Действующие лица

«Раневская Любовь Андреевна, помещица.
Аня, ее дочь, 17 лет.
Варя, ее приемная дочь, 24 лет.
Гаев Леонид Андреевич, брат Раневской.
Лопахин Ермолай Алексеевич, купец.
Трофимов Петр Сергеевич, студент.
Симеонов-Пищик Борис Борисович, помещик.
Шарлотта Ивановна, гувернантка.
Епиходов Семен Пантелеевич, конторщик.
Дуняша, горничная.
Фирс, лакей, старик 87 лет.
Яша, молодой лакей.
Прохожий.
Начальник станции.
Почтовый чиновник.
Гости, прислуга» (13, 196).

Как видим, социальные маркеры каждой роли сохранены в списке действующих лиц и последней пьесы Чехова, и так же, как и в предыдущих пьесах, они имеют формальный характер, не предопределяя ни характера персонажа, ни логики его поведения на сцене.
Так, социальный статус помещик/помещица в России рубежа XIX-XX веков фактически перестал существовать, не соответствуя новой структуре общественных отношений. В этом смысле, Раневская и Симеонов-Пищик оказываются в пьесе persona non grata; их сущность и назначение в ней совсем не связаны с мотивом владения душами, то есть другими людьми, и вообще, владением чем бы то ни было.
В свою очередь, «тонкие, нежные пальцы» Лопахина, его «тонкая, нежная душа» (13, 244) отнюдь не предопределены его первой авторской характеристикой в списке действующих лиц («купец»), которая во многом благодаря пьесам А.Н. Островского приобрела в русской литературе вполне определенный семантический ореол. Неслучайно первое появление Лопахина на сцене маркировано такой деталью, как книга. Продолжает логику несоответствия социальных маркеров и сценической реализации персонажей вечный студент Петя Трофимов. В контексте характеристики, данной ему другими персонажами, Любовью Андреевной или Лопахиным, например, его авторское наименование в афише звучит как оксюморон.
Далее в афише следуют: конторщик, рассуждающий в пьесе о Бокле и возможности самоубийства; горничная, постоянно мечтающая о необыкновенной любви и даже танцующая на балу: «Очень уж ты нежная Дуняша, – скажет ей Лопахин. – И одеваешься, как барышня, и прическа тоже» (13, 198); молодой лакей, не испытывающий ни малейшего почтения к людям, которым он служит. Пожалуй, лишь модель поведения Фирса соответствует заявленному в афише статусу, однако и он – лакей при не существующих уже господах.
Главной же категорией, формирующей систему персонажей последней чеховской пьесы, становится теперь не роль (социальная или литературная), которую каждый из них играет, а время, в котором каждый из них себя ощущает. Мало того, именно хронотоп, выбранный каждым персонажем, эксплицирует его характер, его ощущение мира и себя в нем. С этой точки зрения, возникает достаточно любопытная ситуация: подавляющее большинство персонажей пьесы не живет во времени настоящем, предпочитая вспоминать о прошлом или мечтать, то есть устремляться в будущее.
Так, Любовь Андреевна и Гаев ощущают дом и сад как прекрасный и гармоничный мир своего детства. Именно поэтому их диалог с Лопахиным во втором действии комедии осуществляется на разных языках: он говорит им о саде как о вполне реальном объекте купли-продажи, который легко можно превратить в дачи, они, в свою очередь, не понимают, как можно продать гармонию, продать счастье:
«Лопахин. Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я еще не встречал. Вам говорят русским языком, имение ваше продается, а вы точно не понимаете.
Любовь Андреевна. Что же нам делать? Научите, что?
Лопахин. <…> Поймите! Раз окончательно решите, чтоб были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены.
Любовь Андреевна. Дачи и дачники – это так пошло, простите.
Гаев. Совершенно с тобою согласен.
Лопахин. Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили!» (13, 219).
Существование Раневской и Гаева в мире гармонии детства маркировано не только местом действия, обозначенным автором в ремарке («комната, которая до сих пор называется детскою»), не только константным поведением «няньки» Фирса по отношению к Гаеву: «Фирс (чистит щеткой Гаева, наставительно). Опять не те брючки надели. И что мне с вами делать!» (13, 209), но и закономерным появлением в дискурсе персонажей образов отца и матери. «Покойную маму» видит в белом саду первого действия Раневская (13, 210); об отце, идущем на Троицу в церковь, вспоминает в четвертом акте Гаев (13, 252).
Детская модель поведения персонажей реализуется в их абсолютной непрактичности, в полном отсутствии прагматизма и даже – в резкой и постоянной перемене их настроения. Конечно, можно увидеть в речах и поступках Раневской проявление «обыкновенного человека», который «подчиняясь своим не всегда красивым желаниям, капризам, каждый раз обманывает себя». Можно увидеть в ее образе и «очевидную профанацию ролевого способа жизнедеятельности». Однако представляется, что именно бескорыстность, легкость, сиюминутность отношения к бытию, очень напоминающая детскую, мгновенная смена настроения сводят все внезапные и нелепые, с точки зрения остальных персонажей и многих исследователей комедии, поступки и Гаева, и Раневской в определенную систему. Перед нами – дети, которые так и не стали взрослыми, не приняли закрепленную во взрослом мире модель поведения. В этом смысле, например, все серьезные попытки Гаева спасти имение выглядят, именно как игра во взрослого:
«Гаев. Помолчи, Фирс (нянька временно отстраняется – Т.И.). Завтра мне нужно в город. Обещали познакомить с одним генералом, который может дать под вексель.
Лопахин. Ничего у вас не выйдет. И не заплатите вы процентов, будьте покойны.
Любовь Андреевна. Это он бредит. Никаких генералов нет» (13, 222).
Примечательно, что и отношение персонажей друг к другу остается неизменным: они навсегда брат и сестра, не понятые никем, но понимающие друг друга без слов:
«Любовь Андреевна и Гаев остались вдвоем. Они точно ждали этого, бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно, тихо, боясь, чтобы их не услышали.
Гаев (в отчаянии). Сестра моя, сестра моя…
Любовь Андреевна. О мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!..» (13, 253).
Примыкает к этой микро-группе персонажей Фирс, хронотоп которого – это тоже прошлое, но прошлое, имеющее четко определенные социальные параметры. Неслучайно в речи персонажа появляются конкретные временные маркеры:
«Фирс. В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад, вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили, и, бывало…» (13, 206).
Его прошлое – это время до несчастья, то есть до отмены крепостного права. В данном случае перед нами – вариант социальной гармонии, своего рода утопии, основанной на жесткой иерархии, на закрепленном законами и традицией порядке:
«Фирс (не расслышав). А еще бы. Мужики при господах, господа при мужиках, а теперь все враздробь, не поймешь ничего» (13, 222).
Вторую группу персонажей можно условно назвать персонажами будущего, хотя семантика их будущего каждый раз будет разной и отнюдь не всегда имеет социальную окрашенность: это, прежде всего, Петя Трофимов и Аня, затем – Дуняша, Варя и Яша.
Будущее Пети, как и прошлое Фирса, приобретает черты социальной утопии, дать развернутую характеристику которой Чехов не мог по цензурным соображениям и, вероятно, не хотел по соображениям художественным, обобщая логику и цели множества конкретных социально-политических теорий и учений: «Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах» (13, 244).
Предчувствие будущего, ощущение себя в преддверии осуществления мечты характеризует и Дуняшу. «Прошу вас, после поговорим, а теперь оставьте меня в покое. Теперь я мечтаю», – говорит она Епиходову, постоянно напоминающему ей о не слишком красивом настоящем (13, 238). Ее мечта, как и мечта любой барышни, каковой она себя и ощущает, – любовь. Характерно, что ее мечта не имеет конкретных, осязаемых очертаний (лакей Яша и «любовь» к нему – это лишь первое приближение к мечте). Ее присутствие маркировано лишь особенным ощущением головокружения, включенным в семантическое поле мотива танца: «… а у меня от танцев кружится голова, сердце бьется, Фирс Николаевич, а сейчас чиновник с почты такое мне сказал, что у меня дыхание захватило» (13, 237).
Точно так же, как Дуняша мечтает о необыкновенной любви, Яша мечтает о Париже как альтернативе смешной и не настоящей, с его точки зрения, реальности: «Это шампанское не настоящее, могу вас уверить. <…> Здесь не по мне, не могу жить… ничего не поделаешь. Насмотрелся на невежество – будет с меня» (13, 247).
В обозначенной группе персонажей Варя занимает двойственную позицию. С одной стороны, она живет условным настоящим, сиюминутными проблемами, и в этом ощущении жизни она близка к Лопахину: «Только вот без дела не могу, мамочка. Мне каждую минуту надо что-нибудь делать» (13, 233). Именно поэтому ее роль экономки в доме приемной матери закономерно продолжается теперь уже у чужих людей:
«Лопахин. Вы куда же теперь, Варвара Михайловна?
Варя. Я? К Рагулиным… Договорилась к ним смотреть за хозяйством… в экономки, что ли» (13, 250).
С другой стороны, в ее самоощущении тоже постоянно присутствует желаемое будущее как следствие неудовлетворенности настоящим: «Если бы были деньги, хоть немного, хоть сто рублей, бросила бы я все, ушла бы подальше. В монастырь бы ушла» (13, 232).
К персонажам условного настоящего можно отнести Лопахина, Епиходова и Симеонова-Пищика. Такая характеристика настоящего времени обусловлена тем обстоятельством, что у каждого из названных персонажей есть свой образ времени, в котором он живет, и, следовательно, единой, общей для всей пьесы, концепции настоящего времени, так же, как и времени будущего, не существует. Так, время Лопахина – это настоящее конкретное время, представляющее собой беспрерывную цепь ежедневных «дел», которые придают видимую осмысленность его жизни: «Когда я работаю подолгу, без устали, тогда мысли полегче, и кажется, будто мне тоже известно, для чего я существую» (13, 246). Неслучайно речь персонажа изобилует указаниями на конкретное время свершения тех или иных событий (любопытно, что и его будущее время, как следует из приведенных далее реплик, это закономерное продолжение настоящего, по сути уже реализованное): «Мне сейчас, в пятом часу утра, в Харьков ехать» (13, 204); «Если ничего не придумаем и ни к чему не придем, то двадцать второго августа и вишневый сад, и все имение будут продавать с аукциона» (13, 205); «Через три недели увидимся» (13, 209).
Епиходов и Симеонов-Пищик образуют в этой группе действующих лиц оппозиционную пару. Для первого жизнь – цепь несчастий, и это убеждение персонажа подтверждается (опять-таки с его точки зрения) теорией географического детерминизма Бокля:
«Епиходов. <…> И тоже квасу возьмешь, чтобы напиться, а там, глядишь, что-нибудь в высшей степени неприличное, вроде таракана.
Пауза.
Вы читали Бокля?» (13, 216).
Для второго же, напротив, жизнь – череда случайностей, в конечном итоге – счастливых, которые всегда исправят любую сложившуюся ситуацию: «Не теряю никогда надежды. Вот, думаю, уж все пропало, погиб, ан глядь, – железная дорога по моей земле прошла, и… мне заплатили. А там, гляди, еще что-нибудь случится не сегодня-завтра» (13, 209).
Образ Шарлотты – самый загадочный образ в последней комедии Чехова. Эпизодический по своему месту в списке действующих лиц персонаж, тем не менее, приобретает необыкновенную важность для автора. «Ах, если бы ты в моей пьесе играла гувернантку, – пишет Чехов О.Л. Книппер-Чеховой. – Это лучшая роль, остальные же мне не нравятся» (П 11, 259). Чуть позже вопрос об актрисе, играющей эту роль, будет повторен автором трижды: «Кто, кто у меня будет играть гувернантку?» (П 11, 268); «Напиши также, кто будет играть Шарлотту. Неужели Раевская?» (П 11, 279); «Кто играет Шарлотту?» (П 11, 280). Наконец, в письме Вл.И. Немировичу-Данченко, комментируя окончательное уже распределение ролей и, несомненно, зная о том, кто будет играть Раневскую, Чехов все еще рассчитывает на понимание женой важности для него именно этой роли: «Шарлотта – знак вопроса <…> это роль г-жи Книппер» (П 11, 293).
Важность образа Шарлотты подчеркнута автором и в тексте пьесы. Каждое из немногочисленных появлений персонажа на сцене сопровождает развернутый авторский комментарий, касающийся как его внешнего облика, так и его поступков. Эта внимательность (сфокусированность) автора становится тем более очевидной, что реплики Шарлотты, как правило, сведены в пьесе к минимуму, а внешность более значимых на сцене персонажей (скажем, Любови Андреевны) вообще не комментируется автором: в ремарках даны лишь многочисленные психологические детали ее портрета.
В чем же загадка образа Шарлотты? Первое и достаточно неожиданное наблюдение, которое стоит сделать, заключается в том, что внешний облик персонажа акцентирует одновременно и женские, и мужские черты. При этом сам подбор деталей портрета вполне можно назвать автоцитированием. Так, первое и последнее появление Шарлотты на сцене автор сопровождает повторяющейся ремаркой: «Шарлотта Ивановна с собачкой на цепочке» (13, 199); «Уходят Яша и Шарлотта с собачкой» (13, 253). Очевидно, что в художественном мире Чехова деталь «с собачкой» значима. Она, как хорошо известно, маркирует образ Анны Сергеевны – дамы с собачкой – очень редкий для прозы Чехова поэтический образ женщины, способной на действительно глубокое чувство. Правда, в контексте сценического действия пьесы деталь получает комическую реализацию. «Моя собака и орехи кушает», – говорит Шарлотта Симеонову-Пищику (13, 200), сразу же отделяя себя от Анны Сергеевны. В письмах Чехова жене семантика собачки еще более снижена, однако именно на таком варианте сценического воплощения настаивает автор: «…собачка нужна в первом акте мохнатая, маленькая, полудохлая, с кислыми глазами» (П 11, 316); «Шнап, повторяю, не годится. Нужна та облезлая собачонка, которую ты видела» (П 11, 317-318).
В том же первом действии присутствует еще одна комическая ремарка-цитата, содержащая описание внешнего облика персонажа: «Шарлотта Ивановна в белом платье, очень худая, стянутая, с лорнеткой на поясе проходит через сцену» (13, 208). Сведенные вместе, три упомянутые автором детали создают образ, очень напоминающий другую гувернантку – дочь Альбиона: «Возле него стояла высокая, тонкая англичанка <…> Одета она была в белое кисейное платье, сквозь которое сильно просвечивали тощие желтые плечи. На золотом поясе висели золотые часики» (2, 195). Лорнетка вместо часиков на поясе Шарлотты останется, вероятно, как «память» об Анне Сергеевне, потому что именно эта деталь будет акцентирована автором и в первой, и во второй части «Дамы с собачкой».
Характерна и последующая оценка внешности англичанки Грябовым: «А талия? Эта кукла напоминает мне длинный гвоздь» (2, 197). Деталь очень худая звучит как приговор женщине и в собственно чеховском – эпистолярном – тексте: «Ярцевы говорят, что ты похудела, и это мне очень не нравится, – пишет Чехов жене и несколькими строками ниже, как бы вскользь, продолжает, – Софья Петровна Средина очень похудела и очень постарела» (П 11, 167). Такая эксплицированная игра столь разноуровневыми цитатами делает характер персонажа неопределенным, размытым, лишенным семантической однозначности.
Ремарка, предваряющая второе действие пьесы, еще более усложняет образ Шарлотты, потому что теперь при описании ее внешнего вида автор акцентирует традиционно мужские атрибуты одежды персонажа: «Шарлотта в старой фуражке; она сняла с плеч ружье и поправляет пряжку на ремне» (13, 215). Это описание вновь может быть прочитано как автоцитата, на этот раз – из драмы «Иванов». Ремарка, предваряющая ее первое действие, завершается знаменательным появлением Боркина: «Боркин в больших сапогах, с ружьем, показывается в глубине сада; он навеселе; увидев Иванова, на цыпочках идет к нему и, поравнявшись с ним, прицеливается в его лицо <…> снимает фуражку» (12, 7). Однако, как и в предыдущем случае, деталь не становится характеризующей, поскольку, в отличие от пьесы «Иванов», в «Вишневом саде» ни ружье Шарлотты, ни револьвер Епиходова так и не выстрелят.
Ремарка, включенная автором в третье действие комедии, напротив, полностью нивелирует (или объединяет) оба начала, зафиксированные в облике Шарлотты ранее; теперь автор называет ее просто фигура: «В зале фигура в сером цилиндре и в клетчатых панталонах машет руками и прыгает, крики: «Браво, Шарлотта Ивановна!» (13, 237). Примечательно, что это нивелирование – игра – мужским/женским началом вполне осознанно была заложено автором в семантическое поле персонажа: «Шарлотта говорит не на ломаном, а чистом русском языке, – пишет Чехов Немировичу-Данченко, – лишь изредка она вместо Ь в конце слова произносит Ъ и прилагательные путает в мужском и женском роде» (П 11, 294).
Эксплицирует эту игру и диалог Шарлотты со своим внутренним голосом, размывающий границы половой идентификации его участников:
«Шарлотта. <…> А какая сегодня хорошая погода!
Ей отвечает таинственный женский голос, точно из-под пола: «О да, погода великолепная, сударыня».
Вы такой хороший мой идеал…
Голос: «Вы, сударыня, мне тоже очень понравился» (13, 231).
Диалог восходит к модели светской беседы между мужчиной и женщиной, неслучайно сударыней названа лишь одна его сторона, однако осуществляют диалог при этом два женских голоса.
Еще одно очень важное наблюдение касается поведения Шарлотты на сцене. Все ее реплики и поступки кажутся неожиданными и не мотивированы внешней логикой той или иной ситуации; непосредственно они никак не связаны с происходящим на сцене. Так, в первом действии комедии она отказывает Лопахину в ритуальном поцелуе ее руки лишь на том основании, что впоследствии он может захотеть чего-то большего:
«Шарлотта (отнимая руку). Если позволить вам поцеловать руку, то вы потом пожелаете в локоть, потом в плечо…» (13, 208).
В наиболее важном для автора, втором действии пьесы, в наиболее патетический момент собственного монолога, о котором нам еще предстоит сказать, когда остальные персонажи сидят, задумавшись, невольно погруженные в гармонию бытия, Шарлотта «достает из кармана огурец и ест» (13, 215). Закончив этот процесс, она делает совершенно неожиданный и не подтвержденный текстом комедии комплимент Епиходову: «Ты, Епиходов, очень умный человек и очень страшный; тебя должны безумно любить женщины» (13, 216) – и уходит со сцены.
Третье действие включает в себя карточные и чревовещательные фокусы Шарлотты, а также ее иллюзионные опыты, когда из-под пледа появляются то Аня, то Варя. Примечательно, что эта сюжетная ситуация формально замедляет действие, словно прерывая, разделяя пополам, единую реплику Любови Андреевны: «Отчего так долго нет Леонида? Что он делает в городе? <…> А Леонида все нет. Что он делает в городе, так долго, не понимаю!» (13; 231, 232).
И, наконец, в четвертом действии комедии во время трогательного прощания остальных персонажей с домом и садом
«Шарлотта (берет узел, похожий на свернутого ребенка). Мой ребеночек, бай, бай. <…>
Замолчи, мой хороший, мой милый мальчик. <…>
Мне так тебя жалко! (Бросает узел на место)» (13, 248).
Такой механизм построения сцены был известен поэтике чеховского театра. Так, в первое действие «Дяди Вани» включены реплики Марины: «Цып, цып, цып <…> Пеструшка ушла с цыплятами… Вороны бы не потаскали…» (13, 71), которые непосредственно следуют за фразой Войницкого: «В такую погоду хорошо повеситься…» (Там же). Марина, как уже неоднократно подчеркивалось, в системе персонажей пьесы персонифицирует напоминание человеку о внеположной ему логике событий. Именно поэтому она не участвует в борениях остальных персонажей с обстоятельствами и друг с другом.
Шарлотта также занимает особое место среди прочих персонажей комедии. Особость эта не только отмечена автором, о чем было сказано выше; она осознана и прочувствована самим персонажем: «Ужасно поют эти люди» (13, 216), – скажет Шарлотта, и ее реплика как нельзя лучше коррелирует с фразой доктора Дорна из пьесы «Чайка», тоже со стороны наблюдающего за происходящим: «Люди скучны» (13, 25). Монолог Шарлотты, открывающий второй акт комедии, эксплицирует эту особость, которая реализуется, прежде всего, в абсолютном отсутствии социальных маркеров ее образа. Неизвестен ее возраст: «У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая» (13, 215). Неизвестна и ее национальность: «И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе одна немецкая госпожа и стала меня учить». О происхождении и генеалогическом древе персонажа также ничего не известно: «Кто мои родители, может, они и не венчались… не знаю» (13, 215). Случайной и ненужной оказывается в пьесе и профессия Шарлотты, поскольку дети в комедии формально уже давно выросли.
Все остальные персонажи «Вишневого сада», как уже отмечалось выше, включены в то или иное условное время, неслучайно мотив воспоминаний или надежды на будущее становится главным для большинства из них: Фирс и Петя Трофимов представляют два полюса этого самоощущения персонажей. Именно поэтому «все остальные» в пьесе ощущают себя в каком-либо виртуальном, а не реальном хронотопе (вишневый сад, новый сад, Париж, дачи). Шарлотта же оказывается вне всех этих традиционных представлений человека о себе. Ее время принципиально не линейно: в нем нет прошлого, а значит, и будущего. Она вынуждена ощущать себя только сейчас и только в данном конкретном пространстве, то есть в настоящем безусловном хронотопе. Таким образом, перед нами смоделированная Чеховым персонификация ответа на вопрос о том, что такое человек, если последовательно, слой за слоем убрать абсолютно все – и социальные, и даже физиологические – параметры его личности, освободить его от какой бы то ни было детерминированности окружающим миром. Остается же в этом случае Шарлотте, во-первых, одиночество среди остальных людей, с которыми она не совпадает и не может совпасть в пространстве/времени: «Так хочется поговорить, а не с кем… Никого у меня нет» (13, 215). Во-вторых, абсолютная свобода от условностей, налагаемых на человека обществом, подчиненность поведения лишь собственным внутренним импульсам:
«Лопахин. <…> Шарлотта Ивановна, покажите фокус!
Любовь Андреевна. Шарлотта, покажите фокус!
Шарлотта. Не надо. Я спать желаю. (Уходит) » (13, 208-209).
Следствием этих двух обстоятельств оказывается абсолютный покой персонажа. В пьесе нет ни одной психологической ремарки, которая маркировала бы отклонение эмоций Шарлотты от абсолютного нуля, в то время как другие персонажи могут говорить сквозь слезы, возмущаясь, радостно, испуганно, укоризненно, смущенно и т.д. И, наконец, закономерное завершение это мироощущение персонажа находит в определенной модели поведения – в свободном обращении, игре, с привычной и неизменной для всех остальных персонажей реальностью. Это отношение к миру и эксплицируют ее знаменитые фокусы.
«Делаю salto mortale (как и Шарлотта – Т.И.) на твоей кровати, – пишет жене Чехов, для которого подъем на третий этаж без «машины» уже был непреодолимым препятствием, – становлюсь вверх ногами и, подхватив тебя, перевертываюсь несколько раз и, подбросив тебя до потолка, подхватываю и целую» (П 11, 33).

5 октября 1903 года Н. К. Гарин-Михайловский писал одному из своих корреспондентов: «Познакомился и полюбил Чехова. Плох он. И догорает, как самый чудный день осени. Нежные, тонкие, едва уловимые тона. Прекрасный день, ласка, покой, и дремлют в нем море, горы, и вечным кажется это мгновение с чудным узором дали. А завтра… Он знает свое завтра и рад, и удовлетворен, что кончил свою драму «Сад вишневый». Чехов писал свою последнюю пьесу о доме, о жизни, о родине, о любви, об утратах, о неумолимо ускользающем времени. Пронзительно-печальная комедия «Вишневыйсад» стала завещанием читателям, театру, XX веку. Хрестоматийным является ныне утверждение о том, что Чехов заложил основы новой драмы, создал «театр философского настроения». Однако в начале века это положение не представлялось бесспорным. Каждая новая пьеса Чехова вызывала разноречивые оценки. Не стала исключением в этом ряду и комедия «Вишневый сад». Характер конфликта, персонажи, поэтика чеховской драматургии — все в этой пьесе было неожиданным и новым. Так, Горький, «собрат» Чехова по сцене Художественного театра, увидел в «Вишневом саде» перепевы старых мотивов: «Слушал пьесу Чехова — в чтении она не производит впечатления крупной вещи. Нового — ни слова. Всё — настроения, идеи — если можно говорить о них — лица, — всё это уже было в его пьесах. Конечно — красиво и — разумеется — со сцены повеет на публику зеленой тоской. А о чем тоска — не знаю». Вопреки таким прогнозам пьеса Чехова стала классикой отечественного театра. Художественные открытия Чехова в драматургии, его особое видение жизни отчетливо проявились в этом произведении. Чехов, пожалуй, первый осознал неэффективность старых приемов традиционной драматургии. «Иные пути для драмы» намечались в «Чайке» (1896), и именно там Треплев произносит известный монолог о современном театре с его моралистическими задачами, утверждая, что это — «рутина», «предрассудок». Сознавая силу недосказанного, Чехов строил свой театр — театр аллюзий, намеков, полутонов, настроения, изнутри взрывая традиционные формы. В дочеховской драматургии действие, разворачивающееся на сцене, должно было быть динамичным и строилось как столкновение характеров. Интрига драмы развивалась в рамках заданного и четко разработанного конфликта, затрагивающего преимущественно область социальной этики. Конфликт в драме Чехова носит принципиально иной характер. Его своеобразие глубоко и точно определил А. П. Скафтымов: «Драматически-конфликтные положения у Чехова состоят не в противопоставлении волевой направленности разных сторон, а в объективно вызванных противоречиях, перед которыми индивидуальная воля бессильна… И каждая пьеса говорит: виноваты не отдельные люди, а все имеющееся сложение жизни в целом». Особая природа конфликта позволяет обнаружить в чеховских произведениях внутреннее и внешнее действие, внутренний и внешний сюжеты. Причем главным является не внешний сюжет, разработанный достаточно традиционно, а внутренний, который Вл. И. Немирович-Данченко назвал «вторым планом», или «подводным течением». Внешний сюжет «Вишневого сада» — смена владельцев дома и сада, продажа родового имения за долги. (К этой теме Чехов уже обращался в юношеской драме «Безотцовщина», правда, там она была второстепенной, главной же служила любовная интрига.) Этот сюжет может быть рассмотрен в плоскости социальной проблематики и соответствующим образом прокомментирован. Деловой и практичный купец противостоит образованным, душевно тонким, но не приспособленным к жизни дворянам. Фабула пьесы — разрушение поэзии усадебной жизни, что свидетельствует о наступлении новой исторической эпохи. Подобная однозначная и прямолинейная трактовка конфликта была весьма далека от чеховского замысла. Что касается построения сюжета пьесы «Вишневый сад», то в нем отсутствует завязка конфликта, ибо нет внешне выраженного противоборства сторон и столкновения характеров. Социальное амплуа Лопахина не исчерпывается традиционным. представлением о купце-приобретателе. Этот персонаж не чужд сентиментальности. Встреча с Раневской для него — долгожданное и волнующее событие: «…Хотелось бы только, чтобы вы мне верили по-прежнему, чтобы ваши удивительные, трогательные глаза глядели на меня, как прежде. Боже милосердный! Мой отец был крепостным у вашего деда и отца, но вы, собственно вы, сделали для меня когда-то так много, что я забыл все и люблю вас, как родную… больше, чем родную». Однако в то же время Лопахин — прагматик, человек дела. Уже в первом действии — он радостно объявляет: «Выход есть… Вот мой проект. Прошу внимания! Ваше имение находится только в двадцати верстах от города, возле прошла железная дорога, и если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода». Правда, «выход» этот в иную, материальную плоскость — плоскость пользы и выгоды, но не красоты, поэтому хозяевам сада он представляется «пошлым». В сущности, никакого противостояния нет. Есть мольба о помощи, с одной стороны: «Что же нам делать? Научите, что?» (Раневская) и готовность помочь — с другой: «Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю все одно и то же» (Лопахин). Персонажи не понимают друг друга, словно разговаривают на разных языках. В этом смысле показателен диалог во втором действии: * «Лопахин. Надо окончательно решить — время не ждет. Вопрос ведь совсем пустой. Согласны вы отдать землю под дачи или нет? Ответьте одно слово: да или нет? Только одно слово! * Любовь Андреевна. Кто это здесь курит отвратительные сигары… (Садится.) * Гаев. Вот железную дорогу построили, и стало удобно. (Садится.) Съездили в город и позавтракали… желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию… * Любовь Андреевна. Успеешь. * Лопахин. Только одно слово! (Умоляюще.) Дайте же мне ответ! * Гаев (зевая). Кого? * Любовь Андреевна (глядит в свое портмоне). Вчера было много денег, а сегодня совсем мало. Бедная моя Варя из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох, а я трачу как-то бессмысленно… (Уронила портмоне, рассыпала золотые.) Ну, посыпались… (Ей досадно.)» Чехов показывает противостояние различных жизненных позиций, но не борьбу характеров. Лопахин умоляет, просит, но его не слышат, точнее, не хотят слышать. В первом и втором действиях у зрителя сохраняется иллюзия, что именно этому герою предстоит сыграть роль покровителя и друга и спасти вишневый сад. Кульминация внешнего сюжета — продажа с аукциона двадцать второго августа вишневого сада — совпадает с развязкой. Надежда на то, что все как-нибудь само собой устроится, растаяла, как дым. Вишневый сад и имение проданы, но в расстановке действующих лиц и их судьбах ничего не изменилось. Более того, развязка внешнего сюжета даже оптимистична: * «Гаев (весело). В самом деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже… Я банковский служака, теперь я финансист… желтого в середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно». Итак, в организации внешнего действия Чехов отступил от канонов классической драмы. Главное событие пьесы оказалось передвинуто на «периферию», за сцену. Оно, по логике драматурга, частный эпизод в вечном круговороте жизни.

1. (занятие первое).

«Вишневый сад» — пьеса о людях, не только потерявших прекрасное имение, но и утративших ощущение времени. Как этот мотив подкрепляется репликами героев, сетующих на то, что «всюду опаздывают»?

Герои пьесы действительно утратили ощущение времени. Они живут как бы ни в своем времени. Не имея ничего в настоящем, они живут либо в ощущении прошлого, либо в ожидании будущего, умоляя об одном: скорее бы это настоящее, неопределенное, мучительное прошло; скорее бы наступило их будущее, которое бы изменило как-нибудь их нескладнее, несчастливое настоящее.

В пьесе Чехова «Вишневый сад» мы наблюдаем не драму в жизни бывших хозяев вишневого сада, мы видим драму самой жизни. Мы знакомимся с владельцами сада в тот момент их трагического отрезвления, когда они с внезапной пугающей ясностью осознают, что жизнь прожита не так, как следует, что и переделывать ее поздно (заплатить долги нечем, а на что-то радикальное они не способны), они начинают с отчаянием говорить. Но о чем они говорят? Только не о событиях, делах своей жизни. Они вспоминают время прошлой беспечной жизни, томятся в ожидании Лопахина, который определит их будущее.
Вот она драма самой жизни. Только время указало им, подсчитало число их бессмысленно прожитых лет. Они всюду опаздывали, не успевали за жизнью. И об этом говорят реплики героев, начиная с первой. «Поезд опоздал на два часа…» — скажет Гаев. Как бы подхватывая его, вторит Дуняша: «Заждались мы…» А чуть раньше в ожидании поезда в предвкушении встречи с Любовью Андреевной, Лопахин вспомнит: «Любовь Андреевна прожила за границей пять лет, не знаю, какая она теперь… Помню, когда я был мальчонком лет пятнадцати…»

Задержал поезд в пути, заждались здесь, на родине, перенеслись воспоминания на пятнадцать лет в прошлое – и всюду опоздали. Опоздали с возвращением, не успевали за временем и дома.
А вот финальная сцена. Больной, забытый хозяевами, запертый доме Фирс бормочет про себя: «Жизнь-то прошла, словно и не жил». Разве не о том, что опоздали бывшие хозяева. Опоздали вспомнить о судьбе своего верного слуги. Забыли, значит, не успели, опоздали определить его в больницу, подумать о его судьбе.

И все ремарки между первым и четвертым действиями могут служить подтверждением того, что бывшие владельцы «всюду опаздывают».

«Вы уехали в великом посту…» — вспоминает Дуняша. «Я тут спала…» — реплика Любови Андреевны.

«В прежние времена, лет 40-50 назад… Бывало, сушеную вишню возами отправляли в Москву…» — вспоминает Фирс.
И Фирс же вспомнит и другое: «Прежде у нас на балах танцевали генералы, бароны, адмиралы, а теперь посылаем за почтовым чиновником и начальником станции, да и те не в охотку идут».
Гаев произнесет торжественную речь шкафу: «Дорогой, многоуважаемый шкаф! Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости; твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение ста лет…».
Настоящего нет, только глаголы памяти, прошедшего времени. Все «в прежних временах», все когда-то «бывало». Разве это не о том, что когда-то «опоздали». И Гаев опоздал со своей юбилейной речью. Произнеси ее раньше, может, и напомнил бы себе о необходимости «плодотворной работы». Опять опоздал.
Как метроном отсчитывает время опозданий бывших хозяевам.
Лопахин, поглядывая постоянно на часы, все торопит хозяев, чтобы не опоздать: «Решайтесь же…». «Надо окончательно решить – время не ждет…». «Да, время идет». Время, действительно, идет, но не торопятся хозяева, им в привычку уже «всюду опаздывать».

«Я человек восьмидесятых», — скажет Гаев. Даже возраст указывает на то, как давно начали уже опаздывать владельцы сада.

Тщетны и попытки Гаева, когда он произносит: «В четверг я был в окружном суде… и, кажется, вот можно будет устроить заем… Во вторник поеду, еще раз поговорю…». И опять опоздал хозяин, рвение бы проявить гораздо раньше стоило. «Еще пять минут можно…». «Я посижу еще минуту…»

Время опозданий переходит на дни недели, на сутки, минуты… Но не спасут мгновения времени Любовь Андреевну. Ничего не изменить. Опоздали и намного.

И вот финальная фраза Лопахина: «Вот и кончилась жизнь в этом доме…». Эту реплику подхватывает Варя: «Да, жизнь в этом доме кончилась, …больше уже не будет».

И аккордные звуки завершают финал вечных опозданий хозяев вишневого сада – это звук лопнувшей струны и звуки топора. Все – «поезд ушел». Время вспять не повернуть. Они, хозяева прекрасного имения, всюду и всегда опаздывали, и потому у них нет настоящего, будущее их призрачно. Жизнь у них – лишь в ощущениях времени прошлого.

2. Дайте характеристику Раневской и Гаеву. Зачем в пьесе нужен образ Симеонова – Пищика?

Сентиментальная по характеру помещица. Любовь Андреевна легко переходит от раздумья к веселью, от смеха к слезам. Она просит Бога простить ее прегрешения и тут же предлагает устроить «вечерок». Смена настроений – такова Любовь Андреевна. Она может произнести трогательную речь своей детской: «Детская, милая моя, прекрасная комната…».
«Хороший она человек. Легкий, простой человек…» — скажет о ней Лопахин. И действительно, Лопахин помнит, как она его, «мальчонку», пожалела: «Не плачь, говорит, мужичок, до свадьбы заживет…». Добрая, ласковая, способная на сострадание. Запросто целует горничную Дуняшу, жалеет Фирса, отдает свой кошелек крестьянам, которые пришли проститься с нею. Прохожему случайному может отдать последние деньги. А главное, ей свойственно чувство красоты. «Милый мой, простите, вы ничего не понимаете. Если во всей губернии есть что-нибудь интересное, даже замечательное, так это только наш вишневый сад». «Какой изумительный сад!» — не устает восхищаться Любовь Андреевна. Именно это чувство красоты против обыденного, даже пошлого в ее понимании – «дачи и дачники», является причиной того, что она не принимает плана Лопахина.
Но если внимательнее приглядеться, то окажется, за внешней добротой, человечностью. Раневской проглядываются и черты равнодушия, безразличия. «Видит бог, я люблю родину, люблю нежно…» Но искренна ли эта любовь? Ведь на целых пять лет она покинула ее, да и после продажи имения неудержимо рвется в Париж. И двенадцатилетнюю дочь Аню оставила одну на целых пять лет, и Варю оставила без средств на жизнь, и о Фирсе не позаботилась.

Насколько искренна ее любовь к вишневому саду, к Родине, показывает ее отношение к телеграммам из Парижа. Вернее, ремарки. Сразу рвет, не читая: «С Парижем все кончено…» Вторую – рвет, прочитав. А после третьей, скажет: «…мне следовало бы съездить в Париж, побыть возле него». Так что на деле окажется, что свою любовь к отчизне она уже давно разметала по парижским кафе и ночным клубам. Раневская самокритична порой. «О мои грехи… Я всегда сорила деньгами без удержу …» Она сорила ими всегда: и в Париже, и на вокзале, требуя самое дорогое кушанье, когда деньги уже были на исходе. Она сорила ими и тогда, когда Варя из экономии всех домашних на гороховом супе держала.

Любовь Андреевна привыкла быть расточительной, потому что всю жизнь прожила на чужой счет, за счет доходов, получаемых с вишневого сада. За счет труда крепостных крестьян.
Характеристику сестры дополняет по-своему Гаев. Персонаж несколько комичен. Комизм его характера в его постоянном (и не к месту, как всегда) вопросе: кого? Его словарный запас – весь в использовании терминологии бильярдной игры: «Режу в угол!», его глупой торжественной юбилярной речи «многоуважаемому шкафу». Он верит в чудо: «Хорошо бы получить от кого-нибудь наследство, хорошо бы поехать в Ярославль и попытать счастья у тетушки графини, хорошо бы выдать нашу Аню за очень богатого человека…». Но чуда не происходит. Невозможное нельзя сделать возможным.

Единственный раз все же Гаев произнесет умные, трезво оценивающие истинное положение, слова: «Если против какой-нибудь болезни предлагается много средств, то это значит, что болезнь неизлечима».

Он, как и сестра, любит вишневый сад, гордится тем, что он даже в «Энциклопедическом словаре» упоминается.
Но также, как и сестра, проживший жизнь в долг, он лишен хозяйственной хватки, деловитости.

По емкому и многозначному определению Фирса – «недотепы», которых хочется и пожалеть и пожурить. И сделать для себя вывод: для счастья мало бескорыстия и доброты, благих намерений и честных признаний, надо чувствовать себя ответственным за каждый поступок, за судьбу созданных ценностей.

Симеонов – Пищик, это «чудо природы» (по определению Лопахина) в пьесе играет ту же роль «недотепы» русской жизни.
Также живет ощущением прошлого. А прошлое в ощущении гордости за древний свой род, происходивший «будто бы от той самой лошади, которую Калигула посадил в сенате…».
Тот же чудоковатый «недотепа», который может внезапно захрапеть и тут же проснуться. Как «голодная собака верует только в мясо», Пищик – только в деньги. А их у него, как и у владельцев сада, нет. Всем задолжал. Также верит, что Бог поможет. Ему помог случай. Он, в отличие от хозяев сада, сдал свой участок земли с глиной в аренду на двадцать четыре года. Настоящего – нет, прошлое – в воспоминании. О будущем сам скажет: «А дойдет до вас слух, что мне конец пришел, вспомните вот эту самую… лошадь и скажите: «Был на свете такой-сякой… Симеонов – Пищик… царство ему небесное…». И впервые уйдет «в сильном смущении». Одним словом, «недотепа». Но ведь смысл этого слово заключает и отрицательный, и положительный оттенок.

3. (занятие второе)

Современник Чехова В.Н.Барановский восторженно высказался о Пете Трофимове.

«…как только я увидел того «вечного» студента, услышал его первые речи, его страстный, смелый, бодрый и уверенный призыв к жизни, к этой живой, а не все разлагающей и уничтожающей, призыв к деятельной, энергичной и кипучей работе, к отважной неустрашимой, борьбе… я испытал такое наслаждение!»
М.Горький оценил образ иначе: «Дрянненький студент Трофимов красно говорит о необходимости работать и – бездельничает, от скуки развлекаясь глупым издевательством над Варей».
Какое из них ближе авторской трактовке образа?
Петя Трофимов – образ настоящего. А в нем ему пришлось столько вынести. «Как зима, так я голоден, болен, беден, как нищий, и – куда только судьба не гоняла меня, где я только, не был!» Познавший цену настоящему, Петя Трофимов весь устремлен в будущее. На вопрос Лопахина: Дойдешь?» — ответит: «Дойду… (пауза, выражающая я сомнение): Дойду или укажу другим путь, как дойти». И указывает путь в будущее пока возвышенными речами.

Нельзя не согласиться с высказыванием Барановского, что в таких словах Трофимова, как: «Вся Россия – наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест…». Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах», — можно услышать страстный, смелый, бодрый призыв к жизни, живой, деятельной.

Прав был и Горький, обвиняя в бездействии Трофимова. Осуждая, старых хозяев в том, что прожили они жизнь «в долг, на чужой счет, на счет тех людей», которых не пускали «дальше передней», осуждая порядки в России, в которой «работают пока немногие», призывая к «непрерывному труду», он сам для благополучия жизни не делает ничего.

В Трофимове рядом с высоким – немало сниженного. Его речи, не подкрепленные делами, создают впечатление, что все его хорошие разговоры, выражаясь его репликой, «чтобы отвести глаза себе и другим».

Несоответствие слов и дел ставит Трофимова в тот же ряд «недотепов», придают его фигуре некую комичность.
Поэтому, чеховская трактовка все же ближе к горьковской. Красиво звучит фраза Трофимова: «Вся Россия – наш сад». Но если вдуматься: кто произносит эти слова? «Вечный студент», «облезлый барин», «смешной чудак». Нет, Чехов не ему поручает спасти, защитить вишневый сад от лопахинского топора.

Согласна ли я с высказыванием В.Ермилова: «В пьесе есть только один образ, который не противоречит красоте вишневого сада, а мог бы гармонически слиться с ним?».

Аня Раневская – самый светлый образ в пьесе. Ее образ, действительно, как скажет Ермилова, не противоречит красоте вишневого года: всегда источающая свет, добро. И в «ненастную осень», и в «холодную зиму». Как и сад, молода, полна надежд, устремлений. Аня живет ощущением будущего и готова приближать его: «я подготовлюсь, выдержу экзамен в гимназии и потом буду работать…» Но все-таки – это будет потом. А пока… А пока у нее нет еще серьезного жизненного опыта, весьма неясно представляет себе и будущее. Это, скорее, порыв, очевидное влияние Пети. Но не символ будущего. Аня – авторская надежда на светлое будущее.

Епиходов в пьесе укоренён в настоящем с его монотонным и тоскливым ритмом. Он также – один из «недотепов» русской жизни. Его можно назвать двойником Гаева. Его речи – лепет большого ребенка с его бессмысленными выражениями, вроде «позвольте себе так выразиться», «позвольте вам выразить». Как и старые владельцы – никаких решительных действий, которые бы прервали как-то ровное, монотонное течение обыденности. «Ходишь с места на место, а делом не занимаешься. Конторщика держим, а неизвестно для чего», — в этих словах Вари — вся жизнь Епиходова в его настоящем. Персонаж комический. «Двадцать два несчастья», — по определению домашних. Книжки разные замечательные читает, развитым человеком называет, глобальный вопрос решает: «чего мне, собственно, хочется, жить мне али застрелиться, собственно говоря…»

В Епиходове то же, что и у Гаева – это слабость натуры, мелочность помыслов, отсутствие целей, неумение противостоять жизненным испытаниям, на них не стоит возлагать надежд.

6. О Шарлотте Чехов писал: «Эта лучшая роль, остальные же мне не нравятся». Почему автор придал ей такое значение? Как поведение и шутки этой героини выражают авторское отношение к героям и ко всему происходящему?
Ключом к пониманию «Вишневого сада» может быть отрывок из письма А.П.Чехова: «Будьте веселы, смотрите на жизнь не так замысловато…» И в этом отношении Шарлотте автор отвел лучшую роль. Ее забавные фокусы вносят в монотонную, тоскливую, однообразную жизнь владельцев вишневого сада некую передышку, маленький отдых от мучительных, пустых размышлений.

Но поведение и безобидные шутки Шарлотты заключают в себе и другое: они дополняют основные образы пьесы новыми смысловыми оттенками, помогают нам, читателям, лучше понять и авторское отношение к героям и ко всему происходящему.
Например, Гаев, возмущенный задержкой поезда, произнесет фразу, обличающую существующие порядки. «Поезд опоздал на два часа. Каково? Каковы порядки?» И сразу же следует фраза Шарлотты Пищику: «Моя собака и орехи кушает». И вполне серьезный вопрос приобретает комическую окраску.

Усиливает смысловой оттенок и фраза, адресованная Епиходову, называющий себя развитым человеком: «Брр (идет). Эти умники все такие глупые, не с кем мне поговорить».
Но в основном экстравагантная, «госпожа чревовещательница» противопоставлена Любови Андреевны. И противопоставлена своим трагикомизмом.

Судьба Шарлотты трагична. У нее, по существу, нет ни настоящего, ни прошлого, ни будущего. «Откуда я и кто я – не знаю…» «У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет…» И будущее ее призрачно. Никого и ничего у нее нет. Ей не с кем поговорить. А Гаев, глядя на нее, скажет: «Счастливая Шарлотта – поет». Подобно своей хозяйке, она сорит деньгами. «В городе мне жить негде, надо уходить. Все равно…» — эта финальная фраза с многоточием, которое заставляет задуматься о судьбе трагической, одинокой. Но уходит Шарлотта в неизвестность с ремаркой (напевая).
А какова сила смыслового оттенка в финальной сцене, помогающая нам, читателям, оценить материнские чувства Любови Андреевны.

Вновь Раневская покидает Россию, Вновь оставляет Аню одну, благо уже теперь взрослую. На прощание говорит: «Приеду, мое золото (обнимает дочь). И тут же Шарлотта (берет узел, похожий на свернутого ребенка). Мой ребеночек, бай – бай…(Слышится плач ребенка: «Уа!.. Уа…») Мне тебя так жалко!» (Бросает узел на место.) Вот таков смысл внешне комической сценки. Она только усиливает нашу грусть.

7. Какую смысловую несут в пьесе образы Фирса, Яши, Дуняши? Кого в пьесе можно назвать «недотепами»?

Преданный слуга, отдавший всю свою жизнь своим хозяевам, думающий не о себе, а только о них. Барин его, Гаев, не одеться, не раздеться не может без помощи Фирса. Всю жизнь отдавший хозяевам вишневого сада Фирс остался один, закрытый в пустом доме. «Словно и не жил». Такова барская благодарность. Таково безразличие, равнодушие их к своим крепостным.

Дуняша испытала на себе растлеивающее влияние своих господ, потерявшая ощущение своего реального положения. Девочкой попавшая в господский дом, она отвыкла от простой жизни. «Страшно так», — скажет она. И тревожно нам, читателям, потому что понимаем, что жизнь ее – в ее умении трудиться, работать. Трудно ей будет устраивать свою жизнь, если не сбудется ее мечта – выйти удачно замуж.

Яша… Одна характеристика – лакей. Лакей в поступках и в душе. Самонадеянный, считающий себя выше «черни», называющий свою страну – необразованной, мечтающий об одном – Париже. В нем отсутствуют сыновние чувства, стыдится матери своей. Авторская ремарка в основном одна: (зевает) — от скуки, от окружения. Он – не «недотепа». Отрицательный персонаж, вызывающий в нашей душе отрицательные эмоции.
Кого в пьесе можно назвать «недотепами»? Собственно, вся пьеса Чехова – это «пьеса недотепов». Даже Лопахин в некотором роде – «недотепа». Называет себя купцом, но настоящий купец не стал бы рубить цветущий сад. Дождался бы урожая, собрал вишню, продал, а потом – уж и «под топор».
Всем героям «Вишневого сада» присуща некая чудоковатость, странность, все они бедолаги, скитальцы, лишенные постоянного крова и пристанища. Фирс всех их окрестил словом «недотепы», и себя тоже. А значение это слово может быть и отрицательным, но и положительным.

8. «Я хотел соригинальничать: не вывел ни одного злодея, ни одного ангела… никого не обвинил, никого не оправдал…» — писал Чехов.

Прокомментируйте эти слова применительно к героям «Вишневого сада».

Действительно, в пьесе нет явно отрицательных героев, и положительные тоже отсутствуют. Чехов просто показал нам действия слабых людей, не способных совершить поступок. Страдая от неизвестности, они все свои старания направляют на то, чтобы отвлечься от своих страданий.

Лопахин также не вмещается в отведенную ему социальную роль. Он, как скажет Чехов, «ходит по одной линии», вся его деятельность направлена в область предпринимательства и наживы. Аня олицетворяет собой порыв, надежду на будущее.
Для меня оригинальность пьесы в том, что в этой небольшой пьесе каждый может увидеть что-то важное для себя, понять, что слабость натуры, мелочность помыслов, отсутствие целей, невозможность противостоять жизненным испытаниям может однажды обернуться драмой самой жизни, как это случилось с владельцами вишневого сада.

«Это лучшая роль, остальные мне не нравятся» - такую характеристику Шарлотты в пьесе «Вишневый сад» Чехова давал автор в своем письме. Чем же эта эпизодическая героиня была для Чехова столь важна? Нетрудно сказать.

По тексту пьесы Шарлотта не имеет никаких социальных маркеров: ни возраст, ни национальность, ни происхождение её не известны ни зрителю, ни ей самой: «У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет…»; «Кто мои родители, может, они и не венчались… не знаю». Она практически не включена в систему социальных связей, а также в ситуацию, обуславливающую главный конфликт - продажу имения. Точно так же не включена она ни в один умозрительный хронотоп пьесы - прошлого в усадьбе, настоящего на дачах, будущего в «новом прекрасном саду». Она находится вне пространства пьесы и одновременно параллельно ему. Положением аутсайдера обусловлены и две принципиально важных черты Шарлотты Ивановны в «Вишневом саде». - во-первых, абсолютное одиночество («Так хочется поговорить, а не с кем… Никого у меня нет»), а во-вторых - абсолютная свобода. Присмотревшись, можно заметить, что действия Шарлотты не подчинены никаким внешним условиям, но лишь её собственным внутренним импульсам:

«Лопахин. Шарлотта Ивановна, покажите фокус!
Любовь Андреевна. Шарлотта, покажите фокус!
Шарлотта. Не надо. Я спать желаю. (Уходит)».

Важность образа Шарлотты в пьесе «Вишневый сад» заключается, во-первых, в её роли свободного стороннего наблюдателя с правом непредвзятого суждения (внезапные и алогичные на первый взгляд реплики Шарлотты, не относящиеся к непосредственному контексту) и неподчинения условностям. Во-вторых - в изображении человека, чьё поведение не определено средой - «эссенции» человеческой сути. И с этой точки зрения мы не можем недооценивать этот, на первый взгляд, эпизодический образ в пьесе.

Социальные статусы героев пьесы – как одна из характеристик

В заключительной пьесе А.П. Чехова «Вишневый сад» нет разделения на главных и второстепенных действующих лиц. Они все главные, даже кажущиеся эпизодическими роли несут огромное значение для раскрытия главной идеи всего произведения. Характеристика героев «Вишневого сада» начинается с их социального представления. Ведь в людских головах социальное положение уже накладывает отпечаток, причем не только на сцене. Так, Лопахин – купец, уже заранее ассоциируется с крикливым и нетактичным торгашом, не способным к каким-то тонким чувствам и переживаниям, а ведь Чехов предупреждал, что его купец отличается от типичного представителя этого класса. Раневская и Симеонов-Пищик, обозначенные как помещики, выглядят весьма странно. Ведь после отмены крепостного права социальные статусы помещиков остались в прошлом, так как они уже не соответствовали новому общественному устройству. Гаев тоже помещик, но в представлении героев он «брат Раневской», что наталкивает на мысль о какой-то несамостоятельности этого персонажа. С дочерьми Раневской все более- менее понятно. У Ани и Вари обозначен возраст, показывающий, что они самые юные персонажи «Вишневого сада». Так же возраст указан и у самого старого действующего лица – Фирса. Трофимов Петр Сергеевич- студент, и в этом какое-то противоречие, ведь если студент, то молод и отчество вроде рано приписывать, а между тем оно указано.

На протяжении всего действия пьесы «Вишневый сад» герои раскрываются в полной мере, и их характеры обрисовываются в типичной для этого вида литературы форме – в речевых характеристиках, даваемых ими самими или другими участниками.

Краткие характеристики главных действующих лиц

Хотя главные герои пьесы не выделены Чеховым отдельной строкой, их легко определить. Это Раневская, Лопахин и Трофимов. Именно их видение своего времени становиться основополагающим мотивом всего произведения. А это время показано через отношение к старому вишневому саду.

Раневская Любовь Андреевна главная героиня «Вишневого сада» – в прошлом богатая аристократка, привыкшая жить по велению своего сердца. Ее супруг довольно рано умер, оставив кучу долгов. Пока она предавалась новым чувствам трагически погиб ее маленький сын. Считая себя виновной в этой трагедии, она бежит от дома, от любовника заграницу, который в прочем последовал за ней и буквально разграбил ее там. Но ее надежды на обретение покоя не оправдались. Она любит свой сад и свое имение, но не может его спасти. Принять предложение Лопахина для нее не мыслимо, ведь тогда будет нарушен многовековой порядок, в котором звание «помещика» передается из поколения в поколение неся в себе культурно-историческое наследие, незыблемость и уверенность в мироощущения.

Любовь Андреевне и ее брату Гаеву свойственны все лучшие черты дворянства: отзывчивость, щедрость, образованность, чувство прекрасного, умение сочувствовать. Однако в современности все их положительные качества не нужны и переворачиваются в противоположную сторону. Щедрость становиться неуемным транжирством, отзывчивость и умение сочувствовать переходит в слюнтяйство, образованность превращается в пустословие.

По мнению Чехова эти два героя не заслуживают сочувствия и их переживания не столь глубоки, как может показаться.

В пьесе «Вишневый сад» главные герои больше говорят, чем делают, и единственный человек – действие это Лопахин Ермолай Алексеевич , центральный персонаж, по мнению автора. Чехов был уверен, что если его образ не удастся, то вся пьеса провалиться. Лопахин обозначен купцом, но ему бы больше подошло современное слово «бизнесмен». Сын и внук крепостных крестьян стал миллионером благодаря своему чутью, целеустремленности и уму, ведь будь он глуп и не образован, разве смог бы он достичь таких успехов в своем деле? И не случайно Петя Трофимов говорит о его тонкой душе. Ведь только Ермолай Алексеевич осознает ценность старого сада и его истинную красоту. Но его коммерческая жилка перебарывает, и он вынужден уничтожить сад.

Трофимов Петя – вечный студент и «облезлый барин». По всей видимости, он также принадлежит к дворянскому роду, но стал, по сути, бездомным бродягой, мечтающем о всеобщем благе и счастье. Он много говорит, но ничего не делает для скорейшего наступления светлого будущего. Ему так же несвойственны глубокие чувства к окружающим его людям и привязанность к месту. Он живет только мечтами. Однако, он сумел увлечь Аню своими идеями.

Аня, дочь Раневской . Мать оставила ее на попечении своего брата в 12 лет. То есть в подростковом возрасте, столь важным для формирования личности, Аня оказалась предоставлена сама себе. Она унаследовала лучшие качества, которые свойственны аристократии. Она по- юношески наивна, возможно, поэтому она так легко увлеклась Петиными идеями.

Краткие характеристики второстепенных персонажей

Действующие лица пьесы «Вишневый сад» разделены на главных и второстепенных лишь по времени их участия в действиях. Так Варя, Симеонов-Пищик Дуняша, Шарлотта Ивановна и лакеи практически не говорят о имении, и их мировосприятие через сад не раскрывается, они от него как бы оторваны.

Варя – приемная дочь Раневской. Но по сути она экономка в имении, в чьи обязанности входит забота о хозяевах и слугах. Она мыслит на бытовом уровне, а ее желание посвятить себя служению богу ни кем не воспринимается всерьез. Вместо этого ее пытаются выдать замуж за Лопахина, которому она безразлична.

Симеонов-Пищик – такой же помещик как и Раневская. Постоянно в долгах. Но его позитивный настрой помогает преодолевать его сложную ситуацию. Так, он ни капли не раздумывает, когда поступает предложение сдать свои земли в аренду. Тем самым решив свои финансовые трудности. Он способен приспосабливаться к новой жизни, в отличии от хозяев вишневого сада.

Яша – молодой лакей. Побывав за границей его уже не прельщает его Родина и даже мать, пытающаяся с ним встретиться уже не нужна ему. Высокомерие его главная черта. Он не уважает хозяев, у него нет привязанности ни к кому.

Дуняша – молодая ветреная девушка, живущая одним днем и мечтающая о любви.

Епиходов – конторщик, он хронический неудачник, о чем прекрасно знает. По сути его жизнь пуста и бесцельна.

Фирс – самый старый персонаж, для которого отмена крепостного права стала величайшей трагедией. Он искренне привязан к своим хозяевам. И его смерть в пустом доме под звук вырубаемого сада весьма символична.

Шарлотта Ивановна – гувернантка и циркачка в одном лице. Главное отражение заявленного жанра пьесы.

Образы героев «Вишневого сада» объединены в систему. Они дополняют друг друга, тем самым помогая раскрыть главную тему произведения.

Тест по произведению