево вон какое; остальное-то откуда?
Остальное из земли, из ее соков.
И листья, и ствол, и все?
Все, Мышка, из земли. И дерево и ты, и я. Все живое и все мертвое, если только есть что-нибудь мертвое /42/.
Глубокая справедливость слов отца откроется сыну в момент чудесного сотворения родника. «Земля мягкая, как сыр; только корни трав прорезать. Городским башмаком налегает отец на заступ, а я смотрю. Как это он все знает: только вырыл яму в аршин глубины,... как сразу же начала ямка наполняться водой... Теперь к этому ключу будут ходить крестьяне с ведрами... ключ светел, вода процежена через землю, холодна и слад-ка»/43-44/. Земля оставляет впечатление съедобности: "как сыр". Она наполнена обеспечивающими и поддерживающими жизнь сокровищами, главное из которых - вода. Отец и сын открывают родник подобно тому, как отрывают клады. Но клад достается немногим, родник же будет одаривать всех.
Третья глава начинается сценой похорон горячо любимого, рано умершего отца. Это событие обретает смысл двойной «эстафеты». Первая -явит нам внешнюю телесную продолженность отца в сыне: «Похож ты на батюшку своего, на покойника; это хорошо» (44). Вторая - обнаружит надежду на родство духовное: «Будь и ты таким, как он», (44). И сын усвоил уроки, сохранив и преумножив то творческое отношение к Земле и жизни в целом, каким был наделен отец, чему свидетельство - гимн земле-кормилице, который произносит сын, уже будучи умудренным жизнью человеком: «Любовь... к земле-матери - к ее дыханию, к прорастающему в ней зерну, к великим тайнам в ней зачатия и к ней возврата, к власти ее
над нашими душами, к сладости с ней прикосновения, - это действительно осталось во мне на всю жизнь» (45). Земля оживает здесь в своей древнейшей теллургической4 значимости. Акцент сделан на ее производительной силе и одновременно на неповторимости любой, зачинаемой Ею жизни. Земля-мать творит чудо и тайну рождения и смерти: Человек обретает бессмертие путем телеснодуховной приобщенности к Ней. Свою глубинную связанность с землей человек постигает не сразу. Она начинается «видом первой весенней проталины», «проснувшегося к новой жизни поля», «многодетностью земных покровов», - все это исподволь внушает человеку мысль, что все его «достижения - не победа над природой, а лишь неуклюжее и очень жалкое подражание ее творчеству, потому что комар бесконечно совершеннее самолета, рыба - подводной лодки.» /45-46/.
Пониманием сокровенной жизни матери-земли - она хранит в себе бесконечное множество неразгаданных тайн - и определена предостерегающая мысль повествователя о «наивности власти» всякого рода «победителей» над «своей первопричиной».
В центре второй части рассказа - попытка подмены Родины Чужбиной. Она проявлена процессом переоценок былых ценностей. Ключевым к пониманию ценностной переориентации становится принцип возрастной инверсии, проявляющийся, с одной стороны, в «возвращении» старости к детству, с другой - в противопоставлении возраста детства и старости - возрасту зрелости. «Но идут года - и на кованой бронзе убеждений отлагается зелень мудрости. И вот опять - как в детстве - личное выступает вперед, заслоняя вопросы, над которыми мы так долго и так напрасно работали» /47/.
Мудрость возвращает человека «к образам, окруженным дымкой давно прошедшего»: «детской книжке, маленькому открытию, голосу матери, отцовской шутке» /47/. Эти голоса и картины, когда-то открывшие ребенку мир и позволившие ощутить свое место в нем, вновь обретают первостепенное значение, даря утешающее понимание вписанности «узора» своей судьбы в Вечность посредством приобщения к земле как Теллусу.
Лирическим выражением возрастной инверсии становится метафорический образ прожитой жизни, уподобленной просыпанному сквозь пальцы песку. Развиваясь и углубляясь, данный образ, по сути, перерастает в метафорическую тему: «Песчинки земли, которые я пересыпаю спокойной рукой, нечаянно обращаются в многоцветный бисер и загораются светом. Это уже не тонкая струйка, а искрометный водопад. Потом мне на-
4 Т еллус - мать-земля, в римской мифологии богиня земли-кормилицы и ее производительных сил // Мифы народов мира. Т. 2. М., 1992. С. 499.
Филологический класс 11/2004
чинает казаться, что перед моими глазами мелькает цветными просветами золотая сетка. Она дразнит глаз причудой рисунков, странным переплетом картины и событий, когда-то поразивших меня и теперь перемешавшихся в памяти мозаичной неразберихой. Мне хочется остановить это беспрерывное мельканье, выхватить из волшебного букета несколько самых простеньких цветов и удержать их невредимыми. Я. протягиваю руку
И всей гордостью хватаю пустоту» /48/.
«Песчинки земли», проходя через стадии чудесных превращений: «многоцветный светящийся бисер», «искрометный водопад», дразнящая «рисунками, картинками и событиями» «золотая сетка», - складываются в образ мгновенно пролетевшей жизни, вдруг представшей перед внутренним взором героя во всей роскоши былых проявлений. Но мгновение истаяло. Ни один «цветок бытия» не удалось герою сохранить «невредимым» - в руке пустота. Именно в поле ассоциаций этой метафорической темы изображена судьба героя как череда подмен своего чужим. В согласии с действующим в рассказе законом инверсии начало процесса замещено его результатом - неудачей подмен. Так, названная «бревенчатым замком» крестьянская изба, расположенная в маленькой деревушке Загарье, где герой ребенком проводил летние месяцы, заслонит «мрамор и седину настоящего Рима», в котором он, будучи взрослым, «жил в высоком доме, окнами на Ватикан». А речонка Егошиха, через которую мальчик перепрыгивал, а его отец перешагивал, «смеется над Рейном, Дунаем и морями, омывающими берега Европы» /49/.
И лишь после восстановления духовных координат родины герой-повествователь возвращается к началу подмен, изображая впечатления от каждой из них.
«На первых порах» неистраченное чувство жизнеприязни и молодого восторга «вроде бы обеспечивает успех в этом странном усыновлении себя.пяти шестьем» чужой земли.
«Перед статуей Аполоона печально я говорил:
Вот рождение искусства!
И указывая на скаты Юнг-Фрау:
Вот женственнейшая белизна снегов!.
И спускаясь с горы Ловчен или проезжая по фордам Норвегии:
Вот красивейшее в природе!» /50/.
Однако уже здесь настораживает однообразие в отражении эмоциональной взволнованности героя, переданное повтором одной и той же синтаксической конструкции: Вот.! Вот.! Вот.!» и т.д., что больше свойственно путешественнику-чужестранцу, нежели «сыну». И очень скоро герой замечает в себе рост «непонятного протеста против чужих благополучий». Толчок к нему дает «нелепое виденье», вызванное «горделивостью англичанина», вырастившего голубую, нелену-
Н.П. Хрящева
щуюся траву, и «трудолюбием итальянца», на
камнях соорудившего огород:
«Я стою среди поля где-нибудь в Тульской губернии, опершись на трость, что-то отвлекает меня, и я ухожу, забыв тросточку воткнутой в землю. Идут благодатные дожди, земля дышит жизнью, и моя забытая трость с набалдашником покрывается мыслями, бутонами, цветами. Теперь уже нельзя вырвать ее из земли, потому что она пустила глубокие корни» /52/.
Странное видение символизирует не столько плодородие русской земли, способное преобразить мертвую палку в живое благоухающее дерево, сколько неизбывную тоску по этой земле. Русская земля словно окликает героя-повествователя. Мистический зов родной земли обесценивает все заморские красоты, восстанавливая в памяти героя дорогие сердцу картины.
«Нотр-Дам-де-Пари не кажется мне домом молитвы, таким, как сельская церковь на пригороде моей деревни. В Швейцарии отвратительны кричащие вывески гостиниц. Я мысленно еду по Луньевской ветке на Урале - и никто меня там никуда не заманивает, никто не кичится красотами природы, которых Швейцария лишь бледная тень. И я завистливо стараюсь припомнить, чем можем мы ответить Норвегии, фьорды которых приводили меня в восторг. ? Шестисотверстным Байкалом? Разливом сибирских рек, устье которых шире маленького государства?. О, слишком многим!» /53/.
Из мозаики природных чудес складывается неповторимый облик родины, превосходящий все мировые дива. Однако начальным виденьем, сообщающим картине пронзительную теплоту и сердечность, оказывается «сельская церковь на пригорке»- духовный символ России.
Когда же после долгой разлуки герой возвратится на родину, испытываемое им счастье встречи преобразит пейзаж в портрет, что свойственно скорее поэзии, нежели прозе5.
«Моя Мадонна переживала в то время тяжких испытаний. Я рассматривал ее с жадностью проснувшегося для огромной любви. Северные леса, от Финляндии до Печоры, были ее зелеными кудрями; падавшими складками ее одежд были Кама и Волга; ее сердцем была Москва» /55/.
Нетрудно заметить, что подобное воссоздание облика родины имеет еще один источник - итальянское искусство и культуру, о чем свидетельствует в рассказе тщательно выписанный параллелизм двух Мадонн и ее служителей». «На острове Мурано.сторож показал мне.мозаичную Мадонну византийского стиля.
Эта Мадонна, синьор, лучшая во всей Италии» /55/.
И когда он сам убедился, что его Мадонна не имеет «соперниц», «он вернулся. доживать свои дни при ее храме» /56/. Возвращение же героя-повествователя к своей Мадонне, которая «прекраснее всех существующих и мыслимых», оказалась лишь временным. Почему? Автор, в согласии с лирическим строем повествования, оставляет без внимания подробность социально-политической ситуации. Ему важно проявить ее экзистенциальную значимость: право, которое берет на себя один человек, лишая другого возможности жить «на земле своего рождения», названо «бьющей в глаза бессмыслицей» /54/.
В финальной главке тяга героя-повествователя к земле перерастает в мотив возвращения в землю, слияния с нею плотью, что подчеркнуто сопутствующими метафорическими уподоблениями: судьба человека - «увядающий вяз», «унесенный ветром лист», «старинный курган», - который в контексте всего рассказа позволяет понять амбивалентность библейского смысла человеческой судьбы.
Итак, художественное открытие рассказа во многом определено возрастной инверсией. Уподобляя друг другу детство и старость на основе их бытийственного родства, автор, сближенный с героем-повествователем, осознает их как единый онтологический возраст.
Этому возрасту противопоставлен возраст зрелости, до краев наполненный «борьбой за достоинство и независимость человеческой мысли, за разумность общественных отношений и справедливость дележа духовных и житейских благ» /47/. Этот возраст, где человек окружен «густотой» человеческих волений, желаний, стремлений, направленных на укрепление человека как существа социально-исторического, назван «незначительным».
А в чем же заключена актуальность изучения данного рассказа в школе? История большой любви - любви героя-повествователя к родной земле, с которой его насильственно разлучили, зазвучала как поэма в прозе. Испытываемые героем чувства к ней: любование и восторг, сострадание и боль, тяга к конечному с ней слиянию - обрастая ассоциациями, расширяются и обобщаются до поэтически выраженного мироощущения.
5 Ср: А. Блок:
Ну что ж? Одной заботой боле -Одной слезой река шумней,
А ты все та же - лес, да поле,
Да плат узорный до бровей. Лирика. М., 1985. С. 359.
Осоргин Михаил Андреевич
Рассказы (-)
МИХАИЛ ОСОРГИН
РАССКАЗЫ
По поводу белой коробочки (Как бы предисловие)
Слепорождённый
Роман профессора
Сердце человека
Кабинет доктора Щепкина
Игра случая
Мечтатель
Убийство из ненависти
Газетчик Франсуа
Пустой, но тяжелый случай
Что такое любовь?
ПО ПОВОДУ БЕЛОЙ КОРОБОЧКИ
(Как бы предисловие)
Одно время меня стала упорно преследовать белая коробочка от какого-то лекарства, коробочка белого некрашеного дерева с отлично пригнанной выдвижной заслонкой. Было достаточно сесть за стол с добрыми намерениями (я пером спасаю человечество), как сейчас же мысль отвлекала коробочка, не нашедшая ни места, ни применения. Выбросить такую коробочку свыше моих сил. Тут и любовь к деревянным предметам, особенно некрашеным, и сознание того, что коробочка есть продукт труда, и вообще жадность человека к вещам, во мне развитая до болезненности, так что я утопаю в бумажках, мундштуках, ножичках, пепельницах, скрепках для бумаги, острых и тупых карандашах, зажигалках, футлярах, гребешках, штемпелях, зубочис-тках, стаканчиках, календарях, одних разрезательных ножей шесть или семь штук, пять резинок, хотя ничего не стираю, губка для марок, всегда сухая, очки для дали, для близи, для чтенья, для разговора, лупа большая и три маленьких, оставшаяся от фонарика лампочка, пипетка для бензи-на, складной метр, белый клей, точилки, ключики, от чего-то отпавшие и еще не приклеенные кусочки, ножницы газетные, да ножницы малые прямые, да кривые для ногтей и на случай заусеницы, да цветной детский кубарик с цифрами, три пинцета, и уж не говорю про чернильни-цы, про коробочки с неизвестными мелочами, про книги, про папки, про газеты - и все это только на столе, а если начать выдвигать ящики стола, и тот, где бумаги, и тот, где курительное, и тот, где столярные инструменты, и где фотографии, и где вообще то, что больше никуда не засунешь, или, если обвести глазами книжные полки и регистраторы, висящие защипочки с приглашениями и воззваниями, да портреты, да кружка пивная немецкая, да кинжал арабский, да тот самый пистолет, из которого Пушкин убил Лермонтова, да деревянная ложка, которою Суворов хлебал солдатские щи, да шахматы, да портфели и портфельчики, если, говорю я, всё это обвести деловым взглядом задавленного и затравленного вещами человека,то захочется из этой комнаты убежать в другую, где придется делать новую опись, начав с подсвечника в стиле Людовика XXVIII и кончив глиняным этрусским сосудом для испарения воды, который подвешивается к паровому отопителю и покупается в хозяйственных лавках.
Все это утрясается и находит свое место, так что иногда, не видя перед собою испорченного и давно уже, лишь за выслугу лет, сохраняющегося стило, испытываешь беспокойство и, оставив работу, принимаешься за поиски, куда оно к черту затерялось, и тут кстати, на тарелочке с мелочами, находишь бритвенный ножичек, щетины не режущий, но еще способный на много полезных дел, не знаю, каких именно, но чувствую, как это чувствовали изобретатели примене-ния к делу предметов, утративших силу первоначального назначения, но вполне сохранивших первоначальный облик, совершенно так же, как и белая коробочка, грустно и обиженно слоняю-щаяся до столу, запинаясь за уже прижившиеся и уверенно стоящие на своих местах многочис-ленные предметы моего вещевого хозяйства. Найдя наконец стило (уходившее навестить свою тетку, щеточку от пишущей машины), водворяю его на обычное место в высоком ассиро-вавилонской работы металлическом стакане с пометкой "1926" и вижу, с каким презрением смотрит на него стило новое, носящее имя "товарищ Ватерман". И тут же жмется и теснится вместе с другими орудиями писательского производства перо гусиное, серое и потрепанное, оставленное не за красоту, а за то, что гусю, мне его подарившему, было от роду восемьдесят лет, я же раньше и не подозревал, что гуси так долговечны. Иначе говоря, из хвоста того же гуся мог в Париже дергать перья, например, Иван Сергеевич Тургенев, который в ранние годы своего писательского труда писал, несомненно, перьями гусиными, и этот гусь мог знать Ивана Сергее-вича еще не старым человеком, сам будучи уже достаточно взрослым и женатым на стаде жен, даже дедушкой. Попробуйте-ка решиться выбросить такое историческое перо, которым, может быть, написаны на рю де Риволи "Записки охотника"!
И вот, поставив перед собою, чтобы записать для потомства эти свои встречи с Тургеневым, машину с русскими буквами, которую я зову ласково Машей, в отличие от Пупси, машинки с латинским шрифтом, ревнивой и замкнутой, живущей у меня на положении терпимой иностран-ки (налоги полностью, права с ущербом),- я замечаю, что забыл слепить с бездушной оболочки чрезвычайно милых заграничных писем почтовые марки с изображением отрезанных королев-ских голов, невинных девушек, львов, рыб, голубя в шестиконечной звезде, скал и готических зданий. Старый законопослушный интеллигент, я считаю собирание марок воздействием наследственной психопатии и счел бы личным оскорблением, если бы меня заподозрили в филателизме; и я охотно опорожниваю коробку с собранными сокровищами в карман первого зашедшего ко мне человека с признаками атавизма и остановившимся взором. Но бросать в корзину конверты вмеcте с головами королей, великих ученых и красноармейцев - мне не по силам. Марка - вещь, и у каждой вещи есть своя душа, не угасимая штемпелем. Возможно также, что мы не миримся с фактом мгновенной утраты некоторыми вещами их ценности без их физического уничтожения; символ не зачеркивается так легко. Если, например, на тысячефран-ковый билет надлежащей властью будет поставлен штемпель "Ничтожен" - вы все-таки его не выбросите, а будете носить в бумажнике, притом так, чтобы был виден кончик, когда в магазине "Юни-при" платите франк за шнурки для башмаков. Никогда у меня не поднималась рука выбросить металлическую коробку от табаку какого-то Скаферлати-Визир (не очень верю в его существование!); коробки накапливаются десятками, сотнями, колоннами, тоннами, загроможда-ют квартиру, пока не находится благодетель, радостно ахающий и уносящий их в три приема, причем я убежден, что и он не знает, что с ними делать. Не любопытно ли, например, что некоторые с удовольствием освобождаются от ненужной им газовой плиты, потому что перешли на электрическую, даже жертвуют в библиотеку прочитанные номера "Современных Записок" вместе с началами, концами и продолжениями начал и окончаний, то есть расстаются с длительными ценностями, но никогда в своей жизни не решились бросить в сорный ящик одно "маленькое су", никчемно валяющееся на столе, на которое уже нельзя купить даже металличес-кого колесика от ножки подержанного депутатского кресла? И я хотел бы видеть человека, носящего на носу семь близоруких диоптрий, который не сохранял бы неизвестно для чего стекла очков своей молодости, хотя сквозь эти стекла он уже не способен прочитать даже заголовок о похищении нового генерала; разве что у него есть дети, подающие надежду на такую же близорукость. И я должен сознаться, что пришел в восхищение, когда один вполне родственный мне по духу человек аккуратненько срезал острым ножиком остатки щетины на истертой зубной щетке, а костяную ее рукоятку спрятал, потому что мало ли на что она может понадобиться, например - размешивать какую-нибудь смесь, или же можно из нее выточить потерянные фигурки карманных шахмат, для чего достаточно приобрести токарный станок и хорошенько подучиться на нем работать. Он же срeзает с изношенных помочей металлические части и накопил бы их очень много, если бы не случайные утраты имущества, связанные с революционными событиями. После этого можно ли удивляться, что мне не дает покоя белая деревянная коробочка от патентованного лекарства, потерянно гуляющая по моему столу: и она найдет свое место! Поставим вопрос шире и научнее. Есть несомненная духовная связь между гоголевским Плюшкиным и Иваном Калитой, как между последним и Владимиром Лениным, изрекшим, что "в большом хозяйстве всякая дрянь пригодится". Это мудрость людей кондовых, людей от земли, понимающих, что такое компостная куча, как она составляется и какие выгоды сулит хозяйственному мужичку. Плюшкин напрасно Гоголем изображен в таком неприглядном виде. Имея достаточно оснований не любить людей (даже родная дочь его обидела), неистрачен-ную любовь он перенес на вещи. В молодые годы он был прекрасным хозяином и семьянином. "Слишком сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум: опытно-стью и познанием света была проникнута речь его, и гостю было приятно его слушать". Он был по природе скопидомом, и в это слово следует вдуматься: оно по корню своему имеет смысл положительный. И Плюшкин был виноват лишь в том, что пришла старость и пришло одиночес-тво и он перестал отряхивать пыль с накопленных вещей и вещичек и уже не берег вещей, а губил их - заплесневел сухарь, засох лимон, высохли чернила, как в чахотке, пожелтела зубочистка и в рюмку попали три мухи. А пройдись Плюшкин по вещам-пылесосом,- и заблестели бы они спокойной красотой и уютом домовитости. Не ценил Плюшкин только человеческих мертвых душ, почему и продал их Чичикову по столь невероятно низкой цене: по 32 копейки ассигнациями за штуку.
Малоизвестным, но интересным писателем начала XX века является Михаил Осоргин. «Пенсне», краткое содержание которого изложено в статье, - это одно из произведений, созданных русским автором в эмиграции. Также в статье представлена краткая биография писателя.
Когда был написан рассказ?
Михаил Осоргин «Пенсне», краткое содержание которого изложим позже, написал в 1929 году, пребывая, как уже было сказано, в эмиграции. Париж русского писателя не принял радушно. Осоргин лишился в тридцатых годах советского гражданства. Много лет прожил он без паспорта. Французское подданство получить так и не удалось. Но какова была жизнь сатирика на родине?
В России
Родился Осоргин в 1878 году. Писатель имел дворянское происхождение, что не мешало ему критически относиться к самодержавию. Фрондерские настроения привели к вступлению в партию эсеров. Писателя с юности привлекал крестьянский вопрос и всякого рода народнические настроения. При этом он разделял мнение многих революционеров о том, что с насилием следует бороться жесткими методами. Осоргин принимал участие в различных заседаниях, которые нередко посещали отъявленные террористы. Опасная общественная позиция привела к тому, что Осоргина арестовывали, ссылали то в Пермь, то в Казань. Впрочем, столицу Татарстана ему пришлось посетить значительно позже, после революции.
Эмиграция
Впервые Россию Осоргин покинул в начале века. После пребывания в он понял, что на родине его политическая и литературная деятельность развиваться свободно не сможет. Осоргин посетил несколько европейских стран. В конечном итоге обосновался в Италии. На родине великих живописцев писатель, как и многие другие русские эмигранты, писал злободневные очерки, принимал участие в деятельности революционного движения. Но, в конце концов, затосковал по России и вернулся.
Февральские события герой этой статьи воспринял положительно. Но после Октябрьской революции он снова оказался в оппозиции. И новая власть не устраивала Осоргина. В эти годы он основал книжную лавку в Москве, писал заметки, ориентированные исключительно на русскую интеллигенцию и неуместные в стране, которой теперь правили рабочие. За эту деятельность и был сослан в Казань. Это произошло в 1921 году, когда Осоргину чудом удалось избежать смертной казни. В 1923 году писатель покинул Россию навсегда.
Особенности рассказа "Пенсне"
В произведениях Осоргина есть и страстная любовь к природе, и пристальное внимание ко всему живому на земле. А в нескольких рассказах просматривается даже необычная привязанность к незаметным и незаменимым в повседневной жизни вещам. Эти произведения вошли в цикл «Вещи человека».
В этот сборник включил Осоргин «Пенсне», краткое содержание которого еще рассмотрим. С тонким юмором и необычайной наблюдательностью автор рассуждает об обычных вещах так, словно они одушевлены, имеют характер и судьбу. Таким способом описывает Осоргин и пенсне. Краткое содержание, безусловно, не дает представление о стиле автора. Рассказ стоит прочитать полностью. Для тех, кто желает сэкономить время, ниже представлено произведения, которое создал в первый год эмиграции русский писатель М. А. Осоргин.
«Пенсне»: краткое содержание
Вещи живут своей жизнью, и не стоит в этом сомневаться. Так рассуждает автор рассказа. Но особенно его занимают внезапные исчезновения предметов. Осоргин их называет страстью к путешествиям. Однажды его герой потерял пенсне.
Каждому читающему или пишущему человеку известно, как часто пропадают ручки, карандаши и прочие канцелярские принадлежности. Знают многие и о том, как внезапно и неожиданно эти предметы находятся. Вещи иногда словно уходят гулять. Такие случи человек обычно приписывает совей рассеянности. Однако автор рассказа убежден в том, что даже и карандаши, и ручки, и мундштуки имеют обыкновение исчезать. И хозяин их в этом не повинен. Ведь нередко они впоследствии обнаруживаются в самом непредсказуемом месте.
Пропажа
Подобная история легла в основу небольшого художественного произведения. Каким образом можно изложить краткое содержание рассказа «Пенсне»?
Осоргин ничем не приметную историю облек в форму художественного произведения. Герой рассказа потерял пенсне. Тщательные и долгие поиски ни к чему не привели. Знакомые и друзья также не смогли помочь. Один из приятелей героя даже подключил к поискам Но и он не дал результата.
Находка
Пенсне нашлось спустя месяц, когда на переносице его хозяина уже красовалось новое, тугое и раздражающее. Пропажа была обнаружена у стенки, за креслом. Автор задает вопросы странные, если учесть, что речь идет о неодушевленном предмете. Он спрашивает: «Где шлялось?», «Что повидало?».
Затем автор описывает находку, используя прилагательные, которые обычно применяют по отношению к человеку: виноватое, жалкое и так далее. Герой рассказа наказал «гуляку» и заставил пролежать на книжной полке несколько часов. А затем пенсне вдруг упало и разбилось. Автор выражает надежду, что этот случай нельзя считать «самоубийством».
Произведение повествует об отношении автора к обычным окружающим нас вещам. Писатель утверждает, что каждая бытовая вещь имеет свою жизнь, свой характер. Одни – великие труженики (градусник, свечи), а другие – вольготно прожигающие время (драгоценности). Некоторые вещи склонны к перемещению в пространстве (спички, карандаши). Любой человек не раз оказывался в ситуации, когда не мог найти пропавшую вещь, а через некоторое время она внезапно обнаруживалась.
Рассказчик повествует о произошедшем с ним случае, связанном с его любимой вещью – неприглядным стареньким пенсне.
Однажды вечером, читая занимательную книгу, автор решил начистить стекла своего пенсне, но только он попытался осуществить задуманное, обнаружил отсутствие привычной вещицы. Мужчина тут же бросился на поиски пропажи. Он осмотрел все вокруг: книжные страницы, кресло, стол, но пенсне нигде не находилось.
Удивившись нежданному событию, писатель не прекратил поиски, а лишь увеличил их территорию. Он отправился в прихожую, затем в душевую, осмотрел всю одежду. В памяти автора возник неожиданно звук, который он услышал при падении очков. Он снова принялся за поиски, облазив все уголки квартиры, но снова его ждала неудача.
На следующий день на помощь писателю пришла горничная, которая устроила в доме генеральную уборку. Она убралась во всей квартире, включая лестничную площадку, но найти пропавшее пенсне так и не удалось.
Через некоторое время приятель писателя, услышав о пропаже любимой вещи друга, предложил ему решить эту задачку с помощью логики. На бумажном листке он изобразил комнату с расставленными в ней мебельными принадлежностями, опросил всех, кто имеет доступ в помещение, уточнил есть ли в доме домашние питомцы. Затем исследователь устроил подробный опрос хозяину квартиры, выясняя у него каждый его шаг поминутно. Приступив к мыслительному процессу приятель автора так и не нашел разгадку пропажи любимого пенсне хозяина, но еще долго находился под впечатлением произошедшего, тревожно проводя время сна.
Прошло несколько недель. Писатель снова занимался излюбленным занятием и с увлечением наслаждался чтением. Теперь в этом ему помогали новые очки, которые были для автора крайне непривычны и неудобны. Повествователь делал карандашные пометки на полях книги, в один момент карандаш проскользнул сквозь пальцы мужчины и покатился в угол комнаты.
Встав с кресла, чтобы поднять упавший карандаш, писатель вдруг подумал, что неожиданно потерял зрение. Рядом с карандашом он с восторгом обнаружил тихонько лежащую пропажу. Стеклышки пенсне слабо поблескивали и чудилось, будто рожица очков имела виноватое выражение.
Удивлению писателя не было пределов. Он схватил верного друга и готов был воочию расспросить пенсне о его путешествиях во время долгого отсутствия. Автор с гордостью и превеликим удовольствием демонстрировал и прислуге, и друзьям вернувшуюся к нему дорогую вещь. Правда, приятель, пытавшийся разыскать пенсне логическим способом, не признал своей ошибки и утверждал, что искал вещь не в том измерении, где она тогда находилась.
Жизнь очков остановилась в один из дней самым банальным путем. Писатель взял в руки старую пыльную книгу и вдруг чихнул, пенсне слетело с носа мужчины и, упав на пол, разлетелось на мелкие частички.
Писатель очень горевал о потери любимого товарища, с которым провел немало приятных моментов в своей жизни.
Повествуя о забавном случае, произошедшем с писателем, автор доносит до читателей мысль о взаимном притяжении людей и предметов и грусти в момент их вынужденного расставания.
Картинка или рисунок Осоргин - Пенсне
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Чехов Черный монах
По совету врача чтобы подлечить свое здоровье Андрей Васильевич Коврин отправляется на отдых в деревню. Он гостит у своего воспитателя, Песоцкого Егора Семеновича, известного русского садовода
Произведение начинается с того что идет гражданская война. Начался обстрел, а у коневода Трофима именно в этот время отелилась кобыла. Только появившись на свет, детеныш начал сосать молоко и в это самое время зашел коневод
Загрузка...
